Теннисон Альфредъ :
другие произведения.
Гаретъ и Линетта
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оставить комментарий
© Copyright
Теннисон Альфредъ
(перевод: Никита Коновъ) (
syy1whsh@yandex.ru
)
Размещен: 09/03/2009, изменен: 09/03/2009. 92k.
Статистика.
Поэма
:
Переводы
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Гаретъ и Линетта
Последний рослый сын от брака Лота с Беллисент, превосходивший ростом
Всех прочих сыновей, Гарет, весною полноструйной
Смотрел на половодье. Тонкий ствол сосны
Подмытый у корней, упал в водоворот . "Как рухнул он", Гарет промолвил,
"Как недостойный рыцарь или злой король перед моим копьем -
Когда мне только суждено иметь копье - о водопад, лишенный чувств,
Сносящий все в своем бурленьи, - все же ты
Питаешься лишь снегом талым, но холодным, а во мне
Живая кровь; Его, Творца, ты исполняешь волю,
О том не зная, ну а я, владея знаньем, силой и умом
В палатах матушки моей влачу, колеблясь, послушание, как узник,
Под принуждением и стражей, да еще с насмешкой,
Ведь доброй матушке моей угодно все еще считать меня ребенком!
Мать добрая - мне злая мать! Была б не так добра,
Мне было б лучше; но я худшей не желаю. Небо
Пускай за это ей воздаст, меня же силой утомлять ей слух
Пусть наделит - мольбою неустанною, доколе не отпустит
Она меня из клетки воспарить орлиными кругами
В великому Светилу Славы, и кружить над всем, что недостойно,
И насмерть поражать за это, - рыцарем Артура,
Его творящим волю мiр очистить. Ведь, когда Гавейн
С Мордредом был здесь этим летом и просил меня сойтись с ним в поединке,
А в судьи мы, за неимением достойнейшего, выбрали Мордреда,
Я так его в седле ударил, что он сам сказал: "Наполовину
Ты одолел меня", да, он так сказал, хотя Мордред,
Кусая губы, был как рыба нем, ведь он всегда угрюм, - да мне то, что за дело?"
И к Беллисент пошел Гарет, и увиваясь
Вкруг кресла матери, спросил: "О матушка, хоть я для Вас еще ребенок,
Мать милая, ребенка своего Вы любите?" И разсмеялась
Она: "Гусенок дикий ты, раз спрашиваешь у меня об этом",
"Тогда", сказал Гарет, "коль любите Вы Ваше чадо,
Как мать-гусыня, и скорей не дикая, домашняя, разсказ
Послушайте ребенка" - "Да, сокровище мое,
Когда в нем будут только золотые яйца да гусыня".
И отвечал он, и глаза его горели: "Нет,
Нет, матушка, яйцо в моем разсказе
Из золота такой высокой пробы было,
Какого не снести вовек гусыне: то была Орлица.
Орлица царственных кровей, и высоко, едва доступно взору
Она его снесла - на пальме, с той похожей,
Что золотом в твоем блистает Часослове. Неотступно
Вкруг пальмы той ходил юнец, сложеньем крепок, только беден,
Он часто поднимал глаза на золотистый блеск и думал:
"Когда б я смог подняться на верхушку и забрать яйцо,
Я стаи королей тогда бы стал богаче". Но когда
Он руку положил на ствол, явился некто,
Его любивший с детства и схватив, остановил: "Не лезь
На дерево, не то сломаешь шею; заклинаю
Тебя моей любовью", и парнишка не полез на пальму
И шею не сломал, но, матушка, его разбилось сердце,
Томясь о том яйце, и он скончался".
На это отвечала мать:
"Неложная любовь, мой милый сын, сама отважилась взобраться
И принести ему сокровище златое".
И ей Гарет ответил, и глаза его горели:
"Златое? Я сказал "златое"? Ах, вот отчего он, иль она,
Иль кто попало, хоть бы каждый третий в мiре
Дерзнул бы - БУДЬ вещица эта только золотая - но она
Была из той же нерушимо верной стали, из которой
Клинок Экскалибур был выкован, и молнии над ней играли в бурю,
И птахи мелкие пород любых к ней мчались; из гнезда
Шли кличи, лязг метала, и сошел с ума тот отрок: отпусти меня".
И Беллисент над участью своею сокрушаясь, отвечала:
"И одиночества здесь моего тебе не жаль? Взгляни, вот Лот,
Отец твой, у камина, - как полено, все истлевшее к тому же;
Зане когда он Государю изменил и бился с ним
В Войне Вельмож, и получил назад свои владенья от Артура, годы
Его склонили долу, и теперь он здесь лежит, как неостывший труп,
Который и похоронить еще нельзя - и только; он не видит,
Не слышит, никого не узнает, не говорит ни слова; а оба брата
Твои - в Артуровых палатах, хоть и никого из них
Я не люблю с такою полнотою, как тебя, и ни один из них
Любви подобной не достоин; так останься. Птицу
Чарует алость ягод, а тебя, мое невинное дитя, - турниры, войны,
Тебя, не знавшего и боли в пальце, и не страдавшего ни разу
От вывиха иль перелома, - случаев нередких
На этих стычках, от которых глохнет мозг; и сердцу моему ужасны
Паденья на турнирах; оставайся: за оленем
Скачи среди высоких елей наших и над быстрыми ручьями,
Дух мужа укрепляя день за днем в себе; светла охоты радость,
А я найду меж тем приличную и милую невесту, чтоб украсить
Твою растущую судьбу и утешать мои лета, поверженныя ниц,
Доколе, впав в забвенье Лота, я уже не в силах буду узнавать
Тебя, себя и все на свете. Оставайся, лучший
Из сыновей моих! Ведь ты пока не столько зрелый муж, но мальчик!"
Гарет в ответ: "Когда для Вас еще я мальчик,
Послушайте о мальчике еще один разсказ. Жил некогда Король,
Подобный нашему. Наследником был принц; подросши,
Достигнув брачных лет, он у отца просил невесту; и Король
Пред ним двоих поставил. Одна была прекрасной, сильной,
С оружием в руках - однако же добиться только силой
Ее возможно было - и была она мужам желанна многим;
Вторая же ничем не отличалась добрым, и никто
Ее не пожелал. И Государь условие поставил: если принц
Добиться первой не сумеет силой, непременно должен будет он
Жениться на второй, которой не желал никто, невесте краснолицей,
Которая сама себя столь безобразной сознавала, что всегда стремилась
От взоров спрятаться и не глядеть в глаза мужам и женам -
Да, находились те, к кому она, однако, приставала, - и была виновницей их смерти.
И первую все называли Славой, а вторую, - О родная,
Как можешь ты меня на привязи удерживать - вторую звали Стыд.
Я взрослый муж, и должно мне творить деянья мужа.
Скакать оленьим следом? Следовать Христу и Государю,
Жить чистым, лжи не говорить, неправду исправлять, идти за Королем,
Иначе для чего еще родиться?"
И ему на это отвечала мать:
"Мой милый сын, но сколькие ему еще не верят,
Иль не поверят вовсе в то, что он - Король законный,
Хоть я всегда и знала сердцем: он - Король,
Бывая часто с ним в мои младые годы и слыша его царственныя речи,
И в нем я сомневалась так же мало, как и он в себе;
Я чувствовала - мой он, мой ближайший родич; все же,
Ужель ты жизнь нетрудную оставишь здесь, рискуя всем,
Чем ты владеешь, и самим здоровьем до последнего предела
За Короля, не признанного всеми? Оставайся,
Доколе не разсеется туман, скрывающий его рожденье,
Хотя б немного. Оставайся, милый сын.
И тотчас отвечал Гарет: "И часа не пробуду,
Когда ты дашь - а я пройду сквозь пламя,
О матушка, чтоб этого добиться - мне позволение уехать.
Не признан тот, кто прах отряс разрушенного Рима
С границ державы нашей, кто сломил хребет
Боготворившим идолов, народу дав свободу?"
И так, когда, в конце стараний долгих отвести
Гарета от намеренья, с которым вырос он, признала Королева,
Что воля сына неколеблемо едина, в ухищреньи
Она дала ответ: "Пройдешь ты через пламя? Чтож,
Идущий сквозь огонь едва ли дым заметит. Так иди,
Когда ты должен; но с одним лишь испытаньем:
И ты прежде просить не будешь у Артура рыцарского посвященья, -
Так я желаю от любви твоей и послушанья,
Как мать твоя"
Гарет в ответ воскликнул:
"Пускай оно тяжелым будет, иль их будет сотня
Но лишь скорей! Скорей скажите мне, какое это испытанье!"
Но медленно произнесла она, на сына глядя:
"Принц, ты поедешь ко двору Артура не в своей одежде,
Но как слуга наемный - разносить питье и яства,
С кухонной закопченной челядью и прочею прислугой
На пиршествах. И никому ты имя
Свое не назовешь. И так прослужишь ровно год и день".
Так мнилось Королеве, что, когда ея узнает сын,
Что к славе путь единственный лежит чрез чад и копоть
Кухонной службы, царственная гордость не позволит
Ея Гарету верному иди такой дорогой; и тогда
Он рядом с ней останется, надежно спрятан
За замковой стеной от звона ратной стали.
