Аннотация: Макс - основатель независимого интернет-журнала, специализирующегося на рассказах в жанре хоррор. Однажды к нему риходит письмо от якобы подростка, который рассказывают историю своей любви, внезапной смерти, и жизни после неё...
Макс проснулся на кухонной кушетке от раздирающегося диким криком (буквально - на гудке стояли вопли из слэшера) будильника. Потер глаза, дотянулся до смартфона, выключил сигнал, провёл рукой по заросшей короткой колючей щетиной щеке, глянул на часы - половина двенадцатого. Сегодня он уснул в четыре утра, проспал, выходит, семь с половиной часов. Многовато с учётом того, что номер не готов. Дело всё в том, что Макс пробовал себя в роли издателя онлайн-журнала страшилок. Работал он в тандеме со своей девушкой Яной, которая отвечала за отбор историй и иногда помогала в их редактуре. Это, собственно, и был весь штат их журнала. До того Макс работал в мелком местном издательстве, зарабатывал копейки и, с завистью наблюдая за тем, как кучка блогеров без какого-либо образования за один стрим зарабатывает больше, чем он за месяц, решил сам попробовать свои силы в сети. Несмотря на низкую зарплату, Максу удавалось откладывать кое-какую сумму ежемесячно. Именно на эти деньги он рассчитывал жить и раскручивать журнал, пока тот не начнёт приносить прибыль. Работу бросил, твёрдо решив, что даже если из его затеи ничего не выйдет, на старое место не возвращаться. Уж лучше грузчиком, там хотя бы не так обидно будет за потраченные на вуз и родную газету годы.
Сегмент ужасов выбрал не случайно, ему казалось, что в России здесь буквально непаханое поле: конкуренция низкая, а значит прибыли высокие. Вроде хорошая затея, да одного Макс не учёл: низкая конкуренция бывает не только по причине низкого предложения, но и по причине низкого спроса. А нет спроса - нет и прибылей.
Вот и сегодняшнее утро началось с повторения этой банальной мысли, после чего Макс сел на кушетку, потянулся, встал, направился к кухонному столику, на котором располагался компьютер, коснулся сенсорного экрана, дождался, пока откроется окно браузера на сайте его журнала. Кроваво-красные буквы на темно сером фоне вверху страницы гласили:
"Онлайн-журнал "тРУист". Только РУсский ИСТории!"
А чуть ниже мелкими белыми буквами: "Выходит каждый месяц. Подпишись на полгода уже сейчас всего за 1200 рублей!"
Макс зашёл на страничку админа, проверил число платных подписок - всё те же 8 человек. Это за четыре месяца работы и кругленькую сумму, потраченную на рекламу! Скорчив недовольную гримасу, он свернул браузер и залез в программу вёрстки, готовить новый номер, который нужно было выпустить сегодня-завтра. Одного рассказа пока не хватало. Яна обещала прислать варианты сегодня утром.
- Точно, Яна! - вспомнил Макс, вернулся к своему импровизированному лежбищу, взял валявшийся у одной из ножек кушетки смартфон, открыл мессенджер, отыскал диалог с Яной, клацнул по строке пальцем.
"Привет, Макс! Задержусь у родителей до конца недели. Извини! Я подобрала несколько рассказов и пришлю тебе остальные, но ты глянь этот. Как дочитаешь - позвони или отпишись, обсудить хочу кое-что".
- Давай посмотрим, - протянул Макс и клацнул по pdf-документу, который прислала Яна.
"Письмо в редакцию.
С Ариной я познакомился в шестом классе, когда она перевелась к нам в школу. Рослая, красивая, вежливая и аккуратная - она была полной моей противоположностью. Возможно, поэтому я влюбился в неё с первого взгляда. Но со временем моя привязанность стала гораздо глубже и переросла уже в настоящую, искреннюю и самую яркую в моей жизни подростковую любовь.
В первые дни учёбы мы по сути и не познакомились толком, она больше разговаривала с другими девчонками, моей решительности хватало только на то, чтобы робко с ней здороваться. А дальше стало понятно, что я не единственный, кто положил глаз на новенькую. К ней стали приставать и одноклассники, и ребята постарше. Мне стало ясно, что ничего с Ариной не светит, но загасить пламя чувств и унять свою подростковую фантазию я не мог.
Грезил о ней днём, представлял, как мы гуляем за ручку по парку, бродим по осеннему лесу, разбрасывая листья во все стороны, бросаем снежки зимой. А ночью... Чтобы не превращать это письмо в сборник подростковых эротических фантазий позвольте мне умолчать о ночных фантазиях. Одно скажу: образ этой девушки сделался для меня эталоном женственности, очарования и красоты.
