Комарницкий Павел Сергеевич : другие произведения.

Загадка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Много тысячелетий жили в ледниковой Европе неандертальцы, пока не пришли на их земли наши предки. Исход борьбы двух разумных видов очевиден - на Земле останется только один... Совместная испано-российская археологическая экспедиция обнаруживает древнее захоронение неандертальцев, возможно, самых последних на планете. Что чувствовали они перед смертью, о чём думали? Почему один из древних людей захоронен отдельно от остальных? Загадка кажется неразрешимой...
  Загадка
  
  
   -...Сеньор Алекс, сеньор Алекс, там... сеньор Алекс, мы нашли!
   - Что нашли, Люсия? - вопрошаемый, высокий худой мужина лет за пятьдесят, сидящий на плоском камне, спрятал в карман записную книжку, невольно любуясь девушкой - чуть запыхавшаяся, разрумянившаяся от быстрого шага, смуглая, черноволосая и черноглазая Люсия была сей момент чудо как хороша.
   - Я, конечно, не профессор - Люсия сдула со лба растрепавшуюся чёлку - но по-моему, это стоянка неандертальцев. С захоронениями, сеньор Алекс!
   - Ну! - профессор вскочил, выказав несколько неожиданную для его лет прыть, и широким быстрым шагом двинулся в гору, на ходу отклоняя ветви кустов, буйно разросшихся вдоль еле приметной тропки. Девушка едва поспевала за ним - Сеньор Чавес на раскопе?
   - Разумеется, сеньор Алекс, это сеньор Чавес и углядел. Мы бы прохлопали, правда!
   ...Совместная российско-испанская археологическая экспедиция работала в западных отрогах Кантабрийских гор уже третий месяц, но результаты были мизерными: обломанный наконечник копья, расколотый кремнёвый желвак да пара расщеплённых костей, принадлежавших древним прародителям современных вездесущих испанских коз - вот и вся добыча. Средства, отпущенные на экспедицию, стремительно таяли, да и занятия в университете должны были начаться буквально на днях, и руководитель экспедиции профессор археологии Педро Чавес давно свернул бы поиски, будь результаты хоть чуть значительнее. Но возвращаться с абсолютно пустыми руками гордый потомок конкистадоров позволить себе никак не мог. К тому же в экспедиции участвовал русский профессор Алексей Иванович, которого все здесь звали только по имени: "сеньор Алекс", потому что правильно выговорить его фамилию - "Борисоглебский" - мог только испанец, всю свою сознательную жизнь посвятивший изучению русского языка. Русский профессор был худым, высоким, немного сутулым мужчиной далеко за пятьдесят, с соломенного цвета длинными и густыми выгоревшими волосами, в которых проглядывала седина, и аккуратной академической бородкой того же цвета. Впрочем, возраст не мешал русскому профессору лазать по горам не хуже заядлого альпиниста, и на раскопках он мог дать фору многим студентам, изнеженным городской жизнью. А по вечерам у костра русский профессор частенько брал у кого-нибудь гитару и хрипло горланил свои русские песни, и не знающие русского языка испанские студенты восхищённо внимали ему - им казалось, что они сидят у огня в дикой скифской степи, и уже мерещился блеск кольчуг, рогатых шлемов и зазубренных древних секир...
   И вот - удача.
   Из разверстого узкого зева пещеры, полускрытого кустами, тянуло затхлостью и прохладой. Отстранив одного из студентов, Алексей Иванович нырнул в низкую дыру, постоял, привыкая к мраку, казавшемуся после яркого полуденного солнца беспросветным, осязаемо плотным. Впрочем, в глубине пещеры уже неярко светили многочисленные налобные фонарики на светодиодах, коими были оснащены все участники экспедиции.
   - А, сеньор Алекс! - черноволосый плотный мужчина, с сизо-бритой физиономией, чем-то напоминающей злодея из мексиканских сериалов, приглашающе махнул рукой - Наконец-то, сеньор Алекс, я знал, что нам должно повезти! Настоящие захоронения неандеров, вы поглядите! Чтоб мне всю жизнь учить самых тупых гринго в Америке, если это не так!
   В глубине пещеры в мягком известняке были выдолблены неглубокие могилы, в которых лежали костяки, густо засыпанные красной охрой. Черепные коробки за тысячи лет были смяты наваленными сверху тяжёлыми камнями, но опытный глаз Алексея Ивановича сразу углядел характерные надбровные дуги. Да, нет сомнения - это неандертальцы. Он уже хотел шагнуть вперёд...
   - Осторожно! - вскричал профессор Чавес - тут у входа ещё один!
   И только тут уже привыкшие к сумраку пещеры глаза профессора Борисоглебского углядели ещё один рассыпавшийся костяк, лежавший прямо на полу пещеры, возле темного пятна в круге камней, очевидно, некогда бывшего костровищем. И у этого неандера был целый - целый! - череп. Удача, какая удача...
   Алексей Иванович подошёл, осторожно ступая, нагнулся, чуть прикоснувшись пальцами к потемневшей от времени грудинной кости скелета. На пальцах остались красные следы. Охра..."
