Владимир КОЛЫШКИН

 

КОНТРОЛЬНОЕ ОБРЕЗАНИЕ

=========================================

  

   "Филистимлянин Голиаф был огромен и силен, казалось, что маленький Давид не сможет его победить. Но Давид раскрутил свою пращу и пустил камень прямо в лоб великану. Голиаф зашатался и рухнул на землю так, что она содрогнулась. Тогда Давид поднял длинный тяжелый меч филистимлянина и, размахнувшись, отрубил ему голову".

  

Библия. Ветхий Завет.

=========================================

  

  

  

  

  

  

  

   Иногда я думаю, каким был бы мир,

   не будь в нем меня?

  

   Адольф Гитлер

  

  

   1.

  

   Подвальное помещение пивной "Штернэккерброй" раньше, видимо, использовалось для особо пьяных пирушек господ государственных советников. А теперь, к весне 1920 года, все пришло в упадок. Единственное окошко выходило на узенькую улочку. Несмотря на солнечное утро, в сводчатом помещении царил полумрак и холод склепа. Взгляд угнетали голые кирпичные стены, с которых скупой хозяин содрал деревянную обшивку, прежде чем сдать этот подвал в аренду. Меблировка была убогой - несколько стульев, конторка, стол и несгораемый шкаф. Повсюду наблюдался деловой беспорядок. Везде кучками лежали или валялись на полу листовки, плакаты, прокламации и прочие агитки.

   За столом сидел, хотя еще и молодой, но изрядно измотанный жизнью мужчина, одетый весьма своеобразно: в солдатских ботинках, штатских брюках, в потрепанном военном кителе времен битв за Фландрию и в модном гражданском галстуке, совершенно не вяжущемся с обликом демобилизованного солдата, задница мыслей которого все еще находилась в окопах. В надежде хоть как-то согреться в холодном подвале, на плечи мужчины была наброшена столь же старая шинель без погон, голову покрывала бюргерская фуражка.

  

   Вообще говоря, странное соединение мелкобуржуазных и военных элементов в одежде и в мыслях, столь характерное именно для национал-социалистов, всегда придавало их движению своеобразный, двойственный характер.

   Фальшиво насвистывая "Дейчланд убер аллес", он двумя пальцами стучал по клавишам старой раздолбанной пишущей машинки "Адлер". Потом отогревал окоченевшие руки дыханием и вновь принимался за дело.

   Дверь отворилась, вошли трое. Респектабельные господа. Все в длинных одинаковых черных пальто до пят, словно от одного портного; в белых шарфах и в необычно высоких шляпах-котелках.

   Заметив вошедших, мужчина бросил работу, приветливо улыбнулся, поздоровался. Посетители, судя по виду, иностранцы, пробурчали в ответ что-то малопонятное. Хозяин помещения растерялся и лишь спустя какое-то время его контуженые мозги с трудом сообразили, что посетители поздоровались на голландском. "Хуе морхен", сказали они, что означает "Доброе утро". Именно так здоровался один голландец, который почему-то затесался среди военнопленных французов и русских. Было это в страшном восемнадцатом...

   - Что хотели бы узнать, любезные господа? - приветливо осведомился обитатель подвала; видно было, что ему осточертели все эти бумаги, и он рад любому случаю отвлечься.

   Стоявший в середине троицы незнакомец, который был старше остальных, заговорил с каким-то не вполне понятным акцентом, перейдя на немецкий:

   - Здесь ли находится штаб-квартира нацист... э-э-э... "Национал-социалистической Рабочей партии"?

   - Если вы имеете в виду Немецкую Рабочую партию, то да.

   - Да, мы иметь в виду это... - вклинился другой незнакомец, стоявший слева, здоровенный детина, комплекцией похожий на громил, которых иногда встретишь на Съестном рынке.

   Центровой укоризненно посмотрел на своего товарища, и тот виновато увял.

   - Штаб-квартира - это слишком пышно для нашей маленькой и очень бедной средствами партии, - сказал человек в беспогонной военной форме. - Просто бюро. А я что-то вроде делопроизводителя. Моя фамилия Шюслер. Чем могу быть полезен?

   Незнакомцы замялись. И снова заговорил старший. Но перед этим он снял котелок, изысканным движение пригладил аккуратно зачесанные седые волосы.

   - Видите ли... мы журналисты, хотели бы узнать кое-что о вашей партии... Каковы ее цели, задачи, есть ли программа?..

   - Вы иностранные журналисты? - полюбопытствовал делопроизводитель, принюхиваясь к изысканному запаху дорогого одеколона и рассматривая булавку с бриллиантом, которой был заколот шелковый шарф незнакомца.

   - О да! Мы иностранцы. Прибыли прямо из... Голландии. Утренним поездом из Амстердама...

   Подвальный обитатель был удивлен и обрадован.

   - Неужели же и в Голландии уже знают о нашей партии? хотя мы только-только начинаем...

   - Мы, собственно, поэтому и прибыли...

   - Вам, видимо, надо поговорить с нашим председателем - господином Дрекслером, а еще лучше - с шефом пропаганды - Гитлером. Адольф Гитлер мой старинный товарищ, еще с окопных времен... Вот человек, который умеет говорить! Настоящий оратор! С его приходом маленький кружок мечтателей быстро превращается в настоящую партию... Он, собственно, меня и сагитировал... Вы приходите на наши собрания, вам все станет ясно...

   - Спасибо за приглашение. Обязательно придем... Но прежде нам бы хотелось лично встретиться с герром Гитлером? Где мы его можем увидеть?

   - Адольфа-то?.. Ну, где он находится в данный момент, сказать вам не смогу. Днем он собирался поехать в ресторацию "Германская Империя", что на Дахауэрштрассе, договариваться насчет аренды зала. На вечер среды у нас намечено собрание...

   - Значит, Дахау?.. штрассе, ресторация... э-э-э?..

   - "Германская империя", - подсказал Шюслер. - Дахауэрштрассе. Только ехать туда сейчас еще рановато... Я вам лучше дам его домашний адрес, наверняка, он сейчас дома, работает над тезисами... Сию минуту я сейчас напишу на листочке, извините... а потом мне надо бежать по делам... Я ведь тут один кручусь, партия бедная, штата нет. Я и делопроизводитель, и курьер, и этот, как его... Вот, держите адресок: дом номер 41 по Тиршштрассе, вблизи Изара. Адольф там сейчас снимает комнату...

   Предводитель журналистов прочел адрес и, удовлетворенный, сунул бумагу в карман.

   В это время входная дверь отворилась, и по лестнице в зал спустился какой-то человек. Был он на излете молодости, с коротко подстриженными усами щеточкой под настырным носом, с бледным запавшим лицом и низко спадающими на лоб волосами. Будучи небольшого роста, он, однако, казался долговязым из-за своей худобы и нервных угловатых движений.

   Под распахнутом стареньком макинтошем виднелся синий двубортный костюм, перешитый из военной формы. К своему костюму человек носил сиреневую рубашку, коричневую жилетку и ярко-красный галстук. Привлекали взгляд также его желтые башмаки.

   Было такое впечатление, что, одеваясь столь отталкивающе крикливо, он меньше руководствовался желанием показаться приятным, нежели стремлением заставить запомнить себя.

   Весь этот пестрый гардероб дополняла мягкая шляпа из велюра, какие обычно носили художники Швабинга - богемного мюнхенского пригорода, где обитали также всякого рода анархисты, утописты и прочие апостолы новых ценностей.

   Этого человека, впрочем, можно было приять за начинающего коммерсанта или рекламного агента.

   Судя по его несколько неуклюжей, но целеустремленной походке, это был человек деятельный, да еще и взрывной фанатик. В его пронзительном взгляде промелькивала этакая безуминка. Любой человек, мало-мальски разбирающийся в людских характерах, определит - этот может повести за собой поверивших ему товарищей в огонь, в воду и даже к черту на рога.

   - А вот и он сам! - обрадовано воскликнул универсальный работник бюро. - На ловца, как говорится... Здорово, Адольф! Тут к тебе журналисты пожаловали, да еще и из-за границы! Ты, братец Гитлер, становишься знаменитостью... А? Окопный Демосфен... ха-ха-ха!

   Гитлер смущенно освободил свою руку от брутальных тисков фронтового камрада и довольно сдержано поздоровался с журналистами. Руки не подал. Он вообще избегал телесных контактов с людьми, отличаясь маниакальной чистоплотностью. "Микробы так и набрасываются на меня", часто жаловался он.

   Старший из посетителей стал говорить какие-то банальности, предшествующие обычно серьезному разговору.

   Человек с усиками слушал и все больше хмурился. Лицо его приняло болезненное выражение, почти страдальческое. Только водянисто-синие глаза навыкате смотрели с неукротимой твердостью, а над переносицей между глубокими глазницами скапливалась, выпячиваясь наподобие желвака, фанатичная воля.

   Визитеры явственно уловили напряжение невидимых силовых полей - абсолютно несовместимых, взаимно отталкивающих. Перед ними стоял хищный зверь, вервольф, прикинувшийся человеком. Большие некрасивые ноздри его трепетали, казалось, он принюхивался к незнакомцам.

   Еще с порога, как только увидел эти черные фигуры, звериным своим чутьем Адольф почувствовал расового врага. Подобных им он хорошо помнит еще со времен Вены и Линца, особенно Вены, которая кишела ними, как солдатский сортир червями.

   На каждом шагу на улице бросались в глаза фигуры в долгополых черных кафтанах и в высоких шляпах и казались чужестранцами из какого-то таинственного мира и принесшими с собой ужасы этого мира.

    Они могли провести простофилю Шюслера, но его, Гитлера, не одурачишь, он их по запаху определяет и лукавому взгляду. Сионистская братва. Они могут как угодно замаскироваться: обрезать сальные пейсы, сбрить бороды, спрятать кривые волосатые ноги под дорогим костюмом, но сути своей, сути кровопийц, они скрыть не в состоянии. Их с головой выдают хитрые бегающие глаза цвета фиников. О! Как он ненавидел этих черноволосых паразитов, которые совершенно сознательно губят наших неопытных молодых светловолосых девушек, в результате чего мы теряем такие ценности, которые никогда не восстановим...

   - Из какой же вы газеты, господа, позвольте узнать?.. - бесцеремонно перебил говорившего "братец Гитлер". - Если вы представляете марксистов, то я с этими "товарищами" дел не имею...

   Долговязый произнес слово "товарищи" на русский манер и с такой брезгливостью, с таким отвращением, будто выплюнул кусок тухлого мяса, который ему, вегетарианцу¹, насильно затолкали в рот.

   - Нет, что вы! - отмахнулся седовласый, но вида моложавого, по-армейски подтянутого, с небольшим шрамом в виде светлой полоски над левой бровью.

   Впрочем, все трое, как успел заметить шеф пропаганды, имели военную выправку, и взгляды их были жесткими, несмотря на старания выглядеть светскими, сугубо штатскими людьми. Это чувствовалось. Военный человек всегда отличит себе подобных среди штатского дерьма.

   - ...что вы! Мы не марксисты и уж тем более не коммунисты. Мы... как бы это сказать...

   Седовласый покосился на делопроизводителя.

   - Вы, кажется, торопились в редакцию? Мы хотели бы поговорить с герром Гитлером приватно.

   - Ах, да! - спохватился Шюслер и, взявши портфель, стал набивать его папками с бумагами. - Вот, Адольф, хорошо, что ты пришел... тогда я не буду запирать... Мне надо заглянуть в общество "Туле", потом кое-куда отнести "Протоколы сионских мудрецов". Оттуда заскочу в "Мюнхенер беобахтер". Занесу твою статью...

   - Какую статью?

   - Ну, эту... "Мировой Татарин и Вечный Жид".

