Пламя медленно, неохотно опадало и вздымалось вновь, подбадриваемое охапками мелких веток, подбрасываемых в кольцо из камней. Поморщившись, Кы-Гы нашарил пару поленьев потолще и сунул в очаг. Огонь увял было, но понемногу осмелев, облизал новое угощение и принялся оживать, разгораясь всё ярче. Кы-Гы обвёл взглядом сгрудившихся вокруг детей. Скуластые большеротые лица выражали терпение и вместе с тем жадное ожидание - что было дальше?
-... И тогда демоны затаили злобу на нашего бога Гы-Хырра, за то, что он знал теперь больше них самих. И задумали они погубить нашего бога, несущего благо всем оркам. Но как? Гы-Хырр был могуч, и никто из демонов не осмелился вступить с ним в открытую схватку, не опасаясь за свою шкуру. И тогда обратили демоны свой алчущий взор на узконосых, которые были в ту пору слабы и ничтожны, и прятались по щелям от гнева народа орков.
Общий вздох. Уж кто-кто, а эти ребятишки хорошо знают беспримерную подлость узконосых.
- И вот, однажды, когда великий и мудрый Гы-Хырр был на охоте с верными соратниками, как то и полагается мужчине, подстерегли его поганые узконосые, окружив со всех сторон. Их было много, узконосых, там много, что невозможно сосчитать. А орков-богатырей было мало - ведь шли они не на битву, а на охоту...
Кы-Гы замолчал, помешал угли в костре палкой и подбросил ещё полено. Молодёжь терпеливо ждала, и только ноздри, смотрящие вперёд, чуть шевелились, выдавая нервное напряжение.
- Туча стрел закрыла солнце, и лес копий был подобен настоящему горному лесу. Гы-Хырр разил их и разил, и богатыри-орки разили, а они лезли и лезли...
- А как же стрелы? - робко подал голос самый маленький орчонок. - Они же солнце закрыли...
Сидевший рядом малец постарше залепил скептику затрещину.
- Разве могут стрелы поганых узконосых причинить вред самому Великому Гы-Хырру?!
- Не бей его, Га-Ку, побереги силы и ярость для узконосых, - остановил старшего шаман. - Ты верно спросил, малыш, а ты верно ответил. Конечно, узконосые ничего не могли сделать нашему богу, их стрелы и даже копья отскакивали от Гы-Хырра, как от камня. Но падали один за другим его товарищи, и настал миг, когда наш бог остался один. Один, и некому было прикрыть ему спину. А узконосых, которых он набил уже целую гору, было всё ещё очень много.
Старый шаман вновь замолчал, мешая угли в костре. Слушатели терпеливо ждали - орки умеют терпеливо ждать, подолгу таясь в засаде. Кровавые ответы плясали в глазах мальчишек, глубоко упрятанных под надбровными дугами.
- Однако демоны были хитры, очень хитры. Они знали, что стрелы узконосых слишком слабы, чтобы причинить вред нашему богу, и потому дали одному из узконосых своё демонское оружие - огненное копьё. И когда остался Гы-Хырр один, без товарищей своих, тогда этот узконосый, по кличке Ад-Амм - вы ведь знаете, у узконосых нет настоящих имён - подкрался сзади, и в суматохе великой битвы метнул своё проклятое копьё...
Шаман обвёл взором своих слушателей, теперь боявшихся даже дышать. На грубых большеротых лицах была написана одна затаённая надежда. Они все уже знали, что услышат, но так хотелось, чтобы у этой истории оказался другой конец...
-... И попал, - безжалостно, как сама жизнь, оборвал несбыточные мечты Ка-Гы.
Общий сдавленный вздох. И пламя в глазах.
- Три дня и три ночи уносили своих убитых узконосые, и зарывали в землю. Соратников же Гы-Хырра узконосые бросили там, где убили, лишив посмертного покоя, дабы хищные звери пожрали их и растащили неупокоенные кости по всей округе...
Шаман сделал паузу.
- И только тело нашего бога не посмел тронуть ни один зверь - ни горный лев, ни вонючий шакал, ни злобная гиена. Ни один стервятник не посмел выклевать его глаза, в которых таилась вся мудрость мира. Он лежал, смотрел в небо мёртвыми глазами, и становился всё легче и легче. И наконец растворился, как туман на рассвете, и поднялся к небу...
Новый всеобщий вздох, на этот раз восхищённый.
