Антон аккуратно поставил опустевшую бутылку Балтики 7 на каменную ступеньку (единственную, не до конца скрытую водой, все остальные купались в Неве) и вскрыл вторую. Компанию ему составляла непьющая гранитная пара Ши-цза, молчаливо, как и он, глядевшая на Неву навечно застывшим взором. Внезапно ему пришло в голову, что если бы дамбу в Финском заливе не достроили в 2011-м, то сейчас в 2035 вся Петровская набережная и большая часть города являли бы собой фактическое продолжение Балтийского моря. И только мифические каменные львы по горло в воде продолжали бы бесшумно присматривать за утопленным городом. Впрочем, львы в конечном итоге тоже бы утонули. Однако этого пока не произошло. Сложная система инженерных строений и сооружений не позволяла залить город.
Но в последние годы дамба едва справлялась с буйными последствиями стремительного таяния полярных льдов. Большинство сведущих людей сходились в одном: Санкт-Петербург простоит максимум несколько лет. В самом наилучшем случае пять. Далее город разделит судьбу Нидерландов и большинство стран Океании. Уже сейчас Питер находился почти на уровне моря. Дамба была закрыта навсегда. Последние метры отделяли верх затворов от неспокойной водной глади, сулящей катастрофу.
Антон допил вторую, забрал пустую тару, чтобы опустить в урну по пути (мы же жители бывшей культурной столицы) и двинул в сторону Малой Посадской, обойдясь без транспорта, благо идти до дому недалеко. Неспешно побрёл по пустынной Мичуринской. Пересёк Куйбышева, раньше намертво закупоренную автомобильной пробкой в обе стороны. Ныне один алкоголик в мятой майке с буро-чёрным от дешёвого спиртного лицом. Глядя на него, Антону вдруг сделалось очень холодно. Он застегнул куртку и сунул руки в карманы.
- Друг, дай мелочи, сколько не жалко.
- Не сегодня, друг.
Последнее, произнесённое Антоном слово, интонациями выражало что угодно, кроме дружбы.
Мимо прогрохотал по раздолбаным рельсам односоставной трамвай с пустым салоном и тоскливым взглядом вагоновожатой, рыхлой необъятной пятидесятилетней тётки. Тётка обладала кипой кислотно-красных волос и демонстрировала окружающим нескромно-масивную золотую цепь на излишне открытой груди.
"Вот так и становятся импотентами", - подумал Антон, с содроганием отводя взгляд от малоапетитных телес женщины. "У неё, небось, ещё и мини-юбка", - промелькнула вторая мысль вдогонку, и Антон в очередной раз возненавидел свою неукротимую живость ума.
И он понимал этих людей. Каждый гуляет напоследок, как может. Город доживает последние годы. Квартиры и дома дешевеют и народ уезжает, еле успевая продать жильё за более-менее приемлемую цену. Фабрики-заводы закрывают, цены в магазинах дорожают, улицы и дома ветшают. Казна получает деньги из Москвы по самому остаточному принципу. Зачем оплачивать то, что через пару лет будет надёжно скрыто тоннами пресной воды. По осторожным оценкам социологов в Питере осталось менее миллиона человек. По ощущениям Антона несколько десятков тысяч.
Многим нечего продавать и некуда уезжать. Другие ждут действительного начала бедствия и бесплатного переселения в тёплые, потопо-безопасные, глубоко-континентальные места нашей огромной и необъятной ни словами, ни сердцем, ни здравым смыслом страны.
Ступив на Малую Посадскую, Антон услышал звук прилетевшего электронного сообщения. Достал свёрнутый рулончик коммуникаторы и, прижав большой палец к рельефной метке, заставил устройство развернуться до блокнотного формата. Двойное нажатие превращало переговорник в планшет, а тройное в большой экран для просмотра кино и клипов. Но на его древней модели последнее было не предусмотрено. Телефон висел на ременной петле, легкомысленно открытый взглядам потенциальных воров. Но такое открытое и свободное положение являлось вполне безопасным. Технология узнавания владельца по отпечаткам пальцев сделала воровство мобильников бессмысленным занятием. Но многие продолжали пытаться вскрывать подручными инструментами найденные на улице и в общественных средствах передвижения смартфоны.
