Сергеев Кондратий. Плоды Примаверы

САТИР И ПСИХЕЯ

Страшны оклики ночные,

страшны облики земные...

Кто ничем не приукрашен -

непременно будет страшен.

Будет каждую ворсину

в неприятеля топорщить,

выпив шкалик керосину -

зубы скалить, морду морщить.

Непременно в нем проступят

отвратительные складки,

неприступные уступы,

непристойные остатки.

Кто ничем не окультурен,

не расчёсан, не прилизан -

раздражает, словно дурень,

неприятен - будто слизень.

И - как мина часовая -

оживая в толще праха -

ничего не вызывает

у души помимо страха.

Потому душа ночами

так вот мечется на ощупь:

жаркими трясёт плечами,

птичьим крылышком полощет,

шкуркой беличьей в растворе

горькой щелочи дубеет,

в задушевном разговоре

цокает, мяучит, блеет,

плавит блики в лунном тигле,

пялит зенки, как бинокли -

в миг, когда ее застигнет

часового строгий оклик.

* * *

Над готикой старого Goethe

откуда-то с чёрного хода

плывет ледяная пехота

зимы сорок первого года.

Над ворохом свеч и созвучий

на жарких рождественских елях

ползут молчаливые тучи

в расхристанных русских шинелях.

И в тысячелетии новом

среди всё того ж карнавала

гостей пробирает ознобом

от их ледяного оскала.

Но Гёте по кружкам им плещет

наркомовский спирт, и по ходу

им Моцарт с подружками свищет

на лунно-льняную погоду.

* * *

(Зима в <ботаническом> саду)

Руины театра. Белка на снегу.

Осинник, уходящий по окопам,

В которые, наперекор врагу,

Нас сбросили - и там забили скопом.

Пугливей белки мысль... Я не могу

Уйти вослед деревьям: ветром скован -

Стою руиной стужи - и такого

Не пожелал бы лютому врагу.

Скользит на каблуках маркиз де Сартр.

За ворот прячет косу провокатор -

Он изучает - он сквозит в театр

Военных действий... Но пергамент карт

Протёрт на сгибах. - И из яви в сад -

В снега, в сугробы - рухнет весь театр.

29.12.03

_________________________________________________

Воронежский парк "Динамо" в 30-е годы называли (городским) ботаническим садом,

дальним своим краем он смыкается с Ботсадом ВГУ. Бугры вокруг парка со времён

войны изрезанны старыми окопами. На одном из крутых склонов лощины, в которой

расположен парк, сохранились развалины "Зелёного театра" - площадки под открытым

небом с амфитеатром скамеек по склону...

ТРОЯЩИЙСЯ ТРИПТИХ

(<Охотники на снегу>)

I Деревья падают, скользят, сбегают в лог.

Их гонят - (кто их гонит?) - скопом, стадом -

Их сбродным строем, их дремучим садом -

Куда их гонят? чей чертополох

На их штандартах? - И - чьим палисадом,

Чьим палисандром их встречает лох?

Чьего бессмертья в этом есть залог?...

II Деревья падают, скользят, сбегают в лог,

Их гонят сквозь шпицрутены - их адом,

Их бесноватым строем, диким садом -

Их бурым буром -

(Куда их гонят?) - чей чертополох

На их штандартах? - и чьим палисадом,

Чьим палисандром их встречает лох?

Чьего бессилья в этом есть залог? -

Чьим утром хмурым?

Хворым чьим фасадом?..

III Деревья падают, скользят, сбегают в лог.

И на снегу густые пятна крови.

И Питер Брейгель Старший хмурит брови:

Чьим палиндромом содран этот слог?

Но кто они? Куда их гонят? - Лох -

Он не охотник - он пастух коровий.

Во всей цветистой пламенной Кордове,

Где смерть быкам - для них не хватит слов.

2002

ПОЛУНОЧНЫЙ ВЫГУЛ СОБАК

<В БУЛОНСКОМ ЛЕСУ>

"...а вот когда мы энтого напьёмся,

мы наконец-то энтого добьёмся:

не похмеляться в очумелом пире,

а тока эдак зыркать... по-шекспирьи!.."

(из частного письма)

"Не бойся, дщерь Сионова! се,

Царь твой грядёт, сидя на молодом

осле..."

