Эта история происходила много лет назад, и, возможно, не является чем-то примечательным, или удивительным, или плодом моей фантазии. Если ты, случайный читатель, ищешь такое, что захватывает дух, то здесь не найти. Но если в твоей памяти, как бусины на нитку, сохраняются разные истории судеб, то это для тебя.
В жизни каждого человека есть узловые точки. Это могут быть встречи, разговоры, крушения поездов или мимолетное видение в определенном времени и месте. Или просто пение птицы в нужный для того час. Эти моменты прочно сидят в памяти. Мы окунаемся в атмосферу давно прошедших дней. Можно легко различить запах реки или же почувствовать мороз на щеке, погрузиться в объятья старого друга. А я в своих воспоминаниях отправляюсь в весну, где помню каждый лист на дереве за окном моего кабинета. Перед глазами лежит дорога в школу, в которой работала третий год, обшарпанные стены, широкие коридоры, круглые лампы, улыбающиеся третьеклассники.
Но история не будет иметь веса, если не знать, что происходило в те дни со мной. Двадцать пять лет назад, в Союзе, понятия психолог не существовало. Их место занимали подружки, мамы, коллеги. Причин идти к психиатру, к моему счастью (а можете поверить, что такие мысли присутствовали), не было. Возможно, существовали какие-то иные пути в получении квалифицированной помощи, но про них никто из моего окружения не знал. А проблемы имелись - я до жути, до рвотных позывов боялась высоты. Все началось не в один момент, а как затяжное воспаление, обострялось с каждым месяцем и годом. Сейчас опытный психолог откопал бы тот час, когда в моей голове что-то сломалось, но в те времена пришлось решать это самостоятельно. Читатель может представить мои трудности. Я как житель столицы должна была спускаться в метро, на большую глубину, подниматься из него. Самолет, как вид транспорта, невозможен, жить на большой высоте так же трудно. Открытые подъемники, колесо обозрения - все под запретом. В конце даже фотографии высоты начали сворачивать желудок в узел. Последней точкой, красной линией, за которой я оказалась одинока и беспомощна - был день, когда мы с подругой собрались в театр. Я стояла в метро у эскалатора и смотрела вверх на непосильную высоту в двадцать метров. От невозможности подняться тело колотила мелкая дрожь, по щекам текли слезы. Особенно стыдно было от того, что ко мне подходили люди и спрашивали, все ли хорошо, а я, захлебываясь в рыданиях, могла лишь кивать. А уже вечером, сидя дома, пришло осознание, что у меня действительно проблема, которая требует срочного решения. Начался долгий путь через бесполезные книги, расспросы окружающих, бессонные ночи. Подружки, посвященные в текущее положение дел, познакомили меня с аутотренингом. Но результата не было, от всего становилось только хуже.
Это все была предыстория, описывающая мое состояние, в котором я пребывала несколько лет до знаменательной встречи. Но произошло еще одно событие за день до знаменательной встречи, в вечер воскресенья. Мне нужно было совершить поездку к родственнице за зимними яблоками. После работы мы с мужем не спеша отправились в гости, он был моим единственным помощником в невзгодах связанных с высотой. Супруг, стоя ниже, закрывал мне обзор, занимал разговорами и крепко держал за талию. Но в тот раз ничего не помогло. Я посмотрела вверх, встав на первую ступеньку, и замерла от ужаса. Через несколько долгих секунд промелькнула мысль - "не могу!", но рвануть вниз, сбежать уже было невозможно. Я думала пойти вверх, чтобы укоротить свою пытку, но ноги стали ватными. Все, что у меня получилось - это жалкий всхлип, стон, долетевший до сознания как бы издалека. Мозг отметил, как сторонний наблюдатель, что руки, вцепившиеся намертво в поручень, побелели, люди с соседнего эскалатора смотрят с удивлением. Время тянулось, как при глубоком погружении под воду, все было медленным и расплывчатым, а страх, как волны накрывали все тело. Раз волна, два, ... десять. А лестница все не заканчивалась, и вниз смотреть было так же страшно, как и вверх. Понимание всей ситуации начинало разрывать грудь когтями. Все внутри сжалось в один комок, желудок выкручивало стальной рукой. После того, как подъем закончился, я провалилась в темноту.