"Привет, как дела?" - предложение на русском и английском языках. Хвала электронному переводчику! Платная версия довольно сносно передавала основной смысл. Иногда удавалось понять и недосказанные полунамёки и недовопросы. Так как Антон надеялся всё же когда нибудь выучить этот основной язык международного общения, то всегда сравнивал оригинал с русским переводом. Но данную коротенькую фразу он мог уяснить и так.
На такой вопрос отвечают или "всё отлично" (малознакомым людям) или правду (близким и тем, кто не безразличен). Хотелось выбрать первый вариант, а настоящий ответ написать, как-нибудь потом. Однако оттягивать дальше признание в принятом решении выглядело и являлось уже на самом деле малодушием, и Антон ответил правдой, глядя на такое притягательно-соблазнительное белокурое скуластое узкое личико со стремительными, реактивными чертами лица и энергоёмкими, взрывоопасными серо-голубыми шведскими глазками.
" Привет, Анна, завтра уезжаю в командировку".
И послал звуковой файл, содержащий ту самую старинную песню, что последнюю неделю крутилась у него в голове и иногда в плеере: "Отход на север" Наутилус Помпилиус. Наверняка послушает перевод. А потом второй раз изначальное исполнение и поймёт его примерное настроение и направление движения.
Она нашла его взглядом в Александровском парке, безошибочно опознав в нём местного аборигена среди множества разноплеменных туристов, и банально спросила, как ей попасть в Петропавловскую крепость.
Антон, медленно погружаясь в обжигающие ледяным огнём иронично-задорные глазки, начал формулировать подходящий ответ. Оценил более критично своё знание английского и поступил проще. Он протянул ей руку и сказал по-русски: " Пойдём. Я провожу. Это недалеко".
Она сделала ответный жест ладонью и остаток вечера они вместе гуляли по Петропавловке и окрестностям.
И теперь, лёжа без сна в своей (но в действительности не частной, а принадлежащей государству) тесной каморке в доме, построенном в позапрошлом веке, он в который раз называл себя дебильно-придурошным идиотом. Потому что, только такой неумный кретин не попытался пригласить её к себе в отдельную маленькую квартиру в историческом центре города. И даже в щёчку не поцеловал на прощание. Хорошо хоть электронные координаты узнал...
Утро выдёргивает из сонной расслабленности забытья грубо, резко и окончательно. В ушах ещё стоит отголосок взрыва, который его и разбудил и Антон вспоминает, что он второй день уже на войне.
Буквально в пятидесяти метрах справа-впереди вражеский снаряд вспарывает снежный холм. Белые хлопья вперемешку с землёй, глиной и раскалённым металлом брызжут в стороны, приводят в панику полярного медведя, привлечённого запахом объедков, что скопились за сутки вокруг нашего танка. Медведь неуклюже бежит в безопасном направлении и начинает учиться бояться людей, как и положено его собратьям.
- Здесь уже лет двадцать, как людей не было, вот зверьё страх и потеряло. - Высказал Анатолич в своей обычной малоэмоциональной манере. Слова он старался подбирать простые. Тембр голоса звучал ровно, и басовито, а фразы получались наполненные мощной и непреклонной силой.
- И зима в это году что-то ранняя слишком. Пятнадцатое августа, а уже белым-бело. - Зачем-то добавил он. - Что смотришь Антон? Пуляй два подряд по тем же координатам.
Пара крупнокалиберных выстрелов улетела в обратку.