(Иоанн, 12:15)

Труби в рога, мой грозный Оберон!

Пусть легионы мусорных ворон

Срывает звук с насиженных дерев

И рушит на плечи того, кто, озверев,

Крадётся непролазною тропой

В глухой шалман на поздний водопой.

Пусть содрогнётся лес, когда разряд

Высоковольтный из-за дальних гряд

Углы оврагов мельком озарит

И гнёзда тьмы мгновенно разорит,

И врассыпную сонмища теней

Промчатся глуше, чем табун коней.

III

Пускай сожмётся чёрное нутро,

Когда с обрыва ржавое ведро

Покатится, и, жестью дребезжа,

Уткнётся в жало ржавого ножа,

Торчащего сквозь лиственную прель

Здесь с оных дней, когда апрель свирель

Свою налаживал и весело пищал

И жареным барашком угощал

Такой беспечный, молодой народ,

Который нынче, но - наоборот -

Сам стать готов и жертвенным козлом,

И новобранцем в битве с вечным злом...

... А на обратном горестном пути

что здесь останется? - щетину поскрести

щеки - своей пока что пятернёй,

помаяться похмельем и фигнёй,

и обнаружить не любовь, а снов

покров и кровь - Основою основ...

К НЕМЕЦКОЙ МУЗЫКЕ

Иль вырви мне язык - он мне не нужен...

( О.М.)

Честный рыжий Фриц иль Ганс -

Что ж усы твои пшеничны?..

Не удержит декаданс

Нас на койке на больничной.

Птичку-польку станцевать -

И жениться. Хоть то полька

Или чешка: и - в кровать!..

Лето. Праздничная Голька.

Старый честный Иоганн,

Сколь чело твое огромно!..

Семиярусный орган

Всё поглотит, будто домна.

Из-под стрельчатых высот

Вынесут вперед ногами.

И заклеят в воске сот

Над рекою в птичьем гаме.

Рыжий маленький Адольф -

Как уста твои медовы...

Цепью брякает вервольф

За калиткой за садовой.

Снова август. Полдень. Зной.

Ах, мой милый, молви слово...

И гармонике губной

Вторит дудка крысолова.

* * *

(Белка)

Весёлый вохровский стрелок,

ну что ты щуришься на белку?..

Давно сквозняк меж этих ног

гуляет, и сломали целку

ещё по тоишней весне -

там, за соседским огородом,

где в забубённой бузине

гуляют всем честным народом...

Теперь её прельстил твой ус,

и - льстя улыбкой белозубой -

(клянусь!) - возьмёт, войдя во вкус,

на язычок не только губы,

махрой прожжённые - но сам

твой сокровенный первообраз...

Погладь её по волосам,

когда - пружинясь, словно кобра,

она откинется навзрыд

с устами в тёплом липком млеке...

А там, как знать, Господь простит

твой грех убогому калеке...

А там - (мы здесь не на века) -

глядь - и прожжёт, как жгучим перцем,

дробинка черного зрачка

твое малиновое сердце.

* * *

(Отчий дом)

Тёплый свет на окошке,

и яичко в лукошке,

и собаке и кошке -

и мышке - по плошке...

Поклонись Ему в ножки,

покажи Ему рожки -

да по ранней дорожке

застучат твои дрожки...

Ах, вертлявые блошки

да слепящие мошки!.. -

протяни свои ножки,

коль найдутся одежки -

Ну а нет - под рогожкой

и собакой, и кошкой,

и мышкой, и вошкой,

и Сашкой, и сошкой...

* * *

Non ricordare, non sperare...

( Francesco Petrarca)

Ах, мое бедное сердце!

Лаура и Беатриче...

Вдребезги хрупкое скерцо.

Вдрызг роковое каприччо.

Ах, между Дантом и адом,

Между тоской и Тосканой -

Драли маркизом десадом

И за волосья таскали.

Грубая полая мышца

Над головою медузы.

И растекашутся мышью

Немцы, гишпанцы, французы...

* * *

Так было в дни перед потопом...

Звенят цикады.

И тянет топотом и хлопом

от эстакады.

Занудно дребезжит косилка.

И эта яма

воспринимается как ссылка

на Мандельштама.

И злаков вздыбленный растратой

шпиль топознака

топорщится прямой цитатой

из Пастернака.