   - Разве ты ее еще не отдал?! - Гитлер судорожно сцепил руки и аж подпрыгнул от нетерпения. Все-таки ему было трудно сдерживать свою кипучую натуру. Он искренне не понимал людей, которые в виду ясной цели могут так безответственно лентяйничать и преступно тянуть резину... Это про них поговорка: "Морген, морген, нур нихт хойте, загте аллес фаулер лёйте".

   - А где печать? - спросил агитатор.

   - Какая печать? - обомлел Шюслер.

   - Круглая печать партии!!!

   - А-а-а, там, в левом верхнем ящике стола.

   - Как - стола? Почему - стола? Ведь я просил держать печать в сейфе, ведь это самое ценное, что у нас есть!

   - Я думал, что самое ценное - это люди, - обиделся соратник. - Да что ты с ней носишься?.. Вчера Харрер заходил, увидел печать, смеялся: "Гитлер забюрократился".

   - Хорошо смеется тот, кто все делает всерьёз, - мстительно ответил шеф пропаганды.

   Гитлер достал печать, с нежностью подышал на нее и запер в несгораемый шкаф, потом закончил разнос нерадивому работнику:

   - И, наконец, прошу тебя, будь аккуратен! У нас нет уборщицы. Везде у тебя листы разбросаны. Ведь невозможно же работать в таком свинарнике, меня это сбивает!.. Как можно правильно мыслить, если бумаги валяются поперек и кверху ногами. Тогда ведь и мыслить будешь кверху ногами. Отсюда все наши беды.

   - Ты же говорил, что наши беды от засилья евреев, - возразил фронтовой друг.

   - Разумеется, они - главный наш враг. Но своим разгильдяйством мы льем воду на мельницу мирового еврейства.

   - Прости, совсем замотался, - ответил камрад. - Мне одному везде не успеть. Я и делопроизводитель, я секретарь-машинист, я и курьер, и этот, как его... Хорошо, хорошо, бегу!..

   Тут зазвонил телефон - допотопный, чудовищный монстр, на взгляд странной троицы.

   - Ну вот, - Шюслер рванулся обратно, придерживая спадающую шинель, схватил трубку: - Але? Да... Он здесь...

   Шеф пропаганды подошел, отнял у делопроизводителя трубку, приставил этот уморительный крендель к уху.

   - Гитлер у аппарата. Нет. Антона Дрекслера не будет до завтра. В паровозном депо... Да, понимает, он же слесарь-механик.  Я не могу, у меня выступление в другом месте. Обязательно. Что?.. Какой вопрос? - рассеянно внимая голосовым излияниям из трубки, шеф пропаганды движением руки поторопил копушу-сотрудника - давай, давай, мол.

   Шюслер умчался, хлопнув дверью и потеряв какую-то бумажку.

   - Послушайте, вы занимаетесь ерундой... - на повышенных тонах сказал Гитлер невидимому своему собеседнику, - ерундой вредной и отвлекающей от настоящего дела. Нет, вы все-таки послушайте меня! Судьбы мира решаются не тем, победят ли католики протестантов или протестанты католиков, а тем, сохранится ли арийское человечество на нашей земле или вымрет. Да-да, именно так стоит вопрос... Так и передайте им... Надо мыслить глобально и... футурально. До свидания, мне некогда. У меня народ.

   - Так, я вас слушаю, господа, - сказал Гитлер, бросив трубку на рога аппарата и скрестив руки на груди (поза обороны с точки зрения психологии). - Простите, вы так и не назвали своих имен...

   - Что ж, пожалуйста, - ответил старший за всех и представил себя и своих коллег:

   - Натан Кассель, Эзра Кор-Бейт. Голди Даржан.

   Перышки усов Гитлера злобно зашевелились и сами собой поднялись кверху. Он перевел негодующий и вместе с тем торжествующий взгляд с седовласого Натана, на коренастую фигуру Кор-Бейта и задержался на стройном молоденьком Голди. Секунду спустя Гитлер понял, что этот малый вовсе не парень, а переодетая в мужскую одежду женщина. Еврейская Жорж Санд, усмехнулся ариец. Впрочем, они мало походят на писак из газеты, на этих пачкунов, у которых руки испачканы чернилами, как у мясника кровью. Они, даже женщина, больше походят на бойцов, наверное "Спартаковцы", коммуняги... или из "гвардии Эрхарда Ауэра" социал-демократов. Евреи там кишмя кишат...

   - Кто вы? - твердо поставил вопрос шеф пропаганды.

   - Я имею звание майора израильской армии, - ответил Натан, - а это мои подчиненные: лейтенант (кивок на девушку) и сержант (жест в сторону Кор-Бейта). Мы из Моссада. Из отдела спецопераций.

   - Что это за город такой? Никогда о таком не слышал, - сказал Гитлер и язвительно добавил: - Вы уже и армию собираете?.. Мировое еврейство готовится к войне!

   - Моссад не город, а секретная служба государства Израиль. А что касается войны...

   - Израиль! - воскликнул Гитлер, выпучив глаза так, что казалось, они выпадут из глазниц. - Государство!? Еще одна новость! Где же находится такое... государство? - Долговязый снова будто выплюнул еще один кусок тухлого мяса. - Может быть, в Палестине? Или где-нибудь в Египте? А может быть... - человек с усиками захохотал, - может быть, на Северном полюсе или в Антарктиде?!?

   - Вы угадали сразу, - ответил Натан Кассель. - Но это к делу не относится. У нас здесь не урок географии...

   - А что? - озлобившись, повысил голос Гитлер. - Что у нас здесь?!

   - Урок мести, - ответила девушка за своего начальника и вынула откуда-то пистолет. Тяжелый для девичьей руки, с какой-то длинной трубкой, наверченной на ствол.

   У Гитлера похолодела спина. Однако нельзя было сказать, что он сильно испугался. Его дерзкое бесстрашие перед лицом действительности не было лишено признаков маниакальности.

   Но он понял, что попал в переплет. Чего-то подобного он ожидал. И со стороны коммунистов-предателей, которых он в прошлом году, после свержения Советской власти в Баварии, выявлял по заданию ликвидационной комиссии второго пехотного полка (да вот не всех выявил). И со стороны ортодоксального еврейства, от какого-нибудь сумасшедшего, типа Гаврилы Принципа, убившего в Сараево эрцгерцога Фердинанда. Слишком открыто, слишком оголтело он, Гитлер, нападал на них, на евреев. Общество к этому еще не привыкло, не готово; надо было работать вкрадчивее, осторожнее, но теперь, может быть, уже поздно. "Эх, жаль, как назло, Шюслера отпустил... И вообще, я слишком был самонадеян... Слишком поверил в свою избранность..."

   Его охватила апатия, уныние... но вслед за этим, словно получив откуда-то подзарядку жизненной энергией, он ожил: "Нет, я не "был", я есть, есть! И буду!! Я не могу умереть!!!"

   Какое-то шестое чувство явно говорило ему, что его ждет восхитительное будущее, когда  сбудутся все его самые дерзкие мечты и, может быть, со страшным концом, но не сейчас, а как минимум, через четверть века. И за этот срок - блестящие победы в неком фантастически иллюминированном мире. Он уже как будто видел знамена, армии и триумфальные парады - и вот эта пелена, окутывавшая его сны наяву, вдруг грубо и неожиданно была сорвана. Это вызывало ярость.

   - В чем меня обвиняют? - спросил Гитлер, едва сдерживаясь, в надежде, что еще как-нибудь выкрутится. В конце концов, с опасностью он встречался не впервой - и на фронте, и во время демонстраций, и во время потасовок с коммунистами на собраниях, да мало ли!.. Как это часто бывало, случится чудо, и рок пощадит его, оставит для выполнения великой миссии.

   - Ваша беда в том, что вы мыслите слишком глобально и потому совершите в будущем страшные преступления против человечества, - сказал тот, кого звали Натан Кассель.

   - ... и в частности, против еврейского народа, - добавила Голди. - Вам пока незнакомо слово "холокост", а нам оно знакомо слишком... Вот посмотрите, полюбуйтесь на дело рук своих... Эзра, предъяви подсудимому обвинительные материалы.

   Здоровяк достал из кармана и развернул веером глянцевые листы, сунул их под нос обвиняемому. Тот отстранился, близоруко сощурился, рассматривая фотографии, на которых были изображены горы наваленных трупов и бульдозеры, сваливавшие человеческое месиво в огромный ров; и что-то там еще было вовсе ужасное...

   Для вегетарианского сознания Гитлера было невыносимым видеть такое количество мяса, как, впрочем, и костей. Его замутило.

   - Что это? - прохрипел он, отстраняясь еще дальше.

   - Концлагеря, газовые камеры, массовые расстрелы, крематории, миллионы жертв...

   Голос Голди дрогнул, у нее перехватило горло, слезы покатились по щекам. Она, однако, переборола себя, подняла пистолет, передернула затвор. Ее товарищи тоже достали оружие и привели его в готовность.

   - Именем израильского народа... - Объявил Натан Кассель.

   Гитлер внезапно ослеп. Шок потряс его организм до основания, и накатила тьма. Будто вернулась болезнь, от которой он, казалось, вылечился навсегда. Глаза защипало как тогда на Ипре, когда в холодную осеннюю ночь с 13 на 14-е октября 1918 года, находясь на холме близ Варвика, он попал под многочасовой беглый обстрел газовыми снарядами, который вели англичане. На секунду пришла спасительная мысль: может быть, его послегоспитальная жизнь всего лишь галлюцинации, мучившие его беспрерывно, когда его глаза превращались в горячие уголья, - и он сейчас очнется на койке лазарета в Пазевальке. Откуда-то из темноты приблизится невидимая рука сестры милосердия и мягким теплом коснется щеки, и нежный голос произнесет: "Капрал* Гитлер, проснитесь, пожалуйте на процедуры". [* В те времена Гитлер еще имел звание капрала (здесь и далее прим. автора).]

   Но отнюдь не ангельский голос слышался, а суровые слова приговора военно-полевого суда. Это было так нелепо, что лишь какие-то отрывки долетали до его ошеломленного сознания:

   "Превентивный приговор... благодарное человечество... привести в исполнение немедленно".

   В судорожной попытке спастись, он попытался их заговорить, применив свои очевидные медиальные способности, когда казалось, что его устами глаголет сам дьявол. Но его прервали, толкнули к стене.

   И тут он вспомнил о своем автоматическом оружии, оттягивающем задний карман. Зная, что все равно не успеет его снять с предохранителя, дослать патрон в ствол и тем более выстрелить, он все же выхватил браунинг и навел его на едва видимые, словно тени, фигуры.

   Девять негромких хлопков прозвучало под каменными сводами склепа-подвала. Каждый из агентов выстрелил по три раза. Бог троицу любит.

   Подававший большие надежды народный трибун упал замертво.

   - Сделай контрольное обрезание, - откручивая еще дымящийся глушитель, приказал Натан сержанту Кор-Бейту.

   Здоровяк-сержант выставил согнутый палец, на котором был массивный золотой перстень, прицелился, наклонясь над казненным, и нажал микроскопическую кнопку. Крышка перстня откинулась в сторону, откуда-то из глубины кольца вспыхнул тусклый багровый свет, вырвался наружу. Рубиновая игла чиркнула по шее главного врага еврейского народа. Запахло горелым мясом, как в крематории. Голова врага отделилась от туловища, покатилась по полу и замерла, уставившись в потолок широко открытыми остекленевшими глазами.

   Лейтенант Даржан схватила голову Гитлера за волосы, подняла её и, держа перед собой, плюнула в мертвое лицо арийца.

   - Будь ты проклят, гад! С детства мечтала об этой минуте...

