Аннотация: Геннадий Желваков отправляется на поиски пропавшего человека на Урал, но по дороге, рассчитывая срезать путь, поворачивает на проселочную дорогу. Там он наталкивается на зловещую деревню, в которой ему придётся провести следующую ночь...
Пролог.
Скоро ему предстояло съехать с широкой автострады на узкую дорогу, перспектива этого была сопряжена с определёнными рисками - запросто можно попасть в тупик, сбиться с пути, нарисованный на карте мост может оказаться разрушен. Возможно, рациональнее было бы продолжать двигаться по автостраде, пускай ехать пришлось бы куда дольше, зато можно быть уверенным в том, что попадешь в пункт назначения. Но Геннадий Желваков торопился, да и любил он ездить через маленькие селения России, знакомиться с бытом людей, которые, казалось, до сих пор жили в середине девятнадцатого, в крайнем случае, начале двадцатого века. Было приятно любоваться природой, наслаждаться запахом некошеной травы, который проникал в салон автомобиля через открытое окно. В такие моменты утомительная поездка переставала тяготить, водитель забывал, что уже несколько часов крутит баранку, не распрямляя спину.
Историю, которая заставила Гену отправиться на Урал, можно назвать детективной. Началось все с его знакомства с интернетом. Поскольку на дворе был две тысячи второй год, и глобальной сетью в России пользовалось не так много людей, Желваков принялся всерьез изучать английский. Довольно быстро добившись существенного прогресса, он стал активным пользователем и общался как на отечественных, так и на зарубежных форумах. Где-то в июле две тысячи второго он случайно наткнулся на персональный сайт своей одноклассницы и школьной любви Саши Яковлевой. Кажется, она была первой, кто отверг его ухаживания, несмотря на то, что Гена пользовался популярностью и был душой компании. Обрати он свое внимание на любую другую девушку, та с радостью согласилась бы встречаться с ним. Отказ Саши задел его и он больше не пытался за ней ухаживать, хотя на уроках постоянно любовался неотразимой брюнеткой. Из информации на сайте следовало, что она перебралась в Аргентину, и оказывает услуги переводчика для бизнесменов. На сайте приводился и адрес ее электронной почты. Сам не зная почему, Гена решил написать ей. Саша ответила и вскоре между ними завязалась переписка.
Желваков был польщён тем, что Саша его не забыла. Но по мере продолжения общения Гена начал подозревать, что мотивы, заставившие девушку ответить на его сообщение, были исключительно прагматические. Её дядя, странный седой профессор фольклористики, который стал её опекуном после гибели родителей Саши, в начале лета вернулся в Россию по делам, вроде бы хотел повидаться с каким-то другом, после чего пропал. Куда Саша только не заявляла, к кому не обращалась - никто не сумел отыскать его. Видимо она поддерживала связь с кем-то из одноклассников, и они рассказали ей, что Желваков является кем-то вроде частного детектива. Это была правда - Гена не считал себя сыщиком, просто иногда люди к нему приходили с просьбой помочь найти пропавшего родственника или близкого человека. Он им помогал, взамен просил вознаграждение. Действовал он наверняка (тем более, что зачастую случаи были пустяковые), почти всегда добивался успеха. Но ситуация Саши был по-настоящему серьезной - она ведь обращалась не только в милицию, но и бросив всё, сама приезжала в Россию на неделю. Итог - сумела выяснить, что дядя перед визитом к другу поехал встречался со старыми знакомыми, но никуда ехать не собирался. Произойти могло что угодно, вплоть до стычки с пьяными ублюдками, зарезавшими Яковлева и выбросившими его труп где-то в лесу, вдали от людей. Желваков дорожил своей репутацией и не хотел браться за непосильное для него дело, но вспоминая милое личико Саши, решил, что хотя бы попытаться стоит, а рассказывать о его поисках в родном городе совсем необязательно. Помочь старой знакомой всегда приятно, а с учетом того, что Саша при деньгах, в случае удачи можно сорвать хороший куш.
Он довольно быстро собрал всю необходимую информацию о профессоре, его привычках, съездил в институт, где раньше работал Яковлев и расспросил его коллег, узнал, что тот вычитал о каких-то загадочных нападениях волка в одной деревушке где-то на Урале, выяснил название деревни. Вырисовывалась неутешительная картина - все характеризовали профессора как человека эксцентричного, врагов у него не было, зато искать неприятности на свою голову он сам был горазд: шлялся по пустырям, заброшенным зданиям, любил в одиночку бродить по лесу, регулярно посещал места совершения преступления. В общем, добровольно повергал себя опасности. Виктимность сашиного дяди просто зашкаливала.
А это означало, что вероятнее всего он стал жертвой несчастного случая. Поэтому милиция не слишком-то и усердствовала в поисках - если профессор заблудился где-то в окрестностях деревни, а потом забрел неизвестно куда и сломал себе шею, к примеру, свалившись с горы, то легче записать его в без вести пропавших, чем месяцами на пролёт искать труп по лесам, болотам, заброшкам. Тем не менее, чтобы быть окончательно в этом уверенным, Желваков решил съездить в ту деревеньку и разузнать у местных, приезжал ли к ним профессор. Недолго думая, он отправился в дорогу на своем стареньком "Форде".
