Кононова Алина Владимировна. Двойное назначение

Двойное назначение

"Хуже нет тирана, чем мозг"

Луи-Фердинанд Селин

Я сидела, касаясь лопатками спинки стула, и вертела в руках упаковку канцелярских скрепок. На коробке было написано, что они никелированные, тридцатимиллиметровые и с неограниченным сроком годности.

Мне было интересно, почему производители не добавили: "Запрещено втыкать кому-либо в глаза".

Передо мной на парте лежали: три листа бумаги - чистых; три листа бумаги - заполненных ответами на билет; сам билет на листе формата А5; линейка, транспортир и циркуль. Ещё три ручки - синих, одна рабочая и две запасных. Ещё одна ручка - чёрная, для заметок. Линейки и циркуль параллельно друг другу длинными краями. Ручки параллельно листам, рабочая отдельно, запасные отдельно. Листы разложены на две стопки, в одной чистые, исписанные в другой.

На циркуле не было написано, что его нельзя втыкать кому-то в живот. На ручках тоже, хотя их легче бы было затолкать глубоко в ноздрю.

Я едва касалась лопатками спинки стула и старалась ни о чём не думать, но это не работало. Это никогда не работает. Попробуйте не думать о сиреневом жирафе, и вот он уже у вас перед глазами.

Мозг не воспринимает команды с частицей "не". Если бы к мозгу прилагалась инструкция, в ней бы это было написано.

Сиреневый. Жираф.

Поэтому я старалась хотя бы переключить мысли с исписанных экзаменационных листов на что-то приятное. Плитка шоколада, лежащая в моей сумке. Солнечные лучи через щели в жалюзи. Жёлтая резиновая уточка. Поток сознания, непрерывный поток сознания. Жёлтый цвет. Подсолнухи, жёлтая коробка скрепок в моих руках. Сто штук внутри. Мне хотелось вытащить их, пересчитать, разложить рядами по десять штук параллельно длинному краю стола. Лишние - выкинуть, недостающие - найти и дополнить.

Потом я вспомнила, что уже использовала часть скрепок в течение семестра, поэтому их точно не может быть ровное количество. Даже если пересыпать недостающие из другой коробки это будет неправильно. И мы получим две коробки, в каждой из которых будет неправильное количество неправильных скрепок.

Это было как изящное решение математической задачи, но результат оказался категорически неверным.

Я положила коробку на стол, длинным краем параллельно запасным ручкам.

Время, отведённое на экзамен, вот-вот должно было закончиться.

Когда преподаватель встал из-за стола в начале ряда, чтобы собрать работы, я позволила себе расслабиться, облокотившись на спинку стула.

****

Меня зовут Ева. Во всех тестах на логику я набираю более 90% правильных ответов.

Иногда получается 85%, но только в плохие дни. После этого я долго сижу перед экраном своего ноутбука и пропускаю через пальцы шнур зарядки, тянущийся к розетке.

На шнуре не написали, что его нельзя обмотать вокруг дверной ручки и затянуть узлом на своей шее.

Около розетки не было наклейки с предупреждением о том, что запрещено брать из набора для вязания две спицы и втыкать их в отверстия. К самим спицам не приложили инструкцию, в которой было бы написано, что их нельзя вонзить кому-то между рёбрами. Ещё в наборе были иглы и клубки ниток, достаточно прочные, чтобы...

Мне ничего не пришло в голову.

В любом случае, мой обычный результат - 90%. Значит, я стараюсь использовать свой мозг, насколько могу. Когда-нибудь я добьюсь и 100%. А может, и нет. Любой имеет право на ошибку.

Вечером я не проходила логические тесты, я просто думала о них. Это было единственной возможностью отвлечься от мыслей о предстоящем экзамене. Экзамен по металлическим конструкциям - то, что необходимо любому архитектору.