  
  
   Стены пещеры дышали сыростью, и казалось, ледяные щупальца мрака тянулись к А-ыху со всех сторон, извиваясь, точно змеи - бесплотные, неуязвимые щупальца бесплотного неуязвимого зверя. Да-да, холод и голод - самые страшные из всех зверей, каких знал А-ых. Любого другого зверя можно убить. Волка, или гиену, или даже могучего медведя. И даже страшного пещерного льва можно убить, если знать, как, и не бояться. И если охотников много, конечно. Но вот голод и холод убить не удавалось ещё никому. Их можно только отогнать, ненадолго, но они всегда бродят рядом, на пару, и всегда ждут. Они очень, очень терпеливы, и от них не спрятаться в глубине пещеры, за каменным завалом - они будут караулить тебя столько, сколько потребуется. И рано или поздно убьют.
   Хилый костёр начал угасать, и чёрные щупальца придвинулись почти вплотную. А-ых откашлялся, подбросил в костёр ещё пару сучьев, и огонь жадно набросился на них, вновь разгораясь - огонь тоже знал, что такое голод. Смолистые ветки зашипели, пузырясь смолой, но А-ыху казалось, что это сам ледяной мрак шипит, убирая свои щупальца. Рано, пока рано... Ладно, подождём...
   А-ыху вдруг страшно захотелось вывалить в костёр весь припасённый хворост разом, чтобы огонь взвился громадным пляшущим цветком, выметя мрак из пещеры наружу. И чтобы стало тепло, как в разгар лета. Пусть на миг, но тепло...
   Он вздохнул, взял тяжёлое рубило и вновь принялся долбить крепкую землю. Нельзя, нельзя... Этого хвороста должно хватить до конца работы. Конечно, в лесу кругом полно сухостоя и валежника, но А-ых не мог позволить себе такую роскошь - разобрать завал и пойти собирать хворост. Во-первых, за это время огонь в пещере умрёт, так как кормить его будет некому, и не так просто развести его вновь. А во-вторых, мало ли кто может шастать вокруг. Всем известно: войти в зимний лес может каждый, а вот выйти - не всегда. И потом, силы охотника убывают...
   Огонь снова начал опадать, и А-ых дал ему ещё пару корявых сучков. Ешь, ешь... Для тебя пока еды достаточно - вон, какая куча.
   Огонь вновь взвился, весело заплясал, и ледяной мрак вновь с сожалением втянул свои щупальца. Зато его собрат, голод, стиснул желудок А-ыха с новой силой, так, что рот наполнился вязкой слюной. И отогнать голод было нечем. Они всегда охотятся на пару, холод и голод. Не один, так другой тебя достанет... Надо спешить. Да, пока есть силы, надо успеть. А-ых откашлялся, сплюнул и вновь принялся долбить грунт, время от времени выгребая сухую известняковую крошку горстями.
   Да, хворосту они с У-амом запасли, и огню пока есть чем кормиться. Но вот еды для себя в этот раз достать не удалось. Да и какая охота вдвоём?
   Возможно, они сделали глупость, напав на этого кабана. Возможно, следовало поискать добычу попроще, ведь силы у них ещё были... А, какая разница! Даже если бы им повезло в этот раз - не повезло бы в следующий.
   Собственно, им давно уже было пора перебираться в места, богатые дичью. Туда, где собрались все родичи, люди рода Лиса. Их рода. С тех пор, как позапрошлой весной умерла молодая Ума, они уже просто тянули время. Правда, тогда ещё оставалась жива старая Иха, и ещё остававшиеся в живых шестеро охотников возвращались по вечерам в пещеру, озарённую светом костра у входа, и было кому починить одежду и обувь, и выделать шкуру, и вымести из пещеры мусор и кости, и зашептать боль в спине... Да мало ли! Женщина всегда женщина. Вот только рожать старая Иха уже не могла. Ничего удивительного - старухе было уже почти тридцать зим, никто из женщин их рода не доживал до такого преклонного возраста. Да, тридцать снежных зим могут искалечить кого угодно, холод отнял у Ихи способность рожать детей. А это значило - их род кончился.
   Старый Гыр, самый старый в роду - вот уж ему-то точно стукнуло тридцать зим! - говорил, что раньше, очень-очень давно, много-много зим назад, можно было взять женщину из другого рода. Выменять на что-либо. На десяток тяжёлых кремнёвых ножей-чуринг, или на тушу медведя - в голодное время такие случаи тоже бывали. Или даже на молодого охотника, если в роду невесты ощущался острый недостаток в охотниках. Или хотя бы украсть. На худой конец, два угасающих рода могли просто объединиться и жить в одной пещере, уже через поколение слившись в один род. Конечно, это не очень хорошо, но старый Лис, покровитель рода, наверное, всё понял бы и не обиделся.
   Да только в последние годы других родов в округе не было. Не было больше людей. Род Оленя угас ещё раньше, зим десять назад, род Кабана ушёл куда-то на юг и пропал, а род Змея перебили узконосые. Всех перебили, никого не оставили.
   Глухие удары рубила отражались от сводов пещеры, и казалось, будто где-то рядом топчется носорог. Да, носорог...