Так он оказалось на этой развилке, которая, согласно дорожному атласу, должна была сэкономить ему добрых двенадцать часов. Но Гена не был уверен, стоило ли здесь поворачивать: согласно карте, впереди его ждала речка, через которую можно было перебраться по изображенному на схеме мосту. Но поскольку карта составлялась лет пятнадцать назад, никакого моста впереди могло не оказаться. В пользу этого предположения говорило и то, что состояние дорожного полотна оставляло желать лучшего - судя по всему ездили здесь очень редко. Помимо этого у Гены возникло предчувствие неминуемой беды. Он не верил в мистику, а потому, рассудив, что не случится ничего страшного, если он проедет лишние десять километров до моста и вернется назад, окажись тот разрушен, повернул. В очередной раз докажет самому себе, что за предчувствием стоит лишь иррациональный страх перед неизвестным.
...
Проехав километра четыре от поворота, на горизонте Гена увидел очертания небольшой деревни. Он точно не мог вспомнить момент, когда темные контуры домов, резко контрастирующие с беззаботно голубым небом, вырисовались, как выведенные мелом буквы на надгробии - четко и с пугающей внезапностью. Казалось, не было там никаких домов и - раз - целое поселение словно из-под земли вынырнуло. Даже судя по очертанию зданий можно было видеть, что за домами почти никто не следил - стены многих покосились, угрожающе кренились то на один, то на другой бок, грозя завалиться, утянув следом за собой хрупкие конструкции. Правда, отдельные постройки выделялись своей ухоженностью и, если уместно употребить это слово, нарядностью. На фоне завалюшек редкие свидетельства того, что деревня еще не всеми покинута, выделялись отчетливо. И было в этом что-то зловещее, непонятное, неправильное. На секунду Гене представилось, что завалюшки никакие не дома, а древние чудища, окружавшие опрятные сельские домики, монстры, желавшие разрушить жизнь людей, населявших эти места.
- Не сладко здесь жить, - произнёс Гена, чтобы разбавить тишину, которая начинала давить. Он отвел взгляд от деревни и снова сосредоточился на дороге. Это заставило его вздрогнуть во второй раз - по-над обочиной медленно пробирался молодой парень, ведущий небольшое стадо коз. Он возник так же внезапно, как и деревня на горизонте - Гена не уловил никакого движения боковым зрением, и осознал, что кто-то проходит рядом только когда посмотрел на дорогу. "Как в фильме ужасов, - пронеслось у Желвакова в голове, - когда главный герой или героиня поворачиваются и обнаруживают, что убийца стоит у них за спиной". Правда, в следующее мгновение напряжение спало. Парень приветливо улыбнулся, жестами предложил Гене остановиться. Увидев искреннюю улыбку молодого человека, Желваков сразу же расслабился - просто деревня и просто юноша, который помогает своим родным по хозяйству. Ничего страшного. Гена решил узнать, чего хочет парень и остановился. Пастух увидел, что автомобиль прижался к обочине, подбежал к двери.
- Дальше дороги нет - мост через речку рухнул, - сообщил парень.
- Ты в этом уверен? - Гена и сам подозревал, что может произойти нечто подобное, но рассчитывал на удачу.
- Уверен. Рухнул еще в начале лета, а делать его никто не хочет, тут не часто автомобили ездят. После того, как колхоз распался наша деревушка оказалась на краю света. Редко когда увидишь проезжающую машину.
- Вот оно как, - Гена не собирался поддерживать разговор, решил развернуться и уехать обратно, на автостраду, искать новый поворот для того, чтобы срезать угол. - Ну спасибо, что предупредил, - Желваков нажал было на педаль газа, но пастух склонился к нему, намереваясь что-то сказать. Гена решил его выслушать.
- А куда направляешься? Ехать-то далеко, вечереет уже, может, у нас в деревне переночуешь? - предложил парень. - Небось весь день в дороге.
Гена взглянул на часы - полшестого, скоро начнет темнеть. Действительно пора искать место, где переночевать. Однако, не забыв первое впечатление от деревни, а так же насторожившись из-за излишнего участия парня, Гена решил, что разумнее заночевать там, где есть газ и вода.
- Нет, спасибо, я думаю ехать всю ночь, - соврал он. Парень пожал плечами и отошел от машины.
- Мое дело предложить. Не пойми неправильно - скучно тут у нас. Из молодых только я да еще пара ребят, днем нас работать заставляют, то коз гонять, то за огородом ухаживать, толком и поговорить не с кем. Ну, бывай, - парень направился к козам, Гена развернул машину и уехал, оставляя пастуха и зловещую деревню позади.
...
-Черт! - Гена съехал на обочину. Пробитая шина противно пищала. Желваков выскочил из автомобиля и попытался оценить полученный урон. По сути, ничего серьезного - поставить запаску и укатить отсюда. Но прикинув, что ему предстоит сейчас делать, Гена понял, что устал за время поездки, ноги затекли, позвонки хрустели при повороте тела. Он посмотрел в сторону деревни, расположенной максимум в километре от места, где путь Желвакова был внезапно прерван. Часы показывали без двадцати шесть, но вечерело слишком быстро для последних летних деньков. Может часы отстают? Желваков недолго колебался. Парень был приветливым, хоть в первые мгновения эта приветливость скорее пугала, нежели располагала. Предложение его, скорее всего, остается в силе. Да и вряд ли среди брошенных домов не найдётся достаточно приличного для ночёвки. Гена закрыл все окна, и двери, включил сигнализацию и направился к деревне через поле пшеницы. Кажется, парень что-то говорил о колхозе или совхозе? Должно быть пшеничные поля - последнее напоминание о нём. Видно, что за порослями этой важной зерновой культуру никто не ухаживал - стебли обвивал плющ и прочие сорняки. Странно, что такую плодородную землю оставили без ухода. Гена не был профессионалом в аграрном деле, но прикидывал, что в былые времена колхозники собирали здесь неплохие урожаи. Во всем, конечно же, виновато беспросветно глупое правительство, думающее как бы побольше урвать из казны. Гена усмехнулся - рассуждает, как старый дед. Он ускорил шаг и вскоре добрался до деревни.