   - Ничего личного, лейтенант, - пожурил седовласый. - Мы выполняем волю нашего народа... Поторапливаемся!

   Сержант Кор-Бейт развернул легкую, но крепкую сумку, открыл клапан. Голди швырнула кровавый качан в черную преисподнюю сумки. Взвизгнула молния замка - сержант закрыл клапан.

   - Дело сделано! - сказал он.

   - Уходим! - отдал приказ седовласый майор своим подчиненным.

    

  

   2. 

    

   Яркое апрельское солнце ослепило их, когда они вышли на улицу. Над всей Баварией было чистое небо. Глубокое, синие, по-весеннему промытое. Сдерживая себя, они шли по панели, профессионально не глядя по сторонам, но все замечая.

   За углом их должен был ждать автомобиль, имевший вид "паккарда", но куда с более мощным мотором и усиленной подвеской. Авто, однако, видно не было, впрочем, нет, это все из-за собравшейся толпы. Натан вклинился в гущу зевак и тут же отпрянул, навечно запечатлев в зрительной памяти чудовищную картинку: лежащий на боку покореженный "студебеккер", смятый в гармошку радиатор "паккарда", вогнутые внутрь дверцы. И очень много битого стекла. И кровь.  Зеваки толкали полицейских, полицейские отпихивали зевак. Отовсюду слышались пересуды:

   - Водитель убился насмерть... сразу...

   - Это который водитель?

   - Тот, что вел "студер". Он же и влетел в "паккард" на полном ходу.

   - А кто был в другой машине?

   - Говорят, там никого не было, пустая стояла, а то бы...

   - Сам виноват. С самого утра налакаются шнапса - и за руль...

   - Верное замечание.

   - Гоняют как сумасшедшие, того и гляди сшибут. Особенно новые немцы. Думают, если они разбогатели на народном горе, им все позволено.

   - Верно подмечено. На лошадях-то оно безопаснее...

   - Надо законы ужесточать!.. - мрачно заявил бюргерского вида человек, типичный "фёлькише".

   - Верно мыслите, геноссе.

   - За "геноссе" ответишь как за оскорбление, интер поганый! Небось, в Красной армии служил, жопа красная. Где ты был в мае девятнадцатого? Жаль, не всех повесили вас, когда советы ликвидировали...

   - Где был, там уж нет! У нас свобода слова! Да здравствует Советская республика! - возопил красный и запел: "Wacht auf, verdammte dieser Erde!.."** [**Вставай, проклятьем заклейменный! (нем.)]

   - Вот я тебе, черту косоротому, сейчас покажу свободу... дубинкой по башке... - огрызнулся полицейский.

   - Вот это правильно, - подхватил "фёлькише", это по-нашему, по-баварски, а я подмогу...

   Но полицейский, устыдившись своей несдержанности, заорал в более лояльном тоне:

   - Не напирайте, граждане! Шли бы вы по своим делам, здесь вам не кинематограф.

   - А ежели я безработный, господин полицейский, мне куда пойти?

   - Куда хочешь, только уйди с глаз долой.

   - Вот и вы тоже, как жена моя...

   Гомонила толпа, жаждущая зрелищ, разрасталась как снежный ком. Подойдя к своим, Натан сказал приглушенным голосом:

   - Машины больше нет. Разбита вдрызг.

   - А мобильная платформа? - с ужасом в глазах, спросила Голди.

   - По-видимому, тоже...

   - Что же делать? - запаниковал Кор-Бейт и подхватил сумку под мышку, как будто так её можно было спрятать.  - Может, я схожу, гляну?..

   - Спокойно. Дождемся развязки. Если аппарат цел, предъявим права на машину, а если нет...

   - Сейчас электронный контроллер тестирует цепи, - как специалист прокомментировал ситуацию Кор-Бейт. - Скорее всего, аппарат не подлежит восстановлению, тогда сработает пиропатрон самоликвидатора.

   - Надо предупредить людей! - заволновалась Голди.

   - Не надо. Все предусмотрено, - успокоил девушку технический специалист.

   Едва он это произнес, как с места происшествия повалил дым. Толпа попятилась. А когда ударил фонтан ярчайших искр, все стали разбегаться. Полицейские отступали с достоинством солдат. Арена драмы открылась и стала доступна взору. Как и ожидалось, виновником переполоха оказался многострадальный "паккард". Вернее, его останки. Они вдруг вспыхнули, словно облитые бензином. Все так и подумали. Покореженный металл горел как бумага, полыхал неистовым пламенем. Жар термитного состава, от которого плавился металл, долетал даже до стоящей в отдалении таинственной троицы.

   Наконец фейерверк иссяк. Пожар угас так же внезапно, как и начался. Никто не пострадал. Кроме упомянутой троицы. Они потеряли средство передвижения. И не только в пространстве...

   - Ну вот и все, - подвел итог старший. - Придется идти пешком.

   И они пошли, стараясь не нарушать каких-нибудь правил уличного движения, чтобы не быть задержанными. Это оказалось трудным делом, поскольку никаких правил, по-видимому, не существовало. А еще немцы! Тротуары были заполнены людьми, а проезжая часть, как и на большинстве мюнхенских улиц, была насыщена потоком автомобилей и гужевого транспорта. Люди перебегали улицы не только на перекрестках, но и где им вздумается, проскакивая буквально под носом у водителей. Трамваи трезвонили, машины квакали, гудели, бибикали. И каждый рулил, куда хотел. Это был ад под названием городская улица двадцатых годов двадцатого века.

   Приходилось мобилизовать все внимание, быть предельно осторожным. Они уступали дорогу гуляющим и спешащим с учтивостью, не свойственной настоящим баварцам. Вместе с говорливой толпой переходили перекрестки, и все же их чуть не сбила еще одна шальная машина.

   Натан выругался и машинально посмотрел на сумку, которую нес Кор-Бейт.

   Чтобы не рисковать, решили взять пролетку, она как раз подвернулась. Но едва они подошли к экипажу, как лошадь заволновалась, захрапела и попятилась от них. Наверное, она учуяла свежую кровь. Не понимая этого, Кор-Бейт попытался усмирить лошадь, схватив её под уздцы. И тут животное буквально взбесилось, дико заржала, поднявшись на дыбы. Кучер выругался: "Tёufel!*" [*дьявол (нем.)] - и замахнулся на подозрительного молодчика кнутом.

   Пришлось дальше ехать на трамвае. Подкатил деревянный на железных колесах вагон, разукрашенный аляповатой рекламой. Посадка была организованной, строго по очереди, тут баварцы проявили дисциплинированность. Какая-то девушка уступила Натану место. Он сначала отказался, потом сел на деревянную лавку, поблагодарил заботливую фройляйн. Натан и Голди стали рядом, придвинулись к шефу максимально плотно. Кондуктор подошел к ним, взял деньги за проезд. Натан расплатился за всех. Звякая пфеннигами сдачи, кондуктор подумал, что такому господину самое место в "роллс-ройсе", а не в дребезжащем трамвае, полном простонародья. Но у богатых свои причуды. А может, он уже и не богач, разорился, поди. Время-то нынче какое! Кайзера нет. Сильной руки нет. Нечего нет. Одна демократия. Подумать только: старый добрый рейх - республика! И куда придем? Господи, помоги нам всем.

   Чтобы направить по ложному пути возможных преследователей, Голди поинтересовалась у кондуктора, который подозрительно на нее смотрел, долго ли ехать до остановки "Одеонсплац"? Кондуктор ответил, что нет, не долго, аккурат пять прогонов и что он объявит для них специально громко. Ответив, кондуктор отвернулся, пошел на свое место, по дороге опять  оглянулся на Голди, пожал плечами и взгромоздился на свое законное сиденье.

   "Ну вот, теперь, если его кто-нибудь спросит, он ответит, что такие-то и такие вышли на остановке "Одеонсплац", - подумал Натан. - Способная девочка, говорит с берлинским акцентом. Даже с примесью мекленбургского диалекта. Не то, что не способный к языкам Кор-Бейт... Зато он превосходно разбирается в субквантовой электронике - имеет талант от Бога, отличный спортсмен, чемпион страны по метанию копья и в рукопашном бою не из последних..."  

   "Зендлинские ворота", - объявил кондуктор и, когда посадка закончилась, дал звонок вожатому, - следующая остановка "Национальный театр".

   Входящие в вагон люди, идя по проходу, задевали сумку Кор-Бейта, и Голди каждый раз вздрагивала.

   - Поставь сюда, - указал Натан себе под ноги.

   Кор-Бейт поставил сумку на пол рядом с кошелкой некоего гражданина, сидящего рядом с шефом. Склонив голову набок и закрывшись от всех обложкой, этот господин читал русскую книгу под название "Преступление и наказание".

   На следующей остановке в трамвай зашел шуцман. Увидев полицейского, Кор-Бейт и Голди машинально сунули руки в карманы. Натан окаменел, втянув слегка голову в плечи.

   - Ой, смотрите, кровь! - воскликнула девушка, что давеча уступила место Натану. Она никуда не ушла и стояла близко.

   Полвагона оглянулось на возглас. Натан бросил беспокойный взгляд на сумку. Из-под нее, по пыльным рейкам пола, текли кровавые струйки, похожие на красную ртуть. Самое страшное, что происшествием заинтересовался шуцман. Он вроде нехотя, но все ближе и ближе подходил к агентам Моссада.

   - Кажется, из ВАШЕЙ сумки бежит? - сказала чертова девка, обращаясь к Натану.

   - Не может быть, - сквозь зубы процедил седовласый, - она водонепроницаема.

   - Кровь не вода, - нелогично заспорила настырная фройляйн, - а сумки не бывают непромокаемыми, она же у вас не резиновая...

   Девушка и не помышляла нарочно дерзить важному господину. Она и место уступила ему не из уважения к его сединам, а только потому, что он походил на её хозяина, в конторе которого она работала секретаршей и который приставать пристает, а нет, чтобы догадаться прибавить жалование, тогда она, может быть, была более покладистее... Все это так раздражает, не удивительно, что она сорвалась...

   - В чем тут дело? - спросил подошедший, наконец, шуцман. Он козырнул, приставив ладонь к своей смешной шапчонке, имевшей скошенность на затылке.

   - Пустяки, - натянуто засмеялся Натан, - фройляйн ошиблась, это, не у меня, это, наверное, у гражданина из его кошелки бежит...

   Натан развел колени пошире, толкнул читающего соседа по лавке. Набокий господин выпрямил голову, зыркнул из-под обложки книги, потом захлопнул её, и по-бабьи всплеснул руками.

   - Ой, ёлки-моталки! Это же у меня мясо потекло... - вскричал он на иностранном языке, кажется, по-русски.

   Он прижал книгу подбородком, неуклюже наклонился, багровея, и поднял за лямки свою кошелку. Тогда стало видно, что дно её всё в крови и оттуда продолжает капать.

   - Тысячу извинений, - перейдя на немецкий, сдавленным голосом причитал русский, потом он догадался убрать книгу в карман и перехватить кошелку поудобнее.

   - Ездил вот на рынок, купил мясо, а оно и растаяло. Его тут солнышко припекло, весна-то здесь какая ранняя, вишь, через окно-то так и шпарит!.. Что же, однако, делать?! Господи ты боже мой, надо ведь что-то делать!

   Он выпростал из-за пазухи русскую газету "Изгнанник", начал её было читать, потом спохватился, скомкал листы и стал вытирать кровь с кошелки. Не сильно преуспел, только вымазался. Затем он тупо смотрел на кровавый ком, не зная, куда его деть, отчаявшись, сунул в кошелку и пошел к выходу, жалкий какой-то, скособоченный, поскольку держал руку на отлете, чтобы не запачкать пальто. А вслед ему летели шепотки, перерастая в ропот народного гнева:

   - Ездют тут с мясом...