   Перед глазами будто наяву встала та далёкая, страшно далёкая весна - двадцать зим назад. Или девятнадцать? Да какая разница!
   Был солнечный день, и тёплый южный ветер пересилил холодные, угрюмые тучи, вечно целыми стадами ползущие с севера. Старый Гыр - тогда он ещё был жив - рассказывал, будто там лежит большая вода, холодная и солёная. Странно, вода - и солёная... В роду Лиса соль всегда была в недостатке.
   Да, был солнечный день, и они с мамой собирали хворост. А-ыху было тогда уже три года, и он помогал матери. Мама была такая красивая... Сколько зим прошло, но А-ых и сейчас помнит её - чёрные волосы, смазанные салом, красиво свисают длинными космами, почти совсем закрывая обширные груди, отвисшие чуть не до пупа - предмет зависти других женщин, широкий приплюснутый нос с большими волосатыми ноздрями, крупные крепкие зубы, глубоко посаженные глаза. И длинные мускулистые руки, ловкие и умелые, с шершавыми пальцами...
   Наверное, если бы тот день был пасмурным и угрюмым, мама прожила бы ещё долго. Три зимы, или четыре, или даже пять. Но день был такой светлый и радостный, что просто не верилось, будто вот сейчас может случиться что-то плохое. Да, теперь он понимает - мама просто расслабилась, утратила обычную настороженность. Этого нельзя. В лесу нельзя. Лес всегда начеку, всегда ждёт.
   Они заметили маленького носорога, когда уже подошли на десять шагов. Или меньше. Детёныш испугался неожиданного появления людей и завопил. И тут же на зов своего чада откликнулась его мать, пасшаяся неподалёку.
   Наверное, если бы А-ыха не было рядом, мама успела бы спрятаться. Но он был рядом, и мама толкнула его в высокую траву, а сама побежала прочь, пронзительно крича. А носорожиха бежала за ней с тяжким топотом, от которого содрогалась земля. Нет, мама не успела добежать до высоких деревьев, и носорожиха ударила её, сбила на землю, и ещё топтала своими толстыми ногами. А маленький А-ых всё видел. Лежал в траве и смотрел, и молчал. Молчал, да.
   Потом носороги ушли, и А-ых смог подойти к матери. Она ещё дышала, и он побежал к пещере, чтобы позвать на помощь. Но когда за ней пришли охотники, она уже умерла.
   А-ых вытер пот со лба, отдуваясь. Да, вот она, могила с краю, одна из первых. Маму удалось похоронить дома, чего нельзя сказать о многих охотниках, так и не вернувшихся домой из леса. Да, не всем выпадает участь быть похороненным в родной пещере. Но если у людей рода Лиса была хоть какая-то возможность, они всегда хоронили своих умерших, пусть и в лесу, вдали от дома. Потому что плохо, когда звери едят человека. Если зверь попробует человечьего мяса, ему захочется ещё и ещё.
   Крошится, крошится неподатливый известняк, глухо разносятся удары под сводами пещеры. Да, мамина могила с краю, одна из первых. Потому что раньше люди из рода Лиса жили в другом месте. Только жить там стало нельзя, потому что там теперь живут узконосые.
   Никто не знает, откуда они пришли, эти узконосые. Вообще-то издали они похожи на людей - те же руки, ноги, волосатые головы, и даже накидки из шкур у них почти такие же. Но это только на первый взгляд. Старый Гыр не раз видел их вблизи и уверял - все они уроды, все поголовно. И ещё они страшно хитрые, хитрее людей, хотя и не умеют разговаривать. Да, узконосые не умеют разговаривать, они только прикидываются, будто говорят - хуры-буры, хуры-буры...
   И тем не менее они везде, эти узконосые. И там, где они развелись, доброй охоты уже не жди - всё выжрут, всю доступную дичь, а остальную распугают. И бегают они быстрее, эти узконосые. Хотя конечно, охотники они хлипкие, люди обычно сильнее их. Да только что толку...
   Огонь снова опал, языки пламени словно втягивались в угли, трепеща под порывами ледяного сквозняка, дующего из темноты пещеры. Нет, вообще-то эта пещера хороша - длинная, извилистая, со множеством укромных отнорков. И даже вода здесь есть - в глубине пещеры крохотное озерцо, не пересыхающее никогда. А что до сквозняка - так что он сытому охотнику, лежащему у огня на пышной охапке сухой травы, покрытой шкурой...
   А-ых снова подкормил огонь, откинул пряди слежавшихся волос, и вернулся к работе. Яма углублялась медленно, ох, медленно...
   Да, жить бы здесь да жить. Но не получилось. И теперь уже не получится. Да, и здесь появились узконосые. И нет у людей силы прогнать их со своих охотничьих угодий. Нет силы. Сила теперь у них, у узконосых. Потому что их много, а людей мало. И скоро, похоже, не будет совсем.
   Руки уже дрожали от усталости, но А-ых не прекращал работы, потому что знал - потом сил и вовсе не будет. Конечно, если бы хорошо поесть... Но еда в пещере осталась только для огня. Ни крошки мяса, ни даже обглоданной кости... Так что надо спешить. Отдыхать он будет уже в местах, богатых дичью.