По мере того, как я узнавал её лучше, страсть только возрастала. Арина не только отвергла ухаживания всех парней школы, но и продемонстрировала незаурядную принципиальность: она всегда одевалась строго, никаких коротких юбок и топиков (да-да, это были те времена, когда школьницы могли заявиться на уроки с вызывающим макияжем, голым пупком и в юбке выше колен), вообще не пользовалась косметикой, демонстрировала безразличие к поверхностным увлечениям других девушек её возраста.
Эти качества лишь усиливали моё восхищение Ариной, но понимая, что конкурировать с другими парнями, которые были гораздо выше и сильнее меня, нет никаких шансов, я решил попытаться привлечь её внимание по-другому, примерив на себя амплуа главного клоуна 6 "А". Громко отпускал глупые шуточки, намеренно поскальзывался на ровном месте, комично падал, кривлялся. Ну, в общем полный набор юмористических приёмов, доступных подростку в этом возрасте. Стоит ли говорить, что такое мое поведение действительно привлекло внимание Арины, но совсем не так, как мне того хотелось. Она просто перестала воспринимать меня, иногда даже не отвечала на дежурное "Привет", которое я произносил каждое утро при встрече с ней. Во взгляде, которым она время от времени меня окидывала, читались неприязнь и презрение. Поэтому потерял надежду не то, что влюбить Арину в себя, а даже просто с ней подружиться, поглядывал в её сторону с плохо скрываемой тоской и почти никак не контактировал.
Всё переменилось тогда, когда я меньше всего ждал. На литературе нам задали написать стихотворение на произвольную тему, а поэзия всегда была мне близка, я исписал общую тетрадь стихами собственного сочинения. Они были очень личные, поэтому я стеснялся читать их другим, но времени сочинить что-то новое и стоящее у меня не было. Поэтому я выбрал из тетрадки самый безобидный стих и с ним выступил в классе. Он был о любви к природе, я использовал как мне казалось небанальные рифмы. Одноклассники ожидаемо не обратили на моё творчество никакого внимания (хорошо хоть не высмеяли, чего я боялся), учительница поставила мне ожидаемую пятерку (литература была моим любимым предметом), а вот после урока произошло неожиданное - ко мне подошла Арина, похвалила мой стих и спросила, не сочинил ли я чего-то ещё. Думаю, вы представляете, как у меня заплетался язык в момент ответа, насколько красным сделалось моё лицо, и сколько раз отводил глаза то в одну, то в другую сторону от её прекрасного лица. Тем не менее сумел выдавить из себя, что стихов у меня много, но я стесняюсь их читать другим.
"Напрасно, - Арина слабо улыбнулась. - Если бы ты сделал для меня исключение, я бы с удовольствием их послушала. Ты прекрасно сочиняешь!"
Разумеется, я сделал для неё исключение. Мы договорились встретиться, я явился со своей тетрадкой, пригласил её в городской парк, где, бродя по занесённым листьями тропинкам между деревьев, впервые в жизни декларировал свои стихи вслух. Поначалу волновался, но когда Арина то и дело восторгалась моей поэзией, находила придуманные мной образы чудесными и меткими, я обрёл уверенность, читал их ровно так, как они звучали у меня в голове в момент написания - ярко, громко, с чувством и выражением. Так мы и подружились. Весь тот учебный год провели неразлучно, а на летних каникулах гуляли вместе буквально каждый день.
Наш первый поцелуй - неуклюжий, слюнявый, но такой долгожданный и желанный - я запомнил навсегда. Мы возвращались вечером домой через парк. Попали под теплый летний дождь, промокли насквозь. Мокрый асфальт отражал яркие разноцветные иллюминации, развешанные на фонарных столбах, мы словно бы брели по поверхности озера, озарённой вспышками фейерверков. Светло, красиво, волшебно и, казалось, всё это только для нас, ведь испугавшийся дождя народ разбежался, во всём парке не было ни души, лишь изредка попадались мрачные владельцы лавочек, закрывавшиеся на ночь и недовольные низкой выручкой за этот день.
Арина слабо улыбалась, её белое платье сделалось почти прозрачным, прилипло к её телу, подчеркивая изящные изгибы подростковой фигуры, позволяя разглядеть нижнее бельё. Волосы тоже намокли, растеклись по спине и плечам тёмно-жёлтым водопадом, прилипли к лицу, чем-то напоминая женские образы с прилизанной шевелюрой, которые рисовали художники эпохи Возрождения.
