Колосов Александр Геральдович. Хочешь, я спою тебе песенку ворона?

Александр Колосов

Хочешь, спою тебе песенку Ворона?

В канун праздника Ивана Купалы я сидел в своём кабинете в редакции нашей газеты и заканчивал статью, посвящённую итоговой себестоимости расчётной тепловой единицы в различных отопительных предприятиях нашего района. Скучнейшее занятие, доложу я вам! С другой стороны, причины повышения стоимости услуг были в одно и то же время банальны до одури и разнообразны просто на зависть. Скука темы поэтому вполне уравновешивалась тончайшей работой по балансированию меж двумя крайностями: скатыванием в трясину официозной тягомотины и желанием продемонстрировать осведомлённость в истинных мотивах повышения расценок. Первое могло больно ударить по творческому самолюбию, второе - по карману да и по голове. Так что следовало исхитриться, пройти по середине.

Входная дверь хлопнула об косяк с такой мощью, что ветхое здание, занимаемое нашим муниципальным органом гласности, отозвалось мучительной судорогой, перешедшей в продолжительную вибрацию. Казалось оно вот-вот рухнет на головы трудового коллектива, будто карточный замок, на который дунул расшалившийся сорванец.

Нельзя сказать, что подобные катаклизмы - я имею в виду разгневанных посетителей, выражавших своё негодование способом, указанным выше - являлись в нашем заведении редким гостем, но сегодня мне почему-то сделалось не по себе - видимо недовольство собой наложилось на всегдашнюю настороженность, приносимую нашествием подобного дня.

Не испытал я облегчения и после того как дверь моего кабинета впустила внутрь секретаршу редактора Наденьку Алиуллину и её спутника.

- К вам,- кокетливо улыбаясь, пропела Надюша.

Постороннему взгляду могло показаться, что она испытывает в моём отношении особые чувства, но это было бы ложным предположением. Наденька кокетничала исключительно из любви к искусству в чистом виде.

- А-а, какие люди! И без охраны!- приветствовал меня Валентин.

Кто сегодня не знает Валентина Андреева? Книги его возникают на рынке с частотой пулемётных очередей и выходят стотысячными тиражами. Последний роман, если не ошибаюсь, назывался "Галактические скитальцы" и был раскуплен за две недели. В прежние времена мы были близко знакомы, считались даже едва не друзьями. Благо, что наши интересы лежали в разных жанрах многообразной фантастической литературы, не пересекались, не соприкасались и не портили отношений. Вообще, Валентин был парнем хоть куда: в меру талантлив, в меру тщеславен, в миру - велеречив. После того как я отошёл от дел, он некоторое время названивал по различным торжественным датам. Потом круговерть интеллектуальной и организационной гонки вытеснила очевидно моё скромное имя из сферы его внимания. В нашем кругу - причина очень простительная и уважительная.

- Какими судьбами в наши захудалые палестины?- я не стал скрывать удивления, всё равно ведь увидит, ещё обидится.

- Поехал стариков навестить. Батя прихварывает. Надо устроить в хорошую клинику. Вот, заскочил по дороге. Дай, думаю, повидаю старого корешка. посмотрю: как он?

-Хотел бы новости узнать, позвонил бы,- рассмеялся я ему прямо в лицо.- Говорил бы сразу, что у тебя за дела! По нынешним временам ради "поболтать" с поездов не слезают.

- Ты в своей глухомани, гляжу, совсем от жизни отстал - хмыкнул Валентин и, присев по старой привычке на краешек стола, небрежным жестом протянул раскрытую пачку "Мальборо". Он всегда питал пристрастие к этому сорту сигарет, но прежде угощал ими не часто, да притом с неким торжеством и даже своеобразным вызовом: вот-де я какой - в драных джинсах, а дрянь не курю.

Я посмотрел на него другими глазами. Приметы жизненного успеха сквозили во всём: и в одежде, и в лице, и в манерах. Где тот лобастый, вихрастый и угловатый фанат торжества технической, по преимуществу космической, революции? Передо мной сидел щеголеватый самоуверенный господин, чуточку уставший от признания публики. В дорогом костюме, благоухающий редким одеколоном, с авторучкой "паркер", выглядывающей из нагрудного кармана. Сейчас мне стало предельно ясно, что на поездах, как средстве передвижения, он давно поставил крест. В дальние края летает самолётом, по ближним рыщет на каком-нибудь "мерседесе".

Острая обида в долю секунды пронзила меня насквозь, словно цыплёнка на вертел надели...

- Ладно, ладно,- выдавил я из себя, минуту спустя, когда физически ощутимый болевой шок пошёл на снижение.- свой "форд" ты, допустим, оставил у подъезда...

- За кого ты меня держишь, старик!- воскликнул Валентин с хорошо разыгранным демонстративным удивлением.- Бери выше - я уже второй "БМВ" меняю. Но в одном ты безусловно прав, дружище, есть у меня к тебе некое дельце. Мы с тобой никогда не имели тайн друг от друга. Кому же ещё открыться? Помнишь как я начинал? Не хочу хвалиться, но кое-кто из тогдашних корифеев при моём имени начинал зубами скрипеть. Ведь правда же?

Я кивнул - правда. Начинал он и впрямь хорошо. Дерзко, не тривиально, раскручивая такие темы, на которые большинство и замахиваться опасалось.

- А что сейчас?- продолжал мой преуспевший собрат.- Скажу тебе прямо, старик, временами просто тошнит от этой галиматьи. Ты меня поймёшь, знаю. Превосходно быть богатым писателем, но богатым писакой быть мерзко. Серьёзные люди на меня давно махнули рукой, впрочем на это плевать. А для себя? Неужели Валька Андреев махнул рукой на самого себя спросил я однажды. Неужели всё, на что он способен - это кропать нескончаемую жвачку про кретинов, ловко владеющих указательным пальцем на правой руке? В общем, потянуло меня в сторону от НФ... Не буду расслюнявливать чё почём. Вот рукопись. Завтра в это же время подъеду на обратном пути. По старой дружбе жду от тебя нелицеприятного отзыва. Ты в этих делах дока; скажешь - "вещь", вся остальная критика пусть утрётся. Ну а уж если дерьмо, так и делу конец! Договорились?

- Куда ж от тебя деваться?- я взял в руки папку мягкой тисненой кожи с бронзовыми заклёпками, защёлками и прочими наворотами. Я был далёк от мысли, что этим великолепием Валентин пытался подначить меня: из нас двоих первым был кто угодно, только не он. И он знал об этом не хуже.- Я буду к тебе беспощаден, старик!

- Жду,- усмехнулся мой старый приятель и хлопнул ладонью

о подставленную "пять".

Кое-как закончив проклятую статью и вычитав текст, я совсем было собрался приступить к разбору валентиновской "эпохалки", но в эту минуту раздался телефонный звонок. Когда редактор звонит - готовься к скандалу... Через полчаса я вылетел из его кабинета распечённый до появления поджаристой корочки от пят до макушки, оставив своего собеседника в состоянии близком к инфаркту. Потом долго созванивался с человеком, который подсунул испорченную информацию и, добравшись, подробнейшим образом изложил ему свою личную версию его происхождения на свет, морального облика его родных, близких, знакомых и товарищей в любом начинании...

В общем, домой я прибыл в седьмом часу вечера и понятно, что заветной рукописи пришлось проваляться без движения на диване ещё часа два - пока готовился ужин, пока я его поглощал и отпаривал душу свежезаваренным чаем. Наконец, обретя относительное душевное равновесие, я уселся в любимое кресло за письменным столом, не спеша уложил десяток чистых листов бумаги по правую руку, предполагая делать заметки по ходу чтения, и придвинул к себе пижонскую папку Андреева.

На заглавном листе значилось название: "Оборотная сторона карнавала".

А чуть ниже, эпиграф: "Кто знает какие лица скрываются за карнавальными масками? И лица ли?"

Во рту стало сухо. Я не ожидал от Валентина такого поворота. В его лучших произведениях главным направлением беспрекословно владела идея достижения технического совершенства, именно на её пути произрастал основополагающий конфликт темы. В современной российской НФ ещё оставались значительные массивы непаханой целины. Куда ж это его понесло? А главное - что? Можно подумать будто он знает о Карнавале то, чего не знает никто... Как бы то ни было, какое-то верховое чутьё настойчиво убеждало меня в одном - мне предстоит веселенькое времяпровождение, будь оно неладно!

Из пиалы текли умопомрачительные ароматы, я осторожно сделал несколько мелких глотков; приступим, помолясь!

Первая страница рукописи повергла меня в очередной шок. Судите сами, вот что там было:

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.

"В к а н у н праздника Ивана Купалы я сидел в своём кабинете в редакции нашей газеты и заканчивал статью, посвящённую итоговой себестоимости расчётной тепловой единицы в различных отопительных предприятиях нашего района. Скучнейшее занятие, доложу я вам! С другой стороны, причины повышения стоимости услуг были в одно и то же время банальны до одури и разнообразны просто на зависть. Скука темы поэтому вполне уравновешивалась тончайшей работой по балансированию меж двумя крайностями: скатыванием в трясину официозной тягомотины и желанием продемонстрировать осведомлённость в истинных мотивах повышения расценок. Первое могло больно ударить по творческому самолюбию, второе - по карману да и по голове. Так что следовало исхитриться, пройти посередине."

Вот это да! Я откинулся на спинку кресла и какое-то время бессмысленно пялился в экран выключенного телевизора. Ай, да Валёк, ай, да Валька! Кто бы мог подумать?!

Поднявшись, перетащил из комода на стол заветную шкатулочку, приготовил два подсвечника и коробок спичек. Давно забытое чувство обреченности, неуправляемости событий, готовых свалиться на мою ни в чём не повинную голову, медленно заползало в душу. Я вскинул голову, посмотрел в глаза Святому Николаю, образ которого когда-то повесил над своим стареньким "Шарпом" - одним из немногих реликтов, сохранившихся от прежней жизни. "Не трусь! - подмигнул мне Никола.- Авось пронесёт!" Посмотрим, посмотрим.

"С грохотом хлопнула дверь. Эхо у нас обладает редкой особенностью: малейший шёпот оно превращает в крик - многократный, нарастающий и обрывающийся на самой высокой ноте. Зато кричать можно сколько угодно, можно даже в полном остервенении лупить доской по фанерному сидению стула, звуки глохнут, будто в ящике, наполненном ватой. На всей Земле не найти второй редакции, вход в которую украшала бы надпись: "Дверью хлопать". Первая версия включала также слово "разрешено", но посетители, ошарашенные столь вызывающим парадоксом, автоматически начинали осторожничать, подозревая газетчиков в каком-нибудь подвохе, скрытом до времени.

Второй вариант оказался более успешным. Ходоки радостно бряцали дверью об косяк, надеясь отвертеться от упрёков ссылкой на проявленную коллективом невнимательность в написании указателя к действию. У нашего курьера одно время излюбленным развлечением сделалось присутствие в тамбуре-прихожей. Он принимал там душ из усмешек безнаказанных исполнителей нашего нелепого пожелания; и самоутверждался, наблюдая порочность человеческой сути.

Я и с п у г а л с я, услышав громыхание, волнами накатывающееся из коридора: в такой день могло произойти всё, что угодно. Когда небо сходится с преисподней, смертному следует держаться настороже! Сунув руку в ящик стола, я с удивлением обнаружил, что мой дежурный талисман таинственным образом запропастился. Не скажу, чтобы его исчезновение привело меня в ужас, но что-то близкое к тому я испытал, лихорадочно роясь в бумагах, коробках со скрепками и россыпях никому не нужных мелочей вроде старого брелка, катушки ниток, футляра от зубочисток и тому подобного мусора.

"Если кончится благополучно, брошу все дела и наведу порядок,- стучало в висках. И в это время кто-то потянул меня за рукав. Внутри всё оборвалось. Медленно распрямившись, я обернулся.

Возле моего стола, по-хозяйски расставив умопомрачительно длинные ножки, минимально прикрытые юбкой ядовито-зелёного цвета с бронзовыми заклёпками, стояло самое миленькое создание, какое я когда-либо видел: пепельные волосы до пояска, янтарные глазища на пол-лица, точеный носик, губки а-ля ББ, стройная шейка и полупрозрачная блузка, туго натянутая в соответствующих местах.

Сказать честно, я просто не мог оторвать глаз от упомянутых мест, просвечивающих сквозь материал круглыми тёмными пятнышками, и только какое-то время спустя заметил странной формы свисток, висящий между холмиками на золотой цепочке. Свисток напоминал визуальные

очертания глаза с чёрной дырочкой на месте зрачка.

- Привет от Виктора!- сказало создание, взирая с дерзкой усмешкой, в которой сквозил впрочем лёгкий оттенок некоторого одобрения.- И хватит пялиться, Кристиан, ещё насмотришься. Держи письмо, да гляди, дома его не забудь!

Она вытащила из п а ч к и конвертов тот, который предназначался мне, небрежно швырнула его на стол, повернулась спиной, обнаружив выпуклости и вогнутости оборотной стороны своей скрипичной фигурки. В протяжно-пронзительном звуке свистка прелести посланницы поплыли у меня перед глазами, а в следующее мгновение новый шквал звуковой волны обрушился на мои ни в чём не повинные ушные перепонки.

Я вскрыл конверт, на котором ничего, кроме моего имени, обозначено не было, и внутри обнаружил золотую пластинку-таблоид, из тех, какие обычно таскают на груди участники всевозможных семинаров и конференций. На пластинке был выдавлен "Андреевский крест", в верхнем треугольнике красовалось рельефное изображение облака. В нижнем треугольнике размещался стилизованный значок огня.

Следом выпал четырёхугольник плотного картона, где по чёрному глянцу были оттиснуты золотом следующие слова: "Вам досталась почётная доля присутствовать на Карнавале. Если Вам кажется, что Вы ещё недостаточно готовы к оказанной чести, трижды подумайте прежде чем отправляться в путь. Вы можете отказаться от приглашения, но, приняв его, знайте, что возврат правилами Карнавала не предусмотрен. Виктор".

"Виктор,- подумал я, бесцельно вертя в пальцах странное письмо.- Кто бы это мог быть?" Имя по сегодняшним временам не часто встречающееся. Лично я знал всего четырёх, носящих его, и ни один из них на роль распорядителя Карнавала не подходил ни с какой стороны.

О Карнавале я знал немногим больше. В тех кругах, где я приобрёл некоторую известность под прозвищем Кристиан, упоминания об этом празднике вполне обычны. Я даже

помню с какой внутренней д р о ж ь ю разговаривал с человеком, по слухам, посетившим его. Судя по усмешкам , которыми сопровождалось это утверждение, он проявил себя там не лучшим образом, но спросить о том его напрямую я не посмел, поскольку внешний вид неудачника к бестактности не располагал. К излишнему любопытству - тем более.

Разобраться в том что именно происходит на Карнавале - задача архисложная. Путём тщательного просеивания разнородной информации, поступающей в моё распоряжение, мне удалось выяснить лишь то, что проводится он в течении недели, начиная с Купальской ночи, в одном из приморских городов Юга. Поговаривали даже, что до революции начала века место его базирования располагалось где-то на южном побережье Франции, но справедливость этого мнения проверить не было ровно никакой возможности. Расхожей присказкой сделался также вот такой анекдот: "Наглость - второе счастье,- сказал кретин, нарисовавшись без приглашения на Карнавале..."

Вот, собственно, и все дела. "Интересно,- подумал я, ещё не зная как отнестись к подобной чести.- Всё это очень похоже на приглашение отведать вкусного пирожка: с повидлом не бери, а с мясом я сам съем. Приезжай, дружок, на деревню к дедушке Ивану Макарычу..."

Однако после того как я машинально перевернул карточку, адрес не замедлил обнаружиться, хотя нужно сказать, в жизни не встречал более весёлой ориентировки: готическая вязь гласила о том, что "Случайность - сказки!

Поднявшись в высь

С моей подсказкой,

Перенесись!"

Нет, я конечно и сам был не прочь иной раз завернуть что-нибудь иносказательное, но чтобы вот так - вообще без

всякой дополнительной информации, одними с т и х а м и сомнительной ценности... Этот Виктор - парень не промах.

Но уж больно темнит.

Не знаю, может быть именно трудность достижения цели и пересилила мою природную нерешительность. Когда меня загоняют в угол, я становлюсь напористей буйвола и строптивее ишака. И что из того, что при одном упоминании Карнавала душу пронзает октябрьский сквозняк! Я буду там во что бы то ни стало, назло всем и себе в том же числе!

Приняв решение, я выкинул из головы посторонние мысли и сосредоточился на завершении статьи. Потом отпросился со службы. В специальной записной книжке, где хранились координаты моих товарищей, телефон сурового неудачника обнаружился на седьмой странице. По странному совпадению, моя фамилия, вздумай я её записать, оказалась бы здесь же.

- Слушай, Крот,- сказал я когда на том конце провода послышался знакомый глуховатый голос.- Как проехать на Карнавал?

- А тебя звали?- донеслось минуту спустя.

- Не всё ли равно? Достаточно и того, что я там намерен быть.

- Вот что, Кристиан,- ответил Крот.- Мне конечно глубоко по... что с тобой будет, но своя шкура мне слишком дорога. Если прёшься незваным, путь ищи сам. А если получил приглашение, следуй указаниям Виктора.

Пошли короткие гудки, я озадаченно смотрел на телефонную трубку, гадая что бы всё это могло означать.

"Ты что - совсем дурак?- ехидно полюбопытствовал мой внутренний голос.- Держись подальше от этого Карнавала, дружище Кристиан! Ну кто ты такой в конце-то концов?

Ты ещё на первой ступеньке, а волосы - д ы б о м уже сейчас! Представляешь что будет в дальнейшем?"

- Не дрейфь раньше времени,- посоветовал я внутреннему голосу.- в собственном глазу и соринка крупнее бревна. Приглашением-то меня удостоили даром что ли? Значит знают, значит ждут, а там, где всё гладко - там нам с тобой делать нечего - и без нас народу хватает.

"Послать бы тебя куда подальше,- сплюнул он в ответ.- да вот незадача - за собой ведь потащишь!" Но шутки - шутками, а вопрос так и остался открытым: ехать ли. И, если ехать, то куда. Финансовая сторона дела меня в общем-то не волновала - после выхода последней книги, с "презренным металлом" проблем не было.

В последнее время спрос на фантастическую литературу заметно снизился, лишь несколько человек сумели вскочить на подножку экспресса читательского интереса, уходящего прочь. Себя к этим счастливчикам я не причислял ни коей мере. Круг моих читателей не расширился, но остался стабильным. Легче выплеснуть с водой золотой самородок, чем отлучить их от той литературы, к которой они привязаны. Их не так много, но вполне достаточно, чтобы сделать издание моих книг прибыльным бизнесом. И не только моих, конечно.

Таким образом, на счету в настоящий момент я имел около двух "штук" "зелёными", чуть меньше - в рублёвом эквиваленте - хранилось дома. Тревожило другое. В той области, где лежал мой основной жизненный интерес, я никогда не был силён в практическом аспекте, предпочитая чисто теоретические занятия повседневному оттачиванию прикладного мастерства.

Соваться туда, где опростоволосился спец, подобный Кроту, откровенно говоря, было с моей стороны настоящим вызовом

силам, которые правили бал на Карнавале. Правда во с н е, привидевшимся мне некоторое время назад, я уже получал от них приглашение и, по некоторым характерным признакам, миг реального вручения "верительной грамоты" полностью совпал с предсказанным сроком.

Когда задача не поддаётся решению, подумай - с того ли боку ты к ней подошёл. Там, где бессилен старина Евклид, умный обращается к Лобачевскому. Я решительно раздавил окурок "мальборины" о дно своей аметистовой пепельницы и отправился на боковую. Мой внутренний голос брюзжит без умолку, но дело разумеет покрепче иных молчаливых да покладистых. Бог не выдаст, Виктор не съест!

В Бога я конечно не верил, точнее говоря, не верил в того благостного старичка, каким расписывают его святоши, расплодившиеся с недавних пор. Слишком многое говорило против подобной гипотезы, слишком фантастичной она выглядела даже на фоне худших образцов отечественной "фэнтэзи". А я "фэнтэзи" терпеть не мог - ни худшей, ни лучшей. Меня бесят попытки сравнить моё скромное творчество с каким-нибудь Де Кампом или Муркоком.

Я вообще не пишу фантастических книг. Человечество договорилось считать настоящей определённую часть реальности, объявив все прочие выдумкой малообразованных предков. С тех пор оно здорово поднаторело в умении не замечать очевидного и принимать на веру любую ахинею, преподносимую под видом истинно научного подхода.

Что касается меня, то мне до "человечества" нет никакого дела, мне вообще пофигу что оно думает и во что верит. Я знаю какова реальность и отражаю её в меру отпущенного мне таланта. А те, кто активно занимается внедрением научного подхода, охотно платят за то, что я привлекаю их внимание к малоисс00ледованным областям настоящего знания.

Муркока и прочих авторов, сочиняющих завлекательные истории в глубокой т е м н и ц е мыслительной ограниченности, человеку моего кругозора читать не просто скучно, а некоторым образом даже смешно.

С этой мыслью я и уснул. Ну и престранный же сон мне привиделся! Под крутой каменистой скалой несётся будто бы стремительный водяной поток, исчезающий в чёрной дыре у самого её подножия. А в потоке народу - кишмя.

Большинство пролетает покорно, весело даже, другие пытаются трепыхаться, третьи гребут против течения изо всех сил, но струя тащит всех без разбору, и судьба всем одна - в дыру. Дольше всех держатся несколько мужиков, что вскарабкались на плывущие в потоке тела и перескакивают с головы на голову, точно рыбаки в ледоход. Время от времени кто-то из них оступается и уходит под воду, но на его место становится новый "рыбак" с белыми от страха глазами.

И вот пока я обозревал всю эту экспрессивную живопись, как-то незаметно зловещий грот, поглощающий пловцов с жадным хлюпаньем, очутился совсем рядом - рукой подать.

Встревоженный этим обстоятельством, я отчаянно заработал всеми конечностями, повернув против течения. Меня тем не менее всё равно сносило к проклятому отверстию: всё, чего удалось добиться - немного снизить скорость падения. Дело в том, что борьбе с сумасшедшим течением вольно и невольно препятствовали люди, проплывавшие мимо. Одни просто тем, что время от времени задерживали на взмахе мои руки, другие, по преимуществу женщины, пытались увлечь меня за собой.

Понимая, что долго так не выдержу, и ощущая ногами могильный холод, проистекающий из страшной пещеры, я

набрал полные лёгкие воздуха и ушёл глубоко под воду, взяв от о т в е р с т и я наискосок - в направлении обрывистого берега. Можно долго расписывать чувства, обуревавшие мою грешную душу, можно подробно рассказывать о людях, встреченных на глубине, тем более, что некоторых из них я знал по реальной жизни, но не это главное. Главное во сне - это сюжет. Не имею ни малейшего понятия сколько времени пришлось положить на достижение цели, но наконец моя рука коснулась вожделенного камня.

Как на грех, зацепиться оказалось не за что - берег представлял собой сплошную шероховатую стену с незначительными углублениями и выбоинами. В то же время, течение у берега неслось со скоростью пули, оно тащило меня, то и дело заставляя разжиматься немеющие пальцы, которыми в полном отчаянии я пытался ухватиться за малейшую неровность. Утешало одно - большинство из тех, с кем я начинал свой встречный заплыв, уже пропали в каменном мешке подземелья.

- Эй, пловцы!- послышалось сверху.

Я поднял голову и к неописуемому своему восторгу увидел трёх человек, стоящих на самом краю.

- Радуйтесь, смертные!- возгласил один из спасителей, разматывая клубок тонкого верёвочного троса.- Вам предоставлен неслыханный шанс. Волею Весельчака Ника нам дозволено шестикратно забросить спасательный конец для тех, кто способен им воспользоваться. Будьте внимательны и расторопны! Раз!

Откуда ни возьмись, над поверхностью вскинулись новые головы, десятки рук вцепились в канат, началась ожесточённая схватка между теми, кто поднимался над потоком, и теми, кто пытался повиснуть на них. С первого захода добраться до спасительной суши удалось только двоим. Но они тут же впряглись в работу, и новая партия

из трёх счастливчиков с радостными воплями повлеклась вверх. Раз за разом эта к у т е р ь м а возобновлялась, верёвка забрасывалась, и берег постепенно заполнялся возбуждённой толпой.

Что до меня, то пару раз спасательный конец оказывался совсем неподалёку, но я всё не решался отклеиться от стены, которая худо ли бедно позволяла держаться, в то время, как первый же промах неминуемо бросил бы моё бедное тело в пасть подземелья. Оставалась последняя попытка...

- Эй, Кристиан!- услышал я насмешливый голос предводителя команды спасателей.- А тебе что? Особое приглашение требуется?

- Настоящий игрок играет только наверняка!- прохрипел я в ответ.- Я умею проигрывать, но судьбе, а не глупому случаю!

- Смотрите, какой разборчивый!- захохотал предводитель.- Ну да ладно, я сегодня добрый. Держи, игрок!

Трос плюхнулся чуть выше меня, оставалось только подставить руки. Пять или шесть проплывающих мимо тоже повисли на нём, и когда мы, точно связка рыб на кукане, повлеклись вдоль стены, мне в кровь разодрало камнем правую кисть.

- Держись, Кристиан!- хохотали сверху.- Упасть сейчас было бы очень обидно!

Я совсем было собрался дать насмешникам достойный ответ, но не успел, потому что проснулся. Рука страшно болела, так, словно по ней и впрямь долбанули камнем. Какое-то время я продолжал лежать в постели, размышляя над увиденным. В принципе всё было сказано предельно ясно, оставалось выбрать - хвататься ли за спасительный канат, не оборвётся ли он, когда я полезу на верх, обдирая руки до появления кровавых ран. Смешно, но меня по-прежнему

больше волновали издёвки окружающих в случае неудачи, нежели реальная возможность у д а р и т ь с я г о л о в о й.

Я поднялся, приготовил завтрак, но внутреннее беспокойство не покидало растревоженную душу. Открыл органайзер, ещё раз полюбовался на золотую визитку. Нет, решено, еду! Причём немедленно! Собраться было делом одной минуты: в "дипломат" полетели пара рубашек, носки, сигареты и несколько банок пива. Я не забыл прихватить и пачку купюр, необходимых в любом путешествии, даже таком, которое выпало мне. Надел "водолазку", модный тёмно-синий френч и спортивные белые брюки. А чтобы устроители Карнавала не долго гадали с кем они собственно говоря имеют дело, вздел на правый безымянный свой любимый перстень с гранатом. Ну всё, кажется всё.

У здания аэровокзала попался мне под ноги чёрный пудель, кучерявый, как... ну вы, думаю, сами поймёте, что кучерявей пуделя придумать что-либо очень затруднительно. Куда ни пойду, вертится, зараза, под ногами. И главное, хотя б залаял, ради приличия. Ну, наподдал ему ногой. Не сильно, а так - исключительно в целях профилактики, чтоб не мельтешил где не просят. И что же вы думаете? Эта коварная скотина самым беспардонным образом сдергивает с меня новёхонький туфель, приобретённый в наидорогущем бутике, и чешет внутрь.

Куда деваться? Бегу следом, стараясь пореже ступать на босую ногу. Кругом хохот, конечно. Народ глуп, как пробка, но зато смешлив: хлебом не корми - дай над чужим несчастьем повеселиться. Одна из истин нескорректированной реальности. И как всякая истина, недоступная пониманию

человечества: каждому свойственно преувеличивать собственные достоинства, и только по-настоящему умный человек способен усомниться в своём уме и таланте, а тем более - в умственной полноценности толпы, именуемой

"народом".

Пёс бежал нахально, не торопясь, ехидно посматривая через плечо на неуклюжего человека, о с в о б о ж д ё н н о г о от одной туфли. Я уже говорил, что не силён в практическом применении тех вещей, которыми теоретически владею на очень высоком уровне - по крайней мере в кругу известных мне специалистов. Но во время этой постыдной погони, честно говоря, уже начал подумывать, а не устроить ли мне моему четвероногому другу какую-нибудь ответную пакость, из тех что попроще.

То ли он своим тонким собачьим чутьём унюхал грозу, надвигающуюся на его кудлатую голову, то ли ему просто наскучила затянувшаяся забава, только в тот самый момент, когда я совсем созрел для осуществления радикальных мер, эта скотина выплюнула мой изжёванный туфляк и, резво взвинтив скорость, исчезла за одним из бетонных поворотов зала. Я в очередной раз остался в дураках, но, как оказалось минуту спустя, не в самых круглых. Скорее наоборот.

Дело в том, что кое-как обтерев с обувки cобачьи слюни, и подняв глаза, я обнаружил, что стою прямиком под информационным табло, на котором значится одна единственная строка, оповещающая о посадке на лайнер, следующий в город W. "А чем он в принципе хуже любого другого черноморского курорта?- тут же откомментировал это явление мой ехидный, но жутко информированный внутренний голос.- Если уж тебе так приспичило сунуть голову в пасть тигру, в W это можно сделать ничуть не хуже, чем где-нибудь ещё. Валяй, Кристиан, не тяни резину!"

Я едва не бегом бросился к кассам. Не то чтобы я уж очень опасался не успеть на в общем-то абсолютно проблематичный в этом деле рейс, но хотелось, знаете ли,

побыстрей развязаться с неопределённостью, а главное - поскорей улизнуть c этого проклятого места. Через три минуты б л а г о д а р я б о г у или кому другому, но меня самым благополучнейшим образом внесли в список пассажиров. Ещё десять минут спустя белоснежный лайнер взвился в небо, унося нас в горячие края любви, мудрости

и отчаянных авантюр. И самым великим авантюристом я

чувствовал именно себя.

Человечество отчего-то вбило себе в голову, будто на Земле всё давно открыто, всё исследовано. Средний серенький обыватель, теряющийся при виде отключившегося радиоприёмника, может до бесконечности долго толковать о боге, о кварках, сверхновых звёздах и теоретическом многообразии внеземных цивилизаций. И при этом ни разу не задаться вопросом - а с кем это его пушистая мурка уже полчаса гоняет по полу?

Но незаметно наступает матушка-Ночь, и наш всезнайка торопится включить ночничёк, потому что непонятная робость, жутко похожая на первобытное чувство опасности, теснит его высокоинтеллектуальное существо. Существо нутром знает какие пакости ожидают его, пока оно беззащитно. Хорошо, если пронесёт. А если нет?

Космос. Параллельные пространства. Иные миры. Всё это прелестно - слов нет. А вот попробуй проникнуть на Карнавал, хоть без приглашения, хоть с полудюжиной оных!

Вроде бы пустячок, но удаётся не каждому. Ой, не каждому! Да что там толковать о Карнавале?! Даже в наш круг обывателю вход заказан. Пока он грезит о звёздных мирах, мы таких дел наворотим, и прямо у него под носом! А он пускай гадает отчего это у него в карманах звенит всё меньше, а начальников на шее всё больше!

Ведь что такое, в сущности, рамки зауженного кругозора? Всего-навсего приватизация достоверной информации. На

фронте ведь как? Рядовой думает - предательство, лейтенант скажет - идиотизм, генерал поморщится - опять начштаба на б - о г а понадеялся, и только маршал, спланировавший операцию, знает - так надо. Сегодня для того, чтобы врагу мозги запудрить, а завтра - по кривой объехать.

Каждому положено знать столько, сколько требуется для функционирования в конкретных условиях. Узнай рядовой, что для победы нужно пожертвовать чьей-то жизнью, обязательно спросит - а почему именно моей? Генерал вообще с живого не слезет! Всё доказывать будет, что возможен иной выход. И ведь не объяснишь заурядному генералишке простейшей вещи: если б он в действительности был такой мудрый, маршалом был бы он, а не тот кто есть.

Помню, ещё в глупой юности меня ужасно веселили все эти мемуары, в которых политработники дивизионного ранга в прах распушали тупиц-маршалов, а то и главнокомандующего целой страны. Этот не учёл того, тот прошляпил вот это обстоятельство... Да, всяк знает как надо было действовать Ганнибалу против Сципиона, но я уже и тогда не вступал в споры с диванными стратегами, отделываясь анекдотом про Александра Великого.

Помнится, у него был свой собственный сварливый генералишка, досаждавший советами: я бы сделал так-то и так-то, если б был на твоём месте. "Да и я бы сделал точно так же - ответил ему властелин полумира, и добавил, чуть помолчав.- Если был бы Парменионом, а не Александром!"

Великие люди время от времени совершают ошибки, но маленькие мудрецы никогда не умели ими воспользоваться, потому что у великих и ошибки великие!

В своём кругу я обладаю некоторым весом. Если опять-таки пользоваться терминологией вояк, занимаю место разведчика в чине старлея. Крот, не взирая на бывший провал, в роли полковника. Вот и посмотрим кто чего стоит, господин Крот! Не придётся ли вам в струнку вытягиваться?!"

Я перевернул последнюю страницу Дня Первого. Не торопясь, закурил и подошёл к окну. Снаружи стремительно темнело: угольно-чёрная громада туч наползала на город в полном безветрии. В воздухе царило гнетущее ожидание. То ли грозы, то ли чего похуже. Я стоял у открытой форточки, наблюдая как разительно быстро накаляется обстановка накануне весёленькой ночки. И хотя бояться мне было в общем-то как бы и нечего, не стану скрывать - приятного в ближайшем будущем я ничего не ждал.

Но Валька-то, Валька! Вот тебе и преуспевающий господин Андреев! Интересно, как это у него на такое духу достало? Неужели настолько поумнел? Или просто ничего не понял?

По идее, мог элементарно выдумать, тогда всё в порядке. С другой стороны, выдумать с такой проникающей точностью - это надо быть не Андреевым, а, как минимум, Эдгаром По.

Я чувствовал невероятное наслаждение от совершения простейших действий, от вдыхания табачного дыма, от выдувания его в форточку, даже от постукивания ногтем по сигарете, когда нужно было стряхнуть пепел с огонька. Нюх обострился, легко различая малейшие оттенки запахов, накатывающих снаружи.

"А если не выдумал? А если знает и понимает всё?- от этой мысли мне внезапно сделалось очень нехорошо,- Но откуда? Он никогда... Никогда? Но почему именно его романы пользуются таким сумасшедшим успехом? Ведь в них нет абсолютно ничего, что отличало бы их от сотен и сотен поделок подобного сорта. Стоп!- я постарался взять себя в руки.- Но ведь и у других успех не меньше. Не слишком ли ты скор, дружище? Когда посредственность в моде, кому ж и процветать, как не ярчайшим её представителям?"

Тучи закрыли треть неба, солнечный вечер блек на глазах. Ну-ну! Я осторожно загасил окурок о донышко пепельницы, ещё раз взглянул на мрачную прелюдию небесного гнева и

сел в кресло. Рукопись зашипела по-змеиному, когда мои пальцы коснулись листа с надписью:

Д е н ь В т о р о й

"П е р е п о л н е н н ы й противоречивыми чувствами, я вышел из здания аэропорта. На по-южному горячей привокзальной площади скопилась людская масса. Не толпа, а именно масса: плотная, клейкая и вонючая от пота, вина и запаха чеснока. Не собрание самодостаточных мыслящих существ, а нечто, напоминающее прокисшую манную кашу. Здесь было полным-полно всяческого отребья: нищих, частных таксистов, скользких карманников, агентов по найму жилья, ещё более мерзких в своей респектабельности и фальшивом радушии.

Но всем им, разумеется, куда как далеко было до тех, ради кого они тут собственно и сбежались. О, эти пассажиры! Прилетающие. Отлетающие. Дремлющие на вокзальных сидениях, в которых даже атомы соединяются не взаимным притяжением, а путём грязевой склейки. Снующие в поисках дармового жилья и халявского транспорта. Жующие и при этом подозрительно озирающиеся по сторонам.

Ну как не вспомнить аристократа-Вертинского? Говорят, будто вернувшись домой после тридцатилетних скитаний, он поставил роскошный свой саквояж на площади Казанского вокзала, обратившись к городу с прочувственными словами: "Москва моя!" И грустно добавил, секунду спустя обнаружив отсутствие багажа: "О, узнаю тебя, родная!" Не знаю как кто, а я брезгую общаться с этаким сбродом. Именно поэтому я отошёл в сторонку, обретая душевное равновесие. И тут же с удовлетворением обнаружил любопытнейшее объявление, выставленное в витрине магазинчика, торгующего книгами, парфюмерией и алкоголем во всех его удобоваримых разновидностях. Не хватало пожалуй лишь отравляющих газов, хотя на фига они нужны, когда есть вышеупомянутые средства?

И так, объявление приглашало на Карнавал и предлагало

воспользоваться четырьмя путями, ведущими к этому

развлечению. П е р в ы й из них был обозначен, как короткий, но опасный, непосильный для слабака и слюнтяя. Последним рекомендовалось следовать вторым путём. Как говорится, хочешь жить спокойно - не жалей ног. Третий путь предназначался исключительно для властелинов, а четвёртый пролегал на таких высотах, что уж и не знаю кто именно смог бы воспользоваться им без опасения облысеть на ходу.

Я стоял перед стеклянной витриной, как полный абзац, созерцая эту инструкцию с чувством экстренного торможения: второй раз за каких-нибудь двадцать четыре часа меня (меня!) ставили перед самым кардинальным выбором в жизни. И мне это не нравилось. Что за шутки в конце концов! За кого он меня держит - этот Виктор?! Кто он такой, чтобы диктовать мне пути достижения цели? Я хотя и не практик, но кое-что тоже умею, и если мне захочется поворотить во свояси, ни одно существо в целом свете не преградит мне пути. А преградит - пусть на себя пеняет - бывали такие...до сих пор, как живые, по ночам снятся!

"Ты чего это раскипятился, дружище Кристиан?- тут же втесался мой поперёшный внутренний голос.- Что ли тебя сюда на аркане тащили? Сам трещал и пёрся, не слушая мудрых советов тех, кто поумнее. Ты выбрал игру? Так будь любезен подчиняться правилам, по которым в ней действуют хорошие честные парни."

Нет, с ним точно свихнуться - раз плюнуть! "С каких пор ты заговорил вдруг о таких абстракциях, как добро и честность? - поддел я его.- Ты ли это? Или для полного счастья мне ещё и внутренний голос на лету подменили? С них сбудется."

"Ах, ты никогда не понимал меня, старина! В каждой игре,

особенно в такой, где т а б л и ч к а червоного золота служит пригласительным билетом, существуют честные парни, которые действуют так, как положено, и плохие, которых нет". "Нет?" "Ага. Нет, они конечно иногда появляются, а потом куда-то вдруг исчезают. Будь честным парнем, дружище Кристиан, очень тебя прошу!"

"Ладно,- утешил я его.- Будь спокоен, зануда. Не затем мы забрались в такую даль, чтобы тут же вернуться обратно, но и выпендриваться над собой я тоже никому не позволю."

То ли мне просто поблазнило, то ли мой внутренний голос действительно ограничился глубоким тяжёлым вздохом.

Впрочем бог с ним, с этим перестраховщиком, настала пора выбирать дорогу. Не доверяя пойлу, которое продаётся в непосредственной близости от транспортного центра - вокруг них всегда торгуют всякой дрянью (всучай что ни попадя, времени на серьёзный скандал у пассажира всё равно нет), я достал из "дипломата" банку пива, сорвал крышку... Чуть в стороне два каких-то ханурика приставали к молоденькой, но уже изрядно потасканой торговке. Честно говоря, мне было абсолютно безразлично что им от неё надо и как завершатся их препирательства, я и посмотрел-то на них чисто машинально, но парням видимо очень хотелось размять кости. Не другим, так себе.

- Ты чего выпялился?- обрадованно заверещал первый.- Сексот что ли?

Я промолчал, полагая что вопрос относится к категории риторических. Неужели они решили, что будь я сексотом, то тут же сообщил бы им об этом? Разумеется нет. Но парням тоже было в общем-то до фонаря что именно я думаю по поводу их манеры поддержания разговора.

- Может ты ещё и глухой?- они уже забыли про торговку, очевидно увидев во мне более достойный объект приложения своего героического начала.- Может хочешь, чтоб уши

кулаком прочистили?

Страшное п р е д у п р е ж д е н и е, ничего не скажешь! Я отхлебнул из банки, с интересом ожидая их приближения. Они появились очень вовремя, будет на ком зло сорвать.

У того, что выглядел покрепче, снизу на носовой перегородке виднелась маленькая, но отчётливо различимая чёрная родинка. Чем не мишень для доброго кулака? Точнее - ладони (дурак я что ли - пальцы о какого-то идиота калечить?). Второго, как более хлипкого, я решил оставить на сладкое и разобраться с ним чуть позже.

Ребята, видно, давно не получали по прянику, потому что подъезжали нахально, как "запорожец" к "шестисотому". Я не стал терять времени на пустое сотрясание воздуха. Когда они оказались в пределах досягаемости, остатки пива как-то сами собой выплеснулись в глаза переднему, в следующее мгновение, слегка присев, я одним длинным тычком ладони вбил ему верхнюю губу в основание носа, а нос в переносицу. Ну и слегка добавил макушкой в челюсть для верности. Это за пуделя...

Видя, что его приятель растянулся на тротуаре в полный рост, второй удалец мигом растерял всю свою геройскую отвагу. Сейчас он охотно повернул бы время вспять, а поскольку это оказалось делом, значительно превышающим его скромные таланты, он попятился сам. Но сейчас было несколько поздно изображать из себя эталон скромности и порядочности, потому что я уже завёлся и жаждал крови.

Второй раз за день меня вынудили совершить пробежку, поэтому я уже чувствовал даже некоторое удовольствие от быстроты движений. Наши "пятнашки" развернулись на добрые полкилометра, но завершились полной неудачей с моей стороны: мой храбрый преследуемый вскочил в кузов проезжавшего грузовика и отбыл. Я у с т р е м и л с я за ним, и только через минуту сообразил, что гораздо проще было бы воздействовать на колёса. Заклинить их что ли, а может проткнуть... Хорошая мысля приходит опосля - чёртова машина уже выскользнула за пределы моих скромных возможностей.

Я осмотрелся вокруг. Да-а, куда ж нас в полдень занесло!

Во все стороны, куда ни глянь расстилалась чахлая степь с низкой, жёлтой от жары и пыли травой, бледно-салатными купами жидких кустов, нахлопнутая сверху сизоватым куполом небесной тарелки.

Где-то в далёком далеке за спиной плавился под испепеляющими лучами шумный аэропорт, здесь же всё было неподвижно и глухо, точно в гробу. Под ногами утоптанная, плотная как камень, земля. Метрах в десяти - следы автомобильных колёс и протяжная пелена из пыли и выхлопных газов, не выказывающая ни малейшего желания подчиниться незыблимым законам всемирного тяготения. Фантастическая картина, запредельный пейзаж. Не то сон пьяного шизофреника, не то школьный рисунок типа "точка, точка, два кружочка..."

Но главное... Главное, что именно этим путём предписано было двигаться на Карнавал слюнтяям и задохликам. Ладно, ладно... Я откупорил вторую банку и, не торопясь, зашагал по этому дурацкому плацу, независимо помахивая "дипломатом". Кто сказал, что Кристиан не умеет признавать очевидного? Плюньте тому прямо в рот; ему же дешевле выйдет...

Солнце палило вовсю, небо раскалилось добела, ни единой птицы не наблюдалось. Я прошёл в двух шагах от гадюки, вытянувшейся в кружеве тени нахохлившегося куста. Даже

не шелохнулась, зараза. Готов поклясться (шутки п р о ч ь!),

что даже её вечно зябнущий организм пребывал сегодня в термальном шоке. Всё вымерло, всё спряталось в час, когда я шёл в сторону моря.

Путь оказался длинным и нудным до беспредельности. На моих часах стрелки приближались к семи, ноги гудели, рубашка вымокла так, будто из ведра водой окатили. Я уже дважды присаживался отдыхать, да-да, прямо на землю - а куда же ещё-то? Ох и неприятная это штука - числиться в стане задохликов! Никогда б не поверил, кабы самому не пришлось...

Грустные мысли навевал на меня этот окольный путь, воспоминания, посещавшие стремительно тупеющие мозги, задором тоже не больно-то отличались. Я заново переживал ту давнюю встречу, после которой вся моя жизнь перевернулась со сплошного минуса на такой же сплошной плюс. Я тогда повсюду тыкался с полудюжиной своих фантастических рассказов. Пробиться было почти невозможно: для этого требовалось два условия, которых у меня, увы, не было. Проще говоря, нужно было иметь в редакционных коллегиях своих людей, либо яркий, самобытный талант, бросающийся в глаза даже слепому.

Сколько я почтовой бумаги извёл, сколько подошв по редакционным паркетам исшоркал... Нет, отказов не получал. Встречали, как родного, кофем поили, сигаретами угощали, снабжали дружескими советами - здесь хорошо, здесь надо исправить,- ставили в планы. Только планы эти всё время отодвигались и корректировались, и понятно что не в мою пользу.

И вот однажды, после очередного "забега", я имел счастье расхныкаться в присутствии одного сокурсника, который в нашем потоке пользовался репутацией "повёрнутого" на

сверхъестественном. Он вечно таскался по каким-то секциям, т е р н и с т ы й п у т ь коих пролегал по нанайским тундрам, якутской тайге и русским болотам.

- Урони копейку в помещении редакции,- сказал мне этот придурок.- А лучше положи куда-нибудь, где её никто не тронет хотя бы месяц-другой.

- А что ты теряешь?- добавил в ответ на проявленный мною сарказм.- Тебе что - копейки жалко? Любой успех нуждается в капиталовложениях. На халяву в нашем мире ничего не дождёшься.

Не скажу, чтобы я тут же помчался исполнять дурацкий совет свихнувшегося сверхъестественника, но в первое же посещение очередного журнала моя рука как-то невзначай нащупала в боковом кармане щепотку меди. "А-а, чем чёрт не шутит!- мелькнуло в мозгу. И едва мой собеседник на секунду отвернулся, чтобы осчастливить меня дежурной кружечкой растворимого кофе, я всунул маленький медный диск под настольный календарь-ежедневник.

Каково же было моё изумление, когда неделю спустя меня срочно вызвали для дополнительного собеседования. А через два месяца подборка рассказов за подписью Кристиана была представлена заждавшемуся читателю. Особых восторгов мои сочинения не снискали, но какой-то начинающий критик сумел обнаружить в них одному ему ведомые достоинства, скрытые от остальных. И поехало! Среднему человечку только подскажи в каком направлении лежат скрытые достоинства, и он отыщет их даже там, где их отроду не водилось.

Конечно, обмануть издателей не так просто. Поэтому первый мой сборничек вышел куцым тиражом в пять тысяч (по тем временам - сущий мизер). Да и тот состоялся лишь после того, как в сливном бачке издательства разместилась медная

"двушка". В те годы на фантастическую литературу существовал дикий голод. С к а к о й р а д о с т ь ю фэны накинулись на мой сборничек - это надо было видеть!

Критика разнесла его в пыль, но что толку? Эта неосторожность только подогрела страсти вокруг моего имени. Я стремительно обретал скандальную известность, вокруг меня, гонимого, сплотилась свирепая когорта фанатиков, всегда готовая примкнуть к любому, кто не нравится мэтрам и зубрам.

Четыре повести, объединённые в цикл, и вышедшие в центральном молодёжном издательстве, вызвали бурю эмоций обеих противоборствующих сторон. Одни громили, другие превозносили. А я до сих пор не пойму за что: хорошие повести, один раз прочесть можно с большим интересом, на второй уже скучноватые, на третий - не будешь. Но мои собственные оценки уже мало кого интересовали, меня втянули на роль мулеты, мотающейся между зубрами и тореро.

В запале сражения лишь считанные единицы уловили серьёзную метаморфозу в подходе к самому творческому началу, произошедшую в моих новых трудах. Когда к публикации готовился мой первый роман, издатель - молодой щеголевато одетый парень с внешностью кинозвезды европейского уровня - при личной встрече протянул на ладони подкинутую монетку.

- Взятки распределяешь?- спросил с понимающей усмешкой и заговорщически подмигнул.- Уже не нужно, Кристиан, уже не нужно. Всё, что напишешь, неси к нам.

А вечером на его вилле я был представлен узкому кругу лиц, весьма одобрительно отозвавшихся о направлении моей последней вещички. Так я обрёл благополучие и

благодарных читателей. И всё было очень приятно, пока я не у с л ы ш а л про это дохлое предприятие - Карнавал.

Ноги гудели, точно высоковольтные провода перед КЗ, дорогие туфли превратились в какие-то чуни, волосы на голове слиплись в грязную корку. Знать бы заранее о подобных наворотах, лежал бы сейчас на речном пляже, дул пиво и клеил размягших девиц. Вечерком - на сходку, мозги поточить, душу развеять...

Даже вид первых домов W, появившихся на горизонте, не прибавил мне оптимизма. Наоборот, я как-то сразу окончательно выдохся и вынужден был в третий раз плюхнуться наземь. В "дипломате" оставались две последние банки пива. Я выпил одну и, закурив, принялся созерцать город моей мечты.

Мне всегда нравились приморские города, их особый воздух, такой синий на окраинах дня, в котором даже самая задрипанная камора видится экзотичным бунгало, а стандартная двухэтажка - настоящим палаццо. Я люблю море, синее, будто глубочайший из омутов моей родной Пинеги. А этот ветер, не утихающий ни на мгновение! У него такое изысканое имя, только вслушайтесь: Б-р-и-з... От него за версту веет ослепительным солнцем, горячим деревом рангоута (О-о-о!) и просмоленым такелажем (А-ах!).

А какие у них рынки! А какие девушки! Они даже не разговаривают, они поют, ибо те звуки, которые они исторгают, раскрывая свои гранатовые губки, с нашим карканьем не имеют ровно ничего общего.

Вот о каких вещах я думал, сидя на грязной траве под солнцем, стремительно клонящимся к закату, но отнюдь не потерявшим при этом убойной силы своих лучей. Жалкое зрелище!

Опомнившись от мороки, взглянул на часы. Да уж, старость меня дома не застанет когда п и с ь м о зовёт в дорогу! День уже заканчивается, а я ещё в пути, как и положено уважающему себя слюнтяю. Пора положить этому предел, дружище Кристиан, пора! Я вскочил с таким пылом, какого давно за собой не замечал. "Похоже, этому ловкачу Виктору удалось задеть тебя за живое,"- хмыкнул мой внутренний оппонент. "Заткнись!"- велел я ему.

Первым о завершении странного моего путешествия поведал мне ветер, со свистом взбивший невидимой своею рукой тяжёлые мокрые прядки волос. Восхитительная прохлада овеяла мою разгорячённую кожу, наполнила грудь пронзительно чистым воздухом, опьяняющим мозг и будоражащим плоть. Идти стало невероятно легко и приятно, каждое движение доставляло физическую радость, я летел так, будто парил, подхваченный воздушным потоком.

Мимо меня плавно текли какие-то домишки, обсаженные фруктовыми деревьями, стоячие и катящиеся автомобили, аборигены - пожилые и не очень, сопляки, прогуливающиеся с собаками и сами по себе, заборчики и заборы, магазинчики и лотки, заваленные грудами апельсинов, яблок, слив, груш, черешни, авокадо, манго, тыкв, дынь и прочая, прочая, про...Простите, а где же трудоспособное население этого центра культуры и отдыха?

Ответ пришёл спустя какое-то время, его отголоски достали меня неподалёку от набережной. Сначала я услышал беспорядочный музыкальный гомон, здорово напоминающий репетицию вокально-инструментальных ансамблей, если хотя бы четырём из них отчего-нибудь вздумалось вдруг провести её одновременно. Потом стали попадаться первые туземцы, спешащие в том же направлении, что и я. Все, как один, благоухающие туалетной водой и вином. Что за притча? Может у них праздник какой?

Да, у них был праздник. И не какой-нибудь, а Карнавал! Карнавал! Плотная толпа бурлила и ворочалась. С у м е р к и с г у щ а л и с ь. Прекрасные девы в небесно-голубых одеяниях с натуральными факелами в руках высились на специальных колоннах, судя по всему, мраморных. Между колонн сновали всевозможные рыцари, пираты, Красные шапочки, эльфы, гномы, Белоснежки, богатыри, палачи, ведьмы, Микки-маусы, капитаны Врунгели и Америки, самураи и самоеды, канаки и канальи...

Вот это номер! И как же прикажете искать в этом месиве организаторов? Растеряный, оглушённый громыхающей музыкой, которую извергала полудюжина разнообразных инструментальных групп от духового оркестра до панк-трио, я брёл сквозь толпу, самозабвенно долбающую под разухабистую хоровую: Цыплёнок бледненький,

Цыплёнок бедненький,

Зачем ты здесь - такой худой?

У нас не место

Такому тесту!

Тем более с одной ногой!

Дурацкая песня, но почтенное собрание исполняло её с таким воодушевлением, с такой безоглядной удалью, будто им платили за каждую ноту отдельно, причём в СКВ.

Отдельные личности, взвинченные вином и собственным энтузиазмом, взбирались на плечи приятелей, задирали девам их длинные подолы. Девы взирали на эти развлечения с видом олимпийских богинь - терпеливо и равнодушно. Но один из особенно расшалившихся видимо перешёл границы дозволенных вольностей: он сдёрнул "олимпийку" с пьедестала и, схватив в охапку, запечатлел на её бронзовом от загара челе пламенный поцелуй.

Для начала он незамедлительно схлопотал факелом по глазам и завыл во весь голос, выпустив чаровницу-садистку, чтобы

тут же попытаться стереть с лица пылающие синим огнём черные капли смолы. Откуда ни возьмись - с т р а ж а - трое дюжих молодцов, обряжённых в костюмы средневековых ландскнехтов, с настоящими алебардами в толстых руках. Двое подхватили деву, шутя вознесли обратно на пьедестал. Третий в это время сбил с ног вопящего нарушителя и принялся топтать его подкованными сапогами. Окружающие с горячим сочувствием наблюдали за действиями стража порядка, кое-кто даже подключился к воспитательным мерам, остальные приветствовали этот похвальный энтузиазм бурей ликования, заглушившей хрип наказуемого.

Наэлектризованность толпы постепенно овладевала мной, я ещё понимал, что происходит нечто превышающее разумение среднестатистического гражданина, но это осознание проходило как бы вторым планом, на уровне "внутреннего голоса". Говоря вообще, мне и раньше-то было глубоко плевать на судьбу какого-нибудь колхозника, инженеришки или "мэнээса", а в условиях пришествия на Карнавал - и вовсе. Так что зрелище жестокого, почти плотоядного избиения не вызвало во мне иных чувств кроме щекочущего любопытства и некоторого возбуждения.

Ландскнехты, восстановившие девическое "статус кво", присоединились к своему кровожадному сотоварищу, но добивать жертву не стали. Наоборот - подхватили под локти неподвижное обмягшее тело, поволокли прочь. И я решился обратить внимание на себя.

Зачинщик потасовки блаженно отдыхал, прислонившись к колонне, рукавом стирая пот с достойного своего чела. Он, по видимому, был полон чувством исполненного долга и моё приветствие воспринял как намерение воздать ему должное при помощи парочки-другой дежурных комплиментов. Однако я жестоко разочаровал стража порядка в его ожиданиях, незамедлительно перейдя к существу дела:

- Где я могу найти Виктора?

- А зачем тебе Виктор?- тут же насторожился ландскнехт.

Я достал ж е т о н и молча протянул его своему собеседнику.

- А-а, ну это - другое дело!- проворчал он, внимательно разглядывая пластинку.- Я покажу тебе дорогу, Кристиан. А пока угости сигаретой, курить охота - спасу нет.

Надо сказать, что в пути я курил часто, и поэтому не особенно удивился, обнаружив в пачке одну единственную "мальборину". Ну, конечно, я никогда не отправляюсь в дорогу без блока моих любимых сигарет, но что же это получается: я тащусь через полстраны, привожу в негодность свои лучшие шмотки, голодаю и подыхаю от жары, а когда до пристанища рукой подать, с меня ещё и мзду вымогают. Уж не вздумал ли он меня шантажировать - этот хряк?

- Свои иметь надо, боец!- я демонстративно сунул пачку ему под нос.- И мозги мне пудрить - даже думать забудь!

Хряк-ландскнехт с удивлением уставился на мою разгневанную физиономию:

- Да ты что так раскипятился-то? Я - без задней мысли. Кто поверит, что это - последняя? А если последняя, то давай меняться,- он по самый локоть запустил ручищу в карман своих средневековых портков и извлёк наружу квадратную золотую пластинку.- Держи, и давай мириться.

Что с того, что я состоятельный человек? Деньги лишними не бывают, а пластинка тянула, как минимум, граммов на двести. Одно из двух - либо он переодетый Рокфеллер, либо чем-то нарушил правила и мечтает откупиться. А впрочем, какая мне разница?

- Ладно,- я протянул ему сигарету,- веди, боец.

- Не могу, работы - под завязку. Шагай вон туда. До первого поворота, там встретят,- и когда я продвинулся уже на несколько шагов, он крикнул вдогонку.- Рад был с тобой

познакомиться, Кристиан!

Слизняк!

Я поспешил в указанном направлении, поминутно сталкиваясь с ряжеными - к этому времени толпа е щ ё

б о л е е сгустилась. Наступая на ноги и распихивая встречных локтями, я настолько взвинтился, что в любую секунду был готов обрушиться на любого, кто хотя бы взглядом даст к тому повод.

Где-то невдалеке плескалось море, я ощущал его могучее вольное дыхание, хотя все посторонние звуки заглушались пением толпы и воплями юных вакханальщиков. Жаль что не было времени окунуться в его солёную, как жизнь, тёплую, точно смерть, волну, покачаться на вечной карусели прибоя, забыть на минуту о дурной судьбе насекомого, гордо именующегося хомо сапиенс... Аллея столпов с живыми статуями дев казалась протянутой в бесконечность, ноги отваливались, болела спина, голова кружилась от голода, злобы и музыки. Яркие краски карнавальных костюмов виделись моему сознанию докучливым мельтешением механического калейдоскопа с частотой в тринадцать герц.

Когда я выбрался на относительно свободное пространство, оказалось, что в сторону моря от упомянутой центральной аллеи убегает узкая мощёная улочка, образованная старыми двухэтажными частными домиками, огороженными глухими каменными заборами. Путь освещался старинными газовыми фонарями, установленными на чугунных столбах. Не смотря на то, что стёкла этих допотопных приборов, по-видимому, были протёрты перед праздником самым тщательным образом, свет распределялся крайне скудно: в самом незначительном отдалении цепочка жёлтых прямоугольных фитюлек казалась подвешенной в полной пустоте. Прямо у меня на глазах из этого закоулка опрометью вылетел

встрёпанный человечек в костюме Пьеро. С глазами, круглыми от пережитого страха, с трясущимися ручонками и судорожно прыгающими губами.

- У вас ж е т о н есть?- зашептал он, ухватив меня под локоть.- Если нет, то ради всего святого, не ходите туда!

Да я бы и сам не пошёл, если бы это предусматривалось правилами Карнавала! Я оттолкнул непрошенного советчика - меня переполняла горькая гордость камикадзе, острое ощущение особости, отделённости от глупого мира, весь вольный выбор которого ограничивался одной единственной свободой. Свободой не знать или не замечать гранитной предопределённости правил игры в жизнь и судьбу. В отличие от Пьеро мне было что терять, но ведь и играл-то я с открытыми настежь глазами... Пер аспера ад астра, и пропади оно всё пропадом!

- Я вас предупредил!- проблеяло вслед это ничтожество.

- Бабу свою пердуперждай!- огрызнулся я, вступая под жёлтую сень улицы газовых фонарей.

Ноги сигнализировали о правильной неровности земли, вымощенной булыжником. Позади постепенно стихали звуки празднества. Впереди... Впереди тянулись стены, закутанные во мрак с квадратными заклёпками цвета сосновой смолы. Свежий прохладный ветер реял вокруг на невидимом своём крыле. Я был спокоен и зол; что за дела - на дворе Купальский вечер, а в этом свихнувшемся W полная темень!

Всё моё спокойствие улетучилось в один момент, когда на самой середине улицы тьма внезапно сплотилась в компактный сгусток и двинулась мне навстречу. Вот теперь я в полной мере оценил услугу, которую намеревался оказать мне трусливый Пьеро, но злость не обратилась в бегство, а вспенилась, захлестнув меня жаркой волной. Вот где я смогу оторваться на всю катушку и полтюрючка в

довесок!

Вблизи чернильный комок оказался вульгарным чёрным догом, правда очень крупным, но всё ж. Его глаза, горящие ф а к е л о м во мраке, его пасть, похожая на раскрытый медвежий капкан, его низкий предупредительный рык, отдающийся эхом от близких стен, могли конечно обратить в бегство даже очень храброго, но неподготовленного человека. Я же был подготовлен к любому развитию событий, и на какого-то дога, пусть и очень большого, мне было плевать с высокой колокольни.

- Ну что ты выпялилось на меня, глупое животное?- зарычал я в ответ и состроил ему "козу" левой рукой.- Прочь с дороги! Не будь я Кристиан, если...

- А который ты Кристиан?- донеслось сбоку.

Я немного скосил глаза. У стены сидел человек, почти не различимый в темноте, заполнившей улочку до самых краёв. Так, ясно...

- Если тебя интересует именно это, то можешь быть уверен - тот самый. И чем быстрей ты укажешь мне путь, тем дешевле это тебе обойдётся.

- Хм-м,- проворчал страж, нехотя поднимаясь на ноги.- Может быть ты и вправду тот самый, но не в обиду будь тебе сказано, здесь каждый второй клянётся в своей подлинности. Предъяви документы.

Я протянул ему приглашение, он, не глядя, прикинул пластинку на вес и крикнул собаке:

- Отойди, Джудо!

- Где найти Виктора?- я небрежно похлопал пса по лобастой башке, он радостно лизнул мне руку огненно-горячим языком, заюлил, приседая и выгибая спину, точно блудливая кошка на исходе марта.

- Что это с тобой, Джудо?- в голосе тёмного стража изумления было столько, что хоть отбавляй.

Откуда-то сверху в это мгновение з а з в о н и л к о л о к о л ь- ч и к. Или что-то вроде того. Мой ответ прозвучал под этот странный аккомпанимент, в полный унисон с ним:

- Хозяина чует.

- Хозяина?- темнота надёжно укрыла усмешку привратника, лишь чуткое ухо уловило мгновенный смешок с подвизгом, вырвавшийся у него почти инстинктивно.

Странная была ситуация, что и говорить: два незнакомых человека в полной темноте посреди улицы выясняют кто из них истинный хозяин собаки. Во всяком случае, со стороны это наверное именно так и выглядело.

- Ладно,- пообещал я хохотунчику,- будущее покажет кто прав. Отведи куда положено.

- А пивом не угостишь? Сижу тут с утра, в горле всё пересохло, и ни одна сволочь не соизволила стаканчика поднести!

Ну врёт же, скотина! Ведь от него же чем только не пахнет - и пивом, и водкой, и коньяком.

- Бог подаст!- рявкнул я ему прямо в лицо.- Ты ведёшь, или мне самому добираться?

- Жадный ты,- вздохнул страж-вымогатель.- Может махнёмся? Ты мне - я тебе. Я не такой жмот, как некоторые, за ценой не постою.

- И золотом заплатишь?

- Могу и золотом. Вес на вес.

Вот это уже деловой подход! Махнулись не глядя. Не знаю как закончится для меня пребывание на Карнавале, но домой я определённо вернусь богатеньким буратиной. Правда торговать больше нечем, разве что башмаки кому-нибудь сбагрить по спекулятивной цене...

- Извини, друг,- сказал страж, шумно отхлёбывая из банки.-

проводить не могу - служба. Шуруй прямо: не доходя - упрёшься. Там и спросишь чё почём.

Улочка после плавного поворота вынесла меня в с к о р е на небольшую площадь, в лучших традициях средневековья окружённую стенами двухэтажных домов. Здесь тоже гуляли, но, в отличие от набережной, более сдерженно, без лишнего куража.

На деревянном помосте, задрапированном фиолетовым бархатом, изощрялся джаз-бэнд, барабанщик мягко щекотал слух благородного собрания ударными кисточками, бархатисто намурлыкивал саксофон. Прямо на мостовой были расставлены длинные столы, крытые белоснежными скатертями. Вокруг - кожаные мягкие кресла. На столах - великое разнообразие закуси и напитков, чёрные вазы с красными розами. Всё это смотрелось очень здорово в свете разноцветных гирлянд, развешанных по крышам окружающих площадь домов. Цвета перетекали плавно, дурацкое пульсирование, вошедшее в моду в последние времена, отсутствовало напрочь.

И народ, собравшийся на площади, мало походил на буйную толпу, заполняющую внешний мир. Тут почти не было молодых мужчин, зато девушки были юны и красивы на диво, а те, что постарше, изысканы и очаровательны. Маскарадные костюмы, по всей видимости, сшиты были никак не в провинциальных ателье и уж тем более не на дому.

Плюнуть было невозможно без того чтобы не попасть либо в венецианского дожа, либо в датского принца или индийского магараджу, а уж от баядерок, куртизанок и графинь с маркизами просто проходу не было. Маленькие облачка запахов дорогих духов, одеколонов и вин взбивались бризом в восхитительный коктейль, круживший голову

похлеще чека.

Говоря честно, мне совсем расхотелось искать неуловимого Виктора. С гораздо большим удовольствием я бы навалил полную тарелку м я с а, наполнил бы фужер добрым холодным рислингом и полюбовался на хорошеньких феечек с длинными ножками и разрезами до подмышек. Но я прекрасно понимал каким диссонансом оказалось моё появление в их стройных рядах. На меня уже нет-нет, да и оглядывались, не скрывая недоумения и даже брезгливости. Да и то сказать, мой внешний вид давал к тому все основания: грязный, в истоптанных туфлях, в промокшей от пота одежде, благоухающий пивным перегаром... Сегодня я сам себя к себе на порог не пустил бы! Одна надежда на Виктора.

Я отбросил мечты, освободил свой взор от приманок чужого праздника и осмотрелся с холодной зоркостью грифа, совершающего превентивный облёт территории. И сразу обнаружил человека, чуждого веселью благородного сбора. Одетый в наряд античного атлета - короткую юбочку с широким поясом, обутый в сандалии позолоченной кожи, с перевязью греческого меча через плечо и шкурой леопарда, наброшенной поверх перевязи, он невозмутимо взирал прямо перед собой, скрестив на груди мощные ручищи с золотыми браслетами на запястьях. Рядом, скорчившись у его волосатых колен, сидела молодая нищенка, выглядевшая, как минимум, лет на шестьдесят.

- Мне нужен Виктор,- сказал я, подойдя и выстраиваясь напротив.- Поторопись, боец: я устал и проголодался, терпение моё на исходе.

- Ты шёл слишком долго, путник,- этот жлоб даже бровью не шевельнул.- На Карнавал опаздывать нельзя. Помещение заполнено, число гостей превысило положенный штат. Тебя ожидают крупные неприятности, парень.

- Побеспокойся лучше о себе, любезный! Если мне потребуется твоё мнение, я сам к тебе обращусь, а пока проводи меня к Виктору. Один с л ы ш и т р и т м ы н е б е с, другой должен вовремя отворять двери. Для чего ты поставлен здесь?

- Документы есть?- сказал жлоб, со вздохом расцепляя руки.- Ага...ага...Интересно, где ты шлялся столько времени, господин в грязных штанах...

Он ещё и остряк!

- На себя оглянись, чучело в шкуре! Ага-мемнон из Шепетовки! Знаю я вашего брата - сейчас что-нибудь вымогать станешь. Валяй, не стесняйся, что тебе подарить на память? Штаны? Рубашку?

- Туфли. Да не мне - на кой они мне-то? Вон, побирушке отдай. Видишь - босая.

- А взамен?

- Не боись, босиком не оставим!- он нагнулся, на мгновенье обнаружив дверь, скрытую его широченной спиной, и оттуда - из-за спины - извлёк наружу пару немыслимо шикарных штиблет, от одного взгляда на которые сладко заныло в костях. Человеку в таких "корочках" двери открывают не швейцары, а адмиралы.

Я снял свои лапти, но предусмотрительно попридержал их при себе. Что ж, надо честно признать - туфли оказались не просто впору, а идеально впору, будто какой-то воистину великий мастер сшил их, в качестве колодки использовав мои ноги. "Как по мне шиты",- вспомнилась кстати широко распространённая фраза. Как по мне... как по мне!

- Ах ты, гадёныш!- заорал я, заглушив виртуозные трели саксофониста, присутствующие невольно обернулись на вопль моей оскорблённой души.- Штаты, говоришь, переполнены?! Ну, погоди ж у меня!

- Уже и пошутить нельзя...- сконфуженно проворчал жлоб.- Не

горячись, Кристиан, попробуй встать на моё место: с утра

тут торчу, как верблюд, не жравши. Ну, не удержался. С кем не бывает?

- Со мной не бывает,- я открыл дипломат, в ы б р а в пластиковый пакет, побывавший в употреблении, бросил туда старые туфли и, разместив их по соседству с сигаретами, демонстративно захлопнул крышку.- Ты рассердил меня, боец. Теперь пеняй на себя.

В глазах нищенки появилось странное выражение. Можно было подумать, что ей жалко не себя - голодную, босую и старообразную, одинокую до последнего часа - а нас - двух здоровых, умных, вполне благополучных мужиков. Хотел я ей пару баксов подкинуть взамен штиблет, а тут передумал - меня даже жалость её дурацкая пачкала хуже собачьих отбросов. Перебьётся!

- Послушай, Кристиан,- сказал жлоб, меняя тон в третий раз, сейчас его голос звучал почтительно, почти просительно,- я признаю, что перегнул палку. Возьми выкуп.

Вот это уже деловой разговор!

- А у тебя достаточно средств, чтобы дать достойную цену?

- Думаю, да.

В этот раз золотая пластинка определённо тянула, как минимум, около фунта. Нет, я вернусь домой миллиардером - точно!

- Ладно, боец, забудем что было. Проводи меня.

- Да я рад бы, правда - рад. Но куда же с поста денешься?- страж откровенно балдел от того, что всё обошлось самым благополучным образом.- Впрочем ты прекрасно доберёшься и сам, здесь не заблудишься. Входи, Кристиан.

Он отодвинулся, отворил дверь, и я вступил в длинный коридор, образованный глухими стенами двух соседствующих домов. Я уже упоминал о посещении виллы моего

постоянного издателя... Отделка коридора слегка напоминала

её лучшие интерьеры. В том смысле, что, выбирая меж тем и этим, любой без сомнения избрал бы коридор.

Б е л о с н е ж н ы е мрамор и алебастр, яшма и лазурит, бронзовые светильники, драпировки из златотканой парчи, скрывающие незнамо что - во всём варварская роскошь и расточительство без границ.

И внутри этого великолепия - я. Я - Кристиан, сотрудник редакции провинциальной газетёнки, скандальный писатель-выдумщик. Ведь я не просился сюда, не проскальзывал окольным путём, не влип по случайному совпадению, я пришёл потому, что меня здесь ждут, хотят меня видеть, хотят общаться со мной. Именно со мной, а не с кем-то другим. Я - личность. Я - фигура. Я самостоятельная, самодостаточная единица, альфа и омега, точка отсчёта, зеро и Зорро. Других на Карнавале не ждут.

- А не торопишься ли ты, дружище Кристиан?- как всегда без предупреждения влез мой внутренний голос.- Как оказалось, твой путь - путь доходяги. И тебя на него никто не выводил - сам выскочил. Помнишь это четверостишие - оно тебе всегда нравилось, знаю:

"Господа, удивляться нечему -

Всё идёт здесь своим чередом.

Будет славно сегодня к вечеру,

А кто слабенький, тот - в дурдом!"1

- Уж больно ты осторожен, как я погляжу,- сказал я в ответ.- Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!

- Ну да, ну да, кто же спорит - риск благородное дело, жаль, что мы не из аристократов.

- Не знаю, как ты, а я из аристократов. Аристократов духа.

- Возможно. А с другой стороны, мы с тобой одной крови, ты и я. Подумай над этим, дружище Кристиан...

- Заткнись!

- Да я и слова ещё не промолвила,- раздался насмешливый

женский голос.- Или это из области предвидения

привентивных мер?

Будучи всецело занят препирательствами со своим внутренним перестраховщиком я и не заметил, как коридор вывел нас в роскошную обширную з а л у какой-то средневековой башни, возвышавшейся на восточной стороне замковой площади. В противоположность ярко освещённому коридору, в зале башни царствовал полумрак, навевавший дополнительную таинственность на происходящее действо. Источником освещённости здесь служили распахнутые окна, витражные переплёты которых внутри залы подпирались скульптурными композициями, выполнеными из прозрачного камня или стекла. Под ногами странным образом мерцали чёрные плиты мраморного пола, в то время как белые плиты, перемежающиеся с чёрными в шахматном порядке, почти что терялись во тьме.

Интересное возникало ощущение, надо сказать. Казалось, что шагаешь по косой дорожке, повисшей над пустотой. Или над пропастью, если угодно. И навстречу, по этой пустоте шла знакомая фея-почтмейстерша, одетая в костюм персидской принцессы - нечто вроде комбинезона из золотистой полупрозрачной ткани. Единственное отличие этого наряда от настоящего заключалось в том, что у принцессы, по крайней мере хоть какая-то набедренная повязка наверное под комбинезоном была...

Признаюсь честно, я остолбенел. В нашу первую встречу я проявил себя не самым лучшим образом. Вот и сегодня всё получилось как нельзя хуже: она - чистенькая, фантастически красивая, одетая так, что с ног валит, и я... Всё, на что у меня хватило ума, так это постараться принять независимый вид бывалого путешественника, для которого состояние, аналогичное моему нынешнему, такая же необходимость, как маникюр для банкира.

- Привет,- сказал я, входя в роль.- А где Виктор?

Она посмотрела на меня сверху вниз, будто альпинист на спелеолога:

- А может и я на что сгожусь? Или благородный лорд Кристиан на с в о ё м п а р я щ е м в в о з д у х е т р о н е слишком велик, чтобы общаться с простой рассыльной?

- Ну, в общем-то, где-то между этим. Но если рассыльная сумеет проводить меня туда, где можно принять душ и перекусить, то я пожалуй готов закрыть глаза на нарушение субординации в приёме гостей.

- Ужин начнётся приблизительно часа через полтора, а насчёт душа - это всегда пожалуйста. Следуй за мной.

Она двинулась впереди, что-то легкомысленно напевая и слегка пританцовывая на ходу. Заворожённый этим суперэротичным зрелищем, я почти не обращал внимания на путь, по которому меня вели. В памяти отложились какие-то лестницы, крытые мохнатыми коврами, в ворсе которых ноги тонули по самую щиколотку. Все окна в залах, по которым мы проходили, были украшены витражами. Стены то полупрозрачные, то отделанные деревянными панелями, покрытыми замысловатой резьбой, то обитые тиснёной кожей, сменялись открытыми переходами с перильцами или мраморными крепостными зубцами.

Играла музыка. Я не знаю как называется этот стиль - что-то вроде симфонии с применением всевозможных шумовых эффектов и включением звуков естественного происхождения.

Было в ней нечто удивительно гармоничное и при том вызывающе-мрачноватое. Каким-то потусторонним образом интерьеры помещений, облик и поведение моей спутницы и даже странное ощущение от проделанного пути связывались этой мелодией в единое действо. Нет, словами этого не передать. Можно как дважды два описать внешний вид цветущих яблонь. Но как объяснить запахи, а главное - чувства, овладевающие человеком в яблоневом саду?

Мы спускались всё ниже, пока не очутились в обширном помещении, похожем на глухую ротонду. З р е л и щ е, открывшееся моим глазам, потрясало своеобразием, поскольку свет сюда проникал сквозь стеклянную крышу густого лилового цвета. В центре зала на небольшом возвышении располагалась чаша самого необычного на свете фонтана: пронзительно тонкие струйки воды выпрыскивались из бортовых отверстий в центр, туда, где высилась фигура ослепительно красивого и могучего ангела с распростёртыми крыльями и воздетыми вверх руками, крепко держащими хрустальную раковину, в которой собранная вода пенилась и кипела, как бешеная. В экзотическом освещении ротонды и вода, и белое тело ангела выглядели насыщенно-синими, почти чёрными. Изыск и альтернатива - это по мне! Это - да!

Покуда я любовался уникальным видом моя спутница остановилась возле одной из шести дверей, располагавшихся по периметру стен и открыла её. Я вошёл и не смог удержать восхищённого возгласа. Мне уже доводилось останавливаться в "президентских" номерах, но такого президентского пока не встречалось!

Огромная гостиная, обставленная мебелью штучного производства, на стенах картины лучших мастеров жанра абстракции и классицизма, слева от входа - стойка домашнего бара с двумя холодильниками и моечной машиной. Большая спальня, снабжённая обширной кроватью и зеркальным

шкафом во всю стену. Там же дверь в ванную комнату...

Комнату! Войдя туда, я обнаружил себя стоящим на бровке бассейна, заполненного горячей водой. Второй бассейн - плавательный - располагался по левую руку. Ух ты! Я скинул туфли, френч и прыгнул в воду с оглушительным плеском."

На этом "День Второй" закончился, но я уже предвидел, что в дальнейшем временной отсчёт круто переменится, и "день" Кристиана не завершён. И ещё я твёрдо знал - нынешний вечер мне запомнится на всю оставшуюся жизнь, даже если, паче ожидаемого, она окажется достаточно долгой.

Я подошёл к окну, чтобы проверить как обстоят дела на улице. Что ж, как и предполагалось, туча накрыла город плотным светонепроницаемым колпаком. Ветра ещё не было, но это никогда не поздно, ещё успеется...

Наука движется. Чем дальше, тем сложнее.

Но не дано ей понимания вершин.

И парадоксы, не решённые, довлеют,

Смеясь и плача от того, что мы вершим.

Закурил сигарету возле форточки. Судя по всему, свежего воздуха после неё уже не будет. Либо долго, либо вообще. Дёрнула же меня нелёгкая клюнуть на этот крючок!

Снаружи стояла мёртвая тишина и могильная неподвижность, тем не менее сигаретный дым с нехорошей настырностью втягивало назад в форточку. И хотя это было вполне предсказуемо, на нервы действовало изрядно: казалось, будто невидимая черта окружила моё жилище и не выпускает наружу ничего, что хоть каким-то боком касается моей скромной персоны. Ерунда, конечно... И ещё. Я прекрасно понимал Вальку. После нудной жвачки межвёздных полётов и бластерных перепалок тупоголовых суперменов, новая тема прозвучит подобно грому среди жёлтого неба, и до него же подскочат тиражи будущих книг. Но втягивать старого друга в такое дело, по-моему, форменное свинство. Да-с!

Загасив окурок и закрыв форточки на крюки, я включил настольную лампу (сделалось уже довольно темно) и, глубоко вздохнув, перевернул очередной лист, на котором значилось:

Д е н ь Т р е т и й

"В с ё! Я вылез из бассейна когда почувствовал что вот-вот раскисну. К тому времени я уже успел раздеться и дважды намылиться при помощи моего любимого шампуня, флакон которого обнаружился на бортике. Там же, кстати, лежали и несколько махровых простыней. В плавательном бассейне вода была не горяча и не холодна, а именно такая, что превосходно освежала после "бани", вселяла бодрость в дух и энергию в тело.

Растёршись одной простынёй и завернувшись в другую, я проследовал в спальню, прихватив по пути френч и туфли - всё остальное в запасе имелось.

На кровати, закинутой великолепным покрывалом из какой-то бархатистой материи, отливающей мягким приглушённым блеском, небрежно развалилась моя юная спутница с фужером вина и тлеющей коричневой сигаретой в руках. Она была здесь настоящей жемчужиной, а вся эта роскошь обтекала её точно золотая оправа. Но, пардон, я не совсем одет...

- Это что - здесь так принято, что ли?- спросил я, подходя ближе и мотая мокрыми волосами, брызги летели во все стороны, как с собаки, и это нарочито-хамское действие вселяло в меня чувство некоторой самостийности.

- В каком смысле?- она смотрела на меня с видом полного превосходства, точно умудрённый жизнью десятиклассник на школьника-первогодка. Казалось, ещё чуть-чуть, и она расхохочется мне прямо в лицо.

- В смысле - врываться в чужие спальни, чтобы устраивать попойки под созерцание мужского стриптиза, исполняемого хозяевами.

Она не удивилась, не смутилась и не рассердилась. Похоже, что подобные чувства ей не были знакомы совсем. С томительной грацией проснувшейся кошки она поднялась с

постели и у л ы б н у л а с ь мне иронически и снисходительно:

- Так мы ещё и невинны? Это так возбуждает...

Невинен! Я-то! Я всю жизнь считал себя до неприличия распущенным субьектом, настоящим совратителем и бонвианом. Женщина в моём понимании не человек даже, а так - установка для удовлетворения специфических физиологических потребностей нормального хомо сапиенса ( без кавычек - обратите внимание!). Эти создания при всей их привлекательности и увлекательности несказанно утомляют меня своими ужимками, патологическим желанием охмурить каждого, кто оказался в пределах досягаемости. Про их капризы я и вовсе молчу. Находиться в их обществе дольше четырёх часов для меня настоящая пытка, именно поэтому я всегда иду напролом в романтических ситуациях, сделал дело, и - адью! Только круглый балбес способен опуститься до того, чтобы связывать своё суверенное "я" прочными узами с кем бы то ни было. А с бабьём-то и вовсе!

Я скинул простыню. Девица рассматривала меня с одобрительным прищуром, она даже не порозовела, хотя б для порядка.

- А ты ещё ничего,- заметила небрежно, когда я оделся.- Для употребления в полный рост конечно жидковат, но в качестве холодной закуски перед основным блюдом вполне сойдёшь.

Возле перевёрнутой вазы

Барышня поправляет пуловер.

Наблюдаю самым краюшком глаза,

Себе отдавая совер-

шенно чёткий отчёт,

Что эту же вазу,

И по второму разу

Голова моя вряд ли перенесёт...

А жаль!

Я положил на с т о л и к все свои трофеи, полученные от стражей - мне порядком надоело таскать их с собой.

- Это здря,- прокомментировала моя спутница.

- Сопрут?

- Ну, подобное здесь исключено, хотя большинство из собравшихся в вашем балагане охотно наложили бы лапу на паршивый полтинник, оставленный без присмотра,- создание присело на стол, небрежно сдвинув стопку золотых табличек своим выдающимся нижним бюстом, закинуло ногу на ногу, на её хорошеньком личике явственно читалось высокомерное недоумение.- Ладно бы ещё нищими были... Я думаю, вы просто жлобы. За исключением присутствующих конечно.

Клянусь своей последней книгой, слышать это было чрезвычайно приятно, не смотря на то, что девчонка врала без зазрения совести. "Смотри-ка, и ты о совести размечтался!"- хихикнуло изнутри. Я послал этого придиру подальше - уж больно хороша была киска, сидевшая напротив, мог бы и помолчать ради такого случая.

- Тогда почему я должен таскать с собой лишние килограммы?- спросил я, как бы между прочим присаживаясь рядом.

- А тебя в общем-то никто и не заставляет,- она отхлебнула вина и близко-близко посмотрела мне в лицо долгим, холодно-тягучим взглядом.- Зачем ты приехал сюда, Кристиан?

Зачем! Если б я знал ответ на этот вопрос, меня бы скорее всего тут и не было...

- Тебя повидать захотелось. Звала ведь, обещала тайные утехи и райские радости...

- Каждый, кто прибывает сюда, считает себя самым крутым из всех,- она была пьяна и с трудом сдерживала непонятное мне возбуждение. И хотя она не сдвинулась даже на волосок, и продолжала излучать прямо-таки мистическое притяжение, но я чувствовал, кожей и спинным мозгом чуял

её враждебность, тяжёлую как г и р я, почти ненависть. Самым интересным было то, что куколка её отнюдь не скрывала. Возможно выпила лишнего. Или...

- Потом проходит день,- продолжала она, посыпая меня пеплом, сизой пылью ниспадающим с кончика сигареты,- и крутые мэны начинают постигать простенькую истинку номер ноль, состоящую в том, что на самом деле они всего лишь глупые зазнайки из детского сада. Они ещё пыжатся и роют землю. Нет, не копытами - детскими сандалетками. А кончается всегда одинаково - одного из них, для примера, ставят в угол, и остальные в ужасе поджимают свои мышиные хвостики. С той поры они забывают о своих сексуальных фантазиях и паскудно повизгивают во сне. Ты хотел видеть меня, Кристиан?- она повернула к себе расслабленные пальцы рук, провела ими от шеи к бедру.- Ну вот, посмотри. И заплачь. Я не разношу письма, мой дорогой, для этого я недостаточно опытна.

Она хочет меня запугать, ясно. Означать это могло только одно - не смотря на все перипетии моего пути, меня здесь не только ждут, но и побаиваются. Вот только немножечко непонятно кто именно: стражи, Виктор или сама куколка. Ладно, будем увидеть.

- Считай, что я уже полумёртвый от страха, как герой в модном "ужастике",- подбодрил я свою драгоценную кассандру.- Когда мне отсюда убираться? Утром, в полночь или прямо сейчас?

- Когда?- она медленно подняла руку, чтобы поправить причёску. О-о, вашу муттер! Покинуть барышню с такой фигурой? Ни в жизнь! Эти тугие розовые мячики будут сниться мне по ночам, превращая дни в годы одиночного заключения...- Когда? Бедный Кристиан, неужели я действительно так напугала тебя? Не бойся, глупыш, по сравнению с другими у тебя, можно сказать, уникальные шансы. Терять тебе нечего, а приобрести можешь многое. Такое, что тебе и не снилось.

Ого! Это что-то новенькое! К р а с н ы й б а р х а т пришёл на смену траурному крепу. К чему бы это, скажите на милость! "Гляди в оба, дружище Кристиан!- ворохнулось внутри.- Уж очень похоже на то, что нас с тобой выгуливают на тонкой леске. Не нравится мне всё это, ух как не нравится!"

- Рядом с тобой все страхи мира заливаются стыдливым румянцем и выглядят робкими, как школьницы на первом свидании,- надеюсь, что мне удалось произнести эту ахинею достаточно напыщенным тоном.- Больше всего на свете меня пугает ваша неблагосклонность, сударыня.

Она посмотрела на меня как на полного идиота, и вдруг... улыбнулась. От этой ослепительной улыбки в спальне стало светло будто в полдень посреди экватора.

- Ты просто редкостный мерзавец, лорд Кристиан! Но с тобой не соскучишься - это точно. Ну-ну, придержи руки, ещё успеешь смозолить. Есть хочешь?

Хочу ли я есть?! Да у меня в желудке было так же пусто, как в сердце! Если в моём организме и существовало что-либо мало-мальски полное, так это черепная коробка. Зато уж она-то всегда набита доверху!

Я наскоро прихорошился, сбрызнулся вечерним одеколоном, и мы направились в новый путь по переходам, башням, залам и холлам. Воображение уже пресытилось варварской роскошью, окружающей нас по ходу движения, и я лишь отметил это приятное обстоятельство, не особенно присматриваясь к мелочам. Моё внимание гораздо больше занимала моя чудесная проводница. Там, где теснота проходов позволяла приблизиться к ней вплотную, я так и поступал. Она не сопротивлялась, не пыталась прибавить шагу, порой игриво приникала в ответ - на сотую долю секунды, не дольше. Возбуждало - чертовски! Правда непонятно какое из конкурирующих чувств получало наивысшую долю допинга: эротическое напряжение или

здоровый аппетит. Не исключено что эти к а т е г о р и и в здешних местах обретали какое-нибудь химерическое единство, вроде сексуального аппетита, либо напряжённого здоровья.

Мне случалось переживать подобные переплетения разнородных стремлений: когда-то, лет десять назад, нарастающая известность позволила мне осуществить давнюю мечту - посетить родину незабвенного князя Дракулы. Я целый день, как очумелый, болтался по каким-то музеям и замкам, больше смахивающим на деревенские усадьбы среднестатистического малороссийского чиновничества прошлого века, чем на романтические оборонительные сооружения, и страшно опустошённый увиденным, а также зверски голодный, забрёл в полутёмный ресторанчик-подвал. Я заказал много гуляша, два сорта сыра и кувшин деревенского молодого вина... Играла скрипка, потрескивала свечка в грубом оловянном моно-подсвечнике, слегка позвякивали стаканы, которые хозяин ресторанчика меланхолично протирал на десятый раз. Я ел. Точнее - жрал, почти не жуя. Огромные куски мяса проскальзывали в желудок на водопадах вина. Мне было безумно хорошо в тот момент.

И вдруг всё кончилось. Враз. Бесповоротно. Я поперхнулся очередным куском. В желудке по-прежнему зияла космическая пустота, но даже под угрозой навечного отлучения от хорошей кухни мне не удалось бы заставить себя совершить хоть пару жевательных движений.

Вся моя маленькая трагедия, как оказалось, разыгралась только потому, что прекратилось назойливое скрипение скрипки. Музыкант - худой, чёрный, донельзя унылый венгр в шляпе с пёрышком, в расшитой национальной рубашке поверх вытертых польских джинсов - с выражением полной безнадёги в чёрных маслянистых глазах начал укладывать

инструмент в футляр.

Я окликнул его. Он д р у ж е с к и в з г л я н у л на меня и подошёл к столику. Венгерского я не знаю, но двое умных людей всегда договорятся без слов - я просто протянул ему полный стакан вина. Продолжение последовало на грани полного бреда. Скрипач принял стакан и лукаво - одним глазом - взглянул сквозь него на треугольное пламя свечи.

- Кровь земли временами так похожа на человеческую, вы не находите?- спросил он меня на ломаном русском, и медленно, с неописуемым вожделением осушил стакан до донышка, а потом добавил, блаженно переводя дух.- Жаль, что князь Влад не постиг этой простой истины, может быть потому, что всю жизнь прожил в Румынии...

Я хотел уточнить смысл его слов, но скрипка завыла снова, и настойчивые позывы желудка завладели моим существом. Пока я насыщался, посетители всё прибывали, и к тому времени, когда я созрел для беседы, ресторанчик был набит ими битком. Иногда я ловил на себе заговорщический взляд скрипача, но в конце концов совсем потерял его из виду. А организм между тем настойчиво требовал отдыха, и я поддался на его уговоры...

Первое, что я сделал утром, отлежавшись в прохладе гостинничного номера - возобновил поиски нового знакомца. Увы! Хозяин ресторанчика, с грехом пополам разбиравший по-нашему, несказанно огорчил меня, сообщив что и сам впервые увидел музыканта вчерашним днём: он так просил испытать его искусство, очевидно надеясь осесть здесь на постоянной основе, но перед тем как уйти, сказал что никогда не вернётся.

- Он унёс в кармане четыреста форинтов,- растеряно повторял достойный корчмарь, разводя руками, толстыми как свиные окорока.- Не понимаю! Четыреста форинтов в кармане и полведра красного вина в желудке! Что ещё ему надо?

На другой день я уехал в Румынию. Мне было л е г к о.

Между тем наш путь завершился. Мы вошли в огромный зал квадратной формы, декорированный в красных, синих и пурпурном тонах, причём пурпурный заметно преобладал. Простенки были задрапированы роскошными портьерами, в громадном камине, не взирая на тёплую погоду, буйно дансировали языки алого пламени. Между портьерами под бронзовыми статуями, изображавшими неизвестных мне людей, живыми колоннами застыли стражи в костюмах различных эпох от египетского копейщика до офицера "СС" со "шмассером" на груди. Они такие забавные - эти ребята в чёрном!

Столы в зале были расставлены буквой "Т", короткая сторона которой возвышалась над длинной почти на два фута. Все места, за исключением двух с левого края короткой стороны, были заняты. Чудненько! Значит нам туда.

- А тебе чего?

Глыба обнажённой человеческой плоти перегородила дорогу. Не знаю охранника какого исторического периода представлял собой этот лось, но жить в ту эпоху незванным гостям было тяжело неимоверно - как пить дать. В ответ на моё обращение он молча протянул руку. Ничего не попишешь, пришлось предъявить приглашение.

- Рад видеть вас, лорд Кристиан,- пробасило это чудовище.- Прошу выбрать маску. Ночью на Карнавале без маски нельзя.

Он отступил в сторону, и моему взору представился чёрный планшет с прикреплёнными масками. Ну-у-у! Этого добра в своей жизни я повидал немало, однако о таком разнообразии даже не подозревал. Здесь были обыкновенные полумаски, прикрывающие верхнюю часть лица, маски типа "дель

арте" и даже излюбленные незабвенного Фантомассио полые каучуковые образины и м п е р а т о р а Наполеона, президента Рузвельта, рейхсканцлера Гитлера и прочая, прочая, прочая...

Я выбрал простенькую, но изысканную маску из мягкого чёрного бархата на обе стороны, облегающую лицо и в то же время не создающую никаких неудобств. Моя дева приподнялась на цыпочки, чтобы закрепить мне маску при помощи широкой шёлковой ленты, и я не упустил благоприятной возможности пробежаться ладонями по большинству впадин и выпуклостей упругого спелого тела. Ответом на эти вольные упражнения была лёгкая дрожь, удивительно похожая на мимолётную рябь поверхности водного зеркала, тронутого внезапным и кратковременным порывом предзакатного ветерка. Словно в подкрепление приведённому сравнению, сбоку донёсся мощный завистливый вздох стража, дева коротко и чуть слышно хихикнула. Не скажу, что я совсем уж сомлел, но не скрою - чуть не потёк.

Мы рука об руку гордо продефилировали сквозь любопытствующие взоры собравшихся под громогласный рёв стража:

- Лорд Кристиан с дамой!

На нас пялились со всех столов. Мама родная, кого тут только не было! Мужчины в строгих костюмах, костюмах джинсовых и откровенном тряпье, но все, как и предупреждал нас громадина страж, в масках различного рода. И конечно же "тёлки". На них правило сокрытия фэйса, как видно, не распространялось. Во всяком случае ни на одной из них ничего похожего на маску я не увидел. Напротив - каждая выставила на всеобщее обозрение всё лучшее, что у неё имелось. А показать, надо признаться, было что. Если в предыдущем круге Карнавала девушки были красивы, а женщины изысканы, то здесь и те, и

другие были просто волшебны. Пока мы продвигались к свободным местам за в ы с о к и м с т о л о м, я отметил про себя с десяток совершенно потрясающих красавиц. Но моя всё равно была круче всех.

- Где Виктор?- спросил я свою деву, демонстративно касаясь губами розового ушка, украшенного драгоценной висюлькой - микроскопической золотой цепочкой с привешенным к ней крупным натуральным рубином. Камень сиял ослепительно, но точёная раковинка ушка привлекала меня куда сильней, чем любой самоцвет, будь он даже втрое крупнее.

- А как ты сам полагаешь?- она коснулась меня бедром, незаметно для других повела глазами в центр высокого стола. Там - между жгучей брюнеткой и огненно-рыжей красоткой - восседал очень смуглый черноглазый субъект в костюме средневекового испанского гранда. Странно было наблюдать при таком антураже короткие белые, почти бесцветные волосы и белобрысые брови, бросавшиеся в глаза даже на значительном расстоянии. Признаться, я расчитывал встретить нечто иное.

- Ты заставил нас ждать, Кристиан,- негромко произнёс блондинчик, но в тишине зала его слова прозвучали отчётливо и резко, подобно окрику.

Нужно было ответить немедленно. Смолчишь - заездят. И в то же время как-то не очень хотелось нарываться на неприятности с первых минут...

- У интеллигентных людей, Виктор, существует собственный кодекс приличий. На пьянку у нас положено немного запаздывать,- ответил я на ходу.

- Странный обычай.

- Ничего странного. Мы - интеллигенты уж так устроены, что при любом раскладе расчитываем на "штрафную".

Приглушённый шепот, переходящий в осторожный хохоток, прокатился по залу, чопорное собрание на глазах оживало...

- Мы слышали, что Кристиан - непревзойдённый специалист по сексуальным контактам с серым веществом. Ч т о б е с к о н е ч н о р а д о в а л о м е н я. Сегодня он продемонстрировал нам яркий образец своего умения,- белобрысый улыбался снисходительно, но слова его падали в пространство зала с нехорошим ледяным звоном,- и я благодарю его за весёлую минутку. Однако попросил бы усвоить, что в другой раз я могу оказаться в не столь игривом настроении...

- Молчи!- шепнула мне дева.

Я промолчал. Не потому, что решил последовать совету хорошенькой своей куколки, нет. Потому - что стало мне очень холодно от слов устроителя, так холодно - язык к нёбу примёрз.

Мы уселись на стулья с высокими спинками и подлокотниками, по правую руку от меня устроилась моя очаровательная проводница, по левую - очень красивая смуглянка кубинского типа, я не удивился бы, если б она оказалась, к примеру, квартеронкой или мулаткой. Прямо передо мной располагался самый роскошный из всех столовых приборов: серебряная посуда, унизанная драгоценными камнями, вилки-ложки-ножики, усыпанные алмазной крошкой, объёмистые разноцветные фужеры, изготовленные витражным методом.

- Эй, внесите закуски!- раздался негромкий, повелительный голос Виктора.

Затрубили фанфары. Портьеры раздвинулись, представив нашему взору две вереницы официантов в белых фрачных костюмах. Семеня, они потекли к столам, высоко вздев подносы, уставленные множеством маленьких тарелочек.

На каждую пару присутствующих пришлось по лакею - шикарно конечно, однако по-моему, коли взялся пыль пускать, так пускай её на всю катушку. Или вообще не пыли. На тарелочках, которые установил перед нами наш персональный подавала, я обнаружил салат из креветок. Что

ж, начало многообещающее, ничего не скажешь.

Вкус "спесэфищский"! Я не успел как следует навалиться, а со вкусной е д о й б ы л о п о к о н ч е н о. Жмоты! Впрочем, передо мной тут же оказалось новое блюдо - превосходная ветчина с маринованными огурчиками и свежими помидорами, потом крохотные дольки балыка, потом крабы с брюссельской капустой и тушёной морковкой... Моя дама только посмеивалась, наблюдая за тем, как мы, на пару с официантом, жонглируем тарелочками, кусочками хлеба и вилками. Ничего, пускай похихикает. В конце концов я и не скрываю, что не отношусь к числу благовоспитанных, занудных ханжонков. Когда я голоден - мир может свободно рушиться в пропасть, если конечно кто-нибудь другой не появится рядом, чтоб протянуть ему спасительную руку.

Между тем внесли и напитки. Точнее вино. Ещё точнее - вина. И в том же мизерном количестве, зато в бесчисленных рюмочках, теснящихся на подносах. Второй официант выстроился за нашими спинами. Вот это я понимаю, вот это - да. Не стану утверждать, что знаю толк в вине - мне всё едино: портвейн и малага, бургундское и грузинское N23, "Букет Анапы" и "солнцедар". Как говорится, лишь бы по утрам голова не болела. И я начал хлебать всё подряд. Со стороны, наверное, было очень потешно наблюдать, как наш жонглёрский дуэт плавно и непринуждённо преобразовался в трио. Представляете: элегантный взмах владельца закусок, тарелка с новым кулинарным шедевром - на столе; три взмаха вилки с моей стороны - она пуста; "виночерпий" подсовывает очередную рюмку, я хватаю её и опрокидываю в рот; в то же мгновение первый официант подхватывает пустую тарелку; я ставлю рюмку, её тут же убирают, и передо мной оказывается следующее блюдо. Вот в таком зажигательном темпе и протекало наше общение.

- Если ты думаешь, что на каждую трапезу будут выставлять

двадцать сортов вина, то ты глубоко заблуждаешься,- донеслось справа.- Выбрать можно не больше шести.

С т р у д о м усвоил я это предостережение - слишком увлёкся, набивая утробу.

- Ну и что же мне делать в таком случае?

- Какое понравится - рюмку поставь впереди тарелки. И не лопай всё подряд, сбереги местечко для настоящего ужина.

- А будет и ужин?

- Конечно. Он ещё и не начинался.

- В чём же я тогда принимаю участие?

- Вообще-то пока идёт выбор напитков, а закуски - это так - для солидности что ли... Смотри, не обожрись, лорд Кристиан.

- У вас столько жратвы не наберётся.

Это я - из принципа, чтоб не зазнавались. А так в желудке уже кое-что заметно взбулькивало, можно было подойти к делу выбора с чувством и толком. На сей раз передо мной оказалась тарелочка с четырьмя крохотными - не крупнее пуговицы от дамского пальто - булочками, разрезанными вдоль и густо намазанными чёрной икрой. Я, не торопясь, надкусил одну, начал медленно пережёвывать бутерброд, наслаждаясь его изысканным вкусом. Виночерпий подал очередную рюмку, наполненную розовой жидкостью. Я принюхался. Вино благоухало - иначе не скажешь. Это было понятно даже мне. Первый же глоток наглядно показал, что именно этот напиток я всегда мечтал употреблять ежедневно.

Каково же было моё изумление, когда оказалось, что вино, последовавшее за первым, относится к той же избирательной категории. И третье, и четвёртое... Во имя полуночи, шесть рюмок уже выстроились дружной шеренгой, а дегустация продолжалась, как ни в чём не бывало! И каждый новый напиток мне хотелось иметь у себя на столе! Есть от чего придти в уныние. И я так бы и сделал, если бы не одно

маленькое, но очень приятное соображение. Меня здесь ждали. Ждали долго и с нетерпением. Именно поэтому, н а б л ю д а я и с п о л н е н и е обряда дегустации вин, я не столько горевал, сколько посмеивался себе под нос. Опустив руку, незаметно для других положил её на круглую горячую коленку своей соседки...чем неожиданно снискал в ответ лукавую поощрительную улыбку.

- Лорд Кристиан, похоже, уже сделал свой выбор,- пронёсся по залу голос Виктора.

- Ага,- сказал я и осторожно подвигал ладонью туда-сюда, чтобы, как следует, обосноваться на завоёванной территории.

- В таком случае, если Людмила не возражает, пусть внесут вино для моего торопливого гостя.

- Я согласна,- ответила моя куколка, накрывая мою пятерню узкой прохладной ладошкой с длинными холёными пальчиками.

Звякнули рюмки - это наш виночерпий рысцой припустил исполнять приказание распорядителя Карнавала. Н-да, порядки здесь, как видно, и впрямь далековаты от либерализма... Ну ладно, это мы ещё увидим, это мы ещё посмотрим! Есть хорошие парни, которые играют честно и по правилам, а есть и такие, кто правила устанавливает сам. Их хорошими не называют, их называют великими. "Дружище, ты самый скромный человек во всей Вселенной!"- восхищённо застонал мой внутренний подковыра, но я промолчал, много чести - отвечать такому засланцу, тем более, что не прошло и минуты, а "подавало" появился вновь, с нескрываемой гордостью демонстрируя свой подносец и шесть долгогорлых бутылок, разместившихся на нём в самом центре.

На сей раз он наполнил мне и Людмиле фужеры - по полному набору для каждого - и, отдуваясь с неслыханным облегчением, застыл позади нашей дружной парочки этаким

рождественским соляным столбом. Пардон, конечно же - Санта Клаусом. Мы сидели, держась за руки, как два голубка.

Н а с т у п и л а т и ш и н а. Нужно было что-то сказать - на нас глазели со всех сторон. Я поднялся, поправил воротничок рубашки, отхлебнул из первого же попавшегося фужера, закатил глаза под лоб, подумал и гаркнул во весь голос:

- Горько!

- Горько!- подхватили сразу с обоих столов, но тут же послышался знакомый ледяной голос, от которого мурашки побежали по моей спине, точно тараканы при виде дымовой шашки:

- Лорд Кристиан, кажется, воображает, что прибыл на свадьбу.

- Химическую,- подхихикнул кто-то.

- Возможно,- согласился Виктор.- Но он глубоко заблуждается, если думает так. И все, кто так полагает, заблуждаются тоже.

Кому как, а мне очень не нравится, когда меня пытаются запугать. Это действует на меня, как мулета на боевого быка. А именно этим с некоторых пор все только и заняты, как я погляжу...

- Я полагаю, что в зале нет никого, кто не был бы наслышан о серьёзности дел, ведущихся на Карнавале,- надеюсь что в моём тоне прозвучали все оттенки моего отношения к фарсу, творящемуся у меня на глазах.- Но, отправляясь сюда, я не подозревал, что окажусь участником монастырской трапезы, где смех неуместен, а правом голоса обладает один игумен. Или аббат, если это кому-то нравится больше. Я надеялся, что призывая меня на Карнавал, устроители позаботились ознакомиться с моим образом мысли и манерой поведения. Я таков, каков есть. Мои таланты - в вашем распоряжении, но если кто-то думает,

будто может указывать как мне себя вести, пусть сразу забудет подобные глупые мысли. Ваш сказочный З а м о к, радушный хозяин, действительно приятное место, но, уверяю вас, я найду чем возместить изгнание из этого эдема.

Я сел. Тишину, воцарившуюся в зале, нарушало лишь осторожное, выжидающее перезвякивание ножей, вилок и рюмок. Моя куколка съёжилась и побледнела так, что смешно посмотреть.

- Если лорд Кристиан завершил свою пламенную речь, то я, пожалуй, рискну сказать несколько слов в ответ на его обвинения,- Виктор поднялся с места, его крепкая, худощавая фигура с надменной осанкой владетельного князя физически излучала безграничную власть и высокомерие.- Для начала, я желал бы сообщить господину бунтовщику что величайшей наглостью на свете я считаю попытки сына обучать собственного отца искусству секса. Мы действительно с нетерпением ожидали прибытия Кристиана и рады его появлению в нашем тесном, хм-м, не очень тесном кругу. Но всё вышесказанное отнюдь не означает, будто первое же, так сказать, официальное, установочное наше собрание будет позволено превратить в балаган даже ему. Впереди нас ожидает самое расхристанное веселье, где каждый сможет воплотить свои представления о развлечениях и достойном отдыхе, и в то же время ряд серьёзных испытаний, из которых далеко не каждый из сидящих здесь выйдет с честью. Не желая омрачать наше первое заседание, я оставляю без последствий дерзкую выходку лорда торопыги, извиняя её неведением о причине и характере первого сбора, лёгким опьянением и возбуждением от близости женщины, подобной Людмиле. Слышишь меня, Кристиан? Остерегись испытывать моё терпение в третий раз! А теперь - продолжим наш приятный обряд.

После того, как моя соседка услышала о прощении,

дарованном мне высочайшей волей, она тут же наклонилась к моему уху, коснувшись мячиками груди моего плеча:

- Перестань корчить из себя шута,- зашептала сердито, с нотками собственничества, что само по себе звучало весьма перспективно в отношении наших будущих отношений же.- Я только-только начала к тебе привыкать. А ты?! Хочешь смыться, мерзавец?!

- Разве что в спальню,- я обнял её за плечи и чмокнул в переносицу.

- Я уже не знаю, что и подумать,- продолжала моя куколка, заметно смягчившись и приникнув ко мне головой.- На моей памяти дважды Виктор никого не прощал. Ты кто?

- Мерзавец.

- Подумаешь! Здесь мерзавцев - хоть отбавляй!

- А я - самый лучший.

- Это точно...

Процедура дегустации подходила к концу. То там, то тут виночерпии срывались с мест и возвращались, чтоб наполнить фужеры своих подопечных. Столы постепенно освобождались от закусочных блюдец. Наш официант исчез тоже.

- Внесите ужин!- продекламировал знакомый голос.

Вереница официантов выползла из-за портьеры, гружёная огромными подносами... Тут были поросята, косуля, барашек, кролики, телёнок, осётр, форели, огромные лобстеры, глухари, тетерева, гуси, утки... и многое множество всяческой мелочи, жареной, тушёной, запечёной в тесте и собственном соку. Глаза разбегались на сто восемьдесят градусов при виде этакого разнообразия, а ведь меня удивить трудно - откровенно скажу! Съесть хотелось всё. А что не получится - понадкусывать.

Разделившись надвое, торжественная процессия принялась обтекать столы, сопровождаемая четырьмя "подсобниками",

которые сноровисто отделяли куски, облюбованные присутствующими и раскладывали их по объёмистым серебряным блюдам, стоящим перед каждым из нас. М ы с о - з е р ц а л и с о к р о в и щ а карнавальной кухни, ожидая своей очереди, когда же она дошла до нас, я выбрал печёную куропатку с гарниром из спаржи, добрый кусок кролика, фаршированного пряным рисом, и голубцы в сметанном соусе. Учитывая мои подвиги, проявленные в сфере истребления закусок, этого должно было хватить.

Две или три минуты все были заняты поглощением пищи...

- Друзья мои!- признёс Виктор по истечении этого срока, поднявшись во весь рост с фужером огненно-алого вина в левой руке.- Я рад приветствовать вас в этом гостеприимном зале, в этом гостеприимном замке, в этом восхитительном городе, где люди могут спокойно выпить вина, приударить за красивой женщиной и всласть набить морду друг другу, если у них на то появится вдруг горячее желание. Каждый из вас прошёл долгий и трудный путь, чтобы очутиться здесь, каждый в большей или меньшей степени наслышан о Карнавале. Поэтому не будем лукавить: я собрал вас здесь для совершения важной и небезопасной работы, которая требует наличия определённых качеств, как физических, так и моральных. Расчитывать на то, что каждый из собравшихся здесь обладает подобным набором было бы с моей стороны величайшей глупостью, но надеюсь, что шестерых я сумею набрать. Условия конкурса не просто трудны, они предельно жестоки. Многим не поздоровится - если они не выдержат начальных требований, предъявляемых гостям Карнавала. Но моя совесть спокойно дремлет в хрустальном гадальном шаре - каждый был предупреждён загодя, и если сегодня среди нас затесался слабак - это его собственный выбор. В свою очередь, награда за место в числе избраных тоже достаточно высока. Я не могу, подобно святошам, обещать вам райских кущ, не гарантирую и бессмертия... Говорят, на днях где-то на Галапагосах нашли

пятисотлетнюю черепаху, и, будто бы панцирь её покрыт сплошным пятном зелёной плесени... Это от зависти к сроку жизни избранных на Карнавале. М е х а н и з м, таким образом, элементарно прост - я выбираю работников, они исполняют то, что от них требуется, и получают заслуженную награду. Все прочие отправляются по домам, за исключением тех, кто заведомо переоценил собственные силы. Кристиан, может быть ты всё-таки прекратишь тискать даму и послушаешь о том, что, возможно, ожидает тебя самого?!

- Про меня всё уже сказано,- мне смертельно надоели всевозможные ужастики, которыми меня угощали в этом дурацком городишке с момента прибытия, пошли они все куда подальше. Я был практически сыт, вино разогрело мою холодную северную кровушку, а рядом сидела самая красивая девушка, какую себе только можно придумать. Буду я ещё ломать себе голову над тем, что случится днём позже! Нашли идиота!- Ты не отвлекайся на всякую ерунду, Виктор, слушателей у тебя - полный тюнер. Они уже прикидывают куда вставлять войлочную подкладку - в кепочку или в штаны. А я собираюсь тут ещё погостить.

- Слушай, ты!- не выдержал какой-то слабонервный из середины низкого стола.- Ты своё помойное ведро захлопни, понял?! Я не знаю почему организаторы питают к тебе хоть какое-то расположение, да меня это, грубо говоря, и не интересует, но если ты не заткнёшься сам...

- Послушайте, вы!- предельно вежливо ответил я этому грубияну.- Мне, в отличие от вас, до невозможности интересно отчего это именно моя скромная персона привлекает к себе такое назойливое внимание. Не успел я войти, как господин распорядитель прицепился ко мне, будто никого больше поблизости нету. Я уже запуган до того, что вот-вот в обморок брякнусь, но вам и этого мало - вас бесит уже то, что эта милая девушка решила оказать мне маленькую моральную поддержку, естественно, единственным доступным ей способом... Короче говоря, если

кто-то желает схлопотать по репе или, скажем, по прянику, так с этим у меня - полный порядок, этого много и хватит на всех. Герои войны и з в ё з д ы тыла обслуживаются вне очереди! Налетай!

- Уважаемые гости!- голос Виктора звучал на тонах, близких к инфразвуковым, он дрожью отзывался в аметисте люстр и повергал портьеры в мелкую рябь.- Настоятельно рекомендую не забывать, где вы находитесь! У нас умеют призывать к порядку зарвавшихся забияк. Хотите убедиться? Лорд Кристиан, сеньор Гонзаго, ещё одно ваше слово до окончания спича, и моя доблестная охрана приступит к исполнению карательных обязанностей.

Хочешь не хочешь, пришлось заткнуться. Я уже и так видел, что перегнутая мною палка издаёт угрожающий треск, но всё как-то не находилось причины, по которой я не должен был бы её доломать. Моя Людмила выглядела так, будто узрела настоящее привидение, не поддающееся заклинанию Бертолли. Что это с ней, интересно? Ах, да, совсем забыл - меня простили и в третий раз!

Внутри всё пело на мотив "Иерихона". Джаст вилл дабл оф Джерикон, Джерикон, Джерикон... Где ты, ужасно важный и ещё более угрюмый господин Крот?! Видел бы ты меня сегодня, вонючая землеройка!

- Ссор между гостями я не потерплю!- вещал Виктор, как заведённый помахивая фужером.- Пусть это всякий зарубит себе на носу! Вам отвели жилые покои, можете пользоваться всем, что там имеется. И если кому-нибудь по какой-либо причине вздумается окунуться в суету наружного празднования, я не буду возражать. Но если кто-то решит дать тягу, пусть знает - зря потеряет время и силы. Вы на Карнавале. Ваши приятели грызут себе локти и скрывают своё разочарование под личиной сарказма. Так выпьем за то, чтобы посторонним всегда оставалось это дешёвое утешение!

Нельзя сказать, что подобный тост вызвал бурю восторга, но выпили дружно, как по приказу. Я сделал хороший глоток, прокатил аромат в и н а по языку внутрь и с аппетитом принялся за куропатку. Общество похоже очухалось от довлевшего над ним превосходства устроителя Карнавала - все загомонили, сначала вполголоса, потом громче и громче. Посыпались смешки, кавалеры пылко накачивали дам спиртным, чему те в общем-то не особо противились.

- Что это совсем не слышно нашего источника красноречия, друзья?- донеслось слева.- Неужели иссяк?

Я промолчал: невелика радость трепаться по разрешению. Когда что-либо высочайше дозволено, у меня, как правило, пропадает всякое желание им пользоваться. Мой слабонервный противник, как я заметил, придерживался того же правила: облокотившись на поручень кресла, он прихлёбывал из большого фужера и довольно рассеяно выслушивал лепет своей соседки - превосходной шатенки с высокой, тонко очерченной шейкой. Наши взгляды встретились и разошлись, чуть задержавшись. Мы друг друга поняли превосходно. Он посмотрел в сторону высокого стола, я перевёл глаза дальше - вдоль низкого.

Среди оживлённо беседующих и жующих виднелись двое, что, подобно нам, не спешили включить свои разговорные механизмы. Они не торопясь озирали убранство зала, исподволь осматривали сотрапезников. Почувствовав на себе мой взгляд, оба ответили тем же. Маски скрывали их лица, но и сами по себе были они хорошим отличительным знаком: один имел обличье тогдашнего генерального секретаря НАТО, другой - канцлера ФРГ. Кстати говоря, он и формой фигуры здорово смахивал на последнего.

Мы снова встретились взорами с сеньором Гонзаго, и я показал ему два пальца, получив в ответ утвердительный кивок и такое же немое послание. Со стороны могло

показаться, что мы обмениваемся неприличными или угрожающими жестами, будучи лишены возможности сцепиться в открытую. Людмила истолковала наше молчаливое общение именно так.

- П р о с т о плюнь на этого Гонзагу, Кристи,- зашептала она мне прямо в ухо.- Терпение Виктора не беспредельно, того, кто дёрнется без его приказа, он покарает жестоко. Очень жестоко!

Я обнял её за плечи, но мои мысли блуждали вдалеке от девичьих прелестей, заботливость Людмилы меня не тронула, скорее насторожила. Кто ты, моя милая очаровашка? Какую роль играешь в этой абстракционистской пьесе? Гейши? Гостьи? Или круглосуточного соглядатая при моей не очень скромной персоне? Почему, откровенно презирая гостей Карнавала, сделала исключение для задохлика Кристиана? И сделала ли...

Впрочем, не такой уж я и слабак. Тьфу ты, пропасть! Голова пухнет от противоречивых мыслей. Что происходит в конце концов?! Начнём сначала. Я - Кристиан, которому всё по фигу. Мне прислали приглашение на Карнавал. Так? Так! Мне трижды сошло с рук то, за что другому не поздоровилось бы. Так? Так! Уж слишком искренне была перепугана моя куколка. Достоверность - стопроцентная. Меня ждали, задерживая открытие пиршества. Это всё понятно и имеет однозначную расшифровку. Но почему же в таком случае меня вывели на путь доходяги?! Ведь вывели же!

Так кто ж ты, красивая?! Сердобольная утешительница для неудачников или захребетница супермена? С чего ты так заботишься обо мне? Стоп! Стоп!

Нас шестеро. Пусть предположительно, и тем не менее. Шестеро из всей толпы. Ей-ей, как во сне! Не в этом ли вся разгадка поведения моей дамы-вамп?

- Да что с тобой, Кристи?- острые зубки забытой прелестницы игриво сжали мочку моего уха.- Ты был столь дерзок. Куда что девалось? А м е н я з о в у т Людмилой, промежду прочим... Тебе это о чём-нибудь говорит?

- Знаешь, май дарлинг, мне всё меньше и меньше нравится эта богодельня! Давай смоемся отсюда как можно дальше. Хочешь на Канары? Или предпочитаешь Бора-Бора? Только скажи - всё будет по-твоему.

Она отпрянула. Разочаровано и недоверчиво всмотрелась мне в самую глубь зрачков, наверное пыталась проникнуть внутрь моей черепушки. Деточка, этого не удавалось и признанным спецам!

- Ты меня пугаешь, Кристи,- сказала тихо.- Перестань дурить! По своей воле отсюда не уходят, своими ногами - во всяком случае. Шансов нет никаких, можешь мне поверить. Уж я-то знаю!

- О чём воркуете, голубки?- тяжёлые горячие лапы легли нам на плечи, мне и Людмиле, запах мускатного вина, смешанный с вонью давно не мытого козла или мокрой псины, окутал нас плотным облаком... Я повернулся, намереваясь с присущей мне деликатностью объяснить подошедшему всю бестактность его поступка, и натолкнулся на пронизывающий взгляд распорядителя Карнавала. Пустой он был какой-то. Будто в глаза мне впёрлись не людские зрачки, а два ружейных ствола. Неуютное было ощущение, неприкаянное, и вообще.

- Сговариваю твою сотрудницу на побег в сторону юго-западных островов. Руки-то убери!

- Ты какой-то странный, Кристиан,- протянул Виктор с укоризной, не очень искренней, зато предельно сильно выраженной.- Это ж надо: с такой настырностью лез к нам в гости и, не успев осмотреться, начинаешь смазывать пятки в обратную сторону. С тобой всё в порядке?

- Со мной - нет. А ты уверен, что всё в порядке с тобой и

твоим жуть-шоу? Мне не нравится когда меня водят за нос.

Виктор минуту молчал, напряжённо улыбаясь и просверливая во мне дырки пустыми своими зёнками.

- Т а к о й в о п р о с, Кристиан: ты похоже привык всё брать задарма, за красивые глазки? Это не так страшно, конечно, но на сей раз за приз имеет смысл побороться, не оглядываясь на тылы. Каждый игрок, усаживаясь за зелёный стол, мечтает облапошить партнёров. И я не исключение в этом ряду. А ты? Ты - исключение что ли? Игра начата, ставки сделаны. Что ты скулишь, задохлик? Твой ход!

- Мой ход, говоришь?- его эскапада привела меня в состояние повального сарказма, да он, похоже, меня за полного лоха держит, собака!- А ты мне колоду дал сдвинуть? Правила твои, сдаёшь тоже ты, а я - знай ходи? Так, что ли? Может тебе ещё и штаны подарить, чтоб не мучился?

- Пока что подарки в другом направлении сыплются. Не находишь? Любой твой проигрыш давно оплачен с лихвой. Чего ты трусишь? Тебе и терять-то нечего, поскольку никогда ничего у тебя и не было. Так, Люсенька?

Моя куколка нерешительно повела плечиком, вся её независимость с приближением Виктора куда-то стремительно испарилась. Но и меня сдать в открытую показалось ей, видимо, не самой удачной идеей:

- Ты почти прав, хотя есть в Кристи какая-то зазубринка... Не знаю, к чему она: на вред или пользу, но есть. Ты ведь не выгонишь его, Виктор?

- Да его и выгонять не нужно, он сам готов сделать ноги в любую секунду. Лезет, понимаешь, в чужую партию со своим демократическим централизмом, того и гляди, к утру собственную фракцию организует. Ну, что ты мне невинные глазки строишь? То я не видел, как вы с Гонзагой в "чёт-нечет" игрались, франкмасоны занюханные!

- А что, и это запрещено?

- На здоровье, милок. Мне-то от ваших дурацких перемигиваний ни жарко, ни холодно. Не заиграйтесь только,- Виктор наконец убрал свою граблю с плеча Людмилы, ещё раз дыхнул в нашу сторону л е г к о и противно, пожелал приятного времепровождения с минимумом скулежа и отчалил.

Вот уж чего я не ожидал, так это того, что с его отбытием испытаю столь великое облегчение! Куколка моя так и вовсе расцвела, будто стенка под кистью художника примитивиста.

- Ну, чего тебе ещё надо, дурачок!- проворковала она, открыто балдея от того, что гроза сквозанула мимо.- С такой форой лично я сталкиваюсь впервые, а я на Карнавале уже третий год.

Надо или не надо, а деваться, похоже, всё равно некуда... Оставалось надеяться на голое везение и настырность. Приняв решение, я, как всегда, почувствовал, что предстоящие неприятности уже перестали досаждать моей нервной системе, так уж устроила меня мать-природа. Тот, кто хочет увидеть истинного Кристиана, должен постараться загнать его в угол, но потом пусть не плачется. Пусть не плачется!

Я залпом осушил кубок, налитый до половины, и залихватски облобызал свою спутницу по Карнавалу. Как бы там ни было, а о такой красотке я мечтал все последние двенадцать лет, после того, как... нет, к чёрту! Её губы пахли черёмухой. Мамма миа, и мне ещё вздумалось торговаться! Все загнёмся, кто рано, кто поздно. Лучше конечно позже, но если девицу, подобную Людмиле, приведут мне в камеру в ночь перед казнью, будьте уверены, я не стану даром терять времени, а теперешнее моё положение от вышеупомянутого мало чем отличалось. Разве нет? Сказать к слову, левым глазом я внимательно наблюдал за передвижениями нашего дюже гостеприимного хозяина - вино и поцелуи в этом деле совсем не помеха. Тому, кто умеет, конечно. И от меня, разумеется, не укрылся странный - для кого другого - выбор его собеседников: все они по жутчайшей случайности принадлежали к нашей шестёрке. По крайней мере те трое из ш е с т и, кого было видно с моего места. Что всё это могло означать я не знал, но и не торопился узнать. Я уже зарёкся делать поспешные выводы - себе дороже. Следовало накопить поболее фактиков самого разного свойства.

Итак, мы очень миленько ворковали с моей соседкой, обмениваясь всё более приятными действиями с обеих сторон, как вдруг ритмика музыки, беспередышно звучавшей всё это время, сменилась с грозного минора на зловещий мажор. Я искоса взлянул в сторону входа, губами продолжая обследовать сладкую шейку куколки.

То, что я там увидел, привело меня в двойственное состояние - тревоги и желания расхохотаться. Церберы всех времён и народов решили, как видно, в массовом порядке сменить профессиональную ориентацию (надеюсь, что только профессиональную), неведомо где раздобыв большущие весы-коромысло, они торжественно волокли этот допотопный инвентарь, изображая такое трудовое вдохновение на своих квадратных рожах, что в иные времена все они безусловно были бы увековечены в бронзе, камне и гипсе, в ролях передовых дояров, сталеваров и пограничников в компании с мухтарами всех мастей.

Две пары передних вздымали над головами весовые чаши, размерами напоминавшие гонг какого-нибудь буддийского монастыря. За ними следовали носильщики весовых гирь различного номинала от двухсотграммового блинчика до двухпудовика. В людях у Виктора, видать, недостачи не было - каждое грузило удостоилось отдельного несуна. Четверо последних впряглись в само коромысло, укреплённое на высоком целиндрическом стержне, в нижней части

которого виднелось массивное основание в виде литого полушария. Всё это безобразие отсвечивало жёлтыми "зайчиками" и раскидывало разноцветные брызги искр из драгоценных камней, натыканных всюду полной пригоршней.

Б о л ь ш е всего в этой картинке мне не понравилось то, что подобную ситуацию я уже встречал в одной полудурацкой книжонке. Дальнейшие события подтвердили мои опасения в полной мере. Церберы шустро собрали своё допотопное сооружение и выстроились двумя компактными кучками: тринадцать по левую руку, если смотреть со стороны застолья, и семеро по левую, если - от входа.

- Господа!- раздался зычный голосина Распорядителя.- Дамы жаждут удостоверится, что не будут расплющены сегодня на весёлых ложах любви. Дон Торквемада, ваша очередь первая. Попросим!

С дальнего края нижнего стола поднялся на ноги высокий сухощавый брюнет с вытянутым лицом, скрытым под маской Капитана. Он, не торопясь, ступил в одну из чаш и надменно выпрямился, сложив на груди длинные руки, украшенные перстнем с крупным морионом. Охранники начали бросать гири на противоположную чашу. Ну - балаган, да и только!

Впрочем первая очередь долгого времени не заняла - четыре мелких гирьки уравновесили Великого инквизитора, и парни, составлявшие чёртову дюжину, бесцеремонно сдёрнули бедолагу с весов, скрутили холёные руки, защёлкнули на запястьях "браслетики"... По залу холодным сквозняком пронёсся порыв смятения. Хомячки такого номера от Карнавала явно не ожидали.

Я взглянул на Людмилу. Вся подавшись вперёд, она жадно наблюдала за развитием событий. Впрочем, остальные самочки от моей куколки не больно-то отставали. Экие стервы!

Почувствовав на себе посторонний глаз, резко обернулся. А-а, синьор Гонзаго... На фоне общего ажиотажа он выглядел хладнокровным, всем на зависть. Я о ч е н ь мило улыбнулся ему и приподнял кубок. Нашёл кого проверять, чудило! В отличие от прочих я ждал от Карнавала любой пакости, но не сегодня. Хотели б сегодня - давно бы прихлопнули.

Второго взвешиваемого постигла та же участь, что и первого, и ещё одного, и ещё... мужики ёжились и трезвели, дамочки наоборот возбуждались с каждой минутой. Людмила втягивала воздух широко открытым ртом, грудь тяжело вздымалась, до треска натягивая ткань комбинезона, остренький розовый язычок машинально блуждал по пухлым губкам. Но это ещё что! Мулаточка, сидевшая слева, просто стонала от переизбытка чувств. Мерзостно было всё это, конечно, однако лично мне почему-то становилось не противнее, а интересней. И чем дальше, тем больше. Кровь фонтанировала в моих кровеносных сосудах обжигающе-горячей струёй, вопли избиваемых сотоварищей сливались с величаво-бравурной мелодией в логический и эстетический алгоритм целого. Я торжествовал и ужасался, не в силах понять какое из двух ощущений превалирует в ополоумевшем организме. Некая частица моего суверенного Я, ещё способная к бесстрастному самоанализу, подсказывала мне, что в том священном ужасе содержалась подавляющая доля чёрной зависти к беспредельной безответственности исполнителей - я с восторгом присоединился бы к ним, да! Потому что, потому что люто ненавидел всю эту свору, сбежавшуюся сюда по первому же свистку Распорядителя в расчёте на халявскую выпивку и дармовую жратву. Где-то здесь, среди воющих от боли и стенающих от жути козявок, подвизгивали и подскуливали гордые последователи первого и второго пути, а, возможно, и третьего тоже. А вот я - слюнтяй и задохлик, исключительно ради хохмы получивший присловие "лорд", я-то готов на всё, и ныть не подумаю!

И когда с места был поднят мужичок, откликнувшийся на имя Сантъяго - тот самый, что напялил т я ж ё л у ю маску секретаря Солана, - я почувствовал искренний интерес: мне было любопытно как поведёт себя тот, кого моё внутреннее чутьё выделило из общей массы. Вынужден признать, ему вполне удалось сохранить достойный и даже независимый вид при подходе к весам, его лицо не дрогнуло даже тогда, когда карнавальские церберы начали швырять гири на чашу противовеса. Да, крепкий мужик! И тяжёлый к тому же: охране пришлось здорово потрудиться прежде чем чаши встали вровень.

- Рад приветствовать вас, Сантьяго!- загремел Виктор.- Выпьем за маркиза, друзья! Или кто-нибудь желает возразить, а?

Желающих не оказалось, промолчал и я. Впрочем, пить со всеми тоже не стал: подождал пока счастливчик подойдёт к своему месту и найдёт меня взглядом. Мы обменялись лёгкими наклонами головы, потом я чуть приподнял кубок и поставил его на стол - чтоб не больно-то зазнавался, жлоб испаноязычный. Он меня понял. А вот Людмила - не очень:

- Это что у вас за манипуляции, интересно бы знать?- её круглый локоток игриво уткнулся мне в рёбра.- Вы, случаем, не из общества анонимных алкоголиков будете?

- Не,- поспешил успокоить я свою подружку.- Наше общество придерживается противоположных принципов, мы называемся анонимными трезвенниками. Присоединяйся.

Пока мы развлекались, к весам был вызван "канцлер Коль", он же герр Пфальц. Как и следовало ожидать, этого борова уравновешивали долго и трудно; когда он надменно зашагал к столу, казалось, что пол загудел под его ногами, будто медное било. Мы приветствовали героя дружескими

подначками и вздыманием фужеров в его честь. Короче, мест за столами становилось всё меньше, толпа неудачников - всё гуще. Их швыряли об пол, топтали ногами, болезненно выкручивали кисти рук...

- Как мне хочется в с п а л ь н ю,- шепнула Людмила, прижимаясь ко мне, в то время как раздалось заветное:

- Ну, а теперь пусть проявит себя наш общий любимец лорд Кристиан!

Я поднялся и демонстративно приложился к пухленькой ручке подружки. Они хотят спектакля. Они будут его иметь! Сунув руки в карманы брюк, насвистывая "Матильду", я шёл по залу со скучающей рожей завсегдатая Канского фестиваля. С той же миной легонько вскочил в чашу. "Зазнайка!"- буркнул внутренний голос, пришлось посылать "по матушке".

- Эй, парни,- обратился я к викторовским держимордам.- начинайте с самых тяжёлых, чтобы долго не мучиться.

Как ни странно, они последовали моему совету - громоздкие гири полетели на противовес одна за другой. Я стоял неподвижно, как монумент Трём Толстякам и собаке Баскервилей. В чём тут фокус, мне было в общем-то глубоко безразлично, не в том соль; похоже, что без меня в этой богодельне попросту не обойтись. Приятное чувство, надо сказать! Ещё приятнее было то, что, не смотря на истощение гиревых запасов, моя чаша по-прежнему прочно покоилась на полу, чего не удалось достичь никому, в том числе и членам "нашей шестёрки". Знай наших, мать вашу!

- Ох, не хочется мне поощрять Кристиана, дорогие друзья,- запричитал Распорядитель, обращаясь к сидящим за столами "тяжеловесам",- но ничего не попишешь! Твоё здоровье, змий! Неудачников - в камеру, что кому положено - завтра решим. Всем остальным - полная воля; дамы, примите к сведению, не упустите вашего шанса! О-оп-оп-оп!"

Грянул гром, но вхолостую. Я поднялся из-за стола; подходить к окну совсем не хотелось, но степень неприятности следовало прикинуть, хотя бы в расчёте на будущее. Громыхнуло снова, и в непосредственной близости раздался многоголосый истошный вой. Ага, понятно!

Стая дворняг, сбежавшаяся в наш маленький старенький дворик почти сливалась с окружающей тьмой по причине преобладания в её рядах особей угольно-чёрного окраса. Завидев меня, они пришли в лихорадочное возбуждение, завертелись во взаимной грызне, под прикрытием которой огромный кобель, испещрённый пятнами парши, встав на задние лапы, приник к моему стеклу, испепеляя меня алчным взглядом огненно-багровых глаз. Его тупые когти в бешенстве барабанили по жестяному наличнику, из слюнявой пасти исторгался наружу одышливый хрип. Казалось, ещё чуть-чуть, и зверюга, ввалится внутрь, вдребезги разнеся стекло. Но это только казалось - в мои окна ей вход заказан. Во всяком случае, пока что.

- Смотри, не надорвись,- посоветовал я паршивому псу. Честное слово, не было у меня к нему иного чувства, кроме жалости. К Вальке Андрееву тоже, правда по другому поводу. С ним мне всё уже было ясно. Можно было бы, по идее, запулить его паршивую рукопись под диван и завалиться на боковую... О, если б я додумался оставить его "эпохалку" на утро... Ага, вот и свет погас! Клёво!

Спичечный огонёк в наглухо закрытой комнате метался из стороны в сторону, словно на сквозняке, он никак не желал пересаживаться на свечные фитили, то обжигал пальцы, то съёживался до крохотной, обильно чадящей искры. Наконец свечи занялись, потрескивая уютно и весело. Я задёрнул шторы, уселся в кресло и закрыл глаза. От жёлтых огней исходило сухое ласковое тепло...

Д е н ь Ч е т в ё р т ы й

Н а с л е д у ю щ е е у т р о я проспал завтрак. Что, в общем-то, и немудрено, если учесть чем и в каких количествах мне довелось заниматься после трудного пути и напряжённого ночного пира. Не буду хвастать, но моя нечаянная подружка выдохлась намного раньше, хотя отчаянное перевозбуждение, которое вызывали её внешний облик и манера поведения не позволили мне проявить все свои потенциальные способности. Это было похоже на самое великолепное в мире убийство - с яростными корчами преступника и сумасшедшими судорогами жертвы. Надо заметить, что первоначально в роли потерпевшего пришлось выступить мне. Откровенно говоря, такого пыла, какой продемонстрировала Людмила на первых порах, я не ожидал даже от неё. Высший класс, доложу я вам! Буря в пустыне, байкальский шторм и землетрясение в Спитаке рядом с её напором сошли бы разве что за чопорные танцульки эстонских националов в два притопа - три прихлопа. Казалось, что вместе с кроватью сорвались с места и пустились в пляс стены нашей обширной спальни...

Ну, а потом настал мой черёд. Чтоб нагляднее обозначить серьёзность моих намерений, я начал издалека - с "караванной тропы", в насущный момент изменённой на "манёвр летучего голландца". И завершил наши исследования "скачкой святого Витта". Какое-то время моя секс-бомба сражалась достойно, но на финальном этапе механическая одержимость отбойного молотка всё же возобладала над буйной лихорадкой Везувия. Крепость пала, рёв торнадо сменился воплями о пощаде, что само по себе, конечно, чрезвычайно лестно, однако совсем не решает проблемы "закоченевшего суслика". Так что заканчивать обязательную программу мне пришлось не с партнёршей, а "на ковре". Жаль, настоящая жизнь так краткосрочна - не успеваешь привыкнуть!

Я повернулся на спину, и тонкая рука переползла на то,

что и с ц е л я е т в с е б о л е з н и. Ну, если и не все, так большинство, женских - во всяком случае. Инструмент отреагировал адекватно. Похоже, со мной намеревались разыграть ситуацию из весёленького анекдота, в котором завтрак, обед и ужин состоял исключительно из любви, в том понимании, в каком она доступна представительницам мелкого пола. Ну что ж, повторим. Повторение, оно как известно, учению мать. А я - отец.

Мы устроили такой трям-трям, какой не снился даже африканским барабанщикам. Людмила старалась вовсю, я не отставал. Во всех смыслах слова и позы. А когда всё успокоилось, моя заголённая кошечка, как ни в чём ни бывало, отправилась к холодильнику и притащила бутылку восхитительного бордо с кучей закусок. Тем и подхарчились.

- Хочешь ещё?- спросила она, облизывая с пальчиков крем, оставшийся от шести эклеров, которые она умяла в один присест, точнее - на одном боку. Мордочка у неё была довольнёхонькая, даже завидно...

- Смотря чего,- я протянул руку, царапнул кончиком ногтя крохотную коричневую горошинку, угнездившуюся в центре одного всем понятного розового конуса. Горошинка на мои действия никак не откликнулась, и я понял - победа!

- Купаться будем в бассейне? Или светлейший лорд предпочитает естественную среду?

- Лорд вообще предпочитает всё естественное. Именно поэтому он не светлейший, а самый что ни на есть тёмный,- ноготь меж тем не спеша сползал всё ниже - по тугому полушарию груди, по едва намеченным бугоркам рёбер, по нежной, пружинящей кожице живота...

Жизнь пульсировала в каждой клеточке этого великолепного тела, а ведь ещё десять минут назад казалось, что она больше не встанет. Человек вообще самая живучая скотина на свете, после крысы, конечно; а бабы, пожалуй, и крыс в этом деле оставят далеко позади: не з...т, так замучат!

Крыса изобретательна, но м о ж е т сожрать только смертельно слабого. Бабьё, по преимуществу, губит сильнейших. А ради своих подкрысков, не моргнув глазом, угробит весь мир. Ну, и, на здоровье - невелика потеря...

Я смотрел, как она одевалась, тягуче сгибаясь и извиваясь под малейшим достоверным предлогом, причём купальные трусики оставив на самый последний момент. Полный абзац!

Тот же стриптиз, только наоборот, масса приятных впечатлений, даже больше, чем при обычном. "Стареешь, дружище!"- хихикнуло внутри. Вот зараза! "Тебя послать, или сам догадаешься?"- спросил я его, и он тут же воспользовался моей подставкой: "Да мы и так уже на Карнавале, дружок! Куда ж ещё-то пойти? Финита-с!"

Мы вышли из "ротонды" в коридор, образованный высоченными каменными стенами, тени от которых полностью перекрывали узкую трещину прохода, если солнце не застряло в зените, вестимо. Под ногами - приятная прохлада ровнёхоньких плит розового гранита, сбрызнутого водой. Впереди - громоздкая, тучная махина крепостной башни серого базальта с густой, ярко-коричневой черепичной крышей, в крохотных оконцах, глядящих на нас - молодых, красивых курортников в кремовой лёгкой одежде с нахально-довольными рожами - тусклые переплёты витражей. В простенках меж окон, под окнами - выше бритвенного разреза входного отверстия и по обе стороны от его верхней части - бронзовые бруски, образующие контуры фигур странных существ: безобразных до такой степени, что стошнило бы и старину Босха, и одновременно вызывающих ощущение смутной симпатии.

Суровая композиция основных объёмов пространства сверхудачно сочеталась с изощрённой простотой декора. Офонареть можно! Да ещё прибавьте к этому глубочайшую, прозрачную голубизну высокого неба и ярчайшую синь тени,

что ложилась нам на о д е ж д ы, точно направленный луч сценической подсветки... А воздух! Он искрился подобно бликам, скользящим с хрустальных граней, и благоухал горячим камнем, солевой пыльцой, сосновой смолой и острой прохладой озона. Сказка! Сашка Грин загнулся б от зависти, если бы хоть краем глаза... Я и сам себе не очень-то верил, что наяву, что со мной, а не с кем-то другим.

Мы шли, мимо тянулись стены коридоров, башен, оконные проёмы навесных переходов, под ногами глухо шептались плотно пригнанные каменные плиты полов и мостовых внутренних двориков-площадей того немыслимого скопления строений, что называется "замком Устроителя" - это я вчера узнал. Крутая берлога, ничего не скажешь! Да и сам Виктор, в неофициальной обстановке конечно, парень хоть куда. После того как я перевесил всех присутствующих, мы вроде как помирились с ним, ну и оригинальным же типом он оказался на самом деле! Что он там такое сказал, когда менялись партнёршами в танце? Что-то вроде: "Каждая женщина - чудо. Но чудо одно, а чудиков - тыщи". Я мельком взглянул на мою спутницу... Нет, я пока ещё побуду обычным человеком. День-другой, а там посмотрим...

Страж на выходе по-прежнему маячил у двери, а вот нищенки видно не было. Похоже, напобиралась вволю и дрыхнет теперь в обнимку с поллитрой "шмурдяка" или, что тоже не исключено, с каким-нибудь завсегдатаем мусорной свалки. Мы проследовали мимо "цербера", приветствуемые им громогласно, но без тени сарказма, здорово, видать, я его вчера приложил - ишь как гнётся, жлобская рожа!

На закрытой площади среднего круга Карнавала в этот час царила деловая суета и сутолока: столы составлены в уголке друг на дружке, сверху забросаны креслами, какие-то люди с угрюмым задором драят швабрами камни мостовой. С мылом, блин! Только на эстраде, заложив ногу на ногу,

восседают трое пижонов, прячась от с о л н ц а под шёлковым балдахином. Они курят немыслимо роскошные папиросы и небрежно стряхивают пепел на мытые камни, сладковатый дымок анаши лениво кочует из стороны в сторону, завивается спиральными прядками, если кто-то проходит рядом.

- Привет, Кристиан!- слышу я прекрасно знакомый вальяжный тенор.- Поздравляю с прибытием!

Людмила досадливо морщит носик, тянет за собой, но ничего не попишешь - надо. Я подхожу ближе:

- А ты здесь какими судьбами, Скарабей?

- Разве я не рассказывал, что бываю тут каждый сезон?- мой издатель спрыгивает на мостовую, протягивает свою ручонку с наманикюренными ногтями.

Мы обмениваемся рукопожатием, и я с удовлетворением замечаю в его внешнем облике, в выражении вечно самодовольного мордаунта, в поведении даже несвойственные ему новые чёрточки. Да уж не робеет ли мой жутко спесивый гонорародатель?!

- Позволь представить тебе моего коллегу из Скандинавии, Кристиан. Мы зовём его Скарамушем. Слыхал про такого?

Ещё бы не слыхать! Скарамуш в фэн-периодике приблизительно то же, что Морган в банковском мире. Публикация в его журнале, альманахе, а тем более в книжной серии принадлежащего ему издательства автоматически означает самое прочное положение в писательском обществе, известность и полное признание заслуг перед литературой фантастастического направления. Я уж не говорю про такую мелочь, как оглушительный перезвон рыжих монет.

- Приятно познакомиться,- грузный шатен со взором несколько расплывающимся от принятого косяка сдавил мою ладонь с пылкостью начинающего культуриста.- Наслышан, наслышан - Скарабей показывал тексты... Побеседуем?

Ещё три дня назад одно словечко к о р о л я, обращённое к моей не очень скромной персоне, повергло б меня в щенячий восторг; полгода б потом хвастался и козырял им при каждом удобном случае. Но то - три дня назад...

- С вашим братом ухо надо востро держать,- невооружённым взглядом было видно, что похлопай я его сейчас по гладкой, как люсина задница, щёчке, он бы и такое стерпел. И если не сделал, так только потому, что не хотел удостоить этого жопомордого подобного удовольствия. Знаете, как в анекдоте про секс-контакт мазохистки с садюгой? Высший садический кайф - не пытать тех, кто от этого тащится.- Ты извини, приятель, но я пока не готов к серьёзному разговору. Давай перенесём до завтра. Если у тебя настоящее дело, то документы подготовь загодя - это вы тут отрываетесь, а у меня хлопот - невпроворот. Так что давай без лишней дипломатии и крохоборства; я знаю чего стою, Скарабей - тоже. Думаю, и тебе это известно не хуже, чем нам.

- Документы готовы,- Скарабей, на правах старого кореша, взял переговоры в свои белые ручки. Он пытался держаться, как обычно, только ему это не очень удавалось - трудно выглядеть независимым в то время когда по-собачьи виляешь хвостом.- Скарамуш предлагает публикацию "Синего переулка" в альманахе. Ну, для начала, чтобы представить западному кругу. Спустя четыре месяца он обязуется подготовить трёхтомник на шведском, английском и испанском.

- Каким тиражом?

- Ты должен понять нас правильно, дружище, у нас свой коммерческий интерес... В общем, тираж будет зависеть от того получим ли мы эксклюзив на повесть о Карнавале.

- Это уж слишком в общем,- их если не подстегнёшь, до ужина будут сопли жевать, выгадывая два цента с тысячи баксов!

Скарабей было замялся, но, переглянувшись с партнёром, заговорил быстро и чётко:

- Сто тысяч на каждом переводе из двенадцати процентов от

заявленного. Конечно, мы понимаем, что тебе п р и л и ч е с т в о в а л о бы запросить на пару процентов выше, но сначала дослушай. Будет у нас эксклюзив - тираж автоматически поднимется вдвое. Плюс к этому любая новая книга будет выпускается через полгода после её завершения. Первоначально указанным тиражом.

- На трёх языках?

- Естествено. Не считая языка оригинала - уж между собой-то мы как-нибудь разберёмся...

- А как насчёт аванса? Не мешало бы, знаешь ли, подтвердить серьёзность намерений.

Тут в разговор заново влез наш северный гуттенберг. Понятное дело - когда речь заходит о наличности, золото молчания немедленно превращается в то, из чего самовары клепают.

- В первом варианте я могу предложить пятьдесят тысяч. Во втором - добавлю ещё двести.

- Двести чего?- полюбопытствовала Людмила. Ей не терпелось распрощаться с докучливыми болтунами. Мысленно она уже плескалась в тёплых до истомы волнах. Я шутливо шлёпнул её пониже спины:

- Рублей конечно. Чего же ещё?

- Нет, я говорю о тысячах,- полез с объяснениями скандинавский дурак, но осёкся, заслыша наше жеребячье "го-го".

- Ладно, подумаю,- пообещал я им - лишь бы отвязаться, хотя б на время.

- На фига ты на них время тратишь?- спросила моя буйная подружка, когда площадь среднего круга осталась у нас за спиной.- Тебе что - больше заняться нечем, кроме как часами трепаться с разными идиотами?

- Пусть они идиоты, зато денежные.

- Эти вот?- с пренебрежительной усмешкой, до неузнаваемости перекосившей обворожительное личико, поинтересовалась

она,- Да нет у них ни шиша! Будь у них з о л о т ы е к о р о н ы не только на головах, но и на головках, это ровно ничего не значит. Всё решает Виктор. Угодишь ему - те гроши, что тебе предлагали, будешь на карманные расходы иметь, да и то, наверное, больше. Не угодишь - пошлют подальше. Вместе с договорами и прочей ерундой. Ты пойми наконец, Кристи, что рядом с этими пешками из Среднего Круга даже я почти что ферзь. А ты - ты игрок! И не самый слабый,- и дразняще зацепив меня бедром, лукаво добавила.- В любом смысле.

"Ой-ой! Ничего так не боюсь, как умной бабы!- подхватился мой внутренний паникёр.- Помнишь у Фирдоуси: "Мудрец-то и вправду был с истиной дружен - где баба ввязалась, там дьявол не нужен!"

- Если ты не игрок и не пешка, то - кто?- спросил я как можно более мимоходом.

- Откровенно говоря, проще сказать кто я "не". Я не игрок и не Виктор, я - всё остальное.

"С вами обоими свихнуться можно!- заверещал паникёр.- Мамочка родная, где мои вещи?!" А действительно, где они? Ей-ей, как-то скованно себя начинаешь чувствовать, когда узнаёшь, что с утра пораньше переспал почти со всем миром. Да ещё в одной постели.

Весь мир (почти) шёл рядышком пританцовывающей походочкой, любо-дорого посмотреть, его тёплое бедро было упруго, будто сливки дерева каучук, в его глазах солнечный свет преломлялся и рассеивался в жёлтый бархат. Есть устойчивое сравнение женской независимости с представительницами кошачьего семейства, но Людмила не походила ни на львицу, ни на пантеру. Мне она напомнила плотный ветер простора запелёнутый в тесное пространство паруса. Исключительно приятно иметь этот полезный предмет, одно плохо - всё время бди, а то, неровен час - мачту обломит.

Я обнял её за плечи. Встревоженная очередной моей неожиданной ш а л о с т ь ю, она на мгновенье отпрянула, но тут же обвила рукой мою талию, смешала свои кучеряшки с моими патлами. Мир практически объединился, не хватало лишь Виктора... Впрочем и без него мне было очень даже уютно, и вообще, может быть миру без Виктора было бы лучше? Ладно, замнём...

Собаковод со своим гавкалом службу несли бдительно, но относилось это, видимо, только к входящим. Псина даже зевнула в нашу сторону, жутко, с подвизгом, распахнув своё акулье хлебало. Я хлопнул её по загривку свободной рукой, она лизнула меня в колено.

- Пойдёшь с нами?- шутя спросил я чернявое чудище.

Джудо молча засеменил рядом.

- С меня же Виктор шкуру сдерёт!- всполошился переулочный сиделец.- Прикажи ему остаться, лорд!

- Так кто из нас собаке хозяин?

Плечи под моей ладонью зябко передёрнулись, мгновенная дрожь проскользнула по великолепному телу подружки. Утро было таким свежим, настроение таким лёгким, что я решил смилостивиться над двумя придурками с их дурацкими страхами:

- Место, пёс!- промолвил небрежно.

Джудо печально вздохнул, но вернулся к вожатому.

Городишко явно отсыпался после бурной ночи - встречные граждане и гражданки слонялись по улицам квёлые и помятые, с лицами похожими на тетрадные промокашки. Они в полном недоумении глазели на нашу шикарную парочку, весело чирикающую под заметно потеплевшими солнечными лучами. На пляже было на удивление малолюдно. Три - четыре фотографа, отчаянно зевая, сидели на своих раскладных стульчаках в окружении самого разнообразного реквизита, призванного, по идее, завлекать клиента в их рутинные паучьи тенёта, но, на деле, никогда

не исполняющие своего высокого предназначения. Несколько сопляков с тёлками скучковались вокруг з а ж ж ё н н о й с в е ч и в подсвечнике из слоновой кости, судя по пирамидке декоративных клинков всякого рода, составленных неподалёку, наверняка "толкинутые". Забавные особи!

Меня всегда веселили те, кто благославляет "ненавидящих его". Когда "дунаданы", поменяв серебряные кольчуги на мундиры с черепом на рукаве, заявились в тутошние края всей толпой, им наглядно разъяснили, что сказочки Толкина здесь не пролазят. А если и пролезают, то не в ту сторону. Самое смешное, что самозабвенно изображая из себя легендарный народ, они даже не догадываются, насколько близки к истине. Дунаданы по рожденью и образу жизни, которые по милости ловкого дяди играют в их собственных злейших врагов... С какой стороны на них ни взгляну - смех, да и только...

- Не наезжай на Толкина,- сказала Людмила, которой я поведал про всё.- он не жулик. Просто его одурачили так же, как всех остальных. Сказочки для лохов лохами и написаны - так говорит Виктор.

- Выходит, и я лох?

- А разве ты пишешь для них? Ты самый недоверчивый из тех, кого я встречала,- она скинула на песок свой кремовый хитон, и я на время забыл про мировоззренческие вопросы.

В солнечном свете так легко обнаружить любые, даже самые крошечные недостатки женского тела, но у Людмилы изъяны отсутствовали совсем. Её кожа, от природы нежная и бархатистая, была покрыта лёгким, изумительно ровным загаром золотистого цвета, линии тела аристократически хрупки и изысканы. Высокий взъём, удлинённые лодыжки, плавно перетекающие в полные, резко очерченные икры; круглые колени, крутой изгиб бедра, невероятно узкая талия... и ни единого пятнышка от кончика пальцев до линии волос. Она была чиста, как дистиллированная вода,

легка, точно аэростат, и бесовски порочна. Она была создана исключительно для постели. Т а н е ц солнечных бликов на изменчивой поверхности волн у неё за спиной, окружал мою Людочку сияющим ореолом, зеркальным нимбом, искры сверкали в кончиках пепельных прядок. М-м-да-а, если меня здесь и держат за лоха, то я готов на это пойти!

Мы побежали навстречу катящимся водяным холмам, их мягкая мощь подхватила и понесла нас в широко распахнутые объятья необозримого морского простора. Солёные брызги летели мне прямо в глаза, но я только блаженно жмурился, окунаясь в лоно праматери людского рода. Не понимаю этих членистоногих. Какая нелёгкая понесла их на пыльную, грязную сушу? Чем плохо им было здесь? Жажда познания, роскошь общения, радости дружбы, любовь... Пошлая дребедень! Если достаточно быстро бежать вдоль забора, пусть с узёхонькими, но щелями, доски, из которых он сбит, перестают препятствовать взгляду бегуна, фактически обращаются из "нечто" в ничто. Так и мы проносимся перед взором вечного моря, словно виртуальное облачко...

Я лёг на спину и целиком отдался во власть баюкающей пучины, освобождённая мысль полетела стрелой. Скорость и время... нет, время - понятие ещё более виртуальное, чем человек его придумавший. Есть только скорость, если не движения, так изменения свойств. Материя перетекает из одного состояния в другое с бесконечно малой, но скоростью, неизменна лишь пустота. Но если пустота не меняется, то это что же такое выходит? Выходит, что она извечна? Если бог - это разум, то пустота - его предшественник и прародитель? О-о, как интересно! Не забыть бы: сгодится для повести о Карнавале.

Самый большой ужас в жизни я испытал ясной звёздной ночью, лёжа навзничь на берегу холодной серой Пинеги.

Звёзды, какое-то время убаюкивавшие меня разноцветными искорками-мигалками, внезапно придвинулись ближе, и ласковая к о м е д и я оборотилась вдруг мистическим триллером, да не кинговским, а, как минимум, гоголевского уровня. Как минимум... Я почувствовал себя крохотным электроном, сбившимся с привычной орбиты и оказавшимся наедине с мировым холодом, от которого самая распоследняя моя косточка, о наличии которой я даже не подозревал, превратилась в хрупкую ледяную сосульку, а в желудке прочно обосновался снежный ком. Я летел в никуда, потеряв ориентиры и смысл, я был один, совсем один. Как нуль в созвездии цифр, как монашек в каторжном централе...

Что-то холодное обхватило мою лодыжку и потянуло вниз. Клянусь, я не из самых трусливых, но в такую минуту просто был не в себе. Заорав, рванулся к берегу, и только потом догадался взглянуть вокруг. Так и есть - очаровательная головка моей пылкой подружки исчезла из пределов видимости. Утоплю мерзавку!

Увы - не вышло, проще было б обставить дельфина, в спринте и на длинной дистанции сразу. Эта чертовка плавала, точно наяда. Рядом с ней я выглядел полной лошадью.

Привлечённые шумом устроенного нами водного поло, мячиком в коем служили арбузики люськиного нижнего бюста, "хоббиты" лениво поворотили в нашу сторону свои лохматые бестолковки. А минуту спустя большинство из них столпилось у кромки прибоя с книжками и журналами в руках. Глазастые! Нашего брата-писаря, вообще, хлебом не корми - дай подмахнуть автограф-другой. Помню одного, сунули ему книжонку Флемминга на визирование, перепутав с Перумовым, расписался - круче Эко. Эко - мужичок темпераментный и любезный (по крайней мере внешне), а этот чуть копыта от утомления не отбросил. Да ещё полчаса

в уши жужжал - всё про то как его измучили вечные поклонники со своим обожанием. Хотя проще м а в р о в отыскать на чукотском кочевье, чем двух человек, дочитавших его тягомотину до девятой страницы. Что касается меня, то в начальный период литературной деятельности я в полной мере отдал дань публичному честолюбию, потом широко использовал личный контакт с читателями в деле борьбы с мастодонтами от НФ, и наконец маниакальная навязчивость охотников за автографами стала вызывать во мне всевозрастающее раздражение. Тот, кто способен понять о чём я пишу, за подписью не полезет, а от общения с идиотами у меня развиваются симтомы водобоязни, что, согласитесь, совершенно не располагает к благодушному настроению. Вот на бумажках, предложенных Скарамушем, я распишусь с большим удовлетворением. Это - да. Но от этих приставучек просто так тоже не уйдёшь, придётся потерять четверть часика.

"Хоббиты" обступили нас лупоглазым кружком, я в темпе набросал полдюжины дежурных фраз, но когда они вознамерились запечатлеться с нами на память при помощи "мыльницы мад жапан", отказался при помощи простейшей, но неотразимой уловки:

- Моя будущая половинка считает, что в данный момент я вдохновляюсь созерцанием мистической пульсации Аркаима, так давайте не будем обманывать её заблуждений.

Честно говоря, запуском этой "утки" я преследовал сразу две цели: отмазаться от лишних разговоров (буде чего) и проверить "на вшивость" наших заядлых романтиков. Ведь, окажись поблизости ихний Артур... э-э-э... Арагорн, за подобную фразу он, как минимум, влепил бы мне оплеуху, а, скорее всего, поделился б со мною перчаткой. Эти ж с завидной понятливостью вошли в моё тяжёлое положение, даже девчонки. Очень достойные молодые люди! Уважаю!

Перевалило за полдень. Пережидая самый зной в занятиях

водными процедурами, нанырялись-наплавались до изнурения, до одышки. Пляж нехотя заполнялся завсегдатаями полночных бдений, представляющих п р е к р а с н о е п о т о м с т в о участников стародавних мистерий Диониса, а мы засобирались во свояси, уступая убедительным доводам пустого желудка.

И, конечно же, у нас не было ровно никакого желания соревноваться в выдержке или скоростной ходьбе за призовой возможностью обожрать устроителей Карнавала. Мы могли позволить себе маленькую роскошь заплатить за обед из собственного кармана.

Моё внимание привлекло небольшое - на восемь столиков - кафе. Сине-красные клетчатые скатерти, бледная тень полотняного навеса и пожилой, подтянутый официант в чистой рубашке, предупредительно слонявшийся в непосредственной близости от единственного посетителя, позволяли предположить, что еду здесь подают не в одноразовой пластмассовой лабуде и пивом вино не разводят. А вызывающая малочисленность клиентов осторожно убеждала в возможности скорого обслуживания.

Заметив наше намерение осчастливить его таверну, подавало предупредительно отодвинул плетеное креслице для моей Людмилки, с почтительным полупоклоном подал толстенькое меню в кожаной оболочке и застыл на месте, ожидая распоряжений. В обычное время я заставил бы его помаяться, не спеша исследуя список блюд и напитков - лакей должен знать своё место от "А" до "Я", но сегодня мной овладело "дачное" настроение, не располагающее к соблюдению правил и принципов.

- Ветчину с помидорами на холодное,- сказал я, бросив нераскрытое меню на скатерть.- Филе какой-нибудь осетровой на второе и ещё - что сегодня особенно удалось...

- Я рекомендовал бы попробовать наше фирменное блюдо -

капусту, запечённую в соусе из белых грибов вместе с рёбрышками кабарги,- ровным голосом предложил подавало.- Уверяю вас, п и р вкусовых ощущений очень удачно сочетается в нём с умеренностью цены.

- Ладно, валяй капусту. Принеси ещё пачку "мальборо" и пару "сухаря", какое полегче.

- Позвольте предложить вашему вниманию розовый крымский "мускат" кустарного производства. Оно представляет собой золотую середину свойств столовых и десертных вин.

- Тащи!- я милостиво махнул рукой.- Только живо!

- Закуска и вино будут поданы через две минуты,- заверил он и скорым шагом устремился в помещение кухни.

Я закурил сигарету и бросил взгляд в сторону соседнего столика, следуя примеру своей раскованной гёрл-френд, глазевшей на нашего сотоварища по обеденному занятию в течение всего разговора. И недаром. Зрелище, нарисовавшееся моему взору, оказалось весьма необычным. Представьте себе старого забулдыгу с недельной щетиной на коричнево-жёлтой от древности роже и редким седым пушком, покрывающим гладкий объёмистый череп. Представили? Ну, а теперь представьте подобного типа одетым в белый полотняный костюм, такую же "водолазку", и обутым в жёлтые кожаные плетёнки без запятников и на босу ногу. А если у вас уж очень богатое воображение, добавьте к образу длинную сигару, зажатую в крепких крупных зубах цвета слоновой кости. Колорита в старикане был такой избыток, что из ушей выплёскивалось.

Заметив наши взгляды, он прищурился так, что в щёлочках век глаза спрятались совершенно:

- В чём дело?- раздался его резкий немного гортанный голос.- На мне - что, что-то неприличное написано?

Не знаю почему, но мне сделалось неловко, я оказался настолько глуп, что соврал помимо собственной воли:

- Мы просто хотели узнать как называется это заведение.

- А-а, это? Ну, это, как говорится, ради Бога!

Задетый допущенной слабостью, я тоже возвысил голос:

- М ы п о д н я л и с ь в ы ш е. Я этих глупостей не одобряю.

Старикан вынул изо рта сигару. Только для того, чтобы тут же поднести к губам горлышко бутылки, стоявшей перед ним на столе. Надо заметить, что хотя в ней находился коньяк не самой лучшей марки, но зато солидной выдержки - на верхней наклейке отчётливо выделялись буквы ОС. Выцедив сквозь зубы добротный глоток, он перевёл на меня взор полный ехидства и недоброжелательности:

- Скажите на милость, какие мы гордые!- хмыкнул он.- Есть одна славная притча, из новых. Рекомендую выслушать. "Овощи, обеспокоенные ростом популярности вегетарианства, вышли на демонстрацию протеста; тут их и съели. Вегетарианец в тех местах был один, но особенным аппетитом в тот раз отличились почему-то любители бифштекса с кровью." Усёк? Не одобряет он... А в чём тебя Бог обидел, позвольте спросить? Мозгов не додал?

И на кой я связался с этим сволочным придурком?! Я полоснул взглядом по Милке, хихикающей в кулачок...

- Смотря по тому, что за бог.

- Прежде чем вокруг себя дураков искать, загляни в зеркало - кучу времени сэкономишь,- старик с безмятежным видом пустил в нашу сторону тонкую струю сизого дыма.- Против Ваала, небось, заедаться б не стал!

- Ник, что ты прицепился к людям?- встрял в разговор подавало, сноровисто и бесшумно расставляя перед нами столовые приборы, тарелки с закусками, фужеры и вино.- Дай им поесть спокойно, они же голодные - за версту видно.

Я по привычке взглянул на часы - уложился, мерзавец!

- Двое в драку, третий - не лезь!- осадил уложенца на всякий случай.- А ты, старый, за базаром-то следи, следи, нонеча не

то что давеча - к остроте языка можно и дублёной шкурой обзавестись. Что касается существа поставленного вопроса, то ответ на него весьма прост - твой бог, если он, конечно, таков, каким вы его изображаете - б е л ы е о д е ж д ы и все такое - оскорбляет меня перечнем привилегий на пригласительном билете в Небесное царство. И хотя я не трудоголик, но даже мне время от времени хочется чего-нибудь сделать. А в вашем раю безделье и лизоблюдство - главнейший кайф. Скушно, старый! Я уж лучше в компанию к грешникам - у них повесельше будет.

Мы обменялись с Милкой одним нам понятными взглядами и отхлебнули по глоточку. Вино оказалось не хуже ветчины, а, может, и получше.

- Не пойму одного,- старикан аккуратнейшим образом стряхнул стобик сигарного нагара в пепельницу, стоящую рядом с бутылкой.- если ты такой неуч, каким ветром тебя на Карнавал занесло? Кто, интересно, оповестил тебя о программе Райской вечности? Источники достоверные?

- Разумеется нет - Библия и церковники - но других-то всё равно нету,- я подмигнул Милке, она ответила тем же. "Один - один,- отметил мой внутренний арбитр.- Только не торопись, дружище, старик не так прост, как кажется."

Я и сам понимал, что не прост. Но искусство спора всегда было одной из моих сильнейших способностей. Не хочется хвастаться понапрасну, однако в этом деле я не дал маху и перед Виктором. Продолжая поглощать закуску (порции в кафе заслуживали доброго слова, если б я на него был способен), я протянул под столом ногу и между делом поглаживал лодыжкой люськины икры, наслаждаясь бархатистостью её кожи. Поэтому слова старикана были восприняты мной слишком глубоко и эмоционально, иного объяснения дальнейшему я просто не нахожу.

- Любое сообщество, в том числе и совокупность христианских общин, именуемая церковью, стремится к сохранению традиций своего первичного зародыша,- с откровенной насмешкой процедил Ник, не вынимая сигары.- Всё очень просто, малыш, стоит только прикинуть в какие времена прозвучала Благая весть. Это ведь благодаря и церкви тоже тебе п о л о ж и л и два выходных в неделю, а раньше одни иудеи отдыхали в субботу, остальные пахали весь год, как проклятые. Кочевники меньше, земледелы побольше - поскольку прокляты дважды; как полагали кочевники. Но Христос не был традиционалистом... Когда приведёшь его собственные слова где он угрожает тебе полным бездельем, я прилюдно закукарекаю петухом.

Легко сказать, "приведи слова", когда я этим христьянством сроду не занимался! У меня были дела поважнее. Так я ему и сказал, принимаясь за жаренную севрюгу.

- Видно, ты и впрямь занятой человек, если даже на спасение души, времени не нашёл,- он казался абсолютно серьёзным, но издёвка сквозила в каждой чёрточке его лица, в позе, и даже в том, что произнося слова, он не делал обычной затяжки.- Но мне твои дела по одно всем известное место, вообще-то. Можно подумать, это я в собеседники навязывался... Хочешь спорить, штудируй Евангелие, а сказать нечего - сиди и помалкивай. Или с путаной своей чирикай, вот она твои чахлые мыслишки вполне может счесть за высшую истину.

- Я вам не путана,- внезапно подала голос Людмилка.- Это во-первых, а...

- Ну, куртизанка,- перебил её старикан.- От перемены влагаемых сумка не изменяется.

- А, во-вторых,- ровным холодным тоном продолжила моя наяда, не забывая ловко разламывать ножом поджаристую корочку севрюги,- кто я и что - не твоё собачье дело, старая бандероль. Вот он - Кристиан,- она мельком мотнула в мою сторону своим миленьким подбородком.- Он человек очень влиятельный. А ты кто такой, чтобы нотации нам читать?

Честно говоря, после такой отповеди даже я предпочёл бы заткнуться, но старикана, похоже, пробить было практически

невозможно. Он на Люську и не взглянул:

- Жаль, что язык об тебя пачкать приходится,- сказал он куда-то в пространство,- но, видать, делать ж и з н ь без грязи нельзя. Твой Кристиан - величайший балбес на свете, и лебезят перед ним такие же простодыры, как он сам.

- Спасибо,- вставил я.

- Пожалуйста. А сейчас пару слов по существу: здесь меня знают как старого Ника. Я уже семьдесят лет сижу за этим столом, когда идёт Карнавал. Никого не трогаю, понемножку пью и много курю. Я и сегодня не изменял своей привычке, пока не нарисовались вы. Сначала вы стали глазеть на меня, будто я обезьяна, потом принялись поучать как следует разговаривать, а я таких, как вы, за семьдесят лет несчётно видал, и от общения с ними никакого удовольствия так и не получил. Каждый строит из себя великого теолога, а, на деле, выше подросткового разумения ни один не поднялся. Судите о том, чего не понимаете, да и понять не можете при всём желании. Хотя что это я? Ваши желания столь же убоги, насколько недоразвиты ваши мозги. Куда уж вам взлететь, когда ползать-то, как следует, не выучились!

Вот зараза! Я хотел рассердиться всерьёз и показать чего я стою, но в этот момент принесли фирменное блюдо, и мне стало не до того: мясо таяло во рту, соус страстно щекотал нежнейшие из вкусовых рецепторов, запах сводил с ума. Не хотелось даже вином это чудо захлёбывать! А сытым я добренький, знаю за собой подобную слабость. Поэтому вместо того, чтобы попросту вправить старикану мозги, я решил умыть его по его же собственному рецепту.

- Слушай, ты,- сказал я, облегчённо откидываясь на спинку стула и отодвигая тарелку с обглоданными рёбрышками.- Я не специалист в этом твоём первобытном шаманстве, но, в отличие от тебя, мне известно как всё обстоит на самом деле. Ты сильно задел меня, старый, и я заставлю тебя кукарекать, чёрт меня побери совсем! Ник приложился к бутылке, но по ухмылке, искривившей его небритую рожу, было прекрасно видно, что он думает о моих талантах. Ладно, хорошо смеётся тот, кто смеётся в п о л н о ч ь последним. Лично я первым отроду не хохотал.

Улицы постепенно заполнялись толпами оклемавшегося люда,

я розлил по фужерам остатки вина и велел подавать счет. Удивительно, но сумма, выведенная на бумаге с золотым отрезом, уложилась в пятерку баксов. Бросив банкноты на поднос, я полюбопытствовал у официанта почему столь почтенное заведение умудрилось практически лишиться клиентов, набивающихся битком в паршивые забегаловки, где кормят, как в свинарнике, а цены заламывают выше потолка.

- Это все из-за старины Ника,- нагнувшись к самому моему уху, прошептал подавало.- Редко кто является здесь вторично, вкусив его зловредного общества. Всех клиентов распугал.

- Так гоните его отсюда поганой метлой. Подумаешь - цаца!

- Нельзя,- с откровенным сожалением выдохнул труженник подноса и полотенца.- Хозяин считает старикана живым символом нашего кафе. Ни у кого, дескать, нет такого завсегдатая - семьдесят лет тут торчит. У "Старины Ника" - кафе наше так называется. А, кроме того, по две бутылки дорогого коньяка в день выдувает, полдюжины сигар выкуривает, еще с собой... Вы человек - не промах, помогите Ника от нашего заведения отвадить, за мной не заржавеет...

Ну что ж, это предложение в корне меняло дело: если прежде мной двигало голимое честолюбие, которое, как известно, на хлеб не намажешь, то сейчас моя борьба приобретала конкретный материальный интерес. - Можешь заказывать новую вывеску, парень,- сказал я

воодушевившемуся подавале.- Меня зовут Кристианом.

Мы неспешно продефилировали в обратном направлении... Дальше все было мило и просто: слегка покувыркавшись в бассейне, улеглись на боковую.

Проснулся от неприятного ощущения: за мной подглядывали. Резко открыл глаза - Людмила испуганно отпрянула, выражение ее лица молниеносно переменилось, но я все же с к в о з ь ресницы успел засечь написанное за мгновение до моего "пробуждения" недоумение вперемежку с откровенно, воистину звериным страхом. Во-во, дрожи, дрожи, шпиенка!

В этот раз наша гоп-компания собралась на галерее огромного готического холла, на нижнем этаже которого расположился самый странный сад на свете: раскидистые деревья с пышными кронами, группы кустов с крупными гроздьями соцветий, заросли высоких трав, откуда выглядывали разноцветные чашки цветов, чирикающие какаду - на каждой ветке. И во всем этом ни капли жизни - платина, электрон, золотце, ну и, конечно, всякие там изумруды-бериллы-брюлики... Круто конечно, но я больше глазел на соседей-соседок, занимающих места за столом.

Сегодня стол был один, да и застольщиков сделалось значительно меньше. Посередине расселся Виктор в окружении своих подружек, мы с куколкой разместились совсем рядом, по левую руку, а по правую устроился мой знакомый Гонзаго. Все члены нашей "шестерки" были в наличии. И ещё пятеро каких-то оболтусов, с трудом уравновесивших неполные дозы гирь. Справедливости ради признаю - для них выделили дальние концы стола. Стражи оделили нас маскарадными костюмами соответственно образу избранной маски. Мне достались черный плащ с лиловым подкладом, кружевной воротник и кожаная портупея с громоздкой рапирой. Главтолкинутый - ни дать, ни взять.

- Наливай, парни!- распорядился Виктор, заметив что вся "контора" уже в сборе.

Сегодня он напялил на себя костюм Мефистофеля и смотрелся еще большим дураком чем любой из нас. Я протянул руку к знакомым бутылкам...

- Мне покрепче,- прошептала Мила в самое ухо.

- Ты что трясешься?

- Да знобит немного, наверное на солнышке перегрелась.

"Берегись, берегись, дружок!"- завел обычную песню мой внутренний говорун. Посмотрим, з а т е м подумаем! Не успел посудину до дна осушить, а Виктор велит наливать снова:

- Предлагаю выпить за то, чтоб каждый за свое по полной ответил. Ввести слюнтяев!

Внизу в холле распахнулись тяжелые двери, и пред моими глазами предстали неудачники, сопровождаемые дюжими хлопцами в алых балахонах опереточных палачей. Ну и вкус у этого Виктора! Если так дело и дальше пойдет, то уже сегодня надо "Хас-Булата" разучивать - не помешает. Я не против того, чтобы каждому воздать по заслугам, но зачем же превращать серьезное дело в цирковое представление...

Меж тем, по знаку поданному Распорядителем, маскарадные каты принялись за свое веселое дело: отволокли в сторону

трех-четырех вопящих от неопределенности самозванцев и с молодецким уханьем начали охаживать их бутафорски-красивыми дресировочными бичами. Атмосфера на галерее заметно потеплела, подогретая вином и взвизгами бичуемых. Самые немыслимые блага вполовину бессмысленны, когда нет кого-то, лишенного их. И когда исполосованных плетьми доходяг с позором погнали на выход, мы проводили их дружным улюлюканьем и плевками.

Следующая партия заняла место изгнанных. Увлеченный зрелищем я вдруг с удивлением ощутил в плече горячую тяжесть, издающую запах рома и сливок. Я повернул голову и зарылся носом в пепельные завитки на макушке Людмилы - она воровски прятала лицо у меня на груди.

- Да в чем дело, куколка?

- Не нравится, что ли?- голос звучал глухо, но с ехидцей, и я предпочел промолчать, тем более, что внизу, в холле, разворачивалось нечто необычное. Для наших дней конечно."

Я сидел в кресле, чутко прислушиваясь к происходящему за шторами. Грохот грома мешал распознавать звуки, доносящиеся с улицы, вспышки молний превращали желтые огоньки свечей в зеленоватое мерцающее сияние, напоминающее небесные всполохи северной ночи. И в этом мерцающем свете тени на стенах корчились, точно грешники в ожидании Страшного Суда, вспыхивали черными пятнами и бледнели, извиваясь ленточными червамми...

Вставать не хотелось. Все казалось, что стоит лишь высунуться за пределы освещенного круга и больше уже никогда не вернешься к привычному миру, не ощутишь успокоительного шлепанья стоптанных тапочек в уютной, хотя и небогатой, квартирке первого этажа дома с улицы Пионерская. Но это - неправда. Кругом творилась неправда, жестокая сизая ложь. И пусть я не отличаюсь бесшабашной смелостью своих бывших знакомых, понимание истины помогло мне подняться на ноги.

С раскрытой шкатулочкой в левой руке я подошел к окну и отдернул штору. В кромешной тьме, царившей за стеклами рамы, не было видно ни зги...

- Открой, открой...- вкрадчивый шепот проникал в щели, просачивался сквозь дерево подоконника.- Ну, открой же...

Очередная вспышка небесного пламени высветила гостя с головы до пяток. Он не понравился мне с первого взгляда: весь грязный, в лоскутьях разложившейся кожи, с глазами мертвой рыбы, слепо шарящими по моему лицу. Распухшие пальцы с обгрызанными ногтями липли к стеклу, оставляя на нем отпечатки коричнево-желтой слизи. Да-а, хорошего мало, раннее появление мокряка - дурной знак. Дрожа от предвидения скорых неприятностей, выставил на подоконник стекло, завернутое в серебряную фольгу, и вновь уселся за рукопись, открыв лист со словами:

Д е н ь П я т ы й

Р а н о у т р о м я покинул постель и теплую, будто котенок, подружку. Вообще-то спать мне нравится много, но сегодня я нуждался в одиночестве, как никогда. Во-первых, следовало подготовиться к дискуссии с Ником, ознакомиться с первоисточниками, чтоб поосновательнее умыть сволочного старикашку, а, во-вторых, надо было крепко подумать над тем, что произошло вчера. Нет, Людмилка слишком преувеличивала, когда упрекала в трусости людей Карнавала. Во всяком случае я не испугался, только почувствовал себя как-то уж очень неловко. Это что - так необходимо рубить головы опытным людям, вся вина которых заключена лишь в том, что гири оказались массивней чем их тела из костей и мяса? Бессмысленная трата человеческого материала - тоже мне эпатаж! Тоже мне величие, принципиальность и что там еще?!

Наскоро одевшись, пережевывая на ходу бутерброды со всякой всячиной, потопал в сторону библиотеки, путь в которую вчера осторожно выведал у Распорядителя; насвистел ему, что мечтаю ознакомиться с манускриптом Плато Диггеля Фокса. Кстати, это тоже не забыть. Люблю Диггеля, куда до него хваленому Бэкону или тому же Вице-Цельсу. Никто не мыслил столь парадоксально, как старина Плато, разве что сам Платон и мой покорный слуга.

Было свежо, упругий бриз на открытых галереях прояснял мозги своим пронизывающим соленым холодком, остатки сна и слюнявой слабости плотских утех выдуло без остатка на середине пути. Я чувствовал себя собранным, шарики шустро сновали по ноликам, сталкиваясь и разбегаясь в отскоке. Когда вчера в холле покатилась по полу первая голова, очумело хлопая рыжими ресницами, доходяги зашлись в истошном оре и причитаниях. Этот вой больно отдавался в барабанных перепонках, хамски врывался в рот, стоило только его открыть, проюркивал до желудка. Лицо куколки вздрагивало у меня на груди, дыхание вырывалось

толчками. В ц е н т р е стола демонически гоготал Виктор, и обе его секс-ракеты. Кровища хлестала, будто из пожарного шланга, забрызгивая все вокруг. Попугаи энергично, с остервенением даже, очищали свое пестрое оперение от брызг. Не Карнавал, а мясокомбинат какой-то! Не скрою, в тот момент внутри моей сердечной мышцы засело самое жестокое разочарование. Куда ж это я так рвался, проклятый романтик! Сюда?!

" Ах, Карнавал! О-о, Карнавал! А вы знаете, мы с Виктором как-то на Карнавале..." Бред обкуренного гимназиста! Я ведь никогда и в грош не ставил общественное мнение, даже в собственном кругу. Всю жизнь презирал тех, кто ради позы готов поставить на карту благополучие, скопленное по крохе за долгие годы, перспективную карьеру, а то и будущую судьбу. А сюда прилетел, как последний целинник! Жутко хотелось встать и уйти, с грохотом хлопнув дверьми.

Но меня опередили: из-за стола, отшвырнув стулья, поднялись сразу трое. Двое из шизиков и "наш" герр Пфальц. Дамы в полном исступлении цеплялись за своих кобельеро, но те гордо отрясли их прах и двинулись на выход.

- Сиди! Ради того, что тебе действительно дорого, замри на месте!

Ну что ты будешь делать с этой Людмилкой! Говоря по чести (хотя я слабо представляю что это такое), единственное, что еще удерживало меня в этом дурдоме, была она - не до пресыщения использованная возможность. Я запустил пальцы в ее роскошные волосы и сосредоточился на их текучей волнистой неге, на едва уловимом их запахе, опьяняющем хлеще чистого спирта...

Двери в холле открылись вновь, охрана втащила в "сад" двоих "протестантов" - тех, что полегче. Им головы рубили долго и небрежно, отхватывая шею по частям, отливая

водой, струящейся по м о з а и ч н о м у п о л у розовыми волнами. А потом к столу привели Пфальца...

Величественная дверь библиотеки показалась в торце короткого тупичка, сразу за поворотом у центральной башни. Массивное полотно выточено из цельного ствола эбенового дерева, обито узорными бронзовыми накладками, вместо ручки - тяжелое золоченое кольцо. А открылась на удивление легко, едва потянул на себя.

Внутри все оказалось ошеломительно средневековым и ультрасовременным в то же время: громадный зал в два яруса с высоким сводчатым потолком, стелажи с книгами встроены в стены на всем их протяжении. Вдоль стен - открытая деревянная галерея с перильцами, там и тут - соединительные лестницы. К торцевой стене пристроен камин из полированного черного гранита, в горниле, как заведенный, резвится огонь, поминутно выплескиваясь за пределы топки, облизывая чугунные фигурки саламандр на каминной полке. К перильцам галереи прикованы бронзовые факелы с танцующим синеватым пламенем, бьющим из чаш. Окон не видно, двери в косяк входят, точно пробка в бутылку, между тем воздух в зале сух и свеж, дымком не припахивает, температура - идеальная для книжных занятий. На длинных тяжеловесных столах, сработанных грубо, но с каким-то особым варварским щегольством, расставлены чудо-светильники, испускающие ровное голубоватое сияние, подле - мягкие стулья с подлокотниками и высокими спинками.

Я подошел к ближайшему стелажу... О, дивная полночь, чего тут только нет! Философские трактаты и трактаты по этнологии, исторические труды и мемуары малознакомых для внешнего круга личностей, сборники примитивной магии и конспекты примет, занимательные дневники знаменитых путешественников и алхимические фолианты, новейшие тома сочинений по реальной реальности (в том числе и мои)...

Жаль - все на английском. Т а б л и ч к а с з о л о т ы м и б у к в а м и говорила о том же. Я огляделся и обнаружил, что таблички развешаны на некотором расстоянии друг от друга. Понятно, будем искать издания на родном наречии.

Удивительно, но ихнего "Евангелия" на наших полках не обнаружилось, хотя ивановых-блаватских-успенских там хватало с лихвой. К чему бы это? Ах, да! Если не ошибаюсь, основная часть "Библии" переведена на древнегреческий (что-то связанное с числом семьдесят), а остальное - на вульгарную латынь - "Вульгата" - это даже я помню. Ну, с латынью у меня в последнее время отношения наладились - аквиля нон каптат мускас, а "Тора" мне - аквиле, грубо говоря, ни к чему.

Я вытянул с латинской полки здоровенный пергаментный фолиант, весь, как положено, в металлических застежках и прочей шелухе, сразу видно антикварную штучку. На любом аукционе с руками оторвут, но сегодня меня интересовал только текст - корявые латинские загогулины. Немедленно перевернул последнюю страницу, привычка у меня такая - это, чтоб не нарваться на завершающую фразу типа: "А все, что зрил есте - все поклеп!" Бывало; шутничков на свете - пруд пруди, а во тьме - еще больше...

Так, ну что тут у нас? Ага: "Родословие Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраама"... подписано неким Маттеем, наверное тоже еврей. Невольно вспомнилась история про раввина и монашка. "Кем стать намегеваетесь, догогуша?- спрашивает раввин. "Ну, епископом, кардиналом, а если здорово повезет, первосвященником." "И всего-то?- удивляется израильтянин. "Ну не Господом Богом же!" "А один из наших мальчиков, пгедставьте, таки - да!" Впрочем, что касается меня лично, то мне глубоко без разницы кого именно по стенке размазывать: католика, буддиста или иудаиста, я и от православного не откажусь, только дайте!

От близкого камина истекал сухой ж а р, гревший спину, чистый воздух приятно освежал накалявшиеся мозги - читаю я быстро, но и устаю скоро. Если конечно текст достаточно сложен, а прошедшая ночь проведена бурно. Все это сегодня присутствовало...

Легчайшее колебание пространства за левым плечом отвлекло мое внимание от "посланий апостолов" (ну и нахальные ж были парни!). Беглому взгляду, брошенному мною назад, предстал сам Распорядитель, небрежно усаживающийся за соседний стол с пинтой тоника в одной руке и с томом достопочтенного Пифагора в другой.

- Славное утречко, лорд!- он приветливо махнул бутылкой.- Решил, как вижу, сразить старину Ника?

- По чему видно?

- А для чего еще могут потребоваться глупые сказки, которыми ты забавляешься? Мой тебе совет, Кристиан, не трать времени попусту, плюнь на старого задрыгу белой слюной. Если нечем заняться, потопчи свою курочку лишний раз.

Советчик нашелся! Сумасшедшая девчонка вымотала меня, вроде тряпки, которую прополоскали с мостка в быстрых струях Пинеги. Да потом еще выжали досуха. Но не болтать же об этом с таким напыщенным типом, как Виктор!

- Ты знаешь Ника?- мне показалось, что я достаточно искуссно сменил направление нашей беседы.

- Лучше спроси кто его не знает,- фыркнул Распорядитель, краем глаза кося в перелистываемую книгу.- Этот старый святоша уже не помню сколько проедает мне лысину тем, что липнет к моим гостям со своими идиотскими бреднями. К счастью, с ростом волос проблем у меня пока нет, а не то давно был бы голым, не хуже старины Фантомаса.

- Не понимаю тебя! Если мне кто-то мешает, я мигом нахожу способ избавиться от докучателя. На твоем месте я бы просто отправил к нему пару...

Распорядитель со страшным грохотом, аукнувшимся на галерее, з а х л о п н у л книгу и вперился в меня своими черными морозильниками:

- А тебя никто понимать и не просит!- слова вырвались наружу с присвистывающим шипением, будто пар из локомотивных котлов.

В пятом классе, помнится, я под такое разок угодил, поэтому сегодня невольно отшатнулся в сторону, чуть со стула не ляпнулся, но тут же пришел в себя:

- Спятил, что ли?

- Кто ты такой, чтоб указывать мне что делать?- он по-прежнему костенел в недоступной моему пониманию смоляной ярости, но я почувствовал некоторое, почти микронное, изменение в напряжении его буйства,- Тебя пригласили на выполнение конкретного дела. Вот когда ты его исполнишь, я, быть может, и разрешу понять кое-что, но на моем месте тебе не бывать никогда. На моем месте был и пребуду один я!- остатки воздуха он словно выплюнул мне в лицо.

Ну, гад! Я повернул перстень на пальце камнем внутрь, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке, высвобождая колечко из пегматита, висящее на груди:

- Послушай, распорядитель,- сказал я, когда он заткнулся.- на кой ляд мне сдалось твое паршивое место?! Кем ты себя возомнил? Господом Богом?

Он смотрел на меня, щурясь и щеря белые, точно сахар, клыки, но при последних словах оскал внезапно сменился саркастической ухмылкой. Он весь как-то приосел, вернулся в себя что ли. Открыл титульный лист и, слюнявя палец, проворчал сварливо, точно дежурная в смотровом зале:

- Нет, все-таки ты редкостная балда, лорд! Сказанешь - хоть стой, хоть падай! Бог существует для того, кто в него верит, а я - вот он. Хоть верь, хоть сомневайся... даже лучше, если сомневаются - работать проще. Да и веселей тоже.

- Существуешь, существуешь, а Ника прихлопнуть не можешь, знай с л о в а м и бросаешься!

- Что-то ты такой храбрый сегодня?- хмыкнул в ответ Виктор, прикуривая длинную медную трубку от светильника, стоящего на столе, и выпуская в потолок густую дымную реку.- Ладно, другому бы сердце вырвал, а тебе скажу.

Я невольно вздрогнул: Виктор не шутил, не пугал - у меня на глазах прошедшей ночью он вырвал сердце у герра Пфальца. Вырвал легко, словно играючи, глумливо хохоча ему в белые от ужаса и боли глаза. Струя крови из разодранной грудной клетки залила стол, расплескалась по золоту и фарфору столовых приборов, по великолепным нарядам наших прелестниц. Все сидели тихонько, как мыши под прицелом жадных глаз вивисектора, скромные, точно одалиски в вечернем гареме... Даже мой внутренний говорун заткнулся наглухо, растаяв в неведомых далях.

Но это было ночью, утром все выглядело не столь убедительно.

- Я весь - внимание,- проговорил я, небрежно облокотившись на раскрытые страницы "посланий".

- Как любое серьезное мероприятие, Маскарад имеет ряд условий, требующих неукоснительного соблюдения. Присутствие Ника - одно из таких условий,- спокойно и даже миролюбиво сообщил Виктор.- Это чтоб жизнь вашему брату медом не казалась, чтоб я бдительности не утрачивал. Да и вообще, для перцу. Для пикантности и остроты бытия. Но, говоря откровенно, кроме легкого раздражения от беспардонных манер старого маразматика, иных чувств его существование не вызывает. У меня. А вот гости мои... Нет, правда, забудь про Ника, лорд, дался он тебе!

Это было что-то новенькое - Виктор в роли просителя смотрелся, как штангист на коньках, нелепо и жутко интересно, а главное, непонятно - зачем. Не смотря на

демонстративную легковесность тона, я не верил ему ни на цент. У х а ж и в а т ь за простаками - основное мое занятие в повседневной жизни. Тот, кто попал мне в руки, не уйдет, пока не расстанется с последними крохами необходимой мне информации, я вижу их насквозь, будто стекло или, что точнее, фужер, до верха наполненный красным виноградным вином. Сколь бы скрытным ни был славный Распорядитель, беспокойство так и сквозило в его пренебрежительном тоне, в преувеличенном внимании, с которым он бдил над страницами греческого философа-кабаллиста, древнего, как основной инстинкт. С чего бы это?

- Задел он меня, Вик,- объяснился на всякий случай.- Причем при даме. Я его умою по-скорому, а не удастся - отступлю с развернутыми знаменами. Да не беспокойся ты, у меня...

- Беспокоиться нужно тебе, господин дерево!- холодно отозвался Распорядитель, на миг отрываясь от чтения.- Это для тебя тары-бар с Ником могут обернуться крупной бякой.

- Стоп-стоп! Скажи прямо - это запрещено?

- Отвечу иначе,- он смотрел мне куда-то в область левой ключицы.- умный поймет: Не ищи. И не обрящешь.

Разногласия с судьбою

Ни к чему не приведут.

Где-то в темных подземельях

Повелителя Забвенья.

В коридорах меж мирами.

Тени серые скользят.

Из осколков грязной пены

Направляются к закату

Повелители науки -

Прародители теней.

На огромном черном шаре,

Называемом Нектарис,

Средь обломков мирозданья

Только серое Ничто.

Тот, кто знания отринул,

Тот откинул и копыта...

Но не только он не в силах

Устоять перед судьбой.

Для того ли были замки?

Их разрушили термиты.

Так любое начинанье

Обращается в песок.

От цепей освободившись.

Тени серые уходят -

В коридоры меж мирами,

Обретая там покой,

И никто не примет жертвы

Одинокого героя

Повелителю Забвенья,

Что остался здесь навек.1

В кафе "У старого Ника" мы очутились в четыре пополудни. Сегодня над ним р а з в е в а л с я ф л а г с изображением Феникса. Похоже, хозяин заведения бредни дряхлого моралиста воспринимал, как свои собственные. Милка уселась за стол, ухмыляясь с тщательно скрытым злорадством. Хотелось бы верить, что не в мой адрес. Ну до чего ж хороша, бесовка! Малая толика злости ее красила необычайно, большая - волшебно. Не удержался - погладил по спинке, щелкнул пальцами, подзывая официанта.

Пока подавало оформляло заказ, мы молча курили, в упор разглядывая нашего желчного диспутанта. Он отвечал тем же, чуть искривив свои желтые губы, что, очевидно, должно было обозначать вызывающую улыбку, но выглядело как унылая капитуляция. В этот раз мы пришли сытыми - перекусили чем Виктор послал - поэтому подали нам кувшин молодого вина и вазу с фруктами. Налил до каемочки, чокнулся с куколкой:

- Поехали! С е м ь к о р а б л е й - в долгое плаванье, списанному катеру - семь футов над кормой!

- Веселый ты парень, как я погляжу,- отозвался старый хрыч, не вынимая сигары из пасти.

- Да уж не веселее твоих евангеликов! Ознакомился. Такого бреда и в дурдоме не часто встретишь. Как полагаешь, сивый, это они всерьез намалевали или ради прикола?

Ник смотрел на меня, будто учителка на второгодника. Сигара тихо тлела сама по себе, лишенная хозяйского внимания. Только через две минуты по "хронику" обомлевший старикан соизволил раззявить свой слюнявый оральник:

- По виду, милок, тебе уже за тридцать, а в голове, как у тинэйджера, одни приколы. Я с полудурками спорить не подряжался: лезь на столешницу и начинай кукарекать, если больше сказать нечего! И шалаву свою прихвати - славная будет парочка - баран да ярочка!

- Это мне говорить нечего?- я пустил ему дым прямо в глаза.- Ну, что ж, твоя правда, сивый! А вот тебя бы я послушал с ба-а-льшим интересом. Ведь это ж надо: столько противоречий, сколько я обнаружил у твоих евангеликов, не допускают даже карманники-малолетки, когда их сохватывают с поличным. Лепет сопляков из детсада - вот что такое твой "Новый Завет"! Возрази!

Наш занюханный теолог нервно хлебнул из горлышка и постарался прийти в себя. Во всяком случае, внешне, это ему удалось - тон его скрипа, который он, очевидно, принимал за человеческий голос, звучал со всегдашней стервозностью:

- А чего же ты, собственно, ожидал, господин логик?- протарахтел он, кривясь в усмешке.- Кодла, которую собрал вокруг себя Иисус из Назарета, до самого Воскресения не

верила в своего вожака. Неудачливые рыбаки, проститутки, ренегаты, наемные погонщики, чокнутые проходимцы, д в е н а д ц а т ь никудышных м у з ы к а н т о в, ведать не ведающих о гениальности возглавляющего их дирижера. Им было очень приятно шляться следом за человеком, провозгласившим себя мессией, важно надувать щеки перед такими же босяками, как и они сами, халявски набивать желудки, что твои барабаны, и делать вид будто впрямь принимают сына Иосифа за Божьего сына. Ты ждал, что они будут прилежно записывать парадоксы Христа, вести дневники его восхождения и кончины?! Если да, то ты еще больший осел, чем пытаешься казаться! Половину того, что изрекал Иисус, эти неучи просто не понимали, а остальное понимали шиворот-навыворот.

- Это лишь подтверждает мои слова, не находишь? Если ваше мифологическое бытописание нашкрябано лет через сто после завершения событий - допустим даже, что они имели место - цена ему не больше полтинника за кило,- я бросил заговорщицкий взгляд Людмилке, но она, похоже, сегодня не больно-то разделяла мое торжество. Судя по недовольному, надутому виду.

Старый мерин запрокинул голову и пронзительно заржал, в промежутках приквохтывая, точно курица на насесте.

- Ох, и уморил ты меня, мальчуган! Тебя сегодня ухлопай, через сорок лет никто и не вспомнит. А, если и вспомнят твои слова, так только те, что в памяти насмерть засели. И кому какое дело, грубо говоря, где ты родился и с кем учился? Главное, что ты был и выдал на-гора такое, чего другим не под силу. Это только бездельники, кому делать нечего, до посинения спорят кто из апостолов был наиболее приближен ко Христу, отрекался ли Петр и что было бы, если б Иуда отказался предать своего учителя. А вот скажи-ка мне, как шибко умный, ты-то сам ничего общего в "Евангелиях" не заметил?

Допустим, засек я нечто, от чего мне сделалось несколько

не по себе, но делиться своими наблюдениями - с этим?! Я отрицательно помотал головой.

- Ладно, не придуривайся! Из тех п а с с а ж и р о в, что возит Виктор, полных идиотов я не встречал,- проворчал Ник.- А если боишься признаться, то так и скажи. Главное во всех Евангелиях - это то, что Христос воскрес, как и обещал своим проходимцам много-много раз. Вот тогда, дорогуша, дармоеды превратились в настоящих апостолов. Вот тогда, не рассуждая, пошли они по миру, возвещая племенам и народам о новых принципах жизни и веры. И эту перемену никакими твоими соображениями не объяснить, бейся хоть две тысячи лет.

- А угрызения совести ты тоже скидываешь со счетов?

- Петр, Андрей и Иоанн бросили на произвол судьбы своего первого учителя - Предтечу, никакие угрызения не помешали! Следовательно, Христос от Крестителя, в их понимании, отличался значительно, если не кардинально. А, вообще-то, такое понятие, как совесть, среди учеников Иисуса присутствовало в самом зачаточном состоянии,- Ник откинулся на спинку стула и победоносно осмотрел меня с головы до пят.

В жизни не встречал подобного самодовольства! Пришлось покрепче взять себя в руки, чтоб не вспылить. Вообще-то мне глубоко наплевать как на правила Карнавала, так и на обещания, сдуру данные какому-то занюханному старичишке, но перед Виктором не хотелось срамиться ни в какую. Куколка смотрела куда-то в сторону, по ее волшебному личику блуждало очень странное выражение: смесь раздражения моим провалом и в то же время какого-то тщетно скрываемого удовлетворения, почти злорадства. Ну, как же! Самого Кристиана, мудреца и супермужчину, у нее на глазах приложили фэйсом об тэйбл! Да кто?! Ветхий мастодонт, из которого песок на две стороны сыплется! Не понимаю я этих баб: ведь и получаса не прошло как пыль мне с ушей слизывала, и с каким наслаждением!

- Ладно, считай, что твоя пока берет,- я постарался, чтобы мои слова выглядели сочным плевком.- С п е т ь тебе петухом, говоришь? Не рановато?

- Я не настаиваю,- Ник развязно дернул плечами и потянулся к бутылке.- Все равно ни один из вас по счетам платить не привык. На этом свете, естественно. А я слишком стар, чтобы добиться исполнения пари. Обойдусь.

- Если б ты побывал во Внутреннем Круге...

- Чего я забыл в вашем сатанинском гадюшнике?- безмятежно просипел старый хрыч, наливаясь коньяком до малинового свечения.

- Придержи язык, тупорез!- я с такой силой хлопнул ладонью по столешнице, что апельсины, выпрыгнув из вазы, раскатились по тротуару легкомысленными оранжевыми мячиками. Ненавижу стереотипы, созданные на потребу толпе и для управления ее животными инстинктами.- Вы, как какие-нибудь долбанные поклонники Зороастра, не в силах различить ни одного цвета кроме черного с белым! Между тем существует такое явление, как радуга, состоящая из семи цветов. Но вы же поголовно дальтоники, и всех здоровых готовы превратить в таких же слепцов!

Эта бестолочь лупала своими выцветшими гляделками в полном обалдении, однако на поверку вся его глуповатость оказалась сплошной мимикрией. Потому что не успел я захлопнуть рот, как последовал внезапный контрвыпад:

- Ты еще скажи мне, дубина, что и белый свет состоит из тех же цветов! Я это каждый год слышу.

- И скажу, потому что - правда.

- Видимость правды! Свет - Прародитель семи цветов радуги, но смешай их и получишь черную тьму! Мы - дальтоники, может быть, а ты и твои подельники слепей новорожденных кротят! Только объяснить это вам так же сложно, как полинезийцу - устройство микроволновки. У него пустота в голове, у вас - в сердце. И чем дальше заходите в своих поисках, тем глубже погружаетесь в Тьму.

- Милый Ник, ты снова мучаешь бедные маски?- раздалось вдруг у меня за спиной.- Ты становишься, как К у п и д о н, жестоким и бесцеремонным. Постыдись, милый!

Я обернулся, намереваясь парочкой соответствующих случаю фраз призвать посторонних к порядку, но слова застряли где-то в бронхах, сведенных сильнейшим спазмом. Да, у меня перехватило дыхание, и я не боюсь это признать - с любым другим на моем месте поизошло б то же самое! Потому что... как бы это выразиться поточней... Моя куколка потрясающая красотка, самая красивая из тех, кого можно себе представить, помнится, я об этом уже говорил. Но сейчас передо мной возникла такая красавица, какой я себе и представить не мог. Описать это волшебное видение попросту невозможно - наш язык слишком скуден для подобной задачи.

На вид ей было от двадцати пяти до тридцати лет. Или чуть больше - какая разница?! Для нее это ровно ничего не значило. Ей могло быть и пятьдесят, и сто раз по пятьдесят, все равно ей это ни чуточки бы не повредило, потому что для красоты такого класса возраст - понятие нулевое. Глаза цвета глубокого живого моря смотрели с такой теплотой, что Солнце из зависти спряталось за невесть откуда взявшейся тучкой. Светлые с рыжинкой тонкие волосы собраны на затылке в свободный узел и заколоты красным коралловым гребнем. Кожа высокой шеи и обнаженных рук слегка подрумянена нежным загаром. Сквозь полупрозрачную ткань ослепительно-белого платья, ниспадающего до середины лодыжек, просвечивало тело немыслимо-совершенных форм. Тонкие пальцы незнакомки в мимолетной ласке коснулись черепашьей щеки старикана, и на одном из них я успел заметить скромное обручальное колечко. Она - замужем - и вот за этим?! Непостижимо! Противоестественно! Так нельзя!

Старый греховодник по-хозяйски вальяжно поднялся и

придвинул стул. Она села, мило облокотившись о столешницу, и обратила взор своих сказочных глаз в нашу сторону. "Ч е л о в е к" молниеносно поставил перед нею чашку ароматнейшего кофе и вытянулся в струночку, сразу поглупев, как минимум вдвое.

- Спасибо, Костя,- она кивнула приветливо, и он расплылся в улыбке шириною в Евксинский понт. Не знаю выглядел бы он счастливей, брось я ему "на чай" полсотни "баксов"... Впрочем, что такое "баксы" в конце концов? Их по свету шуршит немеренно, а подобную красоту, может, раз в жизни встретишь. Если повезет.

- Здравствуйте, Кристиан,- произнесла незнакомка, и я почувствовал, что не безразличен ей, что и мне есть крохотный уголочек в ее теплом сердечке. Волна обжигающего жара окатила мое лицо, в груди забухало, точно в колоколе.- Здравствуй и ты, бедное дитя.

- Если я и дитя, то, по крайней мере, не очень-то бедное!- вспыхнула вдруг Людмила, бросив на соперницу взгляд, белый от ярости и уязвленного самолюбия.

- Прости, я не хотела тебя обидеть,- просто ответила та, и Лю умолкла, прикусив свою хорошенькую нижнюю губку.- Ник, я не помешала вашей беседе?

- Нисколько.- проскрипел старикан, немилосердно дымя сигарой и победоносно посматривая на меня,- но ты должна пообещать что не будешь защищать этих пиявок, прикидывающихся людями.

Вот честное слово, не знаю что помешало мне запустить бутылкой в гнусную харю! А так хотелось!

- Зубы не жмут?- единственное, что удалось выдавить из себя.- Я вижу, сударыня, вы с нами уже знакомы. А мы с вами, представьте, нет.

- Вы просто забыли о нашем знакомстве, Кристиан,- она коротко поморщилась, забавно собрав носик в малюсенькие складочки.- А вот с Людочкой мы действительно видимся впервые, хотя я о ней много наслышана.

- От кого это?- подала голос разгневанная Лю.

- От Виктора. Он до неприличия расположен к тебе.

"Ого!- запел мой внутренний страж.- В и д е л, что творится-то, а?!"

- Если не секрет, напомните мне где и когда мы с вами встречались,- включил я голос внешний.- Не думаю, чтобы вас можно было б совсем забыть.

- Вы умеете быть очень любезным, благодарю,- незнакомка улыбнулась открыто и просто, будто я был ей кем-то вроде любимого братишки,- но это все-таки не более, чем комплимент. Вы знали меня одиннадцать, нет - двенадцать лет назад, мы часто общались тогда. Можно сказать, я жила в вашем сердце. А вы в моем.

Этого не может быть! Таня училась классом младше меня! Я до сих пор помню каждую черточку ее лица, ее фигуры. Она была хороша до сладкой сердечной боли, но совсем не так, как эта. Другой тип, иная стать... василек и орхидея - оба одинаково радуют глаз, но по-разному.

- Я не встречал вас.

- Вам так кажется, Кристиан.

- В таком случае, почему вы называете меня Кристианом?

- Потому, что Олегом вы были тогда, а сегодня им быть перестали,- в ее глазах цвели синие розы разочарования и печали.- Вам так хотелось сделаться Кристианом, что вы сполна преуспели в своем стремлении.

- Люба, он все равно не поймет тебя,- осторожно проговорил Ник; никогда б не подумал, что старый хрыч может быть настолько мягким!- Он понимает совсем иной язык.

- Я не верю,- по ее лицу проскользнула легкая тень, летучее облачко разочарования. И мне вдруг нестерпимо-остро захотелось сунуть голову в петлю, хоть в какую, лишь бы веревка была крепка, да удавка быстро затягивалась...

Бросив деньги на стол, я резко поднялся. Надо было что-то

сказать, как-то завершить неловкую сцену, но единственное, что пришло мне на ум, было:

- Поверьте, мне очень жаль...

- Это радует. Д р а г о ц е н н ы е слова!- донеслось вслед, я

обернулся и увидал, что моя куколка, склонившись к Любови, с капризно надутыми губками выслушивает, очевидно, что-то очень неприятное для себя. Или для нас.

С расстояния в семь-восемь метров Люсенька ни в чем не уступала своей царственной визави, не терялась на ее фоне, я бы даже сказал, смотрелась значительно более эротичной. Венеры и Афродиты никогда не трогали моего воображения, даже в детстве куда больше привлекали меня индусские апсары; Лю выглядела самой лучшей из них, Люба не походила вовсе. И что это на меня накатило? С чего я так раскис?!

- О чем шептались?- спросил у Лю, когда легкие шаги ее послышались совсем рядом.

- Да ну ее, дуру!- куколка пристроилась сбоку, я привычно обнял ее за плечи.- Приставала с просьбами любить тебя хотя бы чуть-чуть.

- Чуть-чуть меньше, надеюсь? Больше я просто не выдержу.

Она с хитринкой, но и удивленно тоже заглянула мне снизу в лицо:

- А ты, оказывается, у нас романтик, Кристи?! Благородный олень, да? И тебе, конечно, предпочтительней не смешивать свои элитные чуй-ства с неандертальскими страстями служительницы Карнавала. Физиология ведь гораздо проще, а, Кристи?!

- Я всегда говорил, что глупость заразительна, и, как всегда, оказался прав.

Она выскользнула из-под моей руки, небрежная хитреца на ее лице внезапно обернулась настоящей яростью:

- Уй, какой ты у-умный! У-ух, у-у-мный! Спеть, малыш, тебе

"Песенку Ворона"?

- Которую именно?- я попытался приблизиться, она отскочила с изворотливостью гимнастки:

- А вот эту самую.

Задирайте голову, чтоб увидеть небо,

З в е з д н о е сияние - звездная зола.

Задирайте голову! Я немного слева,

Мне не много надо... Легкий взмах кры-ы-ла-а...

Кар! Кар-р! Кар-р-р!

- Ну, что? Умыл Ника?- спросил Распорядитель, когда мы сошлись на обязательное полуночие, разодетые, точно манекены с выставки символистов.

- Послушай,- я сделал вид будто меня ужасно интересуют дамские прелести, соблазнительно мелькавшие из-под мизера одежд со всех сторон, хотя, после бурного примирения с Лю, от вида обнаженного тела меня слегка мутило; укачало, наверное.- Послушай, приятель, что тут у вас происходит? За кого ты меня держишь - за первоклассника? Все утро свистел про то как замучил тебя старый ханурик, а сам, выходит, бегаешь к нему чайку из блюдечка похлебать - Любашка тебя сдала с потрохами.

Раскаленные пальцы Распорядителя плоскогубцами сошлись у меня на плече, попутно защемив кожу:

- У меня за спиной можешь называть Любу, как тебе заблагорассудится, но при мне будь любезен величать Любовью!- прошипел он, бледнея до нездоровой желтизны пожизненного "сидельца".- Зарываешься, голубь!

- Не заводись, Вик!- я осторожно высвободился из его захвата.- Я не хотел тебя обидеть.

Было хорошо видно насколько страстно ему хочется поближе ознакомиться с моей сердечной мышцей, но он справился со своим хилерским инстинктом, пробормотав, для порядка:

- Села муха на коровью "лепешку" и увязла, а бык, что к подружке пристраивался, возьми, да и наступи... кого ты

можешь обидеть?!

- И кто же в этой истории сойдет за корову?- ввязалась Лю.

- А ты, коза, вообще помолчи!

Сегодня мы собрались в зале, подобном о с т р о в у. Со всех сторон "тарелки" помоста, расположившейся в центре окружности стен, журчала в глубоком канале подсвеченная вода. Накрытые столы изображали собой вторую окружность, оставляя свободным центр "тарелки". Слуги и прочая сволочь не оскверняли благородного собрания своим пошлым присутствием: только мы, наши милашки - и никого более. Звучала музыка. Над головами в немыслимой высоте сверкала удивительно-яркая звездная пыль. Эффект "колодца" всегда эффектен - этого у него не отнять.

- Ты не ответил на вопрос, Вик,- напомнил я, усаживаясь между Гонзагой и Распорядителем (дамы не в счет).

- Это потому, что задаешь их слишком много. Я понимаю, тебе мечталось, будто кроме тебя я ни с кем и словечком не перемолвлюсь. Извини, что разочаровал,- он поднялся во весь рост, вздымая над головой фужер с вином.- Дорогие мои! Пятый день объявляю открытым: подкрепитесь плотнее - кое-кому из вас предстоит сегодня серьезное испытание!

Ну, как же без испытания?! Интересно, какую подлючесть он заготовил на этот раз... Я вопросительно взглянул на Лю, но она отрицательно помотала головой и, улучив минутку, когда Виктор отвлекся на разговор в противоположной от нас стороне, шепнула мне в ухо:

- Твои предшественники до четвертого этапа не доходили.

- Четвертого? А я думал он только третий.

Ответом была снисходительная усмешечка - краткий блик:

- Забыл про "Пьеро"? Удалось дойти далеко не каждому. И рады здесь не каждому, кто дошел...

Я поцеловал ее в шейку под ушко, она положила голову мне на плечо. Неужели она все-таки на моей стороне?

- Я вот о чем подумал, дорогие мои,- снова приступил к своим обязанностям Распорядитель, выходя сквозь узехонький проем меж столов в свободное пространство, и о б л а к а сразу з а к р ы л и небесные огоньки,- пришла пора исполнения серенад, пришла! Мужчины, ко мне!

Высвободившись из теплых рук Лю, я пролез вторым - вслед за "Соланой". Но едва мы окружили Виктора любопытной толпой, как он вытолкнул в самый центр двух "легковесов".

- Посмотрите на них, дорогие!- голос Распорядителя заполнил весь объем "колодца" инфразвуковым гулом.- Эти хиляки считают себя умней и отважнее всех. Их никто не звал, но у них хватило наглости пронюхать о нашем с вами празднике, а главное, пробраться в тесную компанию рыцарей знания. Но мы тут тоже не звери, и всегда дадим возможность доказать, что человек именно таков, каким он себя считает. Если вы находитесь здесь не по праву права, убедите нас в том, что располагаете силой.

- Каким образом?- деловито осведомился более шустрый - вертлявый брюнетик, по виду, из криминальной шушеры; не то скупщик краденого, не то содержатель наркопритона.

- А очень простым, юноша,- участие, звучащее в голосе Вика, могло обмануть кого угодно, только не нас - навидались.- кто в живых останется, того в компанию и возьмем. Остальным держать круг, пока не определится усопший. Оплошавшего накажу. Начали!

За столами затрещали аплодисменты, раздались восторженные взвизги заинтересованных девок. Брюнетик, довольно уверенно выполнив ритуал "белонги" - тайной борьбы африканских зулу, настороженно и раскованно надвинулся на противника - медлительного рыжего "поросенка", но тот, подпустив брюнета поближе и позволив ему провести ложный выпад, поймал его за руку... В напряженной тишине хруст сломанной кости прозвучал оглушительней чечеточного удара..."

На этом День Пятый приказал долго жить. И мне очень хотелось последовать его пожеланию. Тем более, что кое-кому не менее страстно мечталось этому воспрепятствовать, а я по натуре - упрямей кошки. Поэтому при первых же звуках, донесшихся из коридора, я вскочил с кресла со свечой в одной руке и с крестообразным стилетом в другой.

Встречный поток воздуха, воняющий затхлой болотной влагой, едва не сорвал огонь с яростно трещащего фитиля, но я выставил кинжал впереди и к дверям подоспел вовремя - они уже натужно поскрипывали от невыносимой тяжести массы, навалившейся на них извне. Вот же гады: даже в грохоте грома работают, как привыкли, ни шагу в сторону!

С размаху вколотил стилет в притолоку, оперся на стену, пережидая сумасшедшее буханье сердца. Лиловое сияние, исходящее из щелей косяка, медленно вползало в коридор...

- Ты лучше сам открой! Сам открой! Сам!- загнусавил тоненький надтреснутый голосок, льстивый, как уличный приставала, и занудливый, точно экономический форум.

- Все равно ведь пролезем!- вплелся в его навязчивый речетатив глухой пропитый профундо.- Отвори, желтенький! Раньше - позже, шире - дале, вверх - вниз...

"Не доходя - упрешься,"- я терпеливо ждал, пока синее свечение не начало приобретать отчетливые очертания странного существа с восемью конечностями и разбухшей двуротой башкой, а потом, глубоко вздохнув, протянул руку со свечой и подпалил это голубое недоразумение.

Белые искорки побежали по его оболочке, свечение скорчилось, завертелось вокруг горизонтальной и вертикальной осей, принимая форму шара, все уменьшающегося в объеме и разгорающегося удивительно-белым огнем. Я подхватил это огненное яблоко на кончик указательного пальца и вернулся за стол, открыв новый лист: Д е н ь Ш е с т о й

"У т р о. Спящая Лю разметалась по постели навзничь, от ее спелого тела исходит обжигающий жар. Видно и впрямь вчера простудилась на каком-нибудь сквозняке. Этих баб мне не понять сроду - ведь их никакая лихоманка свалить не в силах, а от пустякового насморка в лихорадку впадают! Я наклонился над ней, опираясь на локоть и пытаясь понять что она бормочет во сне - может о чем ценном в беспамятстве проболтается.

- Пожалуйста, не надо их трогать...- шептала моя отчаянная девчонка, беспокойно-плаксиво кривя распухшие от поцелуев губы,- Ну, пожалуйста... не трогайте их... Виктор...Кристи...- она коротко, совсем по-детски, не то всхлипнула, не то вздохнула.- Вы такие сильные... вы можете все... а они мерзкие слабаки... но пожалейте их... оставьте в покое... я все для вас сделаю... только пожалейте...

Вот это да! Вот это - да! Мне показалось, что в ушах что-то испортилось: ну не могла моя куколка произнести ничего даже отдаленно похожего на этот бред, достойный разве что какого-нибудь офонаревшего мазохиста. Моя Лю - гордая, капризная и взбалмошная пентиселея, презирающая весь свет, может быть за исключением своего сопостельника Кристиана. И то - может быть. А, возможно, и нет.

Нет, я конечно понимаю, что вчерашнее действо не больно-то подходило для женских глаз. Особенно та его часть, когда "поросенок" кинулся добивать "шустрого", визжащего, будто пигалица, у которой плохие дяди с корнем выдрали косу - крысячий хвост. Он пытался выскочить за пределы круга, но раз за разом мы отшвыривали его в центр площадки, а Гонзаго и вовсе воспользовался случаем - проделал это, ухватив "шустряка" за поврежденную конечность. В общем, повеселились на славу. И не одни мы - наши "крошки" тоже отнюдь не скучали. Отнюдь! Кроме Лю: она надралась до положения риз. Вдрабадан. В стельку, в доску и в лежку. Не знал - почему. Сейчас понял.

Тяжек м о й ж р е б и й, ох тяжек! Ну почему, скажите вы мне, я такой невезучий?! У всех телки, как телки, а моя амазонка оказалась полной рохлей! Сроду таких не встречал! "Да ну?!- как обычно некстати втесался внутренний голос.- А Таня? Помнишь?"

Правда... Таня действительно готова была трястись над каждой букашкой, над каждым цветком... Даже тогда, когда двое деревенских шпанят нарушили наше уединение, и мне пришлось пустить в ход лодочное весло, она не позволила растолковать им их ошибки до самой печенки: "Они больше не будут, Олежка!- плакала Таня, обхватив меня за плечи, повиснув на них всей невеликой своей тяжестью.- Отпусти их, пусть уходят! Ну, ради меня!" Ради меня... В то время я был еще настолько глуп чтобы сделать хоть что-то ради кого-то. И уж тем более ради моей Тани. Прозрение, как это бывает всегда, оказалось чрезвычайно болезненной процедурой, зато я значительно поумнел с той далекой поры.

Но сегодня Лю показалась мне такой беспомощной, такой зависимой в своей открытости, что помимо собственной воли и принципиальной самодисциплины я протянул руку к ее пылающей щечке и осторожно провел пальцами от хорошенького носика к очаровательной шейке. Она порывисто схватилась за мою ладонь обеими руками, прижала к себе и... и открыла глаза. В следующее мгновение ее трепещущая фигурка съежилась на самом краю постели, прикрываясь скомканной простыней, из-под которой на меня умоляюще выпялились огромные зрачки, истекающие расплавленным золотом слез.

А еще секунду спустя я увидел перед собою прежнюю Лю:

- Ты сексотом по совместительству не подрабатывал?- ехидно поинтересовалась она, и смятая простыня полетела мне прямо в лицо.- Поди, еще в школе за девчонками в туалете подглядывал? Не отнекивайся, лорд, не отнекивайся!

То, что о т к р ы л о с ь мне в результате этого превращения, неприятно царапнуло где-то внутри, где-то в левой стороне подреберья. Очень хотелось приложить куколке под глаз с разворота. Безо всяких там мистических единоборств - просто, и от души. Единственное, что меня удержало от естественного, в общем-то, поступка - воспоминание о том, какой она была минуту назад.

И я промолчал. Больше того - я встал с кровати и вышел в зал бассейнов. Прохладная вода - прекрасное средство от жестокого разочарования; она ласково обняла мое поруганное существо, мягко качнула на упругой волне, поднятой моим стремительным погружением, легонько плеснула о черный бортик... Я чувствовал себя растерянным и грязным, как ассенизатор, она смыла гадливые ощущения одним движением шелковой лапки своей. Два взмаха руки - и я у противоположного бортика. Нырок с кувырком, долгое выпрямление тела - и водяное зеркало разомкнулось на середине.

- А мы еще и водный дракон впридачу!- послышалось от дверей.- Ну, надо же!

Она стояла, прислонившись к косяку сдобным своим плечиком, и лениво пускала в потолок удивительно четкие колечки сизого дыма. Молодая, красивая, сытая сука. Что общего с Таней отыскал в этом бесстыдном животном мой внутренний говорун? Вкусно потрескать, выпить дорогого винца, попрыгать под веселенький мотивчик, разминая затекшие от безделья бедра и пяточки, ну и, конечно, на сладкое, согнать дурное давление крови с кем укажут, а не укажут, так с кем угодно. Таня тоже оказалась совсем не такой, какую я напридумывал в собственном воображении, но она не гордилась своим естеством, наоборот - всячески скрывала его подлые порывы...

- Чего примолк?- мерзавка и не думала униматься.- Раскрой рот, изреки словечко!

И я изрек "Устрашение М а в р а." В смысле, мавритянки - какая разница? Органы конечно несколько отличаются, но выполняют идентичные функции и выдираются одинаково больно. Изречение мое было преподнесено в предельно откровенных словах и достаточно громко, так что ротик у Лю открылся во всю ширь и даже немного больше.

- Так вот ты какой?!- прошептала она, отшатнувшись, но тут же выпрямилась, точно фонарный столб.- А я-то думала, что настоящим ты был минуту назад... Вот дура-то! Ой, дура!

Лучше бы она гранатой в меня запустила, чем разговаривать таким тоном, ведь я видел ее насквозь - эту викторовскую наушницу и потаскушку! И превосходно знал как вновь превратить ее в послушную машину исполнения любых моих эротических причуд и фантазий. Требовалось всего-то плюнуть в нее или просто приказать убираться в спальню и сменить постель для нового раунда телесных переговоров. Однако под ребрами снова кольнуло, пронзительно до судорог в легких, я едва не задохнулся... и потому, наверное, не сумел сдержать инстинктивного возмущения. Так глупо...

- А ты лучше что ли?!- заорал в ответ, едва не по пояс выскакивая из воды.- На себя бы сперва посмотрела! Только что это я такое несу?! Тебе бы вообще ни на кого не глядеть, потому что самое лучшее состояние твое - когда ты спишь зубами к стенке. Тогда ты хотя бы чуточку на человека походишь, а не на е...й станок! А как проснешься, как рот раскроешь, так сразу видать - не просто станок, а с программным управлением!

И тут Лю сумела изумить меня в третий раз. После допущенного мною дурацкого прокола у ней появился богатейший выбор для достойного ответа. Она запросто могла восстановить статус-кво при помощи одной из своих игривых шуточек. Могла добиться явного превосходства, мило сконфузясь и попросив прощения. Могла даже получить полное преимущество, пообещав "настучать"

Виктору о моем "задвиге". Но моя д е в а все сделала шиворот-навыворот: она разревелась в полный голос.

Уникальная была картина, скажу я вам! Не то "Кающаяся Магдалина", не то "Княжна Тараканова", только в очень раздетом варианте. Практически совсем, если не считать одеждой браслетик наручных часов. Я прямо-таки обалдел. От неожиданности, от непривычности и от чего-то еще, прежде знакомого, но давно и прочно забытого. Я не знал как поступить, не знал что сказать - ее душераздирающее вытье ввело меня в состояние грогги, сверхэкстренного торможения. Ведь главное, чего я не мог понять - с какого такого великого горя ее эдак распатронило? Подумаешь - обозвали!

- Не реви!- крикнул я ей.- Нечего меня брать на жалость! Это меня жалеть надо!

Она зарыдала еще громче. Слезы катились по ее хорошеньким щечкам и, ненадолго задержавшись в уголках распухших от сырости губ, капали с подбородка на грудь. Лучше б я этого не видел - не хватало мне расслюнявиться от розовой водицы что ли? Бабские слезы что ливень в наводнение: добавочная неприятность - и ничего более. Но смотреть на плачущую Лю было как-то неуютно, как-то не в масть...

- Ну хватит, хватит!- проворчал я, с удивлением обнаружив несвойственные интонации в собственном голосе.- Прекрати, пожалуйста!

- Да-а, прекрати-и-и...- прохныкала куколка, захлебываясь и всхлипывая, словно народная артистка в чеховской мелодраме.- Вы здоровые и сильные мужики, вы годами изучаете эти свои книги, о которых я и слыхом-то не слыхала, пока не вляпалась в вашу кухонную посуду. Откуда вам понять как просто сбить с толку глупую молоденькую яппи! Все так необычно, все так таинственно... "Надо,- говорят тебе.- В этом твое мистическое предназначение, девочка." И ты веришь, потому что... потому что в это очень

хочется верить. Ты не видел, как леди, не д о л ю которой выпало внимание всего мира и сумасшедшие деньги, совершала стриптиз посреди Среднего Круга, только потому, что Виктору захотелось посмотреть не разучилась ли она заливаться румянцем стыда. Ты не видел, как президент процветающей европейской страны танцевал перед нами канкан в аммуниции уличной девки, а крупнейший банкир континента чистил ваксой ботинки любому, кто пожелает - двое суток без перерыва! И вот я - обычная девчонка из благополучной, но очень средней провинциальной семьи; кто я такая рядом с этой элитой? А мне Распорядитель ручку целует, терпеливо сносит капризы и уговаривает помочь, принять участие в его важной работе. Потому что красота - это могущество, которого у него нет, а гости Карнавала ценят исключительно полное могущество, это единственное, что их интересует.

Здесь она накинула еще парочку децибелов.

- Я все понял,- поспешил я заверить ее.- и беру свои слова обратно.

- Что ты можешь понять, дуралей?!- Лю смахнула ладошкой пригоршню соленых капель с носа на ухо, впрочем их место тут же заняла новая порция жидкости,- Я так ждала приезда этих необыкновенных людей, а мой первый подопечный завалил меня прямо в Башне Перехода и отымел, как шлюху с двадцатилетним стажем - я думала, что умру, не поднимаясь на ноги. И никто не подумал помочь! Наоборот: какая-то парочка, заведенная моими криками, пристроилась неподалеку и очень забавлялась тем, что комментировала каждый мой вопль.- ее мокрые глаза метнули в пространство две оранжевых молнии.- Где ты был в этот момент - такой умный?! Строгий судия - очень удобная должность, не находишь?

- Ну, я ведь, кажется, уже извинился,- напомнил я, однако куколка, похоже, меня не услышала:

- Когда Виктор узнал о произошедшем, он очень

расстроился,- оранжевая вспышка снова озарила купальню.- Б ы л о в и д н о, что ему не терпится навести порядок самыми крутыми мерами, но вместо этого он посоветовал мне самой расчитаться с обидчиком. Видишь ли, существует неписанное, но жесткое правило, которое не может нарушить даже Распорядитель - разрешено все, кроме того, что нельзя. Вдвоем можно все, что угодно. А в обществе... Я поджучила своего обидчика прервать установочную речь Виктора.

- И что?- я невольно заинтересовался рассказом.

Моя куколка насухо вытерла глаза маленькими своими кулачками, остаточно всхлипнула и ответила довольно твердым тоном:

- Ухо отрезали, запекли в горчичном соусе и заставили съесть. Голову отрубили позже - после взвешивания. Он, как и ты, решил оставить золотые пластинки в номере, а я не напомнила...

Ой-ей! Веселенькое дело - ничего не скажешь! Недаром мой внутренний паникер дрейфит изо дня в день. "Захребетница супермена"... н-да-а...

- Второй был не столь нахрапист,- продолжала Лю, подходя к кромке воды и усаживаясь на барьер - боком ко мне; в профиль она смотрелась ничуть не слабей чем в анфас или с тыла.- Он всего-навсего приказал потереть ему спинку...

- Странно, что я не додумался до такого светского метода,- хмыкнул я. Лю посмотрела на меня сверху вниз; "Как же ты глуп, приятель!"- прочел я в ее глазах. Но я ведь на самом деле далеко не глуп, просто хотелось хоть как-то скрыть охватившее меня чувство идиотского смущения. До чего же ужасно осознавать полнейшую случайность своих феноменальных успехов! Зато сейчас я до позвоночника понял почему мой путь пролег по странной траектории неудачника. И весьма одобрил выбор неведомого доброжелателя. Представляю себе, чем реально обернулся бы для меня любой иной вариант!

- Этого любителя водных процедур просто выгнали вон,- п о с л е д л и т е л ь н о й паузы продолжила Лю, обворожительно покачивая ножкой в непосредственной близости от моей обалделой физиономии.- И я снова осталась без приза, с голой задницей. Причем изрядно помятой. Ни жена, ни любовница, а так - соломенная вдова Карнавала...

В золотых глазах моей отчаянной подружки плавала такая дремучая, такая забубенная тоска, что мне стало страшно. Не за себя - за нее. "Ты спятил, дружище!"- завопил внутренний голос. "Заткнись!"- ответил я и, забравшись на бортик, сел рядом с Лю, коснувшись мокрым плечом пепельных струек ее волос. Она всхлипнула и уткнулась мне в грудь лицом. Она была столь хороша, столь беззащитна, что впервые за время нашего с нею знакомства мне захотелось не подчинить ее своей законной мужской власти, единственным доступным нам способом разумеется, а прийти ей на помощь. В конце концов, женщина без мужчины - полчеловека, как бы она ни храбрилась, как бы ни старалась доказать противоположное. И что бы я был за мужчина, если бы отказал ей в поддержке?!

Ее сердце билось где-то в области моего желудка, горячее влажное дыхание согревало грудную клетку, мои пальцы автономно блуждали по ее гладкому телу, путались в волосах на висках и затылке. Сегодня в моих объятиях пряталась от враждебного, злобного мира не бывалая женщина-вамп, а маленькая, насмерть перепуганная девчушка. И вожделение испарилось из моего ненасытного естества, оставив после себя дурацкое щемящее чувство, столь знакомое по свиданиям с Таней. "Смотри, не растай!"- недовольно буркнул мне внутренний голос. Я не удостоил его ответа - мне было чудовищно хорошо, только немного болело в груди.

- Знаешь, как страшно все время быть одной?- куколка

приподняла лицо и меня окутало ароматное облачко ее

дыхания.- Чувствуешь себя куриным яйцом, у которого напрочь отсутствует с к о р л у п а. Идешь в сплошной темноте, выставив руки вперед, но нет стены, за которую можно было б держаться, нет фонаря, который осветил бы путь, нет голоса, что звал бы тебя за собой.

- А Виктор?- напомнил я, намекая на вчерашние речи Любови.

- Виктор?- тело моей отчаянной подружки передернула крупная полудрожь-полусудорога, и я вынужден был покрепче прижать ее к себе.- Виктор страшный человек, Кристи! Если вообще человек - временами я начинаю сомневаться в этом. Ты думаешь, только я так одинока на этом проклятом свете? Ты же одинок не меньше меня! Но ты силен, тебя опасается даже Распорядитель. А что прикажешь делать мне, лорд Кристиан?!

Хм-м-м, вопросы Лю зачастую ставили меня в тупик, и этот был из той же когорты. Я машинально погладил упругое бедро - у моей куколки восхитительная ложбинка

между бедром и ягодицей сохраняется даже тогда, когда ее ноги в разгар утех сплетаются на моем затылке. О, эти ложбинки! Они воспаляют меня, словно капсюля бронебойный патрон... бронебойный патрон... гм-м...

- Послушай, Лю, я мог бы помочь тебе. В конце концов ты была так добра...

- Ты такой глупый, да?! Или притворяешься?- заплаканные глаза куколки вновь наполнились потоками влаги, что твои арыки,- Да ведь я же...- она запнулась и заревела пуще прежнего.

Ее роскошное тело съежилось в моих руках в дрожащий комочек горячей плоти, медленно расправляющийся под чисто братскими ласками. "Ха-ха!"- сказал внутренний цензор; ну и ладно!

- Кристи,- пролепетала Люся минуту спустя.- я была добра не к тебе, я за себя старалась. Видишь ли... видишь ли, Кристи, женщинам шести избранных уготована та же награда, что и

мужчинам...

Ах вот оно что! Понятненько! А я-то рассопливился, распустил брылы - с к о р о до самых стелек будут: бедненькая девочка, безвинная жертвочка, овечка с кудряшками! У-у-ух, как выпить охота! Да не здешнего трижды долбанного "сухаря", а простой зубодробительной "беляночки". А еще лучше бы спирту, чтоб дух вон! Чтоб лечь - не встать!

Сердце рвалось на волю, взламывая ребра с энтузиазмом прирожденного "кувалдометра". Я осторожно расцепил тесное кольцо милкиных рук, с трудом преодолев маниакальное стремление удавить мерзавку немедленно, и вошел в спальню. Наскоро накинул кой-какую одежонку... и, выходя наружу, уловил не то слабый вскрик, не то отзвук прошедшей сцены: "Кристи! Кристи!" А, впрочем, какая разница?! Никакой - абсолютно. Вернусь - убью. Не-на-ви-жу!

В городе, как всегда по утрам, было почти безлюдно. У ближайшего бара я остановился, выбирая что-нибудь покрепче из длинной и многослойной радуги этикеток. Какой-то похмельный забулдыга, воспользовавшийся благоприятным, по его мнению, моментом для обычной беседы о лишнем полтиннике, без лишних разговоров схлопотал в пах коленом, осел на твердый еще утренний тротуар, держась обеими руками за низ живота, и заревел не хуже моей маскарадной милахи, только молча. Я добавил ему в рожу носком туфли, прыснула кровь, но легче не стало.

Самое противное, что я так и не научился топить горюшко в "прозрачненькой". Вот и сегодня мой выбор остановился на банках с черничным соком. Взял полдюжины, на всякий случай - в горле было сухо, как в калмыцкой степи, язык ворочался во рту, точно рашпиль. Отхлебывая на ходу,

поплелся к морю, уж оно-то меня не предаст, знаю. По дороге швырнул опустевшей (ч е р т о в с к и скоро!) посудиной в приставучую чайку-глауса. Не-на-ви-жу! Ненавижу это жгучее светило - гигантский комок ваты, подожженный внеземным дедушкой-идиотом. Ненавижу эту блеклую пустоту, именуемую небом. И дебильную наждачную пыль, названную морским песком, ненавижу тоже! Когда-то, небось, торчали здесь гордые своей высотой и непоколебимостью горы и скалы, холмы и пригорки... Где они теперь? Да вот же - под ногами шуршат, стертые в порошок неумолимым движением вечной стихии. Ах, мне бы такую настойчивость, мне бы такое упорство!

Перевалив через дюны, вышел на пляж. Народу - на фиг не хватит намазать, даже фотографы попрятались. Два-три ублюдка бултыхаются в полосе прибоя, метрах в пятидесяти левее на песочке расположилась влюбленная парочка: телка сидит, вытянув ноги, а теленок разлегся навзничь, уютно устроив голову на коленках подружки. Вот вы-то мне и нужны, господа! Сейчас подойдем поближе...

- Здравствуйте, Кристиан,- сказала Любовь, повернув голову на звук моих шагов.- Все за неприятностями гоняетесь? Не надоело?

- Он без неприятностей, как без пряников,- буркнул Ник, не открывая глаз.- Дурак потому что.

- Если не хочешь, чтобы тебя лежачим убили, встань, старый козел!- я поддел ногой грудку песка, он со змеиным шорохом рассыпался по груди старика, застряв между густыми кольцами седого волоса, которым она заросла до самого горла.

Любовь тут же принялась осторожно выбирать песчинки длинными точеными своими пальчиками, и это подстегнуло мою ненависть к старикану семиаршинным пастушьим хлыстом.

- Встать!- заорал я во всю мочь.

- А, что, Люба, может мне действительно стоит подняться? Вспомнил бы старое, размял бы косточки... Б о л е е п о к л а д и с т ы м сделал бы нашего юного зас...ца.

- Я думаю, господин Кристиан просто немного погорячился,- раздалось откуда-то сбоку.

Я обернулся и понял, что и я где-то, в чем-то, кое-когда бываю неправ. Парень, незаметно подкравшийся к нашей недружной троице, выглядел настоящим бойцом. Больше того - воином. Рослый, за метр девяносто, он не отличался развитой мускулатурой, но грудь его была широка, голова гордо посажена, а в движениях сквозили необычайная стремительность и точность. Ощущение от взгляда на этого убийцу я передал бы всего шестью словами - сгусток энергии, боевой лазер с ядерной накачкой. И, судя по тону его предположения, взрыва ждать осталось недолго. Совсем чуть-чуть.

- Я ведь прав, человече? Не так ли?

Крупные капли соленой воды, стекавшие по его чистой бронзовой коже, высыхали прямо на глазах, будто ртутные шарики, угодившие на раскаленную сковородку. Из под длинных девчачьих ресниц на меня смотрели не глаза даже, а просто какие-то оптические прицелы синевато-серого цвета. Еще мгновение - и мне будет плохо. Причем значительно хуже, чем можно представить. Дьявольски не хотелось сдаваться, но времени на отступление не оставалось.

- Ладно, признаю свою ошибку,- вытолкнул из себя через силу. И исключительно для проформы добавил вслед.- Надо было снайперскую винтовку с собой прихватить.

Любовь рассмеялась щекочущим ласковым хохотком, даже деревянные губы старого греховодника искривились в подобии улыбки, но "лазер" остался удручающе серьезен, как и положено смертоносной машине:

- Будь предельно внимателен, человече. Насколько мне

известно, твои винтовки, как правило, имеют кривое дуло.

- В этом случае, Миша, ты немного не прав,- вступилась за меня Люба.- Оружие у Кристиана добротное, а ч а с т ь его и вовсе очень высокого качества.

- Он просто целится левым глазом,- подхихикнул старикашка, ерзая головой по круглым коленям подруги.- Ты иди, Миша, поплавай немного, время еще осталось. Думаю, что лорд Кристиан все понял и безобразничать больше не станет.

- Я неподалеку,- предупреждающе процедил Михаил.- И запомни, на всякий случай, от меня еще никому не удавалось уйти. Никому.

Он повернулся и направился навстречу набегающим волнам. Я посмотрел ему вслед и охнул. Потихонечку и для себя. Вслед Михаилу смотреть было можно, а на следы - нет, потому что следов он не оставлял совершено. Никаких. Даже намеков.

- А ты почему без Людмилы сегодня?- полюбопытствовал Ник.- Поссорились, что ли? И потому ты такой агрессивный, да?

- Дай ответить хоть на один вопрос!- Любовь шутливо шлепнула его ладошкой по губам, старый хмырь ловко чмокнул ее точеные пальчики, погладил предплечье... блаженство и гордыня расползались по его очень умеренно выбритой роже, словно мед с горчицей - напополам. Не будь поблизости Михаила, он заплатил бы мне за эту эйфорию по высшей мере!

Ненавижу! Всех ненавижу! Двенадцать лет мне удавалось не впускать в мой особенный независимый мир эту подлую стерву - любовь, уродующую каждого, у кого в пространстве за лобной костью шевелится за раз больше одной мысли. Дураку любовь - игрушка, умному - верная гибель. В землю не зароет, так искалечит наверняка; и надо еще поглядеть что хуже. А я не мазохист, со мной все в порядке! От жизни я жду не страдания, а удовольствий! И как можно больше. Бредни насчет того, будто за все надо платить,

придуманы неудачниками в утешение, потому что за все платит лишь тот, кто слишком слаб, чтоб отнять. П т и ц у по имени Удача каждый ловит в одиночестве - это я знаю, как "одиножды - ноль"! И проигравший будет либо скулить, что никто с ним не делится, либо делать вид будто не особенно и хотелось. Приплетет совесть и моральные устои, которые он якобы свято чтит (при этом заглядывая в декольте любой мало-мальски смазливой особе, проходящей мимо, и распространясь о самых мерзких пороках своего наивернейшего друга - который, понятно, ничуть не лучше), посетует на собственную несовременность, на занятость мировыми проблемами (уж без него-то, вестимо, их решить категорически некому!)...

Что ж это я все "мыслью по древу"... Короче, мне долго удавалось держать злокозненную любовь вдалеке от своего огромного мира, тем более, что при моих-то познаниях и деньгах с удовлетворением основного инстинкта никаких трудностей не возникало. И вот - на тебе! Второй раз в жизни позволил себе расслабиться, и вторично получил по сопатке ногой с разворота. И не просто каменной пяткой, как в этих разнесчастных восточных "пиналках", а длинным и острым каблучком, столь похожим на рапирный клинок, проникающим прямо в мозг, разрушающим долговременные оборонительные сооружения, выстроенные на его пути. Там, где бессильна тренированная стопа каратэки, женская шпилька без труда отыщет наиболее уязвимое место, чтоб достать до дна униженья и боли.

- Вы очень расстроены, Кристиан...- это Любовь, протянув руку и коснувшись моего колена, вывела меня из заморозки.- Что-то случилось?

- А что со мной может случиться?!- буркнул в ответ.- У меня всегда и все в порядке. Я в порядке! Понятно?!

Встревоженные глаза Любы, не отрываясь, смотрели мне в лицо. Под их теплым огнем стало немного легче, совсем

немного. Удивительный у нее все-таки взгляд - будто мягкой ладошкой по обнаженной коже.

- Я ведь просила Людочку хоть немного п о к а, но любить. Разве она не исполнила моей просьбы?

- Люба, ты иногда просто на удивление наивна!- проскрипел старикан, его, похоже, сильно заело внимание, проявленное ко мне.- Он - маска, он не знает как это - любить. Он все понимает через пень-колоду. Ты своими советами на девку большую беду навлекла: не видишь что ли из-за чего он на дыбки поднялся? Думал, небось, будто она от него без ума. Для него любовь - если все для него, обожаемого. Все - ему, а он - никому.

- Это неправда! Скажите, Кристиан, что Ник преувеличивает!- ее глаза смотрели на меня с настоящей мольбой.

- Преувеличиваю? Ха! Подбила девку на признание - она и призналась. Думала что он ей руку протянет, поможет с заплеванного пола подняться, а он об нее ноги вытер. Так, зас...нец?! И не надо на меня зубчаткой скрипеть, глазенки выкатывать! Ща Мишаню кликну, враз зажмуришься!

Надо было плюнуть и уйти, вчера я так бы и сделал, но сегодня мне хотелось выплеснуть свою горечь в чужие уши. Неважно в чьи, лишь бы вылить.

- Интересное получается дело, сивый! Всем от меня надо чего-то, все что-то требуют. И все - для себя, а я - зас...нец. Я - маска, негодяй, мерзавец, пожизненный висельник. Любовь-любовь... ах-ах-ах! Где она, ваша любовь?! Где?! Твоя суженая, сивый, верно стрекочет: был и я когда-то влюблен без памяти. Мне показалось даже, что и меня любят. Пусть не так безоглядно, но все-таки. Как последний дурак, воровал цветы в палисадниках, бродил под окошками, всю душу на ладошке выкладывал, млел от каждого взгляда, а от ласкового слова и вовсе взлетал в небеса... Оказалось - обман! Ей было очень приятно, что Олежка Вольных - надежда и гордость школы, поэт и бузила, круглый

отличник и первый биток среди зареченских малолеток, точно песик, таскается за ней по пятам, караулит у школьного крылечка, соблюдает у с т а н о в л е н н ы й ею предел отношений. И все это, заметьте, не только безропотно, а с идиотским блаженством и щенячьим восторгом. Подружки давятся от зависти, более старшие зеленеют от ненависти и недоумения, учителя изумленно пожимают плечами и прорабатывают в приватных беседах, отчего сверстницы вообще лезут на стенку. Но вот оказывается, что семья переезжает в другой город, а там другие школы и свои олежки, сережки, петьки... И Олежка Вольных там больше не нужен! А поскольку не нужен, то и церемониться с ним нечего - да пошел он! И он пошел, и вот он - здесь: здравствуйте!

Они смотрели на меня во все четыре глаза. Удивительно, однако верблюжья мина постепенно сползала с колючей рожи дедка, сменяясь выражением если и не сочувствия, то уж понимания - точно. Что касается Любы, она, казалось, была готова расплакаться, и это утешало, но когда она открыла свой чудесный ротик, я распахнул свой похлеще голодного пеликана. Да и было отчего:

- Бедный, бедный Олежка!- прошептала она, потрясенно качая головой из стороны в сторону.- Ты ведь даже не знаешь что произошло в тот день, точнее в ночь, накануне вашей обычной встречи! Понимаешь, Олег, танину бабушку разбил паралич - вечером пришла телеграмма. У матери - серия неотложных операций, отец на учениях командует ротой - ты ведь помнишь, как она гордилась своим отцом - лихим капитаном дивизионной разведки... Ее посадили на поезд в половине четвертого ночи. И в город она уже не вернулась: по итогам учений отцу присвоили внеочередное звание майора и перевели в Ньередьхазу - это в Венгрии, ты знаешь - она ведь писала тебе; те два письма, которые ты разорвал прямо в конвертах. И еще, если это тебе интересно. До Сарапула поезд шел тридцать часов, и ровно сутки из этого

времени проводницы вагона - студентки железнодорожного техникума - отпаивали валерьянкой твою "предательницу". Уж очень убивалась по страдальцу Олежке.

Лучше бы я з м е ю живьем проглотил! Думаю, даже ядовитые клыки щитомордника не так вгрызлись бы в самое нутро, как эти слова. Ощущение было такое, будто меня надели на зазубренный шампур и пекут в мангале, поливая для аромата концентрированной соляной кислотой. Впрочем, через минуту "солянку" милостиво поменяли на "царскую водку":

- Она влюбилась в тебя еще в седьмом классе,- добавила Любовь.- Ты тогда учился нырять, раз за разом плюхался об воду животом, вызывая насмешки и подначки приятелей. "Больно?"- спросила она, когда ты проходил мимо, а ты посмотрел ей в лицо, улыбнулся и ответил: "Сейчас прошло". И она два года ждала пока ты вновь обратишь на нее свое внимание. И молилась чтобы в школе появился какой-нибудь супербой, на которого запали бы все девчонки - тогда тебя у нее точно никто не отберет. Я помню, как вы любили друг друга, Олег. Ты был настоящим мужчиной... Но сегодня я вижу перед собой Кристиана.

Сказать, будто подо мной разверзлась земля, значило ничего не сказать; я физически чувствовал как желудок подкатывает прямиком к горлу, затрудняя дыхание, в уши словно ватных комков натолкали, а мир на глазах расплылся и потек радужной бензиновой пленкой. Полное ощущение стремительного улета в тартарары. Как я остался живым, до сих пор не пойму. Помню только, что, изо всех сил цепляясь за жизнь, не нашел ничего лучшего чем ляпнуть первое попавшееся на ум:

- Откуда ты знаешь про нас? Откуда?!

- Но я же Любовь,- прозвучало недоуменно в ответ.

- Какая еще любовь?

- Просто любовь. Неужели ты действительно забыл что это такое?

- Что же мне делать в таком случае?

- Любить, дубина!- взвился ф о н т а н о м старина Ник.- Ступай в свое логово, расстелись ковровой дорожкой, посыпь голову пеплом и прахом, целуй каблуки, которыми она станет тебя топтать, рыдай и скули, вой пришибленным цуциком, но добейся, чтоб простила! Спасешь ее - и себя спасешь! Она погибнет - и тебе жизнь Адом покажется!

Я взглянул на Любу. Она утвердительно кивнула головой и улыбнулась. Значит так тому и быть! Дорога назад заняла от силы двадцать минут: я не замечал ни окрестностей, ни встречных людей; меня пару раз окликали, кто-то даже пытался задержать, ухватив за рукав, но меня неотвратимо несло вперед. "Не опоздать!"- единственная мысль владела моим сознанием. Не опоздать!

Лю сидела в кресле, на столике сиротливо высились две бутылки ямайского рома - одна почти опустевшая - и пепельница, доверху наполненная окурками без единого следа губной помады. Последнее обстоятельство полоснуло по сердцу лазерным тесаком: моя куколка хватается за тюбик сразу, не успев даже зубы почистить, а сейчас почти что полдень.

- Ты что это задумала, девочка?!- выкрикнул с порога, бросаясь вперед.

Она сделала слабую попытку подтащить к губам пригоршню каких-то таблеток, но движение, замедленное очень серьезной для женщины дозой алкоголя, оказалось недостаточно верным и точным - я в один прыжок пролетел пол-гостиной, и "колеса" рассыпались по коврам, раскатились по паркетным квадратам. Она вырывалась из моих объятий с пьяным озлоблением, плача и ругаясь, точно завсегдатай камеры предварительного заключения, но я не обращал

внимания на ее потуги, держал крепко, намертво, как свое. А то, что я считаю своим, вырвать не сможет и стоматолог! Она - моя! На о г н е, з а ж ж е н н о м о т т о н к о й с в е ч и, мое сердце таяло воском и ладаном. Сквозь потоки отборного мата, сквозь пощечины и скрежетание ногтей по дубовой моей коже неизъяснимо-отчетливой паутинкой светилось впервые в жизни изведанное ощущение небесной ласки, подаренной мне куколкой-Лю: теплые бархатные ладошки, бережно касаясь моего кровоточащего сердца, гладили его, успокаивая и печаля; сотни таких же испуганных меховых комочков непрерывно льнули к моей раздираемой ногтями коже - от мокрого лба до самых нежных участков ступней. Боже! Боже, чего я был лишен все эти двенадцать проклятых, потерянных лет! За что?! За что?! Чем я провинился перед тобой, Вседержитель?! Почему вместо восхитительной родниковой влаги любви я должен был пробавляться сивушной бурдой элементарного "траха"?! Ведь я ж не скот! Ведь по "образу же и подобию"! За что?!

Лю успокаивалась медленно и неохотно, однако буйные рыдания постепенно перетекли в слабые всхлипы... Я подхватил ее на руки, начал укачивать, словно больного ребенка, шепча на ушко глупые, ничего не значащие слова. Она им как будто не верила, но разве дело в словах? Наши души соприкасались, проникая одна в другую, и здесь солгать было нельзя. Я знал все, что она чувствует, она знала меня. Это было щемяще-грустно и невыразимо-блаженно: мы теряли себя, она - уже, а я с каждым новым мгновением, но в соединении душ рождалось нечто такое, чему в моем словаре банальностей не находилось названия. Мы становились одним целым, направляемым единой мыслью, единым чувством, единой волей. Вам никогда не приходилось пользоваться костылями, а после испытывать ни с чем не сравнимое ощущение становления на обе ноги? Если да, то вы меня отчасти поймете. Отчасти. Потому, что до этого момента вся левая сторона моя состояла из одного

большого непослушного и бесчувственного костыля. Я обрел недостающую половину себя, себя же теряя. Я больше не был Олегом, старина Олег давно скончался - п р о т и в обыкновения - среди глупых надуманных страстей и страхов, но не был уже и тем Кристианом, что многое знал, да мало чуял. Я становился кем-то третьим, но кем именно нам всем еще предстояло узнать.

И когда мы с закономерностью правила Мэрфи очутились в постели, я понял это окончательно ясно. Мы не искали новизны ощущений, напротив - всемерно старались продлить то, что безраздельно владело нами, да и оно не торопилось нас покидать. Восхитительная (надо признать) борьба за лидерство, доставлявшая прежде немало приятных часов, сменилась малопонятной и непривычной игрой в поддавки, когда каждый пытается ублажить вторую половинку своего Я. И, что странно, подобная самоотверженность не только не понижала накал взаимного влечения, а доводила его до высочайшей точки - точки плавления, я таял, таял во всех своих нынешних ипостасях. То же самое происходило и с моей единственной Лю - я чувствовал ее, как себя, а, может быть еще острей и вернее.

И после полного физического слияния не было сегодня минутного отторжения, которого требовали прежде и сознанье, и тело, истомленные переживаниями бурного контакта двух суверенных личностей. Мы лежали, обнявшись в двуединой фантастической неге, только фантазия, как видно, зачастую гораздо реальней обступившего нас объектного мира.

- Я хочу умереть...- прозвучало где-то внутри, и я не сразу понял, что слова эти сорвались не совсем с моих собственных губ - мне тоже было невыносимо сладко и страшно от того, что больше в жизни такого не будет... Или да? Во всяком случае, этой девочке я умереть не позволю. Покуда жив.

-Ты смешон, Кристиан,- сказал Виктор, прислоняясь к стене здания и рассеяно наблюдая за беснованием добропорядочных граждан W.- Что есть Зло и что такое Добро, как не д е й с т в а отвлечённых понятий, то и дело меняющихся местами? Оглянись на свою жизнь, для примера, и попробуй вспомнить хоть один случай когда твои действия всех без исключения привели бы в доброе состояние духа. Голову даю на отсечение: если половина твоих знакомых рукоплескала твоему поступку, то другая ходила с перекошенной от злости рожей. Ну, давай, скажи, что нет!

- Не ударяйся в философию, Вик. Всё это жевано-пережевано и выплюнуто на тысячу раз. Но раз уж тебя занесло в подобные сферы, я выдам тебе сенсационный секрет: понятия Добра и Зла в философском смысле и гроша не стоят. Хочешь их обозначить, перемещайся на уровень биологической запрограммированности. Надёжнее будет.

Людмила игриво подтолкнула меня бедром; известное дело - если мужики могут философствовать часами, то бабы желают сутками танцевать. Им наши умствования до лампочки. Я обнял её за талию, туго обтянутую скользким шёлком комбинезона. Переход к бедру у неё настолько крут, что ладонь улеглась там тепло и надёжно, как котёнок в мягком домашнем кресле.

- Добро и зло в биологическом мире переплетены еще более тесно,- усмехнулся Виктор.- Все взаимосвязано: смерть одного - благо другому. Кто из них лучше - попробуй, разбери: волк ли, задирающий ягненка, или овцы, дочиста обгладывающие траву. А трава - нужна ли она? И, если нужна, то - кому? Уверяю тебя, Кристиан, ты будешь бегать по кругу, покуда окончательно не свихнешься! Добро ли уравновешивается Злом, или наоборот? И что же это за Добро, если оно нуждается в уравновешивании? Если Зло уравновешивается Добром - того не лучше! Это означает, что миростроение изначально покоится на принципах Зла. Я понимаю, некрепкий разум противится такому выводу, ибо он переворачивает всю картину мироздания не просто тормашками кверху, но и скручивает ее наподобие в ь ю щ е й с я ленты незабвенного Мебиуса.

- А как обстоит дело, согласно твоему мнению, Вик? - улыбнулась Людмила.

В последнее время она расслабилась, и больше не трепетала перед Устроителем. Не знаю, к добру или к худу. Там увидим.

- Я считаю, что Добро в жизни уравновешивается Добром же, и, соответственно этому, понятие Зла должно быть вычеркнуто из обращения. Честно говоря, я был более высокого мнения о нашем милом Кристиане. Неужели ты годен на то лишь, чтобы повторять поросячий бред, изобретенный ловкими прагматиками для одурачивания бараньего стада, которое гордо называет себя человечеством? Уж кому-кому, а тебе должно быть хорошо известно, что есть человек - конкретное биологическое существо, желающее жрать побольше, пить послаще, и работать как можно меньше - и есть глупое стадо, пасомое наиболее сообразительными особями из его же среды. Как говаривал Левушка - сын Давыда, мечта по бифштексу извечно пахнет ладаном идеализма.

- Стоп, стоп, философ!- вспышки цветомузыки слепили глаза, разгулявшаяся толпа вопила и топталась, точно стадо бизонов. Приходилось в буквальном смысле надрывать голосовые связки, чтобы докричаться до собеседников.- Я ведь с Севера - ты не забыл? И я ответственно заявляю, что полярный день гораздо предпочтительней соответствующей ему ночи.

- Хочешь сказать будто Добро и Зло у вас существуют раздельно?- Виктор пренебрежительно скривил губы.- И что? Разве это решает проблему в корне? Если Свет - благо, то откуда к лешему на белом свете взялась ночная Тьма? Для чего? Напряги мозги, Кристи, раньше это у тебя получалось

неплохо. Тьма - то же Добро, назначение которого тебе пока непонятно; ребенок, сдуру сунувший пальцы в розетку, тоже считает электричество безумно-злобной субстанцией. Еще вчера ты выглядел п о ч т и взрослым, Кристи.

Мы стояли у одной из декоративных колонн Первого Круга, беспечно наблюдая за празднеством жителей W и гостей города. Танцы перемежались откровенными амурами, находившими логическое завершение свое совсем рядом - в двух шагах от ослепительно освещенной набережной все тонуло в оглушающей темноте южной ночи. Меня не оставляло ощущение того, что не греми музыка столь напористо и горласто, все вокруг заполнилось бы лихорадочным скрипом пляжного песка. Даже юркие мастера карманного бизнеса, кишевшие в толпе, точно клопы в тюремном матрасе, после двух-трех удачных операций совершенно теряли интерес к увлекательной своей работе, переключаясь на представительниц противоположного пола, готовых, казалось, принять внимание любого, кто изъявит желание его проявить. Самые пылкие спаривались не "отходя от кассы", окружающие только завистливо охали или шутливо подбадривали смельчаков. Лю старательно отворачивалась при виде этих веселеньких шалостей, но я чувствовал, что ей скучновато без моего внимания. Нет, не скучновато - тоскливо. Как и мне, говоря откровенно.

После того, что произошло с нами нынешним утром, Маскарадное действо как-то незаметно потеряло для нас первостепенную актуальность, царапинка на люсином локотке, к примеру, волновала меня куда сильнее, чем многозначительные откровения Распорядителя и комплименты, расточаемые им в мой адрес. Локоток ощутимо саднило - я сердцем чуял как сжимаются от боли нервные клеточки дорогого мне человека. А вот разглагольствования Распорядителя отсвечивали холодковатой пустотой, хотя говорил он дельно и по делу.

- Ты просто законченный болван, лорд Кристи!- так завершил свою затянувшуюся тираду наш нелюбезный хозяин.- Старина Ник, с которым ты повадился проводить душеспасительные посиделки, сумел-таки обвести вас, как м л а д е н ц е в, вокруг носа. Белое и черное, Свет и Тьма, Добро и Зло, правое и левое... Завтра он, чего доброго, запоет про Бога и Дьявола, причем, как дважды два, докажет, что Бог, создавший все на свете, в случае с последним категорически ни при чем. Послушай верного совета, дружок, держись от Ника подальше! Этот парень тебе не по зубам, вот доживешь до его лет, разве что тогда, да и то вряд ли.

Обидно было слышать такое при Лю, и только теплая ладошка моей любимой, с нежной настойчивостью гладившая меня по спине, помогла справиться с острым желанием ответить хамством на резкость Распорядителя. Сославшись на необходимость немного размяться в преддверии ночного схода, мы откланялись и замешались в праздничную сутолоку. Гремела музыка, мельтешили огни, пушистая голова драгоценной моей половинки уютно пристроилась у меня на плече, горячее ее дыхание обворожительно щекотало кожу горла под подбородком, я плавал в волнах блаженства и неги. Наши тела медленно кружились в такт певучей мелодии:

Мне-то все равно, все равно -

Я уговорю сам себя,

Будто все за нас решено,

Будто все ворует судьба.

Только ты не веришь в судьбу,

Значит просто выбрось ключи!

Я к тебе в окошко войду.

Только ты молчи...

- Я так боюсь за нас,- жаркий шепот едва слышно заполз мне в ухо.- Думала, что никогда в жизни не придется уже трястись за кого-нибудь кроме себя... я прошу тебя, Кристи,

не дай Виктору повода для того, чтобы он поднял на тебя руку! Не дай! Без тебя мне отсюда не выбраться... да и незачем.

Мне часто признавались в любви. Иные просто и бесхитростно, другие витиевато, иносказательно, т и х о-метафорически, громогласно-простецки, вульгарно и аристократически изысканно. Но так мне в любви не объяснялся никто. Боже, как же я люблю эту глупышку! И пойду на все, чтоб ей было лучше чем мне! Впрочем про что это я?! Чем ей лучше, тем мне слаще. И наоборот, во всех смыслах.

В Полночь мы собрались в подвале центральной башни, огромном, точно поле для игры в гольф. Стена от стены отстояли настолько далеко, что колонны, поддерживающие высокий куполообразный потолок (точнее, потолки, поскольку каждая четверка несла на себе собственный купол), виделись настоящим лесом из прямых розовых стволов, глубоко изрезанных странными изображениями и письменами. В одном из квадратов для нас был накрыт стол. Я уселся слева от Виктора, обнял за плечи Лю, скованную внутренним напряжением неизвестности, и осмотрелся.

Три стороны квадрата были надежно перекрыты стражниками Маскарада, расположившимися по периметру пустого пространства в вольных позах, шушукаясь и пересмеиваясь, точно первоклашки, прорвавшиеся на "взрослый" фильм и не знающие чем заняться во время той тягомотины, каковой оказалось запретное зрелище. В трех шагах, прямо перед нашим носом что-то одухотворенно-классическое лабал инструментальный квартет, обряженный во фрачные пары с цилиндрами набекрень (единственное что отличало их от маэстро похоронных дел, предпочитающих тот же прикид).

Слева от нас, метрах в десяти от края стола, черно-лиловая бархатная занавесь полностью замыкала периметр квадрата своими тяжелыми складками, заглушая невнятные звуки, временами доносящиеся из соседней "ячейки". Страж п о к а здесь был один, но он заменял собою добрую половину викторовских "гвардейцев"...

- Джудо! Эй, Джудо!- окликнул я его.

Пес повернул в мою сторону чудовищно лобастую свою башку, внимательно вгляделся прямо в глаза. Было сегодня в его черных зрачках что-то непонятное, что-то пугающее и тревожное. А когда кроваво-алая пасть его приоткрылась на самую малость, смрадное дыхание хищника накрыло наше застолье удушливой темной волной. От предостерегающего грозного рыка, опускающегося до инфразвуковых частот, сами собой загудели смычки лабухов, превратив стройную гармонию концерта в хаотический визг автомобильных колес, пытающихся влипнуть в асфальт за мгновение до катастрофы.

- Похоже, наш милый Гарм уже не считает тебя хозяином, Кристи?- Виктор чуть наклонился, блудливо кося глазом из-за роскошного бюста рыжевласой своей подружки.- Как тебе кажется - почему?

Я промолчал и постарался сделать вид, что уж меня-то этот вопрос занимает куда меньше, однако на сердце от того вольготней не стало, а моя теплая живулечка Лю и вовсе превратилась в снегурочку из снежного городка. На нас оглядывались, кое-кто уже с нехорошей усмешечкой. Ладно-ладно, еще не осень, цыплят пересчитывать опосля начнем! Налил вина себе и Люсе, с отсутствущим видом отхлебал полфужера и закурил, всем существом осязая ужас, поселившийся в сердце любимой, и пытаясь внушить ей хотя б крохотную толику уверенности: им меня не поймать, не подловить - кишка тонка, и вообще - видал я их всех в крематории; во главе с Виктором и в обуви белого цвета,

что характерно!

Ситуация за столом постепенно урегулировалась: не нами замечено, что зареванную рожу осы больней кусают, а плюнь на них - отстанут сами. Конечно наши сотрапезнички вредностью превосходили любого летучего троглодита, но в м е с т е с тем вели себя на удивленье похоже. Звенели фужеры, негромко позвякивало столовое серебро, отдельные голоса слились в монотонный непринужденный гул. Рыжеволосая красотка, сидящая по правую руку, под прикрытием этого мини-базара наклонилась к моему уху:

- Вы уделяете своей даме слишком много внимания, лорд, это весьма необычно и крайне неприлично,- я почувствовал ее горячие пальцы на очень интересном месте.- Неужели нет среди нас никого, кто разбудил бы ваше любопытство исследователя женской натуры?

- Как исследователь, я сильно опасаюсь за дееспособность основного своего инструмента, сударыня,- я вежливо, ласково даже, избавился от приятной помехи, преодолев недоуменное сопротивление с ее стороны.- Упомянутая вами особа чересчур часто употребляла его в собственных целях, боюсь, что эксплуатационный ресурс уже выработан, или близок к тому.

Разочарованная огневласка с презрением отвратилась от моей вздорной персоны, гордо встряхнув своей поистине роскошной гривой. Ох, и хороша ж, ведьма! Не будь Лю на этом сивом сабантуе, ей-Богу...

- Джудо, назад!

Резкий окрик Распорядителя приковал вскочившего пса к месту надежней пудовой цепи, но взгляд чудища, напоминающий пригоршню багровых углей, прилип ко мне, точно расплавленная смола.

- Будь осторожней, лорд Кристиан!- хохотнул Виктор, жизнерадостно потягиваясь и облапливая за плечи подружек.- В следующий раз могу и не успеть!

- Умоляю, молчи!- пролепетала Людмила, и я со скрежетом запихнул слова, рвущиеся с языка, обратно в гортань. Едва не задохнувшись при этом: уж больно многое хотелось сказать. И про то, насколько смешны попытки затравить собакой человека, подобного мне. И с н о в а про то, что я думаю о поведении милашек Распорядителя. И о многом другом. Но Людмила паникует недаром, она знает здешнюю кухню получше меня, подчинимся, потерпим...

Мы осторожно прикладывались к своим кубкам, стараясь пореже отрывать их от лица: ополоумевший Джудо по-прежнему не сводил с меня взгляда, и ощущение его липкого присутствия где-то между бровей становилось все более непереносимым. Ох, доберусь я до тебя однажды, подзаборная шавка! Пожалеешь, что матушка вместе с последом не слопала! Дог фыркнул и отвел глаза, но на морде его при этом отпечаталось явственное выражение запредельной иронии. Давай-давай, посмотрим кто будет дольше хихикать! "Ну чего ты привязался к бедной собаке?- недовольно забурчал мой внутренний оппонент, о котором я, признаться, стал уже потихонечку забывать.- По сути дела, ежели разобраться, самое несчастное существо: папа - кобель, а мама - и вовсе сучка. Прикинь?! Поневоле озлобишься."

- Что это наш лорд Задрыга настолько весел сегодня?!- послышался справа знакомый бас-козлетон.

- Да так, кой-какие соображения, знаете ли...

- А-а, ну, если так... Пришел черед серъёзного испытания, дорогие мои! Не считаю нужным напоминать о том, что в своем стремлении к заветному призу вы зашли уже так далеко, что обратный путь на этом этапе, увы, ведет исключительно в направлении дубового саквояжа. Желающих попробовать отговаривать не стану, слышишь, Кристиан? Тест на сегодня не очень-то сложен, от вас требуется только одно - продемонстрировать неукоснительное послушание, готовность к выполнению неожиданной и самой грязной работы, не задавая лишних вопросов. Слышишь, Кристиан?

Лю предостерегающе положила мне ладонь на предплечье, но я и сам прекрасно понимал чем обернется для нас малейший протест.

- Так что давайте-ка по последней, и - за дело!- в голосе Распорядителя звучали угроза и пренебрежение, он, казалось, задался целью сыграть роль Мефистофеля один к одному. Удивительное дело: самый распоследний ханжа, напялив на фэйс маску заурядного беса, из кожи вон лезет, пытаясь перещеголять самого Сатану... а вот у Виктора действительно получалось недурно. Я опрокинул чарочку коньяка и поднялся на ноги, мимоходом ободряюще погладил стройную спинку Лю - не боись, милая, не подкачаю!

Занавес распахнулся перед Распорядителем сам по себе и замкнулся за спиной последнего из нашей семерки. В полутьме обширного зала, огороженного тяжелыми складками ткани, огоньки черных свечей, казалось, зависли в пространстве. Два косых "Андреевских" креста, установленных в центре лилово-черного квадрата поневоле приковывали внимание странным сочетанием своего расположения: первый - параллельно полу из полированного базальта, второй - перпендикулярно к нему.

Впрочем все стало предельно понятным, когда мы подошли ближе. И меня передернуло вопреки согревающему действию алкоголя и многолетнему опыту бесчисленных "групповух" от буйного студенческого безобразия в общагах, залитых дешевым портвейном, до элитного поиска эротического разнообразия в обстановке укромной роскоши загородных вилл. Здесь густо припахивало вульгарным "порнушником" самого низкого пошиба, именуемым, ради приличия, "крутой эротикой". А для чего иначе заголенную по максимуму девицу нужно было привязывать к перекладинам "андреевского стола"? Для чего иначе было распяливать ее парнишку на вертикальном кресте?

- Помогите нам пожалуйста,- пролепетала телка, приподнимая

хорошенькую головку, свисающую меж концов крестовины.- Здесь какое-то недоразумение - мы никому ничего не должны.

Парень был, как видно, не столь наивен. Он смотрел на нас, будто закапканенный хорек - испуганно, с бессильной злобой и вызовом.

- Она сама не знает...- заговорил он, пытаясь держаться хладнокровно и по деловому.- Мои предки заплатят за наше освобождение тысячу баксов, я добавлю еще триста и отдам свою "тачку", она тут, неподалеку.

- Кому она нужна, эта раздолбанная "копейка"?!- Виктор ухмыльнулся ему прямо в лицо, с нарочитой ленцой расстегивая ремень на брюках,- И вообще, неужели мы похожи на охотников за выкупами? Мы вас бесплатно отпустим... часика через два. Посмотрите на этого червяка, дорогие мои! Как вы думаете, зачем он привез к нам на Карнавал свою сладенькую подружку? Она-то, дурочка, готова была лечь под него по первому слову, стоило только попросить. Но он оказался мелким трусишкой: прежде чем взять то, что ему собирались подарить добровольно, он вознамерился напоить ее до бесчувствия, и моим доблестным стражам не составило труда затащить сюда и дарительницу, и трусливого влюбленного. У них это, представьте, зовется любовью...- он мертвой хваткой вцепился пареньку в горло, вперился ему в глаза пустыми своими буркалами.- Слышишь ты, ромео из Конотопа?! Любовь требует смелости - это чувство для настоящих героев. Джудо, эй, Джудо!

Спустя мгновение пес уже сидел у ног своего повелителя и вожделенно пялился на беспомощную жертву.

- Мы решили придти тебе на помощь, червяк!- ласково пропел Распорядитель.- скоро ты сможешь взять свою милашку трезвой и как тебе захочется. А пока помалкивай и учись. Но учти - попробуешь пасть разинуть или, хотя бы, глаза закрыть, Джудо махом избавит тебя от необходимости когда-либо тратиться на девиц. Все поняли? Тогда начнем!"

Я перевернул последний лист "Дня Шестого" и откинулся на спинку кресла. Мной прочно овладело двойственное чувство: очень хотелось увидеть родные глаза своей ненаглядной, пережидавшей последний месяц тягости у родителей, а, с другой стороны, до чего ж хорошо, что сегодня ее нет со мною! В комнате пахло ядреным морским ветром и жидкой смолой... смолой! Откуда?! А-а, понятно: в ход пущена старая гвардия! Это даже лестно, в какой-то мере, конечно.

Времени почти не оставалось. В глубине трюмо образовался тоннель "Коридора", и Повелитель Зазеркалья, одышливо хекая, поспешал на выход. Жалко зеркала, когда еще купим другое... Стеклорез все никак не желал покидать своего гнездышка, пластмассовая ручка его, как живая, вырывалась из пальцев. Не инструмент, а просто пескарь какой-то! Пришлось вытряхивать на стол все содержимое шкатулки.

Половицы вспучивались горбом, норовили опрокинуть с ног или хотя б чуток задержать. Дополз почти на четвереньках. Старикашка с мордой бабуина, подавившегося лимоном, торопился вовсю: босые ноги с длинными ногтями гулко топотали по виртуальному полу, грязно-седая борода моталась у колен с настырностью маятника Остановленной Вечности. Слава Богу, глаз еще не видно, лишь кроваво-красные искры вспыхивают и исчезают в такт шагу.

Сухая трещина первой линии рассекла мерцающее полотно в полупяди от рамы... я чертил концентрические квадраты, не беспокоясь за идеальную правильность углов - лишь бы не оставить щелочки, куда старый гад сумел бы всунуть голову.

- Думашь, небось, что спасся?- проскрипел он, останавливаясь у "решетки" и надсадно дыша,- Ну, погоди, сокол ясный,- это у него самое мерзкое из ругательств.- вот придет Хозяин...

Я уже не слушал его угроз - много чести - чему быть, того не миновать. И так, что тут у нас? "Д е н ь С е д ь м о й"?

"С л е д у ю щ е е у т р о застало нас лежащими порознь... Лю никак не хотела простить мне того способа, каким я вынужден был доказывать свое желанье и право присутствовать в числе шести избранных. Да и мне, говоря откровенно, было как-то неловко после всего смотреть ей в глаза. Дурацкая ситуация - выполнил строжайший наказ любимой, а в результате - взаимное отчуждение, почти неприязнь. И самое страшное, что я чувствую ее обиду, ее ярость, как свои собственные: они душат меня так, точно я сам себе злейший враг и хочу уничтожить мерзавца Кристиана пока он не натворил худшего. То же самое творится и с ней - она чует ту сердечную "ломку", которая корежит меня стопудовым молотом, плющит в блин "по-гурьевски" - и тащит ее в своем золотом, беззащитном сердечке наравне со мной - ломовым тяжеловозом по натуре и воспитанию. И не обмануть, и не утешить...

- Мне очень хотелось бы пожелать тебе доброго утра, дорогая,- выдавил из себя через "не могу",- но боюсь, что ты почтешь это за полное издевательство.

- Об этом нужно было думать вчера, раз уж ты такой деликатный!- ее слова прозвучали звонкой пощечиной, а взгляд, которым она полоснула меня по лицу, по остроте не уступил бы скальпелю нейрохирурга.- Я, кажется, не требовала от тебя никаких клятв, но если тебе было благоугодно надарить их полную пригоршню, так мог бы исполнить одну-другую, хотя бы из уважения к собственному слову!

- Мне не нужны женщины помимо тебя, Лю, ты ведь и сама прекрасно знаешь об этом!- в жизни бы не подумал, что когда-нибудь буду столь заискивающе вилять хвостом под прицельным прищуром женских глаз.- Что я мог поделать, дорогая? Меня поставили перед самым жестоким выбором: или мы, или они. Поверь, никакого удовольствия от подобного контакта я не испытал - голая физиология, и только. Вроде производственной гимнастики на специальном станке...

- Что-о-о?! П о с л е всего, что вы там вытворяли, ты еще осмеливаешься острить?!- Лю взлетела с постели, будто лосось, прыгающий через запруду - полы черного шелкового кимоно, исполняющего роль ночной пижамы, взвились едва не до подмышек.- Ты, видать, проявил себя настоящим садистом - вон как Виктор возле тебя вертелся, восторгался и нахваливал! С каких это пор лорд Кристиан записался в дружки к Распорядителю? Я тебя зверствовать не просила!

Ну что тут сказать? Сказать было нечего: что-то действительно сдвинулось в моем естестве, я сам не мог понять какая буйная сила потащила меня вчера в самую гущу сексуального беспредела, творящегося на глазах вахлака из Внешнего Круга... Очевидно его полная неподвижность спровоцировала выброс всего того, что хранится в каждом из нас с тех далеких времен, когда человек почти не отличался от зверя, когда свой был настолько своим, что измена отрицалась на биологическом уровне. Когда всякий, не имеющий счастья принадлежать к твоему роду-племени, даже не человек, а опасное, мерзопакостное животное, которое необходимо уничтожить еще до того как оно успеет тебе навредить, еще до того как посмеет об этом помыслить. И не просто убить - доказать ему и себе какое он ничтожество по сравненью с тобой, отомстить за то, что дерзнул оказаться поблизости, вместо того, чтобы забиться в темную, глухую нору и сидеть не дыша, потому, что на свете есть вы. Ты и твой род. Сегодняшней ночью во мне проснулся вожак племенной стаи и полной мерой отомстил чужаку за его бессилие и трусость самым болезненным для него способом. Враг сломлен, уничтожен духовно, я до сих пор помню это упоительное ощущение власти, полной высвобожденности вольной звериной волны, удавливаемой нами в последние пять тысячелетий век за веком.

Но почему ж тогда так исключительно погано на душе?! Может, все дело в обычной человеческой несвободе?

- Ни к кому не набиваюсь - б о г а т о живу потому что,- я постарался соблюсти идеальный баланс между шутливостью слов и серьезностью тона.- но, мне кажется, в том, как Виктор понимает дилемму добра и зла, есть определенный резон.

- Ну да, ну да!- Лю лихорадочно переодевалась, ее трясущиеся руки то и дело путались в деталях одежды и обуви.- У Распорядителя на все свои резоны, жаль только, что они редко совпадают с нашими собственными! Ты чего разлегся, летчик-налетчик?! Если ты и вправду любишь меня, то идем к Нику, немедленно!

- Зачем?

- А затем, что, помимо Распорядителя, только он составляет непременную принадлежность Карнавала. Если бы Виктор мог, Ника и духу бы тут не было. Значит не может. По своей воле Маскарад не покидает никто - это верно, но кто сказал, что здесь правит лишь одна воля? А вдруг две?

Не могу сказать, чтобы затея Лю мне очень понравилась: мы и очутились-то здесь благодаря Распорядителю; уже за это одно я ему по гроб обязан. Да и ссориться с ним, когда столько отдано ради заветного приза, не больно хотелось. Но, с другой стороны, прямого запрета на общение с Ником Виктор дать не осмелился... Почему? От ответа на этот вопрос зависело весьма многое, если не все. Старый хрыч против Распорядителя явно не тянет, что бы там куколка ни лепетала, а вот Михаил... Михаил не уступает ни в чем, а может, и покруче окажется. Ладно, сходим, посмотрим, принюхаемся... идти недалеко, ноги не отвалятся.

Солнце лютовало вовсю, прижигая кожу даже сквозь легкую белоснежную ткань одежды. Перед глазами, ослепленными нестерпимым сиянием нашей захудалой, периферийной звездочки, плавали разноцветные пятна, хотя оба мы были в защитных очках. И - ни ветерка, будто мы где-нибудь в Калахари, а не на берегу самого синего в мире Черного

моря. Каменный тротуар, у з к и й, точно лопасть байдарочного весла, представлял собой единственную дорогу, укрытую от опаляющих потоков Света робкой ленточкой Тени. Мы осторожно шагали в знакомом направлении, едва не касаясь плечом шероховатостей выщербленных временем, дождем и штормами домовых стен. Что-то мне все это напоминало. Но что? Может быть, сон? Не хватало лишь тех шутников, кто развлекался закидыванием спасательного каната от имени Весельчака Ника. "Оп-паньки!- тут же вскинулся мой "вальтер яго", раскумарившийся было на солнышке, ровно кот после бурной весенней ночки.- Ну и странные же тезки все время лезут нам под ноги! Ты не находишь, дружище?!" "Отстань ты, лопух ушастый!- вежливо попросил я, естественно, молча.- И без тебя извилина за извилину цепляются, как бандерлоги! Дай осмотреться."

Ник и Любовь молча сидели в бледной паутинке парусиновой тени, официант слонялся неподалеку, от нечего делать стряхивая на мостовую невидимые глазу пылинки.

- Чего тебе еще, юная сволочь?- взгляд старикана выдавал неимоверную усталость и пугающую внутреннюю пустоту.- Подвигами хвалиться приперся? Ну, скажи ты мне, что ж ты за гнусь, а? Это же надо: ведь все у тебя есть! И талант, и деньги, и слава, даже любовь подарили! А ты как был нелюдью, так нелюдью и остался... Может, плюнуть на всех, Люба, и гори оно все Геенной?! Выдохся я, хватит, не могу больше!

- Простите нас, Бога ради...- начала было до изумления робеющая куколка, но на меня уже накатило:

- Да что ты перед ними унижаешься, дорогая? Расселись тут, как два скорбных бассета, корчат из себя святых безгрешников, оскорбленных человеческим несовершенством. А сами только тем и заняты, что жидкой водичкой моральных увещеваний пытаются залить пожар, спровоцированный их собственным боссом! Ну, чего зенки-то выпучил, сивый? Надо же - облагодетельствовали мерзавца

Кристиана! А кто, интересно бы знать, п о ж е л а л превратить его в того, кем он сделался?! Может на Виктора стрелки переведете? Или уж сразу на Сатанаила? Кто отнял у меня мою Таню? Кто?! Ваш фальшивый всемилостивец либо бессилен глобально, либо просто забавляется нашими страданиями, видя как мы тонем в слезах и звереем от беспомощности!

- Мне кажется, вы чересчур упиваетесь своим унижением, Кристиан,- негромко заметила Люба, но я не позволил себе в очередной раз поддаться ее фантастическому очарованию:

- Ну-ка, цыц! Рядом с тем, что ваша шарашка вытворяет над доверчивыми человеками, все мои прегрешения не больше комара перед пунктом коммерческой сдачи крови.

- Продолжай, продолжай,- старый хрен, по-видимому, полностью восстановил свою дискуссионную спортивную форму, взбодрившись от моего наезда и двух глотков коньяка.

Он слегка развалился в плетеном креслице, одной рукой приобняв плечи подружки, а кисть другой расслабленно свесив с подлокотника. Из-под тяжелых шторок верхних век зрачки посверкивали с настороженностью и азартом, огонек сигары вспыхивал коротко, в ритме стрельбы "одиночными". Привлеченный нашей стычкой Костя-подавало подобрался поближе, но у меня не было ни секунды, чтоб отослать его прочь: словесный поток нес меня, не давая остановиться, перевести дух, выбивая из-под ног зыбкую почву рассудочности.

- Когда кто-то окончательно зарывается, или набирает достаточно внутренней силы, чтобы противостоять сложившемуся порядку вещей, вы кидаетесь наперерез и долдоните про милость к падшим, про необходимость самоотречения, и прочий бред пьяного гашишина. А для большей убедительности сочиняете сказочки о восставших ангелах (можно подумать, будь ваш хозяин всемогущ взаправду, нашелся бы хоть один идиот, решившийся на

бунт, не имеющий шансов), швыряете избранным н е в д а л е к е от Черты жалкие крохи того, чего сами же и лишили их когда-то! Да еще и форсите этим, будто милость величайшую оказали. Ну дак правильно - отобрали по праву сильного, вернули исключительно по доброй воле. Не отнимали бы, нечем было б и поощрить отличившихся! Так, сивый?!

- Нет, не так, если это тебе действительно интересно. Ничего у тебя не отнимали. Поставили на распутье - посмотреть чего ты стоишь, как человек. И оказалось, что ради тебя хорошей девчонке жизнь портить не следует. Жидковат ты вышел, мистер-твистер! Таня любила тебя по-настоящему, а ты - больше себя, чем ее,- желтые зубы старого Ника жевали сигару, поэтому слова звучали невнятно, приходилось прислушиваться.- Ты вообще обожаешь себя до безумия, и в этом твоя главная заморочка, нельзя любить только свое "Я". И не за то ли же самое ты глумился ночью над несчастным мальчишкой? А, ведь твоя беда рядом с его просто смешна! Да и вина тоже - он, по крайней мере, от любви не отрекался!

И тут в разговор ворвалась ненаглядная моя Лю, и сердце сладко заныло в моей тесной груди:

- Не смей судить о том, чего не понимаешь, старая образина! Откуда тебе знать как ломают людей на Маскараде?! Попробовал бы сам пойти против Виктора, тогда и разевал бы свою поганую пасть!

- Ник пробовал,- Любовь с гордостью посмотрела на своего хрыча, чуть наклонив голову и улыбаясь поистине лучезарно.- Он и сегодня стоит на пути у Вика. Когда сокол в мытях бывает, то высоко летает, и не даст гнезда своего в обиду! Я не ошиблась, Кристи?

- В таком случае, судите и меня!- Лю прижалась к моему плечу так, словно хотела - а, может, и впрямь хотела - врасти в меня на подобие сиамского родственника.- Это я просила Олежека не провоцировать Распорядителя. Я несу

ответственность наравне с ним!

- Не защищай меня, дорогая, в е р х о м на тебе я даже в Рай не хотел бы въехать,- я поцеловал ее упругую щечку, отдающую виноградом лучших десертных сортов.- Нашла перед кем оправдываться! Они, оказывается, противостоят Вику, надо же, какие доблестные и святые! Так отчего же Виктор по-прежнему вытворяет все, чего заблагорассудится его левой задней ноге?! Оттого ли, что наши храбрые вояки не могут одолеть? А, может, оттого, что не хотят? И, учитывая присутствие в их правоверном стане бойца уровня Михаила, я отдаю предпочтение второму варианту. Зла нет, потому, что нет и добра. Их мир изначально беспощаден, точно электронная гильотина, снабженная фотоэлементами - каждый, кто в него попадает, автоматически лишается головы. И жаловаться некому, да и не на кого!

Вот чего-чего я не ожидал, так это реакции, которую продемонстрировали наши неуважаемые оппоненты: они просто со смеху покатились.

- Ах, Кристи, Кристи!- простонала Любовь, утирая слезы белоснежным платочком, извлеченным из крохотной сумочки.- Ну до чего ж ты все-таки еще ребенок! Немудрено, что Вик вертит вами, точно жонглер, работающий с цирковыми булавами!

- Да, уж!- старикан воспользовался благоприятным случаем, дабы вновь присосаться к горлышку бутыля. Мне показалось даже, что наши беседы вообще интересуют его постольку, поскольку отвлекают внимание Любови от его пристрастия к коньяку: ошеломленная ли, шокированная нашими выходками, она зачастую не успевала перехватить руку своего дряхлого муженька, тянущегося к спиртному, словно ребенок к соске.- Если мы говорим о мире человеческих взаимоотношений, составной частью включенном в мир физических сущностей, то, да будет тебе известно, что его принципы целиком соответствуют принципам мира сущности духовной. И, в этом аспекте, Зло, как самостоятельная

категория, действительно отсутствует.

- То есть Виктор прав?

- Н е в д а л е к е от истины - так будет точнее,- Ник назидательно поднял вверх указательный палец, украшенный желтым пятном табачного скипидара (только в двадцать семь я с удивлением узнал про то, что никотин пятен не оставляет по причине полной бесцветности; впрочем, я полагаю, большинство людей не знает этого и сейчас).- Он от правды всегда недалек, потому-то его столь трудно схватить за глотку, не повредив попутно и такую хрупкую вещь, как истина. Понимаешь, малыш, на самом деле все очень просто: Добро, направленное исключительно внутрь собственного "Я", неизбежно обращается в Зло. Вот и все. Истребить это явление абсолютно невозможно: уничтожая Зло, Добро поневоле оборачивается "добром Для Себя", то есть воссоздает собственного противника на качественно более высоком уровне. Это к вопросу о Викторе. Знаешь, почему вообще с тобой сегодня разговариваю? Потому что впервые за последние десять лет ты старался не только за себя, но и за Лю. За Любовь и Людмилу.

Так. Так. Это надо обдумать без спешки...

- Постой, Ник, но если Зло уничтожению не поддается, на кой ляд мне Ваше Добро? С таким же успехом можно остаться и под знаменами Зла. Даже с большей выгодой.

- Это с какой же выгодой, интересно бы знать?- широчайшая ухмылка разлилась по морщинистому лицу старикана.- Сатанаил признает лишь один вид выгоды - свою cобственную, твое благо для него хуже вши для окопника. Поматросит и бросит, причем не просто бросит, а будет измываться, покуда не надоест: не нравимся мы ему. Сильно не нравимся!

Так, все ясно. Виктор вновь оказался прав: сейчас мне начнут рассказывать божественные байки. Ну, что ж...

- Ник, а тебе не кажется, что с философского шоссе мы

свернули на путанную тропинку теологических предположений?

- Да неужели?! Обидно!- дед п р о т я н у л слова с таким ехидством, будто мы состязались с ним в остроумии, как минимум, на эстраде, а то и на цирковой арене.- А разве между ними существует принципиальная разница? Уж тебе-то, малыш, как никому другому, должно быть известно: чаще философов на исповедь бегают лишь астрофизики. Не будь ханжой, Кристи!

- Ладно, допустим, я поверил в существование персонификаций, хотя еще древние говорили, что умей быки мыслить, боги ходили бы на четвереньках...

- Мои земляки ответили б древним: "Умей!",- хмыкнул Ник.- Твои - скорей всего - еще короче: "Щас!"

От мостовой вверх рикошетили потоки воистину адского жара, хотелось снять не только одежду, но и мясо с костей скинуть. Мозги плавились в черепушке, точно шоколад в тигельке. Спасибо, хоть Костя-официант разговоры не разговаривал, а занимался своими профессиональными обязанностями, причем по собственной инициативе: моя рука в пылу беседы внезапно наткнулась на большущий бокал с запотевшими стенками, внутри которого обнаружился ледяной нарзан, чистый и сверкающий, подобно горному хрусталю. Я благодарно кивнул нашему кудеснику подноса и полотенца, почуяв как первый глоток воды буквально испарился, едва добравшись до пищевода.

- Тем не менее все остается по-прежнему в запутанности и кавардаке, не находишь, старый? Допуская причинение Зла, твой Бог фактически способствует ему. Разве нет?- вода постепенно охладила мне не только желудок но и мозги, я приходил в себя, с каждой новой минутой восстанавливая способность к дискуссии. Диспут - вот что всегда грело мне сердце.

- Полагаю, что нет,- спокойно ответил Ник, и я невольно позавидовал его железобетонной упертости, его

несокрушимой самоуверенности.- Если два ребенка сцепились из-за прельстившей их игрушки, з н а ч и т ли это, что их отец должен нести ответственность за поведение своих отпрысков? И если да, то как бы ты порекомендовал ему урегулировать сей печальный инцидент? Развести? Но завтра они схватятся снова, и послезавтра тоже. Исходя из твоих требований, предъявляемых к Вседержителю, несчастный родитель должен либо убить одного из двух, либо вообще ограничиться одним ребенком. В нашем случае, одним ангелом. По веселой случайности, имя ему Сатанаил - ты слыхал об этом, малыш?

Я действительно слышал кое-что в этом роде, но прежде оно как-то проскользнуло мимо сознания. Не забылось и на поверхность не больно-то всплывало...

- Стоп, старый!- я поднял руку ладонью вперед, опасаясь упустить важнейшую мысль.- Это что ж такое выходит? Зло было порождено самым первым делом? Или, согласно твоему собственному определению, Бог есть изначальное Зло?

- Ты рассуждаешь на уровне философской метафизичности, Кристи,- укоризненно вздохнула Любовь.- Единое существо, по идее, и не может испытывать теплого чувства ни к кому другому - просто за неимением другого. Добро и Зло находят свое определение в действии, направленном на посторонний субъект. Нет субъекта - нет ни Зла, ни Добра.

- А, в данном случае, действие направлено в благую сторону,- поддакнул Ник,- ибо создание Мира, как ни крути, деяние, к эгоцентризму явно не относящееся. Как полагаешь?

- И создание Сатаны, по-вашему...- попытался вставить я; терпеть не могу, когда меня пытаются загнать в угол!

Но Любовь не дала мне и рта как следует открыть:

- Сати не всегда был таким, каков ныне!- воскликнула она с обескураживающей горячностью.- Думаешь, легко свыкнуться с мыслью, что из самого любимого существа во Вселенной ты превратился в няньку двуногих козявок, ползающих по

заштатной планетке у заурядной звезды цыплячьего цвета? И это - ты - кто, п о м е р е желания, плескался в кипящих океанах Сверхновых, кто скатывался по спиралям Черных Дыр, словно по желобу ледовых горок, кто нежился под пульсирующей россыпью разноцветия Млечной Дороги! Ты бы вытерпел подобное, Кристиан?! Сати не выдержал тоже; кто из нынешних может его в том упрекнуть? И у кого язык повернется осудить Отца, который не решается достойно покарать блудного своего первенца?

О-ох, ты! Вот это да! Я был нокаутирован практически намертво. Оставалась лишь малюсенькая надежда на то, что просто неправильно понял своих собеседников...

- Уж не хочешь ли ты сказать, что ваш Бог... любит Сатану?- спросил осторожненько (да и как тут не осторожничать, когда дело поворачивается вот таким образом! Тут даже мой внутренний балабол съежился и забился в самый глухой тайник естества).

- А что это мы вдруг сделались столь нерешительны?- Ник ухмыльнулся мне прямо в глаза.- Я тебе, малыш, даже больше скажу: и Сатана любит Бога так же крепко, как он его.

Сбоку послышался надсадный кашель, я, не оборачиваясь, почувствовал, что куколка забыла проглотить воду, набранную в рот, и в то же мгновение понял Ника -вчерашнее утро многому меня научило. О-о-о, какая же я, право, скотина! Но один аспект тем не менее требовал уточнения. Предварительно закурив, чтобы затянуть время и набраться духу, я вновь перешел в наступление:

- Ну, ладно, допустим, что Вседержитель ваш действительно благ изначально, Зла не изобретал, поскольку Зло - неправильно используемое Добро. Я верно излагаю?

- Угу,- щетина на морде Ника утвердительно дернулась вслед движению острого кадыка, провожавшего внутрь очередную порцию "абрау-дюрсо".

- Но раз он такой всемогущий, то почему не сумел запрограммировать свои создания на безусловное исполнение д о б р о д е т е л е й, своих заповедей и пожеланий? Или не предвидел такого поворота событий?

- Я понимаю, тебе с роботами общаться приятнее,- большим пальцем левой руки Ник стряхнул капельку коньяка, повисшую на верхней губе, правой продолжая раздумчиво взбалтывать напиток в бутылке,- но не все же такие оригиналы. Есть и те, кто предпочитает живых. Наш Старик из этой когорты. Еще вопросы имеются?

- Почему я должен верить тебе? Про Виктора я слышал задолго до приезда сюда, а тебя узнал совсем недавно. Да и то...

- Неправда, Олег, Ника ты знаешь с самого детства,- вмешалась в беседу Любовь,- да и меня, в общем, тоже. Конечно к зиме борода у Николая отрастает - не чета нынешней... И одеты мы с ним совершенно иначе, но неужели ты и вправду считал, будто мы будем разгуливать по солнцепеку в финнских шубах и валяных сапогах?

- Нет, он просто всерьез уверен, что до самого Рождества мы обречены мыкаться в соленых широтах Лапландии, а то и на Северном полюсе,- Николай жизнерадостно загоготал, не выпуская из зубов сигары.- Он такой наивный - наш Кристиан! Ну что ты глаза на меня пучишь, чудило?

Вообще-то не выкатить глаза в этом случае было крайне затруднительно. Святой? Святой Николай - вот этот пьяница и сквернослов? Невероятно! Неслыханно! Нам явно морочат голову! Я, конечно, кое-что слышал о "явлении Николая", но не помню, чтобы оно хоть как-то связывалось с Карнавалом, и, кроме того, старикан гораздо больше смахивал на Ника Весельчака... мало ли что он мне тут наговорил: никто не выглядит такой овечкой как самый матерый волчара.

- Чем докажешь?

- А есть ли способ достаточно убедительный в таком деле?- Николай осторожно поставил бутылку на стол, откинулся на

спинку стула.- Ты ведь не просто дурак, а дурак, полагающий себя светочем мысли, титаном полемики. П р е е м н и к Демосфена, и все такое... Погоди-погоди! Кажись, нашел! Эй, Вики! Подошел бы, что ли!

Я обернулся... батюшки-светы! Виктор в сопровождении Джудо, не торопясь и даже чуточку припадая на левую ногу, направлял стопы в нашу сторону. Справа что-то ощутимо екнуло - это, не выдержав напряжения минуты, всем своим прекрасным телом содрогнулась моя горячая кровинушка-Лю. Убью гада!

- Привет всей честной компании,- Распорядитель Карнавала остановился рядом с Любовью и небрежно чмокнул ей ручку.- Здравствуй, Люба. Чем занимаемся? По-прежнему вермишель по ушам развешиваем? Не надоело? Вы ж, вроде, крутые, как яйца, испеченные на диске Амона, зачем же столько усилий - пусть бы все шло, как идет...

- Разве оно идет как-то иначе?- Николай недоуменно пожал плечами.- Ты делаешь что нравится, мы - что должны. Ладно-ладно, не затевай дискуссий, твои-то способности, в отличии от талантов нашего юного друга, превосходно известны всем, а нам-то и вовсе. Дай карты, у тебя ведь есть.

Джудо тихо и выразительно зарычал, однако рык его моментально сменился обиженным щенячьим визгом.

- Умолкни, псина!- послышался знакомый, утомительно-праведный голос.

- А ты попусту не лягайся, раб!- такой ненависти, какая была написана на лице Виктора, я не встречал, признаюсь, давненько.- Может, и меня попытаешься?

Длинные пальцы Михаила, неведомым способом вплотную подобравшегося к столу, свело в молотообразные кулачищи: - С наслаждением, о, драгоценнейший!- простонал он с неожиданным (для меня) сарказмом.- Давно мечтаю! Валяй, влепи щелбан Николаю, и я тебя вместе с псиной твоей в протон закатаю и в фотонную пыль п я т ь раз разотру! Да так разотру, что брызги по всем мирам рассеются!

- На скандал нарываешься, Майк!- тихо, на запредельных басах прорычал Распорядитель.- Я ведь к вам в гости не напрашивался - сами зазвали и набросились первыми. Попахивает провокацией, Майк, Старику не понравится. А без Старика, раб, ты против меня все равно, что дрозд против беркута.

- Может хватит дареным-то мериться?- послышался ехидный голос Ника, уже добрую минуту деликатно зевавшего в сгиб локтя.- Мишаня, уймись пожалуйста, а ты, Вики, отошли своего Гарма - его-то мы в гости не звали.

