Ни холодной, ни горячей. После поворота вентиля с холодной водой раздавалось обнадеживающее шипение, после поворота вентиля с горячей не раздавалось ничего. Это говорило о том, что холодная, возможно, будет к полудню, а горячую, пожалуй, уже стоит перевести в категорию "мечты несбыточные".
Искин устало повозил по зубам сухой зубной щеткой и сплюнул в раковину. Плевок застыл у горловины мутно-белым бугорком на потрескавшейся голубой эмали.
Искин вздохнул и закрутил вентили. Вытер рот сухим полотенцем.
В осколке приклеенного к стене зеркала отразились высокий лоб и серые, вздыбившиеся волосы. Чтобы заглянуть себе в глаза, Искину пришлось привстать на носки.
М-да.
Глаза были мутные, с краснотой лопнувших сосудиков. Ни желания жить, ни легкости, ни проблеска надежды. Тьфу!
Огорченный Искин покинул общий санузел.
У номера его ждал высокий, всколоченный Баль. Он работал на рефрижераторе - развозил мороженую рыбу с завода по окрестным магазинчикам. Длинные ноги его перекрывали коридор, упираясь носками туфель в противоположную стену.
- Привет, - сказал Искин.
- Ага, - сказал Баль.
Он убрал ноги и дождался, пока Искин, со второй попытки попав ключом в замочную скважину, откроет тонкую фанерную дверь.
- Ты ко мне? - спросил Искин.
Баль пожал плечами, но молча вошел следом, распространяя слабый запах рыбы. Серый утренний свет дышал сквозь жалюзи. Искин бросил полотенце на спинку драного кресла и сел на продавленную кровать.
- Так что?
Баль запустил пятерню в свою пышную шевелюру.
- Ты мог бы пойти со мной?
- Опять?
Баль отвел глаза и кивнул.
Искин вздохнул, наклонился и вытянул из-под кровати чемодан из местами облезшей коричневой кожи. Собственно, это было все, с чем он три года назад появился в городе.
В чемодане лежали пиджак, лосьон, подтяжки, томик Эмиля Лензаки и несколько рубашек с коротким и длинным рукавом.
- Где ты их только находишь? - спросил Искин, доставая одну из рубашек.
- На улице, - сказал Баль.
- Это я понял.
Рубашка оказалась с волнистым узором по животу. От воротника пахло мылом. Искин застегнул пуговицы.
- Вечером она была нормальная, - сказал Баль.
- Или терпела.
- Я разбираюсь, она была нормальная, - упрямо повторил Баль.
- Хорошо, - согласился Искин, сняв полосатые пижамные штаны. - И сдать ее санитарной службе ты не хочешь. Она здешняя?
- Нет.
- Ты знаешь, что это противозаконно?
Баль вдруг широко, щербато улыбнулся.
- Идут они в задницу!
- Ясно.
Искин, прикрыв одеялом бледные ноги, стянул мятые брюки со стула.
Пока он одевался, Баль широкими шагами напряженно мерил узкую комнатку. Размеры помещения были таковы, что своими движениями водитель рефрижератора, казалось, заполнял весь его объем. Всюду были его локти, его колени, его волосы и его нос. Тело его, упакованное в джинсы и жилет, перемещаясь, существовало, по всей видимости, сразу в добром десятке точек пространства.
У Искина заболели глаза.
- Подай мой биопак, - попросил он, протягивая сквозь петли на поясе брючный ремень.
- А где он?
О, благодать, Баль на мгновение остановился, и комната перестала плыть и обрела привычные бледно-желтые цвета.
- В шкафу на нижней полке.
- Понял.
Баль развернулся к шкафу - массивному фанерному сооружению, подпоркой справа которому служили несколько толстых бюллетеней городского статистического бюро. Скрипнув дверцей, он ушел в нутро шкафа с головой.
- Здесь что-то сдохло.
- Это старый запах.
- Понятно. Мерзость. Ага, - Баль, вынырнув, показал Искину толстый, размером чуть больше ладони планшет с матовым экраном, - нашел.
- Замечательно, - сказал Искин.
Он принял биопак, поиграл утопленными в корпус кнопками, проверил заряд и дождался надписи "ready" на экране.
- Все, можем идти.
Баль шагнул в коридор. Искин вышел следом, провернул ключ в замке. По лестнице они спустились на два этажа вниз.
Хорошо, что рано, подумал Искин, прислушиваясь к непривычной тишине. Было, пожалуй, около пяти утра. Никто не ревел, не пел, не кричал, не звенел бутылками, не крушил мебель и не слушал музыку, выкрутив басы.
Плечи Искина покрылись мурашками.