Я любила рассчитывать конструкции на прочность. Цифры и векторы, если обращаться с ними аккуратно, всегда складываются в изумительную логическую цепочку и дают верный результат. К задачам не нужно никаких дополнительных инструкций. Только к бумаге, на которой я их пишу. Но кроме задач был ещё целый конспект лекций за семестр. Написанный на тонкой белой бумаге плотностью не больше 65 грамм на квадратный метр. Теоремы, определения, выводы формул, условия, доказательства и дополнения. Мне нужно было всё это выучить. Я старалась, как могла, но некоторые части конспекта всё ещё ускользали из моего мозга.

Память - часть мозга, а сам мозг несовершенен. Это реализация того самого права на ошибку, и это тоже следовало указать в инструкции к мозгу.

Несмотря ни на какие препятствия, я не опускала рук.

Всё путалось в голове. Прочность материалов. Концентрации напряжений. Оси и направляющие. Разбегалось тонкими трещинами под поверхностью, незаметными снаружи, и разрушало изнутри. Меня клонило в сон. Параллельные строчки конспекта изгибались, рисунки карандашом HB, механическим, начали размываться.

Я заставила себя собраться с мыслями. Нужно было дочитать конспект и прочитать его заново, отметив те вопросы, которые я имела тенденцию забывать особенно. До экзамена оставалось - я сверилась с часами - 34 часа. Я была не готова. Мне нужна была эта запись в зачётке, от 90 до 100 баллов. Отлично. Чётко между чёрными линиями типографской краски, синей пастой, под двумя предыдущими "отл", которые я получила в этом семестре.

Только идеальная запись.

До консультации перед экзаменами оставалось 12 часов.

Я начала задрёмывать прямо в кресле. Рука соскользнула с подлокотника, позвоночник коснулся спинки. Маркер, фиолетовый, которым я делала пометки, выскользнул из пальцев.

Надо было поднять его, сесть ровно и положить маркер хотя бы параллельно лекциям, раз уж я не могла держать его. Надо было ещё поработать. Я была непродуктивна. Я была бесполезна. Какой специалист должен был из меня получиться, если я даже не могла заставить себя повторить материал перед экзаменом? Кому вообще нужен кто-то вроде меня?

Кажется, я снова вырубилась, потому что, открыв глаза, я почувствовала на щеках две подсыхающие дорожки. Правая рука задела стопку лекций, и листы лежали неровно. Маркер вообще валялся на полу.

Нужно было всё поправить.

****

Я сидела на первой парте среднего ряда. Всегда на первой, потому что с неё было лучше видно и слышно. Всегда посередине, потому что это было симметрично.

К тому же, я всегда сидела одна, поэтому могла поставить стул посередине - абсолютно симметрично. Ножки стула параллельно ножкам парты. Синяя ручка в правой ладони, запасная на столе, параллельно ежедневнику в фиолетовом переплёте.

За моей спиной шумела группа. Преподавателя ещё не было, и я не могла дождаться, когда он зайдёт в аудиторию. Я хотела уточнить у него несколько вопросов по билетам, спросить по поводу автоматов и вернуться к подготовке. Чего я не хотела, так это терять время. Вместо того чтобы ждать, я могла бы быть продуктивной и готовиться дома. Не здесь, нет. Меня отвлекали голоса.

Кто-то громко разговаривал по телефону, будто не понимая, что не стоит делать этого в общественном месте. Кто-то не менее громко переговаривался между собой. Смеялся. Почти кричал. Может, это были симптомы предэкзаменационной истерики? Я не решилась обернуться, чтобы проверить.

Пока они общались друг с другом, я молчала. Это было почти болезненно, слышать такую какофонию. Расстроенное пианино, сломанное радио, множество голосов, переплетающихся, глушащих друг друга. Как они только понимали, что говорят? Неужели нельзя было распутать этот узел и общаться спокойно, не перебивая, не тратя времени на лишние крики и слова. Могли ли они сделать так? Я не знала, потому что никто не пытался заговорить со мной.

