Колфилд-Уилкс Лана Генри : другие произведения.

Фолстер:нетронутые земли

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вы когда-нибудь задумывались о существовании других миров, природа которых неизведанна для человека? Фолстер - это другая реальность, о разнообразии флоры и фауны которой не подозревал почти никто...Но если кто-то нарушит спокойствие этого мира,последствия будут необратимы.
  1 Глава
  
  Я встречаю первые минуты своего шестнадцатого дня рождения, смотря в небо, полное звезд. Пока одна из них, ярко сверкая своим мертвым сиянием, летит по направлению вниз, я загадываю желание, то самое, которое загадываю на каждый Новый год, шепчу вслед каждой падающей мертвой звезде: "Вернись, дедушка"...
  
  Десять лет назад мой дедушка исчез, не оставив ни малейшей зацепки, пользуясь которой, можно было бы найти его. Внезапное исчезновение дедушки стало огромной потерей не только для меня, мир потерял одного из известнейших писателей Марти Крайтона ровно за месяц до выхода в свет его новой книги. Он всегда рассказывал мне о той вселенной, которая служила главным местом действия всех его книг. Все мое детство было пропитано историями о мире, где сохранились древние виды уже вымерших или вообще никогда не существовавших в нашей реальности животных и растений. Их природа намного разнообразнее, чем мы можем себе представить.
  
  Его образ часто всплывает в моей голове вкупе с теплыми воспоминаниями о беззаботном детстве. Летнее солнце сверкало, отражаясь в его карих глазах. Кожа его была усеяна сеточкой неглубоких морщин, а на тонких губах всегда проскальзывала тень улыбки. Аккуратно причесанные волосы, которых уже коснулась легкая седина, трепал легкий ветерок. Я шла рядом с дедушкой, держа его за руку, и слушала рассказы о его детстве, когда, по его словам, он нашел вход в Фолстер, так назывался тот прекрасный мир, и первый раз посетил его. В тот вечер мы гуляли около моря, и я спросила его:
  
  - Дедушка, когда же мы поедем туда?
  
  - Ева, девочка моя, пока еще не время. Я обещаю тебе, что скоро заберу тебя туда, - с улыбкой говорил дедушка, гладя меня по голове.
  
  - Когда наступит это твое "скоро"? - нетерпеливо спрашивала я.
  
  - Может быть, завтра...а может, вечность спустя, - он долго всматривался в бушующие волны, будто там было хранилище всех его мыслей, ответы на все вопросы.
  Мы долго стояли на берегу, вслушиваясь в шум воды. Я слышала мелодию этого моря, словно оно напевало нежную колыбельную своим берегам, убаюкивая землю, как заботливая мать убаюкивает свое чадо.
  
  Дедушка вытащил из кармана тоненькую серебряную цепочку с кулоном на ней и надел его на мою шею. На мгновение мне показалось, что он вспыхнул ярким светом при соприкосновении с моей кожей. Похожая подвеска была и у самого дедушки, он почти все время прятал ее под рубашкой. И, похоже, его кулон ответил моему такой же мгновенной вспышкой. Они словно кратко и рвано поприветствовали друг друга, боясь оказаться замеченными.
  
  Спустя несколько дней после этого, мой дедушка исчез, и единственной вещью, что напоминает мне о нем, кроме бесчисленного множества его книг на полке, был этот невероятный, но довольно странный кулон. Он был необычной формы, будто склеен из нескольких кусочков разноцветного битого стекла, края его, хоть и были острыми и небрежными на вид, точно отшлифованы. На этом стекле были вмятины и наросты, похожие на бородавки, что выглядело немного пугающе. Вся его прелесть была в этом жуткого вида несовершенстве, ведь лишь только вглядываясь в него долгое время можно разглядеть причудливые шедевры сюрреалистических сюжетов. Я много раз порывалась снять его и убрать подальше, но дедушка, отдав мне его, сказал никогда не снимать и не отдавать никому. На эту подвеску все время косились посторонние люди, смотря кто-то с интересом, а кто-то с отвращением.
  
  После месяца безуспешных поисков дедушки, родители сказали мне, что он отправился охранять наш мир, он там был нужнее, чем здесь. Я долго ждала его, надеясь, что он придет и заберет меня с собой. Он обещал показать мне Фолстер, но перед моими глазами лишь город, чьи улицы я заучила наизусть, и это темное небо, полное ярких звезд.
  