...
Вблизи деревня совершенно не пугала, скорее нагоняла на человека скуку и уныние. Казавшиеся зловещими полуразрушенные дома были заселены - почти возле каждого строения кружились, как правило, старички, но встречались и люди тридцати-сорока лет. Если старики восседали на ступеньках своих домиков или на лавочках, точили лясы, то молодые были чем-то заняты. Вроде бы все выглядело так, как и представлял себе Гена. Было только одно но - люди, казалось, не заканчивают свои дела, а только начинают работу, старики не готовятся спать, а разминают языки перед настоящим действом. Желваков не мог объяснить почему, но у него создалось впечатление, что люди только проснулись. Слишком уж бодрыми и свежими выглядели деревенские жители для тех, кто проработал весь день. Хотя, причина этого могла крыться в том, что деревенские спали днем. Желваков пожал плечами. Пора отбросить подозрения и искать место, где переночевать. Гена направился к ближайшему дому, возле которого сидел одинокий мужчина лет пятидесяти. Если бы Желвакову задали вопрос, почему он решил обратиться именно к этому человеку, Гена наверняка ответил бы, что дом мужчины располагался на отшибе, ближе всего к дороге. Но настоящей причиной было интуитивное чувство, внезапно возникшее у Гены и толкавшее его искать ночлег именно у этого человека.
- Извините, - обратился Гена к мужчине. - Моя машина сломалась - шина пробита, менять колесо не стал, вечереет уже, потому хотел спросить, где тут можно найти ночлег?
Мужчина, до этого безразлично глядевший куда-то вдаль, оживился. Безучастный взгляд сосредоточился на Гене. Он почему-то сделался бледным, губы его задрожали.
- Вы уверены, что не успеете поменять колесо до темноты? - мужчина многозначительно посмотрел на печальную луну, которая, казалось, увеличилась в размерах и была неестественно большой.
- Успеть-то успею, просто парень, он пастух, сказал, что я смогу найти здесь ночлег. Устал с дороги, а как колесо поменяю, так всё равно же нужно будет искать, где переночевать. Скажите хотя бы, где я могу найти этого парня, - пояснил Гена.
- Напрасно вы приняли его приглашение. Проходите, раз приехали, - мужчина уже не смотрел на Гену, который проворно направился к дверям его дома, он окидывал хищным взглядом своих сожителей. Те уже заметили Гену и перешептывались между собой. Желваков подошел к двери дома, мужчина открыл ему, не отводя взор от деревенских жителей. Тут Гену окликнул пастух, которого Желваков встретил на дороге.
- Эй, постой, может остановишься у нас! - крикнул он Гене. - Думаю, дядь Володе не так просто обслуживать гостя, а у меня с родителями всегда есть что поесть.
Гена замер на пороге, посмотрел на мужчину, тот сверлил взглядом пастуха, который подошел к забору и с легкой ухмылкой глядел то на Гену, то на селянина.
- Ничего, как-нибудь справлюсь, - парировал дядь Володя. - Вы проходите, молодой человек, у меня, конечно, дом хуже, чем у семьи Акиньшиных, но чем богаты, - он едва заметно улыбнулся Гене.
- Я не думаю, что стану обузой, - ответил Гена пастуху, - мне всего-то и надо найти ночлег.
Пастух огляделся по сторонам, как бы убеждаясь, что его вокруг никто не слышит и жестом стал подманивать Гену.
- На секунду тебя можно, объяснить одну вещь, - сказал пастух. Гена собрался было подойти, но грузная рука дядь Володи остановила его.
- Не надо, молодой человек, - тихо произнёс он. - Вы не понимаете, что здесь происходит. Этим людям нельзя верить, - искренность в голосе тронула Желвакова. Гена понял, что мужчина хочет уберечь его от роковой ошибки, поэтому подчинился.
- Я с дороги устал, мне не до разговоров, - ответил Гена.
- Не хотел ставить дядь Володю в неловкое положение, но, думаю, ты должен знать, что он у нас с придурью, - сказал пастух. - Упрашивать ночевать у нас не стану, но предупредить я должен. - Пастух с вызовом посмотрел на дядь Володю, одним взглядом спрашивая, чем тот будет крыть. Но дядь Володя ничего не ответил.
- Проходите, молодой человек, проходите, - мужчина чуть ли не затолкал Гену в дверь, вошёл следом, закрылся и замкнулся, привалился к косяку. Он вздохнул с облегчением, хотя губы начали дрожать. Учтивость, с которой он общался с Геной снаружи, растворилась. Дядь Володя серьёзно посмотрел на своего гостя.
- Черт принёс тебя на мою голову! - сквозь зубы сказал он. - Колесо не мог поменять и катиться отсюда?! Да и с чего взбрело поворачивать? Кто теперь по дорогам, подобным нашей, ездит! - он даже не пытался скрыть раздражение.
Слегка очумевший Гена попятился. Неужто дядь Володя и вправду сумасшедший? Надо отсюда выбираться.
