КОНЧЕЕВ А.С.

 

ТРИ ГИПОТЕЗЫ И МОЯ ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ ИСТИНА

 

Концепция Великого Делания исходит из того, что все бесконечное многообразие психологических состояний человека можно свести к простому диполю: хочу-не хочу. Причем 'не хочу' может принимать сколь угодно изощренные и невообразимые по своей интенсивности формы. Испытывающий любые телесные страдания не просто испытывает нечто, что предпочел бы не испытывать, а совершенно непосредственно не хочет, ненавидит им испытываемое, фактически превращается в этот момент в чистое нехотение.

То же можно сказать и о душевных терзаниях. Терзающийся вопиёт: 'Не хочу, проклинаю, сгинь всё!' Но мир стоит невозмутимо. Плевать ему на все вопли и терзания.

Из этого простого эмпирического факта разум выводит три гипотезы.

 

***

 

Первая, самая распространенная, та, что мы просто червячки ('Козявки из белковой материи'. А.С. Шленский.). Мыслящая и чувствующая плесень, порожденная природой. (Мыслящий тростник по Паскалю, сотворенный Богом.)

О природе же мы можем знать примерно столько же, сколько сами занимаем места в природе. То есть, исчезающе мало. Но узнай мы даже бесконечно много, это ничего не может изменить в природе вещей - мы родились ненадолго, чтобы вскорости исчезнуть. Дальше можно ничего не исследовать, кроме увлекательных возможностей продлить жизнь, уменьшить количество страданий и увеличить количество удовольствий. Это воззрение стоиков, материалистов и эпикурейцев, т. е. всех гедонистов[1].

Вторая гипотеза, тоже достаточно распространенная, смотрит на человека как на дитя божие, как на духовную сущность, порожденную другой Великой духовной сущностью. Поскольку Бог, т. е. Верховная Духовная Сущность, признается неизмеримо превосходящей человека по своим свойствам, то и спроса с нее никакого быть не может. Человеку следует склонить голову перед превосходящей его силой и постараться понять, что же надо сделать такого, чтобы угодить этой сущности, чтобы она поменьше дала ему страданий и побольше... нет, не наслаждений, а хотя бы покоя. Такое понимание неизбежно допускает некое посмертное бытие, вполне возможное для духа, при соизволении на то духа верховного. Это и плохо и хорошо. Хорошо потому, что человеку свойственно бояться смерти, а значит, появившаяся возможность посмертия с одной стороны утешительна, с другой же стороны, посмертие это плохо, вследствие своей полной неопределенности, и вполне может быть таковым, что лучше б его вообще не было (вот откуда представления об аде, т. е. бесконечном и абсолютном страдании). Воззрение это не безосновно и базируется на том факте, что любой человек внутри себя обнаруживает нечто, что явно не является природой и материей, но в то же время никак не объясняет обладателю его, что же оно такое. Этим и живут жрецы, взяв на себя эту приятную обязанность, растолковывать не жрецам, что же это такое душа.

Третья гипотеза выдвинута мной и гласит, что верховный дух, сотворив души и материю, ошибся, совершил внутренне противоречивое действие, противоречащее его внутренней самодостаточности. Потому-то в этом мире все духовные сущности в той или иной мере страдают, что каждая из них является в то же время и верховной духовной сущностью тоже. Это дико и ненормально. Любой непредвзятый и трезвомыслящий человек это тем или иным образом чувствует, чувствует, что он, да и весь мир должен быть блажен, а он не блажен. Далее моя гипотеза развивается в теорию спасения, по которой верховная духовная сущность стремится уничтожить, исправить свою ошибку и непременно сделает это. Собственно видимо это уже удавалось ей не раз, но потом ошибка совершалась снова и снова, как это описано в индуистском мифе о бесконечном чередовании дней и ночей Брамы. Конец проявленного мира в пралайе слишком прямолинеен и предопределен, а потому неизбежно порождает новое творение. По моей гипотезе верховная духовная сущность не может остановить этот автоколебательный процесс смены кальп без вмешательства третьей силы. Но поскольку никакой такой силы нет и быть не может, то процесс этот продолжается и, казалось бы, должен продолжаться бесконечно. Однако я увидел, что такая третья сила может возникнуть, вернее ее роль может выполнить как бы квазитретья сила, образованная в недрах самого несовершенного бытия. Собственно, каждая кальпа пытается создать ее и потому стать последней, но это ей не удается из-за того, что конец ее наступает раньше, чем в ком-либо вызревает понятие об этом и появится соответствующая этому сила, могущая сыграть роль третьего фактора. Все сами по себе бессмысленные и зачастую абсурдные процессы, происходящие в мире, во время его пребывания в воплощении до очередного развоплощения, по сути дела направлены только к одному - породить то, что его окончательно уравновесит и окончательно вернет к самому себе.