Надо ли говорить, что творилось у меня в душе, какие страсти там кипели, когда я смотрел на неё в этот по-настоящему особенный момент? За время нашего знакомства она ясно дала понять, что является девушкой строгих правил, я боялся, как бы излишний напор не напугал её, но сдержаться не мог. И когда мы добрались до поворота с широкой дороги на тротуарчик, ведущий к нашему району, я схватил Арину за запястье, слега потянул её к себе, прикоснулся второй рукой к её щеке и, привстав на цыпочки, коснулся своими губами её губ. Ожидал, что она жестко меня осадит, но вместо этого она наклонила голову, приоткрыла свой рот, поцеловала меня в ответ. Так мы стояли, пытаясь подстроиться друг под друга, подарить частичку счастья, которое испытывал каждый из нас - а я верю, что Арина тоже была счастлива в тот момент! Каким бы неумелым не получился наш первый поцелуй, но я не испытывал за него неловкость, крепко сжал ладонь моей девушки и, полюбовавшись её благодарной улыбкой, повёл домой.
- Я уж думала, ты никогда не решишься, - сказала мне Арина перед расставанием и снова поцеловала в губы.
Возвращаясь домой, я никак не мог поверить, что такая девушка действительно полюбила меня - низкорослого, неуверенного в себе. Иногда эти мои качества вытекали в конфликтные ситуации. Поскольку я был почти на голову ниже, когда мы ходили за ручку, нас часто принимали за брата с сестрой. И самые нахальные мальчишки подходили знакомиться с Ариной. Честно признаться, я не знал, как себя вести, особенно с учётом того, что они были старше меня на два-три года, и если бы дошло до драки, накостыляли бы мне. Но Арина всегда давала понять, что не хочет иметь с ними ничего общего. Она была из тех, кто презирал насилие, рушила стереотип о том, что девушки предпочитают плохих парней.
Тот незабываемый год, что мы провели вместе - сначала как друзья, а потом как пара - я не забуду никогда. А потом Арина сказала, что её родители опять переезжают, и ей придётся снова менять школу. Она обещала писать, сказала, что мы по-прежнему вместе и расстояние для нас не преграда, но верилось мне в это с трудом. Впрочем, свои мысли я не оглашал, помогал ей собирать вещи, а в день отъезда (на дворе стояло начало сентября) с утра стоял у калитки её дома.
Когда машина её родителей тронулась, я с тоской в глазах любовался Ариной, как мне тогда казалось, в последний раз. Её грустный взгляд, воздушный поцелуй, влажные глаза - вот что отложилось у меня в памяти. А потом машина тронулась, доехала до перекрестка, где в неё врезался какой-то лихач...
Тело Арины буквально вышвырнуло из салона, будто тряпичная кукла она отлетела на обочину и, измазанная придорожной пылью и кровью, застыла. После этого на улице стало как-то тихо, всё вокруг будто бы замерло, да и я сам застыл на месте, не зная, как себя вести. Осознание не пришло. Что-то внутри подтолкнуло сделать шаг по направлению к телу Арины, ещё один, третий, четвертый...
И вот я бегу! До перекрестка метров триста, но я миную расстояние очень быстро, гораздо быстрее, чем на уроках физкультуры. Приближаюсь к ней, вижу, что голова повернута под неестественным углом, глубоко в шею вошёл длинный осколок, из-под которого подтекает тёмно-алая, почти что чёрная кровь. Арина неподвижна, дёргаются лишь её губы. У меня в голове сразу возникает ассоциация с рыбой, которую выбросило на берег, вспоминаю, как я смеялся над прыгавшими у кромки озера пескарями, когда мы с семьёй ездили туда, и из-за этого начинаю тихонько посмеиваться. Только потом замечаю, что вокруг полно людей, все кричат, кто-то стучит в двери дома, спрашивает, есть ли у хозяев телефон, требует вызвать скорую. А я стою над телом Арины и смеюсь так, словно бы ничего страшного не произошло, она встанет, поправит переломанную шею, вынет из неё осколок и пойдёт со мной играть.
Дальше начинается какой-то однообразный период, окрашенный нечеловеческой скорбью, чувством утраты, стыдом за смех над телом только что погибшей девушки, которую я любил.