- А ведь предупреждала нас спутниковая разведка: " Пригнали натовцы целую толпу бронетехники на острова. И все последнего поколения. По взрослому, стало быть." Наши, понятное дело, ещё больше войск прислали. Я поначалу думал, как обычно меряются боевыми группировками. У кого длинней и толще, как говориться. Как малыши в детском саду, прямо. Померятся и разойдутся. И тут европейцы на следующий день без всяких "здрасте", жалоб и предложений молча попёрли прямо на нас. На вопросы не отвечают по всем диапазонам. Мы отступать не стали. Получается, первый выстрел наш был. Вот так и общаемся пятый день с помощью оптических и электронных прицелов. Но всем уже понятно, что-то серьёзное намечается. Всех срочников на контрактников поменяли. Сколько тебе обещали, если жив останешься и без ранений? Ладно, молчи. Я примерно представляю. У нас теперь государство на армии не экономит. Завтра вражеские корабли с подкреплением до наших островов доедут и начнётся. А может, мы упреждающую атаку устроим. Это как командование порешает.
Антон смотрел на северную зимнюю в июле местность на мониторах и ожидал начала новой полномасштабной войны на просторах архипелага Шпицберген. Ждать было скучно и тоскливо, так как очередной вялый обмен пушечными выстрелами по устоявшемуся за несколько суток распорядку, намечался лишь к семи вечера. И Антон достал смартфон и отправился в просторы интернета. Изумился отсутствию любой информации о начавшемся северном международном конфликте. Вместо этого информационные ленты пережёвывали позапозавчерашние новости о поднявшихся за разрешённый всеми прогнозами потолок ценами на нефть, газ и сельско-хозяйственные продукты. Подорожания, вызванные неурожайной засухой в Европе, Азии и остальном мире (которой уже год подряд?) и кровавой анархией, что воцарилась на Ближнем Востоке.
- Ничего удивительного - комментировал Родион Анатольевич - У нас ещё ничего не понятно. Даже пока не убили никого. Нечего панику заранее наводить. Может, пошумят, постреляют, мишек северных попугают и по домам.
- Согласятся, что у нас мощней и твёрже и отступят?
- Почему нет? К утру наши авианосцы прибудут. А там или по домам или новое Ледяное Побоище. Все новостные сайты новыми новостями обновятся. А сегодня нечего народ зря баламутить.
- Ледовое... - Еле слышно поправил Антон. - Всё же странно. Должны какие-нибудь независимые СМИ пустить слух с предположением о последствиях. А тут тишина и спокойствие. У нас свобода информации. Или нет?
- Свободы тоже должно быть в меру. - Втолковывал банальную истину Анатолич, раскуривая самую вонючую сигарету из всех, что Антон встречал в жизни. - Так что, правильно там наверху новости фильтруют. А ты не куришь?
Антон отрицательно повертел головой и подумал, что Анатоличу для полноты образа опытного ветерана-вояки не хватает усов пшеничного цвета и мудро-ироничного прищура много повидавших на своём веку глаз.
Командир напротив был обрит наголо, мускулист, выглядел и ощущал лет на десять моложе своих сорока двух.
Дошёл черёд и до социальных сетей, почты и сайтов знакомств. В последние Антон заглядывал сейчас исключительно из любопытства. С целью поинтересоваться сегодняшним количеством, просмотревших его анкету девушек. И постараться разузнать с помощью переписки, кто же они, те, кто клюнули на маловразумительный, скудный набор данных и блёклую неулыбчивую фотографию. На срочной службе он регулярно увлекался этой игрой. Доступ к смартфону был ограничен. Живое общение с женским полом, практически полностью убралось из жизни на два года. Интернет-переписка и телефонные разговоры являлись бледным подобием сексозаменителя. Ни с одной из них он так и не встретился на гражданке. За два месяца после-перед армией он успел побывать любовником замужней, под завязку обеспеченной тридцатичетырёхлетней женщины, попробовал несколько одноразовых связей, встретил Анну и вот уже третью неделю мечтает её трахнуть. Вчера он именно так ей и написал, поместив признание между фразами " А белые медведи здесь совсем людей не бояться" и "А воздух здесь невероятно свежий". Она ответила что-то необязательное про медведей, природу, экологию. А в конце написала: "Я тоже..."
Сегодня Анна рассказала в послании, что её тоже послали в командировку на неделю-две и по окончании она собирается в Питер к нему в гости.
Через пол-секунды после того, как Антон дочитал до точки, радиоэфир взорвался напряжённо-тревожным голосом непосредственного начальства, подтвердив тем самым, что всё в жизни происходит вовремя. Или почти всё.
Командование доводило до сведения подчинённых, что не замеченные суперсовременными радарами вражеские истребители и бомбардировщики в несчитанном количестве вероломно покрыли разделяющее нас расстояние и с минуты на минуту будут на позициях. Последнее слово заглушила начавшаяся плотная бомбардировка.
Взглянув на командира, Антон прочитал по его губам два слова. Подумал, что успел заметить за эти два дня склонность Анатолича к прямым и точным формулировкам и решил, что понял его правильно. Слова были: Хана нам.
В наступившем аду их маленькому экипажу заняться было, в общем нечем. Орудия танка не подходили для борьбы с резво перемещающемся по воздуху противником. То есть попытаться, конечно, можно, но это было равносильно метанию дротика в голодную стройную безбашенную муху с пятидесятиметрового расстояния левой рукой и через плечо. Попасть можно, но один раз из пары миллионов попыток и, то случайно. И наверняка, если потом делать скрупулезный анализ у мухи окажется скрытая тяга к самоубийству.
И в сложившихся обстоятельствах Родион Анатольевич принял единственное верное решение: затаиться и не высовываться. Особый белый цвет танковой группировки служил неплохой маскировкой на снежном фоне. К тому же удачно выбранное расположение точнёхонько между двух холмов обеспечивало неплохую защиту от авианалёта.
А неприятель был настроен более чем серьёзно. Последние оставшиеся сомнения в попытке врага взять только "на испуг" развеял горевший гигантской свечкой российский танк и последние слова агонии в эфире экипажа. Да. Это атака велась на уничтожение. Наконец ударили залпы нашей противовоздушной обороны. В небе послышались хлопки. Первый вражеский самолёт оказался сбит. Натовская авиация пошла на разворот к предыдущим позициям. А танковая группа получила долгожданный приказ: наступать.
Бронированная армада медленно и неуклонно, словно стадо древних, бесстрашных ящеров необычно белой окраски двинулась на противника.
"Северная дуга, твою мать!" - Выдал Анатолич, приглядевшись к построению наших боевых машин.
- Не ссы, Антоха, у нас "железо" прочнее. - Безусый командир старался, по возможности, поднять боевой дух подчинённому, как и положено старшему по званию.
- Броня крепка и танки наши быстры? - Без особой веры в голосе вопросил Антон.
- Вот именно! Быстры, крепки и непобедимы.
Как оказалось, не все характеристики нашей смертоносной машины он оценил верно.
Постепенно они выдвинулись на убойную дистанцию и незаметно втянулись в снежное, жгучее, крупно- и мелкокалиберное, бестолковое, полномасштабное танковое сражение. По ним стреляли. Они вели ответный огонь. Справа и слева разрывались снаряды. Горели танки. В радиоэфире слышались куски малоосмысленных разговоров. Внезапно прямо по курсу возникла бронированная неприятельская машина. Выполняя короткий приказ командира (гаси его!), Антон вдумчиво и сосредоточенно прицелился и запустил разящий удар. Он угодил точно в цель. Металл встретился с металлом. Ходовая часть вражеской техники была уничтожена. Вспыхнул пожар. Из охваченного огнём танка вылетел ответ. Антон смотрел на приближающуюся смерть и понимал, что не успеет развернуть тяжёлую махину, чтобы уклониться от снаряда. Он и не пытался. Вместо этого он спокойно и отстранённо готовился к встрече. Бой отошёл на периферию сознания. Страх, надежда, досада и остальные чувства перестали существовать. Ожесточённое механизированное сражение, солнечные лучи, ярко и отчетливо освещавшие снежную равнину и микроскопическая пылинка, радостно сверкнувшая в одном из этих лучей, всё имело равноценное значение и всё достойно внимания. Он снова стал просветлённым наблюдателем, как в первые дни жизни. Всё было достойно внимания и ничего не трогало за живое. Словно в то далёкое, ранне-младенческое время, когда его ещё не научили правильно реагировать.
Столкновение боеприпаса с бронёй получилось страшным. Тесную кабинку танка протрясло, как землетрясением. Хоть Антон и старался изо всех сил удержаться на месте, но непреодолимая сила подбросила и погрузила в небытие, тишину, темноту, бесконечность, но не безначальность, как Антон только что вспомнил. Он уже бывал в этом месте-состоянии до рождения. Но возможно, это всего лишь обманчивая иллюзия перегруженного мозга.
Антон почувствовал жуткую головную боль. Открыл глаза. Провёл рукой по затылку. Пальцы сразу стали липкими от крови. "Сотрясение мозга", - диагностировал он и понял, что всё-таки выжил. Перевёл взгляд направо и увидел - его соратнику по оружию повезло намного меньше. В широко распахнутых и по детски наивных глазах застыло то самое выражение состояния, в которое Антон и сам ненадолго недавно вернулся: проживание именно этого, реально происходящего момента времени. Висок встретил и надёжно упокоил острый железный угол. Родион Анатольевич сегодня завершил свой последний поход.
Пока Антон пребывал в отключке, кабину вражеского танка покинула одинокая маленькая человеческая фигурка и направилась в ближайший лесок. Фигура двигалась медленно, неуверенно, неровной походкой е непрямым направлением, что было вызвано неслабой контузией. Этого Антон видеть не мог, так как сам находился в бессознательности. И даже если бы видел, вряд ли предал значение. Добивать поверженного врага не входило в список его привычек, желаний и устремлений.
Между тем температура внутри боевой машины стремительно повышалась. Ситуация напоминала незаслуженный отдых в аду. Перспектива сгореть заживо и воспользоваться бессрочной адской путёвкой по окончании ознакомительного тура, не устраивала совершенно. Он бросил последний внимательный взгляд на командира. Из виска вытекала тоненькая, вялая красная струйка. Взял за запястье, чтобы прощупать пульс. Кровь прекратила привычный ток по венам и артериям перестала питать обездвиженный и остывающий организм. Убедившись в том, что командиру он помочь ничем не может, Антон буквально вылетел через заднюю дверь и рухнул на неожиданно холодный снег. И только сейчас ощутил жуткую боль в левой щиколотке. "Вывих, наверное" - поставил себе предварительный диагноз. Вдалеке грохотал бой. Связь со своими потеряна. Телефон догорал в танке. Голова гудела и потрескивала. Хотелось забраться в укромную берлогу и зализывать раны. Час, два, сколько понадобиться. Отлежаться, восстановить силы.
И он побрёл из эпицентра сражения в ближайшие заросли. Жутко болела нога. Он пригляделся. Так и есть. Рана выглядела, как настоящее боевое ранение. Но кость не задета, а кровь уже запеклась. Было похоже на то, что нога дёрнулась после прямого попадания снаряда, и какая-то особо острая внутренность танка содрала с него кожу с куском мяса. Он на всякий случай перемотал ногу куском штанины и заковылял дальше. По ощущениям, он прошёл с километр и упёрся в проём в горе, размером с ворота пожарной части. Разум подсказывал, что внутри почти наверняка могли быть дикие звери, предупреждал о смертельной опасности. Но животный инстинкт уверенно вёл внутрь. Антон, секунду поколебавшись, доверился чутью и шагнул в пещеру. Очень быстро глаза адаптировались к сумраку, и через несколько шагов Антон осознал, что в глубине не столь темно, как казалось снаружи. Солнечные лучи проникали сквозь расщелины и худо-бедно освещали временное убежище. Пещера оказалась неглубокой, но на удивление тёплой и сухой. В дальнем углу взгляд уловил движение, а мозг опознал в увиденном человеческую фигуру, съёжившуюся у стенки. Он вступил в полосу света, и незнакомцу было хорошо видна его форма и лицо русского солдата. Антон пригляделся и заметил в руке человека направленное на него оружие. "Если это враг, ему окончательный, надёжный и бесповоротный GAME OVER", подумал Антон и усмехнулся про себя.
Это ты?! Здесь?! - произнесла фигура на английском. И Антон решил подобраться поближе.
В усталом, чумазом, усталом и растерянном облике он узнал ту, кого меньше всего ожидал встретить здесь и сейчас и которую вспоминал меньше часа назад.
- Анна?! - прохрипел Антон и не узнал собственный голос. Проковылял вперёд, протянул ладонь тем же движением и забрал у девушки пистолет, так и не снятый с предохранителя. Сел рядом и обнял её. Анна прижалась к его груди, уткнувшись лицом в грязную закопченную форму, и самозабвенно разрыдалась.
Спустя время она перестала плакать и стала сбивчиво и многословно рассказывать свою историю. Как заключила месячный контракт с вооружёнными силами. Ей пообещали очень хорошие деньги за столь короткий срок. Она прошла неслабый отбор, так как желающих было больше чем нужно и, несмотря на европейскую политику равноправия полов, приоритет отдавался мужчинам ввиду серьёзности и сверхсекретности операции. Но она имела преимущество перед другими женщинами-воительницами, так как являлась чемпионкой Швеции по кикбоксингу, плотно увлекалась пауэрлифтингом и умела управлять тяжёлой военной техникой. Конечно, она понимала, что такие немалые деньги за просто так платить никто не собирается. Планировалась акция устрашения и демонстрации силы (как она думала) и к настоящему вооружённому столкновению с русскими не была готова (ужас, у меня бойфренд - русский).
Он понимал её с пятого на десятое, улавливая лишь общий смысл. Гладил её по волосам, по спине, понимая, что ей нужно выговориться. Анна постепенно успокаивалась. Речь стала плавной. Фразы получались развёрнутыми и законченными. Левая рука Антона сама собой спустилась ниже талии и гладила боковую и заднюю поверхности бедра. А правая против его воли расстегнула верхние пуговицы и ласкала девичьи, упругие, горячие груди.
- Ты ранен, - прошептала девушка, глядя на его ногу, - я сама всё сделаю. И потёрлась бедром о его лобок. Прочувствовала через одежду рвущееся на волю из штанов желание. Расстегнула ширинку и освободила вставший член. Ладонью сделала несколько точных, уверенных движений, обнажая головку и сдвигая крайнюю плоть вниз по стволу до самого предела. И немного дальше, доставляя сладостную, незабываемую боль. Убедилась в каменной стойкости и лишь после этого приспустила свои штаны и села сверху. Она начала очень медленно, нежно и аккуратно. Постепенно ускорила темп, чувствуя его нарастающее возбуждение. Она умело сжимала и расслабляла мышцы влагалища, неуклонно подгоняя его к сладостному финалу. В течение всего акта она неотрывно смотрела в глаза. На губах играла еле заметная улыбка. Постепенно она сама завелась не на шутку. Движения её стали размашисты и безжалостны. Она насаживалась отчаянно и на полную глубину. Он сдерживал себя, сколько мог, но вскоре и намного раньше, чем предполагал, почувствовал неудержимый ток спермы на волю и хотел, было, сильным рывком скинуть женское тело со своих бёдер, как много раз до этого, чтобы не допустить встречи своей семенной жидкости с главной клеткой в женском организме. Но женщина посмотрела таким взглядом, какой не встречал никогда. Он сдался и ощутил себя победителем. В этот момент их накрыл одновременный совместный оргазм, и они первый раз поцеловались в губы. Анна прошептала на иностранном языке: "я счастлива, не бросай меня". Антон её понял и решил, что такие уроки английского нужно проводить чаще.
Анна слезла с него и на её лице воцарилась беззаботная улыбка, а глаза засияли безграничной радостью. Она обняла своего мужчину и спокойно уснула, восстанавливая силы для растущей в ней с этого момента новой жизни.