Трава у дома
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
 Книга закончена. Здесь вывешена примерно треть текста и последняя глава. За обложку огромное спасибо Мире Рай))
|
Трава у дома.
Глава 1.
Меня всегда успокаивала скорость.
Скорость, дорога, свист ветра за тонированными стеклами моей новой красной бээмвешки и полное одиночество.
Я надеялась, что так будет и на этот раз, но сейчас даже сильному встречному ветру не удавалось выдуть из моей головы мрачные мысли, которые прочно обосновались там после утренней ссоры с мужем.
О, господи, неужели все-таки развод?! И тогда он заберет у меня детей, и в обозримом будущем я точно их не увижу. Ну, разве что, когда они вырастут и вернутся на историческую родину из Англии. Там сейчас живут родители мужа, которые спят и видят, как бы им заполучить своих внуков.
Господи, ну за что мне такое наказание?! У других мужья, как мужья, обращают на детей внимание только тогда, когда они у них денег попросят, а мой!... Нет, ничего не могу сказать, он всегда был прекрасным отцом, одно время я даже радовалась этому. До тех пор, пока отношения между нами не испортились окончательно.
Неужели опять придется соглашаться на унизительные для себя условия и терпеть, терпеть?...
Я не сразу поняла, что пошел дождь, потому что мой собственный дождь давно уже капал у меня из глаз. Дорога заметно потемнела, я сморгнула и включила дворники. А скорость оставила, какая есть. Если мне сейчас придется ползти, как улитка, я просто сойду с ума.
Нет, детей я ему не отдам. Зачем мне жизнь без того, что составляет основной ее смысл? Мой материнский инстинкт вопил во весь голос - попробуйте заставить его замолчать женщине, у которой младшему ребенку всего пять лет! Интересно, как бы он вопил, если бы мой младшенький был новорожденным? Тогда я бы, наверное, просто загрызла того, кто рискнул попытаться его отнять! Так что сейчас я еще могу что-то соображать, и это не может не радовать.
Для радости, впрочем, не было никаких оснований. Задумавшись, я еле вписалась в поворот на скользкой дороге. Меня накрыло волной адреналина, и мое вялое от переживаний тело слегка приободрилась.
А может, все еще образуется? В конце концов, сколько лет мы уже вместе? Ну и что, что я терплю все это только из-за детей, а моя самая светлая мечта - это тот же развод, только на моих условиях? Муж - это знакомое зло, а как там у Шекспира? Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться. Правда, это он о смерти... Смирюсь в очередной раз, куда я денусь?
Но, боже мой, как же меня от всего этого тошнит!
Пока я предавалась отчаянию, полупустая загородная дорога, где я, как правило, ставила свои скоростные рекорды, опасаясь ненужных жертв со стороны мирного населения, неожиданно перестала быть полупустой. Очень быстро мир вокруг меня начал напоминать хронику дорожных происшествий. Справа передо мной на дорогу на большой скорости вылетела "пятнашка". Не вписалась на скользкой дороге, ее развернуло и вынесло на встречную полосу, по которой на всех парах уже, откуда ни возьмись, несся мордастый длинномер. Он не мог свернуть, потому что обочина с его стороны резко обрывалась в грязный пруд, а по другой полосе ехала я. И он сделал то, что мог сделать в данной ситуации - резко затормозил, и все бы хорошо, но его хвост по инерции начал выезжать на встречную.
На мою встречную.
Все произошло так быстро, что я даже не успела убрать ногу с педали газа. Нет, потом я убрала и честно нажала на тормоз, но это было уже бесполезно. Это только в фильмах герои успевают свернуть и храбро падают в кювет, переворачиваясь при этом раз десять, а у меня вместо кювета был обшарпанный бетонный забор старого, еще советских времен, завода, и стремиться в его объятия не имело смысла. Так что я сидела, вцепившись в руль, и, как в замедленной съемке, наблюдала за тем, как приближается ко мне разрисованный рекламой прицеп длинномера. И последнее, что я прочитала в своей земной жизни, была реклама Кока-Колы. Так грустно, господа.
Через два дня на лучшем городском кладбище проходили похороны. Шел проливной дождь, и окрестным бомжам, рассчитывающим на дополнительный заработок, приходилось несладко, но они все равно не уходили. Похороны были богатые. У ворот кладбища скопилась целая толпа дорогих иномарок, да и пришедшие на похороны люди все, как один, были даже слишком хорошо одеты.
Все было дорого и красиво. Звучала траурная музыка, говорились прощальные речи, священник служил панихиду.
Бомжи негромко переговаривались между собой. Все уже знали, что хоронили погибшую в аварии жену одного из этих богатеев в черных костюмах, неподвижно стоящих около дорогущего гроба. Кто-то сочувствовал, мол, молодая померла, кто-то злорадствовал, небось, пожила в свое удовольствие, а немолодая бомжиха с синим испитым лицом, сочувствовала - говорят, детишки остались. На нее зашикали - при таком папаше детишки не пропадут, и она согласилась: да, при таком не пропадут.
Наконец, торжественная часть закончилась, и начались собственно похороны. Музыка взвыла на особенно грустной, выжимающей слезу, ноте, и красивый лакированный гроб начал медленно спускаться вниз. И вдруг муж, до этого не проявлявший никаких эмоций, неожиданно для всех с криком бросился на гроб.
- Ле-е-ра!!!
К нему подбежали его друзья, такие же мордовороты, как и он, схватили под руки, оттащили. Он сопротивлялся и кричал:
- Лера, прости!!! Я же любил тебя, Лера!
Этим же вечером водитель грузовика, так же, как и водитель неуклюжей "пятнашки" были найдены мертвыми. А на следующее утро все трое детей безутешного вдовца сели в самолет, улетающий в Лондон. Сам же безутешный вдовец после того, как проводил их, вусмерть напился в компании двух старых друзей, побоявшихся оставлять его одного.
Жаль, что Лера так и не услышала последнего "прости" своего мужа, оно, несомненно, согрело бы ей душу. Но на тот момент ее душа была уже слишком далеко...