Воспоминания отрывочные. Помню себя на похоронах Арины, когда я подошёл к гробу и попытался положить в него свою тетрадь со стихами. На меня почему-то накричали, ударили по рукам и толкнули, тетрадку выхватили, порвали в клочья и выбросили на дорогу. Потом помню, как в школе какой-то подлец отпустил шуточку в адрес Арины. Я ухватил свой металлический пенал и со всего маху ударил его прямо в висок. Кровь брызнула, словно сок из переспевшей вишни, испачкала ребят вокруг, книжки, тетрадки, парты, стены и занавески. Мальчишка остался живой, а меня потащили в детскую школу милиции. Там направили к психиатру, в школу ходить запретили, перевели на домашнее обучение. Здесь впервые стало спокойнее. Оставаясь у себя в комнате, я мог создать иллюзию, что Арина жива. Сейчас она позвонит в двери квартиры и позовёт меня гулять, я напишу стих и первым делом прочитаю ей, выслушаю её мнения и замечания, мы возьмёмся за руки, пробежимся под дождём по парку, любуясь ночными фонарями, отражающимися в лужах, поцелуемся под кронами старых деревьев...
А потом Арина стала являться ко мне, будто живая. Поначалу думал, это сон, но это был не сон. Она шептала мне на ухо, что вернулась благодаря моей любви, моей тоске, моей боли. Я не отпускал её, и она пришла, потому что хотела быть со мной. Полнейший бред! Но каким же реальным он казался мне. Она пробиралась ко мне в спальню через открытое окно (а я жил на третьем этаже пятиэтажки), ложилась рядом, обнимала, прижималась, целовала. А я чувствовал привкус крови на губах, легкую боль и сильное возбуждение. Но потом Арина отрывалась от моих губ, становилась грустной, устремляла свой взгляд куда-то вдаль. Я спрашивал её, почему она не целует меня больше, неужели разлюбила?
- Он говорит, что ты умрёшь, - отвечала она в такие моменты, - если я продолжу ходить к тебе. Чтобы мы были вместе, ты должен взять меня в жёны! И твои родители должны этот брак одобрить!
- Мне же нет восемнадцати, как я могу жениться?!
- Это другой брак, достаточно лишь твоего слова. Спроси меня, согласна ли я выйти за тебя замуж, а когда я соглашусь, скажи, что берёшь меня в жёны!
Я повторил всё это.
- Теперь черёд за твоими родителями. Добейся от них согласия на наш брак. Достаточно, чтобы они сказали: "Да, мы примем Арину в невестки". И если скажут, мы с тобой навсегда будем вместе!
А потом я проснулся, и Арина пропала. И так повторялось из ночи в ночь.
Мама очень волновалась, что я не выхожу на улицу и плохо ем.
- Сынок, смотри, какой худой ты стал! Ну, нельзя же так себя изводить!
Я кивал, до поры до времени молчал, а однажды, когда вера в реальность моих встреч с Ариной стала незыблемой, я попросил маму сказать: "Да, я принимаю Арину в невестки". Она помрачнела и поначалу отказывалась это сделать, спрашивала, кто меня надоумил это попросить. А я не отставал, говорил, что если она и папа так скажут, мне станет легче. Уговорил.
И когда следующей ночью Арина пришла ко мне, она была ласкова, как никогда, и поцеловала так крепко, что я пришёл в себя только в больнице. Истощенный, слабый, с диагнозом малокровие. Мама тут же подбежала ко мне, стала зацеловывать, а я лишь слабо улыбался и, еле шевеля языком, обещал ей, что всё будет хорошо. И всё действительно стало хорошо, когда Арина снова пришла навестить меня в больницу, потому что на утро я умер, а с моей смертью ушла бесконечная тоска, которая делала мою жизнь невыносимой и бессмысленной.
Всё снова стало как во сне. Вот я в морге, патологоанатом копается внутри меня, достаёт мои органы, осматривает их, взвешивает, куда-то уносит и не возвращает. Зашивает меня, оставляя на животе и груди неаккуратны швы.
Вот я лежу в гробу во дворе своего дома, ко мне подходят родные и знакомые, друзья и одноклассники, некоторые тихонько плачут, что-то нашептывают. Мама раздирается, её вопли так громки, что мне хочется встать и утешить её. Но руки и ноги не слушают меня, они окоченели, холодны и неподвижны.
Вот гроб поднимают, несут в автобус, небрежно запихивают в салон, вокруг на сиденьях усаживаются ближайшие родственники, мама не отходит от моего тела, обливает своими слезами моё лицо. От этого становится щекотно, но я не могу пошевелиться и вытереть её слезы.
