Гвинмарх проснулся от сильного шума ветра за окном. Чутье воина мгновенно одолело забытье, наведенное усталостью, вернуло в память все, бывшее накануне и подсказало, что пока он спал, уже, должно быть, миновал полдень. Окно, однако, заслоняла тьма, точно ярко-черный как уголь занавес, плавно трепетавший от бурных, но равномерных порывов, и тонкие зубчатые швы пробегали по этой черной поверхности однообразным рисунком. Приглядевшись к этому рисунку, юноша понял, что это маховыя перья, но невероятной величины: каждое из них было длиннее его руки от плеча до конца ногтя; а сам занавес был крылом, и не оно колыхалось от вихрей, а вихри вздымались от его взмахов.
Затем в окне показалась орлиная голова. Молочно-белая, не меньше головы теленка, с клювом, будто выкованным из булата, с алыми, полными живого огня глазами, которые смотрели на юного воина, как бы чего то ожидая от него. Булатная тяжесть клюва подсказала Гвинмарху, что делать. Он оделся в доспехи, подвесил на пояс меч и колчан, за спину - лук, на левую руку - круглый легкий щит и распахнул окно. Орел, следивший за ним с явным одобрением в глазах, отлетел в сторону и протянул к подоконнику огромное крыло, по которому Гвинмарх, как по упругому мосту перебрался к нему на спину. Когда он уселся, ухватившись за перья шеи, орел взмахнул крыльями и полетел к морю, в сторону Инис-Видрин.
Солнце и в самом деле только что миновало полдень, город, все быстрее и все дальше уходивший из-под крыльев орла, казалось, весь не сводил изумленных глаз с огромной птицы, отлетевшей от княжеского дворца со стражником Государя на спине; и странно было, что среди всего этого ошеломленного возбуждения дворец оставался безжизненно равнодушным, и даже княжеская стража словно была погружена в сон на своих постах. Гвинмарх видел это всего несколько мгновений, а потом так же быстро среди морской глади перед ним показалась белая пирамида, с каждой секундой все больше и больше заполнявшая окоем, заслоняя собою солнце и безоблачное небо. Черное отверстие в ея сверкающей белой грани сразу же даже не делалось в его глазах выше и шире, оно словно затягивало его и орла в непроницаемыя недра скалы. Кровь стучала в виски юноши так, что он боялся упасть и крепче сжимал орлиныя перья.
Но птица не донесла его к пещере, как из нея навстречу ему вылетел дракон. Весь покрытый чешуей бледно-гнилостного цвета, он не уступал размерами орлу, а размахом крыльев, точь-в-точь как у летучей мыши, даже, казалось, превосходил его. Голова его была всего лишь парою длинных челюстей, увенчанных костяным гребнем, под которыми провалами тускнели жутко безцветные глаза; и из этих челюстей вырывался густой черный дым, обжегший Гвинмарха жгучим смрадом. Однако орел, не обращая никакого внимания на этот смрад, поднялся над змеем и ударил его клювом по гребню. Змей рухнул вниз, на скалу и, приземлившись на нее на все четыре лапы, пружиной отлетел опять наверх, уже в тыл птице, пытаясь схватить ее зубами за хвост. Но орел увернулся, а Гвинмарх тем временем успел выхватить меч из ножен. Размахнувшись, он ударил дракона по шее и едва не вывихнул руку и не уронил меч, словно бы он бил по камню, а не по шкуре живого существа. Но дракон все-таки почувствовал удар и рванулся к нему, разинув пасть. Но орел в тот же самый миг резко, камнем, нырнул вниз, к карнизу на стене скалы, за которым открывалась пещера, и юноша отчетливо услышал в орлином клекоте слова на языке, не слышанном им с того дня, как он пересек границу Хрума.
- Эту тварь не одолеть твоим железом, разве что оно попадет ему в глаз или в глотку. Мои клюв и когти сильнее. Беги, спасай царевну.
И орел опустил левое крыло, по которому Гвинмарх соскользнул на карниз, и тотчасже взмыл вверх, целясь клювом в горло дракону. Юноша меж тем не поспешил в пещеру, но снял из за спины лук, стал наблюдать за схваткою крылатых исполинов, выцеливая глаза змея. Сделать это было тем более трудно оттого, что ничем живым они не выделялись на фоне его тела. Как бы быстро не кружился дракон в воздухе, то впиваясь когтями и зубами в крылья и грудь орла, то отскакивая, извиваясь от боли, то нанося своему врагу удары крылья и хвостом, то окутывая его облаками горячего смрада, в его глазах стояла все та же оловянная пустота, и не воспламеняли ее ни злоба, ни ненависть, ни радость от вида крови, текшей по орлиным перьям, ни даже боль от ударов клюва, когтей и крыльев, от которых лопалась его шкура и из трещин в ней сочилась грязно-зеленая слизь. И вдруг, обманным движеньем ускользнув от птицы, змей, разинув пасть, извергавшую клубы черного дыма, устремился на Гвинмарха. В эту открытую пасть и полетела ожидавшая своей минуты стрела и вонзилась в небо по самое оперенье. Дракон на миг застыл на весу, словно со всего размаха налетел на невидимую стену и рухнул, корчась, в прозрачную воду. Волны взметнулись бурлящею горою, накрыли место его падения, и он уже не показался на поверхности; а когда внезапный гнев моря улегся безследно и в светлом небе быстрый ветер разметал дым в тончайшия нити, которыя мгновенно растаяли на солнце, ничто вокруг, кроме ран орла, не напоминало о драконе.
Шум в городе и вести о том, что из безмолвного сонного дворца огромная птица унесла одного из стражников царевича побудили старейшину Броха самому явиться к князю. Его колесница с трудом проезжала по улицам, заполненным взволнованным людом; на полпути он столкнулся с разъездом княжеской стражи, начальник которого приветствовал его, не сходя с коня:
- Мы посланы за тобою от князя, славный Брох, сын Тару. Властители созывают срочный совет, на который позваны также все первыя лица Кесиг-Вор.
И в самом деле, перед княжеским домом одновременно с колесницей Броха остановилась колесница первого воеводы. Сам дворец, темно-красная гранитная башня в три этажа, все еще казался совершенно безмятежным на фоне бледного послеполуденного неба, но внутри царила буря возбуждения, неслышная за толстыми стенами. Отряд царевича в полной готовности был собран в большой караульной на первом этаже, ожидая только приказа, чтобы сорваться и лететь вслед за таинственною птицей. Здесь же Брох и Хурдд застали княжича Ллау, в боевом снаряжении, а через минуту к ним присоединился и Пенхвиад. Бледный от волнения княжич приветствовал их, и они вчетвером поднялись в зал совета на второй этаж.
Там были только Майларθ, Лламхидидд и Эвнисиен. Царевич, казалось, только что сошел с коня, точно и не спал вовсе, и таким же невозмутимым, как несколько часов назад, при встрече у ворот, оставался князь. Он и одет был в тот же самый малиновый плащ с капюшоном, до пят закрывавший всю его фигуру. Словом, нигде и ни в чем не замечалось того сонного оцепенения, погруженным в которое все еще виделся дворец снаружи. Когда с дозволения царевича правители города уселись за овальный стол из темно-зеленого мрамора, Эвнисиен кратко и четко объяснил, что привело царский отряд в Кесиг-Вор, а затем Ллау, как начальник княжеской стражи, разсказал об исчезновении Гвинмарха.
- Черная сила по-прежнему играет с нами, - горячо и горько произнес царевич, - сперва моя сестра, а потом Гвинмарх! Сначала нам отводили глаза разграблением Каэр-Селив, а теперь усыпили нас. В третий раз - мой черед ходить, черед моей мести!