- С тех пор народ орков бредёт по этому миру, как сирота. Некому стало вести нас к свету, в края, где нет холодных зимних ночей, где всегда много мяса. Некому стало учить, как жить дальше, открывать нам новые тайные знания. Узконосые расплодились безмерно, и, пользуясь знаниями, данными им демонами для победы над Гы-Хырром, вытесняют орков везде и убивают где только могут. У них много бронзы, очень много, а у нас мало, и уже почти нет мастеров, помнящих уроки бога, передаваемые из поколения в поколение. Наши мастера убиты, убиты вожди многих кланов, а те, кто есть, могут только сражаться, но уже не помнят древней мудрости. Мы не боги, и нет у нас защиты от стрел узконосых, их копий и длинных ножей...
- И нет никакой надежды? - сжав зубы, спросил тот самый мальчик, Га-Ку, что недавно наградил младшего брата подзатыльником за неверие.
Шаман помолчал.
- Надежда всегда есть, Га-Ку. И даже для народа орков.
Старый орк встал, опираясь на палку.
- Возьмите факелы и ступайте за мной. Я вам кое-что покажу.
Разобрав факелы и запалив их от угасающего костра, подростки двинулись вслед за наставником, с каждым шагом углубляясь в таинственные и запутанные лабиринты Пещеры Духов - самого последнего убежища, в котором таилась древняя мудрость народа орков, оставленная им великим Гы-Хырром.
- Здесь, - остановился старый шаман, указывая на стену обширного зала.
Юные орки благоговейно смотрели на стену, расписанную яркими красками. На сером камне сияла охра - желтая, как солнечный свет, и красная, как свежая кровь. И всё это перечёркивали штрихи сажи, чёрные, как души демонов, убивших бога руками узконосых.
- Это великая битва... - потрясённо прошептал тот самый маленький заморыш, схлопотавший подзатыльник. Подростки зашептались, узнавая знакомый сюжет, только что услышанный из уст старого шамана. Вот орды узконосых атакуют группу храбрых орков-богатырей, сподвижников самого бога... Вот чёрные, громадные демоны, ростом почти в полтора раза выше самого рослого орка, с копытами и рогами, вручают мерзкому узконосому, проклятому Ад-Амму, своё огненное копьё, для удара в спину... А вот и сам предательский удар...
- А это что? - один из орков указал на противоположную стену, густо испещрённую непонятными знаками, так не похожими на обычное рисуночное письмо.
- А это язык, который почти никто уже не знает среди народа орков, - старик закашлялся от дыма. - Здесь записана мудрость, которую успел передать нам Великий Гы-Хырр. И ещё кое что...
Шаман прошёлся вдоль стены, исчерканной письменами, вглядываясь. Остановился.
- Ты спрашивал, есть ли у нас надежда, Га-Ку. Слушай же, что говорят древние знаки.
Старый орк сделал паузу.
- Напрасно узконосые надеялись, что, убив нашего бога, они станут любимцами демонов, и демоны заменят им бога, которого у них нет и быть не может. Что демоны станут учить их, как жить дальше, оберегать от напастей. Демоны бросили их, потеряв к узконосым всякий интерес - дело сделано, зачем они нужны? Да, узконосые загнали нас в голодные места, дикие горы, но и меж собой грызутся за место под солнцем. Они уже сейчас убивают друг друга, как сбесившиеся гиены. И настанет день, о котором говорится так:
"Настанет день, когда кончится время проклятого города, и отражения его. Гнев богов сокрушит смертельных врагов, и погибнут они вместе, не увидев лица друг друга, не оставив ни потомства, ни праха, ни имени. Только память пройдёт через бездну времён, пугая народы, покуда не рождённые, ужасной судьбою падших..."
Шаман обвёл своих слушателей глазами, почти спрятавшимися под могучими надбровными дугами и кустистыми седыми бровями.
- Я не буду читать вам всего, вам это пока не нужно. Скажу лишь одно: этот день близок. Скоро, совсем скоро исполнится это пророчество, и может быть, я ещё увижу, как ваши руки вырывают печень из распоротых животов узконосых, и как вы едите их мозг...
Старый орк снова закашлялся, не вдруг восстановив дыхание.
- И вся эта земля, некогда отнятая у нас проклятыми узконосыми, вновь станет нашей. И тогда наш бог Гы-Хырр сойдёт с небес и вновь обретёт плоть, и настанет светлое время для всех орков. Никто больше не умрёт от голода, и не погибнет от когтей горного льва, и забудут орки, каковы они, мерзкие лица узконосых...
