"Дура, - со злостью подумала Инга, глядя, как дождь лупит по стеклу. - Идиотка. Куда тебя понесло в такую погоду?". В салоне было тихо и тепло, зато за окном, несмотря на минусовую температуру, свирепствовал ливень. Упавшие капли мгновенно схватывались в тонкую корочку льда, превращая автобус в подобие батискафа при погружении - иллюминаторы есть, но разглядеть через них что-либо снаружи невозможно.
Девушка машинально крутила на пальце кольцо, привычно царапая ногтем тонкие бороздки гравировки. Ее еще в детстве восхитила история о перстне царя Соломона с надписью "Это пройдет", так что во время учебы в институте она заказала себе такой же. К сожалению, решения, подходящие для притчи, сложно применять в реальной жизни. Сейчас эта фраза не успокаивала, а, наоборот, нервировала. Инга раздраженно стянула кольцо и сунула в карман пуховика. Может, его одного недостаточно для счастья, и ей чего-то не хватает? "Мозгов тебе не хватает, дорогуша, - сердито ответила сама себе. - У царя Соломона, по легенде, были мозги, а у тебя их нет, поэтому кольцо и не работает".
Автобус, мерно ворча, неторопливо полз прочь от города в холодный и мокрый сумрак областной трассы, едва разгоняемый тусклым светом фар. Дождь заливал лобовое стекло, дворники остервенело сдирали с него корочку льда, но уже было очевидно, что долго так продолжаться не может. Водитель держался невозмутимо, но его спокойствие казалось девушке каким-то неестественным. Она медленно осмотрела салон и других пассажиров. Людей в автобусе было немного, но они тоже не выглядели ни встревоженными, ни даже сколько-нибудь подозрительными. Обычные такие среднестатистические граждане, как и сама Инга. Но свербящее беспокойство продолжало ныть под ребрами, и ни ласковый шелест капель, ни негромкое урчание мотора, ни приглушенный свет не могли убаюкать его окончательно. Девушка украдкой вздохнула и снова повернулась к окну как раз в тот момент, когда в темноте раздался резкий треск и что-то ярко вспыхнуло голубоватым огнем. Потревоженный мрак, как живой, шарахнулся в стороны, но тут же властно сомкнулся вокруг их маленького мирка еще сильнее.
- Началось, - негромко проворчал водитель. Его лицо было все так же невозмутимо.
- Что - началось? - робко пискнула Инга, борясь с искушением поднять руку и потереть глаза.
- А? - мужчина бросил в ее сторону короткий взгляд. - Да деревья падают, провода рвут. Погодка-то сегодня, хех, не летная.
Инга невольно поежилась и нервно стиснула пальцы в замок. "Только бы доехать нормально, - тоскливо подумала она, глядя в темноту, едва-едва рассеиваемую светом фар. - Только бы ничего еще не случилось".
Как будто в ответ на ее мысли, автобус начал плавно замедлять ход.
- Все, приехали, - громко оповестил водитель, вставая с места.
- Как, приехали? - ахнула девушка, судорожно роясь в рюкзаке в поисках телефона. Если верить часам, ехать было еще минут десять, а в таких условиях - и все двадцать.
- А вот взяли и приехали, - ответил водитель. - Автобус дальше не пойдет.
Пассажиры заволновались. Свет фар обрисовывал впереди несколько замерших машин и ярко бликующий аварийный треугольник. Поперек дороги лежала поваленная береза, преграждая путь сразу в обе стороны.
Водитель, кряхтя, натянул куртку, открыл дверь и спрыгнул на асфальт. Девушка, сжимая телефон, смотрела, как он неторопливо закурил и подошел к группе людей на обочине.
- Мог бы и нам сразу дверь открыть, - вздохнул коренастый мужчина, как и Инга, с интересом глядевший вперед.
- Вот еще! - фыркнула тучная женщина с соседнего сиденья. - Кто его знает, сколько он там бродить будет, что ж, по-вашему, надо весь салон теперь выстудить?
- А смысл тут сидеть? - вяло огрызнулся пассажир. - Тут ехать-то оставалось минут десять до дома, я бы и пешком дошел.
Их спор прервал стук дверцы.
- Поворачиваем обратно, - объявил вернувшийся водитель, стряхивая с плеч комки мокрого снега. - В области черти что творится, МЧС не дождешься по такой погоде. Желающие выйти есть?
- Есть, - отозвался мужчина, рассуждавший о том, что мог бы добраться до дома пешком. - Я тут и так дойду.
Водитель равнодушно нажал на кнопку. Дверь-гармошка с шипением и лязгом сложилась, впустив в салон порывы холодного ветра и хлопья мокрого снега.
- А деньги? - возмутился пассажир. - Ты же меня до остановки не довез!
- Тут до Черной речки десять минут осталось, а деньги я должен вернуть аж от города?
Не обращая внимания на их перебранку, Инга тихонько соскользнула с места и шмыгнула к открытой двери. Темнота снаружи встретила ее неприветливо. "Радуйся, что это уже похоже на снег, а не дождь, как раньше, - утешила себя Инга, натягивая шарф повыше на нос, чтобы хоть как-то защитить лицо от сырых хлопьев. - И автобус не доехал до места всего-ничего". Она подтянула лямки, устраивая рюкзак на спине. Дорога впереди утопала в снежной каше, а загадочно мерцавшая обочина казалась краем исполинской бобслейной трассы. Громада упавшей березы с замерзшими до стеклянной хрупкости ветвями напоминала Инге фантасмагорическую театральную люстру. Водители застрявших машин спокойно курили рядом с ней, обмениваясь короткими репликами. Подойдя ближе, девушка поняла, что дерево рухнуло прямо на один из автомобилей, а следующие, видимо, не успели среагировать. Но люди вели себя как ни в чем не бывало, и, значит, все отделались только легким испугом.
