На протяжении приблизительно двух с половиной тысяч лет кочевники евразийских степей в большинстве случаев обладали военным преимуществом над осёдлыми странами и народами, и это находило непосредственное отражение в их взаимоотношениях в политической и экономической сферах.
А. М. Хазанов
Да здравствует война! Опередившие время. Вопреки законам стратегии или согласно им? Железная дисциплина против феодальной вольницы. К "последнему морю". Степная тактика. Оружие массового поражения. Степные Робин Гуды. Города в огне.
1. ВЕСНА 1235 ГОДА
Военная история демонстрирует бесчисленное множество примеров, когда малочисленные армии побеждали превосходящего противника только из-за того, что имели лучшую организацию.
Н. Н. Крадин, Т. Д. Скрынникова
Эту дату для начала нашего повествования о западном походе монголов мы выбрали не случайно. Именно весной 1235 года в монгольских степях состоялся курултай1, решения которого во многом предопределили дальнейшую историю Хартленда.
К тому моменту победоносные монгольские армии, закончившие завоевание Северного Китая и Средней Азии, продолжали вести войну на нескольких отдаленных друг от друга тысячами километров фронтах. И далеко не везде боевые действия протекали для них столь же успешно, как в первые три десятилетия XIII века. В Корее походы монголов 1231 и 1232 годов не принесли существенных результатов; в Китае фактически уже началась война с бывшим союзником в борьбе против чжурчжэней2 - империей Сун, обладающей самой большой армией того времени (стороны не поделили "добычу"); в волжско-уральском регионе малочисленные на тот момент войска улуса Джучи не могли одолеть выступавших единым фронтом булгар, башкир и половцев. Лишь в Закавказье и Западном Иране одному из лучших полководцев Чингисхана Чормагану удалось добиться существенных успехов.
Поэтому основным вопросом, который предстояло обсудить собранному Угэдеем3 высшему руководству монголов, был вопрос о выборе дальнейшего плана военных действий, поскольку за продолжение войны выступали практически все слои общества новой империи:
1. Едва ли не вся монгольская аристократия, привыкшая за годы победоносных войн к постоянному потоку военной добычи - времена, когда быт знати практически ничем не отличался от быта простых кочевников, остались в прошлом.
2. Еще сильнее желали войны многочисленные выдвиженцы из рядовых воинов, добившиеся командных должностей благодаря своимбоевым заслугам и не имеющие особых перспектив на продолжение карьеры в условиях мирного времени.
3. Рядовые воины, мечтающие улучшить свое материальное положение, а при случае сделать такую же успешную карьеру.
4. Особую заинтересованность проявляли наследники старшего сына Чингисхана Джучи4 - им еще только предстояло завоевать земли, выделенные основателем монгольской империи их отцу5.
5. Их недоброжелатели из числа других линий потомков "отца-основателя" также были не прочь поучаствовать в походе - согласно ясе им полагалась доля в завоеванных территориях.
6. Ведущие дальнюю торговлю купцы, получавшие возможность за бесценок скупать у воинов захваченную добычу.
К продолжению войны толкали не только меркантильные интересы отдельных лиц или социальных групп. И не мифическое завещание Чингисхана. Этого требовали логика имперского строительства ("расширяться или умереть!")6 и необходимость добиться решительной победы в затянувшейся войне с половцами и союзными с ними народами Великой Степи. Без такой победы господство монголов в Дешт-и-кипчак было бы неполным, а, значит, все их предыдущие завоевания находились бы под постоянной угрозой. (Как показал ход боевых действий в Китае и Корее да и последующий поход в Европу, только армии степных народов представляли для монголов угрозу в полевых сражениях - с пехотой, хоть китайской, хоть европейской, монгольские всадники "разбирались" легко и просто по описанной чуть ниже стандартной схеме. При этом численность врагов не имела для них особого значения... Степная же война непредсказуема по определению. Одно-два неудачных сражения - и недавние союзники, не говоря уже о добровольно-принудительно включенных в состав монгольской армии воинах из покоренных народов, могут переметнуться на сторону противника, превратив, казалось бы, близкую победу в неминуемое поражение.) Эти же соображения предопределили направление главного удара - после разгрома чжурчжэней главные противники монголов в борьбе за господство в Степи находились на западе.
Планы предстоящей кампании не имели аналогов в предыдущей (и, как оказалось, в последующей) мировой истории. Даже блистательный поход Александра Македонского в Персию, Египет, Среднюю Азию и Индию не шел ни в какое сравнение с Западным походом монголов ни по количеству задействованных сторонами войск, ни, тем более, по размеру театра военных действий, ни по стремительности и глубине операций. А ведь монголы одновременно собирались воевать еще в Корее, Южном Китае и Закавказье. (При описании каких-либо исторических событий историку приличествует держать свои эмоции при себе, сохраняя по возможности нейтрально-отстраненное отношение к делам давно минувших дней. Но в данном случае автору трудно следовать этому неписаному правилу, даже если резонно предположить, что заранее спланированы были не все действия монгольских войск в 1236-1242 годах, а лишь первые несколько фаз глубокой операции7)
Западный поход монголов навсегда останется в военной истории вершиной стратегического искусства. Походы Наполеона и план "Барбаросса" уступают ему и по масштабу поставленных задач, и по успешности их решения, ну, а в наш ракетно-термоядерный век такие масштабные сухопутные операции уже невозможны8. (Здесь к вполне простительному восхищению добавляется вполне понятное недоумение: когда и у кого монголы могли научиться столь важному компоненту военного искусства? И не просто научиться, а в кратчайшие роки и фактически с нуля - ведь еще несколько десятилетий назад их вожди во времена межплеменных столкновений и набегов на Северный Китай управляли сотнями, максимум несколькими тысячами, воинов...)