  Последнее, чего мне хочется в эту ночь - спать. Лабиринты моих мыслей ночью ведут меня с более интересные места, чем в другое время суток. Но, гуляя по ним, я начинаю слышать колыбельную, которую пело море в тот день, когда я последний раз видела дедушку. Под эти мягкие переливы, которые слышны только мне, Морфей заключает меня в крепкие ласковые объятия и неспешно провожает в свое царство.
  Я сбегаю по-английски от сына повелителя Сна лишь в то время, когда с востока в мое окно безжалостно врываются лучи июльского солнца. На кухне уже пахнет недавно сваренным кофе и розами, которые принес Александр. Вероятно, он приехал совсем недавно.
  
  Александр Либерти был давним другом дедушки и после его исчезновения часто навещает нас. Он работает в крупнейшей организации мира - "Леммен", известная своими заповедниками с редчайшими видами животных. Помимо этого, "Леммен" трудится над созданием новых видов живых организмов. Каждый сотрудник с огромным трепетом относится к своей работе, и я не знаю, то ли это из-за большой любви к природе, то ли из-за того, что зарабатывают они космические суммы денег. Я склоняюсь ко второму.
  
  Александр был немного моложе дедушки - красивый длинноволосый мужчина с черными усами и яркими зелеными глазами пятидесяти лет. Несмотря на разницу в возрасте, они были схожи во взглядах и интересах, планировали даже написание совместной научно-фантастической книги. Я помню, как горячо они возражали друг другу во время споров, связанных с сюжетом. Когда бы я ни приходила погостить к дедушке, Либерти всегда был там. Казалось, у этих двоих никогда не могли закончиться темы для разговоров и споров. Когда я последний раз видела их вместе, Александр зачитывал наброски новой, так и не вышедшей в свет, книги, комментируя и советуя, как можно ее улучшить.
  
  - Марти, ты псих, - закуривая, усмехался Александр. - как, черт подери, в твою голову приходит это сумасшествие?
  
  - Это не моя фантазия, и ты сам прекрасно об этом знаешь. Я докажу тебе, - понизив голос почти до шепота, отвечал дедушка.
  
  Александр лишь покачал головой и взял старую дедушкину гитару в руки. Тягучие и сладкие, как мед, мелодии поаккордно вытекали из-под его ловких пальцев. Я любила его игру, и он прекрасно об этом знал, поэтому часто играл для меня свои незатейливые мелодии, задумчиво глядя куда-то сквозь меня, перебирал пальцами металлические струны.
  
  Я не знаю, сыграет ли он для меня сегодня, но при виде его, сидящего на диване и смеющегося над какой-то шуточкой матери, на моем лице невольно расплывается улыбка.
  
  - С Днем рождения, принцесса!
  
  Я падаю в теплые объятия Александра, смыкая руки у него за спиной. Мое "спасибо" прерывается телефонным звонком моей подруги Катарины.
  
  - Ты где? - спросил голос по ту сторону телефона.
  
  - Я?
  
  Забывать про друзей нехорошо, но тот факт, что в день моего шестнадцатилетия я должна добираться в парк на другом конце города, благополучно был мною забыт.
  
  - Ты опять забыла о нашей встрече? - недовольное бурчание в трубке заставляет меня врать, хоть ложь для меня - самое низкое дело.
  
  - За кого ты меня принимаешь, подруга? Мое тело бежит на встречу к тебе, - я слышу заливистый смех на том конце провода.
  
  - Хорошо, мы с Томми и наш маленький сюрприз уже ждем тебя, Ева! - заинтриговав меня и все также усмехаясь, произнесла Катарина, и ее голос сменился короткими гудками.
  
  Эти люди, наверное, самые удивительные из всех, кого я встречала на своем жизненном пути. Нашей дружбе никогда не мешала контрастность наших характеров. Мы дополняли друг друга, как кусочки одной мозаики.
  