Тусклые лампочки через каждые три метра освещали растрескавшиеся половые плитки и сиреневые стены, разрисованные корявыми черно-белыми граффити и исписанные непристойностями. Правда, встречались и вполне невинные надписи. Например, "Каждый второй четверг месяца я люблю Шакьяруни".
Судя по припискам, кривым столбиком сползающим книзу, Эдварда Шакьяруни, раздающего социальные карточки, в этот день любили многие.
Баль схватил Искина за локоть.
- Леммер, пообещай мне.
- Что пообещать?
- Что ты ее вылечишь.
Искин остановился.
- Я сделаю все, что смогу. Но если девчонка на третьей или четвертой стадии, ее придется сдать санитарной службе. По крайней мере, там есть наноплон.
- А у тебя нет? - с надеждой спросил Баль.
- Нет.
В номере у Баля вовсю крутил лопастями вентилятор на разлапистой штанге. Горели ночник под красным абажуром и плафон под потолком. Пахло табаком и лимонами. На столике под вентилятором шелестел страницами еженедельник "Вильмар". Одна, две, три женские задницы, рекламирующие женское нижнее белье.
Искин подумал, что производители мини и бикини будут проталкивать свою продукцию даже во время апокалипсиса.
Хотя вот он, апокалипсис.
Девчонка лежала на Балевой кровати. Локти. Колени. Прозрачные трусики. Небольшая грудь.
Искин подсел к изголовью, сбросив подушку и простыню.
Девчонка едва дышала. Он оттянул ей веко, изучая голубоватый глазной белок, тронул жилку на шее. Мимоходом подумал: красивая. Нос, губы.
- Воды.
- Чего? - очнулся застывший Баль.
- Вода у тебя есть? Хотя бы минеральная?
- Сейчас.
Баль рванул в угол к компактному холодильнику. Мало у кого в номере был холодильник.
Искин взял девчонку за руку. Рука была согнута под углом и напряжена. Под кожей на предплечье и у бицепса проглядывали нехорошие, темные бугорки. Искин легко провел по одному пальцем - ребристо.
На самом деле, необходимости в фонаре не было никакой. Но пусть Баль держит - по крайней мере, не мешает и не может разглядеть, что делает сам Искин.
Такие вот секреты.
Биопак был старый, фирмы "Моллер", с модифицированной и битой прошивкой. Рухлядь. Ни частоту не держал, ни длительность магнитонного облучения. Говорить о захвате юнитов и вовсе не приходилось. Максимум, что он мог, это идентифицировать степень юнит-заражения. Впрочем, Искин на глаз оценивал быстрее.
Световой круг сместился девчонке на лицо, проявив жилки на виске и на шее.
- Баль, я работаю. Свет верни.
Фонарь качнулся, и слепящее пятно прыгнуло обратно на худой живот.
- Глаза режет.
- Режет - не смотри.
- А как держать?
- Молча.
"Моллер" пискнул, объявляя о готовности. Искин плеснул девчонке воды на живот, на грудь, на лицо, мокрой рукой подлез к спине, огладил и запустил сканирование. Ребристые бугорки с первым же микроимпульсом нырнули под кожу, ушли, как рыбы на глубину.
Значит, все же не третья, вторая.
Несколько секунд были заполнены посапыванием Баля и щелчками процентного расчета. Искин глотнул воды и сам, наблюдая, как вибрируют смоченные участки.
- Она говорила тебе, откуда она? - спросил он приятеля.
- Хохдойч.
- Мы все тут из Хохдойча, - язвительно сказал Искин. - Фьер из Хохдойча, Малик из Хохдойча, я, извини, тоже из Хохдойча. В последнее время, видишь ли, из Хохдойча бегут.
- Она больше ничего...
- Но зовут-то хоть как?
- Это... Она сказала, что ее зовут Стеф.
- Стефания, наверное.
Искин протянул руку и убрал прядку волос, сползшую на лицо девчонки со лба. Легкое дыхание мазнуло по пальцам. Вряд ли есть даже восемнадцать.
- Баль, тебе стоит оторвать член, - сказал Искин.
- Лем, мы по обоюдному согласию, - произнес Баль. - На Роварри и Бушелен девчонки и помоложе стоят. Десять марок. Пять марок. Кто-то согласится и за одну.
- Я не читаю тебе мораль, я просто высказал мысль вслух.
- А-а...
- Свет держи.
Биопак завершил сканирование и вывел на экран голосхему.
Искин сразу заметил две колонии - одну у сердца, другую - у правого плечевого сустава. Колонии были небольшие - до тысячи юнитов. Не маскировались. Едва видимые цепочки отходили от них к легким и предплечьям. Нервные узлы не были пока перехвачены целиком, но тонкая кривая игла пунктиром скользила от ключицы к шейным позвонкам.