Я пришла в себя, лежа на кровати. Ну что ж, либо рай, либо больница - оптимистично решила я и открыла глаза. Да.... Наверное, рай, потому что на больницу это совсем не похоже. Какое-то странное помещение, комната - не комната, почему-то со скругленными углами, свет отовсюду и ниоткуда, но чувствуется, что искусственный, потому что не бывает в природе света с таким нежным фиолетовым оттенком.
Я подняла голову и огляделась. Ага, а вот и апостол Петр! В паре метров от меня, сидя в кресле, висел в воздухе мужик синевато-серого цвета. Интересно, я способна умереть два раза подряд, и во второй раз от удивления? Он повернул ко мне голову и улыбнулся ослепительной белозубой улыбкой.
- А, очнулась! - Ну, по крайней мере, дантисты у них тут хорошие. - Долго же ты спала, я уж хотел тебя в грузовой отсек отправить! Как ты, ничего не болит?
Глупый вопрос. Во-первых, разве в раю может что-то болеть, а во-вторых, откуда я знаю? Я попыталась сесть и обнаружила, что, во-первых, у меня ничего не болит (за исключением мозгов, которые грозили закипеть), а во-вторых, я совершенно голая.
И я решила, что хамство - самый лучший выход в данной ситуации.
- Дяденька, а я где?
Он наградил меня еще одной ослепительной улыбкой.
- Ты у меня на корабле, деточка!
О, боже, только этого мне сейчас не хватало!
- И какого ... я тут делаю?
Он окинул меня заинтересованным взглядом и подлетел поближе к кровати.
- А ты, оказывается, с норовом, прелесть моя! - Сказал он так, как будто сделал открытие.
Я одарила его мрачным взглядом исподлобья.
Ага, синепузый, ты еще не знаешь, с каким! Столько лет прожить с моим мужем и не выработать характер - это просто невозможно! Но обсуждать с кем попало свой тяжелый нрав я не собиралась, вместо этого подняла голову и весьма нахально принялась разглядывать это чудо природы.
Инопланетянин, надо же. Нет, по-своему он был очень даже ничего. Вполне человеческая (ну, ладно, гуманоидная) внешность - руки, ноги, голова, никаких непредусмотренных божественным проектом щупальцев или отростков я не заметила, разве что под одеждой спрятал. Одет он был, кстати, вполне обычно: штаны и рубашка белого цвета из мягкой ткани, напоминающей шелк, но без блеска. У него даже ногти были похожие на наши, только темные. Черные волосы и черные глаза, причем такого глубокого иссиня-черного цвета, какого мне вообще не доводилось раньше видеть. Черты лица резкие, рубленые. Острый длинный нос, рот с тонкими губами, тяжелый подбородок - в общем, интересная модель, если бы мне вдруг пришла в голову блажь его нарисовать. И цвет его тела - это я вам скажу нечто невообразимое! И кого-то он мне напоминает... Точно, Кришну! Да простят меня кришнаиты за то, что я сравниваю их божество с этим... Но просто я читала, что у него была кожа цвета грозового облака. Какое сравнение! Красиво! Вот у этого тоже...
- А вы случайно Кришне не родственник? - Я уже говорила, что от страха глупею, или приберегла эту счастливую новость на потом?
Он аж поперхнулся.
- Какому еще Кришне? У вас, что, бывал кто-то из наших?
Теперь настала моя очередь поперхнуться.
- Вообще-то он был бог!
- Так ты приняла меня за бога, девочка? - Хохотнул он.
Во самомнение у мужика! Старательно демонстрируя безразличие, я посмотрела в потолок и пожала плечами.
- Вот еще! Синий цвет кожи еще никого не сделал богом, может, он у тебя вообще от какой-нибудь болезни. Заразной. А, кроме того, богам нет нужды воровать женщин, они за ними сами табуном ходят!
- Знаешь, прелесть моя, давай сразу с тобой разберемся, кто есть кто! - Не терпящим возражений тоном внес предложение синепузый. Оскорбился, ну надо же! - Ты помнишь, что с тобой случилось?
Мне скрывать нечего.
- Только до того момента, как врезалась в прицеп.
- Да, именно так ты умерла. Видела бы ты, что осталось от той консервной банки, на которой ты ехала!
Я чуть не подавилась.
- Как умерла?! - Я оглядела свое тело. - Я же... - Может, это игра фиолетового света, но мое тело вроде бы стало выглядеть как-то не так.
- Ты жива благодаря мне! - Высокомерно изрек синепузый. - Твое старое поломанное тело осталось там, в консервной банке. А новое тебе дал я. Не хочешь посмотреть, какая ты теперь?
Он встал со своего кресла и протянул мне руку. Я молча подала ему свою и встала с кровати. Он сказал:
- Зеркало! - И одна из стен, на мгновение подернувшись рябью, превратилась в зеркало. - Ну, смотри, нравится?! - Прямо, как скульптор, показывающий свою работу.
Я посмотрела, и мне стало дурно. Мое тело лепил сексуально озабоченный маньяк. Поймите меня правильно, я - мать троих детей, но я всегда следила за собой, а этот ... приделал мне такую... такие бедра, каких у меня не было даже в худшие времена! Но это еще не самое страшное! Еще в своей земной жизни я, бывало, с ужасом смотрела на Памелу Андерсон, а теперь... Теперь мне хотелось заплакать, потому что у меня вся эта красота была ничуть не хуже! И как мне жить с таким рюкзаком?
Я сморгнула слезы и усилием воли взяла себя в руки. Все остальное он сделал, в принципе, неплохо. Мало что изменил, разве что чуть облагородил.
- Ну, что, нравится?!
Он ожидал похвалы, как маленький ребенок, честное слово, но на похвалу у меня не было сил.
- Мне нужна одежда, - с трудом выдавила я из себя.
Он окинул меня липким взглядом.
- А мне кажется, что нет!
Мужики везде одинаковы!!! Я огляделась. На столе, за которым сидел этот ненормальный, стояла какая-то посуда, и лежал нож. Я метнулась туда. Синепузый не стал меня останавливать, с любопытством наблюдая за тем, что я буду делать. Ставлю сто против одного, что он не догадается, даже если Макс Галкин даст ему трое суток на размышление.
