Теннисонъ А. :
другие произведения.
Посл'днiй Турниръ
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оставить комментарий
© Copyright
Теннисонъ А.
(перевод: Коновъ Н.) (
syy1whsh@yandex.ru
)
Размещен: 04/12/2009, изменен: 04/12/2009. 49k.
Статистика.
Поэма
:
Переводы
Скачать
FB2
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Посл'днiй Турниръ
Шут Дагонет, которого Гавейн, быв в настроеньи,
Потешным сделал рыцарем у Круглого Стола Артура,
В высоком над желтеющею чащей Камелоте
Плясал перед палатою, как увядший лист, а из палаты
К нему навстречу, с арфою, с венца которой,
Качаясь в стороны, висело ожерелье из рубинов,
Тристрамова награда на турнире
Вчерашнем, шел Тристрам, со словом: "Отчего Вы этак скачете, сэр Шут?"
Зане Артур и Ланселот, скача однажды
В краю далеком, под стеной неровной скал, младенца плач
Услышали. Дуб полумертвый от корней,
Как будто бы сплетенье змей резных и черных,
Цеплялся за утес и возносился к небу,
С гнездом орлиным на ветвях; и ветер,
С дождем мешаясь, дерево хлестал насквозь; но даже
Сквозь ветер плач младенца слышался; и по утесу
И по стволу взобравшись, Ланселот взял из опасного гнезда
Грудную девочку, нетронутую хищным когтем или клювом,
И трижды шею ей рубиновое обвивало ожерелье;
И сжалившись, Артур ее забрал домой
И отдал Королеве в воспитанье; Королева
На руки белыя с холодною учтивостью ее взяла, но после
Ее любила нежно и назвала Пташечкой: и так
Забылась и забыла о своих заботах на мгновение, пока
Жизнь юная, перетерпев удары в небе
Смертельно-ледяного ветра, отошла; и ожерелье
Все время досаждало Гвиневере памятью печальной о младенце:
И Государю отдала она его, сказав: "Возьмите эти камни
Невинности умершей и наградой на турнире объявите, если Вам угодно".
На это Государь: "Да будет мир над Вашей
Орлом похищенной любезной Пташечкой, и почесть
Посмертная, по Вашей воле, но, о Государыня, я недоумеваю, отчего
Не носите Вы на руке, иль шее, или в поясе, те бриллианты,
Что поднял я из озера в ущелье, те, что Ланселот
Для Вас, сдается мне, стяжал победой на турнире".
"О если б Вы их обронили! И они", воскликнула она,
"Ушли б под воду навсегда, с их черною судьбой,
И злом, что я от них познала! - Вы глядите изумленно,
Не зная, что они исчезли тотчасже, как я их приняла -
С ладони соскользнув моей, когда я наклонилась над рекой, -
Когда та баржа бедное дитя несла; но удача розовее
Сопутствовать нам будет с этой роскошью рубинов, раз
Они пришли не с костяка братоубийцы,
Но с тела нежного грудной малышки. Может быть, -
Кто знает? - и из Ваших рыцарей чистейший
Стяжает их для самой чистой девы".
Она закончила, и возглас о большом турнире
Под трубный зов по всем путям помчался
От Камелота чрез поблеклыя поля
До самых отдаленных башен, и повсюду
Вооружались рыцари на славы день пред Государем.
Но в день ближайший перед этим звучным утром
Вошел в палату, еле на ногах держась, с лицом
В рубцах недавних от арапника, от уха
До уха, с перебитым носом, одноглазый, без одной руки,
С раздробленными пальцами, свисавшими с другой,
Крестьянин, и ему рек с возмущеньем Государь:
"Крестьянин мой, ты, за кого Христос взошел на крест,
Какой свирепый зверь когтями рвал твое лицо?
Иль человек то был, тот враг, что так в тебе небесный образ изувечил?"
И, брызгая слюной сквозь изгородь зубов
Раскрошенных, помощников ничтожных языку,
Пиливших воздух, а меж их остатками тупыми
Зияла тьма, крестьянин искалеченный сказал:
"Он взял их и угнал в свой замок-башню -
Иные говорят, что при твоем столе он бывший рыцарь, -
Сто славных тварей - Красный Рыцарь, он -
Свиней я пас, а Красный Рыцарь, Государь,
Вдруг на меня напал и их угнал в свой замок-башню;
Когда же к имени я твоему воззвал, к тому, кто справедливость
Творит среди дворян и средь крестьян, он изувечил
Меня, избив, и не убил за малым,
Лишь для того, чтоб передать посланье грубым словом:
"Скажи ты Королю и всем его лжецам, что я
Мой создал Круглый Стол на севере, и в чем бы ни клялись
Все рыцари его, мои клялись того не допустить - еще
Скажи, что полон шлюх мой замок - как и двор
Его, но всеж мои достойней, потому что держат слово
Быть лишь собой, и более никем, - еще скажи,
Что рыцари мои все блудодеи, как и все его,
Но искренней мои, затем, что держат слово
Быть лишь собой и более никем; скажи еще, что час его пришел,
Язычники напали на него, а длинное его копье
Уж сломано, и стал Экскалибур пучком соломы".