- Скажи, Мудрейший, а отчего ты сказал "боги"? - вновь встрял неугомонный маленький заморыш. - Ведь бог наш един - Гы-Хырр.
- Так говорят эти знаки, малыш, и я прочёл именно так, - старый орк пошевелил ноздрями, густо заросшими седым жёстким волосом. - Я не знаю, в чём тут дело - возможно, тот, кто писал, не так уж твёрдо знал язык тайных знаков, или просто устал, и оттого ошибся. Потому что бог наш един, ты прав. Он смотрит на нас с небес. И ждёт дня, когда можно будет обрушить кару на узконосых. И мы должны ждать. Ждать и готовиться.
...
Крылатые львы скалили свои пасти, злобно мерцая рубинами, искусно вставленными мастером-камнерезом вместо глаз. Интересно, подумал Валхал, отчего это все Повелители так любят изображения свирепых и кровожадных тварей?
- Верховный Жрец Валхал к Повелителю Гиамуры Хамхеру Бесподобному и Могущественнейшему!
Слова церемониймейстера гулко отдавались в высоких сводах, тяжёлые створки внутренних врат - дверями назвать эти окованные золочёной бронзой створки в три человеческих роста язык не поворачивался - распахивались настежь, и Валхал шествовал по мозаичным полам, приняв приличествующую столь ответственной церемонии осанку. Кто бы знал, как он устал от всего этого - бесчисленных церемоний, выдуманных глупыми дармоедами, ошивающимися вокруг Повелителя, как мухи вокруг свежей коровьей лепёшки... Да, по части церемоний Хамхер переплюнул своего папашу. Отчего-то принято считать, что без воя труб, толп лизоблюдов и пышных словес величие Повелителя пострадает. Как будто величие и мощь держатся на шутах и церемониймейстерах...
- Верховный жрец Валхал к Повелителю Гиамуры Хамхеру Бесподобному и Могущественнейшему!
Стражники у последних ворот чётко, по-уставному отступили в стороны, створки распахнулись, и жрец вступил в Малую Залу Утренних Аудиенций - так называл это помещение церемониймейстер, сообщивший жрецу место и время приёма.
- А, Валхал! Давно тебя жду, понимаешь...
Толстый обрюзгший мужчина, заросший курчавой тёмной бородой, восседал на роскошном мягком кресле с высокой спинкой, обшитом цветастой махровой тканью. Повелитель сидел, задрав полу утреннего одеяния, широко раздвинув жирные волосатые ляжки. Перед ним на коленях стояла обнажённая девочка лет пяти, кудрявая и прелестная словно кукла. Малышка гладила нежными детскими пальчиками восставший член хозяина, толщиной и протяжённостью сделавший бы честь любому быку, припав губками к здоровенной багровой головке. Правая и левая руки Хамхера Бесподобного и Могущественнейшего покоились на пышных бюстах двух взрослых девиц, возлежавших в чём мать родила на специальных столиках по обе стороны от Малого трона Залы Утренних Аудиенций, изображая собою живые подлокотники. Да, подумал жрец, по этой части нынешнему церемониймейстеру нет равных...
- Повелителю здравствовать и радоваться во веки веков! - церемонно поклонился Валхал. Когда-то, в юности, его мутило от подобных сцен, но с тех пор он привык. В конце концов, уважаемый господин церемониймейстер ничего не выдумал сам. Подобные сценки можно увидеть во всех Домах Радости славного города Гиамуры, он лишь довёл процедуры до необходимого совершенства, как то и приличествует Великому Дому.
Бесподобный и Могущественнейший в ответ только хрюкнул - утренняя церемония приближалась к кульминации. Ещё миг, и всё было закончено... Жрец отвёл глаза. Возможно, Киллиан прав, подумал он. Есть предел скотства, который Гиамура перешла, уже давно перешла, и оттого древнее пророчество просто обязано сбыться. Вот уже придворные лизоблюды взяли за правило восхищаться мощью чресел Повелителя при виде подобных сцен... Ещё чуть, и это дело возведут в ранг обязательной церемонии.
- Ты молодец, малышка, - отдышавшись, Хамхер ущипнул малолетнюю наложницу за щёчку. - Все свободны! Кроме почтенного Валхала, разумеется, - толстяк хохотнул, - покуда он меня не удовлетворит.