Гарет молчал недолго, а затем ответил:
"Раб телом может быть душей свободен,
И я турниры видеть буду. Я твой сын,
И матери своей - тебе - повиновением обязан. Оттого
Согласен я твою исполнить волю. И отныне
Я ко двору поеду не в своей одежде,
Но чтоб служить средь закопченной челяди кухонной
И имя никому не назову свое - да, даже Государю".
Гарет еще помедлил. Материнский взгляд
Исполненный тоски и страха пред его отъездом, неотступно
Его встречавший, как бы юноша не повернулся,
Решительность его намеренья смутил, пока в свой час
Он не очнулся от могучих звуков ветра,
Что с ревом тьму сметал за грань разсвета. И Гарет,
Встав, разбудил двух старых слуг, которым от рожденья
Он был доверен, и пока его не услыхала бдительная мать, пустился в путь.
Одеты были эти трое как пристало землепашцам,
И лица их на юг глядели. Птицы
Деревьев кроны, небо наполняли звуками мелодий.
Холмов сырые склоны зеленели, а живая зелень
Живыми искрами цветов горела, ибо миновала Пасха.
Когда ж стопы их утвердились на равнине,
Что разширялась к основаньям Камелота, вдалеке
Они увидели в серебряном тумане колесо луны,
Катящееся над высокой Королевскою горою,
Что между лесом и полями возвышалась. Иногда
Сверкала города великого вершина; иногда до половины шпили
И башни выступали из тумана; иногда сияли
Одни могучие ворота, открывавшиеся в поле
Под городом. И вдруг исчез весь город.
И бывшие с Гаретом изумились, и один из них воскликнул:
"Не надо нам идти туда, мой повелитель. Чародейский это город,
И Королями эльфов он построен". Вторил, словно эхо
Ему другой: "Мой господин, от мудреца слыхали
Мы у себя на Севере, что здешний Государь -
Не Государь совсем, подменыш из земель, где правит колдовство,
И что язычников он колдовскою одолел подмогой
И Мерлина нездешней тайной силой". Первый вновь
Сказал: "Мой принц, здесь никакого города нет и в помине,
Одно виденье лишь",
Им отвечал Гарет
Со смехом, что в крови его достанет тайной силы
От царственных корней и молодой надежды
Закинуть старца Мерлина в пучину моря Сарацинского, и так обоих
Он, нежеланья их не слушая, толкнул к воротам.
И не было вторых таких же врат под небом.
Зане босой ногой на камень замковый, что был изогнут,
Подобно непрестанно плещущей волне, ступала
Владычица Озерная, ея одежды
Струились, облегая тело точно воды,
Но ее руки сильные, красивые, раскинувшись крестом,
Парили под карнизом; и вода за каплей капля
Стекала с рук; и на одной ладони
Владычица держала меч, а на другой - кадило,
Хранившие следы ветров и бурь;
А на груди ее священный символ - рыба,
Была изображена; и тут же рядом
По обе стороны таинственные изваянья
Артура войны представляли, в них
Совсем недавнее сплеталось с древним,
Так прочно, будто Время не существовало,
Что голова кружилась у смотревших снизу.
На вершине стояли те три Королевы, что Артуру
В нужде по-дружески дарили помощь.
И бывшие с Гаретом, как застыв, смотрели
На изваяния так долго, что переплетенья
Ветвей, драконов и эмблем эльфийских
Пришли в движенье, бурно закружились; обратясь к Гарету
Вскричали слуги: "Принц, врата живые!"
И сам Гарет так долго взгляд не отрывал от изваяний,
Что и в его глазах оне пришли в движенье. Вдруг
Как гром, со стен раздалась музыка. Отскочили от ворот все трое,
Из города навстречу им длиннобородый старец
Явился, говоря: "Кто вы такие, чада?"
Гарет ему в ответ: "Мы землепашцы,
Оставив плуг на борозде, сюда пришли
Взглянуть на славу Государя нашего, но эти парни,
(Ваш город движется в тумане так чудно)
Все сомневаются, Король ли наш Король, иль может быть, пришлец
Из Колдовской страны; и не волшебною ли силой
Воздвигнуто все это Королевами и Королями эльфов;
И есть ли здесь на самом деле город, или
Все это - лишь видение; и музыка к тому же
Их напугала; так скажи им правду".
И отвечал Провидец старый, с ним шутя, и молвил:
"Я видел, чадо, как корабль изрядный плыл
Вверх килем, мачтой вниз, по небу, видел башни
Могучие, на воздухе, вверх основанием - вот это правда;
Но коль она тебе не нравится, сочти за правду
Все то, что ты мне говорил. Ведь в самом деле,
Как ты сказал, когда то Короли и Королевы эльфов