   Стучит, стучит острое кремнёвое рубило, брызгают крошки известняка. Всё глубже и глубже яма...
   ... Кабан был огромен - матёрый одинокий секач. А-ых судорожно сглотнул, облизал губы. Да, этого мяса им хватило бы надолго. Но кабан-то, кабанище...
   - Берём - услышал он еле слышный шелестящий шёпот У-ама над ухом. Всё верно - у кабана острый слух - Я слева.
   - Нас двое - так же шёпотом усомнился А-ых - Кабан большой.
   - Если нет, завтра нам не поймать никого.
   Тоже верно. Мяса у них нет, и уже завтра их шансы резко упадут. А потом им будет не одолеть и кролика. А потом они умрут. Голод - зверь беспощадный.
   - Давай - решился А-ых.
   Они разделились и бесшумно, как змеи, заскользили к дубу, под которым смачно пировал кабан, выкапывая уцелевшие жёлуди из-под тонкого снега. От наслаждения он даже похрюкивал, и совсем утратил бдительность, присущую его породе. Так что когда они разом выскочили с двух сторон, кабан даже удивлённо поднял рыло - что это такое, мешают трапезе...
   Всё получилось плохо, очень плохо. Да, им удалось достать кабана, но слой сала был так толст, что копьё У-ама не достало до сердца. Раненый кабан оглушительно завизжал и ринулся на У-ама, и тот не успел увернуться. Кабан пропорол ему бок и убежал.
   У-ам дышал часто и трудно, и в боку у него шевелилось красное. Было ясно - он не жилец.
   - Мясо... - У-ам облизал пересохшие губы, дыша всё труднее - надо найти...
   А-ых подумал. Да, конечно, глубоко раненый двумя копьями кабан вряд ли ушёл далеко. Если пойти за ним, можно найти. И добить ослабевшего от потери крови зверя.
   - Зачем?
   - Тебе...мясо...много... - У-ам захрипел, пытаясь закашляться, но задохнулся и еле смог восстановить дыхание.
   А-ых снова подумал.
   - Нет. Не надо мяса. Одному - не надо.
   Потом он тащил У-ама на волокуше - шкура, растянутая между двумя палками. Когда У-ам перестал дышать, А-ых опустил волокушу и отдышался. Затем снова взялся за мокрые от пота ладоней палки. Нет, он не станет зарывать своего брата в лесу. У-ам будет похоронен дома.
  
  
   -...Нет, не так, уважаемая сеньорита. Вы забываете, что тогда был ледниковый период. Тогдашний климат тут скорее напоминал теперешний климат севера Шотландии. Только представьте себе, Люсия - большая часть Европы скрыта ледяным панцирем, как теперь Антарктида. И с севера, с ледяного Бискайского залива, летом наползали тучи, сеющие холодным дождём, а зимой с близкого ледника, с теперешней Англии, тянуло морозом. Да, Люсия, тогда здесь всю зиму лежал снег, как сейчас у нас в России.
   Пещера была ярко освещена, и всюду копошились люди. Сеньорита Люсия, которую за неуёмный характер и безудержную фантазию коллеги называли "вечным генератором идей", помогала русскому профессору, ловко орудуя кисточкой и пинцетом, что, впрочем, не мешало ей говорить. Она только что выдвинула очередную смелую гипотезу - про возможность возникновения примитивного земледелия уже в палеолите, именно здесь, на земле Испании. Почему нет? Ведь известно уже, что в Палестине земледелием занимались ещё восемь с лишним тысяч лет назад. Чем хуже Испания? Ей даже удалось подкопить кое-какие аргументы в подтверждение своей гипотезы. Но русский профессор разбил её в пух и прах, играючи раскидав её аргументы, дав им простое и естественное объяснение. Грубый материалист!
   - Но, сеньор Алекс - Люсия, казалось, была не очень расстроена провалом своей очередной гипотезы - всё-таки здесь была не тундра.
   - Ну разумеется - Алексей Иванович рассмеялся - Всё-таки не тундра. Но уверяю вас, до минойской цивилизации этим людям было ещё ой как далеко. И дело даже не в климате. Дело было в головах, Люсия.
   - Как будто вы знаете, что было у них в головах, сеньор Алекс - фыркнула девушка.
   - Нет, Люсия - рассмеялся Алексей Иванович - И никто не может представить, что за мысли роились вот в этих коробках - он легонько щёлкнул по лежащему на земле черепу.
   Профессор отложил свою кисточку, внезапно задумавшись.
   - Дорого бы я дал, чтобы узнать, какие мысли роились в этой коробке тогда, за двадцать восемь тысяч лет до рождества Христова. Ведь это был один из последних неандеров на земле, Люсия! Возможно даже, самый последний. Что думал он перед смертью?
  
  
   Каменная крошка попала в рот, и А-ых сплюнул. Вот, теперь ещё немного углубить, и будет порядок. А рубило-то какое тяжёлое стало... Нет, нельзя медлить. Надо работать, вот что. Охотник снова принялся долбить неподатливый камень.