Верховный жрец пропустил сальность, не дрогнув ни единым мускулом на лице. Да, Киллиан безусловно прав - падение нравов подобно падению в пропасть, остановиться невозможно, пока не грянешь о дно... Ещё во времена деда этого мешка с требухой Повелитель сохранял хотя бы внешние признаки уважения к жрецам. Не говоря уже о том, что в ту пору отдать на растерзание толпе прокажённых Деву Дождя никому не могло даже прийти в голову, что бы она ни сказала. Зачем вообще нужна пророчица, говорящая только то, что угодно слышать Повелителю? Для ублажения слуха льстивыми речами более чем достаточно придворных.
- Я что тебя позвал, Валхал... - Бесподобный и Могущественнейший оправлял роскошное одеяние. - Взгляни-ка на этот свиток.
Свиток из тонко выделанной кожи был совсем маленьким - такими обычно пользуется тайная служба - но чертёж и пояснительные надписи, нанесённые умелой рукой, были различимы вполне отчётливо. Валхал читал, и рука его дрожала. Вот как... Вот так, значит... Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Знания либо гибнут вместе с их носителями, либо выходят наружу. Значит, этот любитель мальчиков скурвился настолько, что выдал хранимый издревле страшный секрет...
- Я вижу, ты не изумлён, - Хамхер остро наблюдал за стариком. - Что ж, это радует. Легче будет договориться.
Повелитель неспешно взял Верховного жреца за горло.
- Сколько ещё ценных и полезных сведений утаиваешь ты и вся ваша братия от своего господина?
- Я ничего не утаиваю, мой Повелитель, - прохрипел Валхал. - Если Повелитель желает, может узнать всё... потратив столько же времени, как ученики при Храме...
- Не юли, старик, - скривился Хамхер. - Ты не ученик, ты Верховный жрец. И ты должен сам соображать, какие сведения представляют ценность для твоего Повелителя, а какие только для любителей древних манускриптов.
- Этого не может знать никто, мой Повелитель, - несмотря на пальцы, сдавливающие горло, Валхал старался говорить ровно. - Сегодня они представляют интерес только для любителей манускриптов, а завтра...
- Хорошо, оставим это, - Хамхер отпустил свою жертву. - Как следует из записки, этот грязный главарь Сидоммы в самое ближайшее время будет иметь дюжину огненных труб, способных метать каменные шары весом в барана на расстояние в тысячу шагов или даже больше. Возможно, он их уже имеет, время летит быстро... Вопрос звучит так: как скоро ты, почтенный Валхал, сможешь предоставить мне двадцать - двадцать, ты не ослышался, и нечего хлопать глазами - как скоро ты сможешь предоставить мне двадцать точно таких же труб, способных метать точно такие же по весу камни, но уже на расстояние в две тысячи шагов?
- Это невозможно, мой Повелитель! - вырвалось у Валхала. - Две тысячи шагов, это немыслимо...
- Хорошо, пусть будет полторы тысячи, но ни шагом меньше, - Хамхер пожевал губами. - Да, и ещё эти орудия должны уметь метать множество свинцовых шариков от боевой пращи... Короче, ты понял, не маленький.
Бесподобный и Могущественнейший чуть наклонился вперёд, и его глаза смотрели пронзительно.
- Только не говори, что ты не сможешь этого сделать, почтенный Валхал. Я огорчусь до смерти, и даже до двух. Твой сын...
- Это дело потребует множества людей. Понадобятся медники, углежоги, гончары... Да, ещё скульпторы.
- А они-то зачем?
- Видишь ли, Могущественнейший, макет отливки делают из воска...
- Не будем спорить, - Хамхер махнул рукой, будто отгоняя муху. - Забирай, кого сочтёшь нужным. Составь список хоть на полгорода.
- Мне нужно много времени, Бесподобный и Могущественнейший, и ещё больше бронзы.
- Бронзы у тебя также будет столько, сколько нужно, - Повелитель ухмыльнулся, - если понадобится, в твоём распоряжении все статуи города, колокола и гонги. А вот времени мало, Валхал. Если до начала зимних дождей у меня не будет огненных труб... Впрочем, я уверен, что они будут.
...
- Вот здесь ты будешь жить. Пока. А там видно будет.
