Имя "Санграаль" образовано из "Сан", сокращение от Sanctus или Saint, "Святой", и "Грааль", кельтского слова, обозначающего чашу или сосуд. Все, что известно о происхождении и истории этой таинственной реликвии, будет передано в самой поэме. Что касаемо написания и звучания заглавия, равно как и имен рыцарей, то я предпочел кельтские источники иным. - Р.С.Х.
Хо! Ради Санграаля! Чаши, данной Небом и пропавшей!
Вместившей крови хин , как сердце Самого Христа!
Хо! Ради Санграаля!...
Как радостно сей клич
Мужей отчаянных на безоглядных скакунах
Звенел далеким эхом с дремлющей скалы
Суровой Дундагеля, нависающей над морем.
"Нечист! Нечист! На десять с пядию локтей
Держись исцеляющих касаний с человечьим родом:
Встань у ворот и в колокольчик прокаженного звони,
Но не протягивай руки к святыне, -
Нечистый, как Египет при отливе Нила!"
Так рек монах, муж сгорбленный и тощий;
Он на скале свое устроил ложе, возле буйного того потока,
Что ниспадает со скалы в Сэнт-Нектан-Кив
Один из лика тех, чья жизнь - в молитве.
Они поставили средь пустоши свои поставили жилища,
Иль возле моря мрачного, и там вели
Жизнь между ангелами, как во сне: и так
Развертывали свиток Книги, наполняя
Поля, о коих говорит Евангелист, тем размышленьем
Исконным, что хранит дыханье Рая.
Они поднялись в Поиск - верные мужи
Сидения опасного в кольце гранитном -
Они собрались на скалу, на рдеющий тот тор ,
Над бездной каменной, в которой прятался обожествленный бес,
Доколе не изгнал его Христос, Владыка крепкий.
Там встали рыцари, суровы, статны, высоки;
Тристан, и Персеваль, сэр Галахад,
И тот, печален, Ланселот сказанья:
О горе мне! Сей логан на холмах скалистых,
Столп среди бури, в бранном натиске спокоен,
Дрожит от легкого прикосновения руки
Его владычицы! Гляди! Вот следуют они, тот род,
Что на плечах своих выносит битву, мощного сложенья,
Но всеж изящны! Цельные мужи, тела которых
Изваяны по мере тайнодейственной Креста - их длани,
Когда расправлены, как перекладина, а тулово - то Древо,
На кое, дабы смерть принять, взошел Iсус -
Отсюда их преобладание на поле брани -
Ха! В одиночку может каждый прогонять полки, - один, совсем один!
Гляди! Сейчас они остановились; ибо среди них Король,
Артур, сын Утера и Ночи, на нем Пендрагон-шлем, увенчан гребнем,
Экскалибур на поясе в ножнáх,
Точивший зуб железный свой, войны желая!
Суров был взор его (нечасто улыбаются высокия натуры),
И силой тысячи владык в крови их бился пульс.
Единый взгляд! И замерли они. Рука взметнулась ввысь!
И око Короля давало им закон престолом света.
И голос прогремел повсюду в вересковой пустоши, подобно
Трубе Архангела, что призовет умерших,
Он рек - а на море меж тем гремел Тамар.
"Собратья по оружью! Сотоварищи по Круглому Столу!
Честные господа, друзья мои в кольце знамен,
Возвышенно доверье наше! Мы сошлись в сей день
Не под щитом, с шарфом - залогом рыцарственным, жажду
Желая утолить в глазах владычиц; не взойдем
Сегодня мы на славный наш престол, сметливого коня,
Чья печень гром родит, метать копье средь поля,
Стреле подобно: нет, но ради более святого дела, ради Поиска мощнее,
"Хо! Ради Санграаля, Чаши данной Небом и пропавшей!"
Известно вам, что в дни былые желтолицый жид,
Проклятый Ирод и судья земли пространной, римлянин Пилат -
Всем странам выносивший суд, когда
Суд в каждой был только был земле - повесил
Владыку нашего Iсуса на высоком древе мiра
На медленную смерть...
Ха, господа, когда б мы были там,
Они бы не посмели совершить столь низкое деянье ,
До мозга костного Экскалибур разсек бы их тела!
Он долго умирал, была любая боль Его величиною в мiр,
Доколе грубый сотник копием жестоким
Не поразил Его честное сердце: и через ребро
Отверстое не хлынул, ал, поток и ярость Неба не утишил!
Тогда явился господин Иосиф, знатный муж в Аримаθее,
С той Чашей грозной, Санграалем! Чашею Пасхальной
Трапезы в вечер Четверга Великого, тем самым
Сосудом, в коем верное Вино внимало Богу и послушно
Переложилось в Кровь. И преклонил колена
Иосиф, и собрал блаженныя за каплей каплю
Что падали печально из Ребра его Владыки,
Ту красную росу на дереве высоком жизни: о Господь!
Какия то сокровища! Как самоцветы, коим нет цены
В ларец невзрачный короля сокрыты - выкуп войску каждая из них!
Богатство это долго он берег: его душа
Стеною стала этой крепости, пред коей он склонялся, как пред храмом.
Он жил в Восточной Сирии: то Божия страна,
И нижняя ступень на лествице небесной - где
Как тени, в белое облачены, и вверх и вниз
Взмывали лики. Дом его был житницею, полной хлеба,
Вина и масла; истинная житница Господня!
И юноши, не узнаны никем, туда входили
И выходили, с дальней вечностью во взорах!
Все было непривычно-странно: Санграаль,
Как будто бы вися на некоей цепи эθирной,
На землю Небо низводил в Аримаθее.
Он прожил долгие века и был пророком,
Паломник ежечасно подпоясан,
Не выпуская посоха из рук, и на боку хранивший в свертке
Таинственное чудо пиршественной крови!
Однажды, в древности, он встал в отчизне нашей милой,
Служенье исполняя, - ибо то был знак! В земле
Его укоренился посох, ветви дал, процвел, как Ааронов жезл,
И из него святилище явилось с кельей; и поэтому остался
Он жить служителем сей Чаши в Авалоне!
Но долго так продлиться не могло, зане настали злые дни,
И объявились злые люди: мусор их греха
Здесь землю запятнал, и все святыни скрылись прочь.