В понедельник пришлось идти на работу, но там все не ладилось. Третьеклашки были удивлены поведением их учительницы. Я то замирала с мелом у доски, то смотрела в окно на молодые листья, то на залитую солнцем дорожку у школьного крыльца. Уроки не клеились, классный час просто сорвался, а вот на родительском собрании пришлось взять себя в руки. В этот раз нужно было не только донести родителям об успехах их отпрысков, но и призвать большинство к помощи школе в уборке участков и классов. Родителей я знала довольно хорошо, все жили в одном районе, с каждым часто встречалась на улице, так что мои собрания обычно оказывались полупустыми. В тот день за второй партой сидела девушка из пятиэтажки напротив моего дома - Гуля. Она была на тройку лет старше. Долговязая и худая. Карие миндалевидные глаза всегда хорошо накрашены, волосы заплетены в длинную черную косу. Говорок непривычный, с легким акцентом, который от волнения усиливался и необычайно украшал восточную женщину. В школе Гуля никогда не появлялась, это была обязанность ее мужа и ее родителей.
Лица родителей на собраниях - это непередаваемая гамма эмоций. Кто-то приходит услышать, какое у них умное чадо. Услышав похвалу, такие люди впадали в эйфорическое состояние. Иногда создавалось впечатление, что это им вручают нобелевскую премию, за то, что их ребенок овладел таблицей умножения (при этом чаще всего они в процессе обучения не участвовали совсем). Была группа тех, у кого начинался нервный тик к середине собрания. Услышав свою фамилию, они, как и отпрыски, вздрагивали, ожидая плохих новостей. Огромная часть воинственно настроенных родителей приходили с целью поговорить, вернее потребовать. История стара как мир: тут невнимательная училка недооценила, тут не увидела юное дарование или придралась к мелочи. А еще забегали люди вида "родительвымирающий", абсолютно всем довольные, жизнерадостные, готовые помогать. На них держалось все, а в частности генеральная уборка класса и организация субботника. Семья Гули была в числе помогающих. Девушка проявила инициативу и согласилась помочь. Я попросила ее помыть окна в классе, что было самой актуальной проблемой, так как было страшно, а заставлять детей не имела права. К моему глубочайшему удивлению мамочка отказала, сославшись на здоровье. Но в ответ предложила задержаться после и выяснить, чем еще можно помочь классу, на что хватит сил.
Когда все разошлись, Гуля пересела за парту перед моим столом и сама предложила оформить стенгазету к выпуску из начальной школы. Идея мне понравилась. После составления макета я решилась на вопрос:
- Гулечка, если не секрет, почему ты отказалась от мытья окон? - раздался небрежный вопрос в ожидании, что наши проблемы схожи, и в первый раз удастся поговорить на волнующую тему полноценно. Но надежды не оправдались. Даже лучше сказать так - продолжение шокировало.
- Светлана, не обижайтесь. Я действительно не могу. Просто после удаления одного легкого, во время нагрузок, часто портится самочувствие.
В первую секунду показалось, что Гуля шутит. Но дальше, чем больше затягивалось молчание, тем лучше я начинала понимать все события, которые пришлось увидеть в судьбе этой женщины со стороны.
- Ты так хорошо выглядишь, я даже подумать не могла. Прости меня, ради бога, не хотела обидеть, - начала сыпать извинениями.
- Все нормально. Это дело давнее. Мне вообще казалось, что ты знаешь. Весь двор в курсе, как я тогда сиганула с пятого этажа. Самоубийцей называли. И все, что потом было в моей жизни, тоже обсуждали на каждом углу. Ходила масса сплетен. Тем более мы, приезжие, всегда на "особом счету".
В памяти что-то зашевелилось, но подробностей я не знала. В моем воображении всплыло окно, и представилось, как я сама оттуда прыгаю. Мурашки пробежали по спине.
- Наверно, это было жутко, прыгать, - проговорила я вмиг осипшим неузнаваемым голосом.
- Есть вещи куда страшнее.
- Ох, - вздохнула я, - что может быть хуже высоты?
- Ты поэтому окна мыть не хочешь? Я знаю этот взгляд, затравленный страхом, - с лица собеседницы слетела улыбка, она уплыла в своих воспоминаниях далеко, но очень быстро оттуда вернулась, как вынырнула из мутной воды, - расскажи мне.
И я рассказала. Сначала издалека, с улыбкой, с шутками. Девушка одернула:
- Света, в том, что ты рассказываешь нет ничего смешного!
За усилием снять улыбку последовала странная реакция - слезы. Следующий час был заполнен рыданиями и рассказом о моем страхе. К удивлению Гуля ни разу меня не перебила и слушала с серьезным лицом. Она была первым человеком, который не говорил, что это глупость, не пытался лечить и воспитывать, а просто выслушал. Дальше из меня полезли другие страхи, связавшиеся воедино как по волшебству. Многое стало понятно, то, что не могло проявиться без доверительного отношения совершенно чужого человека.
Еще долгое время после окончания рассказа мы молчали. Гуля держала мою руку, второй я усиленно размазывала слезы по щекам. В какой-то момент она начала говорить.
- Я не самоубийца. Так говорят все, но это ложь. Мне тогда исполнилось пятнадцать лет, а тебе значит десять? Больше? Ты наверно и не помнишь. В тот день долго шли уроки, потом кружки. Было не очень поздно, но уже темно. Горели фонари. Лежал снег.
Тут девушка замолчала и посмотрела в окно на молодую листву, светившуюся на солнце золотом. Я присмотрелась. Нижняя губа собеседницы дрожала, глаза потухли.
- За мной шел мужчина от самой школы. Знаешь, как бывает, заметишь кого-нибудь, а потом еще раз, и еще. Я поняла все с самого начала, сразу испугалась. Еще подумала, что не может человек ждать специально. Но чем ближе к дому подходила, тем больше убеждалась, что мужчина идет именно за мной. След в след. Около подъезда нервы сдали, и я побежала, сердце колотилось как бешеное. За спиной раздался хлопок двери.
Он бежал за мной, представляешь, бежал! В голове запомнился звук каждого его шага. Как ты говорила, время замедляется? А у меня ускорилось в несколько раз. На верхнем этаже, перед чердаком, окно всегда оставляли открытым для проветривания. Тот день не был исключением.
Слезы гулко капали на парту в воцарившейся тишине.
- Ты его видела?
- Да, видела. И ужас, этот ужас никогда не забыть. Решение прыгнуть пришло само по себе. Он не успел напасть.
Миндалевидные глаза девушки были непривычно широко распахнуты, взгляд вниз, в пустоту. В ту секунду она снова летела с пятого этажа.
- Мама говорила, что услышала крик, от которого стыла кровь. Потом приехала скорая, забрали с переломами ноги и руки в двух местах. К счастью, на карнизе было много снега. Как меня нашли и везли в больницу - не помню совсем.
- Это ужасно. Как ты пережила?
- Пережила в больнице, а через полгода снова попала обратно, но в другое отделение. Становилось дурно, задыхалась, теряла сознание. Оказалось, что одно легкое отекает. Причины нам не говорили или не знали. Думалось, врачи нерусскую девушку за человека не считают. Сначала ставили капельницы. Уколы, таблетки. Так по кругу было пару месяцев, но становилось только хуже. Выписки домой сменялись возвращениями обратно. Через какое-то время стало мутить от еды. В тот момент уже не было поездок домой, перестали навещать одноклассники, да и родные приезжали реже. Лишь отец продолжал сидеть ежедневно, кормил кашей с ложечки. С того времени давали коньяк по чуть-чуть, чтобы расширялись сосуды. А однажды, когда не было сил открыть глаза, я оказалась свидетельницей разговора матери с врачом. Они потеряли надежду, все. Доктор прямым текстом говорил, что ее дочь доживает отпущенное время, и сделать они ничего не могут.
Было одиноко и страшно каждый божий день, а ночью приходила тень во снах и гналась за мной по бесконечным пролетам. Представляешь, - тут она посмеялась, - мама гроб купила, одежду заготовила, даже туфли, которые потом пришлось носить.
- Это жутко. На твоем месте я бы даже домой не вернулась, а туфли надеть... Мурашки по коже. Разве не было обиды на маму?
- Чтобы прощать, нужно сначала обидеться, а обиды не было. Мама меня любит, всегда помогает. Если ей так было спокойней в те времена, то пусть. Чужая душа - потемки, никогда не бралась судить. Ходили же слухи, что я самоубийца. Отца это очень задевало, он, как услышит шепоток, так орет на всю улицу. Пытался доказать всем, что за мной маньяк шел. Так эти сплетники сразу надумали, что я после прыгнула. Ну, "после", понимаешь?
- Они подумали, что он успел изнасиловать?
- Да, и что "положили на аборт" от этого маньяка.
- Я никогда не слышала таких сплетен о тебе. Все люди разные.
- Точно, разные. Были тогда и хорошие. Врач, который оперировал, замечательный хирург, Б-ий Сергей Иванович. Он и сейчас работает. Я к нему езжу иногда. Он меня тогда увидел в больнице, умирающую, решил удалить легкое.
- А почему раньше не могли?
- Не знаю. Все общение врачей было только с родителями, а они мне не рассказывали. Возможно, так пытались уберечь от плохих мыслей.
В общей сложности из жизни выпало два года. Потом я окончила школу, восстановилась в санатории, поступила в институт. Там встретила своего Борю - его ты знаешь. Он бегает в магазины, пол моет, готовит. Иногда мне кажется, если бы всего предыдущего ужаса не было, то и не дал бы мне бог такой любви. Я чувствую, что я ее заслужила, заработала за все свои беды.
Но самый страшный момент наступил именно после встречи с мужем.
- Как? Почему?
-Я думала, что прошла огонь и воду. А последним испытанием оказался мой сыночек. Врачи сказали - нельзя иметь детей с одним легким. Направили на аборт по показаниям.
- Не стала делать? Почему?
- Нет, не стала. Уговорила мужа, пусть спасают ребенка, новую жизнь. Он долго умолял послушаться врачей, и близкие оказались на его стороне. Я давно смирилась с тем, что могу умереть. А вот моей душе настолько хотелось, чтобы кроха внутри меня имел шанс вырасти, гулять, получить образование, полюбить в конце концов. Но самое главное - все получилось. Было кесарево, наркоз, реанимация. Помогло то, что с той секунды я стала мамой. В голове повторялась мысль, что родился самый красивый мальчик, и очень хочется его увидеть, быть рядом...
Мы еще долго сидели в пустом кабинете и говорили по душам. С тех пор Гуля приходила вместе с мужем, мы часто пили вместе чай, и крепко подружились на долгие годы.
Читатель может не верить этой истории. Но я сама лично с годами удостоверилась в правдивости слов подруги. Позже выяснилось множество подробностей и уточнений, но их приводить не имеет смысла. Тот разговор стал переломным моментом моей жизни. Лично я каждый раз примеряю ее жизнь на себя, на собственный страх. Это придает мне сил и помогает справляться с не пропавшим, но потерявшим свою прежнюю силу страхом. Гуля стала моим лейтмотивом. Когда тяжело, когда плохо, когда страшно - перед глазами стоит радостное лицо. Где она сейчас - не знаю, наши пути разошлись. Но если до нее как-то дойдет этот рассказ, пусть почувствует мою благодарность, которую я не успела выразить.