Леф сорвал восковой язычок с чернильницы. Выбрал перо.
-Господин Имар...
-Да-да, я здесь.
Бурмистр торопливо наклонился, упираясь ладонями в столешницу, и его напряженное ухо возникло у Лефа перед глазами. Причудливая раковина. Бледная мочка. Желтые поля ушной серы. В это ухо бы да слово-коверкай...
Леф слегка отстранился, давя глупое желание.
-Господин Имар, еще раз...
В оконце сунулась было, заслоняя дневной свет, бородатая рожа, но тут же опрокинулась вниз, смещенная спиной в солдатской робе.
Леф чуть двинул губой. Какие здесь любопытные все... Он внутренне встряхнулся. Пишем, пишем.
-Итак, давайте по порядку.
Бурмистр, кивнув, уселся на приставленный сбоку стул.
Утром он, как всегда, пил чай. Не простой, а смородиновый. А если к смородиновому листу еще почечуя добавлять, то очень, очень бодрит. Господину дознавателю, наверное, будет интересно, что от почечуя, которого в близлежащих лесах...
-Нет, не будет, - холодно перебил Леф.
Шоркнуло по грубой серой бумаге перо. '...пил чай...'
-Дальше, господин Имар. И без отвлечений.
Бурмистр снова кивнул.
Значит, пил он чай. Две чашки выпил. И уже собирался на луга идти, покос смотреть, потому как сейчас самый сок, самая сладость травостоем набрана, потом или сбродит, а это, считай, вполовину хужей станет, или загниет, дожди-то они вот-вот...
Леф не вытерпел.
-Закройся, - пожелал он левому глазу бурмистра.
И тот закрылся.
Верхнее веко припухло, залоснилось, мгновенно налилось желтизной и фиолетом, снизу его споро подбили те же цвета, так что от живого глаза осталась одна щелка.
Бурмистр переживал трансформацию, умолкнув и побледнев.
-Претензии? - спросил Леф.
Господин Имар испуганно мотнул головой. Незаплывший правый глаз смотрел ошалело.
Распустилась деревня, подумал Леф. К ним дознаватель из Лепни приехал, а они - про покосы. В окна - харями...
-Еще раз отвлечетесь, закрою и второй. Полномочия, сами понимаете, у меня есть. Итак, вы пили чай...
-Да, - выдавил бурмистр.
Было видно, что ему жутко хочется проверить, все ли там, с глазом, в порядке, рука так и норовила взлететь к лицу. Но он сдерживался.
Далее к нему прибежал Филимон. Если господин дознаватель позволит, то он пояснит: Филимон, вдовец, живет в крайней избе, за избой уже выпас и лес. А еще дорога. Филимону-то в окно и то, и другое, и третье - как на ладони. Ну, дорога, она загибами...
Господин Имар запнулся и судорожно вздохнул.
'...прибежал Филимон...'
-Я слушаю, - сказал Леф, - слушаю.
Перо царапало бумагу, оставляя после себя черную мелочь букв.
Филимон колотил в дверь. А дверь господин бурмистр всегда закрывал на крючок. Мало ли кто залезет. И вообще - порядок такой.
Тут же - будто пожар. Или нечто невообразимое. Даже о Чистоте Помыслов задумаешься. Еще чай, как назло, не в то горло...
Конечно, он рассердился.
А Филимон уже и в окно лезет: 'Господин Имар! Господин Имар!'. Сам бледный, глаза как монеты самаранские, благо что не с кулак, борода трясется.
'Корова, - говорит, - упала!'
-Так и сказал? - поднял голову Леф.
'...сказал, что упала корова...'
-Истинно так.
Господин бурмистр наконец осмелился поднять руку и закрыть ею половину лица. Глаз его увлажнился. Больно, стало быть.
Леф прищурился:
-Вы не хотите мне отомстить, господин Имар?
-Нет-нет, я сам виноват, господин дознаватель!
-А пожелать мне что-нибудь этакое?
-Нет!
-Лоб! - приказал Леф.
Он выставил ладонь, и голова господина бурмистра споро ее боднула.
Лоб был широкий, влажный, теплый. Помыслы бились под костью. А вот Чистые они или нет, мы сейчас и узнаем.
Леф слегка надавил, принимая пульс бурмистровой мысли.
Плавал в голове господина Имара страх, серой щучкой. Толклось, как вода в ступе, бестолковое нытье о несчастной доле. Вообще было много жалости к себе, ободноглазевшему...
Краем же парили покосы, чтоб их. И гречишный урожай. И Филимон. И голое, распаренное женское тело, розовеющее в дымном сумраке.
Думать о господине дознавателе бурмистр себе просто запретил.