- Дозволь мне вымолвить слово, Государь, - озабоченно поклонился ему Брох, - насколько я понял из услышанного, случилось то, чего мы все всегда опасались. Мы знали о таинственных существах, оставленных Дивным Родом на Стеклянном Острове, но все это время оне дремали и поражали лишь тех, кто попадал на Остров. Ныне, видимо, пришел срок им проснуться и выйти наружу.
- Да, - нахмурившись, сказал Пенхвиад, - долгие годы мы прожили рядом с колдовскими силами и ничего не знаем о них, потому что жили, отвернувшись от их логова. А те, кто пытался проникнуть в него, погибали по одиночке.
- Кто бы и что это ни было, - воскликнул Майларθ, - никому не позволено играть с Домом Кимри как со слепым щенком. Я сам спасу сестру и друга, как того требует мой долг!
- Прости, Государь, - возразил Лламхидидд, и голос его прозвучал словно тяжелый валун, с большой высоты сброшенный в море, - но мой долг, долг перед Государыней и перед всем народом Кимрайг, требует удержать тебя от этого.
- Тем более, - опять вставил быстрое слово Брох, - что, сдается мне, нечисть скоро сама нападет на нас. По-соседски, так сказать.
- Возможно, ты и прав, славный Брох, - ответил князь, - но с точностью нам это, как верно говорил наш флотоводец, неведомо. И сидеть и ждать этого мы тоже не можем. Поэтому сейчас мои стражники уже наблюдают за Инис-Видрин с крыши моего дома, а вам, славные Хурдд и Пенхвиад, я поручаю немедленно собрать большой отряд из двух частей. Первая часть уйдет вперед к Острову, окружит его и будет наблюдать за ним вблизи, постоянно посылая сведения второй части, в которой, родич, будут твои и мои воины, и которую мы поведем вместе. Я тоже из Дома Кимри, и мне тоже брошено оскорбление: я спал вместо того, чтобы защищать город моих отцов! Позволяешь ли ты военачальникам Кесиг-Вор исполнять мой приказ?
Лицо Майларθа из напряженного от гнева сделалось спокойным и уверенным:
- Я благодарю тебя, родич! Диврдви и Дом Кимри! И мы посмотрим, кто на нас! - почти пропел он, положив руку на рукоять меча.
- Диврдви и Дом Кимри! - гордо отозвались князь с сыном, Эвнисиен и братья, сыновья Аннибиннола.
- Ты же, славный Брох, - обратился Лламхидидд к ошеломленному старейшине, - помоги воеводе и собери как можно скорее городское ополчение для обороны города, а также все припасы, какие только могут потребоваться для ея несения, опять же как можно скорее, но без ненужной суматохи. Мою должность в мое отсутствие будет исполнять мой сын Ллау. Еще раз спрошу тебя, Государь, дозволяешь ли ты, чтобы народ Кесиг-Вор признал его князем, если я не вернусь?
Царевич кивнул, Лламхидидд хлопнул в ладони, и воин в белом плаще с малиною полосой внес в зал совета шест с серебряным дельфином.
- Да будет воля народа Кесиг-Вор едина с волей Дома Кимри, - произнес Майларθ ритуальную фразу и коснулся мечом плеча Ллау, вставшего пред ним на колено. Затем старик с сыном обменялись шейными гривнами, а потом заговорил Эвнисиен.
- Государи мои, дозвольте мне поделиться одним соображением.
Царевич еще раз кивнул, и начальник его телохранителей продолжил:
- Государи мои и славные господа Кесиг-Вор, в бытность мою в Арайле во время Совместной Войны, я слышал об огромной птице вроде той, что, как поведал нам светлый княжич, унесла Гвинмарха. Как говорят там, она охраняет род Хростама, первого из воинов Арайла и почитается в нем как у нас Диврдви. Они носят ея изображение на своем родовом знамени. Гвинмарх, по его словам, родился и вырос в Арайле, по моим заметам он наполовину арайлец. Государыня царевна также явилась к нам из Арайла. так что я думаю, эта птица нам не враг, а напротив, союзник.
- Твои слова умножают в нас надежду, славный Эвнисиен, - пылко сказал Ллау, - Да будут оне угодны Диврдви и теням Придайна, Кимри и Арайла!
Майларθ пристально поглядел в глаза своему главному телохранителю, словно тот натолкнул его на неожиданную мысль. В этот миг вновь отворилась дверь, и вошел княжеский телохранитель, возбужденный чем то неожиданным.
- Государь Майларθ, позволь сказать, - проговорил он, преодолевая волнение.
Гвинмарх, повесив лук обратно на спину, вошел в пещеру, но едва он это сделал, как створки ея с легким шелестом сошлись за ним, и он оказался в кромешной тьме. Он обернулся и пальцы его нащупали гладкую монолитную плиту без единой трещины. Но уже через пару минут глаза его начали видеть лучше в темноте и опять сняв лук и ощупывая им дорогу как тростью, Гвинмарх пошел вперед.
Судя по эхо гулко отзывавшемуся на его шаги, пещера была просторною и пустою. Гладкий каменный пол до его ногами все время слегка шел под уклон, а своды потолка терялись где то в высоте, откуда то и дело срывались ему навстречу безшумныя тени летучих мышей. Юноша шагал все время прямо, и постепенно эхо стало короче, потому что стены зала подступали к нему все ближе и ближе, образовывая коридор, который через несколько шагов съузившись до полутора локтей, вдруг окончился, и. пальцы протянутой руки ощутили неподдающийся холодный металл Ударами меча Гвинмарх высек искры из каменной стены и, подпалил оперение одной из стрел. Алый огонек высветил блестящую черную плиту, поднимавшуюся до самого свода, на высоту в три человеческих роста. Нигде на ней не было видно ни малейшего отверстия, и как он ни толкал ее плечом, она не поддавалась. Он повернул обратно и, выйдя из коридора, вдруг услышал легкие, чуть весомые крадущиеся шаги где то справа от себя Они то скользили, удаляясь от него, то замирали, то снова тихо-тихо, робко повторялись дважды или трижды и потом вновь останавливались, словно кто то неуверенно в темноте разучивал без музыки новый танец. И вслушиваясь в ритм этих звуков, то угасающих, то воскресающих вновь, он чувствовал, как сердце отзывается ему и на уста сама собою просится песня, на древнем языке, который он только что услышал во время битвы с драконом, - древняя песня, в которой перечисляются самыя первыя горы на Земле. Когда же песня от названий гор перешла к именам героев, бившихся за Славу Царей, совсем рядом ее подхватил еще один голос. Голос был девичий, низкий, грудной, будто не очень уверенный в себе. Спев одну строфу, голос спросил все на том же языке:
- Ко ахи? 'Кто ты?'
Юноша обратил стрелу-факел в ту сторону, откуда звучал голос, и увидел бледное лицо царевны с огромными глазами, очерченными густыми тенями.
- Арья ахми, Арьянам пуθро. Ат тувам? - ответил царский стражник, - 'Я - Арий, сын Ариев. А ты?'
- Мое имя Сребробедрая, но здесь меня чаще зовут Кошкою Спет. Как твое имя, Арий?
- Белый Конь, сын Быстрого Коня. Я пришел за тобой, дракон убит и твой дом ждет тебя.
- И я ждала тебя, светлый воин, - прошептала царевна, и ея горячая рука легла на ладонь Гвинмарха, и уста потянулись за руками и нашли друг друга и слились в долгом поцелуе. Пламя, родившееся от соприкосновения губ, быстрым потоком обожгло и омыло их сердца, истребляя в их глубине все, что еще оставалось в них от недоверия друг к другу.