Аннотация:
Маски безумия
Всегда мечтал побывать в Токио. И странно, очень странно и хрустяще-неприятно об этом думать, сидя на нагретом солнечными лучами парапете, смотреть, щуря глаза за тёмными заслонками очков, на дворец Дожей. Потому что Токио - ещё не сбывшаяся часть мира, а площадь Сан-Марко - она здесь и сейчас. Все те места, где я не побывал, их пока не существует.
Нет, я не хочу об этом думать. Иначе где-то за зубом мудрости что-то начнёт жужжать и щёлкать, как кардинал весной, и тогда, тогда... Тогда я не смогу воспринимать всё, как есть. Тогда мне придётся плыть сквозь мутную воду времени, не помня и не понимая себя.
"Сегодня мне снилась Венеция, и знаешь, мне было страшно, но почему? Сегодня, а не вчера, и я проснулась в холодном поту"
Сегодня целый день меня трясёт беспокойство - вцепилось в загривок длинными, как иголки, прозрачными зубами, село на плечи, и даже под солнцем мне холодно, зябко, неуютно. Я хожу по улицам этого невероятного города, и порой мне кажется, что это моё воображение так зло надо мной шутит. Почему-то, мне неуютно тут одному, словно я - лишь фигурка на картине фламандского живописца, бессловесные штрихи масляной краски, нанесённой на красочное, песчано-морское полотно города.
Словно я - крупица красителя в расплавленном стекле, которое под рукой стеклодува расползается и принимает новые очертания.
Как бы то ни было, я сижу на парапете, окаймляющем всю площадь, и смотрю на пёструю толпу туристов, топчущих древний булыжник современными изделиями "Найка" и "Рибока". Я тоже турист, в каком-то смысле. А может, и во всех смыслах сразу.
"А ещё мне снились перевязанные красочными лентами столбы пристаней и тихая музыка, льющаяся из окон, нависающих над каналами, музыка, щедро присыпанная запахом корицы и свежей выпечки, музыка, поперчённая эмоциональной итальянской руганью, и это было страшно, страшно до посасывающего ощущения пустоты в сердце..."
Цвета. Жёлтый, истёртый болезненный цвет домов. Синий, грязный, отдающий свинцом и гнилью, цвет моря. Красный, жгучий, как острый перец, солёный и искушающий, цвет навесов в ресторанах, цвет легкого шарфа какой-то девушки - ветер унёс его, и она, цокая каблуками, пытается поймать его, этот взбрызг алой краски, растёкшийся по светло-синей черепице неба.
Красный, да. Я о нём думаю, часто.
Я сижу, смотрю на собор - картинка словно раскалывается на сотни кусочков, ярких, совершенных. В своем уме я тасую эту мозаику, словно колоду карт, это отвлекает. Словно смотришь на бегающие по поверхности моря блики солнца, вечно меняющиеся, переливающиеся. Таким мне предстаёт мир, здесь и сейчас, и всё лишь из-за того, что нет рядом её. Поэтому, мне так холодно и одиноко, несмотря на укутывающее меня одеяло раскалённого добела, до колыхания вдали, воздуха.
Голуби. Много голубей с перьями цвета пережжённого кофе и грязного чугуна. Голуби, одетые в серые латы рыцарей. Бесполезные, никчёмные. Взмывают в воздух шорохом ситцевых лент, разбивают мою мозаику гранями перьев-ножей...
Я ещё немного любуюсь дворцом, хрупким, и, кажется, пряным на вкус, встаю, и собираюсь уходить с площади. Окидываю её взглядом - в гротах-арках, под алыми навесами, сидят люди - гомон десятков языков, красок, запахов. Я вдыхаю аромат корицы, и меня пробивает дрожь. Холодная дрожь под небом из голубой флорентийской эмали...
"Я искала тебя. В переулках, на пристанях. Везде и...нигде. Ветер шептал твоё имя и разносил его куски по пустым улицам. Ты не пришёл, и, знаешь - я почему-то была этому рада..."
Да, наверное, так оно и есть. Что может быть лучше прогулки по колдовскому городу в полном одиночестве, ранней осенью? Я не знаю. Возможно, лучше этого будет только одно - найти то, что я потерял десять лет назад, но, с каждым годом, я теряю и надежду - она как полная горсть песка, неслышно утекает сквозь пальцы, крупинка за крупинкой.
Я сворачиваю в переулок, подальше от основных маршрутов, и прислоняюсь к дышащей влагой стене. Вдавливаюсь в неё, тяжело сопя, будто за мной кто-то гнался, но ведь на самом деле это не так. Здесь нет никого, кроме меня, и... моего прошлого.
Ничего, кроме мозаики камней и фресок воспоминаний.
Я облизываю потрескавшиеся от ветра губы.
Реальность, она стремительно трещит вокруг меня, обваливается, как карточный домик - вот полетел туз пик, девятка треф, бубновый валет. Они кружат в воздухе, преломляясь в призмах окон, в небе, танцуют, и я знаю, что этот танец не сулит ничего хорошего...
Сегодня, в этом городе карнавал.
Спускаюсь змеящимися, узкими, как канавы, улицами, в центр, в сердце города, из которого бьют тяжёлыми, оловянными водами артерии каналов. Всматриваюсь в белые, обгорелые, тёмно-оливковые лица, но не вижу там нужного мне лица. Не вижу.
Я - столп спокойствия в этом безумном мире. Выкрики продавцов, восклицания приезжих, визг детей и клаксоны велосипедов, песни гондольеров, мрачных, как служители погребальных контор - всё это обтекает меня, словно наталкиваясь на некий невидимый барьер. Запахи жареной еды и пота, запахи шипящей на мостовой слюны - я их не чувствую.
Сегодня карнавал, как и десять, девять, восемь, семь лет назад. И его никто не отменяет, странно.
Я подхожу к одной из лавок, и глаза жирного итальянца буравят меня маленькими, блестящими чёрными насекомыми. Это противно, есть в этом что-то похотливое, мерзкое. В его палатке много красного - сувениров, флажков, масок. Вот, маска мне и нужна.
Но, вообще-то, не только мне. Всем нам нужны маски, потому что показать свою истинную сущность - смерти подобно. Никому не хочется снимать с себя кожу и демонстрировать анатомические подробности своей души. Потому что, открытые раны восприимчивы к заразе, и, в конце концов, ты же не можешь искренне верить в то, что на твои внутренности не наплюют? А ведь это распространённая практика в нашем обществе.
Надеваем маски, прикидываемся другими. Искажаем истинную сущность, прячем за роскошным фасадом тлён и запустение, забитые паутиной и плесенью тайники сознания.
Но, сейчас мне нужна маска другого рода.
Я смотрю на них - лица, вышитые золотом на сапфировой или рубиновой глубине Пустоглазые, немые, с застывшими линиями губ. За такими можно спрятать всё...
Минуты две я изучаю товар (на самом деле, ширпотреб для туристов), а потом выбираю - простенькую, в типичном венецианском стиле - с длинным носом-клювом, чёрного цвета, словно бархатистую, маску. Расплачиваюсь с продавцом, недобро на меня смотрящим, и ухожу, подальше от этого шума, неритмичного шума, который лишь усиливает мою нервозность.
"Мне снилась Венеция, и когда я проснулась, я поняла, что это не сон - это ты, ветер, перенёс меня сюда, наяву, и этот город... он прекрасен, но, мне кажется, он сводит тебя с ума. Да и меня тоже"
Ноги несут меня к пристани, и акварель окружающего мира турбулентными завихрениями скапливается у моей души.
Гниющие обломки столбов для привязи гондол покрыты облупившимися спиралями красной и золотой краски. В этом есть нечто печальное и тревожное. Я сижу на лавке и смотрю на мост - красивый, ажурный мост, словно слепленный из замёрзших в камне кружев. Может, мы с ней и гуляли по нему, десять лет назад, не помню. Кто-то полил растворителем эту картину, я и не уверен, что этот кто-то - не я. Маска в моих руках, вода пахнет мазутом и тухнущей тиной - эта реальность, в которую мне надо верить, но в ней нет её, и мороз забирается всё глубже в мои кости.
Всё очень просто.
Моя жена, она исчезла в Венеции. Десять лет назад, примерно в это же время.
Она была в восторге от этого города, он был её мечтой, и когда я с трудом накопил приличную сумму денег, у нас не возникло вопросов, насчёт того, как их потратить - мы поехали сюда.
Город ей понравился. Можно сказать, она влюбилась в него, как не влюбилась в меня. Мне он тоже пришёлся по вкусу, но беспокойство, какая-то неудовлетворённость и тоска, преследовали меня, мешая спать, оставляя меня одного на балконе номера в клубах сигаретно-сизого дыма.
Мы гуляли по городу, по его потайным переулкам, вымощенным камнями размером с монету, держась за руки, и молчали. Я был счастлив, счастлив, несмотря на привкус горечи того, что всё это рано или поздно кончится.
И, моё предчувствие, оно меня не обмануло.
Я помню, в тот день она вертелась перед зеркалом, и на каштановых завитках её волос играло солнце. На ней было красное, винное, кровавое платье, мой подарок, выгодно подчёркивающий все прелести ей фигуры, и я любовался ею.
Мы шли на карнавал.
Я помню, что в тот день, она влилась в гущу карнавала, и ей глаза приглашали меня танцевать. Открытое лицо светилось счастьем среди бесстрастных масок... Она колдовала, звала меня за собой, а потом увлекла в переулок, тёмный, безымянный, возбуждая во мне страсть, но внезапно, волна отвращения густым чернильным пятном поднялась со дна моей души, поглощая счастье и свет.