За ее спиной негромко взрыкнул автобус, свет фар ярко вспыхнул, но тут же начал блуждать и скоро совсем исчез - неудачливый маршрут возвращался в город. Девушка отогнала от себя малодушную мысль, что она сейчас могла бы сидеть в его теплом и сухом нутре, и продолжила свой путь. Пусть ветер бросает мокрый снег в лицо, пусть ноги по щиколотку утопают в мерзлой жиже, пусть даже впереди ни черта не видно - это все-таки лучше, чем сидеть дома и ждать, когда вернется благоухающий вином и чужими духами Виталик. "Хорош ныть! - сердито прикрикнула на себя Инга. - Лучше под ноги смотри". И действительно, стоило быть внимательнее. Под снежной кашей скрывались ямы и гололед, иногда дорогу преграждали изломанные и согнутые деревья, а кое-где и порванные провода, толстыми змеями стелящиеся поперек пути. Девушка так сосредоточилась на том, чтобы не упасть, что не сразу поняла, что слышит за спиной чьи-то шаркающие шаги.
Сердце испуганно сжалось на долю секунды, но тут же забилось быстрее прежнего. "Мне ничего не грозит, - твердила Инга, усилием воли заставляя себя дышать ровно и глубоко. - Все маньяки в такую погоду дома сидят, чай с малиной пьют для профилактики". Но в голову вместо умильных посиделок за кухонным столом лезли фрагменты криминальной хроники вперемежку с кадрами фильмов-ужастиков. Она немного прибавила шагу - и, кажется, человек за ее спиной начал отставать. Девушка чуть обернулась - как будто ей захотелось отереть лицо от мокрого снега - и изо всех сил скосила глаза, пытаясь разглядеть преследователя. Позади было темно. Метель окутала ее плотным коконом, и, казалось, мир за его пределами перестал существовать. Но яростные порывы ветра все еще доносили до нее шарканье чужих шагов. Поправив шарф, закрывающий большую часть лица, Инга еще чуть-чуть поднажала - если ей не видно того, кто идет за ней, то и он может потерять ее в этой пурге.
Но беспокойство не отступало, и девушка чутко прислушивалась к звукам вокруг. Обледеневший лес вдоль трассы скрипел и лязгал промерзшими ветвями, тонкие стволы молодых берез со стонами сгибались под грузом мокрого снега, то ближе, то дальше раздавались сухие хлопки и треск, сопровождавшие голубые вспышки искр на провисших проводах, но в редкие мгновения затишья она все еще слышала чужие шаги сзади. Инга в очередной раз поправила шарф, пытаясь перевести дыхание. Холодный воздух обжигал горло, и сохранять прежний темп было трудно, но она упрямо месила ногами вязкую снежную кашу.
Дорога пошла в горку, и Инга приободрилась - она помнила это место. Здесь автобус сначала с натугой ползет вверх, а потом легко соскальзывает во впадину к мосту через реку. А оттуда до деревни остается всего пять минут пути через реденький лесок. Пешком, конечно, побольше будет, но все равно не так уж и много. Она остановилась перед спуском, переводя дыхание. Подъем оказался сложнее, чем она предполагала, и теперь нужно подождать, когда в ушах утихнет звон, а перед глазами перестанут мелькать мерцающие точки. Метель почти прекратилась, снежные хлопья медленно дрейфовали в воздухе, как будто в жидкости, а далеко впереди облака уже отражали оранжевые отблески фонарей. Девушка совсем было расслабилась, как вдруг внезапный порыв ветра снова донес до нее чужие шаги. И теперь они звучали гораздо ближе, чем она рассчитывала.
Инга судорожно вцепилась в лямки рюкзака и припустила вниз с горки. Поскальзываясь и увязая в снежной каше, она неуклюже бежала к мосту - там, за рекой, обочина будет уже не такой крутой, можно затаиться в лесу. Даже если снег вдруг прекратится, вряд ли тот, кто идет за ней, ждет, что она пропустит его вперед. Скорее всего, он поймет свою ошибку только в деревне. Но тогда будет уже поздно - не будет же он возвращаться по такой погоде, чтобы убедиться, что она его провела. Главное - не остановиться, не споткнуться, не упасть...
Правая нога неожиданно поскользнулась, и девушка, потеряв равновесие, рухнула навзничь. Дыхание перехватило - не столько от боли, сколько от удивления. Руки неловко елозили по рыхлому снегу, пытаясь найти опору, но это уже не имело никакого значения - чужие торопливые шаги звучали уже совсем рядом. "Вот и все," - успела подумать Инга, прежде чем ее вдруг резко вздернули на ноги.
- Что же вы так, девушка, - укоризненно проговорил давешний пассажир автобуса, старательно отряхивая ее рюкзак, пока она очумело хлопала глазами, разглядывая своего мнимого преследователя. - Опасно же в такую погоду сломя голову нестись. А вдруг что-нибудь сломали себе, а?
Девушка машинально ощупала голову - свернутая под шапкой коса удачно смягчила удар.
- Голова болит? - сочувственно спросил мужчина, продолжая придерживать ее за локоть, как будто боялся, что она упадет на ровном месте.
- Н-н-нет, - Инге стало стыдно: дядечка оказался вполне себе неплохим человеком, а она уже успела навоображать себе всяких ужасов. - Все в порядке, просто испугалась немного.
- Эх, девушка, и что ж вам дома-то не сиделось в такую погоду-то? Ладно хоть сейчас снег пошел, но до этого-то вообще черти что творилось.
Стоило ему убедиться, что девушка цела и может передвигаться сама, попутчик рванул вперед с целеустремленностью локомотива, таща ее на буксире и болтая без умолку. За какую-то жалкую пару минут Инга узнала, что мужчину зовут Дима, удивилась тому, что он гораздо моложе, чем ей показалось, и ужасно утомилась слушать его несложную биографию, щедро разбавленную рассуждениями о несправедливости жизни ко всем вообще и к Диме в частности.
- ...А я бригадиру говорю: я, что, лысый - как переработка, так меня в смену ставишь? А он мне отвечает: ты, Диман, не семейный, так какая тебе разница, когда на работу выходить? Я ему говорю: так-то оно так, но ведь и мне тоже отдохнуть хочется, расслабиться, а я тут пашу как папа Карло на тебя круглыми сутками; добро б ты мне еще деньги нормальные платил, а так - одно копье. А он ржет себе как конь: копейка рубль бережет, Диман. Ну скажи же, я не хуже этих семейных отдыхать должен...
Инга была не во всем согласна с собеседником, но ей было неловко спорить с незнакомым человеком по такому пустяку. Гораздо больше, чем общая несправедливость жизни, ее сейчас беспокоило то, что рука мужчины, придерживавшая ее за локоть, как-то незаметно переместилась на ее талию чуть ниже рюкзака. И, кажется, попутчика это ничуть не смущало.
- Девушка, а, может, нам с вами свою семью заделать? Ну, чтобы я тоже семейный был, - игриво придвинулся еще ближе Дима, видимо, посчитав ее молчание глубоким сочувствием. - А что? Я парень простой, работящий...
- У меня вообще-то есть парень, - девушка сжалась, стараясь оказаться как можно дальше от неожиданно ставшего неприятным попутчика.
- Тю! - засмеялся тот, игнорируя ее попытки. - Ну и где он, этот парень? Я бы свою ни в жизнь в такую погоду из дома не отпустил, чтобы она тут по лесам бродила, мерзла. Нормальный человек и собаку в такую погоду из дома не выпустит, не то что бабу.
Инга задохнулась от обиды и злости: признать его правоту было невыносимо. Она резко оттолкнула мужчину, чувствуя, что все тело вибрирует от сдерживаемого гнева.
- Вот и найди себе бабу, а меня не трогай! - слова вылетали изо рта вместе с клубами пара, как будто действительно раскалились от ярости. - Тоже мне первый парень на деревне!
- Э, да ты чего? - Дима отступил на шаг и в растерянности поднял руки. - Да я же так, шутя... Ну чего ты в самом деле?
Злость затмевала все остальные чувства - и усталость, и голод, и даже холод, - ей хотелось немедленно сделать что-то такое, выплеснуть ее наружу, иначе, честное слово, она была готова взорваться. Девушка наклонилась и черпнула снега с дороги.
- Да что ты понимаешь! - руки дрожали от негодования, рыхлая мерзлая слякоть рассыпалась, не долетая до обидчика, но она продолжала и продолжала швырять ее горстями, жалея только о том, что не может его ударить. - Виталик - поэт! И я сама, сама решила ехать по такой погоде!
- Да понял я, понял! - Дима все еще стоял, подняв руки. Крупицы снежной каши барабанили по его темной куртке, не причиняя никакого вреда. - Виталик - поэт, а ты сильная и независимая женщина. Пошли уже, хватит на дороге торчать.
- Вот и иди! - Инга почувствовала, что еще чуть-чуть - и она сорвется в позорную истерику, но сдержаться не могла. - Иди-иди! Я сама дойду, куда мне надо!
Мужчина посмотрел на нее с укоризной.
- Ну ладно, бывай, - и уже отвернувшись, буркнул под нос:
- Психичка какая-то...
Девушка молча глядела, как спина ее попутчика постепенно исчезает за плотной стеной падающего снега. Гнев прошел, оставив после себя усталость и опустошение. По лицу текли злые бессильные слезы. Сейчас ей хотелось лечь прямо здесь и заснуть - даже холод ощущался как-то опосредованно, словно ее укутали в толстый слой ваты. Но Инга заставила себя сделать сначала один шаг, за ним второй, а за ним и третий... К счастью, она уже подошла к мосту через реку, и можно было держаться за шаткое ограждение, с трудом передвигая внезапно ставшие чугунными ноги.
