Томас Манн сказал: "Ницше жил в эпоху, саму себе надоевшую своим непроходимым благополучием".
      Забавное явление: мыслители, известные всему миру, обладающие уникальной мировой славой, зачастую этим же миром совершенно не поняты и на самом деле прочно забыты. Мир продолжает жить так, как будто они никогда и не существовали. Это Кьеркегор и Шопенгауэр, Сократ и Аристотель, Руссо и Вольтер, Толстой, Достоевский. Кто их по-настоящему знает кроме специалистов и редких любителей. Ницше здесь почетное место.
      А ведь они писали не на потеху публике, а что бы перевернуть представления людей о мире и самих себе. Толстой пишет в одном письме: "Когда я закончил "Царство божие внутри вас", я думал, что переверну весь мир, и ничего". О славе же своей и великих романах отзывался он весьма пренебрежительно: "Эта пошлая известность, которая меня постигла, благодаря глупым и пустым побасёнкам, которыми я развлекался и развлекал людей". Шопенгауэр написал своему издателю за 10 лет до смерти: "Думайте обо мне, что хотите, но я говорю Вам, что мои произведения - это лучшее создание века...". На мой взгляд, он близок к истине.
      Еще потрясающий пример: Иисус. 2000 лет именем этого апостола любви творятся и глупости, и мерзости, и подлости. К простым идеям Евангелия прибавлено столько наисложнейших и наизаумнейших учений, что можно диву даться. Достаточно почитать Никейский символ, с которого начинается история церкви.
      В начале XX века слава Ницше была удивительна. А ведь как раз шел мистический ренессанс. И Ницше воспринимался именно в его ауре. Мыслитель, яростно нападавший на любые идеи о потустороннем, запредельном, мистическом, воспринимался, тем не менее, как сверхмистик. Пожалуй, это справедливо. Сам он дал для этого достаточно поводов. Никого не могли обмануть его псевдопозитивистские или квазиматериалистические суждения.
      Материалист, позитивист - это, прежде всего, узкий реалист, не видяший в жизни, в духе ничего кроме случайного и быстропроходяшего феномена, которому смешно придавать настолько большое значение, чтобы глубоко о нем философствовать. (Достаточно почитать Маркса, Энгельса, Ленина, что бы увидеть всю их поверхностность, не понимание самых элементарных вещей. Начиная "Материализм и эмпириокритицизм", Ленин с презрением цитирует Беркли, одна строка которого глубже всех ленинских сочинений. О его глупейших суждениях о Толстом, я и не говорю.) Миска супа для рабочего выше всех философий. Ницше не таков. О, у этого человека был могучий дух и богатырский замах. Судите сами может ли написать такое "материалист". Хотя, может быть, по началу и сложно понять, о чем идет речь:
     

     "Да, опять должен вернуться Заратустра в уединение свое: но на этот раз неохотно возвращается медведь в берлогу!
      Что случилось со мной? Кто принуждает меня к этому? - О, этого требует моя гневная повелительница, это она говорила со мной; называл ли я уже вам имя ее? Вчера вечером говорила со мной Тишина моя: вот имя ужасной госпожи моей. Было это так - ибо я должен рассказать вам это, чтобы не ожесточилось сердце ваше против меня, уходящего так внезапно!
      Знаком ли вам испуг засыпающего?
      До самых кончиков пальцев овладевает им испуг, ибо земля уходит у него из-под ног, и начинается сон.
      Такую притчу поведаю вам. Вчера, в самый безмолвный час, в час великой Тишины, земля ускользнула у меня из-под ног, и начался сон.
      Стрелка передвинулась, часы моей жизни перевели дыхание - никогда еще не слышал я такой тишины вкруг себя; сердце мое сжалось.
      Тогда беззвучно заговорила со мной Тишина: "Ты знаешь это, Заратустра?". И в ужасе я вскрикнул от этого немого шепота, и кровь отхлынула отлица моего: но я молчал.
      И тогда во второй раз сказала она мне безгласно: "Ты знаешь это, Заратустра, но не говоришь!".
      И я, наконец, ответил, словно упрямец: "Да, я знаю, но не хочу говорить!". И снова безгласно заговорила она со мной: "Ты не хочешь, Заратустра? Не правда ли? Не прячься в упрямстве своем!".
      И я, плача и дрожа, как ребенок, говорил: "Ах, разве мое это слово? Кто я такой? Я жду более достойного: я не стою даже того, чтобы погибнуть ради него". И тогда она вновь сказала безгласно: "При чем тут ты? Покорности еще мало в тебе. У покорности самая жесткая шкура".
      И я отвечал: "Чего уже не выносила шкура покорности моей! У подножия высоты своей живу я: как высоки вершины мои? Никто еще не сказал мне этого. Но мои долины мне хорошо известны".
      И опять безмолвно заговорила Тишина: "О, Заратустра, тот, кто должен двигать горами, тот приведет в движение и долины, и низменности".
      Я ответил: "Еще ни одной горы не сдвинуло слово мое, и то, что говорил я, не доходило до людей Да, я отправился к людям, но пока не дошел до них".