  ... Когда умерла старая Иха, стало совсем худо. Теперь охотники каждый вечер возвращались в тёмную, промозглую пещеру, ибо некому стало поддерживать огонь в очаге. Молча разбирали завал, молча входили во мрак пещеры, сваливая принесённую добычу и хворост, набранный по пути. Потом старый Гыр долго стучал кремневым кресалом о кремнёвый же желвак - высекал искры, раздувал огонь. И ещё усталым охотникам надо было снова возвращаться в лес, чтобы набрать хворосту на всю ночь, потому что огонь прожорлив. А потом разделать добычу, а потом обжарить мясо... Так что, когда всё заканчивалось, есть уже почти не хотелось. А шкуры они теперь просто сваливали в дальнем отнорке, невыделанные и заскорузлые, где они медленно гнили. Это, конечно, непорядок, потому что из гнилых шкур не сошьёшь ни накидку, ни жилет, ни тем более опорки. Но, во-первых, до этих самых шкур просто не доходили руки, а во-вторых... Все уже понимали - мужчинам рода Лиса хватит и того, что есть.
   Их оставалось ещё шесть человек - все, кроме старого Гыра, ещё крепкие охотники, но род Лиса угасал, и ничего нельзя было сделать. В это прошедшее лето вождь Ка-гы сделал последнюю отчаянную попытку переломить ситуацию. Глупость, конечно, но что оставалось делать, если нигде в округе больше не оставалось ни одного человека? Тем более женщины. Один раз они даже дошли до той самой большой солёной воды, про которую говорил старый Гыр. А-ых даже помотал головой от воспоминания о том потрясении, когда он увидел это - вода, до самого горизонта вода, и бушующие волны набрасываются на берег, одна за другой, и белая-белая пена...
   Огонь снова угасал, и пришлось дать ему ещё хвороста. А-ых присел у огня, переводя дух. Теперь он не был уверен, что дров хватит до конца работы. Нет, надо спешить! И охотник снова с остервенением застучал рубилом.
   ... Да, вот тогда и пришла им в голову эта дурная мысль - украсть женщину у узконосых. Правда, старый Гыр отговаривал от этой затеи, но его не послушались. Уж очень хотелось женщину молодым ещё, в самом соку охотникам. И потом, кто-то же должен поддерживать в пещере огонь?
   Но самое главное никто из них не говорил вслух. В глубине души отчаянно теплилась надежда - а вдруг узконосая сможет продолжить род Лиса?
   Ждать пришлось недолго. Утром группа узконосых женщин появилась на берегу - они собирали съедобные ракушки. Охотники следовали за ними осторожно, боясь спугнуть - каждому известно, что узконосые бегают быстро, так что попробуй догони! И только когда женщины задумали купаться и залезли в воду - вот глупые! - охотники разом выскочили из укрытия. Узконосые закричали и ринулись на берег, но из воды так просто не выскочишь. В общем, одну узконосую им удалось поймать, совсем ещё молодую.
   Девчонка визжала и дралась, как бешеная, они же старались её не покалечить, и пока её связывали, пленница успела перекусать всех. Потом они бежали во всю мочь, и один из охотников нёс девчонку, перекинув через плечо. Они менялись поочерёдно, и менялись часто, потому что путь домой был долог, и надо было спешить - вождь Ка-гы не без основания полагал, что охотники узконосых пустятся в погоню. А чтобы девчонка не оглашала окрестности своими воплями, заткнули ей рот свёрнутым куском козлиной шкуры, да ещё на голову натянули кожаный мешок из-под припасов. Ка-гы был мудр и понимал - если девушка запомнит дорогу, она запросто может сбежать.
   А-ых снова вытер пот со лба, ухмыльнулся. Ох и намаялись они тогда с ней, с этой узконосой! Им пришлось бежать весь день, с утра до вечера, то и дело бредя по воде и каменным осыпям, чтобы запутать следы, а потом ещё Ка-гы заставил всех идти ночью, вооружившись горящими сучьями - шаг, в общем, довольно опасный. Конечно, ночные хищники обыкновенно стараются избегать группы людей с горящими головнями, но всё-таки...
   И только утром они смогли остановиться на привал и как следует рассмотреть свою добычу. Девушка была некрасива - длинные тонкие ноги, обычные для их племени, тонкие руки с узкой кистью и длинными пальцами, непривычно тонкая талия и длинная шея. Грудь у девушки тоже была некрасивой - хотя вроде и не маленькая, но высокая, она топорщилась сосками вверх, вместо того, чтобы правильно и красиво свисать на живот. Да и живот у неё был тощий, плоский. А уж лицо... Узкий длинный нос, маленький рот, в который не пролезет даже дикая вишня, огромные, навыкате, карие глаза, обросшие по краю густыми длинными ресницами... Тьфу!