   - А рабочие с голоду пухнут...

   - Я вчера была на рынке, с меня семь шкур содрали за кило мяса, домой пришла, посмотрела, а там одни мослы. Кости и кости! А у этого, вишь, чистое мясо... Проныра...

   - Еще надо бы проверить, где он его взял, на рынке ли? Может, стащил со склада... Шуцман! Вы бы посмотрели у него документы, кто таков?..

   - Не могу, - отозвался полицейский. - Нет оснований.

   - Как же нет оснований, когда он перепачкал кровью весь вагон!

   - Да нет же, на вора он не похож. Вроде интеллигент...

   - Все они вроде интеллигенты, а как воровать, так в первых рядах... Демократы поганые. Бисмарка на них нет.

   - Точно! Давно пора. Ведь ясно же как божий день - нужна сильная рука!

   - Гнать их оттуда надо. Еврей сидит в правительстве и спекулирует, торгует из-под полы.

   - А то вот еще эмигранты... Россия их специально к нам засылает, здесь, в Мюнхене, у них штаб-квартира...

   - Понаехали на нашу голову, а Германия чай не резиновая, самим жрать нечего...

    Интеллигентный эмигрант трусливо уходил, почти убегал, как раненый зверь, оставляя за собой цепочку кровавых капель.

      - Прошу прощения! - сказал полицейский Натану Касселю, щелкнул каблуками, сделал "кругОм" и удалился вслед за русским увальнем.

   Натан снял с головы котелок и вытер платочком совершенно мокрый лоб.

    

    

   3.

  

   От остановки трамвая они пошли в другую сторону, чтобы запутать следы. Шли узкими каменными улочками центра и тенистыми переулками окраины. По дороге их пальто-хамелеоны меняли цвет и форму покроя. Изменения проходили постепенно, незаметно для прохожих. 

   Покружив по городу еще с четверть часа, они вышли к железнодорожному вокзалу. Без хлопот взяли билеты и сели на поезд, отошедший от платформы через пять минут. На всякий случай, ехали в разных вагонах. Кругом было полно туристов с рюкзаками, они горланили песни, в том числе: "Дейчланд, убер аллес! - Германия, Германия, превыше всего!"

   Агенты Моссада высадились в Уффинге у озера Штаффельзее, в 60-ти километрах от Мюнхена. Городишко был патриархальным, погруженным в сонную дремоту. Здесь жили грубоватые, но сердечные люди, знать не желавшие никакой политики, которой была наэлектризована столица баварской земли.

   На пустынных улочках городка чужаки к своему удовлетворению никого не встретили, только у лавки скобяных изделий, из которой пахнуло дегтем, стоял, прислонившись к забору, какой-то неопределенного возраста местный житель. Может, это был приказчик, но по виду явный дурачок. Он пригрелся на солнышке, улыбался. С нижней его губы на подбородок тянулась сверкавшая нитка слюны. Голди содрогнулась от отвращения.

   - Гутен та-а-аг, - сказал он с растягом и шепеляво, приветливо поклонился, сняв с головы замусоленный картуз. Видимо, здесь все здоровались друг с другом, кого ни встретят, согласно деревенскому обычаю. И потому чужак в таких местах особенно приметен. В деле конспирации это, конечно, был минус. Разумнее было бы устроить опорный пункт в самом Мюнхене. Но кто-то из начальства в отделе (наверное, тот, кто никогда не был "в поле") решил, что чем дальше база от места акции, тем спокойнее и безопасней.

   Сзади кто-то шаркал, и опять явственно запахло дегтем. Натан оглянулся - следом плелся дурачок.

   - Тебе чего? - спросил Натан по-немецки.

   - Хы-гы, - засмеялся дурень.

   - За нами не ходи... - Натан дал ему несколько марок. - Вот тебе деньги на пиво.

   Местный сумасшедший сцапал купюры и умчался прочь, приплясывая и подпрыгивая. 

   Они миновали заколоченный деревянный киоск с покосившейся вывеской "цветы" и вот подходили к неприметному особнячку; неподалеку, из-за голых еще деревьев торчала островерхая макушка кирки.

   Голди сказала:

   - Я так переволновалась, там, в городе, что вся мокрая, липкая, аж самой противно. Сейчас приму горячую ванну, такую горячую, какую только смогу терпеть! А потом...

   - Боюсь, что тебе долго придется ждать, - возразил Эзра Кор-Бейт, - водичку еще надо согреть, а мы отказались от домработницы. Зря мы от нее отказались...

   - Ох, я ведь словно забыла, где нахожусь, - огорчилась девушка.

   - Скорее, не "где", а "когда", - поправил её Натан Кассель и, обращаясь ко всем, сказал: - Ну что, друзья, нас, наверное, можно поздравить с успешно выполненным заданием?

   - Как бы не сглазить, шеф, - ответил осторожный Кор-Бейт. - Отсюда еще надо выбраться.  

   Они открыли калитку в железной ограде, и, хрустя гравием, пошли по аллейке к белому зданию с низкими французскими окнами и крыльцом с колоннами. Эту виллу специально приобрели ребята из  группы подготовки.

   Вилла сначала принадлежала какому-то отставному адмиралу, которого убили во время кровавой смуты в конце 18-го, начале 19 года. После его смерти строение перешло в собственность какого-то другого хозяина, который тоже неожиданно умер, после чего дом уже и поступил в рыночную продажу.

   Комнаты в доме были не очень большими, но со всеми удобствами: электричество, телефон и так далее. В гостиной с деревянными панелями, где почти вся мебель была в саванах, Кор-Бейт начал собирать запасную мобильную платформу темпорального транспортера. К сожалению, её пропускная способность значительно уступала штатной установке, уходить придется по одному. Но это все же лучше, чем ничего. А ведь кое-кто из начальства был против загруженности группы "излишним" оборудованием. Идиоты.

   Ответственный за техническую часть акции собирал аппарат из разрозненных деталей, которые в целях безопасности были рассованы по коробкам. Мало ли кто мог залезть в особняк, пока хозяева отсутствовали. Аппарат ни в коем случае не должен попасть в чужие руки. Конечно, в эти времена никакая умная голова в Германии, да и во всем мире, пожалуй, не смогла бы разобраться в странном на взгляд местных жителей устройстве. Даже Эйнштейну это было бы не по силам, хотя в основе теории Передвижения во Времени лежали открытые им постулаты. И все же...

   Натан задернул шторы, зажег люстру и стал растапливать камин. Дело это оказалось трудным. Он запачкал сажей ладони и кое-где манжеты своей белой рубашки. Да, это не то, что у себя дома, где камин загорался фальшивым пламенем нажатием кнопки на переносном пульте.

   Голди позаимствовала у шефа спички, побежала в ванну и там вскоре загудела колонка.

   - Я бы сейчас тоже поплескался в горяченькой водичке, - размечтался Кор-Бейт, подкручивая микрометрический винт на транспонентном ползометре.

   - Только после меня, - крикнула Голди, появляясь в дверях гостиной в полураздетом виде.

   Натан поспешно отвернулся и, скрывшись за высокой спинкой, уселся в кресло прямо поверх чехла, который, наверное, пыльный, да черт с ним, неохота вставать. Пламя в камине уже занялось и, кажется, не собиралось тухнуть.

   - Ладно, - сказал Кор-Бейт, - я потом просто умоюсь, а дома приму газированный душ. Мужчинам горячая ванна вредна.

   - Это почему же? - поинтересовалась Голди.

   - Frig mit nicht kein narrische fragen. [Не задавай глупых вопросов. (идиш.)]

   - Nudnich! [Зануда ты! (идиш.)]

   - Эй! Говорить только на интерязе, - проворчал со своего места Натан. - У стен могут быть уши. Нашу национальную принадлежность ни в коем случае не должны идентифицировать.

   Кор-Бейт непроизвольно понизил голос, снизошел до объяснений:

   - Чтоб ты знала: в яичках поддерживается постоянная температура. И если их с размаху погрузить в горячую воду, представляешь, какой там поднимется переполох...

   - А ты их отстегни и положи на полочку, - посоветовала Голди.

   - Там они замерзнут.

   - Ну, положи в инкубатор.

   - Шутишь, да?

   - Нет, не шучу. Я вот думаю, Эзра, зачем тебе яйца, если ты забываешь о супружеском долге.

   Натан крякнул, слегка сполз на сидении, чтобы его совсем не было видно из-за спинки кресла.

    - Я долг помню, - огрызнулся Эзра Кор-Бейт, - но я спортсмен, поэтому берегу энергию, у меня режим... Ты же знаешь, мне хочется выступить на Олимпиаде 2092 года.

   - Спортсмен! Эгоист - вот ты кто. Олимпиада олимпиадой, а пора уже подумать о ребенке...

   "Наверное, было опрометчиво брать супружескую пару на такое ответственное задание, - подумал Натан, набивая табаком трубку. - Да теперь уж поздно, сам ведь настоял... Семейные, оказывается, когда видят друг друга, больше думают о семье, чем о деле. Это расслабляет внимание, а тут аккурат нас и повяжут... Хотя сработано, вроде бы, чисто. И, если бы не дурацкая авария, нас бы вообще никто не запомнил. Впрочем, не потеряй мы штатную установку ТТ, это не имело бы никакого значения. Мы бы уже отбыли, как говорится, назад - в Будущее... Однако, как они расшумелись".

   Натан встал (для тренировки - с одной ноги), зажал трубку в руке как пистолет.

   - Ну, долго вы намерены продолжать семейные разборки? - спросил шеф грозным голосом.

   Голди захлопнула рот и упорхнула в ванную комнату.

   - Сколько еще времени у тебя займет сборка?

   - Через полчасика будет готово, - ответил Кор-Бейт, тыльной стороной ладони вытирая пот со лба. - И столько же уйдет на настройку... А потом будем ждать Волну. Пока они нас запеленгуют...

   - Ладно, пойду на кухню, если получится, приготовлю обед. А то с вами с голоду помрешь.

   - Шеф, а если не получится?

   - Настройка?

   - Да нет - обед... Может, сходим в ресторан? Кажется, мы заслужили.

   - Ну да, только мне  еще одного ЧП не хватает. До ОТПРАВКИ - сидеть дома. Это приказ!

   - Слушаюсь, господин майор!

    

    

   4. 

    

   Обедали они, сидя за длинным, некогда красного дерева столом, основательно источенным жучком. Люстра была погашена, лишь горела лампа на камине, из которого веяло теплом.

   - А что у нас на второе? - поинтересовался Эзра, с шумом уплетавший вторую тарелку супа.

   - Рыба-фишь, - ответил хозяйственный Натан. - Только, друг мой, на добавку не рассчитывай. В доме не нашлось большой сковороды, готовил на маленькой, пришлось сократить порции. Я вам не кухарка.

   - Все очень вкусно, шеф! - сказала чистенькая румяная Голди, отделяя вилкой белое мясо рыбы от костей. - Кажется, я серьезно ошиблась в выборе супруга.

   Эзра Кор-Бейт поперхнулся.

   - Но-но, - проворчал Натан, - меня только не втягивайте в свои брачные игры. Я старый холостяк. В таком качестве и помру. Меня вполне устраивает приходящая раз в неделю подруга... Правда, с некоторых пор она ропщет все громче... Видимо, тоже считает меня эгоистом. Но тут уж ничего поправить нельзя. Себя не переделаешь.

   Натан встал, подошел к детекторному радиоприемнику, стоявшему на тумбочке.

   - Интересно, как включается этот динозавр? - сказал он, отбросив пыльную салфетку с деревянной полированной крышки приемника.