Женщина оглядывала комнату глазами, в которых метался страх. И Киллиан хорошо знал причину этого страха. "Собачьи наложницы" живут в помещениях с небелёными стенами и полом из утоптанной глины. И спят на ворохе камыша или соломы, в лучшем случае на ветхой циновке. Настенная роспись и красивая мебель в комнате в сознании бедняги стойко связана с мучениями и унижениями. А впрочем, "собачьи наложницы" при правильном воспитании начисто лишены чувства собственного достоинства, и не чувствуют унижений. По крайней мере, так принято считать у тех, кто их использует.
Юноша криво усмехнулся. Да, господам удобнее считать, что не чувствуют. И в любом случае "собачьи наложницы" чувствуют боль.
- В каком углу мой господин позволит мне лечь? - Апи явно искала глазами подстилку.
Киллиан снова окинул взглядом покупку. Несчастное, забитое существо, с рождения не знавшее ласки.
- Ты будешь спать на вот этой кушетке. Сейчас ты помоешься, Апи, и приведёшь в порядок свои волосы. Вот ванна, вот мыло. Да, и вот в этом сосуде средство от вшей...
Вот теперь изумление "собачьей наложницы" достигло предела. Она круглыми глазами смотрела на полукруглую фаянсовую ванну, встроенную в углу, и мелко дрожала.
- Как только ты помоешься, я велю принести тебе поесть, - Киллеан чуть улыбнулся, желая подбодрить несчастную.
Апи внезапно вскинула на него глаза, полные отчаяния.
- Мой господин... я всё сделаю, как ты велишь... помоюсь и... Скажи, это будет очень мучительный яд?
Молодой жрец сглотнул, желваки гуляли по скулам.
- Проклятый город...
...
-... А я тебе говорю, их ещё полным-полно в горах, этих орков! Только они редко появляются при солнечном свете, и уж тем более стараются не попадаться нам на глаза. Да, наша бронза их кое-чему научила... Вот только чему именно? Спроси купцов, водящих караваны к Восточному морю, что может статься с человеком, рискнувшим заночевать в тех горах...
- Но ведь ходят же караваны, и ничего...
- Ходят, само собой. По триста ослов, да с полусотней охраны, да со сворой боевых псов - отчего не ходить? Ни горные львы, ни орки не станут связываться с такой силой. Однако даже корабельщики из Двуречья не остаются на берегу на ночь, предпочитая дрыхнуть вповалку на своих камышовых вязанках, отойдя от берега на полёт стрелы.
- Ха! Ты думаешь, они опасаются каких-то там орков, которых никто толком и в глаза не видел? Это они нам степень доверия выказывают... Они ж все там пляшут под дудку Гиамуры...
- Можно подумать, у них есть выбор. Торговые люди, они и есть торговые люди...
Голоса переплетались, сливаясь в сплошной гул, царивший в обширной зале заведения. Гевар отхлебнул пива, пряно пахнущего имбирём, закрыл глаза. Этот столик за полупрозрачной ширмой он облюбовал ещё тогда, когда был простым соглядатаем тайной службы. Вогнутые стены обеспечивали этому укромному уголку замечательное качество - всё, что говорилось в зале, было отлично слышно. А вот то, о чём беседуют за этим самым столиком, оставалось тайной для посторонних, если, разумеется, разговаривать негромко, в четверть голоса, а не орать во всю глотку, как это принято в питейных заведениях... Этот столик сослужил ему однажды весьма неплохую службу, открыв возможность для карьерного роста... Да, много времени утекло с тех пор...
И ещё больше крови.
-... Серебро в двенадцать раз дешевле золота, а у нас в восемь, чего не возить? И потом, золотоволосые девки стоят столько...
- Девок этих нужно ещё живыми доставить. Камышовая ладья не альков под сенью дворца...
- Верно, подыхают в пути многие, а остальные приходят в совершенно нетоварный вид. Ну да ведь их откармливают уже здесь, на месте...
- А есть которые извращенцы, орок любят...
- Да много ли таких? Разве что в балаган для потехи, а там много не выручишь - хозяева сих заведений ребята прижимистые, денежки считать умеют...
- Нет, почтенные, орки, это ерунда. А вот если бы поймать остроухую... На всю жизнь обеспечен, и в море больше не ходи...
- Ха! Поймал один такой... Даже думать забудь, парень, проще самому зарезаться.
- Да брось, брось! Пугают, я полагаю, неудачники всякие. Ежели с умом подойти... Ведь на вес золота девка остроухая идёт...
- Откуда ты взять-то его намерен, тот ум? Покойнику золото ни к чему...