Вот, меня привезли на кладбище, мама последний раз взглянула на меня, истошно заревела, потеряла сознание, папа сам без сил, не сумел удержать её, они оба падают, сестра в ужасе, ей кажется, родители тоже умерли! Как я это вижу, если мои мертвые глаза закрыты? Сам не знаю, но вижу так же отчетливо, как видел при жизни.
Вот папе помогают подняться, маму приводят в чувства с помощью нашатыря, гроб заколачивают, становится темно и холодно. Моё тело потряхивает, чувствую, как клонит от одной стенки гроба к другой. Глухой звук удара - меня опустили в могилу. Слышу, что сыпется земля. Не знаю как, но догадываюсь, что она будет мне нужна, очень нужна. На крышку гроба падают комки - то бросают землю прибывшие проститься со мной. Ну что же, прощайте! Даже если захочу, я уже не смогу с вами увидеться. А спустя какое-то время на гроб обрушивается целый водопад из земли. Душно и сыро, но совсем не страшно, хоть я и ощущаю, как моё тело начинает разлагаться. Под землёй спокойно, а сейчас это главное. Здесь я хотя бы на мгновение могу забыть о том, что потерял Арину навсегда!
Вот, наступает полночь (уж не знаю, как я это понял) и со мной начинает происходить что-то странное. Тело распадается, я будто бы огромный комок червей, которые расползаются по гробу, ищут щелки, через которые они могут выползти. Этот процесс продолжается очень долго, но, наконец, червякам удаётся пробраться наружу, к земле, они глотают её, набираются сил, ползут на поверхность, копошатся. Я будто бы осенний утренний туман, который легко проскальзывает в щели гроба, увлажняет землю, медленно поднимается наверх. Я нигде и будто бы везде. Не знаю, сколько продолжается это чувство, оно чарующее, ни с чём несравнимое. Но всё подходит к концу. И в полночь я просыпаюсь, лежа на своей могиле, выплевываю изо рта землю, поднимаю голову, открываю глаза, озираюсь по сторонам и вижу Арину, которая сидит на соседней могиле и с улыбкой смотрит на меня. В ногах у неё канистра с водой, в руках полотенце и пакет с одеждой. Она помогает мне отмыться от земли, одеться, привыкнуть снова стоять на ногах и дышать воздухом.
Когда я немного пообвыкся, она протянула мне тряпку.
- Возьми землю со своей могилы, - учит Арина, - и никогда с ней не расставайся. Когда будешь спать, обязательно клади её себе под голову, иначе погибнешь уже навсегда.
Я делаю, как она говорит, и мы медленно покидаем кладбище, держась за руки. Я порываюсь вернуться к родителям, но Арина останавливает.
- Он разрешил мне обо всё рассказать тебе, не хочет пугать, - говорит она. - Нельзя никому рассказывать, они не поймут. Только мы можем понять друг друга, любимый, больше у нас нет никого.
- Кто он?
- Когда-нибудь узнаешь, - обещает Арина.
И я действительно узнал, услышав грозный тихий голос у себя в голове. Он произносил слова невыразительно, монотонно. Благодарил меня за то, что я так сильно тосковал по Арине. Говорил, Ему это понравилось, поэтому Он наградил не только Арину, разжегшую в моей душе отчаянную любовь, но и меня. А Он поступал так не часто.
Первое время я знал от Него только добро. Он помогал нам с Ариной устроиться по жизни. Оформить документы, получить жилье, найти работу Арине, которая хоть и умерла совсем молодой, но выглядела на семнадцать-восемнадцать лет, подобрать школу мне... Да, он оказал нам неоценимую помощь, потому что когда он вмешивался, люди не задавали лишних вопросов. Я осознал, что перестал расти, перестал стареть. И Арина тоже. Она не соврала - мы вечно будем вместе! Мне казалось, это просто дар от Него за нашу чистую невинную любовь.
Но однажды Он попросил об услуге. В благодарность за помощь. Я должен был убить мальчишку из своей школы, которого почти не знал. Мне нужно было познакомиться с ним, войти в доверие и время от времени пить его кровь. Поначалу я чувствовал нечто, похожее на угрызения совести. Ведь знал, что рано или поздно тот умрёт, как умер я. Но уже не восстанет из мертвых и не станет таким, как я. Однако помимо Его слов, пришла и жажда. Уж не знаю, Он наслал её или просто настало время, но я понял, что если не выпью кровь мальчишки, то рано или поздно нападу на кого-то ещё.