    - Воткните вилку в розетку и поверните колесико, то, что внизу слева, - дал консультацию разбирающийся в электронике Кор-Бейт. - А правое колесо - настройка гетеродина на волну.

   - На Волну? - удивилась Голди.

   - Да нет, это не та волна. Здесь имеются в виду примитивные радиоволны.

   Натан повернул колесико до щелчка, сейчас же хриплые лающие голоса ворвались в комнату. Натан поморщился и погнал бегунок настройки дальше. Шкала была самой примитивной, даже без подсветки. Найдя музыку, шеф умерил громкость и вернулся к столу. Берлинское радио передавало легкую музыку.

   - Люблю ретро, - признался Натан. - Если бы это не было связано с эпохой Гитлера, моя ностальгия была бы совсем светлой.

   - Можете считать, что его эпоха закончилась, так и не начавшись, - сказал Эзра. - Для этого нас и заслали сюда... Шеф, как вы думаете, можем мы рассчитывать на Золотую Звезду Давида? Мне бы это очень помогло, когда будут составлять список спортсменов для поездки на Олимпиаду.

   - Полагаю, что да. У нас есть все шансы получить эту высшую награду.

   - Я вот думаю, - нахмурила гладкий лобик Голди, - а не открываем ли мы дорогу более хищному зверю, освободив сцену от бесноватого фюрера, а, как вы думаете?

   - Куда уж больше-то! - вскинул руки Эзра Кор-Бейт.

   - Я согласен с тобой, - поддержал Кор-Бейта Натан. - Именно Гитлер был самой одиозной фигурой фашизма. Муссолини и Франко по сравнению с ним просто пай-мальчики. Только Гитлер хотел, как он сам говорил, "переделать мир основательно и во всех его деталях". В этом смысле он действительно Ubermensch* [*сверчеловек. (нем.)].

   После музыки для ног, зазвучала классика. Кажется, это были "Вешние воды" русского композитора Рахманинова, который жил в это время в Америке. Голди тоже, наверное, знала название этой божественной музыки, потому что сказала:

   - А дома сейчас весна в разгаре. Нисан - месяц цветов...

    

  

   Закончился обед. Отшумели рахманиновские воды. Кор-Бейт тотчас ушел к аппарату, проверить еще раз настройку. Голди собирала вещи в дорогу. Натан упаковал кассу, сложив её в свой саквояж, потом заглянул к Эзре, поинтересовался:

   - Сержант, как там Волна? Еще не подошла?

   - Пока нет сигнала, - отрапортовал встревоженный Кор-Бейт.

   - Ладно, пойду прилягу, когда будет готово, разбудите меня.

   Натана разбудил свет, бивший в глаза. Утро было солнечным, радостным, но у шефа сжалось сердце от дурного предчувствия. Натан встал с постели, одеваться не было необходимости, он спал в одежде.

   В столовой сержант и лейтенант с хмурыми лицами поприветствовали майора. Завтрак был европейским. Голди поставила перед шефом тарелку с яичницей, джем, чашку кофе и тосты.

   - Я стараюсь жареное не есть, - сказал Натан, отодвигая тосты. Взял простой хлеб, обмакнул в желтый глаз яичницы. Глаз лопнул и потек.

   - Ну, докладывайте, - приказал шеф, нарушив жуткое молчание.

   - Сигнал не пришел, - понурив голову, доложил Кор-Бейт.

   Кофе обжег глотку, и на глазах Натана выступили слезы.

   - Ей-богу, не знаю, в чем дело, - растерянно развел руками сержант. - Сейчас разберу аппарат по винтикам и снова его соберу...

  

  

   После полудня Натан рискнул выйти из дома, сходил в короткую разведку, главной целью которой было - купить свежую газету, желательно мюнхенскую. Он купил "Der Morgenstern", чей анонс сразу бросился в глаза. Словно вопящее животное, придушил, прижав локтем к боку, кричащий заголовок: "Зверское убийство в подвале!" - и торопливо направился назад, стараясь не привлекать к себе ничьего внимания.

   Придя домой, шеф в нетерпении развернул пахнущие керосином свежие листы "Утренней звезды". Холодок прошел по спине, когда он дочитал первую полосу до конца. Вот что там было напечатано:

   "Вчера, примерно, в три часа пополудни, в подвальном помещении пивной "Штернэккерброй", где располагается бюро так называемой "Национал-социалистической Немецкой рабочей партии" произошло зверское убийство. На месте преступления был найден обезглавленный труп скандально известного оратора, выступавшего в духе "фёлькише", - Адольфа Гитлера, 1889 года рождения, австрийского немца, урожденного в пригороде Браунау на Инне.

   Из скудного полицейского досье о нем известно, что Гитлер, имевший воинское звание ефрейтора, еще месяц назад был "доверенным лицом" ликвидационного отдела 2-го пехотного полка рейхсвера при отделении генерального штаба по пропаганде и слежке за политическими группами.

   Незадолго перед своей трагической кончиной, убитый вступил в праворадикальную партию, основанную гг. Харрером и Дрекслером.

   Это удалось узнать от его товарищей по партии, которые обнаружили труп и помогли полиции его опознать. В карманах убитого было найдено партийное удостоверение за номером 555. (Странно, что не 666, подумал Натан).

   По мнению членов НСДАП, партайгеноссе Гитлер - этот выдающийся оратор и организатор, "национальный барабанщик", как он о себе говорил, - пал жертвой врагов партии. Кого имеют в виду коллеги покойного, не уточняется. Зато известны приметы исполнителей этой акции, чудовищной по своей жестокости..."

   Далее шло довольно точное описание внешности, возраста и пола подозреваемых. Сообщалось о трех МУЖЧИНАХ! Предположительно иностранцах.

   "Хорошо, что мы одели Голди в мужской костюм, - подумал Натан. - Они будут искать троих мужчин, а не двоих и одну женщину. "И сказал ОН, что это хорошо весьма". Однако отсюда надо уходить побыстрей".

   - Теперь вам понятно, почему мы отказались от домработницы? - сказал Натан, когда его коллеги тоже прочитали публикацию. - Сейчас фрау, как истинная немка, наверное, уже бежала бы в полицейский участок, заявить о подозрительных иностранцах...

  

  

   5.

  

   Они жили в 1920-м году уже три дня. Эзра и Голди вечерами выходили в сад подышать свежим воздухом, а Натан каждый полдень ходил за газетами.

   Гитлера хоронили в закрытом гробу, чтобы не шокировать публику отсутствием головы. Один из прохожих спросил: а что, этот Гитлер, "вправду парень с угла улицы?"

   "Фёлькише беобахтер" напечатал об убитом поминальную статью. В общем и целом некролог гласил, что умер он молодым и что "наверняка германские боги любили его".

  

  

   Натана беспокоило одно обстоятельство. Днем, случайно выглянув в окно, он увидел, как мимо ограды их дома медленно прошли двое полицейских. Они украдкой смотрели в окна. Натан спрятался за штору. Через примерно два часа полицейские прошли обратно и так же косыми взглядами окинули дом. Натан решил, что это неспроста. Но оснований для паники все-таки не было. Может быть, это все же было случайностью. В конце концов, это полицейская обязанность - патрулировать улицы. Однако он решил усилить бдительность. Его тревога передалась подчиненным.

   Голди нервно ходила по комнате, сцепив в замок пальцы рук и забросив их за голову. Шея под этим гнетом склонилась. Волосы упали на лицо девушки.

   - Перестань мотаться туда-сюда! - гаркнул Эзра на Голди. - Создаешь помехи...

   - Не груби старшему по званию, - ощерилась лейтенант Даржан.

   - Имею право, ты моя жена.

   - Мы не венчаны. Вот когда перейду на твою фамилию...

   - Молчать! - гаркнул Натан. - Лейтенант Даржан, отправляйтесь в свою комнату и следите из окна за улицей. Свет не зажигать. Если рядом с домом остановится машина или заметишь скрытое передвижение людей - сообщи.  

   - А если они придут с проверкой открыто?

   - Прекратить разговоры. Шагом марш на пост!

    

    

   - Шеф, надо сваливать отсюда, - сказал Кор-Бейт через три часа. - Мы еще в трамвае засветились капитально, кондуктор нас запомнил. Вчера какая-то фрау из соседнего дома видела нас с Голди во дворе и подозрительно смотрела. Может, еще где-нибудь мы оставили след. И это кроме свидетельства Шюслера. Скоро они соберут все разрозненные факты и...

   - Знаю, - огрызнулся Натан. - Специально изучал методы работы немецкой полиции. Даже Советы не смогли развалить старый механизм. И тем не менее считаю: оснований для паники нет. Пока...

   Он посмотрел на свои часы, было полтретьего ночи. Заглянул в комнату Голди. Она спала, сидя на стуле у окна, навалившись на подоконник, трогательно расставив локти. У Натана защемило сердце, такой она была беззащитной в этот момент. Он любил её как дочь. Как свою, так никогда и не родившуюся девочку. Пр-р-роклятая работа. Она безжалостна к личной жизни.

   Натан вернулся в холл, отеческим жестом положил руку на плечо Эзры:

   - Что с аппаратом, сынок?

   - Не знаю, шеф. Убейте меня, ума не приложу. Волны нет. Но ведь этого просто не может быть!

   - Вероятно, вышел из строя какой-нибудь блок? Или где-нибудь не контачит?

   - Все датчики показывают полную исправность.

   - Аккумуляторы сели!

   - Полнехоньки! Аж искрятся...

   - В чем же тогда дело?

   - НЕ ЗНАЮ! - Эзра схватил себя за волосы.

   - Это плохо.

   - Это катастрофа, шеф.

  

  

   6. 

    

   В шесть часов утра созвали экстренное военное совещание. Уже светало. Голди сидела заспанная, вернее, не выспавшаяся. А у не вздремнувших ни на минутку Натана и Кор-Бейта вокруг глаз появились темные круги усталости. Намололи кофейные зерна. Выпили по чашке ароматнейшего сверхкрепкого кофе.

   Оперативку открыл шеф.

   - Итак, Волны нет, и, вероятно, не будет. Ваши соображения? Начнем с младшего по званию. Кор-Бейт.

   Эзра подобрался и стал высказываться:

   -  Волна представляет собой стигулярное поле с хронодиаплектическим завихрениями. Еще это называется эффектом Эйнштейна-Микоты...

   - Короче, Эйнштейн, - недовольно сказала Голди, - опустим теорию, перейдем к практике.

   - Вот я и говорю... Поле, стало быть, пронизывает пространственно-временной континуум, как нейтрино. Это значит, для нее, для Волны, нет и не может быть препятствий. Ни в пространстве, ни во времени. Если Волны нет, значит, ТАМ не включен волновой генератор. Наш сигнал - то же стигулярное поле, только иначе скомбинированное и менее мощное. По сути, если бы наша Волна соответствовала мощности Волны, посылаемой из Центра, то мы вернулись бы без посторонней помощи. Но тогда, вместо двух относительно небольших аккумуляторов, нам бы понадобилась мощная электростанция, желательно атомная, соответствующих размеров. Собственно, из-за проблемы энергообеспечения пока так и не создана автономная машина времени, с габаритами в пределах разумного. Поэтому, существует пока только хронотранспортер. Та же, по сути, машина времени, но состоящая из двух блоков - базового и мобильного. Основная часть установки стационарна, находится... короче, сами знаете, где, а мобильная платформа...

   - Ясно, - на этот раз перебил Натан. - Мобильная платформа перемещается во Времени.  Так. Ты закончил? Голди, тебе слово.

   - Вероятно, вспышка на Солнце? Это может вызвать сбой аппаратуры.

   - Чушь! - с удовольствием оборвал жену Эзра. - Ты хороший аналитик, но в технике не сечешь.

   - Я уверена, в Центре авария! - разгневалась Голди.