Девушка шмыгнула носом и отерла лицо от слез и снега. Да, Виталик был поэтом, и это было, пожалуй, его основное достоинство. Вторым была квартира в райцентре - все-таки было бы непросто ездить на работу каждый день из деревни. Инга вовсе не была меркантильной. Можно и покататься туда-сюда, если знаешь, что дома есть кому ждать. Но Виталик определенно был против рая в шалаше. Впрочем, это-то как раз понятно - бухгалтером можно быть где угодно, а поэту нужна публика, чтобы добиться признания. Пока что, правда, о нем можно было только мечтать, но они оба верили, что все сложится, стоит только приложить еще чуть-чуть усилий: Виталику - найти спонсора для издания его сборника, а Инге - продолжать обеспечивать ему комфортную обстановку для творчества.
Она ожесточенно потерла обожженное холодом и слезами лицо. На словах все казалось таким простым, что даже удивительно, почему они до сих пор не покорили мир. Проблема была в ней. Если бы она могла обеспечить Виталику нужные условия, он бы давно прорвался на литературный Олимп. Но сколько девушка ни работала, сколько ни билась за каждую копейку, деньги исчезали так быстро, словно у них в квартире была черная дыра. Грузить любимого финансовыми проблемами было немыслимо - работать и писать стихи одновременно не получится, ясное дело. Поэтому Инга выкручивалась, как умела, но получалось у нее так себе. Юноша пока что относился к ее неудачам снисходительно, но они оба понимали - долго так продолжаться не может.
Девушка шмыгнула носом и задрала голову, чтобы не заплакать снова. Сверху медленно падали снежные хлопья - гораздо реже, чем прежде: здесь деревья подходили ближе к дороге, и широкие лапы сосен принимали почти весь небесный груз на себя. Почему-то это ее успокоило. Инга глубоко вдохнула морозный воздух, пахнущий хвоей и смолой, и вошла в лес. Ветра не было, и ее тут же окутала потрясающая, до звона в ушах, тишина. Лишь изредка до нее долетал треск дерева, сгибавшегося под натиском снега и льда. Девушка продолжала идти, незаметно для себя ускоряя шаг. Скоро уже она доберется до опушки и увидит родную деревню. Мама, наверное, обрадуется, будет хлопотать и рассказывать свои нехитрые новости, забыв о том, что она только вчера говорила по телефону о том же самом...
Но время шло, а просвета между деревьями все не было. Наоборот, казалось, лес смыкается вокруг все сильнее, а дорога из двухполосной областной трассы превращается в проселочную, на которой далеко не везде смогут разъехаться две машины. Инга забеспокоилась. Достала телефон, посмотрела на часы - автобус высадил ее перед упавшей березой уже тридцать пять минут назад, пора бы увидеть свет от деревенских фонарей. Она задрала голову, но над ней были только темные лапы сосен и чернильно-черное небо. Ни намека на оранжевые блики.
Смутное беспокойство снова шевельнулось под ребрами, покалывая и щекоча ее изнутри. "Не могла же я заблудиться в двух шагах от дома," - нервно подумала девушка, ускоряя шаг. Но лес вокруг был незнакомым и жутковатым. Она уже несколько раз замечала поваленные деревья - не побитые сегодняшним ненастьем, а лежавшие на земле годами, - да и в целом вокруг стало как будто темнее. Рослые сосны и хрустально хрупкие березки смыкались вдоль дороги все теснее, постепенно превращая ее в узкую тропу. Инга сердито посмотрела на экран телефона еще раз - сигнала, конечно же, не было, с ее-то везением - и убрала в карман. Кажется, самое время отбросить гордость и вернуться к мосту через реку по своим следам. Девушка развернулась и почувствовала, как по позвоночнику прокатился ледяной комочек ужаса: стоял полный штиль, но непонятно откуда взявшаяся поземка заметала отпечатки ее ботинок прямо на глазах. "Это просто сон, - зажмурившись, пробормотала Инга. - Видимо, я заснула в этом чертовом автобусе, и это все мне снится". Ребра, казалось, стиснули сердце в костяном кулаке, и оно трепетало в рваном ритме - несколько торопливых ударов, долгая пауза и снова сумасшедший галоп. Девушка заставила себя считать вдохи и выдохи, но немного успокоиться смогла только дойдя до сотни. Потом открыла глаза. Она стояла в гуще незнакомого леса, а вокруг таинственно мерцал нетронутый снежный покров.
"Спокойно, только без паники, - зубы против воли начали выбивать дробь. - Мне холодно, но совсем не страшно. Сейчас я просто пойду вперед по дороге между деревьями и вернусь к мосту без всяких следов - я же все время шла прямо, так что промахнуться просто невозможно". Она медленно пошла обратно. Дыхание перехватывало от желания повернуться и посмотреть, остаются ли за ее спиной следы, но Инга старательно подавляла его. В гнетущей тишине - а ведь несколько минут назад она казалась ей умиротворяющей! - ее шаги звучали слишком громко. Она хотела спеть что-нибудь ободряющее, но, облизнув обветренные губы, поняла, что ей страшно даже дышать. Замерзшие громады деревьев вдоль дороги как будто следили за ней. Надо было бежать, размахивать руками и орать, чтобы сбросить это губительное оцепенение, но ужас и холод сковали ее тело, а голова казалась набитой кубиками льда вместо мыслей. Девушка не решалась даже оглядеться вокруг и только косила глазами по сторонам как испуганная лошадь.