Но вернемся в XIII век. В соответствии с решением курултая наступление на врагов монголы должны были начать одновременно на всех фронтах, оставив в самой Монголии лишь необходимые резервы. На первый взгляд это в корне противоречило всем законам военной стратегии, считающей оптимальной концентрацию сил на одном - главном направлении - и оборону на второстепенных. Однако при более внимательном рассмотрении становится понятно, что монгольские "генштабисты" ни на йоту не отступили от правил, поскольку действия направленных против Кореи и империи Сун трех туменов были всего лишь активной обороной (пассивную монгольская конница, как и любая другая, была вести не в состоянии). Главные же силы в полном соответствии с канонами были брошены на запад.
1. Курултай - у тюркских и монгольских народов собрание знати и старейшин с целью рассмотрения важнейших вопросов. Тема курултаев в Монгольской империи исследована мало. Одни историки считают их пережитком родовых обычаев, другие - связывают курултаи с зарождающейся государственностью. Несомненно одно, начиная с курултая 1206 года, подведшим черту монгольским междоусобицам и на котором Чингисхан был провозглашен импетором родовая структура курултая сузилась до собрания только членов его рода. (Все чингизиды обязаны были присутствовать на курултаях, где выбирался великий хан, легитимизируя своим присутствием нового владыку в качестве коллективного выдвиженца "золотого рода". Следующие великий курултай состоялся в 1218 году (был посвящен "подведению итогов" итогов предыдущих и подготовке новых походов), затем последовали курултаи 1227 и 1229 годов, где рещался вопрос о наследнике Чингисхана. Вопрос о власти был главным на курултаях 1246 и 1251 годов.
2. Чжурчжэни - тунгусо-маньчжурские племена, основавшие в начале XII века империю Цзинь на северо-востоке Китая.
3. Угэдэй (1186-1241) - третий сын Чингисхана от старшей жены Бортэ, унаследовавший согласно завещанию отца титул великого хана. В русских летописях упоминается под именем Октай. (Другие варианты написания имени второго монгольского великого хана - Огодай, Огодэй.) Основатель монгольской империи не ошибся в своем выборе - несмотря на отмеченную современниками любовь Угэдэя к "сладкой жизни", он, как и предвидел Чингисхан, оказался отличным администратором, много сделавшим для налаживания внутренней жизни нового государства. Велики были и военные успехи монгольской империи. Прекрасно сознавая, что не обладает воинскими талантами своего отца, Угэдэй, став великим ханом, отказался от непосредственного руководства войсками, переложив эту миссию на доставшуюся ему по наследству блистательную плеяду полководцев.
4. Джучи (ок. 1184-1227) - старший сын Чингисхана, рожденный Бортэ в меркитском плену. Обстоятельства его появления на свет (другие дети Чингисхана считали Джучи "сыном плена") и его смерти остаются загадкой. По одним версиям, он погиб на охоте то ли в результате несчастного случая, то ли от подосланных недругами (возможно, даже отцом, с которым Джучи находился в натянутых отношениях) убийц. По другим - умер своей смертью от болезни.
5. Следует помнить, что степные народы удерживала в рамках Империи не только военная мощь монголов, но и возможность поучаствовать вместе с ними в масштабных грабительских походах.
6. Процесс становления империй невольно вызывает ассоциации с небезызвестным Кадавром братьев Стругацких.
7. Теория глубокой операции - разработана перед Второй мировой войной в Советском Союзе. Предусматривала взлом обороны противника одновременно в нескольких местах и ввод в прорыв крупных масс танков и мотопехоты. Многие ее положения основываются на опыте боевых действий конных корпусов (по сути, тех же туменов) в ходе гражданской войны.
8. Между тем, при описании монгольской "военной машины историки, осторожно указывая на наличие у монголов элементов стратегического планирования, все же основную причину их многолетних непрерывных успехов видят в другом - численном превосходстве, железной дисциплине, индивидуальном мастерстве всадников, неординарной тактике на поле боя, выносливости монгольских лошадей и еще более неприхотливых воинов.
2. РЕАЛЬНАЯ ЧИСЛЕННОСТЬ "НЕСМЕТНЫХ ПОЛЧИЩ"
Вопрос о численности монгольского войска во время похода на Восточную Европу является одним из наименее ясных вопросов истории нашествия.
В. В. Каргалов
...Важно не количество воинов, находившихся в подчинении Бату и его родственников во время западного похода, а тот факт, что они одерживали победы.
Р. Ю. Почекаев
В российской историографии с легкой руки Н. М. Карамзина количество напавших на Русь монгольских воинов неизменно определялось цифрой 300 тысяч1. Впрочем, не надо обвинять одного из первых русских историков в умышленном преувеличении. Наоборот, он скорректировал данные европейских современников вторжения, исчислявших количество монголов при осаде Киева в 600 тысяч человек, а при вторжении в Венгрию - в 500 тысяч, снизив их до разумных, как ему казалось, пределов.
Не менее фантастические сведения о количестве вторгшихся на Русь монгольских воинов приводят китайские, арабские, персидские и западноевропейские хроники, что в итоге позволило мнению о подавляющем численном превосходстве монголов над своими противниками прочно закрепиться в официальной историографии и народном сознании. Интересно при этом, что сообщения восточных авторов о 400-тысячном "буларском" войске2, имеющие еще меньше общего с реальностью, скромно опускаются, видимо для того, чтобы не портить очень удобную для средневековых хронистов, а также для многих историков-патриотов позднейших времен картину подавляющего численного превосходства монголов. С одной стороны, эта картина "несметных монгольских полчищ" позволяла, не "роняя национальной гордости" и не вникая в глубинные основания, очень просто объяснить непрерывные победы монголов в полевых сражениях, а также причины, по которым перед ними не смог устоять ни один из десятков осажденных городов. А с другой - обвинить в "погибели Русской земли" (равно, как и китайской, и хорезмской) местных феодалов, не сумевших преодолеть свою "классовую ограниченность", чтобы, сплотившись, выставить против захватчиков аналогичные по численности армии и организовать достойное сопротивление.
Что же, действительно многим русским князьям, занятым внутренними разборками, было не до монголов, тем более, что в самый канун вторжения произошла эскалация военного конфликта между различными ветвями Рюриковичей, кульминацией которого стали битва под Торческом (1235 г.) и поход новгородского князя Ярослава Всеволодовича3 на Чернигов и
Киев (1236 г.). Показательно, к примеру, что обороной Киева, наполовину опустевшего после погромов 1169 и 1203 годов, руководил даже не князь, а обычный наместник - тысяцкий Дмитр. Да и сама столица накануне осады сменила владельца - зимой 1239-1240 годов Киев принадлежал Михаилу Черниговскому, а во время осады осенью 1240 года - уже его основному противнику в борьбе за гегемонию в Южной Руси - Даниилу Галицкому...
И все же не феодальные распри и не отсутствие мужества и воинского мастерства у русских дружинников, европейских рыцарей, чжурчжэньских, хорезмийских, половецких воинов были главными причинами военных успехов монголов от берегов Желтого моря на востоке до Адриатики на западе. Никто и ничто не могло остановить военную машину, не имевшую себе равных вплоть до появления армий Тамерлана и османских султанов. Удивительным образом монголы опережали свое время абсолютно во всех аспектах военного искусства, начиная от "мобилизационной системы" и заканчивая непревзойденным тактическим и стратегическим мастерством военачальников. Однако подробнее об этом ниже, а пока вернемся к вопросу о численности монгольского войска.
Следует отметить, что споры об этом продолжаются и в настоящее время. И снова не без идеологического подтекста. Конечно, о цифре в 300 тыс. уже давно никто не говорит хотя бы по той простой причине, что обеспечить фуражом миллион лошадей, а монгольские всадники отправлялись в далекие походы, имея минимум трех коней (ездового, вьючного и боевого), в лесах и лесостепях Руси было просто невозможно. Но даже и у более осторожных в своих оценках историков соответствующие цифры сильно разнятся.
Апологет евразийства, пассионарности, монгольской воинской доблести и военного искусства Л. Н. Гумилев считал, что в поход отправились не более 30 тыс. человек4, что представляется столь же далеким от истины, как и 300 тыс. человек. В. В. Каргалов называет цифру 120-140 тыс. воинов5. Г. В. Вернадский также оценивает общую численность армии монголов в 120 тыс. человек и отмечает при этом, что из-за необходимости контролировать огромные территории непосредственно в боевых действиях на каждом этапе похода участвовало не более 50 тыс. человек6.
Но и 350-400 тыс. лошадей (если принять во внимание более скромные цифры, которые приводят В. В. Каргалов и Г. В. Вернадский) монголы вряд ли могли обеспечить сеном, даже в случае его тотальной реквизиции в русских селениях. Поэтому вопрос о реальных размерах войска Батыя остается открытым. "Максималисты" указывают, что оно не могло включать менее 100 тыс. воинов, аргументируя это тем, что в противном случае огромные потери при штурмах русских городов полностью обескровили бы его. Однако можно возразить на это, что большие потери, если они и были, несли, скорее всего, не собственно монголы, действующие с безопасного расстояния камнеметными машинами и луками, а так называемый хашар, речь о котором пойдет ниже.
В целом же вопрос о численности монгольской армии, на наш взгляд, не столь принципиален. Для истории имеет значение лишь то, что этого количества воинов оказалось вполне достаточно для разгрома всех противников и для установления надежного контроля над Великой Степью, но, соответственно, совершенно недостаточно для оккупации земель, лежащих за ее пределами, т. е. древнерусских княжеств. Впрочем, степняки никогда и не стремились менять привычный для себя ареал обитания. (Тем, кто хочет подробно ознакомиться практически со всеми точками зрения на численность монгольской армии, а также с существующими методиками ее расчета, можно порекомендовать для изучения статьи Ж. М. Сабитова и Д. В. Чернышевского7, в которых авторы, тщательно проанализировав древние источники и аргументы предшественников, приходят к... совершенно противоположным выводам.)
Как бы там ни было, при определении размеров монгольского войска следует избегать полярных оценок, подвергая сомнению как сообщения средневековых летописцев с их хорошо известной склонностью к преувеличениям (например, численность русского войска в битве на реке Сити некоторые из них определяют в... 150 тыс. человек, а его потери в 70 тыс. 8), так и выводы историков-евразийцев, ставящих фактически знак равенства между огромной, по какой бы методике не оценивать ее размеры, армией Батыя и экспедиционным корпусом Джэбэ и Субэдэя.
1. Карамзин Н. М. История Государства Российского. Москва: Московский рабочий. Слог, 1993. Т. 3-4. С. 152.
2. См.: Вассаф-Хазрет. История Вассафа. URL: http://www. vostlit.info/Texts/rus3/Vassaf/text.phtml?id=10765; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. URL: http://www.vostlit.info/Texts/rus16/ Rasidaddin_3/frametext2.html
3. Ярослав Всеволодович (1191-1246) - сын князя Всеволода Большое гнездо. С 1238 года великий князь Владимирский. Около 10 лет (с перерывами) княжил в Новгороде. Неоднократно совершал походы в Прибалтику и против литовских князей. Не принимал участия в отражении монгольского нашествия на Северо-Восточную Русь, что вызывает у некоторых современных историков подозрения в его "коллаборационизме".
4. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. Москва: Товарищество Клышников, Комаров и Ко совместно с издательством "Лорис", 1992. С. 350.
О том, какую грозную силу могли представлять 30 тыс. монгольских всадников, свидетельствует тот факт, что даже десятитысячный отряд Байдара без особых проблем разгромил польские и силезские войска. (См. очерк XII.)
5. Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси: Феодальная Русь и кочевники. Москва: Высшая школа, 1967. С. 73.
6. Вернадский Г. В. Монголы и Русь. Тверь: ЛЕАН, Москва: АГРАФ, 1997. С. 57.
7. Сабитов Ж. М. О численности монгольской армии в Западном походе. Вопросы Истории и археологии Западного Казахстана. 2010. Љ 1. С. 55-73. Чернышевский Д. В. Придоша бесчисленны, яко прузи. Вопросы истории. 1989. Љ 2. С. 127-132.
8. Костюков В. П. "Железные псы" Батуидов (Шибан и его потомки в войнах XIII в.). URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/mongol/kost_gelpsu.php
3. ВОЕННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ СТОРОН
Солдат должен бояться своего начальника больше, чем врагов.
Клеарх
Итак, если согласиться с выводом, что у монгольской армии не было решающего количественного превосходства над своими половецкими, русскими и европейскими противниками, а силы Хорезма, не говоря уже об империях Китая, вообще значительно превосходили ее, то нам следует попытаться найти другие причины непрерывных успехов монголов на поле боя.
Начнем с анализа "мобилизационного ресурса" сторон, для чего "передадим слово" мэтру номадистики А. М. Хазанову1: "Как это ни парадоксально звучит, но первая причина военного превосходства кочевников заключается в их относительно неразвитых общественном разделении труда и социальной стратификации. Относительная неразвитость общественного разделения труда в кочевых обществах в военной сфере проявлялась в том, что в отличие от их осёдлых противников любой рядовой кочевник владел оружием, имел его и нередко умел сам изготовлять часть своего вооружения. Именно эти обстоятельства позволяли кочевникам быть вооруженным народом, а их обществам, если использовать современную терминологию, быть весьма милитаристскими. Они могли быстро мобилизовать достаточно большие армии и тем самым сводить на нет численное преимущество осёдлых государств.
По различным оценкам, в период войн отношение числа воинов к общей численности населения в кочевых обществах могло быть 1:5 или даже 1:4. Это своего рода абсолютный рекорд. Про численность войск осёдлых государств в древности и средневековье я уже упоминал. Но даже в XX веке, в период двух мировых войн и тотальных мобилизаций, считалось, что соотношение армии и общей численности населения не могло превышать 1:10. При этом надо учитывать, что даже это соотношение никогда не достигалось на практике. Все эти обстоятельства приводили к тому, что, несмотря на очень большое различие в общей численности населения, численность осёдлых и кочевых войск не так уж сильно отличались друг от друга"2.
Но вот качество войск отличалось разительно. Ядро вооруженных сил древнерусских княжеств составляли конные дружинники. Однако эти хорошо вооруженные, во всяком случае, никак не хуже, чем западноевропейские рыцари того же периода, профессиональные воины были не многочисленны: княжеские дружины того времени насчитывали не более нескольких сотен человек. А основную массу войска составляло городское ополчение, по всем статьям уступавшее готовившимся к войне с самого раннего детства и спаянным суровой дисциплиной степнякам. Подобные армии могли без каких-либо тактических изысков вести фронтальные сражения типа "стенка на стенку" с такими же противниками, но были совершенно беспомощны против конных монголов, которые к тому времени находились на совершенно ином уровне владения военным искусством как в области стратегии, так и в деле управления войсками непосредственно на поле боя.
Хорошо известно, что управление войсками было едва ли не самым слабым местом практически всех европейских феодально-рыцарских армий. Тема эта освещена настолько подробно, что вряд ли имеет смысл специально останавливаться на ней. Скажем только, что вряд ли и на Руси дело обстояло намного лучше - тоже сражение на Калке, во всяком случае, убедительно свидетельствует об этом. Не менее показательно и уничтожение расквартированной по разным деревням русской армии на реке Сити, когда отсутствие элементарного боевого охранения и разведки позволило скрытно подошедшему тумену Бурундая прямо с марша атаковать противника.
Любопытно, что Л. Н. Гумилев считает подобную беспечность проявлением "психологического вырождения на фоне этнической обскурации"3, однако подобные факты хорошо известны и из военной истории средневековой Европы, которую автор пассионарной теории считал находящейся в акматической фазе этногенеза. Поэтому, на наш взгляд, дело вовсе не в "психологическом вырождении" и "этнической обскурации", но в общем уровне военного искусства того периода, а именно, повторимся, в очень слабой организации управления войсками на поле боя. Можно даже сказать, что чаще всего оно как таковое вообще отсутствовало, и исход битвы, распадавшейся на большое количество рыцарских поединков, определялся не силой сторон, не искусством полководцев, а волей случая. (Справедливости ради надо отметить, что управляемость русских армий была все же несколько выше, чем западноевропейских. Это можно объяснить тем, что на Руси значительную часть тяжелой конницы составляли не самолюбивые рыцари-индивидуалисты, а находящиеся на постоянной службе у князя дружинники.)
Вторую часть русского войска составляли конные отряды бояр-вотчинников. Они по всем статьям уступали княжеским "профессионалам", да и лояльность их командиров оставляла желать лучшего, поскольку бояре могли в любой момент воспользоваться правом отъезда4 и уйти со своими людьми на службу к другому князю.