Межи перемежая пылью,

крутой, как хлебы,

всё - как мешки - набьется былью -

и прямо в небыль.

Тын золотом и киноварью

маляр марает смело.

А небо маревом и хмарью

округло млело...

БАЛЛАДА О БЕЗВЕСТИ ПРОПАВШЕМ

Константину Александровичу Кондратьеву,

дяде

Когда вы были молодыми

и розы красные цвели...

а что ещё?.. - Москва, ИФЛИ...

и впору ль думать тут о дыме

сырых торфяников?.. - но вот,

пороховой натянет гарью,

наступит сорок первый год,

Ванюша поцелует Марью...

А что же Гегель?.. - он грядёт!.. -

и Кант, накрасив киноварью

свой узкогубый алчный рот,

с небес нацелится над тварью,

но встретит остья и народ,

и, ноя песенку комарью,

Вас в стоге сена не найдёт...

ОДА К <НЕМЕЦКОЙ> РАДОСТИ

(или "Что русскому хорошо...")

Бетховен и Воронеж - или

Один или другой - злодей...

(Мандельштам)

Вокруг светло от снега. Небо мглисто.

На фоне млека - узловатых линий

Пучки: немые пальцы Франца Листа,

Скупые пальцы Николаса Паганини.

На фоне неба - верная октава.

И - как главнокомандующий - верховен

Утробный гул порожнего состава

Глухой ночи - такой же, как Бетховен.

РАВНОДЕНСТВИЕ

Михаилу Болгову

Крест-накрест: по небу, по снегу,

по белому свету - два взгляда:

из Альфы - вонзаясь в Омегу,

и в Рай - перекрестно - из Ада...

Два взгляда, две молнии, двое

поверженных ангелов: Света

и Тьмы, презирая живое

и мёртвое, словно бы это

и вправду не больше, чем глина,

размятая в старческих пальцах;

две молнии, два властелина

в оковах; два вечных скитальца

по белому свету: от края -

мгновенно - до края, от брега -

пустого - к пустому... ни рая

не видя, ни пункта омега.

Два Ангела: тёмный и светлый,

продольный и поперечный...

Смеркается. Старые ветлы

в тиши над заснеженной речкой

прислушиваются, как хлада

слабеет звено в дрожи венок,

и к запаху дыма и стада

примешивается оттенок

едва уловимый - движенья:

снегов - в толщу почвы, волною -

воды подо льдом, в напряженьи

темнеющем над глубиною...

Смеркается. Топятся печки

и звякают вёдра. Без злости

собак перебрёх. Тишь - на речке,

на улице и на погосте...

Затеплилась свечка в оконце

в домишке, что на повороте...

И низко над крышею - Солнце

с холодной Луною напротив.

Архангельская губ.

Весна.

Конец 80-х.

* * *

(На холмах...)

Отчего ж в эти выпуклости, впадины

Моё зрение как будто впаяно?..

Глаз не оторвать от поверхности.

Верность местности - пуще верности

Роду, семье, женщине -

Ибо суть её - суть уменьшенной

Копии верности Тому,

Кто - в земле, в небесах,

в дому...

ВОСЬМИСТРОЧИЯ

- Нет, не мигрень...

Головная боль не зависит от количества мыслей,

Их изощренности, глубины... Напротив -

Это мысли на ветках боли слезми повисли,

Пескарями в траве близ воды кривят свой ротик.

От количества птиц, их качеств - зависит ли небо?

В их ли сети оно попало? в глазах застыло?..

В пыль дорожную падая ниц - за краюшкой хлеба,

Замечаешь краешком глаза - открыт затылок...

Он там - ты здесь: чем дальше - тем непреодолимее.

Линии рельсов, линии проводов, линия горизонта.

Возвратясь из рейса - с каждым разом все меньше охота с утра

выходить на линию.

Все больше охота кормить себя - как того бизона

С радиатора МАЗа: лужками, полянками, влажной муравкой поймы,

Чтоб когда-нибудь предпочесть мышиной возне между коркой хлеба

И канистрой солярки - сожжённый мост, пустоту обоймы -

И заречные дали бескрайне большого неба.

Та мне нравилась больше, но она так порхала по краю

Поля близ рельсов, одиноких в резне разнотравья,

Что её принадлежность к ихнему мусульманскому раю

Была очевиднее замасленных шпал, костылей и гравия.