(Богословские теории о бунте Люцифера не есть ли предугадывание возникновения такой третьей силы. У Бёме бунт Люцифера заканчивается огрублением духовного и возникновением материальной природы, в которую дух закован, как в кандалы. Но как же ему спастись? Не духовным ли усилием, высвобождающим дух из бытия и становления?)

Я представляю себе некоего идеального мыслителя, созерцающего эти гипотезы. Не сомневаюсь, что такой мыслитель может на основе каждой из них образовать дополнительные гипотезы и любоваться ими до бесконечности. А может и перестать их созерцать и заняться чем-нибудь еще. В мире нет идеальных мыслителей, и потому каждый человек занимается, кроме обдумывания тех или иных гипотез, еще и своей жизнью и жизненными проблемами. Я же созерцаю не гипотезу, а то, что знаю и то, что представляется мне несомненным. Гипотезы меня с детства не устраивали, всегда хотелось добраться до истины.

То, что описал в качестве двух первых гипотез, никак меня не устраивает. В сущности, обе они сводятся к безнадежнейшему агностицизму. И его мне пришлось бы признать, если бы мне не открылось иное знание, об иных реалиях. Знание старое, как мир, знание, данное в откровениях Вед и Упанишад. Знание об Абсолюте, который есть все, и знание о мире и населяющих его существах, которые есть временное и случайное образование, которое в ведической традиции совершенно точно называется 'майя', т.е. мировая иллюзия.

***

 

Я написал это эссе под впечатлением от двух без сомнения выдающихся рассказов В. Пелевина, находящихся в его произведении 'ДИАЛЕКТИКА ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА ИЗ НИОТКУДА В НИКУДА'. Здесь я помещаю свое мнение о них, а читателю предлагаю догадаться, что же в них заставило меня приступить к писанию.

 

'ЗАПИСЬ О ПОИСКЕ ВЕТРА'

 

Рассказ Пелевина 'Запись о поиске ветра' очень глубокомысленен. Суть его сводится к гипотезе, что все мы, все бытие это тень от тени, которая является своей собственной тенью. И потому все слова, все умствования никогда ничего не откроют и не объяснят. Само желание объяснять, 'искать истину' и порождает объяснение и истину и вместе с ними и невозможность их окончательной формулировки. Такая вот безотрадная ситуация, описанная не только Пелевиным, а и Лао-цзы, и Чжуан-цзы, Буддой, Бодхидхармой, Хуэй-Ненем и всеми остальными, кончая Суратом.

И в то же время рассказ этот содержит в своем теле совсем не призрачные реалии. Это реалии жизни. Это политические волнения в Поднебесной. Это беседы Учителя с учеником, это попытки изложить истину, открывшуюся ученику после приема некоего психоделического вещества. В конце концов, это совершенно реальная жизнь, с чаем, опрокидыванием доски, ветром, горами, ночью и днем, реками и городами. Да, все меняется, да, наверное, есть некий непостижимый и в то же время такой явственный Путь. Мудр студент и искренен, но в то же время каким-то странным образом слеп. Если нет ничего кроме ветра, то, что такое трава, небо, облака, его Учитель и он сам? Я не согласен с этой великой мудростью, хотя в свое время отдал ей ее дань. И, тем не менее, рассказ Пелевина гениален. После него по этой теме, кажется, больше нечего говорить.

 

'ФОКУС-ГРУППА'

 

Этот рассказ можно было бы посчитать юмористическим, если бы не тяжкий его подспудный драматизм. Собственно, это иллюстрация некоей модификации кастанедовской идеи, изложенной К. Кастанедой в 'Даре Орла'. (Некая сила порождает все Осознания, чтобы после смерти их поглотить.) Меня этот рассказ привлек обнаженностью идеи, об упомянутой в моем эссе дипольности психологических состояний. Сейчас я не хочу его анализировать. Конец рассказа неопределен. Я же полагаю, что быть поглощенным Орлом в качестве осознания, ничем не хуже, чем перейти в нирвану после праведной жизни.