  С Катариной мы знакомы совсем недавно, но за год нашего общения мы стали даже ближе, чем с теми, кто рядом давно. Самым привлекательным для меня в Катарине были ее взгляды на жизнь. Она берет от каждого дня как можно больше, никогда не оглядываясь назад и ни о чем не жалея. Все ее идеи были очень свежи. Она напоминала мне дедушку абсолютно безумной преданностью своим убеждениям. Возможно, именно поэтому я так привязалась к этой девочке-сумасшествию.
  Не менее удивительной была и внешность Катарины - короткие черные волосы всегда были небрежно уложены ветром, глаза-угольки изучающе бегали по каждому, что встречалось на ее пути, будто она видит все первый раз и каждое мгновение знакомится с этим миром заново; улыбка ее всегда абсолютно безумна, будто Катарина замышляет что-то.
  С Томми же я знакома очень давно. Изначально мы были вынужденными друзьями. Наши мамы хорошо общались, а чтобы никто не мешал им проводить время вместе, они свели нас друг с другом. Со временем из вынужденных мы превратились в лучших друзей, несмотря на то, что иногда с Томми было тяжело. Впрочем, я всегда знала, как разговорить этого мрачного и необщительного паренька. Стоило лишь заткнуться о Хокинге или Тесле, он начинал рассказывать все о своих любимых ученых. Из-за тяги к знаниям и замкнутости мой друг прослыл аутсайдером в нашей школе. К нему обращаются исключительно по фамилии и исключительно тогда, когда нужна помощь в учебе.
  
  Для того, чтобы добиться расположения Томми и Катарины, нужно было постараться. Я счастлива, что для меня это не составило большого труда, и сейчас эти двое сидят на берегу небольшого озера в центральном парке и радостно машут мне руками, подзывая к себе и выкрикивая поздравления в мой адрес.
  
  Даже сейчас Томми держал в руках раскрытую книгу и карандаш. Он всегда любил подчеркивать интересные мысли в книгах и дописывать там что-то свое. Все книги, попадавшие в его руки, рано или поздно были исписаны его ровным почерком. Однажды он заинтересовался творчеством моего дедушки, и, одолжив у меня несколько его книг, вернул их вдоль и поперек исчерченными рисунками и надписями. Я бы отреагировала на его заметки совершенно спокойно, это же Томми, если бы не одна и та же надпись на последней странице каждой книги.
  
  - Какого черта, Томми? - громко смеясь, я тыкала пальцем в особенно старательно выведенную фразу красными чернилами "Одобрено Томасом Сейджером"
  
  - А вдруг, когда твой дедушка вернется, он прочтет мои замечания и перепишет все заново, а меня сделает соавтором? И тогда он скажет тебе спасибо за то, что ты дала прочесть его книгу такому несомненно талантливому парню! - Томми засмеялся, но было видно, что в этой шутке была доля правды, он действительно хотел быть частью Фолстера, его истории, вложить туда свои мысли.
  
  Нам, кажется, было двенадцать.
  
  Сейчас я припоминаю ему этот случай, а на его впалых щеках выступает легкий румянец, и Томми стыдливо прикрывает лицо рукой. Я запускаю пятерню в его русые волосы, свисающие легкой волной до острых плеч, обтянутых джинсовой рубашкой.
  
  - Не стыдись своего прошлого, талантливый парень Томас Сейджер! - я убираю его руку от лица, заглядывая в добрые глаза.
  