Что ж - сиди с сигареткой погасшей на краешке тёплого рельса -

Смотри, нет?.. - так слушай, хоть просто вдыхай, узнавая

Щетиной щеки тишину между солнцем и облаком... - Грейся,

Одинокий бродяга - дождешься ж и ты, наконец, ледяного трамвая.

У летучих мышей такие детские лапки.

Как же не пожалеть её - залетевшую в прореху

Между рамой и мамой. Даром что ль клали заплатки

Наши бабки на раны что хромому варягу, что греку.

Разве эти крылья - это же разве ж крылья?

Разве ж небо дворов - это и вправду небо? -

Эх, веселие на Руси - это степь ковылья,

Гул копыт, орда... А уж крови у нас - что хлеба.

В заповедных волнах мирового ночного эфира

Плывет синий кит, проглотивший солнце, плавниками едва шевелит.

И который век всё забрасывает свой невод хромой Князь Мира.

А Старуха его всё одно: всё пилит да мелет.

-- Кабы выбрал ты в жёны, -- бранится, -- великую, стал быть, Блудницу -

Возлежал на печи б на широкой... А коль ты дурак - в том разе

Запрягай поутру, старый хрыч, кобылицу в свою колесницу -

Да паши облака - ить князей-то у нас - что грязи...

Зло не самостоятельно - это жест нетерпенья, которым

Добрая женщина рвёт нитку запутанных бус.

Зло не самодостаточно - избыток добра, к заторам

И пробкам ведущий на трассе, где мчится ваш автобус

В Рай. Зло - это мнимость. Мнительность слишком педанта,

Живо себе представляющего забытый на кухне утюг.

Зло - это конечность. Этому учит Веданта.

Да разве ж об этом упомнишь в пути на Великий Устюг?..

Увидеть свет на березе ли, на вороне,

На зданиях дальних - заречных - почти что Небесный Кремль

На тверди реки... Свет - он односторонний,

И было бы жаль всё свести здесь к нему: как крем -

Он слишком сладок. Видно, "счастливое детство" -

Это всего лишь страничка тетрадки со школьным Дано:...

А по реке - как по небу - плывет золотое наследство:

Закономерных последствий брюхатое жизнью говно.

Мелкой плотвички коту на забаву поутру наудит -

Жена удивиться успеет - да все на бегу, а дочурке - дума.

На берегу было так... ну а после махнул рукавом:

будь что будет.

Проморгался, вдохнул напоследок цветастого дыма - и вот: дома.

Под открытым балконом звенят и звенят - и грохочут трамваи:

Жизнь мешает понять, как ходить по воде -

чтоб не выйти в злодеи -

Чтоб не стало - что выгорела до бесплотного тла вся трава и

Не осталось в округе ни эллина, ни иудея.

Меж полем ржаным, тем что справа, и полем пшеничным - что слева -

Проселок - до СХИ, до Лестеха и дальше - до церкви Бориса и Глеба.

И пива в бутылке на пару глотков - и бычок на затяжку.

И стайки студенток в коротких юбчонках и брючках в обтяжку.

И дом в получасе ходьбы... "Прикурить - огоньку... Извините..."

И тучи с востока с заречных степей. И зной жаворонка в зените.

И жар в сердцевине - и пламя! - насквозь...

Златым колесом текут реки -

(боль свинцом - в пыль лицом):

-- Ось! - завиваются - эти в Варяги,

те - в Греки...

Настрочили солдатам сорочек, намылили строчек,

Сорочат наплодили - а впрочем, как Ты хочешь...

В прочем - воля Твоя. Нам хватает своих заморочек.

А кого уж в невесты Ты нам, в женихи прочишь -

эта воля - Твоя!

Знать, не царское то дело -

коль, покинув поля

головная боль по небу летела...

Небу, наверное, все-таки грустно без птиц.

Истории - без полководцев и их колесниц.

Грустно на свете живётся вдовцу без жены.

Грустно жене, если муж не вернулся с войны.

Грусть! - как помыслишь, что Небу настанет конец.

И разбредутся, бездомные - Лев, Скорпион и Телец -

-- И опустеет конца не имеющий Путь -

И человек - долгий век и короткое: -- Пусть...

Конец мая - начало июня 2002 г.

Берёзовая Роща

* * *

(Птичий закут)

В наших дольних мирах вельми дивного много.

Есть и сады камней, и сады осьминогов...

Есть поля сонных маков, кружевные делянки,

Грибные места, земляничны полянки...

Есть висячие кущи меж землёю и небом.

Есть лощины, набиты нетающим снегом.

Есть провалы вовнутрь - что ни пропасть, то диво...

Жаль, семейство людское весьма нерадиво.

Как кто ввысь воспарит, али в бездну кто канет -

Тут же вящий испуг растрясёт-устаканит:

То ли вусмерть упьётся, то ль вовсе зашьётся -

Вот душе и не можется - и не поётся...

...а у братии птичьей - иные раскладки,

Хоть не скажешь, что чем-то крупицы их сладки,

И не скажешь, что их закуток им не тесен,

Ан - что вверх им, что вниз им - всё повод для песен.

И когда из силков их пускаем на волю -

Они равно щебечут и чёрному полю,

И льняным небесам, и горючему миру,

И утробе живой - и пустому кумиру...

(В лесу...)

* * *

(Землянка)

Верстах в пяти, а, может, и поближе в лесу в логу есть заповедный схрон.

Там волк мне руку дружелюбно лижет и жадно рад кастрюльке макарон.

Там мы с косым, точнее - с длинноухим, бывает, выпьем грамм по пятьдесят,

А там - ещё по сто - и чешем брюхи чересполосных диких поросят.

А иногда - комически напыщен - к нам прилетает пафосный снегирь за сухарём...

- Но врёшь! - Не ради пищи мы здесь сошлись вдали державных гирь.

* * *

Искать кота в заснеженном лесу.

Да, бело-чёрного домашнего кота

искать. Спугнуть там рыжую лису,

Нет, чёрно-бурую... А больше ни черта

там не сыскать.

Промёрзнуть до костей.

Корявой спичкой чиркать наугад.

И думать: где-то ж он, подлец, гостей

пушистой лапкой намывает, гад...

И думать: где-то ж - пламя камелька,

а где-то дым насупленных эскадр...

И всё стоять с цигаркой у виска.

И всё мелькать, как чёрно-белый кадр...

(В контексте...)

* * *

(... политическом)

Как тянет гарью!.. - мусорки горят.

Их три недели как не убирали -

С тех пор, как выпал снег, и октябрят

Благословлял "отец" в "святом граале".

Он окропил их сладеньким винцом,

А после долго в зеркало гляделся

На псину с узким выжженным лицом.

А пёс смердящий у помойки грелся...

* * *

(... культурном)

Я гуляю в контексте культуры

Налегке: что сорвахъ, то сорвахъ...

И кривые штыри арматуры

Стерегут меня в ямах и рвах.

Я гуляю в вольготном контексте:

Ни ментов, ни гэбэ - земляки

Рассуждают о сексе и Сексте,

От общественности далеки...

Я гуляю по этому краю,

Попирая немытой пятой

Василисков, дерьмо, тётю Раю,

Слой обёрток культурно-густой.

Аватары и презервативы,

Храбрецы и пустые шприцы -

Всё твердит нам о том, что мы живы -

И гораздо живей, чем отцы.

Я гуляю по этой помойке,

Отродясь - ни друзей, ни врагов.

Сам попробуй - а ну-ка, умой-ка!.. -

Враз получишь звезду меж рогов...

Я глотаю глухую микстуру -

Мол, зане - вроде горло болит...

А напротив всю нашу культуру

Костылём шевелит инвалид.

* * *

(... социальном)

Огнями блещущий, пылящий крутизною,

Щеглами свищущий в верхах -

Охранный вал

Земного Града - между Господом и мною

Всегда так неожиданно вставал.

По вечерам, не разбирая тропок,

Я был готов дойти до тла, до дна...

Но как же ров в его подножье топок,

Как жирная верхушка - не нужна...

ПОЧТАМТ,

или Три эпиграфа

* * *

И сладок нам лишь узнаванья миг...

Узнавай же скорее меня в этой мгле редколесья,

В этой мгле редкозимья, в фонарных разводах окраин...

Как же звали тебя в прошлой жизни?.. - Оксана? Олеся?..

Что же видела ты в этой жизни за нашим за раем?

Узнавай же меня в этой жизни, к которой подмешан

Я таинственным ядом, коль помнишь ты Гребенщикова.

Не на стогнах и торжищах - здесь, на задворках посмешищ

Из желтка я проклюнут, ощипан и в лёд оцинкован.

Узнавай же меня - оцифрованного киноварью,

С шестисотых прогонов прошедшего первые пробы...

И дрожи - как над ним, как над всем - как над каждою тварью,

Мёдом пущенной в совестный дёготь из млечной утробы.

* * *

(Post-прощальное)

Как дрожала губ малина...

Сбоку чёрточка дрожала -

Будто ртутный стебелёк...

На рассветный фитилёк

Через сумрак провожала.

В час, когда соседи спят

И не скрипнет половица,

Только звёздочка и птица

В платьях с крыльями до пят -

Соглядатаи твои.

Только им твой слышен шёпот.

Только им твой чуден опыт

И автобус на Ваи^*...

Будто градусник разбить.

Будто жить в житейской ссоре,

А ночами видеть море...

Будто шёлковую нить

Через пальцы захлестнуть.

Распровадить постояльца.

А потом настроить пяльцы,

Затвориться и уснуть...

Я не знаю, как дела... -

Только чудная картина:

Как поила чаем сына,

Чаяла, дала, ждала...

______________________

^* Ваи - окраинный микрорайон Воронежа.

* * *

(На низах^*)

...под хруст сторублёвый...

Разномастная вширь слобода.

С четырёх вьюжит ветер сторон

И наматывает провода

На катушки носатых ворон.

Брызжет снежная каша в очках,

И разбужено фыркает ёж...

- Зря рискуешь: зевнёшь - пропадёшь!

Глянь, какие ерши в тупичках...

Здесь однажды гулял Мандельштам -

Вот и повод!.. А вот - телеграф...

- Ну куда тебя?!.. где же ты там?.. -

Наст хрустит...

Он хрустящ, словно крафт.

_________________________

^* "Низы" - старый, в основном "частносекторный" центр города на буграх

и в балках высокого и крутого правобережья.

* * *

К вечеру, когда кончилась служба, и свет

Ложится на мартовские сугробы, даруя тени,

Сиреневые меж их волнами, и горя нет

Во всём хитросплетенье земных растений -

Только в душе, в глубинном её закоулке, тень

Иная - тёмная, знобящая: ну же, ну же...

Вот и пойми тут: то ли здесь ясный весенний день,

То ли агония чёрной и жаркой стужи...

* * *

(Плоды Примаверы)

Что-то падает с веток, должно быть, пласты залежалого снега -

Неликвидный, худой, позапрошлосезонный товар.

Мерзкий ор воронья: имитация наглого смеха.

На загаженном насте нагая и наглая тварь.

- Это я? - Это ты. Это лысый Сократ, Аристотель, Сенека...

Это некий Адам. Это дар. Это плод во сто крат.

Это - райское место, где даром - халва прошлогоднего снега

И где ангелы сорят сосульками в сотни карат.

Это место, исполненное наобум старичком Торричелли.

Это фуга, прелюд на мотив чьи вы, чьи вы? - не чьи!..

С боку на бок в сугробах ворочается Ботичелли.

И журчат, и журчат, и журчат - разливаясь, ручьи...

* * *

(Маленький человек-не-остров)

Высоко утвердил свой престол Всевышний.

Широко раскинулась чаща.

Всякой человек в человечестве - лишний.

Каждая тварь дрожаща.

И в пиру, и в миру, и на добрых людях

всякий, как поскрести щетину -

розовея в потёмках, будто хрен на блюде,

содрогается ощутимо...

Глубока причина всемирной скорби.

И зарыта, что та собачка.

Так что каждый сидит над могилкой, сгорбясь,

как Роден над своей задачкой.

И идут столетья... А в это время

умирают волны за молом.

...Тебе нет числа. Ты и дар - и бремя.

И народ без тебя не полон.

Оставить комментарий © Copyright Сергеев Кондратий (kondratij1@yandex.ru) Размещен: 10/12/2013, изменен: 10/12/2013. 64k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Собачья Родина Иллюстрации/приложения: 2 шт.		Ваша оценка:

Сергеев Кондратий : другие произведения.

Плоды Примаверы