Я подошла к кровати и полоснула ножом по краю тонкого покрывала, отрезая неширокую ленту. Потом вырезала в середине изуродованного покрывала дырку и оп-ля! Платье готово! Я натянула его на себя, стараясь, чтобы движения не выглядели слишком судорожными, и затянула на талии пояс. Теперь я почувствовала себя намного увереннее и с вызовом глянула на синепузого.
На его поганой синей роже была нарисована насмешка.
- Открытое неповиновение хозяину карается в моем доме битьем плетьми! Ты только что заслужила пять ударов. И еще пять за испорченное покрывало, так что итого - десять!
Я похолодела.
- С чего ты взял, что ты мой хозяин? - Раздельно произнесла я.
Он подошел ко мне.
- А ты думала, я просто так с тобой вожусь?
- Я никого не просила со мной возиться! Немедленно верни меня обратно!!! - Я понимала, что веду себя глупо, но у меня уже начиналась истерика.
Он засмеялся.
- Боюсь, что это невозможно, моя прелесть! Мы уже слишком далеко от той дыры, где я тебя подобрал!
Назвать мою родную планету дырой! Я сделала шаг вперед и прошипела ему в лицо с такой злостью, что он от меня попятился:
- Если ты смог оттуда улететь, сможешь и вернуться!!
Из терпения я его все-таки вывела.
- Да ты же сдохла там, дура! Тебя уже похоронили там! Куда ты хочешь вернуться?! - Неожиданно, так, что я даже вздрогнула, заорал он и схватил меня за шею, поворачивая мою голову к себе, как будто надеялся, что так я лучше услышу.
А вот это он зря. Я очень не люблю, когда меня хватают посторонние мужчины, потому что, когда мне было семнадцать лет...
Когда мне было семнадцать лет, я возвращалась домой из художественной студии, где занималась, по-моему, всегда. Была поздняя осень, время совсем не романтичное - темно, сыро и холодно. Занятия заканчивались поздно, и каждый раз, возвращаясь домой, я тряслась от страха, потому что идти надо было через парк. Про него рассказывали всякие ужасы, и в тот день мне не повезло. Один из далеких и чисто теоретических кошмаров стал для меня реальностью.
Их было четверо, и как я потом не пыталась вспомнить их лица, у меня ничего не получалось, несмотря на художественное образование. Как будто что-то переклинило. Я помнила все, что угодно: запах дешевых сигарет и портвейна, жесткую кожу черных курток, щетину на их лицах, когда они пытались меня целовать... Все, кроме их лиц, хотя в неверном свете одинокого недобитого фонаря, стоявшего метрах в десяти от той скамейки, мне было хорошо их видно.
Я даже вскрикнуть не успела, потому что мне сразу зажали рот. Потом начали расстегивать плащ, порвали колготки... Нет, не могу вспоминать всю эту мерзость! Я извивалась от ужаса и от боли, и в какой-то момент тот, кто зажимал мне рот, убрал руку с моего лица.
Я закричала так, как в жизни до этого не кричала. Мне самой показалось, что мой вопль волной прокатился по парку, и не услышать его было нельзя. Его и услышали, и буквально через пару минут над головами моих мучителей раздался трубный глас:
- Какого ... здесь происходит?!
Так я впервые увидела Вову, моего будущего мужа. Позже он рассказывал, что служил в ВДВ, но я не слишком верила, потому что слишком уж специфическим было его военное образование. На все - про все ушло секунд десять. Пять - на раскидывание Вовой уродов, а оставшиеся пять - на удирание этих несчастных от злого защитника обиженных девушек. Было видно, что ему страшно хочется их догнать, но вместо этого он предпочел остаться со мной.
Я, как всегда в критические моменты, ничего не соображала, и потому делала все, что он говорит. А Вова первым делом привел меня к себе домой, где, к счастью, на тот момент не было его родителей, только сестра, и проводил в ванную. Ему даже в голову не пришло обратиться в милицию. Потом его сестра врала по телефону моим родителям о том, что она моя подруга, и я решила остаться у нее ночевать, и я действительно осталась у них ночевать. Только спать не могла, тряслась и рыдала, и Вова всю ночь просидел рядом со мной.
Со следующего утра он взял меня под свою опеку. После случившегося я боялась выходить на улицу, а Вова находил время везде провожать меня, и даже отвел в спортзал, где занимался сам. Там меня кое-чему научили, и вообще... Я не знаю, рассказал он что-нибудь своим друзьям, или нет, но они отнеслись ко мне хорошо. Суперменкой я, конечно, не стала, но как вырываться из разного рода захватов и бить по болевым точкам в меня вдолбили. Правда, через полгода Вова сделал мне предложение и, на правах жениха, ходить в спортзал запретил. Мне уже тогда следовало хотя бы заподозрить, что скрывается за такой заботой, но я была слишком молода и слишком влюблена в него, чтобы рассуждать трезво.
Так что этому синепузому удержать меня таким примитивным способом даже не светило. Я сделала шаг вперед, чуть повернулась, чуть наклонилась, схватила его за пальцы, держащие мою голову, вывернула их, потянула за руку, сделала шаг назад, и он потерял равновесие и очень красиво упал на пол. На все ушло не больше секунды. Если бы я была на это способна, его жизнь, возможно, оборвалась прямо сейчас, потому что нож еще был зажат у меня в руке.
Он с некоторым удивлением уставился на меня, а в следующую секунду я поняла, что сильно недооценила своего противника. Как он поднялся с пола и выбил у меня нож, я даже не заметила. А опомнилась уже прижатой к зеркалу с безжалостно вывернутым локтевым суставом.
- За нападение на хозяина тебе полагается еще пятьдесят плетей. Но я предлагаю успокоиться и просто поговорить! - Прямо мне в ухо прошептал синепузый.
- Хорошо, - стараясь не слишком шипеть от боли, согласилась я.
Он отпустил мою руку.
- Прошу!
Рядом со столом материализовалось второе летучее кресло. И как он это делает?
