Аннотация: ...И нет будущего. Есть только сейчас - то сейчас, к которому ты пришел из прошлого. Сейчас - конец пути.
Горькое чудо
Я нерешительно смотрела на светлый узор кофты - изящные листочки по нежно-голубому трикотажу. Подобрать юбку оказалось не в пример проще - темно-серая, строгого прямого покроя, она уже лежала в пакете...
- Девушка, берите-берите! Замечательная водолазка! Вы не смотрите, что размер сорок второй стоит - эта модель и на сорок шестой подходит. Хорошая, ноская...
Кажется, я даже сумела улыбнуться продавщице на непременное "вам очень идет". Голубой не мой цвет. Его бабушка очень любит... И я купила. В конце концов, под водолазкой будет белая сорочка, а узор почти не просвечивает.
Все равно ничего лучше не высмотрю - три дня до Нового года осталось, рынок как с ума сошел. На прилавках пестрят только кричаще яркие блузки и топики - красные, черные, ядовито-розовые или зеленые. И непременно с золотом.
Я убрала в пакет аккуратный сверток. Теперь осталось найти тапки... Мама предупредила - нужны обязательно с "задником", иначе нельзя. А мне хотелось, чтобы еще и в тон юбке были. Не знаю, почему... Привычка, наверное. Одежда и обувь должны сочетаться друг с другом... Голубая кофта, серая юбка, белый шарф.
В кармане снова запиликал телефон. "...Нет, еще на рынке. Да... почти все купила. Нет, косынки не нашла, вместо нее шарф взяла... Можно ведь? ...Наверно, успею на четыре тридцать семь. Андрей там уже? ...Нет? Не знаю, минут через двадцать где-то. ...Надеюсь, успею..."
Надеюсь...
Я моталась по рядам, едва веря в происходящее. Слишком обыденным - и потому чудовищным - оказывалось оно. Сознание двоилось точно во сне, непостижимо и дико похожем на явь. Желтовато-серое грязное небо, липкий снег в мутных сумерках, предпраздничная базарная суета - все почти настоящее... Но почему-то совсем не мерзли без перчаток руки и невидимая стена отделяла меня от прохожих.
...В подмосковном Ермолино умирала бабушка.
Мама уехала еще утром. Сразу же как только позвонила Люся, бабушкина сестра. Обманчиво спокойный голос: "Мариш, приезжай... Динуля, кажется, умирает. Проснулась, в окно посмотрела: "Ну вот и все" - говорит... И не ест".
И мама уехала.
А я осталась. Сидела с дочкой - ей, трехлетней, нечего делать рядом со смертью - и дожидалась мужа, который меня сменит. Его отпустили с работы только после обеда.
Потом поехала на рынок - покупать бабушке последние обновки...
На электричку в четыре тридцать семь я опоздала. И разминулась с братом - он уехал как раз на ней. Следующей пришлось ждать больше часа.
Дорога становилась все длинней: час на вокзале, еще час в поезде и почти сорок минут на автобусе... Если, конечно, успею на него. Не успею - еще час на остановке.
Сидеть в относительно теплом кассовом зале я не смогла, вышла на перрон. Бродила мимо ларьков, рассматривала книги и пирожки, а внутри будто что-то стучало, отмеряя оставшееся время...
Пакет оттягивал руки.
Когда на табло загорелось красным "8 путь - Тверь - 17:51", почти бегом бросилась к голове состава. Из первого вагона ближе к остановке - лишние секунды, если придется торопиться на автобус.
До отправления десять минут... Я спрятала нос в шарф, привалилась к раме окна и закрыла глаза. Не помню, дремала я или нет. Просто не хотела смотреть на мир. На тех, кто сядет рядом, кто будет проходить по вагону... Не хотела.
Я хотела успеть. И боялась успеть... Каждый раз, когда набирала мамин номер - у касс, на перроне или в электричке перед отправлением, надеялась и страшилась услышать: "Все..."
...Пять сестер. Пять...
Самая младшая, Элечка, умерла в семь лет. Дифтерия...
Средняя, Зара, которую все называли Ладой - больше пятнадцати лет назад. Рак груди и почти десять лет после операции.
Ритулю, четвертую, похоронили летом позапрошлого года. Излеченный - как говорили врачи - рак груди, год относительного здоровья и опухоль мозга, которая за три месяца свела в могилу.
И бабушка... Старшая. Рак желудка.
Люся, вторая дочь. Последняя из сестер.
Элеонора, Маргарита, Зара, Люция, Диана... И родители их, Иван да Марья. Имена крутились в памяти, почти не связанные с лицами. Мелькнула непрошеная мысль: а с отпеванием как?.. имя-то греческое. Хотя крестили бабушку, она говорила, именно этим именем.