Впрочем, он думал, что будет хуже.
- Колонии не развитые, - сказал Искин Балю, - так что шансы есть.
- Лем... - произнес Баль.
- Что?
- Я сказал девчонке, что смогу ее вылечить.
Искин, щурясь, поднял голову.
- Повтори.
- Она бы не пошла со мной, если б я не сказал ей, что у меня есть приятель-медик...
- То есть, ты решил попользовать и ее, и меня?
Баль замотал головой, и фонарь запрыгал в его руках.
- Лем, я, честно, хотел, как лучше. Я думал, и ее спасу, и ты... ну, перестанешь казнить себя. С работой всякие вредные мысли уходят. Ну, когда занят...
- Время - лучший лекарь.
- Что?
Искин скрипнул зубами.
- Свет держи, придурок!
- Я держу, Лем, держу.
Искин раздраженно передернул плечами. Нашел ведь, что под руку говорить! Самую глупость. В сущности, конечно, Баль - добрый парень. Даже слишком. Но если о нем, Леммере Искине, поползут слухи...
Придется съезжать.
- Так, теперь замри, - сказал Искин.
- Совсем?
- Не дыши вообще.
Он подставил биопак ближе к свету, разглядывая голосхему. Экран бликовал.
Значит, две колонии. Третью колонию юниты сейчас пробуют организовать в продолговатом отделе головного мозга.
Ну, да, при переходе со стадии на стадию носитель обездвиживается.
Юниты, конечно, битые. Девчонку, наверное, неудачно привили. Привили бы удачно, никуда бы она из Хохдойча не сбежала.
Или, подумал Искин, она как раз удачно сбежала, и на границе ее превентивно облучили.
Еще вопрос, что из нее попытаются сделать юниты в силу своих крохотных спекшихся мозгов. Да, запускать такое нельзя.
Ему вспомнилось, как Рамбаум говорил про первые, тестировавшиеся в городских школах программы. Бехандлунг. Общая обработка. Прививка лояльности. Муттершафт. Материнство. Женщина-матка. Зольдатен дер Хаймат. Солдаты Родины. Мужчины-воины.
Чем стал Хохдойч сейчас, страшно и представить.
- Свети на правую сторону.
Баль послушно сместил фонарь.
- Я устаю, Лем, - пожаловался он. - Мы можем прерваться?
- Пять минут, потом перерыв, - сказал Искин.
Он прилепил девчонке под грудь выпуклый овал электромагнитной ловушки и, активируя, накрыл его ладонью.
- Теперь свети на лицо. Скажешь, когда она откроет глаза.
Вторую ловушку Искин разместил у правой ключицы. Она моргала красным светодиодом, отвлекая на себя внимание.
- Даю разряд.
- Я сдохну сейчас, - выдавил Баль, начиная опускать руки.
- Держи фонарь! - крикнул ему Искин и присовокупил несколько непечатных слов, которые чудесным образом выровняли световое пятно.
"Моллер" хлопнул впустую. Запахло озоном. Искин надавил на первую ловушку, заставляя ее тонкими канальцами прорасти к сердечной мышце.
Увеличенный участок голосхемы показывал темные, незавершенные соты юнитов, налипшие на стенки желудочков и окружающие легочную артерию и аорту. Не было сомнения, что часть юнитов проникла в миокард и добралась до клапанов.
Ну, это понятно. Контроль жизненно-важных органов. В целом ведь ничего плохого.
Искин, сосредотачиваясь, выдохнул. От локтя по предплечью в ладонь потек холод, будто мелкий лед по реке. Несколько секунд было терпимо, потом рука онемела, а после появилось ощущение, будто она промерзает насквозь, вглубь, от эпителия к костям.
Боль была жуткая.
- С-свет, - выдавил Искин, и Баль вновь сдвинул световой круг.
- Прости.
- Убью, с-с-с... сучонок.
Кожа девчонки побелела под пальцами.
Пять, четыре, три, повел счет Искин, стараясь, чтобы не дергалось, не плыло лицо. Черт-те что Баль подумает. Два... И ведь подумает, если увидит...
Баль погасил фонарь, и какое-то время комната перед Искиным мерцала в режиме стробоскопа, то пропадая, то появляясь углами, окном, холодильником.
Он закрыл и открыл глаза. Стало полегче.
Ловушка под ладонью мелко подрагивала - изнутри ее бомбардировало умерщвленными юнитами. По магнитным каналам, как сок через соломинку, колонию затягивало в накопитель. Хотя здесь, конечно, вряд ли можно было говорить о смерти. Какая у квазижизни смерть?
Соты на голосхеме медленно распадались.
- Я покурю? - спросил Баль.