Поэтому я подчинился, начал выслеживать жертву и в процессе охоты обнаружил, что могу дурманить людей, внушать им доверие, заглушать чувство тревоги. Мальчишка сам ко мне подошёл, как муха сама подлетает к Венериной мухоловке. Сам пригласил меня к себе домой, сам познакомил с родителями, которые тут же решили, что я очень хороший мальчик. Мне оставалось лишь впиться зубами в его запястье, когда мы остались наедине в его комнате, и, закончив пить, убедиться, что на коже почти не осталось следов. Четыре крошечные точечки, которые не различить, если не приглядываться.
Я стал приходить к нему домой регулярно среди ночи. Просто звонил в дверь, мне открывал его отец, я говорил, что всё хорошо и просил ложиться спать. Наутро обо мне даже не вспоминали. Только сам мальчишка говорил, что во снах я прилетают к нему через окно. Также легко я проник в больницу, когда мальчишка уже умирал. Но там возникла накладка. Один из больных увидел меня, поднял шум. Ему на помощь не явились, дурман был слишком силён, но так я узнал, что некоторые люди устойчивы к моим чарам. После этого открытия я спокойно допил мальчишку и, оставив его бездыханное тело на койке, беспрепятственно покинул больницу под отчаянные вопли лежачего больного.
На похороны мы пошли вместе с Ариной. Я внимательно наблюдал за страданиями родителей и понял, что Ему это нравится, ради этого он и заставил меня так поступить, а мне их жалко. По-настоящему жалко. Я не какая-то бесчувственная тварь, не хладнокровный убийца. Сделанное мной чудовищно. Но был ли у меня выбор? А если был, то какой?
С тех пор прошло почти двадцать лет. Но эти вопросы продолжают волновать меня, как и прежде. На них нет простого ответа, поэтому я предпочитаю ими не задаваться.
Так мы с Ариной и живём. Мы никогда не ссоримся, любим друг друга так же сильно, как подростки (физиологически ими мы и остались), нас всегда принимают за брата и сестру. Но теперь, если к ней кто-то пристаёт, я знаю, что сумею постоять за свою возлюбленную. Явлюсь к обидчику в самую темную ночь года, заставлю открыть себе дверь и впустить в дом, а после выпью его кровь.
Да, так и живём: любим друг друга и время от времени убиваем людей.
P.S. Уважаемый редактор, или кто там у вас ответственен за подбор материалов для журнала. Хотелось бы обратиться лично к вам. Если это письмо не будет опубликовано в вашем следующем номере, я это запомню и, возможно, однажды мы встретимся. Вы ведь понимаете, что всё написанное правда? ;)"
Макс дочитал письмо, вышел из приложения для чтения, перешёл в мессенджер и написал Яне: "Нет ничего получше? Это какая-то мелодрама, тут от хоррора только постскриптум, да и тот адресован мне.". После отложил смартфон, взял сигареты, вышел на балкон покурить и поразмышлять о жизни.
На улице стояла безобразная погода: небо свинцовое, идёт мелкий противный дождь, прохожих почти нет. Удивительная гармония внешнего мира с миром внутренним. У Макса на душе также промозгло, зябко, серо и мерзко. Журнал никто покупать не хочет, хотя на рекламу потратил немалые деньги, Яна его начинание уже не поддерживает, будущее туманно...
Прокручивая всё это в голове, он заметил, что один из прохожих застыл на месте прямо под его балконом и никуда не идёт. Мальчишка, одетый не по погоде в легкую серую осеннюю курточку, когда на дворе около нуля. На вид лет 12, максимум 13. Стоит и пялится снизу вверх. Когда их взгляды пересеклись, подросток поднял руку и помахал ею, после чего пошёл своей дорогой. Макс смутился, задумался.
Спустя какое-то время запиликал смартфон, который отвлёк его от мыслей. Рассеяно глянув на догоревшую до фильтра сигарету, Макс небрежно стряхнул пепел в окно, бычок выбросил в мусорку, что стояла на балконе, подошёл к телефону, увидел сообщение от Яны, открыл диалог.
"Да, есть и другие. Меня просто постсриптум напряг, поэтому первым тебе этот рассказ и переслала. Знаешь, сколько сейчас сумасшедших? Может выпустим от греха подальше?"
Макс вспомнил мальчишку в красной курточке. Их разделяло слишком большое расстояние, чтобы можно было различить черты лица подростка, но сам факт его присутствия и вот этот вот жест рукой...
"Ладно, публикуем", - отписался Макс Яне.
- От греха подальше, - пробормотал он вслух.