Растирая свой бедный локоть, я безо всякого изящества и выпендрёжа плюхнулась на предложенную мебель. Не собираюсь соблазнять этого урода!
- Итак, - сказал он, усаживаясь в свое кресло, - мое имя Гвэн Гасаф. Официальное, конечно, намного длиннее, но тебе пока достаточно этого. Ты можешь называть меня господин Гасаф или же господин Гвэн. Это понятно?
Я мрачно глянула на него.
- У меня никогда не было господ!
- Теперь будут! - С нажимом произнес он. - Я глава клана Гасаф с Планетарного комплекса Орой. Я и мой народ называем себя всевлами, что является сокращением от Всемогущие Властители.
Я сначала нервно хихикнула, потом расхохоталась, уж больно напыщенным тоном он это произнес, но через несколько секунд я кое-что сообразила, и мне стало не до смеха.
- На каком языке мы разговариваем? - Спросила я, внутренне холодея.
Он улыбнулся, как довольный кот.
- На чистейшем оригейском, разумеется! Неужели ты думала, что я стану засовывать себе в память твое варварское наречие?
Я судорожно закопалась в недра своей памяти.
- А почему?... А где же тогда?....
- Ты хочешь спросить, куда подевалось твое варварское наречие? Я заменил его. Не переживай, оно тебе больше не пригодится.
- ЧТО?!!! - Мой великий и могучий русский язык!
Наверное, у меня было очень зверское выражение лица, потому что он попытался обосновать свой поступок.
- Послушай, так будет лучше для тебя! Ты сразу вольешься в языковую среду, и тебе проще будет привыкнуть к нашей культуре.
- Немедленно верни мне мой русский язык!!! - Я знала еще английский и итальянский, а одно время начинала учить французский, но именно русский для меня всегда был важен, как никакой другой. Я по-настоящему ЛЮБИЛА его!
Моя злость оказалась заразной, потому что спокойствие слетело с синепузого, как лифчик со стриптизерши.
- С какой стати я должен был забивать им память моего корабля?!
Вот сволочь!!! От злости я готова была вцепиться в эту синюю самодовольную рожу, как кошка, и разодрать ее в клочья! Мой язык Пушкина и Гоголя! Моя богатая русская культура! И я, глядя прямо в глаза синепузому, выдала такую фразу из репертуара нашего дворника дяди Пети, что физиономия последнего заметно посерела. Я осеклась. Это он что, так краснеет, что ли? Ничего себе, влилась в языковую среду!
- Твое воспитание оставляет желать лучшего, - стараясь выглядеть невозмутимым, выдавил он.
- В таком случае верни меня назад! Зачем тебе такая невоспитанная служанка?
Он тут же одарил меня мерзкой улыбочкой.
- А кто тебе сказал, что ты будешь служанкой?
Я замерла.
- А кем же тогда?
- Ты будешь тем, кем я скажу! - Жестко отрезал он. - А за непочтительный смех над всевлами получишь еще десять плетей.
Да я загнусь у него под плетями! Он же их насчитал уже штук двести. Или он думает, что я Шварценеггер какой-нибудь? Хотя, с другой стороны - я же все равно уже умерла, так что разом больше, разом меньше... В таком случае, почему бы не удовлетворить свое любопытство?
- Ну, ладно, не сердись! - Примирительно сказала я, откидываясь на спинку кресла и стараясь по возможности расслабиться. - Я же не знаю, кто такие эти всевлы, а ты ничего не объясняешь, только и знаешь, что плетей да плетей!
- Да я тебе уже битый час пытаюсь это объяснить!!! - Взорвался праведным гневом Гвэн (пора уже, наверное, начать называть его так), но наткнулся на мой насмешливый взгляд и несколько сбавил тон. - Как я уже сказал, нас называют всевлами, и это совсем не смешно для тех, кто попробовал на себе нашу власть. Ты знаешь что-нибудь о перерождении душ, дитя? - Он высокомерно посмотрел на меня.
Я пожала плечами. Какой дурак об этом не знает?
- О реинкарнации, что ли? - Уточнила я. Мало ли, может, он что-нибудь другое имеет в виду.
Он показался мне очень озадаченным.
- Ты знаешь об этом?
А кто об этом не знает?
- Ну, да, это одна из многих теорий, в которые люди играют уже бог знает какую тысячу лет. И что?
У него словно отлегло от сердца.
- Ах, теория! Тогда все в порядке! Так вот, рад сообщить тебе, что реинкарнация - это совсем не теория! Это единый вселенский закон, по которому живут все живые существа! Они все находятся в великом круге перерождений... - Я демонстративно зевнула. Ну, чисто кришнаит, честное слово! Гвэн слегка перекосился, но продолжил уже серьезно и безо всякой напыщенности: - Так вот, очень давно, много оборотов назад мой народ открыл способ призывать души, идущие на перерождение, и привязывать их к искусственно созданным телам, - он ненадолго замолчал, давая мне время переварить услышанное. Но я уже предполагала что-то в этом роде, несмотря на всю дикость ситуации, в которой оказалась. Не дождавшись моей реакции, он продолжил: - Так что твоя душа теперь принадлежит мне. Я могу делать с тобой все, что захочу.
Я хмыкнула про себя. Тоже мне, Мефистофель инопланетный выискался! Но вслух ответила то, что действительно думала по этому поводу:
- Душа свободна. Она рядом с тобой только до тех пор, пока привязана к этому телу. - Я провела ладонью по своей слишком крупной, на мой взгляд, груди. - Но как только с ним что-нибудь случится...
Его негромкий смех, раздавшийся после моих слов, мне не понравился. Я даже не могу передать, насколько не понравился.
- Как только с ним что-нибудь случится, я сделаю тебе новое! А если я к тому времени отправлюсь на реинкарнацию, то это сделает мой сын. Или внук.
Я едва не задохнулась, потому что забыла, как дышать. Мне хотелось закричать, но, похоже, я забыла, как и это делается, потому что рот я открывала, но оттуда не вылетало ни звука. Это все невозможно! Это происходит не со мной!
Фраза, которую я все же выдавила, не продемонстрировала ни ум, которого у меня всегда было немного, ни силу духа, с которой тоже были проблемы.
- Значит, я никогда не вернусь домой?
Довольный произведенным впечатлением он покачал головой.
- И хотел бы тебя утешить, но - нет. Да и потом, твое новое тело теперь не сможет жить на вашей планете, у вас другой состав воздуха, и вода тоже отличается. Ты увидишь, когда прилетим. К тому же, если ты заметила, я сделал твою кожу немного темнее, наше солнце не такое ласковое, как ваше. Ладно еще на Оригее, куда мы с тобой направляемся, а на Ойлере даже нам без защиты нельзя долго находиться.
Я зажала уши ладонями, чтобы не слышать его голоса. Из глаз сплошным потоком полились слезы, на которые он отреагировал так же, как и любой нормальный земной мужчина. То есть вышел из себя. Он встал, резко дернул мое кресло и повернул его к зеркальной стене.
- Да посмотри ты на себя! - Схватил меня за плечи, слегка встряхнул и поставил на ноги. - Посмотри! Ты же похожа на всевлу, как две капли воды, только цвет другой! Сколько живу, никогда такого не видел! О, будь благословенна моя вовремя сломавшаяся навигационка! Мне повезло, повезло просто невероятно! Как только все немного утрясется, я вернусь туда, и на этот раз наберу целую партию, так что у тебя будет компания, моя прелесть!
Что?
Что он сказал?
Вернется и наберет целую партию? В рабство, хуже которого я даже представить себе ничего не могу? Свободные души - в рабство? Навсегда? Навеки? НЕНАВИЖУ!!!
А он, то ли ничего не заметив, то ли слишком увлекшись собственным монологом, продолжал говорить:
- Ты только посмотри, какая ты красивая! - Он осторожно провел пальцами по моей щеке. Я посмотрела на свое почти чужое смуглое лицо, залитое серебристыми слезами. Да, вода у них, похоже, действительно другая. - Я ведь почти ничего не изменил в тебе! Разве я должен был оставить тебя прозябать на задворках мира, девочка моя?! У тебя будет все, это я тебе обещаю!
Будет все?! Обещаю?! Это просто смешно, в моем возрасте верить мужским обещаниям.
- Как твое имя? - Почти нежно спросил он.
Я не сочла нужным скрывать. Теперь уже все равно.
- Лера. Валерия.
Он покачал головой.
- Нет, оно тебе не подходит, слишком... жесткое. Я буду называть тебя Велемия. Есть на Ойлере такой цветок. Редкий и очень дорогой. Ты похожа на него, Лемия.
Я повернула к нему свое "прекрасное" лицо.
- А как, ты говоришь, мне тебя называть? Всемогущий Властитель?
Он на секунду замялся, наверное, хотел сказать, что лучше по имени, но потом, видно, решил, что я все осознала и подлизываюсь.
- Да, можно и так.
- Так вот, инопланетное существо мужского - тут я окинула его оценивающим взглядом и поправилась: - Предположительно мужского пола, страдающее манией величия, и гордо причисляющее себя к цивилизации неудачников, которые пытаются самоутвердиться за чужой счет, - (глаза у него стали размером с пятак) - убери от меня свои лапы и никогда не смей больше прикасаться ко мне!!! Иначе, я за себя не отвечаю. Как мне придется за это заплатить - мне плевать, но я отправлю тебя на принудительную реинкарнацию, понял?!!!
Ну, все, мужика я достала по-настоящему. Впрочем, неизвестно, кто кого больше - я его или он меня, но я, по крайней мере, не сменила цвет. А он сменил. Про его кожу сейчас никак нельзя было сказать, что она цвета грозового облака, потому что облаками здесь уже и не пахло. Скорее, черными грозовыми тучами за секунду до того, как сверкнет молния и прозвучит раскат грома. В общем, видок еще тот. Интересно, он меня сразу убьет, или сначала помучает?
Нет, убивать не стал. Мертвой хваткой молча схватил за плечо и потащил за собой. Почти бегом мы выбежали из комнаты, где я очнулась, и понеслись по длинному, слабо освещенному коридору. Наконец, он остановился и приложил ладонь к стене. Непонятно откуда взявшиеся двери разъехались в противоположные стороны, и Гвэн грубо втолкнул меня в пустую холодную комнату. Не удержавшись, я упала, а он, вырисовываясь темным силуэтом на фоне светлого проема, медленно процедил сквозь зубы:
- Ты не понимаешь хорошего отношения, глупая рами! За все, что сегодня сказала и сделала, ты заслужила сто плетей, и свое наказание ты получишь, как только мы вернемся на Оригей!
Дверь за ним сомкнулась, и я осталась в полной темноте.
Я на ощупь подползла к стене и села, прислонившись к ней спиной и обхватив колени руками. Я так надеялась, что он прибьет меня за мое хамство, и я получу возможность проверить, правду ли он говорил. Нет, поймите меня правильно, я совсем не хочу снова умирать, и у меня нет никакой склонности к самоубийству, но как мне объяснить словами то, что всегда создавало основу моей жизни? Свобода есть первое и необходимое условие для этой жизни! Сначала свобода, потом дети, а потом и все остальное.
А теперь у меня ничего не осталось. Ни свободы, ни детей. То, что, будучи замужем, я шла на сознательное ограничение своей свободы, ничего не значит. Я делала это ради детей и в любой момент могла прекратить, но как мне быть сейчас, если я даже умереть не могу по собственному желанию?
Отчаяние тяжелым камнем навалилось на душу, и так уже разрываемую на части тоской по детям. Дима, Маша, Ромик - повторяла я про себя, как молитву. Как вы там? Маша, Ромик, Дима, я надеюсь, те, кто сейчас рядом с вами, заботятся о вас. Интересно, сколько времени прошло дома? Меня уже похоронили? Водил ли Вова детей на кладбище? Лучше бы не водил - это такой стресс! Особенно для Маши, ей восемь, и она такая нежная, что потом, наверняка не будет спать. Дима покрепче, но ему всего десять, а мальчики в этом возрасте такие впечатлительные. Пятилетний Ромик мало что поймет, но, разумеется, хорошо запомнит.
