"Пляши от печки" значит, что всё начинается с печки. Это всегда было сакральное место. Жизнь начиналась и заканчивалась там: и мал, и стар к печке жались, а для хозяйки дома это вообще святилище - и белилась печь, и вычищалась, на поду хлеба пеклись, и каша со щами парилась.
А в наших многоэтажках? Ни красного угла, ни печки нет! И всё-таки - есть кухня, и есть плита, не все же, в самом деле, пиццу, да суши домой заказывают. Есть женщины, которые и пироги пекут, и щи-борщи варят - одно слово: хозяйки! Она была не такой уж фанатичной - готовила для семьи, когда с удовольствием, а когда и просто по инерции, семью-то надо накормить. Кухня была просторная и уютная - мягкий уголок, круглый стол и диванчик - это у окна, как маленькая столовая получалась, а сама кухонная мебель и холодильник с приходу находились. Кухня была не только её любимым местом, вся семья любила за круглым столом собраться, вместе поужинать, почаёвничать и просто поговорить.
С утра все уходили на работу, и она бывала дома одна: работала по вечерам. Как-то не спалось ночью, болело в груди, но утром всё же встала, приготовила обед и решила прилечь на диванчике: немного отдохнуть перед выходом из дома - кое-какие дела были до работы.
- Уже опаздываю! - укоряла она себя. Наспех оделась и побежала на остановку. Трамвай подошёл быстро, и она уже спокойно ехала по длинной Бухарестской, пересекая широкие проспекты и улицы, мимо университета Профсоюзов в сторону Волковой деревни. Пассажиров было немного, час пик прошёл, она сидела у окошка, слушала как по-русски, и по-английски объявляют остановки. Стучали колёса, открывались и закрывались двери, входили и выходили люди.
- Следующая остановка Государственный Университет Кино и Телевидения. Осторожно! Двери закрываются! The next stop is the State University of Films and Television. Be careful! The doors are closing! - Краем уха услышала она голос диктора и подумала, что до Тамбовской улицы, куда ей было надо, совсем недалеко осталось.
Он вошёл как раз на остановке института киноинженеров, так с молодости она этот университет нынешний помнила. Это был молодой интересный, красивый даже, мужчина в чёрном. Его волосы и глаза были тёмными тоже. Аккуратная бородка и усы усиливали благоприятное впечатление. Он стоял и не без пристрастия оглядывал пассажиров в вагоне.
- Пойдёмте со мной, я хочу сделать ваши фотографии, - неожиданно обратился он к ней.
Она с непониманием смотрела и не могла осознать, почему именно её он зовёт с собой. Какие фотографии, зачем? Но внутренне уже ощутила в себе готовность следовать за ним. Они вышли на следующей остановке, как раз в том месте, где транспорт ныряет под железнодорожный мост.
Идти с ним было легко и спокойно, росло только лёгкое недоумение: для чего ему нужны её фотографии. Они вошли в какое-то тёмное помещение, которое располагалось прямо в высокой насыпи железной дороги. Второй мужчина уже поджидал их там, он был представлен как помощник, при этом её новый знакомый обнимал её сзади за плечи так, как обнимает мужчина любимую женщину. Это было странно, но она не противилась этому, а только подчинялась его воле.
- Сейчас фотограф сделает снимки, это быстро, - проговорил он ей в ухо, прижимаясь щекой к её волосам.
А она пристально наблюдала за тем, кто бегал около треноги, на которой, как будто стоял допотопный фотоаппарат, снимающий на фотографические пластинки. Ей казалось, что этот помощник носит туфли на каблуках, так сильно раздавался звук от топота его ног. Вначале казалось, что он суетится, чтобы выставить свет для съёмки. И тут она явственно увидела, открытую заслонку печи, а совсем не фотокамеру. Пламя вырвалось и озарило на мгновение это странное помещение. Около печи расхаживало рогатое существо, оволошенное чёрной шерстью, копыта яростно стучали по полу, чёрный длинный хвост метнулся в сторону, и свиное рыло оскалилось и произнесло:
- Готово! Снял! Ехай себе дальше! Ехай дальше! Не задерживайся, дальше ехай!
И тут же руки молодого мужчины перестали обнимать её, она беспрепятственно вышла на улицу: все кругом заволокло каким-то дымом, она бежала к остановке и думала, что везде теперь опоздала. Она не видела в этом смоге идущих по улице машин, но точно знала, что их очень много, слышала шуршанье шин бесконечного потока. Очень, очень торопилась, смутно увидела приближающийся трамвай и ринулась навстречу. Она сама не понимала, как ей удалось перебежать дорогу, почему не сигналят машины, ведь она бросилась едва не под колёса. Одно вагонный трамвайчик старого образца остановился, она хотела встать на подножку, но какая-то женщина, которая тоже трамвай ожидала, закричала:
- Не садись! Там прачки едут! Нельзя!