  Над моей головой в ясном небе порхают птицы, друзья рассказывают мне о прошедших выходных, и голоса их - самая ласковая вещь для моего слуха. Я абсолютно счастлива в этот день, несмотря даже на то, что через два дня будет ровно десять лет со дня исчезновения моего дедушки. 2 глава. Квартира пуста. Пустота закрадывается и в мое сердце, ведь сегодня мама обещала остаться и провести этот день со мной. Наверное, она снова в баре со своими дружками потягивает скотч или бренди, уже не морщась, будто она не молодая женщина, а побитый жизнью пожилой пьяница. По правде сказать, она никогда не была очень хорошей матерью, скорее просто приятельницей, с которой нас по воле случая связывает родная кровь. Она стыдилась меня и того, что я называла ее 'мама', с детства отвешивая мне подзатыльники и приказывая называть ее Лиз. Смотря на это сквозь годы, я не осуждаю ее, ведь она родила меня, будучи лишь ребенком, которому пришлось слишком рано повзрослеть. Лиз выросла в детском доме, поэтому вряд ли она способна проецировать на меня материнскую любовь, которой была лишена сама. Как только ей пришлось покинуть стены места, в котором она выросла, ей была выдана жалкого вида и абсолютно непригодная для жизни однушка на окраине города. Перед ней, как и передо всеми семнадцатилетними подростками, вышедшими в жестокий взрослый мир, встал вопрос 'А что же дальше?'. А дальше не оставалось ничего, кроме поступления в колледж и поиска работы. Образование для Лиз стало непозволительной роскошью, оно требовало много времени, денег и сил, что никак не вязалось с ее работой официантки. Лори бросила колледж и работала за ничтожно маленькие суммы, пытаясь выжить в этой взрослой жизни, которая сломала ее и все, что она до этого знала о мире. Во-первых, Лиз Лори поняла, что нужно иметь толстую кожу и острый язык для того, чтобы тебя не втоптали лицом в грязь. Как известно, за все в этой жизни нужно бороться, и семнадцатилетняя девчонка боролась. Она хваталась зубами за каждый шанс подработать и сделать свое существование хоть на каплю ближе к настоящей жизни. Во-вторых, она осознала, что рано или поздно устаешь бороться и начинаешь терять веру. После того, как изо дня в день ты по крупицам собираешь частички своего счастья, в конечном итоге сдуваемые жестокими порывами ветра реальности, осознаешь, что надеяться на лучшее - лишь тешить себя глупыми фантазиями о том, чего никогда не увидишь. В-третьих, у Лиз Лори появились друзья, которые объяснили ей, что найти решение всех проблем совсем несложно. Стоит лишь выйти за пределы своего сознания, тогда все бренные мирские проблемы покажутся лишь отголосками того несчастья, что окружает ее с рождения. Конечно, речь шла о наркотиках. Забыв свою мечту о жизни в достатке и новом жилье, Лиз обрела счастье в психотропных веществах и алкоголе, сгорая заживо в своей зависимости. За кулисами концерта, проводившегося в клубе, в котором она работала и обитала, Лиз встретила Марка Крайтона, гитариста успешной тогда рок-группы. Ей нравилось видеть новых людей, заводить знакомства, а особенно если эти знакомства будут ей выгодны. Мир рок-музыки в те времена был замешан на деньгах, сексе и наркотиках. Тогда каждый третий был участником школьной рок-группы, мечтал утонуть в этом порочном океане и мнил себя вторым Куртом Кобейном или Джимом Моррисоном. Марк был не из тех, чьими главными целями были слава или деньги. С самого детства он был в обществе известных людей, являясь сыном успешного писателя, не интересовался богемой, не любил даже общаться с прессой, ему просто чертовски сильно нравилась музыка. Он получал удовольствие от того, что создавал что-то новое, и это нравилось людям. Марк был хорош собою - тонкие черты лица, длинные темные волосы, спадающие непослушным водопадом до лопаток, острые скулы и пронзительный уверенный взгляд карих глаз с изумрудным ободком возле зрачка. В свои неполные двадцать пять он выглядел совсем юным мальчишкой. Худоба добавляла его образу мрачного драматического персонажа еще большей хрупкости. Этот юноша, этот прекрасный юноша избрал в свои спутницы зависимую от наркотиков официантку, не отличающуюся ни яркой внешностью, ни богатым внутренним миром. Марк любил Лиз, правда любил. Он был рядом с ней в самые тяжелые времена, терпеливо выслушивая всю чушь, которую она несла во время ломок, помогал ей излечиться. К тому, чтобы избавить любимую девушку от наркотической зависимости, Марк приложил много усилий и времени, влезал в долги, чтобы оплатить дорогое лечение в одной из самых престижных наркологических клиник страны. Лиз на глазах расцветала - ее глаза горели счастьем и желанием жить, ее кожа приобрела здоровый оттенок, а на щеках игриво загорелся румянец. Для Марка этот момент был более знаменательным и важным, чем первый концерт его группы. Более счастливым он был лишь когда узнал о беременности