- Ну и плавай на своей вязанке, покуда однажды не сдохнешь в море от жажды. И это в лучшем случае. Кто не рискует, жрёт ячменную кашу не досыта...
- А чего, Клоп верно говорит... Золото, оно рисковых любит...
- Дело ваше, я сказал. Ловить остроухих девок - верная смерть.
- Да ты не горячись, Жжёный, ты прикинь...
Работорговец, тот, которого товарищ назвал Клопом, для верности понизив голос, принялся с жаром излагать детали плана, как ему казалось, весьма хитроумного и тщательно продуманного. Слова звучали неразборчиво, но Гевар не особо вслушивался. Да, богата славная Сидомма рисковыми парнями, жаждущими золота и при этом ни во что не ценящих собственную жизнь. Этот Жжёный, очевидно, умнее других, но и он не знает того, что знает начальник тайной службы. Не только ловить остроухих девок, но и приобретать столь опасный товар риск запредельный. Лазать в погреб, набитый колдовским огненным зельем, держа в руке факел, куда безопаснее. Стоит только остроухой красавице разок высунуть нос из клетки или комнаты, стены которой обшиты густой медной сеткой, и всё... Гевар видел, что сотворили летающие лодки остроухих, явившиеся вызволять пленницу в имение одного сладострастного богатея, возжелавшего иметь у себя редкую пленницу. Груды тонкой пыли вместо дворца и мерзкие пятна слизи вместо его обитателей... Пожалуй, этих отчаянных олухов следует пресечь. Не хватает ещё сейчас проблем с остроухими.
- Моему господину вечно здравствовать и радоваться...
Негромкие слова приветствия. Человек, одетый во всё тёмное, возник будто из воздуха. Старею, подумал Гевар, раньше подобраться ко мне незамеченным было практически невозможно.
- Садись, Дрон, - начальник тайной службы собственноручно налил своему агенту пива, приглашающее указал на столик, уставленный яствами. - И давай, что принёс.
Крохотная камышовая трубочка, поблёскивая лаковым покрытием, легла на стол. Гевар вынул из одежды заколку, пользуясь ей, как пинцетом, осторожно вынул пробку, затем содержимое. Крохотный комочек развернулся в лист тончайшего папируса, испещрённый мелкими письменами.
- Когда прибыло письмо?
- Сегодня вечером, мой господин. А отправлено, очевидно, на рассвете.
Гевар со вздохом опустил депешу, доставленную голубиной почтой.
- Что ж... Они сами назначили день и час. Значит, так... Ты и твои люди отправляетесь в Архон, и не позже чем послезавтра. Когда подойдут войска, всё должно быть готово.
- Да, мой господин.
Когда тайный агент растворился в воздухе так же незаметно, как и возник, Гевар усмехнулся. Воистину права древняя мудрость - "не спеши желать, ибо есть опасность, что желания твои исполнятся". Самур Первый, значит... Первый и последний.
"... И будет во граде том шестьдесят правителей без единого, идущих из древнего корня, а шестидесятому не бывать. Воцарящийся сверх того увидит гибель великого города, и когда стены падут по зову труб..."
Начальник тайной службы снова усмехнулся. Если бы Самур видел эти медные чудовища, он не стал бы спешить с заговором. А впрочем... Если заговор созрел, любая отсрочка грозит смертью. Даже у самых глухих стен порой вырастают уши... Недаром встречу с агентом он организовал не у себя в канцелярии. Что-то тревожно стало в последнее время... Однако, где же Карун?
- Моему господину вечно здравствовать и радоваться...
Этому агенту не удалось возникнуть пред очи начальства столь же незаметно, как предыдущему. Зажрался, подумал Гевар, навыки теряет... Или это я начеку?
- Садись, Карун. И давай.
Новый футляр был немного крупнее и выточен из дерева, что неоспоромо доказывало - на сей раз носителем почты была утка. Да, утиная почта быстрее голубиной, хотя обучение уток дело более хлопотное. Зато вести из Гиамуры прибывают скорее.
Тонкий свиток развернулся, и по мере того, как начальник тайной стражи вчитывался в текст, лицо его менялось.
- Ты в курсе, что в письме?
- Нет, мой господин, ты же видел печати. Я знаю только то, что мне нужно для работы.
- ЭТО тебе нужно. Именно для работы, - Гевар подтолкнул листочек своему человеку.
Карун бегло проглядел депешу, поднял глаза.