Но она продолжила упрямо идти вперед, и, хотя деревья стали расти как будто гуще, впереди замаячил слабый голубоватый свет. Инга прибавила шагу. Страхи отодвинулись на задний план, а тишина лопнула как мыльный пузырь под натиском отдаленного гула. "Трасса, - с облегчением поняла девушка. - Я сделала крюк по лесу и снова вышла к трассе. Эх, понять бы еще, как я умудрилась заплутать в трех соснах". Спасение казалось таким близким, что она уже почти бежала. Горло драло от морозного воздуха, ноги вязли в рыхлом снегу, но свет становился все ближе, а значит останавливаться нельзя.
Неожиданно Инга запнулась обо что-то твердое и рухнула в сугроб. Шарф и шапочка съехали, и снег набился не только в рукава, но и чуть-чуть за шиворот. Девушка торопливо вскочила, отряхиваясь - не хватало еще замерзнуть тут, не дойдя сотни метров до помощи. Выгребая тающие в руках комочки из-под воротника, она невольно опустила взгляд себе под ноги. В рыхлом белом месиве мелькнуло что-то темное. "Дурацкий корень! Откуда он вообще взялся на дороге?," - подумала Инга, рассерженно пиная его. Корень оказался очень странной формы: толстое основание расщеплялось на несколько тонких отростков без всякого перехода, как будто это виноградная гроздь. Девушка нагнулась, чтобы рассмотреть его повнимательнее и тут же пожалела об этом: под толстым слоем снега, без сомнения, лежала смерзшаяся человеческая кисть. Кожа на ней уже стала темной, как древесная кора, но тонкие пальцы с изящным колечком на безымянном были еще очень четко различимы. Инга в ужасе смотрела на них, не в силах пошевелиться. На лбу, несмотря на стужу, выступили капельки пота, позвоночник вибрировал, как натянутая струна. Голова была пустой и звонкой, как чугунок - ни одной даже самой глупой мысли о том, как поступить, в ней не было.
Где-то за спиной громко треснула ветка, и девушка бросилась прочь. Обветренные губы жадно хватали морозный воздух, обожженное горло драло до слез, но смертельный страх гнал ее вперед, к свету и шуму близкой трассы. Низкие ветки хлестали ее по лицу и цеплялись за одежду, за выбившуюся из-под шапки косу, но Инга не чувствовала боли - ужас, темный, всепоглощающий, заполнил ее, заставил ребра стиснуть разрывающееся сердце, толкал вперед, вынуждая бежать, падать, подниматься и снова бежать. Она то и дело спотыкалась; ей казалось, что под каждым сугробом до поры затаились тонкие темные руки, готовые в любой момент схватить ее, напряженные, жадные. Усталые ноги вязли в рыхлом снегу, холодные и мокрые комки набились в ботинки, ладони были изрезаны от частых падений, но она стремилась вперед, к свету, к людям.
Лес внезапно расступился, когда она уже не могла встать от усталости, но все еще упрямо ползла к цели. Мир вращался перед глазами, в голове звенело, губы ловили воздух, не способные сделать вдох. По лицу текли слезы, бередя свежие царапины и мешая разглядеть хоть что-нибудь, и Инга машинально утерлась рукавом. Трассы не было. Она сидела в сугробе на краю поляны, в центре которой росло исполинское дерево, по размеру похожее на небоскреб. Его изрезанная глубокими морщинами кора была покрыта ледяным панцирем, по которому время от времени пробегали голубоватые всполохи холодного огня. Над поляной плыл низкий ритмичный гул, похожий на рокот прибоя, но она так и не поняла, откуда он. Впрочем, это было уже не важно. Она окончательно потерялась, и помощи теперь ждать неоткуда.
- Да это же просто чертов ледяной ад викингов какой-то! Видимо, мне надо было всерьез подраться с тем придурком, тогда бы мне досталось местечко в Валгалле, - она хихикнула и разревелась, размазывая по щекам слезы и кровь свежих царапин. - Проснись же! Проснись, проснись, проснись!
- Я не сплю, птаха, - голос был похож на грохот снежной лавины и треск ломающегося льда, на скрип снега и на шорох мерзлой шуги одновременно, но она прекрасно понимала каждое слово. - Чего ты хочешь?
От неожиданности Инга перестала плакать. Она медленно подняла голову и встретилась взглядом с исполином: подножие гигантского дерева подпирала вовсе не заснеженная скала, как ей показалось, а настоящий великан. Его грудь мерно поднималась в такт дыханию, звук которого, похожий на рокот прибоя, плыл над поляной. Серая кожа была изборождена морщинами, а седые волосы и одежда из белых шкур полностью сливались с сугробами, но теперь, когда он пристально смотрел на нее своими льдистыми глазами, девушка никак не могла понять, почему она сразу не заметила, что перед ней живое существо.
- Я слушаю, птаха, - он улыбнулся, с хрустом ломая тонкую корочку льда, покрывавшую его лицо. - Говори.
- Где я? - замерзшие губы едва двигались, а голос был почти не слышен. Но исполин ее понял и выдохнул в ответ одно-единственное слово:
- Нифльхейм.
Инге это ни о чем не говорило, и она робко уточнила:
- Это специальный ад для викингов?
Великан вздрогнул и мелко затрясся всем телом. С его плеч и волос осыпалось снежное крошево, а изо рта вырывались звуки, похожие на шорох сползающей с крыши наледи, и она с удивлением поняла, что собеседник смеется.
- Викинги - забавные, как ты, птаха, - он отер лицо от инея и снова внимательно посмотрел на девушку. - Но Нифльхейм был до викингов и будет много после.
Он глухо заворчал, и Инга побоялась переспрашивать еще раз. Но исполин, помолчав, заговорил сам.
- Нифльхейм - мир, где спит нерожденное. Возможное. Будущее, - он неторопливо погладил бороду, давая девушке время осмыслить услышанное. - Он беден силой, да. Но тот, кто богат ей сам, кто обладает волей, - тот может создать здесь что угодно. Чего хочешь ты, птаха?
- Но у меня же нет силы, - пробормотала Инга, чуть не плача.
- Без силы ты бы сюда не дошла, - мягко ответил ей исполин, и она вздрогнула, вспомнив найденную в лесу человеческую руку. Но собеседник покачал головой, как будто сумел прочесть ее мысли.
- Не так, птаха. Ты бы просто пришла домой. Как собиралась.
- А та рука тогда чья? - заупрямилась Инга. Ей казалось, что великан чего-то не договаривает, и это что-то очень важно.
- Осколок души, птаха, - он сделал неопределенный жест рукой, как будто не хотел углубляться в эту тему, но девушка продолжала сверлить его взглядом, пока он со вздохом не продолжил:
- Люди оставляют здесь свои души. Целиком или часть. Взамен получают покой: душа, птаха, слишком шебутная вещь.
Инга в ужасе переводила взгляд с собеседника на деревья, окружавшие поляну.
- То есть я тоже должна оставить здесь душу? - под ребрами снова неприятно заныло, а не вовремя очнувшаяся память начала услужливо подкидывать различные сюжеты об исполнении желаний и последовавших за ним неприятностях.
- Если ты хочешь покоя, - равнодушно пожал плечами великан, с хрустом сминая заиндевелую одежду. - Всякое желание имеет свою цену. Выбирай с умом, птаха.
Думать было тяжело. Тело ныло от холода и усталости, желудок сводило от голода, а мысли напуганными рыбками суетились вокруг выбора, риска и расплаты. Девушка поднялась на ноги и начала бродить из стороны в сторону, чтобы хоть немного сосредоточиться.
- А если я просто хочу домой? - она робко подняла глаза на великана, как будто это именно от него зависела ее судьба.
- Никто не попадает сюда просто так, птаха, - исполин шумно вздохнул, взметнув облако снежной пыли. - Раз ты здесь, значит, у тебя есть желание и сила его исполнить. Подумай хорошенько.
Она задумалась. Больше всего ей бы хотелось, чтобы у них с Виталиком все наладилось. Для этого нужно либо очень много денег, либо что-то поменять в их отношениях. Вариант с моментальным обогащением отпадал - во всех сюжетах герой, стремящийся к этому, заканчивал плохо, очень плохо. И раз Нифльхейм - мифическое место, то это правило, скорее всего, тут работает на все сто. Значит, надо менять что-то в них самих. Но что?
Она уже протоптала коротенькую тропинку, расхаживая туда-сюда, но решение все никак не приходило. Пожелать, чтобы Виталик стал популярным? Но это то же самое, что и богатство, если не хуже. Сделать их более терпеливыми друг к другу? Она сомневалась, что это возможно. Тем более менять что-то в человеке без его согласия - это как-то некрасиво. Самой стать хладнокровнее, чтобы эта ситуация не казалась такой уж безвыходной? Но от слов великана о покое и оставшихся в Нифльхейме душах ей становилось как-то не по себе.
Инга нахмурилась и машинально сунула руки в карманы. Пальцы неожиданно нашарили что-то холодное, и она с удивлением вытащила кольцо, о котором успела забыть. На тонком золотом ободке была выгравирована фраза: "Это пройдет".
Сердце глухо стукнулось о ребра. "Вот оно," - девушка надела его, с удовольствием ощущая, как оно занимает привычное место.
- Я хочу получить мудрость, - она подняла голову и посмотрела прямо в глаза исполину. Страх исчез, уступив место воодушевлению - Инга чувствовала, как по позвоночнику пробежала дрожь предвкушения.
Великан одобрительно усмехнулся.
- Это хороший выбор, птаха. Но цена его высока.
Она упрямо вздернула подбородок, чтобы исполин не подумал, будто она боится. Если и так, то она приняла решение и готова его отстаивать.
- И какая же цена? - голос дрогнул: Инга уже жалела о том, что вообще спросила. - Нет, стой, не надо! Я не хочу знать! Я хочу стать мудрее - и точка!
Собеседник спокойно кивнул.
- Закрой глаза, птаха, - он шумно выдохнул облако снежного крошева. - Просто поверь.
Тяжело сглотнув, девушка последовала его совету. Она даже не успела понять, что произошло. Ее собственный шарф вдруг стиснул горло, а ноги резко оторвались от земли. Инга вцепилась в толстую шерсть, срывая ногти в попытке избавиться от удавки, но непреодолимая сила все тащила ее вверх, сквозь крону исполинского дерева. Ветви били и царапали лицо, оставляя на коже новые кровоточащие отметины. Рот распахнулся от ужаса и боли, но она не могла сделать ни вдоха, продолжая рвать руками неподатливую ткань. Страх и отчаяние заставляли ее пытаться снова и снова, несмотря на горящие от удушья легкие. В глазах темнело, перед ними плясали цветные пятна и полосы, тело содрогалось в агонии, но она все царапала, царапала, царапала горло, не понимая, где заканчивается шарф и начинается ее собственная плоть...