своей возлюбленной. Мне известно это со слов дедушки. Он не скрывал от меня прошлое моих родителей, хотя сами они предпочитали об этом умалчивать. Я не могла пожелать лучшего отца, чем Марк Крайтон. В то время, как мама была в стороне, папа всегда находился со мной рядом, воспитывал во мне лучшие качества. Он научил меня читать, когда я была совсем маленькой, а позже стал моим личным, самым замечательным и профессиональным преподавателем музыки. Папа и дедушка всегда говорили мне о том, что совершенно неважно, буду ли я успешным адвокатом или домохозяйкой, самое важное - стать честным и добрым человеком. Отец всегда был стойким и сильным, и, даже когда его медленно, но уверенно пожирал рак гортани, он смотрел в каждый день с улыбкой, верил в лучшее, в то, что он обязательно вылечится, и нас всех ждет долгая и счастливая жизнь. Оглядываясь на те времена, я понимаю, насколько ему было тяжело забыть о боли и выходить на сцену, ведь каждый концерт стоил ему невероятных усилий, насколько тяжело было бороться, смеяться в лицо проблемам и болезни. Я восхищаюсь им и его жаждой жить. Лиз знала, что Марк не продержится долго, и словно обезумела, пытаясь занять все его внимание, снова и снова отталкивая меня. Когда ее не было дома, я зашла в родительскую спальню, где папа лениво перебирал гитарные струны и хриплым голосом напевал прекрасные песни, которые все время прерывались кашлем. Я наконец-то смогла рассмотреть его бледное лицо, глаза в тени плотно сомкнутых век, сухие губы, покрытые маленькими капельками крови - последствиями частого сильного кашля. Я подошла ближе, села рядом с папой на край большой мягкой кровати, погладила его по волосам и обняла ссутуленные плечи. Он раскрыл глаза и окинул меня уставшим потухшим взглядом. Мне было невероятно больно смотреть на то, как мой любимый, пышущий здоровьем папа превращался в обтянутый тусклой серой кожей скелет. Слезы непроизвольно горячими дорожками стекали по моим щекам. Но даже в такой ситуации папа одарил меня нежной улыбкой, стерев с моего лица влагу, тихо сказал: - Я обязательно поправлюсь, веришь мне? - Верю, папочка. Я люблю тебя. - А я люблю тебя, принцесса. Тебе уже пора спать, завтра рано в школу, не забыла? Лежа в своей кровати, я слышала, как вернулась мама. Ночную тишину разрывали их с папой разговор и частые протяжные приступы кашля. Каждый приступ приносил мне такую огромную боль, заставлял безысходно думать о том, что папа умирает. С каждым днем Смерть подходит к нему все ближе, чтобы в финале его жизни заключить с ним последнюю сделку, забрав его последний вздох взамен на вечное спокойствие. - Ты не посмеешь оставить меня одну! Все, что у меня есть - это ты, Марк! - доносилось из-за стены. - Я буду бороться, клянусь. Мы справимся, Лиззи, девочка моя, - снова эти успокаивающие нотки в голосе папы. - Пообещай мне, что будешь заботиться о Еве, если я умру. - Обещаю. Лиз любила его настолько сильно, насколько может полюбить черствое гнилое сердце, не знавшее ни ласки, ни любви, сгнившее от грязи, которая лилась на нее с детства. Она была благодарна Марку за то, что тот показал ей жизнь именно в том обличии, в котором ее должен видеть человек через призму своего счастья. В этой жизни каждому нужно определить для себя единственный правильный путь, а если единственным образцом достойного взрослого поведения всю жизнь были не родители, а воспитатели, которых, в общем-то, не так уж и волновало благополучие маленьких забытых целым миром людей, то этот человек с рваными ранами души увидит светлую сторону жизни только в том случае, если найдет родственную душу, которая поможет забыть всю боль, покажет, что такое жизнь. Каждый такой вечный ребенок, которому не дали достаточно душевного тепла и любви, у которого не было семейных воскресных прогулок по парку, которому не читал сказок на ночь родной голос родителей, откликнется с полной отдачей полюбившему его сердцу. Лиз яростно хваталась за Марка, как за единственную тоненькую ниточку, держась за которую, она смогла выбраться из смердящего болота грязной взрослой жизни. В последние мгновения жизни папы, Лиз была рядом, сокрушаясь от того, что теряет единственного родного человека. Я наблюдала из-за едва приоткрытой двери то, как отец в бреду признается маме в любви, а та в свою очередь гладила его по волосам, безутешно рыдая. В это мгновенье каждый из нас осознавал, что это конец. Я не могла сказать ни слова, не могла подойти ближе, из моих глаз просто снова и снова лились горячие соленые слезы, отчаяние прожигало меня изнутри. Смерть вырвала Марка из крепких объятий Лиз, а сгустки крови, выливаясь из открытого рта, омывали плечо мамы, окрашивали белую рубашку в ядовито-красный цвет смерти. Эти воспоминания бьют под дых своей реалистичностью. Я чувствовала себя сломленной - больше нет ни дедушки, ни папы, тех людей, кто делал мою жизнь