- Окно только открой, - сказал Искин.
- Знаю.
Долго впустую щелкала зажигалка.
- Что ты там? - спросил Искин.
- Хрен ли, все в пятнах, сигареты не вижу. И руки будто чужие. Тут еще совмести одно с другим. Этот твой фонарь...
Баль наконец закурил. Запах дешевого табака усилился.
- Чем ты там травишься? - спросил Искин.
- "Даншин слим", кажется.
- Это чьи?
- То ли корейские, то ли иранские. Похрен.
Баль ссутулился у подоконника. Смолы и никотин - наше все.
Пользуясь свободой от чужих глаз, Искин добил колонию повторным, пусть и ослабленным импульсом. Вяло пытающиеся самоорганизоваться соты распались окончательно. Часть юнитов, не захваченная ловушкой, растворилась в крови. Бугорки-накопители всплыли было снова, но под пальцами Искина промялись и безобидной белесой солью просочились сквозь поры.
Что ж, это хорошо. Половина дела.
Искин, снимая напряжение, потряс рукой. Где-то внутри нее, вокруг лучевой кости, рушилась сейчас выстроенная магнитонная спираль и тут же создавалась новая. Пять минут на все про все, и папа, мои маленькие, снова будет готов на подвиги.
В глазах слегка плыло, то ли он все же пересмотрел на свет фонаря, то ли импульс потребовал приличное количество энергии.
- Баль, у тебя есть что поесть? - спросил Искин.
- Девчонке?
- Мне. Или сделай сладкий кофе.
Баль выдохнул дым и выбросил окурок в окно.
- Окей, масса.
Он любил странные словечки.
Пока хозяин комнаты заливал в миниатюрный чайник "акванову" и ставил его на крохотную электрическую плитку, Искин запустил "Моллер" на повторное сканирование. На тридцати процентах биопак подвис, и вылечило его только извлечение аккумулятора. Пришлось отрывать присоски и проводить процедуру активации по-новой.
Кстати...
Искин отлепил от девушки отработавшую ловушку. Колония мертвых юнитов казалась серым узором, нанесенным на стенки прозрачного колпака.
- Лем, тебе сколько ложек? - спросил Баль. - Сахарозаменителя у меня мало, если что.
- Три. Все равно - три.
Баль с кряхтением полез в шкафчик.
- Умеешь ты...
Искин отвернул колпак, вскрыл и высыпал его содержимое в рот. Мертвецы имели вкус пыли, но чуть кислили на языке. Что ж, скоро он узнает, есть ли в них что-то полезное. По крайней мере, станет известно, какая версия была поставлена девчонке изначально. Ходят слухи, что Хохдойч вовсю использует бегущих из страны, как шпионов. Причем люди и не подозревают, что собирают, систематизируют и делятся информацией с Гаусхоффеном или Кель-центром.
Может, и здесь так?
Перегрузившийся биопак пискнул. Запустилось сканирование. Семь процентов. Двадцать два процента...
- Лем.
- Что? - поднял глаза Искин.
- Кофе.
Баль сунул ему чашку с дымящейся черной бурдой.
- Синтетика?
- Ха! Я настоящий кофе уже года три как не видел!
- В "Ла Форже" за десять марок можно побаловать себя крохотной порцией, - сказал Искин, подув на кофе.
Баль присвистнул.
- Хрена себе!
- Меня тут угостили на прошлой неделе. Если бы я что-то разобрал...
От сладости кофе Искин слегка поплыл. Миг счастья был острый, резкий. Вспыхнул вселенной и тут же сжался обратно в ничто. У Искина даже появилось поганое чувство, будто его хирургически изъяли. Без анестезии.
Чик скальпелем...
Господи, маленькие мои, умеете вы сделать папе больно! Поманили и убили. Искин вздохнул и глотнул снова.
Нет, уже не то. Впрочем, и хорошо.
- Влей девчонке воды немного, - сказал он Балю.
- Куда? - раскрыл глаза Баль.
- В рот, господи!
- А!
Баль зачем-то поболтал бутылку, затем наклонился над так и не пришедшей в сознание девчонкой. Вода полилась мимо губ на постель.
- Баль! - остановил друга окриком Искин.
- У нее зубы сжатые.
- Лей осторожно.
- Понял.
Баль присел на кровать.
- И голову приподними, - сказал Искин, медленно вращая за спиной потихоньку отходящей рукой.
- Лем, ты меня как за маленького...
- А с тобой так и надо. Облагодетельствовал девчонку...
- Лем.
Глаза Баля, круглые, зеленоватые, обиженно моргнули.
- Ладно, извини, - сказал Искин, наблюдая как друг неуклюже водит горлышком бутылки по губам несчастной. - Напоил?