Третью часть древнерусского войска XII-XIII веков составляли полки городов, привлекаемые лишь для участия в крупных кампаниях. Обычно "мобилизация" объявлялась по решению веча и на определенный срок. В случае отказа городского собрания князю оставалось только вербовать наемников и набирать добровольцев5. Чаще всего городское ополчение составляло пешую рать, но известны случаи, когда ополченцы отправлялись на войну в конном строю: лошади для горожан иногда брались из специальных княжеских табунов, но по большей части реквизировались у пахарей-смердов. Такая "конница", возможно, годилась для борьбы с такой же "городской" кавалерией из других княжеств, однако против монголов была совершенно беспомощной.
Вдобавок ко всему прочему, эти три части войска не подчинялись единому командованию. Принятые на военном совете князей и воевод городских полков решения зачастую оставались лишь "заявлениями о намерениях", а во время битвы многие командиры действовали по своему усмотрению. Ситуацию усугубляло и отсутствие единообразия в вооружении6. Роль полководца при подобной организации военного дела в лучшем случае сводилась к верному выбору места боя, правильному начальному расположению войск и последовательному введению в бой резервов, если таковые имелись, конечно. Во-первых, далеко не все военачальники осознавали необходимость их наличия. Во-вторых, сложно, а порой и невозможно было удержать до времени в тылу стремящихся к личной славе воинов. В-третьих, даже наличие резерва не всегда спасало от поражения: в решающий момент резервные части могли просто покинуть поле боя, а во время войн междоусобных вообще перейти на сторону врага. Если же в поход отправлялись объединенные армии нескольких княжеств, то "управленческий кризис" еще более усиливался. По этой причине все умозаключения на тему "вот, если бы не феодальная раздробленность, то..." вряд ли имеют какой-либо смысл: крупными армиями, насчитывающими более 20-30 тыс. человек ни в Европе, ни на Руси в то время никто управлять не умел.
А вот у монголов все обстояло совсем иначе. Их военачальники "среднего и высшего звена" во время битвы не гонялись за личной славой, а, как и положено по правилам военной науки, находились в тылу, наблюдая за ходом сражения и руководя своими войсками при помощи посыльных и тщательно отработанной системы условных сигналов7. При этом полученные приказы выполнялись беспрекословно: контроль над их исполнением осуществлялся как сверху, со стороны командиров, так и снизу - в монгольской армии действовала система круговой поруки, предусматривающая ответственность сослуживцев за проступки их боевых товарищей8.
Еще одной сильной стороной монгольской армии было ее поведение на завершающей стадии выигранного сражения. В средневековых хрониках неоднократно описывались две типичные ошибки европейских армий. Первая ошибка заключается в немедленном переключении с ведения боевых действий к "инвентаризации" захваченного вражеского обоза. Это чаще всего позволяло войскам противника просто отступить с поля боя, но иногда им удавалось перегруппироваться и даже нанести решающий контрудар, превратив поражение в победу. Вторая ошибка связана с бытовавшим правилом, согласно которому победителем в сражении считалась та сторона, за которой осталось поле боя. В итоге победители обычно демонстративно оставались ждать, не вернется ли противник продолжить сражение, вместо того, чтобы организовать погоню и уничтожить его. Между тем монголы действовали куда рациональнее, преследуя врага до полного его уничтожения. Впервые этот прием применил еще в 1202 году Чингисхан, объявив на военном совете перед битвой с татарами: "Если мы потесним неприятеля, не задерживаться у добычи. Ведь после окончательного разгрома неприятеля добыча эта от нас не уйдет. Сумеем, поди, поделить-
ся"9. А наиболее показательным примером стало сражение на реке Шайо, когда монголами было организовано "параллельное преследование" отступающего вражеского войска на протяжении десятков километров. В итоге покинувшая поле боя в сравнительно боеспособном состоянии венгерская армия в течение нескольких дней была полностью уничтожена.
Рассказ об организационном и тактическом превосходстве монгольской армии можно продолжать еще очень долго, благо каждая новая военная кампания, независимо от противника, исключение, пожалуй, только войны с Египтом, давала тому очередные примеры.
Но вдобавок у монголов было и явное техническое превосходство, поскольку в их распоряжении находилось оружие массового поражения. И именно на его использовании строилась практически вся тактика монгольской конницы в полевых сражениях. Об этом и поговорим.
------------------------------------------------
1. Хазанов А. М. (род. 1937) - историк, социальный антрополог и этнолог, один из крупнейших специалистов в области истории кочевых народов Великой Степи.
2. Хазанов А. М. Роль кочевников евразийских степей в истории военного искусства. URL: http://kronk.spb.ru/library/hazanovam-2010.htm#_n1
3. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 350.
4. Право отъезда - право перехода феодала на службу к другому сюзерену, зачастую вместе со своими владениями и двором, что фиксировалось в соответствующих договорных грамотах. В Древней Руси его имели бояре и вольные слуги. Сохранялось и после монгольского нашествия. На начальных этапах становления Московского государства его правители всячески отстаивали этот пережиток феодальной анархии, поскольку "отъезд" обычно происходил в нужном для них направлении: к ним на службу переходили литовские православные магнаты и ордынская знать. Однако по мере усиления великокняжеской власти отношение к "праву отъезда" меняется. Со 2-й четверти XV века оно был законодательно запрещено, что еще долго приводило к конфликтам между московской знатью, продолжающей считать "отъезд" за границу своим исконным правом, и великими князьями, рассматривающими его теперь как измену.
5. Разин Е. А. История военного искусства. Т. II. Санкт-Петербург: ООО "Изд-во Полигон", 1999. С. 140.
6. Там же
7. Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. Москва: АСТ: ЛЮКС, 2005. С. 164.
8. Там же. С. 165.