И обернулся к сенешалю Кею Государь:
"Возьми крестьянина и дай ему со тщанием уход,
Как за наследником престола, до тех пор, покуда раны
Его не исцелятся все. Язычники - та вечно бурная волна,
Что часто вспять бежала пеною пустой, годами
Лежала тихо - и отступники и воры,
Разбойники, остатки смуты, от которых,
Очистилась и исцелилась вся держава,
Друзья, чрез ваше мужество и верность, - ныне
Последней головой являются подобно Сатане
На севере. Мои младые рыцари, кого я посвятил недавно,
В ком цвет готов дать крепкие плоды златых деяний,
Со мною поспешим покончить с ними, и тогда
Дороги отдаленнейшия будут безопасны
От берега до берега. Но ты, сэр Ланселот, возсев
На мой престол заутра, разсуди турнир; зане
Зачем тебе мешаться в это, - для того лишь,
Чтоб Королеве нашей возвратить ея владенье? Слово
Свое скажи, мой Ланселот, ты все молчишь: так хорошо ли будет?"
И отвечал на это Ланселот: "Так будет хорошо.
Но все же лучше - если б Государь остался, предоставив
Вести мне рыцарей своих младых, а в прочем,
Зане так пожелал Король, так будет хорошо".
И встал Артур, и Ланселот последовал за ним,
И, стоя за дверьми, Король оборотился к Ланселоту, молвив:
"Итак, во благо это будет? Иль на мне вина
За то, что часто я - как тот, о ком написано: "Шумит в его ушах",
Нога, что спотыкается, когда велят идти, - ответный взгляд,
Который кажется лишь вполовину верен повеленью, -
Манеры, позабывшие слегка как будто о почтенье, -
Иль мне приснилось, будто поведенье наших рыцарей все меньше
И хуже говорит о мужестве? Или откуда страх
Того, что вся моя держава, что взвилась
Делами благородными того, кто благородные принес обеты,
Он безразличного смятения и дикого насилья,
Вновь может возвратиться к зверству и навек исчезнуть?"
Он рек, и взяв с собой всех юных рыцарей, по склону
По городу проехал и за вратами резко
Свернул на север. Королева, вышивавшая в своей высокой
Беседке гобелен, взгляд подняла и вслед
Владыке посмотрела своему, и, отчего сама не ведая, вздохнула.
И тут на память странный ей пришел стишок
От Мерлина пропавшего: "Где знающий сегодня?
От бездны к бездне плыть ему угодно".
Когда же утра для турнира, что всерьез
Иные, а иные ради смеха дали имя
Турнир Невинности Умершей, пробудилось
С порывами сырого ветра, Ланселот, чью голову больную
Всю ночь тревожили, кружась, пронзительно взывая,
Как птицы хищныя, Артуровы слова, поднялся
И вниз по улицам, обвешанным парчою белой, мимо
Фонтанов, бивших струями вина, где дети,
В нарядах белых, с золотыми кубками сидели, к полю
Турнирному пришел и там, шагая медленно, печально
Взошел на трон, что был двумя драконами украшен.
И бросив взгляд, он пышныя увидел галереи,
Дам и девиц, и все, из поклоненья Государыне своей,
Одеты были в белое, в знак почести к младенцу,
Греха не знавшему, иныя - в самоцветной розсыпи, как будто берег,
Под снегом девственным, с просеянными искрами огня.
Он только раз взглянул и тотчасже глаза прикрыл.
Труба внезапно прозвучала, как во сне
В слух полупробудившийся, за ней - глухой раскат
Осенней бури, и сраженья начались; и непрерывно ветер
Все дул, и ниспадали лист желтеющий, и сумрак,
И тусклый свет, и дождь, и сорванныя перья.