Повинуясь одному движению бровей, Джудо беспрекословно отчалил к парапету, улегся в тени, плотно смежив глаза и насторожив чуткие уши в нашу сторону. Противники, старательно отводя взгляды, сели за стол:

- Зачем тебе карты, Ник?- проворчал Виктор, презрительно скривив губы.- Неужто за старое принялся? Или очередную пакость против меня затеваешь?

- Душу у твоего подельника выиграть хочу!- Николай принял новехонькую колоду, протянутую Распорядителем, взглянул на изображения карт и, покрутив головой, выбросил Старшие Арканы. Продолговатые кусочки атласного картона молниеносно замелькали в коричневых старческих пальцах со вздутыми узлами суставов... Вот тебе и святоша, вот тебе и святой! Но если он думал, что я не просчитал расклад, то он сильно заблуждался в определении моих способностей.

- Куда лапы тянешь?- гаркнул он, демонстрируя ухватки заершенного уличного "кидалы".- Ставку давай!

- А во что играем?- я вынул из бумажника пару "баксов" и бросил их на столешницу.

- Да во что хошь. Любонька, дай-ка двадцатку.

- В "черного джека".

- Да хоть в "черного Вика"! Гоним три кона, банк забирает -

кто выиграл все три. Иначе расходимся к Б о г у, и при своих. Годится?

- Валяй,- я снимал колоду, твердо зная что мои будут при мне - есть у меня маленькая уловка, до сих пор приводившая в растерянность самых забубенных шулеров. Николай, ритуально похмыкивая в щетину под носом, кинул первую карту, при рассмотрении оказавшуюся королем.

- Еще?- полюбопытствовал, страшно скривив рожу от дыма, лезущего в глаза. Я, естественно, заказал еще. Снова выпал король, третьей картой, по всем законам, должна была лечь двойка, четвертой - девятка, потом опять "картинка"...

- Еще,- сказал я спокойно, обнаружив заветную двойку.

- Зачем тебе?- Николай недоуменно пожал плечами, но послушно выложил искомую девятку пик.

- Каждый работает, как умеет... дай-ка довесочек. Эх, блин, перебор!- не думаю, чтоб он решил будто прокинулся, но расклад я порушил ему кардинально. Точнее сказать, ко всем чертям. Костя-подавало откровенно похохатывал, прикрывая рот полотенцем, остальные хранили равнодушное молчание.

- Все жадничаешь, сынок,- осуждающе молвил Николай, снимая, то есть перекладывая нижнюю карту на верх колоды,- Думаешь, небось, будто выигрывает тот, у кого больше. На самом деле в победителях ходят лишь те, кому хватает...- с этими словами он кинул мне девятку и даму.- Там у меня две семерки, малыш, можешь поверить на слово, а третья - вот она, давно перед тобой.

Ну, аферист! А еще в шляпе! Я не верил собственным глазам - когда успел при завернутых до локтей рукавах?!

- Сдавай по-новой, ваше превосходительство...

- Ваша святость,- мимоходом поправил меня банкомет, отслюнявив мне одну за другой четыре туза, четверку, шестерку... и, конечно, десятку, с издевательской любезностью приговаривая при этом.- Мы люди не гордые, сдадим, гордость, она, знаешь ли, грех смертный... даже бессмертным. Вик, а слабо, небось, тебе против меня? Слабо?

- Да на что ты мне? О р д е н, разве, попробовать заработать?! Что-нибудь вроде "Ника-терпильца Первой ступени",- отмахнулся Распорядитель, смачно сплюнув в направлении Михаила.- Настоящей ставки от тебя вовек не дождешься, а по мелочи - скучно до тошнотиков.

- Хандришь, братец,- ласково попенял ему Николай.

- Кто-кто?- левая бровь Распорядителя высоко, с картинной брезгливостью приподнялась над тяжелым веком. Ей-Богу, я предпочел бы оказаться по уши в выгребной яме, чем лицезреть подобное оскорбление - если б оно предназначалось мне, разумеется,- Нашелся родственничек: ни рыба, ни мясо,- Виктор оскалил острые зубы в недобром смешке,- точнее сказать: то - одно, то - другое!

- Жил в нашем квартале, еще в Салониках, спархий Пелиас,- тасуя карты, мирно ответил Ник.- Красавец мужчина - высокий, стройный, точно персидский скакун, силищи немеренной. Голос необыкновенный имел - бархатный баритон, от звука которого даже гетеры впадали в наркотическое оцепенение, да-с. У кесаря-басилевса, вестимо, ходил в большой чести... И был у этого невероятного парня младший братишка - урод уродом: сидит, бывало, целыми днями во дворе, в тенечке, левой рукой - у него на ней всего два пальца имелось - тараканов отлавливает, а правой - четырехпалой - лапки им обрывает... Единственное развлечение для убогого... вместо ног - обрубки, глух - как булыжник и дальше вытянутой руки не видел ни лешего; нечем больше малому заняться...

- Надоел ты мне со своими братцами-недоумками!- огрызнулся Вик, щелчком сшибая со стола притомившуюся пчелу.- Что ставить думаешь? На всякую дрянь играть не буду, заинтересуй сперва.

Неохотная, медленная, точно черепаха, усмешка вползла на морщинистое лицо Николая:

- Если выиграю или вничью разойдемся, оболтусов этих,- он кивнул на нас с Лю,- без последнего испытания отпустишь? Прямо сейчас?

- Это дело н у ж д а е т с я в серьезном рассмотрении. В смысле, смотря что противопоставишь. Лорд Кристиан у нас - не последний, далеко не последний, можно сказать - первее самых шустрых, а Людочка...

Так бы и врезал чучелу промеж ушей! Жалко - Лю перехватила не вовремя, я б ему показал "из откуда у верблюда дым идет"! Вместо этого пришлось удовлетвориться очередной порцией никотина. Но когда я услышал встречное предложение Ника, мне на миг показалось, что солнце затрещало чадящей свечой и вот-вот погаснет. Или просто обрушится нам на голову.

- Не понял...- встрепенулся Распорядитель, обводя пронзительным оком всех присутствующих,- ... может ослышался? А, ну, повтори, коли не шутишь!

- Выиграешь подряд три кона - Люба тебе на столе канкан сбацает. В чем родилась,- старик безмятежно смотрел Виктору прямо в глаза, колода в его пальцах сухо пощелкивала, словно гибкий конец гремучего червяка.

- Не надо, отче!- это Лю не выдержала напряжения, охватишего застолье тугой удавкой хронического суицида.- Вик выиграет, можешь мне поверить! Он выиграет у тебя хоть три, хоть тридцать три раза кряду! Оле, скажи ему!

- И вправду, отец, мы не заслуживаем таких жертв,- промямлил я, растерявшись донельзя: мне такой вопрос даже обсуждать было противно. Люба - на столе, в роли завзятой потаскушки... бр-р-р... После такого конским скребком под крутым кипятком две недели отшкрябываться, если повезет!

Но Николай к нашим доводам остался глух, точно тетерев на току, а Любовь не проявила и тени беспокойства. Они сидели рядышком, плечом к плечу, и холеная рука Любови машинально теребила седую щетину на затылке вздорного

своего муженька, на прекрасном лице обосновалась рассеянная улыбка. Казалось, она еще не поняла, что именно поставлено на карту.

- Чудится подвох моему в ы с о к о м у а в т о р и т е т у,- задумчиво проворчал Распорядитель, с сомненьем взирая на вызывающее спокойствие визави.- Уж не замыслил ли ты объегорить своего давнего знакомца, Ник?

- Разумеется, вражище, разумеется,- старик по-прежнему изображал скользкого, как гололед, уличного "каталу", но из-под этой весьма достоверной маски просачивался наружу, подспудно выползал совершенно другой Ник, какого нам с Лю видеть еще не доводилось: суровый старец, величественный, точно сказочный император. Боже мой, и этому человеку я собирался набить лицо! Да сияние, исходящее от него, сожгло бы в пепел полторы дюжины кристианов!- Впрочем, пусть это не беспокоит тебя, Вики: ты уже попался. Ведь ты не отступишь, когда я - Николай - бросаю тебе открытый вызов, правда, Вик? Нет, не отступишь! И будешь играть на победу - ты же не умеешь проигрывать. Но в одном можешь быть уверен, князь, Любовь выполнит обещанное, как только ты этого пожелаешь. Это мы гарантируем. Довольно тебе?

Темное пламя струилось из пустых зрачков Распорядителя, он надменно выпрямился, грозно расправляя широкие массивные плечи, и ослепительный день померк в наших глазах:

- Сдавай, раб!- прозвучало, словно "сдавайся"

Мы сидели ни живы - ни мертвы, надежда утекала из наших сердец карта за картой. Трижды брался старик Николай за раскладку колоды, но трижды ложились на стол перед Распорядителем три старшие карты, и мы проиграли вчистую, по всем статьям...

- Я думаю, тебе нужно чаще тренироваться, Ник,- с ханжеским сочувствием прокомментировал результат наш

надменный Распорядитель.- Со временем, возможно, из тебя выйдет недурственный крупье в каком-нибудь монакском шалмане, но пока не по себе партнера заказываешь, малыш! Эх, Любаша! Ведь предупреждал же тебя не ж е л а т ь невозможного - с какими ничтожествами судьбу связала...- его глаза с недоумением и печалью обратились к спутнице Николая.- Любить надо сильных и гордых, а не всех подряд!

- Я на судьбу не жалуюсь, Вики,- Люба обвила шею супруга полной золотистой рукой. Солнечный свет, пронзая полотно зонта, ласково путался в ее роскошных волосах... я невольно, наощупь, отыскал горячую ладошку Лю...- Любить сильных - это не для меня, да и где их найти-то! Уж не ты ли сильней меня, князь? Все вы убогие...

- Были когда-то!- поправил он резко.

- Да ну?!

Сейчас я не узнал и Любови. Она поднялась со стула, небрежно отбрасывая за спину водопад золотой своей гривы... ей достаточно было пошевелить не бровью даже, а одной из пушистых ресничек, и, не знаю как кто, а я бросился бы к ее ногам в то же мгновение - таким достоинством, такой всепоглощающей, всеодолевающей властью исполнился ее облик.

- Мы, кажется, кое-что должны тебе, Вик? Желаешь ли ты исполнения долга?- она смотрела на Распорядителя с холодным, изучающим интересом, словно вирусолог, столкнувшийся с любопытной мутацией исходного материала.- Я готова.

На Распорядителя было неловко глядеть, он помрачнел, будто туча, предвещающая зарождение тайфуна, и, в то же время, казался подавленным как восстание Спартака. Такого унижения, какое было написано на его лице, я не пожелал бы никому в целом мире.

- А я пока не готов,- вытолкнул он из себя через силу.

Сбоку донесся мощный вздох разочарования:

- Очень жаль!- проворчал Михаил.- Ты с этим не затягивай, ладно?

- Не нужно уподобляться Гарму, Миша,- укоризненно молвила Любовь, занимая свое привычное место.

Тягостное, б е з у л ы б к и, молчание, возникшее за столом, грозило затянуться навечно, первым пришел в себя Виктор:

- Ну и чего вы добились, по большому-то счету?- молвил он с обычной кривоватой усмешкой.- Двух посторонних людей подставили - и рады? Я ведь теперь с живых с них не слезу, можете гордиться! До встречи, Кристи! До встречи, Лю! Сбор, как обычно - в половине двенадцатого. Идем, Джудо!

Ой-ей! Что верно, то верно! Пришли за подмогой - получили по прянику! Вот и верь после этого людям... Моя Людмилка совсем расклеилась, не придерживай я ее за плечи, на асфальт бы сползла.

- Что же нам делать теперь?- жалко заглядывая в глаза всем по очереди, лепетала она.- Что нам делать?

- Идти на сбор, что же еще?!- героически заявил Михаил, выпячивая грудь и без того выпуклую, точно барабан.- И когда настанет последний час, бросить гаду отвратное "фе"! А если закочевряжит...

- Ни слова больше!- послышался резкий окрик святого.- Ни звука!

Он повернулся ко мне и впился в глаза взглядом, от которого мой внутренний перестраховщик съежился и в страхе засучил всеми конечностями (если они у него имелись конечно):

- Это только Ник Весельчак бросает спасительный трос прямо в руки! Настоящее спасение требует и настоящего риска, сынок. Риска и веры в то, что хуже, чем сейчас, уже не будет. Сражайся и помни - иной раз победа заключается в достойном проигрыше, в отказе от взятия очередной высоты. Не всегда побеждает тот, кто выигрывает. Иди, малыш, иди - тебе думать и принимать решение, мы за тебя этого сделать не можем, не имеем права. Человек свободен изначально, и никто не смеет навязываеть ему свою волю, даже Р ы ц а р и, даже Бог.

- Бог в особенности,- печально подтвердила Любовь.

Одиннадцать вечера, пора бы готовиться к выходу... Лю, выплакавшись, спала у стенки, с головой завернувшись в простыню. Я сидел за пиалой крепкого чая и радовался тому, что, благодаря прекрасной вентиляции, дым от двух дюжин выкуренных сигарет улетучился практически полностью. Все равно других причин для радости у меня не было... чья воля правит на Карнавале - на этот вопрос мы так и не сумели добиться ответа. По всему выходило, что здесь какой-то сговор: вон как завелся старина Николай, стоило Михаилу чуть заикнуться. Неужто Распорядитель настолько силен? Или... Или - что? Ничего не получается!

Ладно, призовем на подмогу старика Лобачевского, и попробуем поставить вопрос на ребро. Почему Николай не может помочь нам, а Виктор распоряжается запросто - это, допустим, ясно: мы приехали сюда, согласившись на условия, предъявленные Распорядителем. Вот, гадство!

Стоп! Никто не вправе навязывать человеку свою волю - так, кажется, сказано? Это мы позволяем диктовать условия, и неважно отчего: по причине собственной лености, жадности или из страха. Но когда нам ничего не нужно... и если нам ничего не нужно, кто и что может нам навязать, к чему принудить? Ох, Людмилочка-Лю, неподъемное горе и счастье мое - ты мне нужна, ты! Что же мне делать, Господи?!

- Что решил?- внезапно донеслось из постели.

Она смотрела на меня, словно юнга на старого океанского волка: тайфунами битого, штилями мореного, тасканого всеми морскими теченьями, и при том уверенно держащегося на плаву. Ее глаза слегка припухли от слез и предзакатного сна, но ослепительно сияли надеждой и верой, а еще Любовью. И сама она была прекрасна, точно Любовь.

- Не знаю, понравится ли э т о тебе...

- А не все ли равно? Я - как ты, я устала жить в одиночку, Оле!- она поднялась, села за стол напротив меня, отломила кусочек от шоколадной плитки, подула на кипяченую воду... Это движение решило все: веселая ярость всклокотала во мне, единым махом сметя последние крохи сомнений.

- Ну, тогда держись, моя хорошая! Жизнь - только форма существования, и я намерен наполнить ее содержанием!

В холле ротонды нас ожидал неприятный сюрприз - угольно-черный "друг человека", неподвижно лежавший у ограды фонтана, грузно поднялся и двинулся следом. Да, темных сторон у жизни, видать, не так-то и много - всего четыре...

- Чего ты за нами таскаешься, сукин сын?!- сегодня он был мне даже симпатичен отчасти, что отнюдь не исключало готовности разодрать его чудный ротик от живота до загривка - если потребуется. Лю заботливо поправила на хорошеньком своем плечике модную сумочку, удивительно похожую на ягдташ, и выдала убийственную реплику:

- Он у блюда родился - у таких матерей не бывает: распоследняя сучка скорей при родах подохнет, чем такого на свет произведет.

На выходе нас встретил один из лакеев Распорядителя - франтоватый хлыщ в костюме "Мистера Икса".

- Позвольте проводить?- вкрадчиво осведомилось это чучело.- Вы несколько припозднились, собранье в тревоге.

- Высокому собранью пора бы привыкнуть, что первые вовремя не приходят,- я с удовольствием пнул его в место, где спина называется уже по другому, оно освобожденно хихикнуло и прибавило ходу.

Сегодня путь наш лежал в сторону моря, и это показалось

мне добрым знаком: в королевстве кривых зеркал тому хорошо, у кого рожа крива, а в море лишь небо смотрится. Я не обращал внимания на роскошь окружающей обстановки - это так естественно, к о г д а на самую широкую ногу живет самый узкий круг. Природе, видать, противно лишь то, что в нем очутились я и моя ненаглядная Лю. Ничего, нет круга, который я не разорвал бы, если рядом - Людмила, а в сердце - Любовь!

Узкий зев привратной башни вывел нас на мраморный пирс, к которому была пришвартована прогулочная яхта. Не самых впечатляющих размеров, но сказочной красоты. Казалось, что с такими пропорциями она способна ходить не только по морю, но и по волнам эфира - до того легки и утонченны были ее обводы, до того воздушен был ее силуэт. "Run on a rope1 " - гласила фосфорическая надпись на баке судна...

- Правильней было бы: "Run on blade Love2 ",- сказал я Виктору, стоящему у фальшборта рядом с трапом.- Вечно тебя на фальшивки тянет - за что ни возьмешься.

- Что мне мешает считать тебя по-настоящему мудрым, так это то, что язык за зубами не умеешь держать, а ведь он у тебя без костей и отрезать его проще простого,- Виктор смотрел мимо меня, и от того угроза ощущалась еще острее.- Что-то больно ты разболтался, лорд Торопыга - думаешь, небось, будто Ник тебе поможет? Зря.

- Вот и поговорили!- хохотнула Лю, взирая на Распорядителя с иронической неприязнью.- Умеешь ты человеку настроение поднять, Вик, этого у тебя не отнимешь.

- Хорошо смеется тот, кто смеется последним...- уклончиво пообещал Устроитель и подал знак отдавать концы. Но моя

куколка сегодня была настроена на удивление по-боевому:

- Я бы рада - последней,- хладнокровно заявила она, разворачивая грозного "Мефистофеля" за лацкан куртки лицом к себе,- но я ведь не жираф, до меня доходит быстрее. А ну, угадай - что забавней лилипута на корточках?

- Полагаю, что гулливер на цыпочках,- отозвался Виктор, аккуратно высвободившись из пальцев моей храброй девчонки.- Уймись, гусыня, не то велю за борт выбросить. Одну, но с сумкой. С сумкой! Усвоила?

В жизни не видел, о д н а к о, такого стремительного успокоения - спустя секунду перед нами явилось самое робкое существо на свете, испуганно вцепившееся в мой локоть, чтобы не упасть тут же, на месте. Я понимал, что не все здесь так просто, но меня больно царапнуло пренебрежение, проявленное Устроителем. Спустить такое хамство я не мог, не имел права:

- Ты поменьше бы власть отстаивал, Вик,- сказал я, чуть выступая вперед,- неровен час - в осадок выпадет! Никого ты не выкинешь, разве что псину свою. До мудреца разумеется мне далеко, но даже я в состоянии освоить такую простую мысль, что кукловод повязан с марионеткой одним шнуром!

- Это ты метко подметил, Кристи!- Устроитель по-прежнему избегал смотреть мне в глаза.- Я бы уточнил лишь, что Ньютоны созревают по осени, а кристианы - круглый год.

- В Ивановы дни. Можешь мне поверить, Виктор - кристианы умнеют в Ивановы дни.

- Ладно, умник! Разговоры говорить - это к Нику, погляжу как вести себя будешь. И не дай тебе Бог - Джудо, заткнись! - сплоховать хотя бы в самой малости!- повернулся и зашагал в сторону рубки.

Я посмотрел ему вслед и обернулся к Лю, она стояла ни

жива, ни мертва:

- Откуда он знает про то, что у меня в сумке?- вымолвила она, едва шевеля губами.- Ну скажи мне, откуда?

- Глупая ты у меня, Лю!- я обнял ее и прижал покрепче, сердце у нее колотилось, как у загнанного спринтера, лицо горело, точно в лихорадке.- Усвой навсегда: Устроителю известно все, что говорится и делается. Чего он не умеет, так это читать мысли. Это под силу только Господу Богу, да тем, кто любит вроде нас. Пободаемся?

Она закивала с такой энергией что я испугался - как бы голова не оторвалась. Потом широким, с в о б о д н ы м движением расстегнула "молнию" сумки:

- Переобуйся,- и подала мне старые мои туфли, заботливо очищенные от грязи и надраенные кремом до лунного блеска. И когда успела-то, интересно бы знать! Минуту спустя, фирменная обутка Карнавала полетела за борт с веселеньким плеском, туда же отправились золотые слитки, полученные мною в последние дни - я последовательно избавился от всего, что связывало меня с Распорядителем - в том числе и от подписанного контракта на повесть. Если уж рвать, так рвать с треском! Терпеть не могу осторожненьких, с оглядкой, оставляющих за собой подлую неопределенность ради возможного движения вспять! Пер аспера ад баста! Будем бодаться, а там увидим у кого лоб дубовей!

Мы стояли, обнявшись, у самого бушприта. Яхта неслась по лунной дорожке, точно гончая по следу жертвы охотника, рассекая величавые волны раскаленной бритвой форштевня.

Приблизительно к половине первого слева по носу судна показалась темная громада острова, кое-как освещенного двойной ниткой огней, ведущих от самого берега куда-то вглубь суши. Яхта летела к нему напрямик с гибельной скоростью стрелы, выпущенной из тугого монгольского лука. Дурманящее тепло нагретой зелени и мокрого песка на ходу подминало под себя свежее дыхание матери-моря. А тут еще эта луна - солнце для "жмуриков"! В ее гнилостном желтушном свете даже прекрасные черты моей возлюбленной Лю гляделись маской из анатомического театра. Боюсь и представить как выглядел при этом мой собственный фэйс...

В лагуне, куда мы прискакали в финишном спурте, яхта развернулась и припечаталась бортом к идеальной плоскости причальной стенки. Двое лакеев сноровисто приняли причальный конец, подали сходни к борту. Спустя секунду позади нас послышался тупой скрежет когтей и хриплое дыхание Джудо... Все понятно, я о б н я л любимую в последний раз, и мы направились к сходням.

Причал освещен был до чрезвычайности скупо, редкие кубики подвесных фонарей не могли рассеять царствующую тьму, кроме того среди светильников преобладали цвета крайних позиций радужного спектра, что мало способствовало просветлению окружающей нас обстановки. Лакеи при ближайшем рассмотрении оказались настоящими гигантами, когда они обступили нас по бокам, меня обуяло жгучее желание привязать к ступням табуреты - так унизительно было выглядеть лилипутом в глазах любимой!

- Вот это эскорт!- наклонившись к самому моему уху, с гордостью прошептала Лю.- Неужели мы и впрямь такие страшные? Здорово...

Мы шли впереди всех, даже Распорядитель плелся у нас в хвосте. Справа и слева путь обозначался и корректировался цепочками фонарей, под ногами гулко звучали каменные панели, кое-где проросшие колючей травой - наверное она пробивалась в стыках плит. Впереди царила полная мгла, позади - псовая свора Маскарада... Скудный выбор, мамма миа! Я поднял голову к звездному куполу... грозовые тучи затянули высь плотной завесью, сквозь которую совершенно случайно вымигивались лучики от далеких космических светильников. "В коридорах меж мирами тени серые скользят,"- вдруг вспомнилось мне из немеренной дали прошлой жизни. Уж не про нас ли писано? Как там еще было? "И никто не примет жертвы одинокого героя?.." Нет - не про нас! Это они одиноки, а мы - вдвоем! Я покрепче обнял Лю, она прислонилась ко мне головой...

От причала дорога все время спускалась вниз, вокруг - какие-то кусты с цветами, издающими вязкий аромат. Душно, сладко и все время вниз; я начал опасаться, что меня стошнит, а то и вовсе вывернет наизнанку. Под "ложечкой" поселилась тупая гнетущая тягость. На плечи будто штангу забросили. И ни единого ветерка в э т о й т о ч к е, даже намека!

На самом исходе терпения предстало нечто, напоминающее завиток спирали, вырастающий из земли на высоту сажени. В торце этого недоразумения виднелся серый сумрак входа...

- Торопишься к финишу?- послышался за спиной ледяной голос Виктора, в котором при всем желании нельзя было уловить и крошки его саркастического юморка.- Посторонись до времени: хозяину надо быть впереди, а хозяин здесь я!

- С утра ты значился только распорядителем,- напомнила Лю.

- Сейчас ночь, детка!- прозвучало в ответ.- В ночи я хозяин, как бы ни называли меня другие, как бы ни называл я себя при других. Посторонись!

Он втиснулся в двери, цепляясь плечами за косяки, и принялся исчезать: сначала по икры, потом по колени...

- Будь осторожна, малышка,- предупредил я свою половинку-Лю, следуя за Виктором.- Когда опускаешься вниз, нужно быть все время настороже.

- Кто бы говорил!- донеслось со стороны Распорядителя.

Ступени крутые, ощущенье такое, будто падаешь на каждом шагу, причем безвозвратно; и темно, как у негра... Впереди невнятно смердел Распорядитель, сзади благоухала Лю, придерживаясь ладонями за мои плечи, по бокам - холодные скользкие камни стен. Полная неизвестность грядущего оплетала колени воровской удавкой, невидимой, но тугой. Мне долго приходилось отвечать лишь за себя, видимо поэтому груз ответственности, взваленный ныне, и казался мне столь тягостным.

Виктор внезапно остановился и повернул налево... Моему

взору представилось громадное пространство подземного зала, вымощенного плоскими плитами белоснежного мрамора. Чадящие факелы, закрепленные в черных чашах вдоль стен, испускали странный багровый свет, оставляя в полутьме самую середину зала. Н а с к о л ь к о м о ж н о с е б е п р е д с т а в и т ь, сделано это было преднамеренно, потому, что в центре катакомбы в самом темном месте чернел вертикально установленный столб с перекладиной.

Мы подошли ближе, и я увидел человеческое изображение на полу у основания столба: бородатый мужчина средних лет в хитоне, лежащий навзничь с раскинутыми руками.

- Ну и вот, дорогие, мы подошли к завершению конкурса испытаний,- Виктор оперся ладонью о столб, обежал взглядом нашу компанию, выстроившуюся реденьким полукругом.- Вы ожидали, я знаю, всевозможных каверз с моей стороны, а я гораздо лучше, чем ваше мнение о моей персоне. В поисках могущества и долгой жизни вы готовы были пожертвовать всем, что вам мило и дорого. Я пошел навстречу: вот обычное распятие. Чтобы возродиться к новой жизни, любому из вас достаточно быть распятым и умереть на нем. Однако, прекрасно зная что таких среди вас не найдется, я снизил требования сверх всяких пределов. Я разрешил замену: мои парни отловили бомжа, на которого вы сможете перевести свои неприятные обязанности, но сделать это требуется с соблюдением определенных формальностей. Они довольно просты - нужно встать на изображение вашего предшественника и указать пальцем на "козла отпущения" с сакраментальным - "Распни его". Вперед, Кристиан!

- Я отказываюсь от твоего подарка,- ответил я.

- Поздно, малыш!- он усмехнулся мне в лицо.- На переправе...

- А мне плевать на твои правила, я намерен играть по своим. И для начала, я сорву с тебя маску, Лжец!

Прежде чем стражи успели понять значение слов, я шагнул

к Виктору и рванул его маску снизу. Ледяной ураган пронесся по залу, растрепав факельные огни, ледяными статуями застыли все - на месте маски возник бесформенный сгусток непроницаемой тьмы.

- Ну, и что дальше?- издевательски мяукнула Тьма..."

На этом месте Рукопись закончилась. Честно говоря, от Вальки я ожидал гораздо большего, он изрядно обманул мои надежды. Стоило ли рисковать ради простого... Ах-х!

Мне казалось, что я давно готов к этому, но когда сумрак, таившийся в углах комнаты, под аккомпанимент чудовищного громового раската, одним неуловимым движением собрался в два силуэта, меня как будто пружиной выбросило из кресла.

- Мы ведь, кажется, договаривались...- глубокий звучный голос, исходивший из беспросветной черноты сгустка, вытянутого по вертикали, пронзительной болью отдавался у меня в висках, вызывал гнусную вибрацию в позвоночнике.- И ты поклялся никогда в жизни не прибегать к помощи истинных средств.

Пока оно изощрялось в красноречии, я отчасти сумел вернуть себе небольшую долю уверенности.

- Договор был двусторонним, Лжец. Ты, в свою очередь, обещал не спускать на меня свою мерзкую свору. Ну не могу же я призывать архангела на всякую мелочевку, вроде мокряка или Повелителя Зазеркалья?

- И не пришлось бы никого звать, если б ты не принялся за рукопись, тебя ведь предупредили о чем тут речь, не так ли?

Они надвигались на меня с обеих сторон. Неторопливо, с наглой уверенностью в своей правоте и неуязвимости. На мгновение паника охватила все мое существо, проникла в каждую клеточку до мельчайшего атома крови и плоти, до

последнего эона души. Но уж больно самоуверены, гады! И почему ж они столько медлили, подсылая разный второстепенный сброд?

- Поспешаете против всякого правила,- оповестил я то, что было вытянуто снизу вверх.- Видать, боитесь чего-то. А? Валентин сроду не занимался истинными средствами, и я поначалу решил, что это всего лишь разглагольствования беспочвенного фантазера, а после...

- Меня не интересуют твои увертки, малыш,- пробасила вертикальная тьма.

- Ты называешь это увертками?- я выдавил из себя натужный смешок. Нет, я не расчитывал обмануть им Лжеца, его обманешь - как же! Просто себя хотел подбодрить и дать понять этой мрази, что на испуг ей меня не взять, не взять!- Лично я сильно подозреваю что ты разыграл свою любимую карту, господин Провокатор! Да что там - подозреваю - уверен на "сто пятьдесят"!

- Подозревай, что заблагорассудится, червячок,- пропела мгла,- этого тебе никто не запрещает. Только вот поможет ли?!

- Спасибо за разрешение, Князь, оно означает, что моя совесть чиста, что я невиновен. А потому... ко мне, небесный воитель, мне так нужна твоя помощь, Архангел!

Ослепительное сияние вспыхнуло меж космами тьмы, огромные белые крылья распахнулись от стены до стены, царапая штукатурку острыми перьями. В сине-стальных глазах Михаила ясно читались глубокое удовлетворение и нетерпеливая готовность к началу дела.

- Давно бы так,- промолвил он, отвешивая сочного пинка горизонтальному сгустку темени.- Брысь на место, животное! Концерт окончен, посторонних прошу освободить помещение. Я что, неясно выражаюсь?!- он поудобнее перехватил рукоять пламенеющего скрамасакса.- Могу подоступнее.

- Какие мы храбрые,- проворчал Князь, растворяясь в сиянии крыльев.- Ничего, еще встретимся!

- Привет семье,- напутствовал его Архангел, складывая

крылья и рассеивая свое смертоносное оружие в волнах первозданного эфира.- Чаем не угостишь?

Я выбрался из кресла, в которое уронили мое тело ноги, враз обмякшие с появлением Михаила - они и сейчас подгибались на каждом шагу, хотя опасность полностью миновала.

- Тебе с сахаром?- спросил, запоздало ощущая мелкое подрагивание голоса.

- С вареньем. Твоя половина, вишневое готовит просто божественно, давно собирался попробовать, да все как-то недосуг, знаешь ли... Сильно перетрусил?

- А как сам полагаешь?- я поставил вазочку с вареньем на письменный стол.

- Шутишь? Откуда мне знать что такое страх?! Я же Архангел, мне бояться нечего, да и некого.

- А гнева Господня?- я смотрел как он, не присаживаясь, орудует ложечкой, ловко выуживая из вазочки ягоды и глотая их вместе с косточками.- Смотри не подавись.

- Тебе что - варенья жалко?- хмыкнул Михаил.- Кстати: чай уже подогрелся, еще минута - и переспеет, тащи скорее.

Я налил ему в гостевую чашку до самого верху: с юмором у моего защитника было негусто, вдруг и вправду решит, будто жадничаю. Он подхватил посудинку, оставив вазочку висеть в воздухе на уровне пояса, зажмурясь, отхлебнул глоток...

- Ты нашего старика с Сатаной не путай,- сказал, вновь принимаясь за вишню.- Гневаться - не в его характере, он у нас всеблагой.

- Не смею сомневаться.

- А ты смей, от нас не убудет,- он вкусно причмокнул и слизнул каплю варенья с указательного пальца.- Мы никого не пугаем и никого не наказываем. Если человек ведет себя, как негодяй, мы и предоставляем ему возможность пообщаться с такими же мерзавцами. Причем никому не

воспрещено вернуться в порядочную компанию; было бы желание. Ты бы, действительно, выкинул весь этот хлам на помойку, от греха подальше... на фига он тебе?

- Как память держу,- я принял опустевшую посуду,- еще будешь?

- С удовольствием бы, да времени нет. Жене привет передавай, скажи, чтоб на картошку поменьше нажимала - у нее какие-то изменения в желудке, затруднения с переработкой крахмала. Сахар на варенье покупать станете - берите в "Троне": им на днях с Украины привезут, не прогадаете. Ладно, бывай здоров! Если что, не стесняйся, зови - мне нетрудно.

Сиянье исчезло столь же внезапно, как и возникло, оставив в напоминание удивительно яркие огоньки на кончиках свеч. Воздух в комнате сделался свеж и сух, от сырости, царившей здесь еще четверть часа назад, и следа не осталось. Я подошел к окну и раскрыл створки форточек... Гроза удалялась к Закату, погромыхивая уже где-то за городом, ароматы влажной травы и цветущих кустов хлынули в квартиру сплошным потоком, лунный свет плясал и дробился на мокром асфальте, словно кардебалет в постановке "продвинутого" режиссера.

За спиной вспыхнуло зеленое мерцание настольной лампы. Закурив на ходу, я бухнулся в кресло и, пока огонек сигареты не обжег пальцы, сидел в нем, не раскрывая глаз. Картины, нарисованные в рукописи Валентина, мельтешили перед моим мысленным взором, перемежаясь сегодняшними событиями в хаотичном порядке господина Броуна. Теперь все сделалось более или менее понятным - Вальку просто подставили, использовали в качестве скрытого фактора. Тревога медленно оставляла воробьиное мое сердце, все не верилось, что опасаться нечего. По крайней мере, пока. Да-а, прошлое недаром сравнивают с каторжной колодкой - волочить тяжко, в ногах путается, а стряхнуть нельзя...

Утро застало меня спящим на диване поверх покрывала: сил на избавление от одежд, видать, не осталось, я даже не помнил, как лег. Ощущение было такое, будто тело мое пропустили через мясорубку, а полученный фарш тщательно перемешали с порошком жгучего перца. Кое-как вскипятил чайник, выпил две чашки растворимого кофе, посуду свалил в кухонную раковину, с отвращением выскоблил подбородок электрической бритвой... На работу идти не хотелось, не хотелось встречаться с кем бы то ни было, а уж с Валькой - и вовсе.

Редактор перехватил меня в коридоре и лично препроводил в собственный кабинет. Следующие сорок минут были посвящены подробнейшему разбору вчерашнего инцедента с уклоном в сторону взаимных уступок. "Возможно, я и был излишне резок,- так завершил мой начальник нашу беседу, выпроваживая меня в приемную,- но орать на редактора все равно нехорошо, неприлично. Надо же и субординацию соблюдать. Какую-никакую." Я пообещал впредь вести себя посдерженней и стрельнул у него сто рублей до зарплаты.

Еще у дверей своего рабочего помещения услышал перезвон телефона... Интересно, кому это я понадобился в такую рань? Когда надо - никого не достанешь, а тут - здрасте-пожалста!

- Привет, старик!- настороженно молвил Валентин, восседающий на краешке стола.- С трудовой дисциплиной у вас, я гляжу, не жирно. Где такого начальника себе раздобыли? Курить будешь?

- Твои не буду,- после нынешней ночи очень хотелось чего-то покрепче вирджинского "слабосила".- Трубку не снимал?

- Разве б я посмел?!- он ухмыльнулся, стараясь держаться раскованно и непринужденно, но в глазах так и сквозило жадное нетерпение, смешанное с робостью и надеждой.- Ну, как оно? Не уснул пока ознакамливался?

- Не уснул. Но я по-прежнему не понимаю зачем все это. У

тебя есть свой путь, своя тема... А мистика очень опасная

сфера, старик. Послушай доброго совета... У тебя сейф есть?

- Куда ж нашему брату без сейфа? Год назад поставил.

- Запри в него свою папочку и обложи кирпичом в два ряда, ключ выбрось. А потом поменяй квартиру, или, еще лучше, переедь в другой город.

- Что - настолько хороша?

- Хуже, старик - она правдива. Этого не прощают. Кстати, откуда такое знание дела? Ты никогда подобным не занимался, между тем, судя по ряду особых терминов, создатель Кристиана в курсе самых серьезных вещей.

- Ты ведь знаешь как причудлива бывает, порой, голая фантазия,- Валентин нервно хохотнул и неопределенно помахал в воздухе сигаретой,- пишешь "с потолка", а попадаешь в "десятку".

- Не так часто, как того бы хотелось,- уточнил я, глядя ему прямо в глаза.- Совпадений чересчур много. Чересчур.

- Ладно!- он раздавил "мальборину" о дно пепельницы, резким движением отряхнул рукав пиджака от следов пепла.- Я использовал в работе чужие дневниковые записи.

- Кто он? Как звать?

- Понятия не имею, рукопись попала мне через вторые руки: ее принес тип, выведенный в ней под прозвищем Крот, но он отрицает свое авторство. Утверждает, будто автор погиб.

Ах, даже вот как! Чем дальше, тем страшнее!

- Похорони ее. Нас обоих хотят подставить, но влетишь один ты. Тебе это надо?

- Шутишь? Повесть вызовет настоящий бум, мое имя окажется в центре внимания минимум на полгода. Такой шанс не могу упустить даже я. Деньги лишними не бывают.

- Используя твои же слова, напомню, что выигрывают лишь те, кому хватает.

- Они не мои, старик, они принадлежат Николаю. Не путай автора с персонажем. И от этой повести я не отступлюсь!

- Я дал тебе добрый совет, старина, теперь он твой - можешь

делать с ним все, что заблагорассудится.

- Бывай здоров, старик!- Валентин спрыгнул со стола, хлопнул ладонью о подставленную руку и, прихватив папку, направился к выходу.- Приятно было встретиться, знаешь ли.

- Взаимно. Ответь на последний вопрос, ежели не секрет: как ты намерен закончить эту историю?

- А сам-то как полагаешь?- спросил он в ответ, на мгновение обернувшись, и вышел вон.

Через минуту где-то за внешней стеной мягко, на инфразвуковой волне, взвыл мощный автомобильный мотор. И я понял, что Вальку не увижу уже никогда. Он вылетел из моей жизни, будто куммулятивный снаряд из гаубичного ствола: они не возвращаются, поскольку сгорают в пепел (в любом случае). А все-таки любопытно как он закончит свой "Маскарад". Чем?

Просьба к редактору и человеку, разрабатывающему макет и верстку. Каждый из "дней" рукописи, разбираемой главным героем романа, имеет определенное число страниц (в каждом свое собственное). За исключением "Дня Первого", где допущен разрыв текста, страница рукописи соответствует компьтерной странице (36 строк). Было бы крайне целесообразно иметь это в виду, и сохранить подобный порядок вне зависимости от способа верстки: либо печатать страница в страницу, либо начало новой страницы отмечать порядковой цифрой (внутри каждого "дня"), в том числе и страницы, начинающиеся с середины фразы. Слова, набранные вразбивку, и предшествующие им, огромная просьба оставить без каких бы то ни было изменений. И последнее: нижеследующую страницу, являющуююся истинным завершением романа, очень полезно было бы отпечатать на обороте последней, незавершенной. А. Колосов (с уважением и благодарностью)

Заливистая трель телефона отвлекла меня от невеселых мыслей, я снял трубку, и в мое ухо ворвался бесконечно милый (и далекий) голосок ненаглядной моей половинки:

- Куда ты запропастился? Куда? Я тут с ума схожу, второй час диск накручиваю, а тебя все нет и нет!

- А с чего вдруг такое беспокойство, малышка?- как можно беспечней пропел я в ответ.- У тебя все в порядке?

- У меня-то - да... Если исключить то, как вдруг сердце схватило. Вчера, где-то в половине восьмого.

- Подумаешь...- попытался вставить я.

- ... да не скажешь!- перебила она мои извороты.- Тут у нас такая гроза разыгралась, что - не приведи Господь! Куда ты опять вляпался, лох беспутный?! Снова за старое взялся?!

- Даже и не думал, дорогая...

- Ха, не думал он! Когда ты у меня думал, интересно бы знать! Я же сердцем чую! А ну, колись, вражина! Кто к тебе приперся на сей раз?

- Да так, приходил один... Варенье твое хвалил, рекомендовал картошкой не увлекаться... Я всегда подозревал, что он к тебе крайне неравнодушен.

- Понятненько!- она всхлипнула, но тут же взяла себя в руки и перешла в массированное наступление.- На чем тебя нынче подловили?

- На рукописи о "Маскараде". Да не трясись ты, как подловили, так и отвалили! Лю, пожалуйста! В твоем положении нельзя волноваться - тебе же всего месяц остался!

- Вот и не нервируй меня! Стоит на пару дней отлучиться, как Кристиан из тебя опять наружу лезет! Жди завтра, Оле! Приеду, а там - пусть будет, что будет. Врозь нам - нельзя!

Вот глупая! Я откинулся на спинку стула, улыбаясь во весь рот - я ведь и вправду соскучился, как ненормальный. Перед приездом Лю все отступило на второй план: и городские новости, и посещение Виктора... Сегодня мне было глубоко наплевать и на то, как именно будет закончена М о я вновь обретенная и дважды потерянная незавершенная рукопись.

Комментарии: 6, последний от 31/08/2012. © Copyright Колосов Александр Геральдович (alexander-geraldich@yandex.ru) Размещен: 28/12/2010, изменен: 04/06/2011. 388k. Статистика. Роман: Проза, Приключения, Мистика		Ваша оценка:
Аннотация: Роман, обернувшийся повестью на последней странице. Почему Бог терпит Сатану? Ответ - есть!

Колосов Александр Геральдович : другие произведения.

Хочешь, я спою тебе песенку ворона?