- Знаете, я пожалуй переночую у этих, как их... Акиньшиных, - промямлил Гена, сделал шаг к двери. Дядь Володя мгновенно отреагировал, схватил его за руку, глаза безумца яростно блеснули.
- Никуда ты не пойдешь! - сказал мужчина. Гена понял, что попал в неприятную историю. Он заперт в доме с сумасшедшим. По всей видимости, опасным сумасшедшим. Желваков резко вырвал руку и отскочил от дядь Володи. Он не знал, что предпримет дальше, главное отойти подальше от психа, думать будем после. Гена прижался к стенке и замер напротив мужчины, оценивая обстановку. Тот всё ещё опирался на косяк и изучал носки своих ботинок. Так они стояли продолжительное время.
Глава 1. Дядя Володя.
Мужчина взглянул на своего гостя, вздохнул, снова опустил лицо, пальцами обеих рук принялся массировать виски. Гена понял, что ярость мужчины прошла, уступив место усталости. Очень похоже на психопатические припадки. Желваков никогда не встречался с психами, а если встречался, то не подозревал об этом, тем не менее, был уверен, что ведут они себя в точности как дядь Володя.
- Вы знаете, может, я правда пойду. Вы человек немолодой, зачем вам это нужно, со мной возиться? Выпустите меня, - последние слова были сказаны просительным тоном. Гена не знал как себя вести, потому решил обойти возникшее препятствие вежливостью и покорностью.
- Ты прости, что так повел себя, - дядя Володя распрямился, оттолкнувшись от дверного косяка. - Просто к нам давно никто не приезжал. А тут ты явился. И предположить боюсь, чем это может закончиться.
"Точно псих, - подумал Гена. - Сначала орёт, потом извиняться начинает".
- Ты проходи, не стой здесь. Пошли на кухню, я тебе всё объясню, - мужчина говорил спокойно, черты его лица разгладились. Что же заставило его так кричать всего несколько секунд назад? - Я пока ставни везде закрою.
- А зачем закрывать ставни? - насторожился Гена. А в мыслях пронеслось - "Закроет всё, а ночью меня укокошит".
- Понимаю, я тебя напугал, но это от нервов. Мне не сладко приходится. Люди, с которыми я живу, они... я не знаю, как это точнее выразить... Думаю ты понимаешь о чём я. Подумай, почему ты не принял приглашение Егора Акиньшина? Почему пошёл ко мне, когда была возможность выбора? По возрасту он тебе больше подходит, вам было бы о чём поговорить, а я что, почти старик, которого они считают ненормальным. Только вот всё наоборот. Норма, как известно, понятие относительное, и такие, как мы с тобой, ненормальными считаем их, - мужчина говорил убедительно. Гена помнил, что впервые увидев местных жителей, он испытал нечто вроде отторжения, нежелания иметь с ними никаких дел. Желваков не знал, почему возникло это чувство, может быть скрытый в глубине души инстинкт, оставшийся от обезьяноподобного прапрадеда, предупреждал его об опасности. Но перво-наперво он обратился к дяде Володе, а не к кому-нибудь ещё. И сначала спросил, можно ли переночевать у него, а только потом поинтересовался насчёт пастуха. Какая-то часть Гены, пусть и на бессознательном уровне, упорно сопротивлялась тому, чтобы он связывался с кем-то из местных жителей, за исключением дяди Володи.
- Кухня там, подожди, я скоро вернусь, - мужчина указал Гене куда идти, сам направился в противоположную сторону. Желваков решил довериться дяде Володе и направился на кухню, попутно разглядывая дом. Первое, что бросалось в глаза - отсутствие половиков. Видимо дядь Володю не волновала гигиена - по углам скопилась пыль, сам пол был не мыт, дерево прело, то там, то здесь половицы поскрипывали. Обои давно пожелтели, кое-где отстали, демонстрируя голые плохо заштукатуренные стены. Коридор, ведущий на кухню, был узким, даже Гене, не славившемуся ростом и шириной плеч, было неудобно, каково же дядь Володе, который был наголову выше Желвакова. Миновав его, Гена оказался на кухне - комнатке размером три на три метра. Из небогатого убранства выделялись газовая плитка (оказывается, в деревне все-таки был газ) столик, табуретка. Здесь стены были совсем голые, и покажи Гене фотографию этой комнаты, он бы наверняка сказал, что в ней никто не живет. На улицу выходило широкое окно. Гена решил выглянуть наружу, подошел к нему, а в следующее мгновение отпрянул. С улицы в кухню смотрели сразу несколько глаз. Среди наблюдателей был и Егор Акиньшин. Эти люди замерли и всматривались в пустоту дома дяди Володи, глазами выискивая неизвестно что. Теперь Желвакову стало по-настоящему страшно. Похоже, дядя Володя был прав, единственным нормальным человеком является он, все остальные жители деревни настоящие психи. Неудивительно, что он сорвался на Гену - поживи тут с недельку, когда в твои окна постоянно пялятся чьи-нибудь глаза, сам свихнешься.
- Уже дежурят? - дядя Володя нарушил тишину, вынырнув из коридора. Он подошёл к окну, захлопнул внутренние ставни, опустил запор. - Теперь можно быть спокойными, - произнёс он с явным облегчением. - Я всё боялся, что они надумают забрать тебя силой. Не решились.
- Как это, забрать силой? - выдавил из себя напуганный Гена.