В неясных очертаниях света и тени, в приглушённом плеске привязанных гондол и лодок, она пропала, оставив лишь клочок красной материи и пьянящий пряный аромат.
Она растворилась ветром в венецианской ночи, и память отдавала звоном цыганских бубенчиков.
Я не нашёл её. Поставил местную полицию на уши, но... не нашёл.
Не хочу и вспоминать, что со мной было.
Небо, небо темнеет. Сколько я вот так просидел тут, уйдя в свои глубины, я и не знаю. Мои кишки сжимает страх, в то время как небо лохматится клочьями оранжево-розовых облаков, из-под которых льются лучи света, окрашивая неземные контуры готических и романских храмов, расплескиваясь золотом на крестах.
Мне пора. Карнавал вот-вот начнётся.
Я иду, и слепые глаза фонарей освещают мой путь.
Каждый год, осенью, я приезжаю сюда, как раз к карнавалу. Я ищу её, жду, что она выйдет из толпы ряженых, улыбнётся своей слегка недоброй улыбкой, и скажет: "Привет. Ты где пропадал?". Словно и не было всех этих режущих меня, мучительных лет.
Словно время пошло вспять.
Но, каждый раз, меня настигает разочарование. Жестокое, горькое разочарование.
А вот и главная улица.
Я одеваю маску.
"Иногда, я засыпаю, и вижу твоё лицо - бледное и злое. Я редко тебя таким вижу наяву. Я думаю о масках, когда говорю с тобой - мне кажется, я никогда не узнаю, кто ты на самом деле. Знаешь, я и не хочу знать. Я боюсь... не тебя, но знания".
Красочное шествие по центральным улицам, единое движение огромных масс людей. Что заставляет их собираться вместе, ведь всё равно они отделены друг от друга - и даже не этими смешными заслонками из картона и пластика, а собственными предрассудками и комплексами. И всё же, всё же... Людей раздирают противоречивые чувства - желание быть вместе с другими и боязнь того, что к ним залезут в душу...
Странно, я давно не испытываю ничего подобного.
В едином порыве, схваченные моментом, люди двигаются, поют, смеются...
"Я так хочу попасть на карнавал, хотя бы посмотреть на него... На скольжение стройных тел гондол и лодок, в которых едут шикарные, немые дамы в алмазах и перьях, их кавалеры, и пажи с золочеными лицами. Хочу слышать в сумраке ночи нежные, грустные вскрики лютни..."
Вливаюсь в поток. Глаза уже не успевают фиксировать происходящее вокруг - вихрь красок, звуков, ощущений. Я позволяю толпе увлечь меня, как море камешек, и нести меня, нести... Куда, я и сам не представляю.
Темно. Горят факелы, иллюминация, огонь отбрасывает тени. Все танцуют, и мне кажется, что я попал в преисподнюю. К бесам, ибо везде - искажённые в гримасах лица, когтистые руки, облачённые в кольчугу перчаток, бархатное удушье пышных платьев.
Танцы с дьяволами, принявшими образ людей, взявших их оболочку...
Или нет.
Или это со мной не всё в порядке.
В воздухе взвесь из специй, едкого пота и сладких духов. Красный кринолин, синий шёлк, зелёный велюр. Свет играет на тканях, мириадами частиц блестит и переливается. Золото, серебро масок и чёрные провалы глаз. Я танцую среди смертей, чумы, королей, лекарей...
Мы все притворяемся, женщины трясут закованными в корсеты грудями, а у некоторых мужчин, я уверен, под костюмами члены встают колом.
Я улавливаю ритм. Ввожу его в себя, заставляю течь по сеткам нервов и капилляров, проникать в мой мозг, буравя его звуком...
Это бубен, я знаю. Чёткое дребезжание, задающее... что? Страх, предвкушение, тревогу? Возможно. Всё, что хочется - это исчезнуть, здесь и сейчас, услышать щёлканье кардинала во рту и перестать волноваться.
Я хочу её найти, этой ночью, и, клянусь, я это сделаю...
Водоворот. Иначе не скажешь. Я пробиваюсь сквозь толпу, ощупывая ткани, голоса, музыку...Я сливаюсь с ними и одновременно отталкиваю их от себя, как лодка отталкивает воду.
Передо мной висят эти морды, и даже когда я закрываю глаза, они не уходят. Не хотят. Они говорят что-то, шепчут, настаивают и... Напряжение нарастает, мир вдруг начинает убыстряться, так, что мне становится тошно, тошно от этой вони и похоти.
Мне нужен воздух.
Ветер.
Мне кажется, что я теряю сознание...
В себя я прихожу в каком-то переулке, в который раз за этот день, и, видимо, недалеко от одной из площадей - отсюда слышно гремящую музыку и смех. Опять, около пристани, и я смотрю вверх, на светящиеся оранжевым теплом прямоугольники окон.
Поправляю маску, и собираюсь уходить, как...
Нет, не может быть...
Не может.
У меня перехватывает дыхание - это она.
Идёт, клацаньем подмёток ударяя по щербатым камням, навстречу мне, ветер треплет её волосы, и на ней - то самое платье, цвета запёкшейся крови...
И, нет предела моему счастью - я бегу к ней, обнимаю, нежно, боясь, что она рассыплется миражом в моих руках. Осторожно прикрываю рукой рот, дабы ни одно глупое слово не испортило этот момент. Её кожа такая же сладкая, как и прежде, а губы хранят мягкость всех прошедших лет.
Стук бубна в моей голове, и ритмы танго - вовне.
Я приглашаю её на танец, на восхитительный танец нашего воссоединения. Наши тела, переплетаются, перемежаются, и словно облекаются огнём, огнём любви...
Бубен.
Я ласкаю её, все уголки её тела, слизываю капельки пота с обнажённых плеч и впиваюсь поцелуем в шафранную терпкость губ.
Я тону в сырой воде её блестящих, как два осколка венецианского стекла, глазах, полных любви и радости.
Мы танцуем.
Танго.
Выпад, поворот, два шага вперёд, назад.
Ритм.
Чекан бубна.
Только мы вдвоём в этом переулке, да тёмные контуры лодок, да болезненно-жёлтая жировая бляшка луны в мрачном небе.
Я прижимаю её к себе, боюсь потерять, и только танго, танго, гулкими ударами крови бьёт в голове. Только счастье и свобода пульсируют в жилах, унося...
Тревогу?
Ритм, он усиливается.
Гремит.
Он заполняет меня, и что-то тёмное начинает шевелиться и ворочаться у меня в груди. Какая-то...
Тревога?
Танго.
Выпад, поворот, два шага вперёд, назад.
Я всматриваюсь в неё, и вижу, что её глаза не такой красивой миндалевидной формы.
Я вглядываюсь в неё, и вижу, что черты её лица не столь совершенны, да и нос более курносый.
Я всматриваюсь в неё, и вижу, что платье на ней другое - ярко-красное, с оборками на подоле.
Я вглядываюсь в неё, и вижу, что это вовсе не она.
Плеск лодок во тьме.
Гипноз бубна за квартал отсюда и холодный ветер ласкает моё лицо.
И злость, которая сжигает мои внутренности, мою душу, она тоже со мной.
Обман.
Всё обман.
Гадкий, гнусный обман этого чёртового города, этого дрянного, заколдованного места, которое забрало у меня единственное, ради чего я жил!
Я с отвращением отшвыриваю от себя изрезанное тело очередной фальшивки, маски, которую подсунула мне Венеция взамен её.
Получи мою благодарность, тварь.
Моя ярость всасывается в безмолвные витражи...
В темноте не видно, но я знаю, что кровь девушки красная, как платье. Я кладу окровавленный нож в карман, и ногой спихиваю тело в ближайшую лодку. Оно глухо стукается о днище. Из лодки видны остекленевшие глаза и рассечённое лицо.
Я опять достаю нож, и рассматриваю его, припоминая, сколько раз его лезвие входило в мягкую, податливую плоть, вызывая у меня очередной приступ сладкой агонии . Слизываю с клинка кровь, наслаждаясь вкусом, и удары бубна постепенно стихают у меня в голове...
Я не прощаю тех, кто пытается меня обмануть...
Утро. Оно приносит свежесть, радость. Этим утром я уезжаю, и я опять не нашёл её.
Каждый год, вместе с осенним ветром, я появляюсь в Венеции и любуюсь её домами, каменными львами и крохотными магазинчиками. Пью кофе и вино в уютных кафе и катаюсь на гондолах по каналам, где пахнет рыбой и грузным бельём.
Я появляюсь с ветром, на зов танго, масок, и бубна.
Я ищу её.
Ветер и бубен.
Они зовут меня, каждый год.
Я уезжаю сегодня.
Но, я точно знаю - на следующий год я вернусь.
И, возможно, наконец, найду её.
Я надеюсь.
Надеюсь, что песок в моей ладони ещё не кончился...
"Мне снилась Венеция, и то, что я умерла. Мне приснилось, что ты снял свою маску, и на меня дохнул ледяной ветер. В одной руке у тебя был бубен, а в другой - отравленная шпага. Ты улыбался, и называл меня своей надеждой, а потом, заколол меня... странно, да? Ты всегда был странным. Я ждала этого... В Венеции всё возможно, ты сам это знаешь".
Да, я знаю.
|