   Вот кожа у неё была ничего - тонкая, нежная, безволосая. Только между ног и под мышками курчавилась молодая поросль. Когда А-ых понюхал у неё между ног, его буквально скрутило от желания. Другие охотники тоже захотели, и сам Ка-гы хотел, но вождь - он на то и вождь, чтобы думать. Ка-гы не велел трогать пленницу до дому, а недовольным залепил пару крепких плюх, в корне подавив бунт. Ка-гы был мудр. Разумеется, девушка должна была сперва привыкнуть к мужчинам рода Лиса, иначе всё предприятие теряло смысл. Не держать же её всё время связанной и под присмотром, в самом деле!
   А-ых снова выгреб каменное крошево, критически осмотрел яму. Пожалуй, что и хватит... Да, определённо хватит. Его последний родич, его двоюродный брат У-ам не будет на него в обиде. Он похоронит его здесь, в родной пещере.
   ... Да, глупой оказалась та затея. Глупой и бесполезной.
   Уж как они возились с этой узконосой! Уложили на лучшем месте у огня, одели в тёплые шкуры, даже кормили жёваным мясом! Ни одна самая красивая женщина в роду Лиса не знала такого обращения. А толку? Прошло уже два дня, но девчонка всё так же дичилась, и когда Ка-гы залез на неё, потеряв терпение, она снова брыкалась и кусалась, так что пришлось её малость побить. Куда такое годится? Потом она вроде как поутихла, и даже стала поддерживать огонь в очаге, как и положено женщине, но каждый раз, когда на неё ложился кто-либо из охотников - чаще всего сам Ка-гы - она плакала. И худела, хотя, казалось бы, куда уж дальше...
   И даже хворост ей приносили мужчины, хотя до неё это было чисто женским занятием. Но вождь был мудр и понимал - стоит девчонке освоиться в окрестных лесах, и поминай как звали.
   Да только от судьбы не уйдёшь. Она всё-таки сбежала от них, эта узконосая. Это было уже осенью. Однажды вечером, возвратясь с охоты, охотники нашли очаг погасшим, и угли в золе давно остыли - стало быть, девушка сбежала ещё утром, сразу после того, как охотники покинули пещеру. И тут они сделали новую глупость - вместо того, чтобы плюнуть и забыть эту уродину, они решили её догнать. Зачем? Ведь уже было ясно - никого она не родит...
   А может быть, им просто стало жалко одинокое беззащитное существо, так похожее на настоящую женщину? Ну сколько она сможет продержаться одна, в незнакомых местах, лесу?
   Нет, они ещё не знали, на что способны узконосые. Недооценили девчонку.
  Утром они направились в погоню, легко взяв след - девушка и не думала таиться и путать следы, шла ровно и уверенно. Обломанные ветки, волосок с головы девушки или шерстинка от её одежды, отпечатки ног на мягкой земле у ручья, примятая трава - достаточно, чтобы не потерять след. Порой им даже казалось, что они уже чуют запах этой узконосой. Разумеется, то был самообман.
  На что они надеялись? На то, что беглянка обессилеет и свалится? Или заплутает в незнакомой местности? Или изранит на камнях босые ноги? Но отпечатки маленьких ног на влажной земле у ручья говорили - беглянка не босая...
   И только чуть позднее они поняли, что девчонка отнюдь не сидела безвылазно в тёплой пещере. Очевидно, она хорошо изучила окрестности и загодя подготовилась к побегу. И вяленое мясо у неё было, и даже обувь - уже потом они сообразили, что девушка нашла запас невыделанных шкур в глубине пещеры и скрытно изготовила себе опорки, и даже не одни.
   Бессмысленность опасной погони была уже очевидной, но они всё шли и шли, упрямо и тупо, пока перед ними не возникли узконосые охотники, вооружённые копьями.
   Их было много, узконосых, больше, чем пальцев на руках и ногах. Много больше. А мужчин рода Лиса только шесть. И засаду узконосые организовали по всем правилам, так, что стало ясно - не уйти. Да и бессмысленно убегать от того, кто бегает быстрее.
   Первым погиб молодой Ди - сразу три брошенных из засады копья вонзились ему в живот и грудь. Старый Гыр тоже не сумел увернуться, и корчился на земле, пытаясь вытащить засевший в животе гарпун с костяным зазубренным наконечником, пока какой-то узконосый не добил его. Ка-гы бился, как раненый лев, и успел уложить двоих, пока его не подняли на копья. Пал и неутомимый Хы, и только А-ыху и У-аму удалось втиснуться в узкую расщелину в скале. Они сидели там, выставив перед собой копья, и слушали, как бормочут узконосые - хуры-буры, хуры-буры... Конечно, говорить они не умеют, только ведь и волки не говорят, и тем не менее как-то понимают друг друга...
   А потом всё затихло. Они сидели ещё долго, очень долго, весь день, опасаясь подвоха. А когда ночью наконец решились выйти, никого не было. Узконосые ушли, забрав с собой не только своих убитых, но и трупы охотников рода Лиса. Видимо, их вожак решил не рисковать своими охотниками, подставляя их под удары копий в узкой каменной щели. Он был прав, вожак узконосых. Зачем? Ведь А-ых и У-ам и так, в сущности, были уже мертвы...