- Вышибут дверь или окно, ворвутся в дом, меня изобьют, а тебя заберут к себе, - пояснил дядя Володя. - Один раз такое было. Лет семь назад. Девушка точно так же свернула там, где не стоило, они ей, как и тебе, колесо пробили, и давай звать к себе на ночёвку. Я попробовал им помешать, привёл сюда. Тогда они не на шутку разозлились, дверь вышибли, меня побили, а её забрали.
- Куда забрали? - Гена ошалевшими глазами смотрел на дядь Володю, слушая и не понимая сказанного.
- Ты не нервничай, садись, - дядя Володя выдвинул табуретку из-под стола, толкнул её к Желвакову. - Нам бы ночь продержаться. Как стемнеет, они начнут бесноваться. Видел, какая луна? Наверное, поэтому не решились нападать. У них праздник какой-то, или что-то в этом роде.
- Я ничего не могу понять. Вы хотите сказать, что моё колесо прокололось не случайно? В этом есть их вина? - Гена, наконец, понял, что попал в скверную историю. Чтобы обезопасить себя, надо во всём разобраться.
- А ты думал, случайность? Дай угадаю, как они заставили тебя возвращаться. Этот пастушок, Егорка Акиньшин, должно быть, сказал, что мост разрушен и тебе не проехать.
- Да, - подтвердил Гена. - А что, мост на самом деле целый?
- Нет, мост не целый. Его вообще нет, как и речки - давно пересохла. Ты ведь срезать собирался, угадал? Если ехать этой дорогой, действительно можно срезать угол. Не послушай ты пастуха, нормально добрался бы до выезда на автостраду. А так попал ко мне в гости. Но ты главное не бойся, нам бы ночь продержаться, утром всё будет хорошо. Утром они всегда успокаиваются.
- Вы толком можете объяснить, что здесь происходит? - спросил Гена.
- Толком? Я живу здесь двадцать лет и сам толком не разобрался, что здесь происходит. Они спят днём, на улицу выходят ближе к закату, ведут, в основном, ночной образ жизни. Когда полная луна, начинают бесноваться. В такие ночи я не могу уснуть - становится жутко страшно. Хочется бежать, спастись, бросить всё и уехать.
- Если тут такое творится, почему вы не заявите в милицию, почему не уедете? Должен же кто-то остановить их! - сказал Гена.
- Милиция? - дядя Володя усмехнулся. - Они не помогли двадцать лет назад, думаешь, помогут сейчас? Я тебе вот что скажу - чем меньше общественность знает об этом месте, тем лучше для всех нас. Возможно, у меня паранойя, но иногда кажется, что внешний мир помогает им. Сюда присылают таких, как ты, чтобы задобрить безумцев. Та девушка, не помню, как её звали, была, наверное, моложе тебя, они её не пощадили. Почему не забирают тебя - загадка, думаю, всё равно заберут, но поверь, я постараюсь тебя защитить, приложу все усилия, чтобы не позволить им этого сделать, - дядь Володя подошёл к газовой плитке, отодвинул её, пару раз стукнул по половице, оказалось, что та не прибита. Подняв половицу, дядь Володя извлёк из-под неё ружье внушительных размеров. - Если попробуют сунуться, я застрелю кого-нибудь из них. А ты должен будешь бежать, так быстро, как только можешь. Не к машине, а глубже в поля. Неподалеку от нашей деревни есть колхоз, спрячешься там. Они боятся этого места, - на лице дяди Володи появилась едва заметная ухмылка.
- Боятся? Почему?
- Когда я был молод, сумел их напугать. Если хочешь, расскажу всё по порядку. Дай только с мыслями собраться.
- Рассказывайте, конечно. Если вы будете молчать, боюсь, я сойду с ума.
- Наивный, ты уже безумен, оттого что слушаешь меня. Но только это безумие способно спасти тебе жизнь. Я схожу за водой, тебе принести? - спросил дядя Володя.
- Я не против выпить и чего-нибудь покрепче, - сказал Гена. Дядя Володя хитро подмигнул и выскочил из комнаты. Желваков остался один и стал прислушиваться к поскрипыванию дома. На улице было тихо, беснований, о которых говорил дядя Володя, не слышно. Может, они ещё не начались? А может, начнутся с того, что местные жители ворвутся к дяде Володе, схватят Гену и ... Он так и не узнал у дяди Володи, что стало с девушкой, которая проезжала здесь пять лет назад. Зачем безумцам, что просыпаются ночью, а ложатся спать утром, люди? Может они считают себя вампирами, пьют кровь своих жертв? Гена помнил, что читал о какой-то генетической болезни, которая могла послужить предвестником легенд о вампирах. Что-то происходило с гормонами человека, он становился бледным, солнечные лучи приносили ему вред. Всех симптомов болезни Гена не помнил, но одной боязни солнечного света ему хватило, чтобы объявить жителей этой деревни переносчиками этой генетической заразы - порфирии. Наверняка они похищают проезжающих, ночью убивают их и выпивают всю кровь несчастных. Эта же участь уготована и Желвакову. Если только дядя Володя, местный Ван Хельсинг, не сумеет с ними справиться.
Дядь Володя вернулся с ведром, в котором были насыпаны огурцы и помидоры, в одной руке и литровой бутылкой, наполненной мутноватой жидкостью, в другой.
- Самогон пьёшь? - спросил дядя Володя. - Прости, ничего другого предложить не могу. Я боюсь покидать свой дом, чтобы съездить в ближайший город за нормальной водкой, вот и приходится пить собственного приготовления. Тут ведь с трезвой головой пропадёшь. Уснуть можно только пьяным.
