Окна дома, стоящего на опушке леса. Дома, в котором жила обычная семья. Их было шестеро - мужчина-мицаи, его жена, трое детей и прибившийся в позапрошлом году мальчонка. Морозы тогда выдались уж больно лютыми - вот и пригрели, да так и оставили - Триединство любит творящих добро...
Пацан умер первым.
Впрочем, нет. Первым умер шаррви - старый, бурый, нечесаный. Шаррви, много колец охранявший дом. Встретивший ночного гостя низким, хриплым воем. Бросившийся на чужака из глубины двора, насколько позволяла тяжкая железная цепь.
Серебро с вкраплениями янтаря. Дисгармония. Уродство.
И тем не менее, ночь блудливой бабой ластилась к пришельцу, заворачивала его в своё чёрное тело, укрывала подолом леса, кружила голову ароматами распустившихся камбольмейе...
Ночь - она любит сильных.
Отродье шло на свет. И на запах еды.
Отродье было очень голодным.
Позади осталась изнуряющая игра с айлари - защитницы Жизни прочёсывали местность четыре раза, но не заметили его укрытия. Позади остался голод - тот самый, от которого сводило внутренности и глаза выкатывались из орбит. Голод тянул свои распухшие пальцы к горлу незваного гостя, и тот бежал, бежал туда, где есть жизнь, где есть кровь и мясо...
Багровое на буром. След от когтей, выпущенных странным, дурно пахнущим пришельцем. Недоумение в глазах шаррви... фонтан крови из артерии... ужас... смерть.
А потом из дома выскочил мальчишка.
Его чужак убил быстро и легко - свернул сосунку шею. А потом с наслаждением вгрызся в плоть, урча, похрипывая и похрюкивая, разбрасывая тёплые кишки по двору.Ущербный месяц брезгливо кривился на небе, густо-фиолетовые сумерки истекали слюною росы... Звон мошкары иногда заглушал негромкие стоны Отродья. Безумие летних ночей. Время любви.
Время голода.
Бархатно, бархатно-чёрное - и резкая, ярко-жёлтая вспышка. Открылась дверь дома, и на пороге показался хозяин. Прищурился, приноровился к рассеянному освещению... увидал.
Мужчина не был дураком - он швырнул факел в Отродье, заинтересовавшееся новой добычей, и отпрянул назад, под защиту двери... Нет, дураком мужчина не был. Но он опоздал. Совсем на чуть-чуть. Серебро молнией ударило в янтарь; Отродье всей своей немалой тушей врезалось в дверь, надавило, отшвырнуло мицаи, метнулось внутрь... Красное и жёлтое. Кровь на стенах. И серебряный вихрь, перемалывающий чужие тела. Тёплые, живые тела. Еду.
Одинокий, робкий огонёк масляного светильника. И тянущаяся к плошке кисть руки, под которой натекла небольшая красная лужица. Просто кисть. Обломанные ногти среднего и безымянного пальцев; скрюченный мизинец... Свет слегка мигал, будто извиняясь, что не смог, не сумел защитить.
Серебро Отродья вновь растворилось в темноте ночи.
***
Красное, жёлтое, предсмертные хрипы... Не-е-ет!!!
Он проснулся. Прохлада шёлковых простыней, измятых и скрученных ночью его телом; холодно-серебристая обивка стен... Ткань пришлось заказывать специально, а после убивать мастеров: серебро не слишком популярно в Королевствах.
Мужчина усмехнулся. Вертикальные зрачки сузились, приноравливаясь к дневному свету. Косой взгляд в зеркало - всё, как всегда.
Бледно-зелёная грудь. На ней - тусклый блеск сложной серебряной татуировки. Линии переходят одна в другую, фигуры переплетаются в безумном танце... Каждый штрих, каждое движение имеют смысл. Здесь нет места небрежности.
Духовный отец Хранящих Истину не может позволить себе выглядеть несовершенным.
Ветарвен в клетке расправил чёрные крылья, вытянул голую шею, прохрипел презрительную отповедь ещё одному дню, шпионящему сквозь щёлку в занавесях. Вещая птица, мудрая птица, ответь, что же это было? Что пришло во сне? Прозрение или кошмар? Знамение или ночной морок?
Прошлой зимой Духовный отец Хранящих Истину ездил в Монтаральд, западную провинцию Дарминского королевства. Там он говорил со Светлым Ликом Абсолютной Истины, который невежды и отступники в неразумии своём называют Иным. Нет, Десница Света не смел приблизиться к повелителю. Он пытался - но словно некая сила останавливала его примерно в районе айларийских кордонов. Что ж, значит, божеству ещё не угодно принять своего смиренного раба. Божество желает использовать его, как посланника и духовного пастыря. Так тому и быть.
Однако молитвы Духовного отца серебряный туман, похоже, услыхал - из мерцающей дымки вырвался чёрный комок, суматошно хлопающий крыльями, сипящий, почти без перьев. Ветарвен метался между стрелами проклятых айлари, а потом совершил сложный манёвр... и уткнулся в грудь оторопевшему Духовному отцу Хранящих Истину.
На глазах у всех приехавших с наставником адептов.
Почти половина из них сложила головы, прикрывая отход духовных братьев. Айлари тогда просто остервенели...
Но посланник божества остался жив.
Его кормили парным мясом и поили ключевой водой. В его клетке мог уместиться человек. Весной ветарвену поймали несколько самок, но он их проигнорировал.
И то сказать, зачем посланнику божества глупые птицы?..
- Ты прав, - уронил Духовный отец в глубину комнаты, за толстые прутья клетки. Ветарвен скосил налитый тёмной грозовой синевою глаз на мужчину и промолчал. - Ты прав, видавший Истину. Обращать внимание следует в первую очередь на людей.
Мужчина встал, облачился в хламиду серого цвета - очень простую, но удивительно тёплую. До Обращения Духовный отец был дзирэ, а потому холода не терпел.
Негромко хлопнул в ладоши - тут же из-за занавесей выскочила хорошенькая девочка-мицаи в белой, ниспадающей складками одежде. Одна из троих, постоянно дежуривших в спальне. Скромная, послушная, готовая выполнить любое требование... но сейчас не до радостей плоти.
- Неофита Исиделя ко мне! Немедленно!
Запыхавшийся паренёк-скорпэ вбежал в комнату эртреска через три. Распростёрся на полу, вжимая лицо в жёсткий ворс ковра.
Взмах руки - три девчонки-неофитки тут же покинули комнату.
- Встань и слушай. Поедешь в Шардиану, к родственникам. Они ведь не знают, что ты наш?
- Нет, Десница Света.
- И пусть не знают дальше. Сыграй такого же еретика, как они сами. Разузнай обо всех странных событиях, происходящих в округе. Тут же уведоми меня. Этим ты послужишь делу Света.
- Да, Духовный отец. Всё сделаю по твоему слову.
- Ступай. Да, и не смей ни с кем обсуждать своё задание!
- Слушаюсь, Десница Света.
Вот так. И если в Шардиане и впрямь объявился Пасынок Истины - юный адепт это выведает.
А потом мальчишка умрёт.
Десница Света не может позволить себе быть несовершенным.
***
Дождь. Слюни Неба.
Лес. Деревья - шерстинки Земли. Кустарники - подшёрсток.
Всё это - в сумерках - лилово-серое.
Отродье стелилось серебром по тёмной пыли дороги. Проблеск - и вновь мгла. Вдох, выдох... Наваждение. Пустота. Ничего нет...
До тех пор, пока челюсти зверя не сомкнутся на горле недоверчивого путника.
Чувство сытости давно растворилось, расплавилось, было смыто льющимися с неба потоками. Отродье пережило день и вновь хотело есть.
Оно загрызло двоих - лесоруба и девушку, собиравшую хворост. Но оба раза почему-то не смогло в полной мере насладиться добычей - наскоро перекусило и продолжило бежать, оставив позади изувеченные трупы.
Янтарные глаза смотрели тоскливо. Пару раз Отродье хотело завыть - но получался лишь короткий рык. Смутное беспокойство, подавленное желание... чего? Серебряный хищник не знал. Возможно, если он увидит... Но здесь этого нет. А значит - вперёд, вперёд!
Дождь. Бурая грязь, разлетевшаяся под ударом лапы.
Голод.
Одиночество.
Дождь...
Неведомо откуда взявшееся воспоминание - лес скоро закончится. Станет труднее. Днём нужно будет прятаться.
Хорошо бы поесть.
Неважно, что всё живое нынче затаилось - найти еду можно всегда. Надо только уметь искать.
Отродье умело.
Откуда-то.
Сдавленное рычание - ещё одна попытка бросить упрёк... кому-то. Зверь не знал, кому. Зверь мучился, как мучаются родами женщины всех рас и народов Жизни.
Зверь пытался научиться задавать вопросы.
Самому себе.
Думать.
Впрочем, продолжалось это недолго. Голод стал нестерпимым, и внимание Отродья целиком и полностью заняли поиски еды.
***
Трепет чужой жизни. Синяя жилка на бледно-розовой коже. Одним движением сжать челюсти - и...