   В очередной раз подкинув хвороста в огонь, А-ых посмотрел направо. Там, у самой стены, вытянулся завёрнутый в шкуры человек. Последний родич А-ыха. Предпоследний из рода Лиса.
   Тело было тяжёлым, почти неподъёмным. И когда это У-ам успел растолстеть? Или это силы А-ыха совсем покидают?
   Яма оказалась в самый раз. А-ых щедро посыпал покойника красной охрой. Всем известно, злые духи боятся крови, да вот беда - человеческая кровь быстро портится, чернеет. А вот кровь земли не портится никогда. Так что не беспокойся, брат, пусть злые духи не тревожат тебя, и пусть будет скор и прям твой путь в места, богатые дичью.
   Ещё раз подкинув в костёр хвороста, А-ых начал осторожно закладывать могилу камнями. Руки тряслись от голода и усталости, но А-ых упрямо продолжал.
   Ну вот и всё. Спи спокойно, брат. Скоро увидимся.
   А-ых вздохнул. Да, плохо, что его самого хоронить уже некому. Никто не выдолбит могилу в мягком известняке, никто не завернёт его тело в шкуры, никто не посыплет его красной охрой, провожая в последний путь. И даже камнями никто не завалит.
   Да, некому. Некому? А он сам? Кто сказал, что самому себя схоронить нельзя?
  Он обвёл глазами стены пещеры, теряющиеся во мраке. Да, могилка что надо. И вход завален камнями на совесть, никакой зверь не проберётся. Только охры недостаёт...
   А-ыху вдруг пришла в голову отличная мысль. Он торопливо собрал остатки хвороста, сложил их в старом очаге - просто круг из камней, довольно плотно пригнанных друг к другу. Здесь, в этом очаге, огонь горел всегда, сколько А-ых себя помнил. Горел днём и ночью, согревая и освещая пещеру, жилище рода Лиса. И только после смерти старой Ихи огонь впервые погас. Да, какое-то время он ещё вспыхивал тут, подобно судорожным вздохам умирающего. И вот сегодня он загорится в последний раз.
   Костёр в глубине пещеры вновь начал угасать, и А-ых торопливо стал собирать шкуры, укладывая их на своё всегдашнее место у очага. Всё? Всё.
   Он принёс горящую ветку от умирающего в глубине пещеры костра, при свете которого рыл могилу. Огонь несмело лизнул кучу хвороста, пробуя на вкус, и радостно, будто ошалев от неслыханного обилия еды, ринулся пожирать заготовленные дрова. Пламя взвилось ввысь, разом осветив всю пещеру, и в бывшем жилище людей из рода Лиса стало светло и тепло, точно в жаркий летний полдень. А-ых блаженно растянулся на шкурах.
   Вот так. Всё верно. Незачем тянуть. Все его родичи уже в местах, богатых дичью, и ему пора присоединиться к ним. Наверное, они уже собрались у призрачного костра, и на вертеле жарится ароматная оленина. Все собрались, и ждут его, точно запоздалого охотника из леса.
   При мысли о еде желудок А-ыха отозвался судорогой. Нет, так не пойдёт. Голод - самый страшный зверь, и самый жестокий. Он мучает свою жертву, как кошка пойманную мышь, долго и изощрённо. Его брат, холод, куда милосерднее. Он убивает быстро и вовсе не так мучительно. Так что лучше стать добычей холода.
   Да, чуть не забыл. А-ых встал, набрал охры и тщательно обсыпал себя с ног до головы. Последнюю горсть он высыпал себе на грудь уже лёжа. Пусть теперь злые духи попробуют помешать ему найти дорогу в места, богатые дичью.
   Огонь уже съел всё, и пламя вновь начало опадать. Тьма, испуганно забившаяся в самые укромные щели, постепенно смелея, стала вновь выползать наружу, разливаясь под сводами пещеры. А вслед за ней уже возвращался холод, осторожно трогая лапкой разогретую жарким огнём кожу. Не пора? И правда, рано. Ладно, подождём...
   От голода и усталости кружилась голова, и очень хотелось закрыть глаза, но А-ых не закрывал. Он смотрел на угасающий огонь. Пламя постепенно сникало, выбрасывая всё более короткие языки, и наконец только россыпь багрово рдеющих углей осталась в круге камней. Бывшем очаге бывшего жилища бывшего рода.
   Вновь потянуло ледяным сквозняком. Холод, осмелев, вновь принялся трогать свою добычу. Не пора? Ладно, ещё чуть подождём...
   А-ых уже совсем было собрался закрыть глаза, но вдруг заметил на стене пещеры, прямо перед собой, бледное голубоватое пятно. Что за пятно? Откуда? И тут до него дошло, что это дневной свет. Долгая зимняя ночь кончалась.
   Голод, словно осознав, что добыча на сей раз достанется не ему, перестал наконец терзать А-ыха, зато холод, потеряв терпение, уже лез под одежду, жадно ощупывая тело. Всё, теперь точно пора...
   Он не знал, сколько прошло времени. Он просто смотрел, как пятно становится всё ярче, розовеет... Угли в очаге уже подёрнулись пеплом, когда вдруг солнечный луч, пробившийся сквозь завал, прорезал тьму пещеры, и вместо размытого пятна на стене вспыхнул яркий солнечный зайчик.