- А почему они вас не трогают? - спросил Гена.
- События двадцатилетней давности показали им, что я не такой простой человек, каким им хотелось бы меня видеть. Думаю, они боятся меня. И уважают, потому что я их не боюсь, - на лице дяди Володи возникло выражение остервенения. - Та девушка - единичный случай, до этого я спасал людей. Приходилось пускать ружье в ход, но тронуть моих гостей они не смели. А потом у меня схватило сердце, пришлось уехать в город, они залезли сюда, забрали ружье. Я вернулся из больницы, обнаружил, что весь мой дом перевёрнут вверх дном. А через шесть дней приехала эта девушка. И они её забрали, - губы дяди Володи снова стали дрожать, казалось, его бьёт озноб. Он достал из ведра две алюминиевые кружки, одну поставил Гене, вторую себе, налил в них мутноватую жидкость, опрокинул свою, закусил помидором, наугад вытащенным из ведра. Желваков последовал его примеру, но в качестве закуски предпочёл огурец. Самогон подействовал на дядю Володю успокаивающе. Он сморщился от жжения в горле (самогон в самом деле был крепким), а когда мимические мышцы расслабились, губы дяди Володи уже не дрожали. - Сейчас всё расскажу, только напьюсь хорошенько, - промямлил дядя Володя и налил себе ещё одну, добавил Желвакову, который до конца не совладал ещё с первой.
- А что они делают с похищенными людьми? - решился задать больше всего интересовавший его вопрос Гена. Дядь Володя осушил второй стакан, доел помидор и посмотрел пока ещё трезвыми глазами на Желвакова.
- Чёрт их знает. У меня есть определенные подозрения, но сказать с уверенностью не могу. Думаешь, как это, двадцать лет прожить среди них и не знать, чем они занимаются? Так ведь стараюсь не лезть в их дела, хочу сохранить свой рассудок до старости лет. Многим ведь моя помощь пригодится, не ты последний.
- А что будет, когда вы умрёте, кто станет им мешать потом?
- Потом... - дядя Володя налил себе третью кружку и осушил её. В этот раз от закуски отказался. Гена забеспокоился. Как бы у дяди Володи алкогольного отравления не случилось. Но мужик знал, что делал. Наверное.
- Ты пей, не стесняйся. Сейчас тут такое начнётся. Знаешь ведь, как на фронте в атаку шли. Сто грамм и вперёд, пули уже не пугают. Нам так же нужно. Залить глаза, чтобы не страшно было, - он схватил кружку Гены и поднёс её к губам Желвакова. - Даже если не пьющий, всё равно глотни, поверь, когда начнется спасибо скажешь.
Гена неохотно подчинился, сделал большой глоток, закусил огурцом.
- Вот молодец, - дядь Володя удовлетворенно хмыкнул.
- Вы так и не ответили на мой вопрос, - напомнил Гена, поборов горечь во рту. - Что будет, когда вы умрёте.
- Если честно, я надеюсь, что они тоже умрут. Заметил, сколько молодежи на улицах? Старики одни, только Егор Акиньшин, да две девчушки лет семнадцати, больше никого, они самые молодые. Я ведь здесь врачом работал. Женщины их бесплодны зачастую, из-за образа жизни. Не хватает витамину А, не хватает. Я их всех может и не переживу, но знаю, что сами скоро перемрут, как мухи. Потому что нет больше таких, как они, некуда им деваться.
- Вы работали врачом? - задал очередной вопрос Гена.
- Да, хороший из меня вышел бы врач, если б двадцать лет назад не согласился отправиться в колхоз. А может и не двадцать, может больше? - глаза дяди Володи затуманились, он хмелел. - Год-то сейчас какой? Я ведь ничего не знаю. Как зовут тебя, тоже не знаю, а имя собутыльника знать надо.
- Я Гена Желваков, на дворе август две тысячи второго.
- А я думал, двадцать лет прошло, - дядя Володя пьяно захихикал. - Друг Генка, я ведь в этой деревне двадцать седьмой год живу. И каков наглец, сам ведь не представился. Владимир Александрович, для тебя просто дядя Володя, - язык мужика уже заплетался, своё отчество он сумел произнести с трудом. Гена почувствовал, что и сам пьянеет, на душе стало немного спокойней, он отхлебнул ещё немного из кружки, закусил остатками своего огурца, вытащил из ведра помидор.
- Вы мне историю какую-то рассказать обещали. Сказали, что толком объясните про эту деревню и местных жителей, - напомнил Гена.
- Я за свои слова отвечаю, сказал расскажу, значит расскажу. Только давай сначала бутылку прикончим, - предложил дядя Володя.
- Вы погодите с бутылкой, она никуда не денется, у нас вся ночь впереди, а вы, уже простите за нескромность, хороший. Так что лучше начинайте, а пить будем потихоньку-полегоньку.
Дядя Володя замолчал, некоторое время обдумывая услышанное. Посмотрел на Гену, потом на плотно закрытые ставни.
- Я знаешь чего больше всего боюсь? - прошептал он, наклонившись поближе к Гене.
- Чего? - спросил Желваков, тоже почему-то шепотом.
- Что в один прекрасный день я нажму на спусковой крючок ружья, а оно не выстрелит, они догадаются, что я их боюсь и заберут меня. А потом сделают то же, что с остальными.
- Вы же не знаете, что они делают с остальными. Так ведь сказали.
- По порядку, всё по порядку. - Дядя Володя потянулся к своей кружке, но Гена остановил его руку.