Свет мерцал. Холодные всполохи то разгорались, то гасли, и это очень раздражало даже несмотря на то, что глаза были закрыты. Инга с трудом разлепила веки и сердито прищурилась на окружающий мир. Прямо перед ней была шершавая, изрезанная глубокими бороздами стена, покрытая тонкой корочкой льда. По ней то и дело пробегали голубоватые вспышки, которые и разбудили девушку. Она недовольно поерзала, устраиваясь поудобнее на своей жердочке - и какого черта ей взбрело в голову заснуть в таком странном месте? - и, наконец, огляделась. Она сидела на толстом суку дерева, закованного в мерцающий панцирь наледи. Вниз уходила бесконечность таких же ветвей, которые терялись в густом сумраке, и было непонятно, есть ли там где-то далеко земля, или древо парит в пустоте. Она взглянула вверх - крона тоже исчезала в темноте. А слева от нее висело тело. Почему-то такое соседство - как, впрочем, и остальные странности - ее ничуть не пугало, а, наоборот, вызывало любопытство. Инга внимательно вгляделась в лицо повешенной.
Воспоминания о предыдущих минутах рухнули на нее как наледь с крыши. Девушка прислушалась к ощущениям: в теле была такая легкость, что, казалось, спрыгни она вниз, то будет не падать, а медленно планировать, словно снежинка. Но она не чувствовала себя бесплотной - по крайней мере, попа от долгого сидения на суку уже затекла. Да и лицо, и руки немного покалывало от холода. Она внимательно осмотрела свои ладони, потом ощупала нос, лоб и щеки - на коже не осталось ни царапин, ни трещин, ни обморожений, она была живая и теплая, как будто не было никаких блужданий по оледеневшему лесу. И тем не менее, рядом с девушкой висел ее собственный труп. Она снова повернулась к нему и едва не вскрикнула от удивления - тело становилось прозрачным прямо на глазах и очень скоро просто растворилось в воздухе. На ветке болтался только завязанный в узел шарф - точь в точь ее собственный.
- Пора спускаться, птаха, - крепко вцепившись в сук, на котором сидела, Инга кое-как обернулась на голос. Смутный силуэт исполина, чуть озаренный светом пробегающих по ледяному панцирю голубоватых вспышек, был едва виден в густом сумраке. Он протягивал к ней руку, и девушка ловко спрыгнула к нему на ладонь. Великан добродушно усмехнулся и начал неторопливо опускать ее вниз. Инга во все глаза рассматривала гигантское древо, представшее перед ней в своем величии. Снизу было мало что видно, но сейчас она с удивлением замечала то трепещущие листья разных форм и цветов, то гнезда с затаившимися в них обитателями, то висящие ленты и полосы ткани. Исполин неожиданно поднес ее к одному из сучьев чуть ниже того места, где она очнулась.
- Смотри, птаха, - его глубокий голос прозвучал почти нежно.
Оледеневший кончик ветви был обломан, его светлая сердцевина запачкана в чем-то буром, но между зазубренных щепок пробивался алый росток. Прямо на глазах он вытягивался в усыпанный почками побег, наливался силой, разворачивал на макушке первые листья - голубоватые, почти прозрачные, покрытые частой сетью жилок, пульсирующих живым соком.
- Что это? - горло перехватило от восторга, но в тишине ее шепот был неестественно громким.
- Твоя кровь, птаха, - великан довольно погладил усы, стряхнув с них снежное крошево. - Кровь есть жизнь. А жизнь есть сила. Вся потраченная здесь сила становится чем-то новым.
Инга молча кивнула, не в силах оторваться от созерцания чуда. Исполин выражался довольно туманно, но в глубине души что-то откликалось на его слова, что-то правильное, настоящее.
Великан шумно вздохнул, и Инга почувствовала, что его ладонь снова плавно опускается вниз. С трудом подавив в себе желание вцепиться в ветку, на которой расцветали капли ее крови, девушка продолжила рассматривать великое древо, но уже без прежнего восторга. Подумав, она порылась в рюкзаке и достала карманное зеркальце. Отражение в нем было размером с пятирублевую монетку, но и его хватило, чтобы увидеть небольшую царапину, наискось пересекающую левую бровь - вот и все, что осталось от ее жутких блужданий в зимнем лесу.
Исполин бережно опустил ладонь на землю, и Инга осторожно ступила на поляну. Задрав голову, она в последний раз посмотрела на великое древо и его хранителя.
- Спасибо, - сказала серьезно.
- Не сердишься, птаха? - он прищурился, внимательно разглядывая ее. В уголках глаз, с хрустом ломая тонюсенькую корочку льда, собрались добродушные морщинки.
Инга задумалась, благо ее собеседник никуда не спешил. С одной стороны, он все-таки убил ее - она даже вздрогнула от нахлынувших воспоминаний. Но, с другой, девушка не была уверена, что она согласилась бы добровольно повеситься на великом древе, как это сделал суровый бог Один. Даже если бы великан рассказал бы ей все о цене обретения мудрости. Там, между этой неприветливой землей и несуществующими небесами, она, конечно, умерла. Но взамен родилась новая она, более спокойная, более уравновешенная и, наверное, более счастливая. И эта новая личность не то что не сердилась - она была искренне благодарна.