   А-ых наконец-то закрыл глаза. Под веками у него гулял золотой солнечный свет, и даже холод, жадно обволакивающий свою добычу мягкими щупальцами, перестал ощущаться. Сейчас, вот сейчас он отправится в путь, в места, богатые дичью, где уже ждут не дождутся его родные. Он блаженно улыбнулся. Какое счастье...
  
  
   -... Нет, Алекс, я и сейчас утверждаю - мы ничего не знаем об образе мышления неандертальцев. Да и как может быть иначе? Для того, чтобы по-настоящему понять кого-то, надо побывать в его шкуре. А как мы, современные люди, можем это сделать? Даже самый отсталый папуас сейчас гораздо ближе к нам, чем эти люди.
   - Даже самый отсталый папуас сейчас пьёт пиво с чипсами и носит джинсы - отозвался Борисоглебский, снимая с огня здоровенный чайник. Русский профессор был страстным поклонником чаепития и очень не любил кофе. Чай он всегда заваривал сам, и надо признать - превосходный получался напиток.
   - Вот именно, Алекс, вот именно. Глобализация по-американски, чёрт её дери.
   - Вам чай, или вы опять будете пить этот мерзкий кофе?
   Профессор Чавес поколебался, затем махнул рукой.
   - Наливайте - он рассмеялся - За время экспедиции, сеньор Алекс, вам удалось обратить в свою веру всех моих студентов.
   - Когда ваши студенты вернутся домой, их быстро отучат. То, что подают в ваших заведениях... Чай со льдом - да за это судить надо!
   Оба профессора расхохотались.
   - И всё-таки вы не совсем правы, Педро. Да, конечно, нам трудно представить себя в шкуре неандертальского охотника. Нам не удастся в эксперименте даже приблизительно воспроизвести образ жизни тех людей. Которые, если быть уже совсем точным, людьми и не являлись. Другой биологический вид, не шутка!
   - Ну а я про что говорю, Алекс?
   - И всё-таки у нас с ними есть немало общего, Педро.
   - Что, например?
   - Ну, например, любовь к матери. Голод. Холод. Страх смерти. Печаль по умершим - да мало ли!..
   - Ну, раз уж речь зашла об умерших... Ну вот как вы объясните это вот захоронение? Почему, скажите, все покойники лежат в могилах, а один - прямо на полу, да ещё возле очага?
   - Ваши студенты считают, что это ритуальная жертва.
   - Мнение очаровательной сеньориты Люсии мы знаем. Но что думает русский профессор?
   Борисоглебский долил себе чаю, отхлебнул, зажмурившись - горячо...
   - Что думает русский профессор? Не знаю, Педро, не знаю. На костях нет никаких механических повреждений.
   - Ну, убить человека можно и не ломая ему кости...
   - Это сейчас, Педро, это сейчас. Да, с тех пор мы изрядно продвинулись в этом деле. Сегодня человека можно убить тихо и незаметно - смертельная инъекция, крохотная таблетка, парализующий газ... Тогда убивали грубо, сеньор Чавес. Дубина, копьё с кремнёвым наконечником, каменное рубило. Как с помощью таких средств убить человека, не повредив ни единой косточки?
   - Может быть, яд? Скажем, змеиный?
   - Возможно. Но маловероятно. Убийство при помощи змеиного яда - это уже довольно изощрённый способ, это уже где-то ближе к неолиту, Педро. А тогда... Вряд ли.
   - А ещё человека можно задушить. Или утопить.
   - Да конечно можно, кто спорит. Только сперва надо доказать, что у неандеров уже в те времена имели место ритуальные жертвоприношения. А сие ещё неизвестно. И потом - удавить ритуальную жертву... нет, как хотите, я не верю.
   - Ну хорошо, Алекс. Ваша версия?
   Алексей Иванович снова отхлебнул чай, задумался.
   - Моя версия... А что, если его просто некому было похоронить, Педро, вы не задумывались?
   - То есть?
   - Очень просто. Этот малый был последним в роду. Он умер в своей пещере, завалив изнутри вход камнями - обычный способ запирания квартиры в то время. Умер от голода, или холода, или болезни. Всё просто, Педро.
   Они замолчали. Огонь угасал, и темнота тёплой южной ночи обволакивала людей.
  Лёгкий прохладный ветерок с гор ласково касался кожи, разогретой у костра. Профессор Чавес вдруг как будто наяву увидел - сырые своды пещеры, теряющиеся во мраке, угасающие отблески костра, и мрак, наползающий со всех сторон. Нет, не свежесть летней южной ночи - тяжёлый ледяной мрак зимней ночи ледникового периода...
   - Бр-р - передёрнул он плечами, зябко поёжившись - Страшную картину вы нарисовали, Алекс. По мне, уж лучше ритуальная жертва. И потом - этот малый был засыпан охрой, это же типичный похоронный обряд.
   Борисоглебский снова долил себе чаю. Отхлебнул, зажмурился.
   - Да, это действительно загадка.
  
   31.07.06. Челябинск.
Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"