Систему круговой поруки, как и многие другие управленческие и военные технологии (в т. ч. суровую дисциплину, возвышение не по знатности, а по заслугам), монголы позаимствовали в более цивилизованном Китае, где она применялась еще с VI в. До н. э. (Нефедов С. А. Факторный анализ исторического процесса. История Востока. Москва: Изд. дом "Территория будущего", 2008. С. 153.)
Если перейти к самому главному из их видов вооружения, то лук со стрелами будет на первом месте.
Пэн Дая, Сюй Тин
Увы, мы, скорее всего, сильно разочаруем тех читателей, которые уже приготовились прочесть о некоем таинственном оружии, находящемся на вооружении монгольских всадников. Однако автор остается верен данному в предисловии обещанию не "украшать" историю какими-либо фантазиями. Поэтому не станем длить интригу - оружием массового поражения стал в руках монголов... обыкновенный лук.
Впрочем, не совсем обыкновенный. И для того, чтобы яснее понять это, перенесемся во Францию XIV-XV веков, а точнее - на поля Столетней войны. Исход трех ее самых знаменитых битв (при Кресси, Пуатье, Азенкуре), без сомнения, решили английские лучники, остановившие своими стрелами атаки французских рыцарей. Собственно, все успехи английских войск, значительно уступавших по численности французам, объясняются наличием в их армии элитных стрелковых подразделений, вооруженных так называемым английским (на самом деле валлийским) длинным луком1. Это был своего рода средневековый "спецназ", общая численность которого вряд ли превышала несколько тысяч человек. Так, например, в битве при Пуатье в рядах англичан сражались не более 2-3 тыс. лучников2. Однако этого количества средневековых "спецназовцев" оказалось достаточно, чтобы расстроить ряды закованных в броню французских рыцарей.
К слову, этот термин - спецназовец - вполне можно употребить в данном случае и без кавычек. Для того, чтобы овладеть искусством обращения с длинным луком, а он был действительно длинным (от 1,5 до 2 метров), требовались годы упорных тренировок и недюжинная физическая сила. Таким образом, уже ко 2-й половине XIV века английские лучники, бывшие своего рода "штучным товаром", стали желанными наемниками во многих европейских армиях. Что же касается тактико-технических характеристик английского лука, то они зависели от многих обстоятельств - от направления ветра, позиции, с которой велась стрельба, от того, какие стрелы использовались, а также от физической силы и мастерства конкретного стрелка. Считается, что дальность полета легкой стрелы в среднем составляла 350 м, тяжелой 180-200 м3. Не вдаваясь в подробности, отметим, что при темпе стрельбы 10-12 выстрелов в минуту наступающая медленным шагом в сомкнутом строю конница противника оказывалась засыпанной градом стрел, которые чаще поражали не облаченного в доспехи рыцаря, а его коня. Особенно тяжело пришлось французским рыцарям на начальных этапах войны, когда большинство из них были одеты в кольчуги, а их кони вообще были лишены какой-либо защиты. (Внушительные рыцарские доспехи миланского типа, которые мы видим в музеях и в кадрах исторических фильмов, появились только к середине XIV века, как раз в результате попыток средневековых оружейников защитить своих потенциальных заказчиков от смертоносного действия английских луков).
Читатель может спросить, какое отношение рассказ об английском луке имеет к теме западного похода монголов? Собственно, никакого, если не принимать во внимание того, что это помогает яснее понять, с каким смертоносным оружием пришлось столкнуться русским и европейским воинам. Дело в том, что монгольский композитный лук4 по всем статьям превосходил куда более знаменитый лук английский5 - он был вдвое меньше по размерам, что позволяло без проблем вести стрельбу со скачущей лошади; стрелы, выпущенные из него, были тяжелее, летели дальше, а бронепробиваемость их была, соответственно, выше6.
Однако гораздо более важным фактором была численность лучников. Если в английской армии лучник был "штучным товаром", то в монгольской подобными высококлассными специалистами были едва ли не все. Тренировавшиеся в конной стрельбе с раннего детства, монголы вряд ли уступали в меткости легендарным обитателям Шервудского леса. Хотя, следует заметить, особая меткость была монголам и не нужна, так как стреляли они не по отдельным целям, а по плотной массе людей и лошадей, когда промахнуться было практически невозможно и начинающему лучнику. Значение здесь имела уже даже не точность, а скорострельность, позволяющая засыпать ряды противника градом стрел. С этим компонентом стрелковой подготовки у монголов также все было в порядке - по своей "огневой мощи" их армия не имела себе равных вплоть до появления во второй половине XVII века линейной пехоты, вооруженной усовершенствованными мушкетами с ударно-кремниевым замком. Если же учитывать, что число стрелков всего лишь одного тумена было на порядок больше, чем во всей английской армии, то можно только посочувствовать русским воинам, особенно лишенным какого-либо защитного вооружения ополченцам, оказавшимся под обстрелом из мощных монгольских луков.
Летописи не дают нам ни одного детального описания сражения русских и монгольских войск7, однако, зная особенности тактики сторон, можно легко представить, по какой тактической схеме оно могло бы проходить. В начале битвы, охватив вражеское войско полукольцом из двух крыльев, что позволяло вести стрельбу наиболее эффективно, монгольские всадники начинали непрерывный массированный обстрел противника.
И пусть мнение о том, что монгольские новации в области использования лука сравнимы "по своему поражающему эффекту с произошедшим в новейшее время переходом от стрельбы из винтовки к использованию автоматического оружия"8, является некоторым преувеличением, но совершенно очевидно, что вряд ли противник мог долго выдержать такой ливень стрел. Оставался небогатый выбор между бегством с поля боя и попыткой атаковать врага. Бегством, естественно, спастись могли только всадники, да и то лишь те, которые имели хороших лошадей, т. е. дружина и отряды бояр-вотчинников. Остальная часть армии была обречена на уничтожение.
Но попытка атаковать врага одной лишь конницей ни к чему хорошему не приводила. Монгольская кавалерия вовсе не стремилась к "честному" лобовому столкновению, как это было принято у европейских рыцарей и русских дружинников. Она просто отступала, продолжая вести губительный огонь: "убегая от врага, не стыдятся, убегая, поворачиваются и стреляют. Коней своих приучили, как собак, ворочать во все стороны. Когда их гонят, на бегу дерутся славно, да сильно так же точно, как бы стояли лицом к лицу с врагом; бежит и назад поворачивается, стреляет метко, бьет и вражьих коней, и людей; а враг думает, что рассеяны и побеждены, и сам проигрывает, от того, что кони у него перестреляны, да и людей изрядно перебито"9. Иногда монголы сами провоцировали врагов на атаку с помощью излюбленного приема конных воинов всех времени народов - притворного бегства. Заманив преследователей в засаду, монголы окружали и уничтожали их. (Любопытно, что противники чаще всего прекрасно знали о том, насколько опасно пускаться в погоню за якобы "разгромленным" врагом, но не могли превозмочь в себе азарт охотника, преследующего убегающую "жертву"10.)
Завершая разговор о монгольском луке и связанной с его использованием тактике полевых сражений, скажем, что отнюдь не монголы были первопроходцами в этой области. С подобными инновациями в военном деле столкнулись еще римские легионы в знаменитой битве при Каррах11, когда 10 тыс. элитных парфянских конных лучников (фактически один монгольский тумен) уничтожили отлично вооруженную и организованную 40-тысячную армию Красса. Вот как описывает это сражение Плутарх: "...Парфяне, разомкнувшись, начали издали со всех сторон пускать стрелы, почти не целясь (римляне стояли так скученно и тесно, что и умышленно трудно было промахнуться), круто сгибая свои тугиебольшие луки и тем придавая стреле огромную силу удара. Уже тогда положение римлян становилось бедственным: оставаясь в строю, они получали рану за раной, а пытаясь перейти в наступление, были бессильны уравнять условия боя, так как парфяне убегали, не прекращая пускать стрелы"12.
Из дошедших до нас описаний этой битвы видно, что парфяне использовали практически все уже описанные нами тактические приемы. Здесь и массированный обстрел выстроившихся в каре легионеров из луков, и отступление при попытке римлян завязать рукопашную схватку (надо ли напоминать, что обстрел при этом не прекращался), и притворное бегство с заманиванием в засаду при попытке малочисленной римской кавалерии отогнать парфянских конных стрелков: "Римлянам представлялось, что они одерживают верх и гонятся за неприятелем, пока, продвинувшись далеко вперед, они не поняли обмана: враги, которых они считали убегающими, повернули против них, и сюда же устремились другие, в еще большем числе"13. После уничтожения вражеских конников парфяне продолжили обстрел неприятельской пехоты. (Заметим, что римский легионер был защищен куда лучше русского пехотинца, а сложносоставной парфянский лук уступал своему монгольскому аналогу.)
Итак, можно констатировать, что монголы довели стандартную для многих азиатских кочевников тактику до едва ли не абсолютного совершенства, и их командирам в итоге можно было ничего не изобретать на поле боя, а только добросовестно следовать разработанному шаблону. А у пехоты их противников оставался лишь печальный выбор между гибелью на месте под градом вражеских стрел или бегством и смертью от сабель и копий монгольских всадников. В этой связи становится понятным, что драматический финал российской "военно-патриотической легенды" о Евпатии Коловрате14 является не более чем красивым вымыслом. Ведь имеющим прекрасные дальнобойные луки монголам и в голову не пришло бы обстреливать укрепившихся на холме русских воинов из камнеметных машин, а воины Коловрата, в свою очередь, после первого же выпущенного в район их расположения камня вряд ли бы продолжили оставаться на прежнем месте в качестве неподвижных мишеней.
1. Длинный лук - известен в Британии с глубокой древности. Однако настоящую славу он приобрел с конца XIII века, когда во время похода в Уэльс англичане оценили все его достоинства и массово внедрили в свои войска. Для того, чтобы лучше использовать преимущества этого "нового" оружия, была даже изменена структура войска и его тактика: уменьшилось количество конницы и, соответственно, резко увеличилось число состоящих из свободных крестьян-йоменов стрелковых подразделений.
Производство длинных луков достигло таких масштабов, что к XV веку тисовые леса в Англии стали редкостью, и был налажен импорт тисовой древесины из Европы. Более того, согласно Вестминстерскому статуту 1472 года, каждый корабль, прибывающий в английские порты, должен был привезти 4 заготовки для лука, а чуть позже это количество было увеличено до 10. Кроме того, английская корона добывала тисовую древесину в своих монополиях в Южной Германии и Австрии, где тисовые леса также оказались под угрозой исчезновения. Однако даже протесты, озаботившегося экологией императора, не смогли прервать выгодный бизнес, продолжавшийся вплоть до самого конца XVI века. Это недвусмысленно свидетельствует о том, что и после появления индивидуального огнестрельного оружия длинный лук далеко не сразу уступил ему свое место в английской армии.
2. Приводятся и меньшие цифры. (Perrett, Bryan. The Battle Book. - L. : Arms and Armour Press, 1992. p. 237.)
3. Разин Е. А. История военного искусства. Т. II. С. 420.