   - В распоряжении правительства имеются три действующие стационарные установки, - напомнил Натан. -  Две старого типа, UZRA-SX, и одна модернизированная - ШИМОН-15, с нее мы и стартовали. Все  три установки находятся в разных местах. Выход из строя всех трех - маловероятен. А вернуть нас может любая...

   - Террористы взорвали атомную станцию в Аль-Кобе! - не унималась лейтенант Даржан.

   - После возведения палестино-израильской Стены? - усомнился Кор-Бейт.

   - Война началась!

   - Когда мы отправлялись, было все спокойно. Ты сама знаешь, уже много лет у нас с палестинцами стабильный мир, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. И с другими государствами, слава Богу, без особых проблем...

   - А дебаты в ООН относительно запрещения испытаний хронотранспортеров? - голосом профессионала возразила Голди. - Ставился вопрос, лишить национальные правительства самочинно использовать технологию ТТ. Предлагалось отдать аппараты в распоряжение международных организаций типа "Всемирное археологическое общество", ЮНЕСКО и прочих сугубо мирных организаций. Европейский Союз, Россия, Китай, Бразилия и США согласились на взаимные проверки международными контролерами. И только Израиль, наш уважаемый премьер Исав Аэрон и военная партия, слышать не хотят ни о каких инспекторах. Машины-времени у нас, дескать, нет. Но она у нас есть, и не одна. И мы используем их по своему усмотрению, может быть, во вред человечеству.

   - Убрать из Истории самого кровавого подонка, какого только знал мир, по-твоему, это действовать во вред?! - Эзра, как примитивно организованный человек, искренне не понимал тонкую, неоднозначную Голди. - Ты же сама сказала, что мечтала об этой минуте с детства!..

   - Одно дело эмоции, другое - жизнь! "Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется...", сказал один поэт, в нашем случае - действие.

   - Я знаю только одно, - горячился Эзра. - Гитлер - это война! Шестьдесят миллионов людей погибли...

   - Шестьдесят пять, - подсказал шеф.

   - Тем более... из них - пять миллиона евреев! И мы их спасли. И, может, быть предотвратили вторую мировую бойню...

    - Итак, подведем итоги, - прервал дебаты глава акции. - Возможно, что наше правительство поставили перед жестким выбором, и оно было вынуждено прикрыть эксперимент... Спокойно, спокойно, друзья, Временно, временно прикрыть. Может быть, через год, когда улягутся страсти...

   - Нет, я не согласен жить здесь целый год! - возмутился Кор-Бейт. - У меня тренировки, у меня диета... здесь нет, наконец, газированного душа...

   - Т-с-с! - Натан поднес палец к губам, и все замолчали. - Кажется, гравий шуршит, - сказал начальник, обладавший острым слухом и отличавшийся феноменальным чутьем на опасность.

   Голди метнулась к своему наблюдательному посту. Не зажигая лампу, приникла к стеклу у самого подоконника. В свете фонаря, горевшего в саду вот как раз для таких случаев, Голди увидела давешнего дурачка, прятавшегося за кустом. Только сейчас он не был вял и не пускал слюну, напротив, он был собран и подавал кому-то руками властные знаки. Ловкий черт, если сумел проникнуть за высокую ограду!

   Натан с другого окна, из кухни, видел, стоявших за оградой двух полицейских в плащах и с фонариками в руках. Туман делал фигуры серыми, плоскими и как бы нереальными. Но когда один из них протянул руку к уличной кнопке, в прихожей дома резко и весьма вещественно, до нервной дрожи тела, заверещал электрический звонок. Вилла была оборудована прежним хозяином по последнему слову техники начала ХХ века.

   Как тигр, Натан прыгнул в холл, приказал:

   - Эзра, быстро разбери аппарат, упакуй в две коробки. Голди, подготовь вещи. А я встречу их и задержу. Если что - уходите на чердак и через слуховое окно - на крышу. Ждите меня там.

   - Шеф, будьте осторожны, поблизости прячется придурок, - сказала Голди. - Хотя никакой он не придурок, а хитрый шпик.

   - Учту, - ответил Натан Кассель, снимая с вешалки пальто-хамелеон и набрасывая его на плечи. Надо было надеть еще шлем, с сожалением подумал он о шляпе-котелке, ну да ладно, - и открыл входную дверь.

   Стоя на крыльце, он спросил незваных гостей:

   - Что вам угодно, господа?

   - Нам нужен хозяин особняка. Мы из полицейского управления Уффинга. Желали бы побеседовать...

   - Я за хозяина. Какие могут быть беседы в такую рань. Вы меня подняли с постели, черт вас побери. Я подам на вас жалобу. - Зная о грубоватой натуре баварцев, Натан не стеснялся в выражениях.

   - Сейчас четверть седьмого, - ответил один из полицейских, вынув из кармана часы. - Мы соблюдаем законность. После шести утра имеем право...

   - А судебный ордер у вас есть?

   - На проверку паспортного режима не нужна санкция. Вы недавно приехали в город, нигде не зарегистрировались, это не порядок. Имеем полное право задержать вас, а так же ваших друзей и препроводить в участок. Ну так вы откроете или нам придется ломать ворота?

   - Хорошо. Сейчас открою. Только возьму ключи от ограды. Не гарантирую, что их быстро найду...

   Натан хотел было закрыть дверь, но из кустов вышел "шпик". Сказал, ехидно улыбаясь:

   - Разрешите, я помогу вам их найти.

   - Это неслыханная наглость! - сделал вид, что возмутился, хозяин. - Тайно проникать на территорию частного владения!..

   - Я по старой дружбе решил заглянуть... Мы, кажется, знакомы? Помните, вы мне давеча марок целую кучу отвалили, зарплата приказчика за целый месяц. Вы миллионер? Позвольте полюбопытствовать, как ваше имя?

   Шпик был уже в коридоре и подталкивал вперед нерасторопного хозяина.

   - А, собственно, кто вы такой? Вчера вы были дурачком, сегодня в шпика играете?

   - И вчера, и позавчера, и уж пять лет как я - комиссар уголовной полиции Уффинга. А до этого был старшим детективом... хм... А еще раньше, когда начинал, - простым полицейским... В общем, я, сударь мой, здесь родился и, дай Бог, здесь и помру. Мы в чужие края не ездим и чужаков без прописки не любим...

   - Какая еще прописка? Я приехал из свободной страны, слыхом не слыхал ни о какой прописке. Это же беспардонный полицейский контроль! Позор вашей демократии!

   - Тут я с вами согласен. Мне самому не нравится эта демократия, - сказал комиссар, без приглашения просачиваясь в холл. - А что касается дурачка, то ведь не один Шерлок Холмс умел маскироваться. Часто для этого даже не нужно прибегать к переодеванию и парикам. Достаточно распустить слюни - и вот уж люди в твоем присутствии позволяют себе говорить такое, чего бы не сказали под пыткой.

   - По-моему, ничего такого криминального я вам не сказал.

   - Верно, но тайный смысл ваших слов был такой, что я подумал: "Эти люди чего-то боятся. Моя задача - выяснить это". Психология.

   - Вы прямо как Эркюль Пуаро, - не подумав, брякнул Натан.

   - Это какой Пуаро?

   - Ну... тот, что Эркюль.

   - Не слыхал о таком...

   - Еще услышите. Если доживете.

   - Ну-ну, без угроз... Кстати, где ваши друзья? Вы не представите мне их, а заодно и себя?

   - Я Натан Кассель, коммерсант, швейцарский подданный, приехал навестить старинного приятеля. Со мной моя дочь и зять. У них свадебное путешествие... Голди! Эзра! Дети мои, идите сюда... Вот наши бумаги, господин комиссар...

   - Хорошо, я посмотрю, а вы покамест отоприте ворота.

   - Зачем же звать в приличный дом целую ораву полицейских, когда документы можете проверить вы... такой проницательный человек.

   В холл вошли Кор-Бейт с коробками в руках и Голди с сумкой и личным саквояжем шефа.

   - О! Вы кажется, собираетесь в дорогу? - сказал комиссар, усмехаясь. - Как же так, господин Кассель. Жаловались, что мы не даем вам спать, а сами давно на ногах, уезжать собрались. Согласитесь, это не логично. Помните, маленькая ложь рождает большое недоверие...

   - Извините, комиссар, погорячился. Да, мы уже обираемся уезжать... так что прописка нам не понадобится.

   - А что так скоропалительно?

   - Коммерческие дела вынудили друга к срочному отъезду. В его отсутствие мы намерены съездить в Берлин, на недельку, потом вернемся... и уж тогда пропишемся по всей форме.

   - А в коробках, надо думать, мюнхенские сувениры? - ехидно заметил комиссар. - Кстати, где ваш шикарный автомобиль? Помните, тогда вы вернулись пешком...

   - Ну, знаете ли... - Натан развел руками - это был сигнал: ситуация выходит из-под контроля, приготовиться к силовому воздействию.

   - А может, ваша машина попала в аварию? - продолжил этот дьявол сыска. - Я, знаете ли, когда вас увидел, идущих пешком, связался по телефону с главным полицейским управлением Мюнхена и выяснил, что машина, по описанию очень похожая на ваше авто, была разбита в транспортном происшествии, случившемся неподалеку от места другого чрезвычайного происшествия, а именно - убийства некоего Гитлера...

   - На что вы намекаете?! - застегивая пальто, прорычал Натан Кассель.

   - А я не намекаю, сударь. Если бы я намекал, то так бы и сказал. Ну так вот, и убили этого парня довольно жестоко. Представляете, голову ему отрезали и унесли с собой. Экое варварство. Человека пришлось хоронить без головы, это не порядок.

   - Вы нам предъявляете обвинения? А где улики?

   - Фройляйн, будьте любезны, покажите, что у вас в сумке? Очень она приметная...

   - Как вам не стыдно, комиссар! - не на шутку возмутился господин Кассель. - Вы собираетесь копаться в нижнем белье моей дочери?!

   - Там замороженный кочан австрийской капусты, - с вызовом ответила Голди. - Шеф, вы же видите, что он все просёк.  

   - Слышали? Ваша подчиненная - более благоразумна. Сознавайтесь, вы ведь члены боевой группы? Ультраправые или ультралевые? Сейчас их развелось как собак нерезаных. Конкурентов убираете. Не чистыми средствами, господа. Я вынужден вас всех арестовать.

   - Вы смелый человек, комиссар, - нехорошо улыбнулся Натан.

   - Вообще-то не трус. Приходилось под пулями бегать... но в отличие от тех бандитов, у которых была возможность уйти, у вас нет ни единого шанса. Дом окружен, и мои люди будут стрелять. Так что, как у нас говорят, хенде хох и на выход.

   Комиссар достал револьвер, старое доброе барабанное оружие, которое не надо взводить, и направил убийственный ствол на главного.

    Кор-Бейт и Голди положили на пол вещи. Комиссар сейчас же повернул ствол в сторону Эзры, наиболее вероятного своего противника, так как он был молод и здоров.

   - Вы, молодой человек, сядьте на диван. И вы, герр Кассель, тоже. Вы проиграли. И если трепыхнетесь, продырявлю вас, глазом не моргнув. Фройляйн, найдите ключ и откройте ограду. Поторопитесь, а то у меня палец дрожит от нетерпения...

   Голди подчинилась. Проходя мимо комиссара, она сделала грациозный пируэт и ударом ноги выбила оружие из рук блюстителя закона. Баварец был ошеломлен. Он всего ожидал, но только не этого. Где это видано, что бы женщина этак махала ногами!

   И тут его встретил Кор-Бейт.

   - Позволь-ка мне, дорогая, это мужская работа, - сказал Эзра и врезал баварцу справа, каким-то хитрым крюком. Наверное, слишком хитрым, потому что комиссар увернулся и устоял на ногах. Это был достойный противник.