- Не надо, дядь Володь, вы рассказывайте, выпьем попозже.
- Угу, угу, - дядя Володя принялся кивать, убрал руку, положил её на ружье. - Давно я всего этого не рассказывал. Но никогда не забывал. Веришь, что никогда не забывал? Скажи что веришь, иначе ничего не узнаешь! - пригрозил дядя Володя.
- Верю, конечно верю, - подтвердил Гена.
- Так вот, история эта началась в семьдесят пятом году. Я тогда окончил учёбу и по распределению попал в колхоз, сельским врачом работать. Конечно не то, о чем мечтает каждый, получивший медицинское образование, но с другой стороны, могло быть и хуже, - так дядя Володя начал своё повествование. Рассказ его был путанным, не всё Гена Желваков понял, но суть уловил, и от этого стало только хуже. И ему, и дяде Володе.
Глава 2. Новый врач.
Грузовик подпрыгивал всякий раз, когда проваливался в очередную дорожную яму. Пассажиры, устроившиеся в кузове, подскакивали, в полете ойкали и, бранясь, приземлялись на прежнее место. Владимир Фокин устроился в кабине водителя, на пассажирском сиденье, потому неровности дороги ему были не страшны. Молодой человек недавно окончил обучение и теперь направлялся на место работы. Ближайшие три года ему суждено было провести близ одного из бесчисленного множества колхозов, раскинувшихся в центральной полосе России. Он не был честолюбив или алчен, не стремился сделать карьеру, мечтал о спокойной и размеренной жизни. Работа в колхозе удовлетворяла этим непритязательным требованиям, потому он особо не возмущался, когда ребята, учившиеся хуже его, попадали в городские поликлиники и больницы, а его направили в это богом забытое место. Во всём следовало искать светлые стороны, Володя только тем и занимался. Сейчас он любовался лесом, который тянулся вдоль дороги, улыбался всякий раз, когда кто-то в кузове неуклюже падал и начинал ворчать, вдыхал сельский воздух, который можно было бы назвать чистым, если бы его не сдабривала дорожная пыль. Хорошо бы было закрыть окно, но на улице стояла жуткая жара, характерная для середины лета, потому приходилось дышать уличной грязью. Из двух зол - удушиться в закрытой кабине или задыхаться от пыли, лезущей в нос, рот и глаза - врач выбирал первое, но водитель, за время работы, видимо привык к дорожным ароматам, а вот жару переносить не научился. Поэтому оба окна грузовика были открыты. Водителем грузовика был сурового вида мужичок Андрей Гончаров, лет тридцати, небритый, вечно серьезный. Володя пару раз пытался завести с ним беседу, но Гончаров предпочитал молчать, всё свое внимание сосредоточив на дороге. Тем не менее, Фокин попыток не оставлял. Налюбовавшись видом из окна, он снова решил попытаться разговорить водителя. Как раз представился случай, со стороны Гончарова замелькали какие-то домики - должно быть деревня. Фокин решил расспросить Андрея о ней.
- Слушай, а что это за дома? - спросил Володя. - Там, в поле. Деревня какая?
- Деревня, - с явной неохотой ответил водитель.
- Она относится к моему участку или нет?
- А я почем знаю.
- Ну, далеко она от колхоза?
- Три километра.
- Значит, наверное, мне и туда наведываться придётся, - как бы между прочим заметил Фокин и уже повернулся к окну, как вдруг водитель проявил инициативу в разговоре.
- Как раз туда тебе ездить не придётся, мы с жителями этой деревни стараемся поддерживать как можно меньше контактов, - сказал водитель.
- Почему?
- А это тебе председатель колхоза расскажет, сам я толком объяснить не смогу, вот только точно знаю, что туда тебя не пустят, да и сам, если надумаешь, не ходи. Нехорошее это место, нехорошее, - протянул водитель, снова сосредоточившись на дороге. Володя ещё некоторое время смотрел на деревню, не понимая, что же в ней такого нехорошего, но счёл за лучшее прекратить расспросы и снова принялся разглядывать дорогу
Грузовик подходил к повороту, когда на обочине возникла фигура женщины и ребенка. Мальчик лежал на земле и был смертельно бледный, женщина склонилась над ним, не зная, что делать, во всех её движениях чувствовалась неуверенность. Она подняла голову и заметила грузовик, принялась махать руками, просить, чтобы водитель остановился, но Гончаров не останавливался.
- Стой! - Володя, возмущённый таким поведением водителя, толкнул его в плечо. - У них же что-то случилось!
- Не-а, они из той деревни, с ними никогда и ничего не случается, - равнодушно ответил водитель.
- Стой тебе говорю, у мальчика приступ! - Володя разозлился, потянулся к рулю. Гончаров устало вздохнул, нажал на тормоз, грузовик сбавил ход.
- Хочешь помочь им, прыгай, до колхоза дойдёшь по этой дороге, думаю, не заблудишься. А мне здесь останавливаться не велено, - сказал Андрей. Фокин понял, что спорить с ним бесполезно, ухватил небольшой чемоданчик, открыл дверь грузовика и выпрыгнул. Пассажиры в прицепе удивлённо на него смотрели, но Володе было не до этого, он побежал к женщине, прижимавшей ребенка к груди. Приближаясь к ней, Фокин успел сделать два вывода - то была вовсе не женщина, а совсем молодая девушка, можно сказать, девочка, и чём-то она напоминала сестрицу Аленушку с картины Васнецова, оплакивающую своего глупенького братца, который не послушал сестру и превратился в козлёночка.