4. Монгольский лук - как и английский, известен с глубокой древности и своим названием обязан монгольской армии, познакомившей с ним европейцев в ходе ее завоевательных походов. На самом деле практически полные аналоги подобных луков применялись еще за тысячу лет до возникновения империи Чингисхана гуннами, а сама идея сложносоставного лука уходит корнями в еще более глубокую древность. (Литвинский Б. А. Сложносоставной лук в древней Средней Азии (К проблеме эволюции лука на Востоке). Советская археология. 1966. Љ 4. C. 51. URL: http://kronk.spb.ru/library/litvinsky-ba-1966.htm) Монгольский лук является одной из наиболее совершенных версий азиатского сложносоставного лука, результатом долгого эмпирического поиска древних конструкторов, пришедших к двум выводам:
1. "Лук должен удовлетворять двум не совпадающим или даже противоположным требованиям: с одной стороны, он должен быть "вместилищем" максимального количества энергии, с другой - иметь минимальную массу. Лук должен быть в высшей степени эластичным и одновременно - очень сильным. Разные части его испытывают различную нагрузку и выполняют различную работу".
2. Эти требования "не могут быть обеспечены ни одним из существующих природных материалов, необходима их комбинация". (Литвинский Б. А. Сложносоставной лук в древней Средней Азии.)
Рис. 1. Монгольский лук
В итоге степные оружейники, не обладая, естественно, никакими теоретическими познаниями в области механики и сопротивления материалов, создали совершенное оружие, явившееся, без всякого преувеличения, выдающимся образцом средневековой техники. Достаточно сказать, что процесс изготовления сложносоставного лука занимал около двух лет, а по сумме своих тактико-технических качеств он еще долго успешно конкурировал с гладкоствольным огнестрельным оружием.
5. Крадин Н. H., Скрынникова Т. Д. Империя Чингис-хана. Москва: Восточная лит., 2006. С. 418-419.
6. По свидетельству средневекового хрониста Фомы Сплитского, описывающего осаду Пешта, "смертоносные татарские стрелы разили наверняка. И не было такого панциря, щита или шлема, который не был бы пробит..." (Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита. Москва, 1997. С. 111.)
7. Во время Западного похода состоялось всего два крупных полевых сражения монгольских и русских войск, которые в той или иной степени можно считать "правильными" - под Коломной и при попытке деблокировать осажденный монголами Чернигов. Отчаянный рейд рязанских дружин навстречу войску Батыя и молниеносный разгром армии Юрия Всеволодовича на реке Сить к таковым не относятся.
8. Худяков Ю. С. Вооружение кочевников Южной Сибири и Центральной Азии в эпоху развитого средневековья. Новосибирск: Изд-во ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1997. С. 124.
9. Книга Марко Поло. Москва: Гос. изд-во географической лит., 1955. С. 91.
10. Одной из последних жертв такого азарта стала в 1659 году дворянская конница в битве под Конотопом.
11. Битва при Каррах - одно из крупнейших сражений античности, в котором римские легионы были разгромлены парфянской армией, использовавшей тактику расстрела противника из мощных луков с безопасного расстояния. В военной истории считается образцом подобного рода действий.
12. Плутарх. Избранные жизнеописания. Москва: Правда, 1987. Т. 2. С. 220.
13. Там же. С. 221.
14. Евпатий Коловрат (?-1238) - рязанский воевода, начавший, согласно легенде, партизанскую войну против монголов. Поначалу его отряду удалось уничтожить часть армии Батыя, однако вскоре рязанские "рейнджеры" были окружены главными силами монгольской армии и "расстреляны из камнеметов".
5. ОСАДНОЕ ИСКУССТВО
Самое худшее - осаждать крепости.
Сунь Цзы
Убедившись в невозможности выиграть у монголов сражение "в чистом поле", попытаемся оценить последствия, так сказать, перехода к пассивной обороне. Увы, и здесь шансы на успешное сопротивление были практически равны нулю, поскольку до появления артиллерии монголы не знали себе равных в искусстве осады городов. Следуя от победы к победе, кочевники переняли у покоренных государств самую передовую осадную технику того времени: камнеметные машины различных типов, зажигательные смеси, тараны, передвижные башни на колесах, научившись в итоге брать даже хорошо укрепленные крупные китайские и среднеазиатские города с многочисленными гарнизонами.
Не отставала и тактика. На вооружении монгольской армии были самые разнообразные приемы - от терпеливой блокады осажденной крепости до непрерывного, изматывающего силы защитников штурма. Такой штурм чаще всего велся одновременно с разных направлений и мог продолжаться даже несколько дней, однако при этом монгольские войска не несли существенных потерь, способных подорвать их боеспособность. Дело здесь в еще одном перенятом монголами и доведенном ими до совершенства восточном "ноу-хау" - в так называемом "хашаре". Этот красивый термин, означающий в переводе с арабского "совместный труд", "благотворительность", имел в те годы и другое значение. Впрочем, буквально это также был совместный труд. Труд сотен и тысяч ранее взятых в плен воинов противника и согнанных из окрестных селений молодых мужчин при ведении осадных работ. Также хашаром в качестве живого щита монголы прикрывались непосредственно во время штурма. Столь незамысловато-жестокий, но эффективный метод позволял, с одной стороны, сберечь силы и жизни монгольских воинов, а с другой - создавал у осажденных (а, вполне возможно, и у средневековых летописцев, описывающих численность монгольской армии) иллюзию неисчислимости противника. Кроме того, у обороняющихся неизбежно должны были возникать проблемы морального порядка: даже в тот жестокий век не каждый мог решиться сбрасывать камни или лить горящую смолу на головы своим соплеменникам...
Так что оборонительные сооружения древнерусских городов, сделанные по стандартной схеме: ров + вал + деревянные стены, являлись непреодолимой преградой лишь для не владеющих осадным искусством печенегов и половцев, а также для самих русских (историки зафиксировали всего лишь несколько случаев успешных штурмов во время княжеских междоусобиц), но только не для монголов, испытавших определенные трудности только при взятии Киева, Торжка и Козельска. Все остальные захваченные ими города держались не более одной недели...