Когда преподаватель зашёл в аудиторию, голоса наконец-то стихли, и я могла вздохнуть спокойно. Но всё оставшееся время консультации, я не могла сосредоточиться. В голову лезли абсолютно лишние мысли, и, конечно, я не могла не думать их. Не получалось убедить себя, что это бесполезно, и что если я хочу сдать экзамен, мне нужно взять себя в руки. Ничего не помогало. Совсем.

Мне так хотелось поговорить с кем-то.

****

Вернувшись домой, сначала я всегда иду в ванную.

Открываю дверь бедром, включаю кран запястьем и мою руки с сиреневым мылом. Потом умываю лицо. Снова руки, только мыло уже использую тёмно-фиолетовое. Это - домашнее, сиреневое для грязи с улицы.

Ни на одном из флаконов с мылом не написано, что его нельзя пить.

Потом я снимаю всю одежду и складываю её в корзину для грязного белья. Стопками - юбку отдельно, рубашку отдельно, бельё отдельно. Чулки и колготки после четырёх использований я выбрасываю. Плотные зимние колготки после десяти. Они слишком дорогие.

Я знаю, где продают самые дешёвые колготки в городе. У меня в шкафу лежит запас на полтора месяца.

Порошок для уличного белья стоит слева. На нём не написано, что нельзя засовывать в пластиковый пакет голову и дышать белым порошком. Или есть его, пригоршнями, марая белым лицо.

У меня в ванной нет зеркал, потому что я бываю там голая. Это мерзко.

Я включаю воду, сначала холодную, потом горячую, в соотношении где-то 6/9. Беру пробку, чтобы закрыть слив. И каждый раз, пока вода набирается, я думаю, что в инструкции к ванной стоило бы написать: нельзя топиться.

****

Я достала с полки жёлтую резиновую уточку.

Вода уже занимала 4/6 ванны. В ней я могла увидеть своё отражение, поэтому приходилось отводить глаза.

Забравшись в воду, я посадила рядом уточку. Она покачивалась на волнах, а её оранжевый клюв был весело вздёрнут.

К уточке не нужно никаких инструкций.

Я немного расслабилась. Вода была нужной температуры, она согревала меня. И моё тело было уже не такое грязное. Уточка смотрела на меня чёрными нарисованными глазами.

Уточка идеальна.

Я согнула ноги в коленях, поставив стопы параллельно друг другу. Убрала волосы назад и обняла колени. Уточка всё ещё смотрела на меня.

И я начала говорить.

Я не думала о словах, что срывались с моих губ. Это был не экзамен, не собеседование. Это просто мы с уточкой сидели и общались. Вода постепенно остывала, а я рассказывала уточке всё. Всё, что не могла сказать никому, не потому что это были странные или страшные вещи, а потому что, на самом деле, я не умею говорить. Не в смысле, что не могу открывать рот и издавать звуки, а в том, что не знаю, как. У меня нет инструкции по общению с людьми. У других её тоже нет, но им почему-то она не нужна. Они интуитивно понимают, как это делать, а я не могу. Я боюсь сделать что-то не так, сказать что-то не то, обидеть, показаться занудной, глупой или всё вместе.

Я солгала тогда на консультации. Дело было не в какофонии голосов, не в отвратительности и неаккуратности их разговоров, а в страхе. Я могла бы разобраться с общением, если бы только знала, как это сделать. Если бы не боялась.

- Это так страшно, - сказала я уточке.

Она молчала. Её точно нельзя было обидеть - она ведь резиновая. Идеальный собеседник.

Она выслушивала меня уже несколько лет. Примерно с того времени, когда мне стало хуже, когда я осознала, что всё делаю не так. Что я грязная, неловкая, неаккуратная. Я думала об этом и раньше, но не так много.

Может, в моём мозге сломался какой-то предохранитель?