Она соскочила, ругая себя, за то, что не поехала, ведь опаздывает же! Мельком взглянула в вагон, где безмолвно сидели, одетые во всё серое, обычные женщины, подумалось: все мы прачки по жизни. Посмотрела на пути и увидела, что трамвайчики идут один за другим и решила сесть на следующий.
- Не садись! Там путевые рабочие! Нельзя! - Опять закричала женщина.
Но она уже вскочила на подножку, и, понимая, что это специальный трамвай для рабочих, спросила, куда они едут. Все сидели молча, но каким-то образом она поняла, что трамвай следует до Техноложки. Это мне как раз по пути, сойду на Тамбовской, подумала она и успокоилась. Она так и осталась ехать, не заходя внутрь, это было интересно и волнующе, за всю свою жизнь она ни разу не каталась ни на колбасе, ни на подножке! Вагончик, покачиваясь, проехал Церковь Святого Иова, что на Волковском кладбище и, не повернув на Расстанную, каким- то странным образом поехал по Днепропетровской, пересёк Обводный и взял курс на Невскую Лавру.
- Куда мы едем? Сказали же на Техноложку! - Кричала она вагоновожатому, но тот не отвечал. И опять как-то внутренне она поняла, что вагон едет особенным путём в депо, что на Техноложке. Она не знала такого депо, но не спрыгнула - всё дело было в том, что она уже не торопилась. Ехать, держась за поручень, ей очень нравилось и вся эта ненужная суета, сомнительные, по важности, дела отступили, отъехали неведомо куда, отпустили её! Свежий воздух, подножка трамвая и абсолютная свобода кружили голову! Вагончик ехал по Лаврскому переулку, давно уже не было трамвайных путей, а он двигался мягко, как будто его железные колёса обулись в резину. Перед её взором проплывали знакомые могилы великих музыкантов, писателей, художников, зодчих и артистов. Она наслаждалась этой поездкой! Трамвай внезапно выехал на площадь Александра Невского и, невзирая на поток машин, покатил к мосту - перед ней открылась широкая Нева, район Охты на другом берегу, местечко Клочки, где Лавра основала когда-то Киновию. Каким-то образом сложились незатейливые стихи:
"Это храм, и кладбище и кров -
Киновия - последняя обитель стариков.
Монастырь их кормит и поит,
и они, по мере сил трудясь,
не напрасно хлеб насущный свой едят.
Здесь молитва, покаяние смиренье,
Бог дарует за раскаянье прощенье.
Отпускает все земные их грехи.
Тяжела от них вода реки Невы".
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, трамвайчик прошуршал по площади и въехал на Тележную улицу. Но нет, это была уже совсем не та знакомая улица, застроенная когда-то домами в стиле модерн, а живописный канал с заросшими травой берегами. Вагон ехал по неведомым рельсам под водой, но она так и не поднялась с подножки. Брызги и набегавшие волны замочили ей платье, но она не ощущала холода. От "Тележного канала" отходили другие каналы, и в одном она увидела гондольера и Венецианский мост Риальто. Другой канал разлился, как река и Пражский Карлов мост гордо соединял два берега. Третий канал был меньше, но то, что она увидела, поразило её - миниатюрный Тауэрский мост высился над водой, и вдруг за поворото - мост Пон-Нёф! Так это же Париж! Калейдоскопом неслись знакомые городские пейзажи Рима, Неаполя, Стокгольма... "Всё самое прекрасное вобрал в себя Санкт-Петербург. Вот живешь здесь и не знаешь до конца всю широту, глубину и безвременье города. Тут есть всё! Зачем я столько путешествовала, если только на одной только Тележной полмира находится?!" - Думала она, а трамвайчик мерно бороздил тёплый лазурный канал. Неведомой красоты лучи пронзали и искрили воду. На берегу на пыльной тропинке играли котята. Две серо-белые кошки сидели поодаль. Луч света упал на одного из котят, она узнала его, сильно обрадовалась и подумала, что, когда будет возвращаться обратно, обязательно возьмёт его домой.
***
Лет десять тому, она пришла в гараж заплатить взносы. В сторожевой будке ей предложили взять котёнка. Она брать не хотела, потому, что совсем недавно умер её любимый кот, и она очень горевала по нему. Да и ещё одна кошка жила у неё, старая и эгоистичная, как собственно многие старики. Пока оплачивала квитанции, появился на пороге игривый котёнок в сопровождении слепой собаки. Да, да слепой собаки! Мать котёнка снова ударилась в любовные похождения, думая, что уже вырастила потомство. И правда, всех котят разобрали, и осталась одна серо-белая кошечка-котёнок, по окрасу очень похожая на её старую кошку. Тут она подумала, что старая кошка может и примет новосёла, раз они так похожи. Котёнок и собака устроились в будке, свернувшись клубками, не обращая на неё внимания. Она ушла, уехала домой, но котёнок не отпускал. Через день она вернулась с дочкой, та тоже была очарована малышом, сунула его за пазуху. Старик-охранник напутствовал:
- Вот и хорошо, слава богу, хоть в хороших условиях поживёт, озорник!