Вздыхая тяжело, как будто б он сидел перед огнем,
Что в очаге угас, тогда, как гости
Достойные уже подались прочь, сидел
Великий их судья, взирая в поле. Видел,
Он, как законы, что турниром управляют, нарушались,
Но и слова не промолвил; и в одной из схваток рыцарь
Был сбит с коня перед судейским троном и упал с проклятьем
Младенцу мертвому и прихоти Артуровой безумной;
И тотчасже треснули завязки шлема,
И словно червь в дыре прогрызенной, явилось
Мордреда узкое лицо; тут же Ланселот услышал,
Как голос, грохотавший вкруг барьеров, взмыл,
Подобно шторму в океане, привечая рыцаря, что только
На поле прибыл, ростом выше прочих,
В доспехах цвета зелени лесной, по коим сотня
Оленей крошечных серебряных была разсеяна, и ветка остролиста
Его венчала гребень шлема, ягоды роняя; на щите
Он нес копье и арфу, рядом с ними - горн; Тристрам -
По возвращении недавнем из Бретани,
Женившись на принцессе тамошней, Изольде Белой - сэр Тристрам
Лесной - знакомый Ланселоту, ведь порою
С трудом жестоким он выдерживал с Тристрамом поединок
И ныне это тяжким грузом на его лежало сердце,
И так ему хотелось сбросить этот груз, сойдясь с Тристрамом
Хотя б на смерть; могучия вцепились длани,
Драконам позолоченным ломая спины, а потом от гнева
Он застонал - столь многие из тех, кто нес на шлеме
Цвета своих владычиц, отступали пред Тристрамом, узы плена
Его надев, и так стояли, ухмыляясь и шутя, а Ланселот
Шептал при этом: "Малодушные задиры! О позор!
Какая вера в этих людях есть для тех, кого они клялись любить?
Наш Круглый Стол уже своей лишился славы".
И победил Тристрам, и Ланселот вручил ему рубин,
Сказав при этом только: "Победитель ты? Ужель
Ты самый чистый, брат? Смотри, рука,
Которой камни ты берешь, красна!", на что Тристрам,
Немного уязвленный настроением тоскливым Ланселота,
Ответил: "Да, но отчего швыряешь ты
Их мне, как будто кость изсохшую изголодавшемуся псу?
Пусть не будет это лишь фантазией твоей прекрасной Королевы. Сила сердца
И тела мощь, но паче - опыт и уменье,
Вот победители во времяпровожденье Государя нашего. Моя рука -
С копья, похоже, это капли, - не в моей крови, я чаю;
Но, рыцарей глава, Артурова десница в поле брани,
Великий брат, сей мiр был создан не тобою и не мной;
Будь счастлив же с твоей прекрасной Королевой, как и я с моей".
И перед галереями пустил коня Тристрам
Кругом, гарцуя; затем отдал положенный поклон
И рек, не обинуясь: "Милыя девицы! Каждая из вас
Для своего поклонника - единственная в свете Королева
Любви и Красоты, вот, ныне, в этот день моей
Нет Королевы Красоты средь вас". И большинство
Из них как будто онемело, кто то был разгневан, а одна
Шептала: "Вежество в конец погибло", и другая:
"Наш Круглый стол уже своей лишился славы".
Затем начался плотный дождь, поникли перья и плащи обвисли,
Обидчивые крики поднялись, и бледный день
Сошел во мрак усталый и сырой. Но вдруг одна особа,
Лицом темна, черна бровями, резко разсмеялась, прокричав:
"Хвалите за терпение святых! Наш белый день
Невинности окончен, хоть и за подол
Его тянули все ж. Да будет так. Лишь снегопад,
Процветший на исходе года, в силах сделать мiр
Таким неприступно-белым, как зимы теченье. Идемте ж -
Порадуем печальныя их очи - нашей Королевы
И Ланселота, на вечернем торжестве,
Соцветьем всевозможных ярких красок поля".
И дамы и девицы просияли на пиру
Разнообразной пестротой; зане сей повести сказитель
Их оценил, сказав, что как морозный час
На горы падает июльским снегом, и пурпурные склоны
Скрывает белизна, доколь часы тепла
Не возвращаются назад при перемене ветра, и цветы
Не расцветают вновь везде; так дамы и девицы
Простые белые наряды сбросили и пышно заблистали
Любыми красками: живой травой, гвоздикой, васильком,
Кувшинкой, маком средь застолья, и в таком веселье,
Превыше всякого обычая, что Королева, в полу-изумленье,
И в гневе на Тристрама и на утерявший свой закон турнир,
Нарушила их развлеченье и в свою беседку не спеша
Ушла, и скорбь в груди ея царила.
И Дагонет-малыш с разсветом утром,
Высоким, над теченьем осени желтеющей, плясал,
Как лист увядший, пред палатой. И когда Тристрам сказал: