Аннотация: Постканон. Луна встречает Рождество с отцом - зарисовка.
Наверное, все мозгошмыги округи вились у омелы, растущей на двух яблонях у двери. Дивное зрелище -- мозгошмыги переливались, создавая фантастическое свечение вокруг белых ягод и красных яблочек. Но любоваться ими было некогда. Худшее в предпраздничных хлопотах -- некогда остановиться и полюбоваться каждодневными красотами.
Переступая порог, Луна расплескала немного воды из ведра. Лучше бы воду вытереть сразу, но сначала надо пристроить ведро с заглотами.
Разумеется, уха не самое праздничное блюдо, но отец так ее любит, а Луна так редко в последнее время готовит, что она решила -- почему бы и не сегодня? И пошла на рыбалку.
-- Луна, ты не одна? -- Ксенофилий вопил, перекрикивая стук печатной машины.
-- Одна, папа!
-- А я думал, к тебе должны прийти гости.
-- Они не могут, папа.
Да, они не могут -- никогда. У них жены, мужья, дети, свои елки, украшенные блестящими шарами и живыми феями, вечно включенное радио, им никак нельзя прийти к Лагвудам. Конечно, они приглашают в гости Луну, но без отца. И она никуда не ходит, не бросать же папу, ведь он не привык встречать Рождество один. Пойти куда-то веселиться и весь вечер представлять, как он с удивленной полуулыбкой потерянно бродит по дому, как ищет ее, потом вспоминает, что она ушла в гости, тихо радуется за нее и тут же снова грустит от одиночества...
Оно того не стоит.
Гораздо лучше встретить праздник вдвоем.
Сначала надеялась, что хотя бы Рольф сможет прийти, но он предложил ей встретить Рождество в компании недавних выпускников колледжа натуралистов. С ними тоже интересно, и всё же...
Как обычно, Луна отказалась.
Чешуя заглотов, красиво переливаясь, разлеталась во все стороны, налипала на мебель и на стены. Среди золотистых звезд на синем фоне серебристые чешуйки выглядели словно снежинки.
Мелькнула мысль: на фоне старой росписи они бы так удачно не выглядели. Хорошо, что не стали восстанавливать кухню в точности, как была. По-новому -- лучше.
Луна привычно собрала чешуйки, потом направила палочку на старый "Ежедневный пророк" с очистками:
-- Indorus.
Запах рыбы исчез.
Она выбрала из кучки кости и плавники, а чешую понесла на второй этаж.
Ксенофилий в привычной позе сидел за столом и разбирал читательскую почту.
-- Я думал убрать на столе... вот зачитался. По-моему, письмо надо поставить в следующий номер. Ну, конечно, ошибки бы поправить.
-- Конечно, папа, поправь сейчас. У нас почти все готово, я справлюсь сама. А следующий номер не должен задерживаться. Люди ждут! И, наверное, не стоит убирать все со стола, а то потом трудно будет найти нужное. Мы просто накроем его на ночь скатертью.
-- Да, конечно, -- отец с облегчением схватился за перо и пергамент и стал набрасывать вступительное слово редактора.
Как ребенок, которому разрешили подольше поиграть и не прибирать любимые игрушки.
Елка в кадушке стояла за станком. На сей раз они пригласили в дом не очень большое деревце, и в этой части комнаты было почти не тесно. С ветвей свисали гроздья рябины, рядом кружили яркие сливы-цеппелины. Гарри так забавно называет их желтыми редисками, они ему никогда не нравились. Что ж, у каждого свой вкус. А ей кажется, что красный с желтым и зеленым на голубом фоне -- очень нарядно. И теперь будет еще лучше! Луна посыпала чешуей ветки, несколько из них налипло и на стенку, часть опала на пол. Самое красивое конфетти, что ей доводилось видеть. И елка не против -- оно ведь не из бумаги. Елки, как и прочие деревья, не жалуют бумагу. Разумеется, ей не видно, как из станка вылетают листы "Придиры". Внося или вынося ель, они с отцом всегда накрывали станок чехлом и ставили ее так, чтобы не было видно ни стола, ни газет. Нельзя же обижать гостей!
Луна посмотрела на увлеченного отца и пошла делать ему настой лирного корня.
Глянула в окно кухни и залюбовалась -- в сгущающихся сумерках витали снежинки. Они летели во все стороны, некоторые даже поднимались вверх, будто заблудились и забыли, куда надо падать. Первые -- легкие, всегда такие суетливые. Позже снег пойдет гуще и снежинки уже не будут путать, куда им лететь.
Орел поднялся и ударил в дверь. Луна подскочила от внезапного звука. Кто-то захотел их навестить -- приятная неожиданность.
Еще три стука. Луна открыла и застала Рольфа, который уже собирался выбить молотком целую дробь.
В руках у Рольфа был букет из веток падуба. Мантию щедро обсыпало снегом. Наверное, в Лондоне он пошел раньше, чем тут.
-- Веселого Рождества! Позволишь?
-- Заходи!
-Это тебе.
-- Ой, спасибо! Папа!
Ксенофилий показался на винтовой лестнице.
-- Привет, Рольф! Ты встречаешь Рождество с нами?
-- Да, сэр. Если позволите.
-- -О, ты такой молодец, не забыл про нарглов! Сейчас накину мантию, и мы развесим ветки падуба в саду. Нарглы очень его любят!
Луна отдала букет отцу. Так приятно знать, что он был не только для нарглов, но и для нее тоже. Хотя, конечно, нарглы в саду на Рождество -- к счастью.
Мясо запекалось в духовке, уха варилась и благоухала, рождественский пудинг тоже тихо булькал в кастрюле. Хорошо, что Рольф догадался его принести из дому -- они никогда не делали плум-пудинг, но если уж человек его любит, значит, пудингу на столе место.
Луна развешивала позавчера испеченные имбирные пряники по всему дому. Так и нарядно, и всегда можно быстренько ухватить лакомство, не дожидаясь, когда будет готов праздничный стол.
В доме тихо разливался дух Рождества.
И как хорошо, что она припасла ему подарок заранее. Рольф когда-то просил, а Луна запомнила, и теперь его дожидался ее автопортрет, оформленный в небесного цвета рамку. Правда, Луна не была уверена, что ему понравится самодельная рама.
Но принести подарок она не успела: Рольф, не слушая возражений, вытащил ее на улицу.
-- Страстно мечтаю увидеть нарглов, -- сказал он. Но вместо этого затолкал ее под яблоню и стал целовать. Ну да, конечно -- омела....
-- Я по тебе соскучился! Скажи, ты хоть мне рада? Или я не вовремя?
-- Конечно же, рада. Очень! Разве сам не видишь?
-- Хотел дождаться двенадцати, но нет никаких сил. Луна, я тебя люблю! Согласишься ли ты выйти за меня замуж? -- Он протянул ей коробочку с кольцом. Золотое кольцо украшал желтый топаз, ограненный в форме сливы-цеппелина.
Смешной, он думал, что Луна может отказать. Видно, как боится и надеется.
-- Да! Я тоже тебя люблю, -- ответила она.
Как хорошо! Они точно будут жить счастливо. А как же иначе? Ведь предложение, сделанное под омелой в Рождество, может идти только от чистого сердца!
Потом они пошли рассказывать все Ксенофилию, и поджигали пудинг, и пели песни, и дарили подарки.
А в свертке от Рольфа, предназначавшемся Луне, оказалась палатка.
-- Для полевых исследований, -- объяснил он, гладя невесту по волосам. -- Мы с тобой обязательно найдем морщерогих кизляков!