32. КОММУНАЛЬНАЯ КВАРТИРА

  

   Моя комната в Столешниковом была около 20 квадратных метров. По меркам сороковых годов просто-таки царские хоромы. Потому что по жилищным нормативам 1940 года для человека эта норма составляла менее 4-х м'. Это значит, что в моей комнате может жить семья из пяти человек. И мне было ужасно стыдно одному занимать такую площадь, в то время как другие люди жили в совершенно дикой тесноте и даже под лестницами без окон ютились целыми семьями.

   И когда у нас в коридоре (правда, возле окна) поселили женщину с тремя (!) детьми, я был в шоке. Старшим был мальчик десяти лет, девочке - восемь лет и младшенький через год должен пойти в школу. Их матери на вид было хорошо за тридцать.

  

   Надо понимать, что что собой представляет коридор в таких домах. Это грязные, обшарпанные стены, увешанные тазами; это пространство, заставленное замызганными столами с керосинками. Это вонь - керосиновая, нерафинированного подсолнечного масла, подгорелой картошки и прогорклого жира. А еще какие-то сундуки и шкафы, корзины и прочий хлам.

  

   Идя с улицы по этому чудовищному коридору к себе в комнату, я старался не глядеть в сторону несчастного семейства, чтобы ненароком не встретить укоряющий взгляд женщины. А может, я только воображал себе этот укоряющий взгляд. А на самом деле, она была довольно приветливой. И дети здоровались, что само по себе уже характеризовало их как прилично воспитанных.

   Наконец совесть моя не выдержала, я подошел к женщине и сказал:

   - Давайте познакомимся. Меня зовут Николай Мельников, а вас?

   - Катя, - ответила она так непринужденно, словно ей было 20 лет и, что удивительно, протянула руку, словно для поцелуя. То есть высоко подняла руку. Я, конечно, не стал ее целовать, но пожал. "Что это за светские манеры, - подумал я, - из каких она слоев общества?"

  

   - Катерина... а по отчеству? - уточнил я.

   - Юрьевна.

   - Катерина Юрьевна, я предлагаю вам вместе с детьми переселиться в мою комнату.

   - А вы разве уезжаете? - с надеждой спросила она.

   - Нет, что вы... - смутился я, - но, полагаю, мы все там поместимся. Исходя из нормы, как раз пять человек.

   - А что подумают люди? - она смотрела на меня, глаза у нее были голубые, и сама она была красивой.

  

   Красивая женщина с тремя детьми, на мой взгляд, это как-то странно. Красотки обычно легкомысленны и самолюбивы и не станут обременять себя оравой из трех детей. Но разговорившись, я узнал, что муж у нее был в высоких армейских чинах и званиях (кажется, генерал). Но в 1939-м, уже на излете репрессий по ложному доносу был арестован и расстрелян в начале 1940 года.

   Какое-то время она с детьми жила у родственников мужа, потому что мужнюю квартиру забрали. Она была ведомственной. А потом и родственники сгинули в ГУЛАГе. Её саму не тронули, как и детей, может, пожалели. Иногда и жалость просыпалась в их сердцах. У кого у "них"? Ну, сами знаете, у кого.

  

   Она всё ждала моего ответа. И я ответил:

   - А что могут сказать престарелый выпивоха Захар Иванович и его жена (не помню её имени) из комнаты под номером 3, или еврейское семейство из 4 й, или из 1-й бабушка с внуком, которого бросила мать? Вы ничем не будете мне обязаны. Просто я считаю, что мать с тремя детьми имеет право на более достойные условия жизни...

   Господи, я даже вспотел от усилий быть как можно более светским. Не советским, а именно светским. А она все смотрела на меня своими небесного цвета глазами, и я в них тонул, и мое сердце билось раза в два быстрее обычного...

  

   Ах-ах, какие сантименты! Неужто я влюбился вот так сразу? Будь я и в самом деле двадцатилетним, как у меня отмечено в паспорте, каким и был убитый на фронте Мельников, в тело которого переселились моя душа и сознание, я бы сказал, что это невозможно.

  

   Но для меня, Андрея Загорова, 75 лет, пенсионера из 21 века, эта Катя была мечтой, может, и недостижимой. Даже с таким "приданым" из трех детей.

  

  

   ------------------- Продолжение следует -------------------