- Нет, - Инга вздохнула. - Серьезно, спасибо. Я бы сама... не смогла.
Исполин серьезно кивнул, стряхнув на поляну очередной сугроб.
- На пользу пошло, - заметил одобрительно. Девушка хотела ответить, но тут в кармане пуховика неожиданно завибрировал телефон. Она недовольно уставилась на экран - входящий от Виталика прорвался к ней даже несмотря на отсутствие сигнала. Но разговаривать с ним не хотелось ни сейчас, ни когда-либо потом.
- Желание может быть не одно, птаха, - серьезно сказал великан. Она подняла голову, внимательно вглядываясь в его лицо: ей показалось, или он действительно склоняет ее к новым необдуманным поступкам? Собеседник пожал плечами.
- Каждая смерть в Нифльхейме - это освобождение силы. Рождение нового, - он шумно вздохнул. - Редкое счастье.
Ее сердце сжалось от сочувствия. Пожалуй, ему действительно не позавидуешь: быть хранителем бесчисленных возможностей и почти никогда не видеть, чтобы они осуществлялись. Она медленно подошла ближе к древу и замершему у его подножия исполину. В душе крепла уверенность в том, что она все сделает правильно.
Девушка опустилась на колени и закрыла глаза. Руки погрузились глубоко в снег, перебирая, пересыпая его меж пальцев. "Он здесь, я знаю, он здесь, он здесь, он здесь..." - она закусила губу от напряжения. На лбу, несмотря на холод, выступили крупные капли пота, водолазка напиталась испариной и прилипла к спине, а Инга рылась и рылась в сугробе. Дыхание стало тяжелым, под опущенными веками ползали мерцающие мушки, и она уже готова была бросить казавшуюся бессмысленной затею, когда ее онемевшие пальцы, наконец, наткнулись на что-то твердое. Она крепко сжала находку - рукоять удобно легла в ладонь - и вытащила из сугроба нож. Он был еще прозрачный, не до конца воплотившийся, но уже тяжелый, вполне настоящий на ощупь. Девушка сидела на снегу, переводя дыхание, и любовалась тем, как сила ее желания превращает тонкий хрупкий лед в настоящую сталь.
Исполин молчал, но она чувствовала его внимательный взгляд. Инга вздохнула и, крепко сжав нож, одним движением отрезала свою косу под корень. Голове стало непривычно легко, как будто она на самом деле отсекала сейчас свое прошлое, имевшее реальный вес. Освобожденные волосы рассыпались из-под шапочки, лезли в лицо, но ее это не раздражало. Наоборот, девушка приветствовала любые перемены, потому что была совершенно уверена - сейчас все поворачивается к лучшему.
Она аккуратно свернула срезанную косу в кольцо и положила перед собой. Подумав, оставила в его центре умолкший телефон и перстень с гравировкой. Все это остатки отживших отношений. Пальцы уже онемели от холода, но дело нужно было закончить, и она нагребла перед собой горку снега, похоронив под ней некогда любимые вещи. Напоследок воткнула в рукотворный сугроб нож - он выполнил свое предназначение.
Инга торопливо поднялась с колен. От недавней легкости в теле не осталось ни следа, и зубы начали постукивать от холода. Девушка натянула варежки на покрасневшие руки и обернулась к великану.
- Теперь все, - он согласно кивнул в ответ, и она добавила:
- Спасибо тебе. За все. И... Прощай.
- Прощай, птаха, - исполин в последний раз огладил бороду и устало прикрыл глаза. Его глубокий голос ослаб и прозвучал над поляной мягким ропотом ветра:
- Как знать, может, свидимся еще.
Хранитель снова замер на своем посту. Инга вскинула на плечи рюкзак и, стараясь ступать тихо, двинулась к рослым соснам, взявшим поляну в кольцо. Дойдя до ближайшего дерева, девушка положила руку на шершавый ствол и закрыла глаза. Выровняв дыхание, пошла вперед. "Один, два, три..." - губы беззвучно шевелились, как будто счет заменил собой молитву. Время тянулось густой смолой. Инге казалось, что она успела сделать всего девять шагов, когда в лицо ей ударил свежий морозный ветер, несущий снежную пыль.
Она открыла глаза, огляделась: она снова стояла на мосту через Черную речку, лицом к городу. Небо над головой было ясное, и его ночная чернота медленно стекала ей за спину, уступая напору рассветных лучей. Девушка обернулась - сейчас ей была хорошо видна знакомая до последней сосенки роща, за которой ждет ее деревня. Ноги сами сдвинулись с места, сначала медленно, но с каждым шагом все быстрее и быстрее. Вчерашняя снежная каша за ночь смерзлась неровными комками и крошилась под ее весом, но она все равно почти бежала вперед. Дыхание срывалось от восторга, губы жадно ловили морозный воздух, щеки горели, а сердце в груди заходилось ликованием.
Инга и сама не помнила, как оказалась перед родительским домом. Удивилась, увидев такую знакомую калитку, и обрадовалась. С варежки посыпалась снежная пыль, когда она замолотила по крашеным доскам, торопливо, настойчиво. Наконец, в доме раздались шаги, дверь распахнулась. На пороге стояла невысокая женщина в простом ситцевом платье, растерянно разглядывая нежданную гостью.
- Мама! - Инга стащила с головы шапочку, рассмеялась и заплакала одновременно. - Ма, я дома!