- Ну ты ж сам просил говорить, когда останется пять.
- А-а... Хорошо, закажу.
Завтраков у нас не бывает: по чашечке кофе, по сигарете, "Что-нибудь купить к обеду? - Да нет, все есть. Хлеба, если тебе надо". Я хлеба не ем - мне не надо. Еще по сигарете. И еще - "По последней?"
С уходом Михалыча утро лениво растягивается, погружается в ванну, сворачивается кошачьими бубликами в кресле. Бублик черный и бублик белый. Белый сладко похрапывает во сне.
Обед ко времени не привязан - как получится - но заканчивается второй чашечкой кофе. Михалыч варит чудный кофе (Фурсенко со своим средним родом бодро идет в сад).
Михалыч иногда язвит: "Ты вышла замуж не за меня, а за кофе". А я не возражаю - из вредности.
- Заказал?
- Заказал. Завтра-послезавтра.
Вторая половина дня лениться не привыкла: работа, кино, книги и прочие обязанности или приятности. Просыпаются кошки. Они слоняются по дому, слегка вялые ото сна, капризничают, чему-то дежурно возмущаются и наконец устраивают маленькую показательную свалку. Пора кормить.
Вечером опять кофе, болтовня под полпачки сигарет, фантастический Грегори Хаус - "Вот ты такая же язва!" - кажется, Михалыч не разделяет моих трепетных чувств.
Через три дня заказ так и не привезли.
- Осталось вот, - показываю одну и делаю "лицо". - Не звонили?
- Нет, - Михалыч не любит проблем на ровном месте. - Может, тогда других?
- Ну давай. Парочку, не больше.
Все утро я наблюдаю, как тает последняя, и почти страдаю - других я не люблю и не хочу. А моих просто так не бывает - только по заказу. В обед Михалыч приносит вожделенное, сует в протянутые с надеждой руки: "Вот!".
Я нежно прижимаю к груди два блока "Житана". Золотая цыганка дерзко перечеркивает бело-голубой дым на васильковой глади под целлофаном.
- Вот он, праздник, который всегда со мной!
- Хэм, между прочим, не курил, - Михалыч тоже та еще язва.
- У каждого свои недостатки, - парирую я и про себя, и про Хэма, и про девушек из джаза.