Леф, хмыкнув, убрал ладонь. И правильно. Меньше думаешь, легче спишь. А главное - дольше.
-Так что, ваш Филимон сам видел падение?
-Говорит, видел.
-А больше никто?
Господин бурмистр вздохнул.
-Край же. Как есть край.
Перо расщепилось. Леф выбрал из кучки новое, макнул в чернильницу.
'...по его словам, никто, кроме Филимона, падения не видел...'
Господин бурмистр сразу, конечно, не поверил. Ну, глупость какая - корова с неба упала! Это ж кто-то ее должен туда закинуть!
А в их деревне отродясь порченых не было...
Только что рассуждать! Филимон его чуть ли не волоком поволок. 'Ребры-то, - говорит, - у коровы - во!'. И пальцы растопыривает. Мол, торчат ребры. Лопнули.
'...лопнули...'
-То есть, вы пошли?
-Истинно так.
Леф встал из-за стола. Прошелся по выскобленным до белизны половицам. От стены к оконцу и обратно, сложив руки за спиной и ворочая плечами.
Бурмистр следил за ним с подобострастием.
Значит, подумал Леф, потягиваясь, ребры. Это ж с какой высоты... И почему - корова?
Он сел снова.
Чистый лист лег поверх исписанного. На нем Леф вывел одно слово: 'Филимон'. Рядом поставил вопрос. На будущее.
-Хорошо, - он поменял листы, - что было далее, господин Имар?
Корова лежала в низинке у самой дороги.
Господин бурмистр, как человек осторожный и предусмотрительный, прихватил с собой Айвора, кузнеца, да не одного, а с подмастерьем. Оба дюжие, кряжистые.
Истинно, как знал.
-О чем знали? - прищурился Леф.
-Ну... - Бурмистр помялся. - Если такое... Если корова... то ее бы с чужих глаз того, подальше...
По первому впечатлению, по уловленной от бурмистра картинке так и тянуло зарисовать: головки клевера и между ними - коровья морда, жуткая, в крови, натекшей из ноздрей, с вываленным набок синеющим языком.
Леф с трудом унял руку, уже успевшую нанести контур. Позже.
-А что кузнец?
-Ну, он тоже... что упала...
Леф в задумчивости провел пером под носом.
-Господин Имар, вы разве не знаете, что коровы не летают? А, соответственно, и не падают? Вы понимаете, что своими словами вызываете у меня а-агромное желание познакомить деревню с Братьями Чистоты?
-Но вы же, господин дознаватель, сами, - залепетал бурмистр, - чтобы я, ничего не утаивая, откровенно...
И он опять сунулся вперед, чтобы его проверили ладонью. Леф отмахнулся.
-Не стоит. Не бывает летающих коров. Все. Не бывает.
-Истинно, господин дознаватель.
-Запомните это.
-Я уже, господин дознаватель.
-Замечательно. Вы мудро поступаете, господин Имар.
Бурмистр через силу улыбнулся. Леф улыбнулся в ответ.
-Может, чайку?
-Конечно!
Бурмистр вскинулся, но Леф его упредил.
Звякнул в руке колоколец. Скрипнула дверь. Усатое лицо просунулось в образовавшуюся щель.
-Чаю, - распорядился Леф.
Усач кивнул и исчез.
Леф вынял из кармана сюртука складной ножичек, раскрыл его, попробовал ногтем акадабрскую вязь на лезвии. Потом, коротко глянув на уныло скукожившегося, так и держащегося за глаз бурмистра, принялся очинять перья.
Сначала в комнату вплыл поднос, а за ним давешний усач.
На подносе кроме двух чашек с блюдцами стояли розеточка с медом и низкая плошка с колотым сахаром.
Леф подождал, когда усач выйдет.
-Вы уверены, что никто? - Он взял чашку. - В деревне, сами знаете, господин Имар, новости быстро расходятся. На одном конце только подумали, - он отпил, - а на другом уже в курсе.
-Нет-нет, - торопливо возразил бурмистр, - кузнец с подмастерьем - люди серьезные, молчуны все больше, лишнего не скажут, им бы лишь молотами махать.
Он ложечкой аккуратно подцепил на мизинец меда.
-А Филимон?
Бурмистр качнул головой.
-Он был, конечно, очень взволнован... - Ложечка окунулась в чай. Зеленоватый напиток по мере размешивания побледнел, слегка зазолотился. - Но я с ним остался, поговорил...
-О чем?
-О том, что ему, может быть, привиделось...
-Ай, да уберите вы уже ладонь! - скривился Леф - половинное лицо напротив его раздражало.
Бурмистр нехотя отнял руку.
-Ну вот, - сказал Леф, издалека разглядывая опухлость, - не так уж и плохо.
Фиолет и желтизна.
И кажется, будто в глаз господину бурмистру просто-напросто прилетел злой кулак. Леф, впрочем, именно кулак и представлял тогда.
-Это надолго? - жалобно спросил бурмистр.
-Через день-два сойдет. А вообще... - Леф, размышляя, сделал большой глоток. - Может я и сегодня все верну обратно.
-Господин дознаватель... - горячо потянулся губами к руке бурмистр.
-Э-э... - Леф убрал руку с чашкой в сторону. - Вот выясним все...
Он сдвинул поднос.
Не удержался, выковырял из плошки серый сахарный кус, держа двумя пальцами, смочил его в чашке и сунул в рот.
Сла-адко!
-Так воф... - он мотнул головой, приглашая бурмистра сосредоточится. Пальцы сомкнулись на пере. Чернильница. Бумага.
'...люди серьезные... поговорил, что привиделось...'
Бурмистр пытался рассмотреть написанное через руку.
-Вы же знаете, - сказал, отвлекаясь, Леф, - мысль, подкрепленная словом, нередко находит воплощение. Вполне материальное. Таков уж наш мир. И если каждый будет думать и говорить все, что вдруг взбредет ему в голову, тут-то и наступит конец. Я вам, допустим, глаз закрою из вредности. Вы мне нос удлинните, горб посадите. Потом мы с вами покалечим друг друга, а там и непременно убьем. Поэтому нужно соблюдать Чистоту. Это, конечно, тяжело, и дознание на какую-то бытовую шелуху внимания обращать не станет, на прыщи там, на мелкую зависть. Но...
Леф посмотрел сквозь перо на бурмистра.
-Я понимаю, - господин Имар приложил пятерню к сердцу. - Корова не летала. И не падала. Ради Чистоты Помыслов. Истинно так.
-Куда вы ее отнесли?
-На общий ледник.
-Куда?
-На общий... - Под пристальным взглядом Лефа краска бросилась господину бурмистру в здоровую щеку. - Вы не подумайте, мы огородили и накрыли ее... В дальнем углу... лошадиной попоной...
'...отнесли на ледник...'
-И несли через всю деревню?
-Мы накрыли... Я сказал, что корову заломал медведь.
Леф хмыкнул.
-Вы растете в моих глазах, господин Имар. Допивайте чай.
Грубая лесть сработала.
Леф только усмехнулся внутренне - как легко управляем!
Господин бурмистр от похвалы выпрямился, словно действительно подрос, пинжачишко оправил, пуговку на животе расстегнул и даже плечи развернул.
А уж как допил!
С медом, с сахаром, с шумными придыханиями!
Леф дождался стукотка чашки о блюдце.
-Я надеюсь, вы все мне рассказали, господин Имар?
-Да, господин дознаватель.
'...накрыли попоной...'
Места на листе осталось едва на три пальца.
-Кого-нибудь подозреваете? - Леф потянул лист с Филимоном и вопросом.
Бурмистр вздохнул.
-Да какое тут... Прекрасная была деревня, тихая. Пять лет управляю, один раз только и случилось: гуси потравились ни с того ни с сего. А теперь вот...
Леф покивал.
-Значит, в деревне некому?
Он поднялся, вынуждая и господина Имара торопливо покинуть стул. Придержал протянутую для прощания ладонь в своей.
-И никто не проезжал мимо?
-Н-нет, - неуверенно сказал бурмистр. - Может, и был кто, но все свои, сродственники, дальники. Да больше, наоборот, уезжали. Ярмарка.
-Хорошо, - Леф проводил бурмистра до двери. - Вы пока останьтесь в доме, мы с вами еще на ледник сходим.
Знакомый усач посторонился, открывая проход.
Бурмистр протиснулся бочком, опять закрыв глаз. Леф разглядел на лавке у стены тощего мужичка, ломающего в пальцах шапку.
Рубаха в подвязке. Штаны. Плетенки на ногах.
-Филимон?
Мужичок привстал.
-Да, господин дознаватель.
-Проходи, - сказал Леф.
Мужичок зыркнул куда-то в сторону, вздохнул и поплелся будто на казнь Чистых Братьев.
Леф сел за стол. Указал сесть Филимону. Переложив лист с допросом бурмистра двумя чистыми, убрал его в портфель.
Новый лист.
-Как зовут?
Мужичок вздрогнул.
-Филимон Нешанти.
Он поклонился, чуть не ахнув серым лбом о чернильницу. Леф на всякий случай подвинул драгоценность к себе. Казенная вещь. Да и свыкся. Вон зазубрина знакомая.
-Чья была корова, Филимон?
Мужичок напрягся.
-Это которая... в брызги-то?
-Она самая, - кивнул Леф.
-Станина, Стани Перелацек вроде бы... Ее, да. Пятно у ей, где крестец.
Филимон руками показал размер.
'...корову опознал по пятну...' - записал Леф.
-Что ж это Станя твоя за коровой не уследила?
-Так старая... У нее Граля, корова-то, так по округе и шаталась. Никто не трогал. Набродится, домой придет, Станя ее подоит.
'...имя - Граля...'
Леф царапнул пером бумажный уголок.
-А скажи, Филимон, корова как летела, полого или отвесно?
Филимон замотал головой.
-Не хочу, - забубнил он, - нельзя вспоминать, господин дознаватель, страшно летела...
-Как?
Нешанти, жмурясь, круто нырнул рукой к столу. Сверху - вниз.
У столешницы его пальцы растопырились, что, видимо, должно было означать падение и пресловутые брызги.
Леф покивал, глядя на застывшую, скрюченную пятерню. И ребры-то, вспомнилось, во! Значит, каждому виделось одно и то же.
-Нешанти, - сказал Леф, - ты точно это видел?
-Нешто я... Я ж не порченый какой...
Филимон полупал маленькими глазками. Рот с худыми зубами приоткрылся в кривую щель. Подумалось, высуни Нешанти язык - будет сходство с ухваченной в голове бурмистра коровой.
Б-р-р-р...
-А где ты был в это время, Филимон? В избе или снаружи?
-На огороде я... Луку вышел надергать...
-И... - поторопил Леф.
'...находился снаружи...'
Нешанти дернул кадыком:
-Не мучьте вы меня, господин дознаватель! Нешто я не понимаю, не может тово быть! Бескрылая ж животина!
-Оно да.
-И веса в ней - восемь на десять таги, не меньше!
Леф устал сидеть, поднялся, обойдя стул, уперся локтями в спинку. Мельком глянул в окно. Ни рож, ни спины солдатской. И тень от редкого забора - короткая. К полудню, стало быть, движемся.
А еще ничего не ясно.
Но, похоже, ни бурмистр, ни бедный Филимон к брякнувшейся корове никакого отношения не имеют. Кто имеет - большой вопрос.
Первое, конечно, проверить, не было ли каких прохожих. Второе - поднять все случаи по деревне: были ли такие, как нынешний, и какого характера были. Если одни гуси потравились, тогда, в общем, глухо...
А потом, подумал Леф, посмотрев на свою ладонь, уже хоть каждого проверяй. Надо бы, надо бы пройтись по дворам...
-Филимон, - он притянул взгляд вдовца к себе, - а рядом никого не было? Может, по дороге кто шел? Или в кустах, например, сидел?
-Нет, господин дознаватель, не заметил я. Не до тово было-то!
-Ты, наверное, хочешь все забыть? - участливо спросил Леф.
Филимон приложил ладонь к сердцу.
-Снится, господин дознаватель. Снится, мертвая. И ладно бы... - Он наклонился вперед, облизывая потрескавшиеся губы. - А то - разговаривает...
-Кто? - не понял Леф.
-Корова.
-Мертвая?
Нешанти кивнул.
-Все, говорит, Нешанти, - понизив голос, зашептал он, - кончишься ты вместе со мной. Мне конец пришел, и тебе, стало быть...
-Тебе, говорит, - вдовец, повихляв телом, прижался узким лбом, - тоже, значит, тово, с неба падать, а оно больно должно быть...
-Т-с-с! - сказал Леф.
-Но я же...
В голове Филимона легким дымком курилось беспокойство. Но Лефу он доверял. И даже надеялся, что Леф его сны вылечит.
Падение коровы запомнилось Нешанти одним тающим прочерком - слишком все быстро произошло. С другой стороны, ясно, что именно падение.
И корова, да, корова...
Чуть дымящиеся внутренности, сломы проткнувших шкуру ребер. Лефа передернуло от чересчур яркого воспоминания.
Действительно, от такого можно...
-Спи, - сказал он Филимону.
Нешанти послушно смежил веки.
Его лицо вдруг разгладилось и стало почти детским. Слабая улыбка потянула вверх уголки губ. Ребенок бородатый, с кривыми зубами...
Леф расставил пальцы, наползая на виски большим пальцем и мизинцем. Безымянный, средний и указательный взрыли смушку волос.
-Ты вышел за луком, Филимон, - сказал он. - Ты надрал лука и вернулся в дом. И больше ничего не было. Ты ничего не видел и ничего не знаешь. Истинно ли так, Филимон?