      И сказала мне молча Тишина: "Что можешь знать ты об этом! Роса выпадает на траву в самое безмолвное время ночи".
      И я отвечал: "Они насмехались надо мной, когда нашел я путь свой и пошел по нему; поистине, дрожали тогда ноги мои.
      А они злорадствовали: "Ты забыл дорогу, а теперь еще и разучился ходить!". И снова безгласно сказала Тишина: "Что тебе до насмешек! Ты тот, кто разучился повиноваться: теперь ты должен повелевать!
      Разве не знаешь ты, кто людям нужнее всего? Тот, кто приказывает великое. Трудно осуществить великое: но еще труднее приказать его.
      Вот что тебе непростительно: ты имеешь власть и не хочешь господствовать". И я отвечал: "Мне не достает голоса льва, чтобы повелевать".
      И тогда снова, подобно беззвучному шепоту, промолвила она: "Слова, чтоприносят бурю. - самые тихие. Мысли, приходящие кротко, как голубь, правят миром.
      О, Заратустра, ты должен быть тенью того, что грядет: так будешь ты повелевать и, повелевая, пойдешь впереди".
      И я отвечал: "Мне стыдно".
      И снова безгласно проговорила она: "Ты еще должен стать ребенком и не стыдиться.
      Гордость юности еще есть в тебе, поздно стал ты юношей: но кто хочет стать ребенком, должен преодолеть и юность свою".
      И я долго колебался и дрожал и, наконец, сказал то же, что и в самом начале: "Я не хочу".
      И тогда раздался вокруг меня смех. Горе мне! Как смех этот разрывал мне внутренности и терзал сердце!
      И в последний раз прозвучал безмолвный голос: "О Заратустра, созрели плоды твои, носам ты еще не зрел для них!
      И потому тебе снова необходимо уединение: ибо должен ты еще дозреть". И снова послышался смех, теперь уже удалявшийся от меня: потм стало тихо вокруг меня, наступила как бы двойная тишина. А я лежал на земле, и пот градом лился с меня.
      Теперь вы все слышали: почему должен я вернуться в уединение свое. Ничего не утаил я от вас, друзья мои.
      И все это вы услышали от меня, самого скрытного из людей, -таким хочу остаться я и впредь!
      О, друзья мои! И еще нечто мог бы сказать я вам; и еще что-то мог бы я дать! Почему же не даю? Разве я скуп?"

     Но когда Заратустра произнес слова эти, им овладела глубокая скорбь,ибо близка была разлука с друзьями, и он зарыдал; и никто не мог утешить его. Ночью же ушел он и покинул друзей своих".

       Произвольные и догматические утверждения религии получили, почти неожиданно, мощное подкрепление, пожалуй, что и вопреки желаниям самих философов. Шопенгауэр, цитаты из которого я привел, подчеркивал свой атеизм. Кант показал, что бытие Бога недоказуемо, но считал, что в Бога следует верить по моральным причинам. Ницше придерживался прямо противоположного мнения.
      Все исследователи Ницше подчеркивают его крайнюю противоречивость. Иногда на одной странице он высказывает противоположные суждения. Иногда трудно разобраться, где он говорит серьезно, а где шутит или прямо таки издевается над читателем, в чем ниже довольно простодушно иногда признается.
      И это философ? Только в том смысле, в каком кто угодно философ, если умеет связать два слова и высказать общее суждение о чем бы то ни было. Философ ли Иисус или Исаия, или апостол Павел? Но, безусловно, Ницше оригинальный мыслитель, выдающийся мистик, поэт (Приведенная выше цитата, ни что иное как поэтическое описание своеобразного мистического прозрения, вообще-то довольно типичное для такого рода откровений.), а более всего он то, чем больше всего и хотел быть, он ниспровергатель основ и бунтарь. В XIX веке христианство было еще весьма сильно, оно и в нашем еще достаточно влиятельно, хотя иногда больше по недоразумению. Ницше же напал на христианство как на свяшенную корову, поклонение и жертвы которой губят и уродуют жизнь. Он увидел пагубное влияние христианства не только в мирных обывателях своего времени, но и великих людях, которых кинулся обличать с неистовой страстью так ему свойственной. Досталось Сократу, Шопенгауэру, Вагнеру. Собственно всем, кто оценивал жизнь не столь однозначно положительно как он сам.
      Христианство в своей самой распространенной разновидности утверждает, что жизнь это пребывание в юдоли (то есть занятие мало приятное), в которую однажды сотворенная Богом душа ненадолго попадает, чтобы потом после смерти либо вечно мучаться, либо вечно блаженствовать. Воззрение это в наше искушенное время может приниматься без критики уж совсем наивными или малограмотными людьми. Собственно, даже очень странно, что такое примитивное понимание мира, бога и души столь долго могло считаться несомненной истиной. Причины этого, видимо, самые низменные. Те самые, которые нам всегда приводили большевики - политика и эксплуатация. Однако у христианства есть и другая сторона, более эзотеричная, так сказать. Мир нуждается в интерпретации, от этого зависит та или иная жизненная философия, та или иная стратегия действования. Мир очевидно несовершенен, наполнен разнообразными формами страданий и зла. Кроме того, каждый знает, как ему хочется жить и не хочется умирать, а живет всю свою сознательную жизнь под домокловым мечом своей неизбежной бренности. В этом мире нам свойственно надеяться и зачастую надежды оправдываются. Почему же не оправдаться надежде на бессмертие и некую другую жизнь после гибели тела. О том мире никаких знаний нет, а есть одни предположения, но при отсутствии каких бы то ни было основ, можно принять и самую нелепую интерпретацию мира. С этой точки зрения христианство оправдывается, а если еще на него смотреть как на аллегорию, то оно и вполне корректно.
      Ницше такой подход не мог устроить. Тот, этот мир — пустые слова, есть только один мир. Боязнь смерти и страданий он рассматривал как непростительную слабость и недопустимое малодушие. Что ж, и такой взгляд понятен. Но почему надо обличать малодушных? Ведь они таковы, каковы есть, и не могут изменяться по чьей бы то ни было прихоти. Вообще другие - самое слабое место Ницше. Если он искренен (а он разумеется искренен), то самая правильная стратегия, вытекающая из его воззрений, никому их не сообщать. А как только он открыл рот, так они и обесценились. Ницше пишет так, как будто не понимает этого. На самом деле понимает. Подзаголовок "Так говорил Заратустра": книга для всех и ни для кого. Это почему же? Что мы такие уж дураки? Так он писал в любом случае не для дураков. Четвертую книгу "Заратустры" Ницше отпечатал в очень небольшом количестве экземпляров и давал читать только немногим друзьям. Кстати, мало кто из них что понял. Он явно опередил свое время. Может и любое время.
      Ницше самый удивительный мистик из всех, что я знаю. Он именно мистик, хотя он по разному себя именовал, но никогда так. Он постиг, прозрел какую-то великую истину, она едва-едва вмешалась в него. Он хотел непременно высказать ее, но и прекрасно осознавал тщетность такой попытки. Тогда он стал ругаться, скандалить, в самом себе в основном. До нас дошли только отголоски посетивших его видений. Мир некая целостность. Суждения людей, как правило, ложны и происходят от их несовершенной природы. Все возвращается на круги своя (учение о вечном возвращении). Даже самые мудрые не понимают того, что открылось ему. И так далее.
      Личная судьба Ницше удивительна. Он поразительно соответствовал, созданному Шопенгауэром описанию гения. Мозг как гигантский паразит отнимает жизненные силы у всех органов, заставляя их все функционировать неправильно.
      Страдания Ницше были неописуемы. "Головные боли, ...желудочные спазмы с кровавой рвотой, мигрени, лихорадки, отсутствие аппетита, утомляемость, припадки геморроя, запоры, ознобы, холодный пот по ночам...", - пищет в своей книге о Ницше Стефан Цвейг.
      Вот сам Ницше: "Ужасные и почти непрестанные мучения заставляют меня с жадностью ждать конца, и, по некоторым признакам, разрешающий удар уже близко". И так непрерывно 20 лет.
     Суровая диета, скромная, одинокая жизнь, терзаемая недугами, внезапный удар (возможно инсульт) и сумасшествие на 9 лет до самой смерти.
      Почему-то мне кажется, что как только великий мозг вышел из строя, большинство недугов бесследно исчезло.
      Читая в первый раз "Так говорил Заратустра" я ничего этого не знал. Однако, вдумываясь в поразительный, странный и загадочный текст книги, я откуда-то знал, добром это кончиться для него не может. Дух Ницше сжег себя своей потрясающе интенсивной, на пределе сил жизнью.
      "В предвидении, что недалек тот день, когда я должен буду подвергнуть человечество испытанию более тяжкому, чем все те, каким оно когда-либо подвергалось, я считаю необходимым сказать, кто я". Так ли уж это нелепо? Да, совсем не нелепо. Это не безумие, а мистическое прозрение. Ничуть не безумнее, чем сказать: "Что наверху, то и внизу". И, кто знает как закончил свою жизнь Гермес Триждывеличайший?
      Я читал и перечитывал Ницше и пришел к выводу, что сам Ницше мало придавал значения словам, смыслу их. Тут он шел на поводу ассоциаций, скептических или парадоксальных суждений. Внутри же себя он прозревал какой-то только нарождающийся, нечеловеческий ни с чем несообразный и бесконечно могущественный фатум. Это удел всех мистиков. Кто-то называет это Богом, кто-то Бездной (Бёме, Мамлеев), кто-то атманом или брахманом (риши), а кто-то Я.
      "Новой гордости научило меня мое "я", ей учу я людей: Больше не прятать головы в песок небесных вещей, но свободно нести ее, эту земную голову, которая творит для земли смысл". Как это прекрасно звучит. Жаль только, сам Ницше головы не сносил.
      (Я сознательно не стал соотносить судьбу, учение, проповедь Ницше с парадигмой трактата "Великое Делание". Для понявшего идею трактата несложно будет это сделать самому.)

 Copyright  © Кончеев (e-mail:  falter@hotmail.com), 2002