прекрасной. Осталась лишь мама, которое не выполнила обещание, данное отцу перед смертью - она не заботилась обо мне, наоборот, казалось, забыла о моем существовании. Лиз словно обезумела после смерти папы, снова вернулась к прежней жизни, из которой он ее вытащил, приложив все свои силы. Мне было одиннадцать лет, и тогда началась уже моя взрослая тяжелая жизнь. Уже пять лет моя мать пропадает в барах и чужих грязных квартирах. Уходит днем и возвращается лишь глубокой ночью или не возвращается вообще, отсыпается и снова уходит. Мне кажется, она просто не хочет видеть меня, не хочет быть там, где все напоминает об умершем муже. Я не имею права осуждать ее, но и понять эту женщину я тоже не в силах, ведь лишь из уважения и любви к папе она могла бы не загонять себя в эту бездну снова. Впрочем, моя жизнь и воспитание перешли в более ответственные руки. Александр Либерти не оставил меня без присмотра, приезжал по началу каждый день, а после - лишь раз в неделю, оставлял мне денег, иногда забирал к себе. Но каждый раз, возвращаясь домой, меня ждал сущий ад на этой грешной земле. - Сколько? - Лиз, слегка покачиваясь, подошла почти вплотную ко мне. - Что? - я искренне не понимала, что ей нужно. - Деньги. Сколько денег тебе дал Александр? - Совсем немного...он сказал, что это на еду, - с каждым моим словом на лице матери появлялась гримаса гнева. - Отдай деньги мамочке, она сама купит еды. - Но... - Лиз одним рывком выдернула у меня из рук рюкзачок с изображением маленькой обезьянки, подарок папы, и, порывшись в нем, достала всю сумму, переданную мне Александром. - Мама лучше знает, что нужно. Почти все мои деньги Лиз тратила на травку, лишь изредка покупая что-то съестное для меня. От этого небогатого рациона я стала очень худой. Александр, заметив это, расспрашивал меня о том, что творится у нас дома, хорошо ли я кушаю, на что я отмалчивалась, ведь, скажи я правду, Лиз уничтожила бы меня. Однажды Либерти поймал с поличным мою мать, приехав к нам во время моей экскурсии в другой город. Был грандиозный скандал, он хотел лишить маму родительских прав, но та слезно поклялась, что найдет работу. После этого случая, он сам привозил еду, но все еще давал мне немного денег, часть которых априори забирала мать. Я слышу негромкий стук дверью, Лиз все-таки вернулась. Она заходит в комнату на удивление трезвая и распахивает руки для объятий. - С Днем рождения, Ева! Единственное, что могу тебе пожелать - никогда не становись мной, - горько усмехнулась Лиз, обнимая меня. - Спасибо, Лиз, - отвечаю я. - Ни за что в жизни, - возможно, это прозвучало несколько грубо. - Как там твои друзья? - меня настораживает эта фальшивая заинтересованность моей жизнью. - Намного лучше, чем твои, - мать начинают злить мои слова, но она продолжает натянуто улыбаться. - Красивые розы, - кивает на букет, подаренный Александром. - но маловато что-то для подарка на шестнадцатилетие, не находишь? Я начинаю понимать, для чего был поставлен этот спектакль любезности, где Лиз почти убедительно сыграла роль хорошей матери. - Мне этого вполне достаточно. - Да брось, наверняка же, он тебе подарил что-то еще, - она сделала сильный акцент на последнем слове, явно намекнув на деньги. - Погоди, Лиз, - усмехаюсь я. - Тебе нужны мои деньги? А что, неужели из этой забегаловки тебя вышвырнули, а дружкам больше невыгодно тебя спонсировать? Вот незадача-то...Как жаль, что мне нет до этого дела, - я пыталась сделать свой голос саркастическим и непринужденным, но внутри меня закипала ярость. - Как ты смеешь, дрянь?! - моя щека загорелась огнем от резкого удара. Лиз вскочила из-за стола и быстрыми шагами направилась в мою комнату, надеясь найти деньги. Конечно, она ничего не найдет там, моя забывчивость сыграла в мою пользу на этот раз. Я забыла выложить деньги, в тайне от Лиз вложенные Александром в мою сумку. Не теряя ни секунды, я побежала в ближайшую комнату - кабинет дедушки и закрыла дверь на замок изнутри. Я всегда старалась не заходить в эту комнату, там хранится слишком много счастливых воспоминаний, которые теперь стали лишь крестиком на руке, напоминанием того, что когда-то я жила в большой и счастливой семье, где любила и была любимой. На стенах развешаны фотографии тех счастливых лет. Мой взгляд задержался на той, что висела в самом центре - дедушка держит маленькую меня на руках и широко улыбается, а по бокам от него стоят мои родители, молодые, красивые и такие юные. Я сажусь в дедушкино кресло и впервые позволяю себе открыть ящики его стола. В одном из них среди авторучек и документов я нахожу толстую тетрадь в кожаной обложке. Под стуки в дверь и угрозы матери я пролистываю тетрадь, полностью исписанную ровным почерком дедушки. Каждая новая запись начиналась с даты. Видимо, я нашла личный дневник великого Марти Крайтона.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"