О, господи, я не знаю, куда меня занесло, и как далеко от земли я нахожусь, но, если ты меня слышишь, спаси и сохрани моих детей!!!
Я плакала и молилась до тех пор, пока мой бедный, перегруженный переживаниями, мозг не отключился.
Проснулась я от холода. Пол, на котором я заснула, был ледяной, да и вообще в комнате было не жарко. Сколько я проспала, не знаю, но меня всю трясло, и я, помянув про себя недобрым словом совершенно недостойную всевла мстительность Гвэна, начала двигаться, пытаясь согреться. Вот заболею и умру ему назло!
Немного попрыгав, побегав и помахав руками, я почувствовала, что могу жить дальше. Странно, случись мне раньше поспать в таких условиях, жестокая ангина, а то и пневмония были бы мне обеспечены, а сейчас я не почувствовала даже першения в горле. Не зря говорят, что в любой ситуации есть плохие и хорошие стороны.
Кстати, о плохих. Мне очень нужно в туалет.
Я прошлепала ладонями все стены, пытаясь нащупать дверь, как это делал хозяин (я имею в виду, этого корабля, а не меня!), но у меня ничего не получилось. Двери не обнаруживались, но мне пришла в голову мысль.
- Туалет, - тихо сказала я, робко оглядываясь по сторонам.
О, чудо! Одна из стен тут же разъехалась, явив миру в моем лице то, что всевлы считают туалетом.
Н-да, не совсем похоже на наш, но... В общем, разобралась.
А если?...
- Ванна!
Ура! Получилось!
С полчаса провалявшись в ванне, размером с дачный участок моих родителей, я почувствовала в себе силы для дальнейшей борьбы со свалившимися на меня невзгодами.
- Свет!
Темная до этого комната мягко осветилась фиолетовым светом. Ванная и туалет почему-то освещались голубоватыми шарами, чем-то похожими на наши, всем набившие оскомину, плафоны.
- Кровать! - Сколько можно валяться на полу, как забытая кукла?
В центре комнаты возникла огромная кровать, похожая на ту, которая стояла у Гвэна, и мое настроение вместо того, чтобы подняться, резко ухнуло вниз.
Я стояла и минут пять мрачно смотрела на эту отвратительно роскошную мебель.
Нет, - сказала я себе и для пущей убедительности покачала головой. - Нет. Я взрослая женщина, а не ребенок, которого можно обмануть или запугать. Я знаю, что я буду делать, а что - не буду ни при каких условиях. И одно я знаю точно: я не позволю обращаться с собой, как с вещью. И я скорее сдохну сто раз подряд, чем позволю самой себе подумать о себе, как о вещи. Я человек, у меня есть душа и достоинство, и они для меня дороже, чем жизнь. Если это кому-то не понравится, то это их проблемы. Пусть бьют, к боли можно привыкнуть, но к унижению - никогда.
Знаете, несмотря на то, что мы с Вовой совсем неплохо прожили первые пять лет нашего брака, я, наверное, все же подсознательно ждала того момента, когда он упрекнет меня за то, что случилось той ночью в парке. Я уже достаточно хорошо знала его, и знала, что прощать он не умеет в принципе, а кое-какие вещи он даже не будет стараться простить.
В тот день мне стало известно, что у него есть постоянная любовница, а до нее было еще несколько. И это не считая большого количества легких, ни к чему не обязывающих увлечений. Нашлись добрые люди, открыли глаза глупой наивной дурочке, то есть мне. Я и не отрицаю, что была тогда такой, потому что, чуть не сойдя с ума от переживаний, имела глупость и неосторожность попытаться поговорить с Вовой на эту тему.
Он не стал ничего отрицать, равно, как и обещать, что это было в последний раз.
Знаете, что он мне сказал?
- Тебе напомнить, из-под кого я тебя взял?
Нашел время для напоминаний. Очень удачное.
После этих слов мои тело и душу несколько недель ломало, корёжило и выворачивало, как будто я попала под пресс, медленно опускающийся на меня с небес. Я думала, что, наверное, сойду с ума или умру, но все закончилось намного прозаичнее: умерла моя любовь к Вове, а я осталась жить.
А еще через некоторое время я узнала, что мой Вова - это, оказывается, не просто Вова, а знаменитый Вова Кисель - самый крутой и авторитетный "бизнесмен" в нашем городе. Подруга, которая меня во все это посвящала, просто не поверила, что я ни о чем не догадываюсь, потому что она абсолютно точно знала ВСЕ. Вплоть до девичьей фамилии очередной его пассии и того, сколько он заработал за последний месяц. Когда я заикнулась о его строительной фирме, которой, как я думала, он занимается, она решила, что я намеренно строю из себя идиотку. А зачем мне чего-то строить, если на самом деле такая? Правда, неизвестно, которая из нас была большей дурой, потому что ушла она, преисполнившись уважения к моей хитрости.
После ее ухода я, помнится, часа два истерически хохотала над Вовиной кличкой, хотя какой еще она могла быть? Его фамилия Кисельников.
А я на тот момент как раз была беременна Ромиком, и моему бедному маленькому мальчику пришлось пройти через все это вместе со мной.
Тогда я в первый раз попыталась заговорить с Вовой о разводе.
Лучше бы я этого не делала.
Я почувствовала легкий, едва ощутимый толчок в пол и поняла, что мы, похоже, приземлились. То есть, приоригейнились или как его там?
Через несколько минут двери, ведущие в коридор, расползлись в стороны, и в светящемся проеме возник Гвэн. Наверное, он ждал, что я, голодная и холодная, с рыданиями брошусь ему в ноги, умоляя взять меня со всеми потрохами, но этого не произошло. Надо было видеть разочарование, которое перекосило его сизую физиономию, когда он увидел меня, лежащую на кровати и наглым образом поедающую всякие штуки, которые всевлы считают едой. Аппетит, надо сказать, у меня был отменный! А что, если он сделал мне такое тело, то его надо кормить. С какой это стати я буду морить себя голодом? Вот растолстею ему назло, будет знать, как воровать души порядочных женщин!