- Это не так быстро, как я понимаю - целых двадцать... Сколько времени ушло у нашего?..
- Необходимо убрать этого жреца. Делом займёшься лично.
- Да, мой господин. Но это не так просто...
- Я не сказал "просто". Я сказал "необходимо". Детали продумай, доложишь завтра.
- Хорошо, мой господин.
...
- Зачем ты сделал это?
Ветер шевелил невесомо-ажурные занавеси, украшенные золотыми звёздами, искусно вышитыми на тёмно-синем кружеве. Пышные цветы в вазонах из белого мрамора неодобрительно кивали своими прелестными головками - да, да, как посмел? "Собачья наложница", здесь - фу, какая гадость...
- Я не мог бросить её, отец, - Киллиан сидел на ложе, подтянув к подбородку колени и обхватив их руками. Валхал вздохнул, подошёл и сел рядом.
- Я знаю, что у тебя доброе сердце, сын мой. Порой слишком доброе, ну да с этим уже ничего не поделать. Однако ты осквернил Храм, приведя сюда "собачью наложницу".
Киллиан поднял глаза, явно собираясь что-то возразить, но Валхал перебил его.
- Я могу перечислить тебе поимённо всех, кто жаждет стать Верховным жрецом вместо твоего отца. Впрочем, ты, вероятно, и сам это знаешь. Нельзя так подставляться.
- Хорошо, отец. Завтра я сниму для неё комнату, где-нибудь в Гундо.
Валхал хмыкнул.
- Ты совсем не знаешь наших сограждан, Киллиан, не обижайся. Верно говорят, "золотая молодёжь" может расти лишь в золотых вазах. Если даже дать тебе охрану, чтобы ты смог войти в трущобы Гундо и выйти оттуда целым и невредимым - как ты себе это представляешь? "Собачья наложница" - это то же, что собака, даже хуже. Ты всерьёз полагаешь, что хозяйка дома, где ты снимешь комнату, будет относиться к ней, как к человеку?
Они встретились взглядами.
- Люди Гиамуры злы и жестоки, Киллиан, как и все люди вообще. Однако хуже, чем Гундо, клоак не бывает. Ну разве что в проклятой Сидомме.
- Я не дам её в обиду, отец, - в глазах юноши зажглись острые огоньки. - Я обещал.
- Кому обещал? Ей? - ирония в словах Валхала была едва заметна, однако Киллиан её уловил.
- Себе прежде всего. Да, и ей тоже!
Юноша подался вперёд.
- Она же человек, отец! Она такая же, как ты, как я, как...
- Заткнись! - рявкнул Валхал. Оглянувшись, понизил голос. - Иногда я мимолётно жалею, что ты не немой, честное слово. Хорошо, что нас никто не слышит.
Верховный жрец вздохнул.
- Ладно, это дело я улажу. Как-нибудь... Скажем, что ты затеял медицинский опыт. К счастью, у меня есть дело, до окончания которого ни меня, ни тебя никто не тронет даже пальцем...
Жрец замолчал, глядя в окно. Роскошные занавеси, стоившие каждая больше, чем дюжина "собачьих наложниц", тихо шуршали, колеблемые ветерком, врывавшимся с улицы.
- Какое дело, отец?
- Расскажу, - чуть усмехнулся Валхал, - ну разумеется, всё расскажу. Если не тебе, то кому же? Но чуть позже, сын мой... Скажи, ты помнишь, как варить огненное зелье?
Теперь с ответом помедлил Киллиан.
- Помню, отец. Не зря ты заставлял меня вставать среди ночи и повторять наизусть...
- Чего ты не понял? Тысячу мешков, я сказал, и это только для начала.
Валхал сгрёб штору в горсть.
- Причём всё это должно быть готово к началу сезона дождей. И огненное зелье, и орудия.
Жрец помолчал.
- Иначе мы позавидуем судьбе этой несчастной, сынок. И ты, и я.
В комнате воцарилось молчание. Где-то далеко раздалось невнятное уханье, словно сотни глоток слитно выкрикивали одно слово, или просто разом выдыхали воздух.
- Они начали подъём этой головы, - перехватив взгляд сына, произнёс Валхал.
- А какая разница... - Киллиан улыбнулся бледной полуулыбкой. - Дело же не в рогах, отец. Гиамура должна погибнуть. Кто станет жалеть о ней?
...
- Проходи, проходи, не стой в дверях!
Конвоир протолкнул долговязого парня с узким и острым, как бронзовый топор лицом. Парень стрельнул глазами в угол - там зверообразный мужик неторопливо раскладывал на столике инструменты самого зловещего вида.
- Ты туда не смотри пока, ты на меня смотри, - усмехнулся Гевар. - Дошло до меня, о почтеннейший Клоп, что ты намерен зарабатывать охотой на остроухих девок. Я не прав?
На лице парня отразилась лихорадочная работа мысли - отпираться опасно, вон палач в углу... кто мог заложить, суки, ну, падлы, погодите...
- Не стану скрывать, господин, была такая мыслишка, - решился наконец пират.
- Похвальная откровенность, - поощрительно улыбнулся начальник тайной службы. - Ну а известно тебе, что делают остроухие с теми, кто ворует их девушек?
- Вряд ли они смогут придумать что-то, чего не было бы в твоих подвалах, господин мой, - осклабился Клоп. Гевар хохотнул.
- Нет, ты не прав, Клоп. Пятно слизи, и никаких костей - такого не могут даже мои умельцы. Впрочем, это быстро, конечно... Осталось узнать имя заказчика, воспылавшего страстью к остроухим нелюдям.
- Ээээ... - судя по всему, пират лихорадочно искал способа уклониться от прямого ответа и при этом не попортить собственную шкуру. Начальник тайной службы слегка наклонился вперёд.
- Или ты хочешь сказать, что, украв остроухую, ты намеревался выставить её на базаре, кто больше заплатит? Не смеши, такие дураки если и бывают на свете, то до твоего возраста точно не доживают. Итак? Имя!
- Повелитель Гиамуры Хамхер, - ровно и чётко произнёс пират, решив, что иного способа сохранить шкуру целой тут не придумать.
Несколько мгновений Гевар сидел неподвижно, переваривая услышанное.
- Повтори.
- Остроухую невольницу заказал мне Повелитель Гиамуры Хамхер. Лично и без свидетелей.
Начальник тайной службы извлёк из-под стола здоровенный самострел, уже взведённый. Пружина бериллиевой бронзы коротко тенькнула, и палач в углу осел мешком - кованая стрела пробила его бритый череп насквозь.
- Я не хочу мешать тебе в твоём промысле, Клоп. Возможно, тебе будет также интересно узнать, что только заговорённая сеть с вплетённой медью может спасти от гнева остроухих. Есть у тебя?
- Пока нет, мой господин, - вновь осклабился пират, нимало не смущаясь только что разыгравшейся сценкой. - А вот Жжёный отказался от дела. И это меня беспокоит, мой господин.
- Покойники никого не могут беспокоить, Клоп, - чуть улыбнулся Гевар. - Забудь о нём. Сетки у тебя будут. Запомни адрес, и ещё кое-что...
Пират внимательно слушал, впитывая ценнейшие сведения об остроухих. Ну кто бы мог подумать, сам начальник тайной службы Сидоммы наставляет пирата, а палач, который должен по идее заниматься его воспитанием, валяется трупом в углу... Этот мир воистину непредсказуем и удивителен.
- Да, вот ещё... - закончил лекцию Гевар. - Моё имя, произнесённое вслух или даже мысленно...
- Этого мне не нужно, мой господин, - Клоп вновь оскалился. - Я успею зарезаться, так полагаю.
- Зарезаться, это хорошо, но не всегда возможно. Вот, возьми.
Начальник тайной службы вынул из одеяния булавку и протянул разбойнику.
- Ей достаточно уколоть палец. Смерть наступает через пару вздохов. И никаких пыток.
- Гм... - Клоп разглядывал подарок опасливо. - Спасибо, мой господин. Верно, так оно ещё надёжнее... Очень больно подыхают от этого яда, или попроще, как висельники, к примеру?
- Этого тебе никто не скажет, - усмехнулся хозяин, наблюдая за гостем. - Это висельника ещё можно вынуть из петли, откачать и расспросить. От этого яда ещё никого не откачали.
- Ладно, - разбойник уже упрятывал булавку куда-то в шов одежды. - Даже если будет жечь, как огнём, пару вздохов потерпеть всегда можно.
- Ступай!
Когда пират ушёл, Гевар потёр руки. Что ж, если этот зажравшийся хряк, главарь проклятой Гиамуры желает на свою жирную шею таких приключений, помочь ему в этом - священный долг начальника тайной службы славного города Сидоммы.