И почему у меня нет инструкции, как его починить? И как заставить себя стать лучше, способнее, умнее. Такая инструкция мне бы пригодилась. Пока же мой мозг творит, что хочет, а я даже не знаю, как ему помешать. Я говорю об этом уточке, но она ничего не может мне посоветовать.

Вода остыла, и мне нужно было выбираться, пока не стало совсем некомфортно. Всё ещё избегая смотреть на своё отражение, я встала в ванной. Ноги на мягкий коврик, параллельно короткому краю. Вытереть тело большим лиловым полотенцем, а лицо специальным полотенцем поменьше, вытащить пробку, подхватить уточку, тщательно вымыть её под чистой водой в раковине и высушить.

Я оставила её в центре специальной полки, а сама, запахнув халат, вышла из комнаты.

Мне нужно было учиться.

****

До экзамена оставалось 6 часов. На моём столе лежали: конспект лекций, чашка чёрного байхового чая, повёрнутая ручкой перпендикулярно краю стола, и маркер для заметок.

Я вытащила три листа из конспекта и разложила перед собой. Три вопроса, в которых я боялась ошибиться больше всего. Первая категория сложности. Я перечитывала, повторяла снова и снова, но слова всё ещё путались в голове.

Я сделала глоток тёплого чая и опустила чашку на стол, снова развернув ручкой перпендикулярно краю. Было уже поздно, и мне бы стоило лечь спать, но я не могла. Я должна была быть уверена в себе, потому что мне нельзя не получить "отлично". Это был бы позор. Это бы значило, что я ленивая, глупая и неспособная, что я не могу даже заставить себя выучить материал.

Моему мозгу было плевать на это. Он медленно отключался, расслабляясь на низкочастотных волнах сна.

А я... я, как всегда, ничего не могла сделать.

****

Мне попадаются два вопроса из трёх самых сложных.

В билете два вопроса и задача. Сам билет - белая бумажка с подписью преподавателя, примерно 15 на 5 сантиметров. Края обрезаны неровно, подпись задевает условие задачи.

Я сжимаю в пальцах ручку и пытаюсь что-нибудь вспомнить.

Если бы я только знала, как.

Я не могу. Он говорит мне, что мне нельзя завалить, что я должна получить эту "отлично", но он не может достать из памяти шесть абзацев теории. На листе, который лежит передо мной, перпендикулярно длинному краю столешницы, ни строчки. Ручка в моей ладони становится мокрой от пота.

На ней не написано, что её нельзя воткнуть кому-нибудь в горло во время панической атаки.

Мозг всё ещё не работает, и я не знаю, что мне делать. Если бы у меня была хоть какая-то инструкция. Если бы я знала, как управлять им. Если бы он работал только по своему прямому предназначению, и хотя бы не нагонял на меня страх. Этот страх, от которого ладони покрываются мерзким слоем пота, который заставляет меня думать, что я не сдам и умру неудачницей, который постоянно указывает мне, что делать, который делает меня немой. Он порождён мозгом и поощряется мозгом, и ненавидим им. И мной тоже. Только в отличие от мозга, я ничего не могу с ним сделать.

До конца экзамена 28 минут.

Я прижимаю ручку к листу бумаги и начинаю писать.

КОНЕЦ

Комментарии: 2, последний от 17/07/2017. © Copyright Кононова Алина Владимировна (asleepaccomplice@outlook.com) Размещен: 16/07/2017, изменен: 17/07/2017. 15k. Статистика. Рассказ: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Я сидела, касаясь лопатками спинки стула, и вертела в руках упаковку канцелярских скрепок. На коробке было написано, что они никелированные, тридцатимиллиметровые и с неограниченным сроком годности. Мне было интересно, почему производители не добавили: "Запрещено втыкать кому-либо в глаза".

Кононова Алина Владимировна : другие произведения.

Двойное назначение