   - Шовинист! - выругалась женщина в адрес своего парня и опять ногой нанесла удар противнику, прямёхонько в пах.

   Тот рухнул на колени, изобразив на лице муки отчаянной боли. Можно представить, какой там, у него между ног, начался переполох.

   - Извини, дорогая, промашка вышла, - ответил Кор-Бейт и теперь ударил точно.

   Тело комиссара, довольно грузное, рухнуло на пол. Однако служебного долга блюститель не забыл. Рука его потянулась к лежащему на ковре револьверу.

   - Это же надо, какой настырный мужик, - удивился Кор-Бейт. Нагнулся, взял комиссара за шиворот и за мотню и выбросил его через окно головой вперед. Окно было закрыто, поэтому треска и звона было много.

   За оградой сразу загомонили, стали биться в дверь калитки, которая была сделана из толстых металлических прутьев.  

   Боевая группа торопливо одевалась - пальто, шлем в виде шляпы...

    - За мной! - приказал Натан Кассель, подхватив саквояж с деньгами и поддельными документами.

   Кор-Бейт схватил коробки, где лежали части аппаратуры, Голди подхватила сумку с трофеем, - и они бросились к чердачной лестнице.

   Выйдя через слуховое окно на крышу, они увидели, что полицейские уже в саду, бегут по направлению к дому.

   - Стреляйте! - кричал своим людям очнувшийся комиссар. - Стреляйте же, остолопы, не то уйдут!

   Полицейские на ходу открыли беспорядочный огонь по крыше и по окнам дома, в точности не зная количества членов банды. Опять зазвенели выбитые стекла. Шальная пуля разбила кирпич каминной трубы, за которой укрывался Кассель. Другая пуля попала в Кор-Бейта, но с визгом отскочила. Пальто было пуленепробиваемым.

   - Готовы? - глухо спросил старший, натянув шляпу так глубоко, что скрылось лицо, а поля коснулись воротника пальто и как бы прилипли.

   - Готовы, - ответили подчиненные, проделав то же самое. В шлемах открылись отверстия для дыхания и для глаз.

   Кассель, глядя сквозь окуляры прибора ночного виденья, выстрелил вниз, специально не целясь. Оружие на сей раз было без глушителя. Очередь прогремела, пули сбивали ветки. Люди комиссара залегли.

   - Взлетаем! - приказал Натан и включил привод левитра.

   В наступившей на миг тишине послышался свист, и над крышей воспарили три человеческие фигуры. Человеческие ли? Полицейские ошеломленно смотрели и не верили глазам своим.

   И только комиссар, выхватив револьвер у обалдевшего подчиненного, стрелял, стрелял, стрелял, пока не кончились патроны в барабане и пока уже не фигуры, а неясные тени окончательно не исчезли в утреннем, но все еще темном небе.

   - Разрази меня гром! - сказал один из полицейских, поднимаясь с земли. - Как это им удалось?

   - Не иначе черти! - сказал другой полицейский, отряхиваясь. - На метлах улетели.

   С другой стороны дома подбежали еще трое сослуживцев.

   - Как же будем писать рапорт, господин старший детектив? - спрашивали они у человека, который только что так яростно стрелял в небо и который теперь безвольно сидел на земле. - Старик нас просто уволит, если напишем правду, как пить дать, уволит.

   - Как же так? - недоумевал местный Шерлок Холмс, пропуская вопрос коллег мимо ушей. - Ведь они были у меня в руках, и я уже был почти что комиссаром.

   И тут подъехал на машине настоящий комиссар. Он был стар, грузен и собирался на пенсию.

   - Ну что тут у вас за пальба? - с одышкой спросил он, раскуривая дешевую сигару. - Добрых граждан тревожите. Вальтер, встаньте с холодной земли, геморрой заработаете.

   - Господин комиссар, - сказал старший детектив Вальтер, когда коллеги помогли ему подняться. - Докладываю. В результате сыскных мероприятий, я вышел на след опасной боевой политической группы...

   - Но взять не смог, - догадался комиссар. - Эх ты, шляпа. Все самостоятельность проявляешь. Нет, чтоб с начальством посоветоваться... Придется мне искать другого преемника.

    

  

   7

  

   Они приземлились на опушке леса. Вокруг никого не было, только сосны шумели под ветром. И солнце вставало из-за горизонта.

   Договорились так: группа временно разделяется - Кор-Бейт и Голди временно обоснуется во Франции, в Париже. Натан - в Швейцарии, может быть, в Бельгии и дает свой адрес, послав письмо до востребования на Центральный почтамт французской столицы. Кор-Бейт собирает аппарат и будет пытаться вызвать Волну. Если связь с Центром будет установлена, Натану дадут знать письменно, и он приедет.

   Шеф выделил товарищам из оперативных запасов десять тысяч долларов. Этого должно было хватить молодой семье на безбедное существование в ближайшие год-два. А там видно будет. Небольшой запас золота в виде монет Натан намеревался положить в один из швейцарских банков, чтобы иметь постоянный доход.

   - Ну вот и все, дети мои, - сказал Натан Кассель. - Пожелаем друг другу удачи и до свидания. Будем надеется, что до скорого.

   Шеф улетел первым. Потом в воздух поднялись Эзра и Голди и полетели в другую сторону.

  

  

   Василий Кандинский, Франц Марк, Пауль Клее - обитатели богемного Швабинга, открывшие новые измерения в живописи, гостили в загородном доме одного богатого мецената. Под утро художники-авангардисты выползли на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом. Под мерное журчание пенной струи Кандинский, как все русские, мечтательно смотрел в небо. Звезды уже угасали, занималась заря новой эры, и как провозвестники этой эры по небу пролетели, взявшись за руки, два ангела. Василий толкнул в бок стоявшего рядом Франца:

   - Гляди-ка, братец, мужик с бабой по небу летят. Точь-в-точь, как у Марка Шагала...

   Франц пихнул Пауля, чтобы он тоже полюбовался на чудо. Пауль завалился в кусты.

   - Вот она провидческая сила искусства, а, брат? - заключил Кандинский. - А нас ругают, что мы оторвались от жизни..

   .

   8.

  

   Натан поселился в Швейцарии, под Лозанной. Там он купил деревенский домик на берегу Женевского озера - хорошо расположенное, скромное строение с большим жилым помещением и верандой на первом этаже и тремя комнатами на втором. Хозяйство в доме вела местная женщина - одинокая и довольно еще не старая. Сначала Натан держал дистанцию, как хозяин с наемной работницей, но, как это часто случается с холостяками и одинокими женщинами, их отношения стали более близкими, интимными. Однако, поскольку этот угрюмый, как бы вечно настороже, иностранец не предлагал швейцарке, тоже, кстати, молчаливой, официально оформленных отношений, то и швейцарка не помышляла связать его узами брака. А может, и помышляла, но из природной скромности...

  

   Время от времени Натан писал письма в Париж, Отвечала ему Голди. Она писала, что Эзра устроился на радиозавод инженером, получает хорошие деньги, сама она работает секретарем в одной фирме, так что живут они неплохо. Эзра так и не нашел, как ни старался, своего фронтового друга. Тот был связистом, и ребята его звали Волна. Вот так, пропал Волна и нет его. Но Эзра не смирился, будет продолжать поиски.

  

* * *

  

   Через два года Натан получил письмо почему-то из Берлина. Голди писала, что они с мужем в отпуске, давно хотели посетить Берлин, и только сейчас эта мечта сбылась. "Берлин живет бурной жизнью. На сверкающем асфальте Фридрихштрассе или Курфюрстендамм развлекаются и танцуют. Провинциалы, однако, Берлин не любят, называют его вавилонской блудницей, а мы в восторге. Особенно теперь, когда знаем, что Германии больше ничего не угрожает".

  

   Натан следил за политической ситуацией в Германии и знал, что после бесславной гибели "национального барабанщика", НСДАП вновь вернулась к своему первоначальному убогому состоянию - небольшой кружок ностальгирующих романтиков, любителей поболтать за кружкой пива, ставших совершенно безопасными для мира. Да и шансы, которыми пользовалась партийная агитация, почти исключительно питавшаяся комплексами общественного недовольства, стали уменьшаться, когда, начиная с конца 1923 года, положение в стране основательно стабилизировалось. Инфляция была остановлена, и в истории республики, столь несчастливо начавшейся, наступил период "счастливых годов". Это означало завершение послевоенного периода.

  

   Из Берлина они приехали погостить к Натану. Голди, казалось, стала еще красивей. Эзра и того сильней преобразился. Оделся по последней берлинской моде. Этакий резиновый кавалер на креповых подошвах в брюках "чарльстон" и с прической "шимми" - гладким зачесом назад, что, в общем-то, было для широкого сознания безнравственным.

   Натан представил швейцарке, которую, впрочем, звали Зинаридой, своих гостей согласно легенде. Кассель все больше сживался с этой легендой, которая по замыслу руководства спецотдела Масада должна была служить им прикрытием всего-то дня два-три, а вот получилось, что срок её действия растянулся на годы. А иногда с холодом в груди понималось - навсегда.

   Сидя на веранде с прекрасным видом на Женевское озеро, Натан с Голди пили домашнее вино, а спортсмен - баденскую минеральную воду, и обсуждали важную для них проблему, как вернуться домой, в свое время. Кор-Бейт не потерял оптимизма, сверкал своими великолепными зубами. Голди задумчиво следила за далекими белыми пятнышками парусов. Натан грыз мундштук своей трубки, как лошадь грызет свои удила. А что, в самом деле, думал он, разве мы не знали, на что идем? Выполняя задание, мы вообще могли погибнуть. Будем радоваться, что все, вроде, кончилось благополучно. А жить, в конце концов, можно и в эти времена. Дай бог, в Европе не будет войны... Вот возьму и женюсь на Зинариде и останусь здесь. Тем более, что Швейцария в любом случае будет нейтральной. Так что свои субботы ² я окончу в мире.

  

  

   Его надежды относительно спокойствия в Европе, кажется, начинали оправдываться. Германию приняли в Лигу наций, усилился приток американских кредитов. Существенно сократилась безработица. Произошло укрепление центристских партий. На выборах в рейхстаг движение "фёлькише" смогло получить только три процента голосов. Это говорило о том, что Германия встала, наконец, на нормальный путь.

   Конечно, было бы наивным полагать, что теперь все само собой пойдет-поедет как по маслу. Впереди всех ждали тяжелые испытания: грядущий мировой экономический кризис 1929 года, который жестче всего ударит по Германии, и последующий за этим правительственный кризис начала 30-х.

   У немощного Гинденбурга, в отсутствие Гитлера, которого он назначил канцлером, скрепя сердце, в новой реальности будет еще меньший выбор между политическими пауками. Либо "великолепный наездник" Папен, либо "дьявольский генерал" Шляйхер. Либо еще какой-нибудь хрен, который не слаще редьки. Очевидно, рейхспрезиденту Гинденбургу не останется ничего другого, как ввести в стране чрезвычайное положение и, прежде чем почить в бозе, передать полную власть в руки военного диктатора (более-менее цивилизованного). Диктатура рейхсвера продержится, пока не минует кризис, а потом военным придется - modus vivendi [здесь: так уж заведено (лат.).] - передать власть гражданским.

   Если Сталин будет вести себя тихо (а, не имея соблазнительного примера Гитлера, с его наглой экспансией, он вряд ли осмелится претендовать даже на западные территории бывшей Российской империи, не говоря уже о конфликте с Финляндией), то, очевидно, удастся избежать войны с Советским Союзом, поскольку весь генералитет, кроме Гитлера, считал безумием вторгаться в Россию.