Он окинул меня совершенно непередаваемым взглядом и буркнул:
- Пошли!
Ну, пошли, так пошли. Я встала и поплелась следом за ним. Корабль, как оказалось, был немаленьким, и мы довольно долго шли по коридору к выходу. Потом Гвэн велел мне остановиться, а сам приложил ладонь к одной из стен. Огромные двери, метров по пять, наверное, мягко разъехались, и на борт поднялись несколько одинаково одетых всевлов, таких же синеньких, как и Гвэн. Они начали расспрашивать о грузах, заполнять какие-то бумаги, а трое из них ушли вглубь корабля, просвечивая время от времени его стены какими-то штуками.
Таможня! - Поняла я, мимоходом удивившись тому, как похожа их жизнь на нашу. Хотя об этом еще рано говорить, но общение с Гвэном, не вызвавшее у меня никаких особенных трудностей и недопониманий, еще раньше натолкнуло меня на мысль о некоторой культурной общности. Странно, мне всегда казалось, что инопланетяне должны быть настолько отличными от нас, настолько чужими, что понять их будет просто невозможно. Это что же получается, они - не чужие? Или, если точнее, не совсем чужие? Или, если еще точнее, мы и они сделаны по одному принципу? Люди, похоже, везде люди, невзирая на цвет, размер и прочие мелочи. Хм, и стоило забираться так далеко, чтобы снова оказаться среди двуногих собратьев.
Глава 2.
Господин Гвэн Анагер ле`Окавир Гасаф, третий полновластный глава клана Гасаф с тех пор, как этот клан начал входить в силу, действительно считал, что ему повезло. Впрочем, удачливость Гасафы всегда считали своей фамильной чертой, и с самого первого дня основания дома изображали окавирский символ удачи - черную птицу Вускр на желтом поле своего герба.
Конечно, по сравнению со старыми аристократическими кланами Оригея, насчитывающими несколько тысяч оборотов истории, клан Гасаф был попросту младенцем, но младенцем честолюбивым, быстро растущим и собирающимся потеснить старые кланы, традиционно стоящие у вершины власти.
Прадед нынешнего главы клана, всего лишь около семисот оборотов назад сколотив великолепное состояние на эрвоторговле, положил первый камень в основание семейного гнезда, а его потомки, оказавшиеся весьма энергичными и напористыми, приложили все усилия, чтобы ускорить его рассвет. И, наверное, благодаря удаче, у них получилось. Но, хотя с кланом Гасаф уже считались, его нынешний глава, чьи неуемные амбиции не давали ему спокойно спать, желал для него (и для самого себя) намного большего.
Однако, для того, чтобы получить это большее, следовало сделать что-нибудь невероятное, такое, что было бы жизненно важным для всего планетарного комплекса Орой. Ну, или, по крайней мере, востребованным его элитой.
Когда господин Гвэн так высокомерно заявлял своей новоприобретенной рами, что он - житель планетарного комплекса, он не счел нужным уточнить, что упомянутый комплекс состоял всего из двух планет, одна из которых еще толком не освоена, и вряд ли будет освоена в ближайшие двести оборотов. Но он посчитал, что так звучит солиднее, хотя вряд ли эта рами была в состоянии уловить разницу. Технологии на ее родной планете вызывали у Гвэна лишь презрительную усмешку истинного оригейца, привыкшего пользоваться всеми плодами современной цивилизации, несмотря на то, что сами эти плоды росли на совсем другом планетарном комплексе и поставлялись на Оригей по договору о дружбе и сотрудничестве.
Сами же всевлы не владели никакой технологией кроме ловли душ, идущих на реинкарнацию (которую технологией можно было назвать с большой натяжкой), и, разумеется, старались выжать из этого обстоятельства все, что только можно.
Информация о том, каким образом вообще могла возникнуть подобная "технология", давно потерялась в глубине оригейских оборотов, и восстановить ход мысли ее создателей, чтобы как-то изменить ее или усовершенствовать, не представлялось возможным. Поэтому ею просто пользовались. Сначала только состоятельные аристократические кланы (в некоторых из них до сих пор работали всевлы, привязанные еще в те далекие времена), а потом, когда Оригей получил доступ к кринским технологиям и вышел в космос, и все остальные.
В клане Гасаф таких слуг не было. На них работали только свободные всевлы, "низшие" эрво, да еще около трех десятков рами - домашних кукол самых разных мастей, в свое время натасканных Гасафами откуда только можно, либо прикупленных ими на аукционе.
Что касается "низших" эрво, то на Оригее их можно было встретить, где угодно, даже в самой распоследней крестьянской избе. Грубые черные гракены, огромные серые маратеки, обладающие невероятной физической силой, бурые шиазы, способные найти общий язык с любым животным, пятнистые болы, прекрасно работающие на полях, и аккуратные сиреневые лелеры давно уже стали такими привычными на фоне оригейских пейзажей, что было бы удивительно, если бы они вдруг исчезли. Поначалу на них делали состояния, продавая как скот, на огромных невольничьих рынках трех столичных городов. До тех пор, пока в какой-то момент не поняли, что на планете их уже едва ли не в полтора раза больше, чем самих всевлов. Если так пойдет и дальше, то Оригей просто не сможет их всех прокормить. Хорошо, что эрво хоть не плодились, их искусственные тела не были способны на такое, но они ведь и не умирали. Вернее, конечно же, умирали, но хозяевам с течением времени вменили в обязанность восстанавливать своих "привязанных", потому что их освобожденные смертью души вливались в общий с всевлами круг перерождений и вносили раздор и неразбериху в тщательно отлаженный механизм. И в последние двести-триста оборотов никто не занимался эрвоторговлей в крупных размерах, потому что "низшие" эрво на Оригее стали стоить дешевле, чем выращенная на убой скотина.
По-настоящему в цене были только домашние эрво. Их называли рами, эти изящные экзотические игрушки, чье предназначение заключилось в том, чтобы развлекать своих хозяев. Поскольку всевлы общались с ними довольно близко, неудивительно, что помимо красоты от них требовались также хорошие манеры, утонченность и образованность. В любом из миров такие души встречались не часто, и те из всевлов, кто занимался их "привязкой", очень внимательно следили за тем, чтобы выбрать душу, обладающую нужными характеристиками.
Разумеется, рами на Оригее тоже было немало, однако именно их утонченность и образованность делали прекрасные игрушки настолько хрупкими, что испортить их было проще, чем разбить вазочку из тонкого старинного фарфора. Поэтому спрос на них не только не уменьшался, а даже возрастал, и репутация их владельцев напрямую зависела от того, насколько хорошо чувствуют себя эти прелестные создания в его доме.
Когда Гвэн Гасаф во время проверки корабля краем глаза наблюдал за своей новой рами, старательно демонстрирующей такие дурные качества, как вредность, упрямство и отсутствие всяческих манер, он совершенно не сомневался, что сделал правильный выбор. Может, несколько поспешный, учитывая обстоятельства, но правильный. Новенькая могла демонстрировать ему все, что угодно, - измерявшие ее приборы врать не способны. А они со всей определенностью показывали, что характер у нее достаточно мягкий, образование прекрасное, а утонченности и душевного здоровья хоть пруд пруди. Сейчас она, конечно, проявляла истеричность и несговорчивость, но после привязки все рами ведут себя примерно одинаково. Время и четкое представление о том, куда и в качестве кого она попала, - вот что ей сейчас нужно. Гвэн уже почти не злился на нее, ему было даже неудобно, что он так вышел из себя. Главе клана это совсем не подобало. Надо было действовать жестко, но милосердно - это импонирует рами, особенно женщинам. Впрочем, еще не поздно. Уж чего-чего, а времени у него хоть отбавляй.
Честно говоря, Гвэн думал, что перед выходом в порт она снова устроит сцену, закатит истерику, но ошибся. Никакой сцены не последовало. Лемия восприняла, как должное, и суету космопорта, и прозрачные пузыри его скоростных лифтов, и повышенное внимание окружающих к своей персоне. Перед выходом Гвэн не счел нужным дать ей приличную одежду, надеясь, что стыд немного собьет с нее спесь, но это не сработало. Она шла рядом с ним прямая, как будто вместо позвоночника у нее был мираниевый штырь, и насыпала толстый слой пыли на нелепую тряпку, в которую была замотана.
К счастью, они добрались до нужной платформы так быстро, что Гвэн не успел разозлиться. Его катер уже подогнали, а корабль после обработки службы аэропорта доставят прямо домой. Процедура чистки была обязательной, и только поэтому Гвэн оставил его в чужих руках. Разумеется, вся информация о его последнем путешествии уже находилась на съемном носителе, спрятанном в переговорном браслете, иначе никакая сила не смогла бы заставить его покинуть корабль, гарантировала там портовая служба его абсолютную неприкосновенность или нет. То, что он нашел, было слишком важным для его клана, чтобы оставлять без присмотра. Гвэн мог поставить тысячу квинтов на то, что не более чем через полчаса возле его корабля будут отираться представители конкурирующих кланов.
Рами, выйдя на яркий свет из полумрака порта, неожиданно замерла. Гвэн глянул на нее, подозревая очередную выходку, и тоже замер.
Его "привязанная" смотрела на Оригей с немым восхищением, с переполнявшим душу восторгом, который непонятно как передался и главе клана Гасаф. Гвэн, едва не задохнувшийся от непривычного ощущения, как будто он смотрит на свою планету чужими глазами, усилием воли подавил нелепый восторг. Он любил родную планету, но не до такой степени, чтобы пускать слезу каждый раз по возвращении. Обвел глазами окружающий пейзаж, восстанавливая привычный облик, и слегка подтолкнул рами к катеру.
- Идем, успеешь еще налюбоваться.
Она вмиг подобралась, мгновенно ставший ледяным взгляд так полоснул по хозяину, что будь ее взгляд хоть немного материален, от главы клана Гасаф остались бы две аккуратно разрезанные половинки. Впрочем, возражений не последовало, и она молча проследовала в катер.
Там ей пришлось сесть в соседнее с водительским кресло, потому что задний отсек Гвэн, полагающий, что им надо кое-что обсудить, нарочно заблокировал.
Сначала они летели молча. Лемия рассматривала пейзаж за окном, а Гвэн бросал редкие взгляды на не желающую ничего понимать рами. Ему стоило больших трудов не вывесить прямо сейчас ее фото в сеть, чтобы прикинуть примерную стоимость. Нет, рано, пока еще рано. Пусть слухи сделают свое дело. О, Тацаоль, сделай так, чтобы удача и на этот раз не отвернулась от него.
- Послушай, Лемия, - он все-таки решил с ней поговорить, - я предлагаю все забыть и начать сначала.
Его удача (может быть не самая большая в жизни, но определенно не самая маленькая) повернула к нему смуглое прелестное лицо, с которого еще не успело сойти выражение умиротворения и восхищения. Гвэну стало даже немного не по себе. Эх, если бы такое лицо увидели покупатели, он мог бы называть любую цену. Однако нелегкий нрав этой удачи, как впрочем, и удачи вообще, опять проявился во всей красе - в последовавшем вопросе отчетливо прозвучала насмешка.
- Что именно?
- Я имею в виду наше знакомство, - Гвэн предпочел ничего не заметить. - Если пообещаешь признать меня своим господином и вести себя, как это у нас принято, я готов простить все выходки. Мне не хочется тебя наказывать, сто плетей - это не шутки!
В старых кланах давно перестали применять физические наказания для домашних рами. Как, смеясь, говаривал один из аристократических одноклассников Гвэна еще во время учебы последнего в одной из лучших школ Оригея: "От боли у них портится цвет лица и характер. А от вида крови и размотанных кишок у меня портится аппетит!" В принципе Гвэн был согласен с таким подходом, но его новенькой, было, похоже, насыпать пыли на все благие побуждения своего хозяина.
- Я свободна, - не терпящим возражений тоном заявила она. - Я не буду никого признавать хозяином.