...И снова - Диана, Люция, Зара, Маргарита, Элеонора...
Качается вагон, колеса сбиваются с ритма на перегонах. Рядом, за окном, несутся вдаль рельсы, то едва видные в скудном свете, то ярко взблескивающие под очередным фонарем.
Начался снегопад.
Жизнь вне времени. Секунды идут, идут, но проходят мимо. И нет будущего. Есть только сейчас - то сейчас, к которому ты пришел из прошлого. Сейчас - конец пути.
Когда подъехали к Подсолнечной, я снова позвонила. "...Да, уже на перроне. Если повезет с автобусом, буду минут через сорок. ...Да нет, не волнуйся. Как... там бабушка? ...С трех? А... ...Да. Ладно..."
Разговор на бегу. Обледенелая дорога к остановке запорошена снегом. Пришлось пойти медленнее... Я обязательно должна добраться. Рано или поздно.
Снег летел в глаза и оседал на ресницах, мешая разглядеть расписание. Автобуса не было. Холодные капли стекали по щекам. Я вытерла лицо и наконец разобрала - следующий будет только через сорок пять минут...
Плакать я не могла.
Почти семь вечера... У бабушки с трех часов агония. Она едва узнала маму. Андрея - уже нет. Да и маму потом не признавала больше... Только Люсю - она была с ней последние дни.
А я не успею даже увидеть...
Подошли еще несколько человек. Наверное, тоже с электрички... Ручки пакета врезались в пальцы, рука онемела. Я машинально поставила его на лавку и начала растирать замерзшие ладони.
- Никому до Кривцово, Колтышево не надо? Подвезти могу, - голос из темноты, с легким южным акцентом.
Кое-кто нерешительно заозирался... Мужчина еще постоял немного - темный силуэт в мутной пелене снега:
- Никто не поедет? Ну ладно... - и скрылся где-то за остановкой.
Внезапно я схватила пакет и поспешно спросила у кого-то:
- А не скажете, Колтышево - это после Ермолино?
Мне что-то пробормотали в ответ, но я не услышала - это было неважно. Все было неважно. Я поверила. Поверила в чудо. Поверила, несмотря на то, что никогда не ловила попутки на дорогах, никогда не брала такси в городе... Никогда не садилась в чужие машины.
Вслед за мной бросилась женщина:
- Вы поедете? Я бы тоже, но одной как-то боязно...
Я рассеянно кивнула ей, торопясь через дорогу:
- Простите!.. - Мужчина обернулся. - Простите, а вы через Ермолино поедете? Там пансионат еще...
- Да, конечно. Садитесь!
Мы забрались в машину: я - назад, а моя случайная попутчица - впереди.
...И мне стало страшно. Уверенность испарилась так же быстро, как и возникла. Я поглядывала в зеркало на водителя, пытаясь понять - довезет или нет. Чувствовала страх женщины - в резких, судорожных и нерешительных, жестах, в напряженном молчании, в отрывистости слов... Чтобы как-то успокоиться, я достала телефон и сделала вид, что набираю номер. Кажется, даже заговорила в молчащую трубку...
А мужчина между тем объяснял:
- ...своих встречать с электрички. Но они, видно, на автобусе уехали, меня не дождались. Вот и спросил на остановке. Холодно же, а мне все равно домой возвращаться - почему бы и не подвезти, если по пути?
Я постаралась улыбнуться:
- Да уж... Тут пока автобуса дождешься, замерзнуть можно.
...Женщина вышла в Кривцово, с явным облегчением попросив:
- Вот здесь остановите... Ага, на остановке. Сколько я должна?
От денег он отказался. А она, по-моему, даже не попрощалась.
Водитель опять заговорил. Что-то о поселке, о том, как распределялись участки, о пансионате... Я как могла поддерживала разговор, тревожно следя за дорогой. Хотелось побыстрее доехать.
Наконец показался знакомый поворот. К этому времени страх отпустил... Но когда машина остановилась у шлагбаума, я выбралась из салона с облегчением. Поездка заняла минут пятнадцать.
Никогда и никому я не была так благодарна. Я не знала, как передать ту признательность, которую испытывала, и отчаянно жалела, что невозможно поделиться чувством. Сказала только:
- Спасибо вам! Спасибо большое... - тепло улыбнулась: - С наступающим! - и захлопнула дверь.
И торопясь к дому по белой дороге, еще долго благословляла незнакомого человека, будто ниоткуда возникшего на пустынной площади, и то, что его толкнуло спросить у кучки замерзших людей на остановке - не надо ли кого подвезти. Как благословляю теперь...
Я успела.
Бабушка умерла вечером двадцать восьмого декабря в восемь часов и десять минут.
Автобус довез бы меня к пансионату только в четверть девятого...