И вот котёнок, росший в грязном гараже со слепой собакой, оказался в чистой уютной квартире. Но в том-то и парадокс: слепая собака дарила любовь, а старая кошка отнюдь не растаяла от нежности к сопернице - началась настоящая война, соперницы были непримиримы! Их отношения не клеились, и спасением оказался выезд на дачу. Кошечке исполнилось уже пять месяцев.
У их соседки был дурной глаз - все говорили! Как похвалит что-то или взглянет - берегись! Похвалит всходы - растения засыхали, восхитится причёской - волосы выпадать начинали, свежим цветом лица умилится - глянь, вся кожа запрыщавится! Посмотрела как-то на котёнка и говорит:
- Слышь-ка, а не изнасилуют ли коты молоденькую кошечку?!
- Да как это быть может?! Ведь у зверей нет педофилов! Кошка должна созреть физиологически, течка должна быть, тогда только и кот может прийти!
- Ах, что ж это я, дура старая, говорю! Совсем из ума выжила, - и, шаркая ногами удалилась.
Через неделю она поняла, что соседка совсем не дура старая! Кошечка смотрела на неё, свою хозяйку, не детскими игривыми глазками, но глазами женщины, всякое испытавшей на своём нелёгком жизненном пути. Через два месяца появилось на свет шесть котят! Хорошо, хоть не двенадцать! Ведь, когда она, узнав о беременности кошечки, побежала к ветеринару, он ей поведал, что если соитие произошло по любви, то может быть даже и двенадцать котят, ну а если не по любви, то пять-шесть. "Какая-такая любовь, ведь ребёнок совсем - несмышлёныш! Соседка сглазила!" - Так и не иначе думала она. Один котёнок умер сразу, остались пять. Судя по беспомощному взгляду, молодая мать плохо понимала свои обязанности, но старая кошка вдруг включила свой материнский инстинкт и принялась помогать ухаживать за новорождёнными. Мало-помалу мать успокоилась и исправно лежала с котятами, кормила и вылизывала их тщательно. Двух удалось пристроить, ещё одного просили подрастить, дескать, потом возьмут, но не взяли. Оказалось у них пять кошек! Надо было хотя бы двух пристроить, но никто брать не хотел. Она с дочкой поехала на рынок, заплатили за корм и оставили на продажу какой-то женщине. Один котёнок сразу освоился - ему было всё равно, где и с кем играть, но другой с такой тоской смотрел на неё, он не хотел понимать, что случилось! Она ушла, душили слёзы, потом полились ручьями - всю дорогу плакала, потом слёз не стало, а котёнок не забывался. Горестно признаться, но и у двух пристроенных котят не задалась счастливая жизнь, прожили всего года два не больше.
Через год старая кошка, которая приняла "внучат" ласково и нежно, умерла. И остались в доме мать и дочь. Ещё через год, осенью перед самым отъездом с дачи, обе ушли поздно вечером, а вернулась поутру только одна - дочь! Кошка-мать канула в той тёмной ночи...
А она всё корила и корила себя за то, что не вернулась тогда на рынок и не взяла котёнка обратно.
И вот теперь он весело и счастливо резвился на тропинке в пыли у тёплого лазурного канала.
***
Тут она почувствовала, что изменились берега, и вода в канале стала серой, он стал похож на Обводный. Справа по курсу стояла, как будто, Эйфелева башня, только верхушка её была сломана. Башня стала смахивать на портальный подъёмный кран. Ещё были развалины каких-то цехов и на вывеске написано "Флагман Отечественного Краностроения". Приближалось депо. И правда, вагон въехал на площадку, которая находилась как бы в пещере. Площадка была почти круглой, и по окружности под высоким сводом находились огромные плотно закрытые кованые двери, но был и просто открытый полукруглый ход, за которым находилось свободное пространство - открытый выход. Она сошла с подножки и огляделась: на каменной скамейке сидел воин в латах, а у него на плече переминался с ноги на ногу чёрный ворон. Она загляделась на них: а в это время кованые двери отворились и трамвай въехал в депо вместе с рабочими. Она дёрнулась за вагоном, но двери со скрежетом захлопнулись перед её носом!
- Соскочила! Соскочила! Соскочила! - Заорал ворон, запрыгал по площадке, оставив латника. Его чёрные крылья издавали звук, похожий на шуршание головней: это когда берёшь кочергу и шевелишь в печке угли.
- Кррасиво спррыгнула! Доррога - вперреди! Доррога - вперреди! - Он носом, как стрелкой, показывал на открытую арку.