И проснуться, бессмысленно таращась в потолок, хватая свежий воздух побелевшими губами.
Не-ет, такой сон не может родиться в глубинах уравновешенного разума дзирэ. В этих видениях слишком много жизни. Отчаяния. Страданий.
Крови...
Деснице Света казалось, что он понял смысл ежедневных - точнее, еженощных - посланий своего божества. Оставалось только получить подтверждение.
И когда оно пришло, когда ошалевший от важности возложенного на него поручения мальчишка принёс весть о загадочной череде смертей - тогда Духовный отец Хранящих Истину до конца осознал величие выпавшей ему миссии.
Его выход к пастве был обставлен, как обычно, просто, и в этой простоте скрывался глубокий смысл. Каждое движение имело свою цель, и адепты долго ещё будут растолковывать друг другу, что хотел донести до их разума пастырь, появившись в серой хламиде и светло-серебряной накидке, прошествовав в центр зала и воздев левую руку.
- Вы все, кого избрала Истина, слушайте меня!
Опустившись на колени, паства внимала.
- Истина послала нам знак. Он идёт, её Пасынок! Идёт к нам. Что должны делать мы, узревшие серебряный свет?
Молчание. Сотни глаз, следящих за каждым движением Духовного отца.
Тупое стадо. Но всё лучше, чем надменные маги-недоучки или храбрые воители, присягающие древним стягам - дырявым обноскам былой славы.
Эти люди, по крайней мере, преданы только одному вождю.
- Говорю, и внимайте: я видел знамение. Мы должны найти Пасынка Истины! Мы должны помочь ему. Пусть у нас он найдёт приют и защиту. Пусть Свет видит, как послушны Его дети Его велениям!
Толпа взревела. Стоя среди неистовствующей паствы, Десница Света благословлял детей своих, гладил чьи-то склонённые головы, позволял целовать себе ноги...
Чуть позже Духовный отец приказал двоим мицаи - сильным и крепким парням - бросить труп неофита Исиделя в гигантскую печь, от которой по всему подземелью шли трубы.
Систему отопления включили отрезок тому назад.
***
Теперь Отродье знало, что некогда было... другим.
Это стоило жизни восьмерым мицаи... но серебряный хищник только презрительно дёргал ухом. Изредка угрюмо порыкивал. Нет, эти червяки, роющиеся в жирной, чёрной грязи, торопливо тянущие в норки-дома последние унылые побеги хельвипы... Никогда, никогда зверь не был похож на них.
Он это знал.
Дождь наконец-то прекратился. Земля исходила паром, стыдливо заволакивая туманами свои неприглядные телеса... и Отродье хрипело. Оно предпочитало туману... всё, что угодно. Оно не любило муть - даже серую.
Серебряную - тем более.
Стоя над девятым телом - мальчишкой лет тринадцати - зверь наконец-то сумел завыть. Взвыл так, что с ветвей осыпалась жухлая хвоя, а птицы заполошно взмыли в небо - чёрные пятна на сером фоне. Затем Отродье аккуратно сожрало лицо парнишки - оно само не знало, почему это показалось важным, - и в несколько прыжков убежало в овраг. Труп достался стервятникам, но серебряной твари было уже безразлично...
Одиннадцатая жертва оказалась привлекательной (где-то на расхлябанных дорогах хищник успел обзавестись чувством эстетизма) девчонкой, зачем-то привязанной к мерному столбу на на развилке дорог. Рыжее пламя волос, цветастый сарафан, грубые кандалы на руках и ногах... И взгляд - радостный, восхищённый. Ни капли страха. Отродью понравилось.
Скрываться зверь на этот раз не стал. Подошёл, встал на задние лапы, передними опёрся на хрупкие плечи, поглубже запустил когти в добычу...
Дождался короткого болезненного вскрика и лишь тогда перегрыз горло.
Так было надо. Хищник знал.
Это тело Отродье расчленило почти полностью. Не спеша. Смакуя особо вкусные кусочки. Затем серебряная тварь слизнула кровь с правой передней лапы... и резко прыгнула в сторону.
Не успело! Отродье грызло упавшую сверху сеть, пыталось разодрать её когтями - тщетно! Серебряный мех стал серо-коричневым - зверь катался по чавкающему месиву, гордо именуемому дорогой, всё больше и больше запутываясь в сети...
Отовсюду бежали люди в белых одеждах. В небе - сером, предгрозовом небе - парил огромный чёрный ветарвен.
Из-за холма показались две крепкие лошади, тянущие неуклюжую телегу, на которой возвышалась массивная клетка.
Зеленокожий человек в серебряном плаще стоял на вершине холма и удовлетворённо улыбался.