   В свою очередь у Сталина, в отсутствие гитлеризма, не будет формального повода напасть на Европу.

   Каким будет новое будущее Германии, Натан не знал, но надеялся, что не столь мрачным, каким оно было однажды.

  

* * *

  

  

   В следующий раз они встретились летом 1926 года. На этот раз Натан приехал в Париж к чете Кор-Бейтов. Да, Голди официально перешла на фамилию мужа и родила, наконец, долгожданного ребенка. Это был мальчик, милый карапуз двух лет от роду. Очень умный, как мама, и крепенький, как папа.

   Кор-Бейты жили в особом квартале, Жюнвери, его еще называли еврейским, на правом берегу Сены, откуда видны башни собора Нотр-Дам, в квартире из семи комнат на втором этаже, имели счет в банке Лионский Кредит. Эзра был уже директором собственной фирмы, которая производила электрооборудование или что-то в этом роде, Натан не стал переспрашивать. В застольной беседе, когда они в который уже раз анализировали ситуацию, почему исчезла Волна, Натан поинтересовался у Эзры, знает ли он историю создания темпорального транспортера?

   - Конечно, шеф, - ответил Эзра, - это входило в теоретический курс моей подготовки.

   - Не случилось ли так, что мы, основательно перетряхнув Историю, ненароком прихлопнули и самого изобретателя машины времени?

   - Я понял вас шеф, вы имеете в виду Брэдбери-эффект?

   - Именно это. А ведь мы раздавили не бабочку, а такую ядовитую гадину.

   - Не думаю, шеф, открытие сделано было в Японии, так что вряд ли туда докатилась волна изменений... К тому же автор темпорального транспортера был не человек, а искусственный интеллект по имени Микота. Но в любом случае: где бы ни изобрели машину, все равно она будет у нас в Израиле.

   - Это верно, - усмехнулся Натан. Потом нахмурился. И заключил:

   - К сожалению, мы так и не можем ничем объяснить отсутствие связи с Базой. И даже если бы, как утверждала Голди, Объединенные Нации прижали Израиль, то наши все равно нашли бы способ вытащить нас отсюда.

   - А если они были вынуждены отказаться от нас? - мрачно предположил сержант. - Специфика службы спецопераций...

   - Ни Боже мой! - категорически отверг шеф. - Только ни в данном случае. Для собственной же безопасности. Представляешь, что может натворить отчаявшийся агент, находясь в Прошлом? Это все равно как для человека проглотить гранату с выдернутой чекой. Нет, тут какая-то другая причина, более глубинная...

   - А что ты думаешь, bel ami?* - поинтересовался Эзра у своей жены. [*милый друг (франц.).]

   - О чем ты? - рассеянно отозвалась Голди, прислушиваясь к чему-то постороннему, и прошептала: - Ah, le pauvre petit. [Бедный ребенок (фр.)]

   - Ну, о Брэдбери-эффекте и вообще... есть какие-нибудь идеи?..

   - А ну вас с вашими Бредбери-эффектами, - махнула рукой Голди и, не спрашивая разрешения у старшего по званию, ушла в детскую, потому что малыш опять плакал и ругался с гувернанткой.

   Натан вдруг посчитал себя оскорбленным этим вызывающим пренебрежением субординации. Кровь бросилась ему в лицо. Хотелось приказать лейтенанту Даржан встать по стойке смирно... Впрочем, майор Кассель быстро остыл. Имеет ли он теперь, в сложившихся обстоятельствах, моральное право отдавать приказы? Да и кому? Ведь очевидно - нет уже лейтенанта Даржан, есть мадам Кор-Бейт.

   Эзра стеснительно посмотрел на шефа и сказал, оправдываясь:

   - Не обращайте внимания, шеф, она в первую очередь женщина. - И для большей ясности пояснил: - У нее типичный послеродовой crise de nerfs*. [*Истерика (фр)]

   - Да, она права... - отходчиво вздохнул Натан и попытался пошутить. - Вообще, в этой чертовой ситуации, как говорят русские, "без бутылки не разберешься..."

   Сержант глупо хохотнул.

   Шеф не сдержался, закурил свою трубку. Эзра тотчас поспешил выпроводить его на балкон. "Ребенку вреден дым", смущенно произнес хозяин дома, толкаясь мягким животом

   - Может, выпьем по-маленькой? - чтобы загладить неловкость, предложил Эзра, когда они вышли на балкон.

   - А как же спорт?

   - Да какой там спорт, - безнадежно, почти как жена, махнул тот рукой. - Мне уже скоро тридцатник отломится. Вон, глядите, уже брюшко растет...

   Эзра ушел за спиртным, Натан оперся локтями на перила. Внизу неторопливо текла жизнь, мирная пока. Из забегаловки на противоположной стороне улицы вышел человек, одетый как типичный еврей; пошатываясь, он побрел, наверное, домой. Два острослова, стоявших поблизости, засмеялись. Один из них запел на идише: "Roboynov shel oylom" - ["Наш ребе набрался" - известная еврейская песенка]

   И вдруг Натана как громом поразила страшная догадка, от которой защемило сердце и потемнело в глазах. "Gottenu!" ["Боже мой!" (идиш)] - Он схватился за грудь и чуть не упал. Вовремя вернувшийся Кор-Бейт, поддержал белого как мел шефа, усадил его в плетеное кресло, стоявшее на балконе.

   - Что, с вами? - спросил он своего начальника, теперь, вероятно, уже бывшего. - Выглядите вы ужасно...

   - Кажется, мы не только Гитлера отменили, - прохрипел Натан, - НО И САМО ГОСУДАРСТВО ИЗРАИЛЬ...

   - Как!?! - выдохнул Эзра, едва удержав бутылку, и загорелое его лицо тоже побледнело.

   - А вот так. Ведь именно Гитлер и его окружение "решили еврейский вопрос". Но если не будет гитлеровской войны, подчеркну, именно гитлеровской, - евреи не подвергнутся уничтожению в массовом порядке. А значит, в мировом сообществе не возникнет комплекса вины перед несчастной нацией, потому что она вовсе не будет несчастной. Во всяком случае, не несчастнее других. Понимаешь?

   Эзра тупо кивал головой, глотая спиртное прямо из горлышка.

   - А значит, - вынес приговор Натан Кассель, - вопрос о предоставлении территории для создания еврейского государства так и не будет поставлен в 1945-46 годах со всей остротой. Все наши ходатайства так и останутся лежать под бюрократическим сукном - сначала в Лиге наций, потом в ООН... Мы не получим территории в 48-м и не воссоздадим государства Израиль... По крайней мере - в те сроки и в том месте, каковые нам известны.

   - Но ведь это ужасно! - Эзра вдарил крепким кулаком по перилам балкона

   - Это катастрофа, - понурив голову, согласился сильно постаревший Натан. - Только это между нами, entre nous, как говорят у вас во Франции. Голди об этом сообщать не обязательно. У меня никого нет, ты - сирота по жизни, а у нее куча всяких родственников в Израиле. Как-то сложится их судьба? Она будет думать об этом и страдать...

   - Вот и пойми: где добро и где зло? Две стороны одной медали, - заключил поумневший Кор-Бейт и в сердцах швырнул пустую бутылку вниз.

   С мостовой донеслись ругательства: "merde" и что-то еще.

  

  

   9.

  

   Натан уезжал в Швейцарию, наверное, навсегда. Был конец апреля, почти летняя жара. Потому не удивительно, что свой шлем-котелок он забыл у Кор-Бейтов. Впрочем, это не имело уже значения. Вряд ли ему - шесть лет спустя - еще доведется бегать по крышам под пулями. Отныне он будет жить как все люди. Как один из них.

   Решение, уехать как можно скорее, возникло у Натана, когда он вдруг почувствовал, что не нужен этой молодой семье. Они смирились с судьбой, прекрасно устроились и, наверное, по-своему будут счастливы. Смущаясь и переглядываясь, они вручили ему письменные прошения об отставке, в связи со сложившимися обстоятельствами. Натан подписал бумаги и спрятал документы в карман.

   - Как единственный представитель секретной службы, командования армии и государства Израиль принимаю вашу отставку и объявляю вас демобилизованными...

   - Натан, а что делать с Головой? - непринужденным голосом уже штатского человека спросил Эзра.

   - А разве вы её не уничтожили?

   - Вы же не дали нам соответствующего приказа, - ответила Голди.

   - Вообще-то, я её уже приспособил... - почесывая затылок, виноватым голосом сказал Эзра. - Желаете взглянуть?

   Хозяин дома повел начальника в личный сортир. Отпер ключом дверь. Среди блестевших идеальной чистотой кафеля и фаянса на стене висело бра. Основой светильника служила голова Гитлера, залитая прозрачным пластиком. На лбу у этого любителя печатей, был оттиснут лиловыми чернилами штамп - печать Соломона: четыре малых креста меж перекладин большого. Символы отдаленно напоминали свастику. Натан хмыкнул.

   - Я люблю иногда тут посидеть, почитать... - прокомментировал хозяин сортира.

   - Не слишком ли мы уподобляемся эсэсовцам, с их сумочками и абажурами из человеческой кожи... а?

   - "Око за око...", - сквозь зубы процедил Эзра. - Библия.

   - Ладно, разрешаю оставить трофей у себя, - согласился бывший начальник. - Тут ему самое место.

   Так закончилась операция "Голиаф".

  

  

   10.

  

   В распахнутом пальто он шел мимо мраморных столиков уличных кафе, мимо суетливых бистро, шел сквозь толпу, собравшуюся у "синема", и не сразу заметил, что люди обращают на него внимание. Одни смотрели с улыбкой, другие растерянно, третьи озабоченно. Натана это разозлило. Он остановился и оглядел свое отражение в витринном стекле антикварной лавки. Все вроде было в порядке, но тогда какого черта вон та пара престарелых парижан уставилась на него?

   - На мне узоры, да? - раздраженно спросил Натан у пожилой четы.

   - Вам плохо? У вас неприятности? - в свою очередь спросили они.

   - Почему вы так решили?

   - Ну, как же... У вас вид растерянный... Идете без головного убора...

   Еще кто-то подошел и спросил: "Вам помочь?"

   Ах, вот оно в чем дело! - понял Натан.

   Только сейчас он заметил, что все прохожие от мала до велика были в головных уборах. Натан вспомнил, что древний обычай покрывать голову, берущий начало из животной жизни, чтобы казаться выше, а значит, сильней, постепенно, наряду с утилитарной необходимостью, стал также символом престижа и указателем социального положения. Голову обнажал только раб и простолюдин. Отсюда берет начало привилегия заслуженных дворян - не снимать шляпу в присутствии короля.

   Привычка носить головной убор выдохнется к середине шестидесятых годов ХХ века под давлением лозунга равенства всех людей, но в эти времена обычай еще имел силу. Поэтому придется ему подчиняться, если не хочешь выглядеть белой вороной.

   Поблагодарив людей за их участие и заботу, Натан вошел в ближайший магазин головных уборов. Там он купил себе жесткий буржуазный котелок, который французы называют "melon", то есть дыня. Когда он вышел из магазина в головном уборе, уже никто не обращал на него внимания. Никто.

  

  

.........................................

Лето 2004.

=========================================

  

  

  

   Примечания:

  

   ¹ "...ему, вегетарианцу..". (сцена в подвале) - Автору известно, что Гитлер в 1920 году еще не был вегетарианцем, но, в отличие от правды жизни, художественная правда образа допускает такое обобщение.

  

   ² "...свои субботы я окончу в мире". - Ветхозаветный оборот, в данном случае "субботы" означают старость.

  

  

  

  

   Владимир Евгеньевич КОЛЫШКИН

   "Контрольное обрезание", повесть. 2004.