- Но я хочу пойти назад! Там меня ждёт котёнок! - Она залилась слезами.
- Дурра! Дурра! Туда нет дорроги, закррыто! Закррыто! Обрратной дорроги нет!
Только теперь она заметила, что у латника выклеваны глаза! Дверь, за каменной скамейкой, со скрежетом отворилась, и латник скрылся в тоннеле. К площадке приближался новый трамвайчик...
- Пррочь! Пррочь! - Кричал ей ворон, - я на стрраже двух сторрон! Я на стрраже двух сторрон! Пррочь!
Она бросилась в арку без дверей...
Это было другое пространство, и она увидела совсем другую птицу. Если ворон был как стрелочник и очень зависел от правил, которые кем-то были установлены, то здесь находилась птица свободы - такой был у неё вид. Птица была как маленький орёл. Он смотрел на неё пристально и вдруг учтиво представился:
- Сапсан!
- Я просто женщина, и я заблудилась, а сапсан это поезд Санкт-Петербург - Москва и обратно - недоверчиво она скосилась на него.
- Сапсан - это самый быстрый сокол! А знаешь где ты?
- Я дома, в Питере, ехала на Техноложку.
- Тебе надо подняться в поднебесье и оттуда посмотреть, где ты.
- Но у меня нет крыльев. Я не смогу взлететь, - беспомощно она развела руками.
- Сделайся маленькими частицами, все тела имеют разные состояния, знаешь это?
- Да, я знаю - лёд, вода и пар... Неужели так просто?!
- Стоит только захотеть! Свобода - это полёт, это поэзия, это третье состояние. Лети и рассказывай, что видишь!
- Я в городе... и вот - лечу, распавшись на частицы,
над Монферановым столпом и вижу ангела с крестом, лицо ниц опустившим.
Холодной бронзы теплота и небеса, и облака, и солнце редкое слепит -
Ангел над площадью парит...
Вираж, и вот уже кружу над кораблём на спице: как будто по волне плывёт!
Являет миру гордый парус! Корабль совсем не замечает, что никогда и никуда,
кренясь приплыть, не сможет он - прикован спицей как крестом!
Уже стремлюсь на яркий блеск и вижу купол величавый, такой большой,
что умещает в себе Вселенной целой свет!
Под ним хотел лежать "отец", но скорбен гения венец!
Лечу..., артерия Невы плоть разрезает городскую:
я над Васильевским парю и замысел творца смакую - Венеция должна быть здесь,
но вместо лодок и каналов, я вижу сонм машин всех марок,
что в городской черте живут, не ведая душевных мук...
Вот снова Ангел, снова крест на куполе большом,
Хочу притронуться к нему - во что он облачён? Холодным, мрачным мнится он:
закован в тяжкий плен - свинцом!
Я отшатнулась сразу - вдруг застыла не дыша: а тут тепло идёт струёй от панциря свинца!
Не колдовство, не ворожба, а божия рука...
Я здесь посижу..., посмотрю на Неву ... - она веной тёмной уходит к концу...
А там начинается моря простор, и, если взлететь высоко-высоко,
То город исчезнет, утонет в тумане, а я возвращусь из мечты и обмана.
Присяду на острове Заячьем тихо и посмотрю на огромный шпиль снизу:
Там Ангел летит золотой над землёй! Подняться?!
- Не стоит! Он - страж городской! - Сапсан приземлился рядом, - ну вот ты и дома... почти. У тебя всё получилось! Не жалей о прошлом никогда. Прошлое - это уже не наша жизнь. Наша жизнь - это полёт, мечта, поэзия, свобода! Прощай! Про Техноложку забудь!
- Прощай, самая быстрая птица на земле, спасибо тебе!
***
Усталости не было, ушла боль в груди, осталась лишь спокойная грусть о котёнке, которого не удалось взять домой.
***
Ещё не совсем понимая, где она находиться, открыла глаза и с удивлением увидела окно, мягкий уголок и круглый стол. На плите под крышкой томилась пшённая каша, на столе сидела кошка - сколько ей? Да уже прилично, лет пятьдесят по человеческим меркам. Значит и остальным котам из того помёта было бы пятьдесят. Сколько же их было там, на берегу канала? Она потёрла виски руками - пять их было, пять! Узнала она только одного! "Вот и слава богу, в хороших условиях поживёт", вспомнила она слова старика-охранника и успокоилась. Время ещё позволяло ей собраться и пойти по делам, но она поставила чайник, достала мед - крымский, душистый. Горячий свежезаваренный чай, хлеб с мёдом, кошка, которая, мурлыча, устраивалась на коленях, не способствовали суете взять верх над тем состоянием, в котором она пребывала сейчас. А почему бы и не подарить себе выходной в середине рабочей недели?! Ведь один раз живём!