- Что случилось? - спросил Фокин, подбежав к девушке и мальчику. Она оторвала заплаканные глаза от ребёнка, и ещё не до конца веря в то, что кто-то услышал её просьбу о помощи, посмотрела на Володю.
- Я думала, вы не остановитесь, - борясь со слезами, произнесла она.
- Что случилось? - повторил свой вопрос Фокин.
- Я возвращалась домой, мой брат, он убежал гулять, а мать запретила выходить на улицу, послала меня за ним. А он упал, упал и еле дышит, а может уже и не дышит, он, кажется, умирает, - попыталась объяснить девушка.
- Отойдите в сторону, я его осмотрю, - Володя аккуратно отстранил девушку, взял мальчика в свои руки. Первое, на что Фокин обратил внимание - холодные, прямо-таки ледяные пальцы. Он схватил запястье мальчика, попытался нащупать пульс. Сначала ничего, но потом Володя почувствовал слабые колебания - сердце билось. Значит, мальчик ещё жив, его можно спасти. Фокин аккуратно похлопал ребенка по щекам, пытаясь привести его в чувства. Получилось - глаза мальчика приоткрылись, он начал мотать головой из стороны в стороны.
- Он не эпилептик? - спросил Фокин. Девушка вопросительно посмотрела на Володю. - Падучей не страдает, припадков никогда не бывало?
- Нет, никаких припадков, - ответила девушка.
- Аня, скажи, что я больше не уйду, мне правда нельзя выходить днём, нельзя и всё тут, - заговорил мальчик.
- Давай, приходи в себя, - Володя положил мальчика на землю, полез в свою сумку за нашатырем, смочил вытащил пробку, поводил под носом у мальчика. Это окончательно привело его в чувства. Он широко раскрыл глаза, периодически хлопая ими, и уставился на доктора.
- А где Аня? - промямлил он. Испуганная сестра выхватила мальчика из рук доктора, прижала его к груди. - Надо идти домой, Аня, мама рассердится, что нас так долго нет, - похоже, мальчика нисколько не испугал припадок. - Хватит реветь, пошли отсюда.
- Да, ты прав, Антоша, нужно уходить, ты прав, - сестра вытерла слезы, поднялась с земли. Её брат, пошатываясь, всё-таки сумел подняться. Володя хотел помочь ему, но Антоша бросил на доктора враждебный взгляд, заставивший Фокина остановиться.
- Может вам помочь добраться домой? - спросил Володя.
- Нет, - сквозь зубы ответил Антоша. - Пошли Аня, нам нужно уходить, - бледность немного отступила, кровь прилила к лицу, и мальчик уверенно зашагал через поля к деревне. Сестра послушно поплелась за ним. Казалось, что роль старшего выполнял он, а не Аня.
- Когда доберётесь домой, приложите ему холодный компресс, возможно, это был тепловой удар, - крикнул им вслед Володя. Брат и сестра даже не обернулись. - А говорят, сельские приветливей городских, - усмехнулся Фокин. Теперь ему предстояло протопать пешком до колхоза по страшной жаре. Чувство выполненного долга частично компенсировало неудобства, связанные с пешей прогулкой в полдень, но неприятный осадок на душе остался. Да и поведение всех персонажей разыгравшейся драмы нельзя было назвать адекватным. Почему водитель не остановился, когда увидел девушку и мальчика, нуждавшихся в помощи? Почему так странно повёл себя, заставив Володю выходить из машины на ходу? Почему сказал, что с деревней лучше не связываться? А брат и сестра - так ли они просты и невинны, как кажутся? Допустим, девушка испугалась, брат редкостный невежа, родители не научили благодарить других за оказанную безвозмездную помощь, всякое ведь бывает. Но Володя до сих пор не мог забыть холод, исходивший от тела мальчика. Да и отношения мальчишки к Володе, будто бы тот был чужим, нежелание принять от Фокина какую-либо помочь, подчеркнутая отстраненность - откуда всё это у десятилетнего мальчика, кто привил ему эти качества? Фокин не долго размышлял над всеми этими вопросами, списав всё на жару - мозги плавились, вот и мерещится ему всякое. В закрытых коллективах всегда враждебно относятся к чужакам, вот и Фокину придётся пройти некоторый период адаптации, чтобы стать своим, потом и водитель Андрей Гончаров, и мальчик Антон, и его сестра Аня станут относиться к Володе нормально. А пока нужно смириться с существующим положением и набраться терпения.
Уныло переставляя ноги, Володя Фокин пошёл прямо по дороге к колхозу. Водитель не соврал, путь и правда не занял много времени.
...
Председатель колхоза Лев Николаевич Ященко довольно радушно принял Володю.
- Проходите, - предложил он, когда Володя заглянул к нему в кабинет. Широко улыбаясь, он продолжил, - Андрей Леонтьевич сказал, что долг заставил выйти и помочь двум жителям из хутора Лунного. Похвально. Кстати, я Ященко Лев Николаевич, председатель колхоза.
- Знаю, у вас на табличке написано, - робко улыбнувшись, ответил Володя. Лев Николаевич располагал к себе, но Фокин не знал, как с ним держаться, поэтому был немного растерян.
- Непорядок - люди узнают о тебе уже в коридоре, а ты о людях только в кабинете, - сказал Лев Николаевич. - Итак, Фокин Владимир Анатольевич, - зачитал он соответствующую графу в личном деле, которое держал в руках, - вы, как я понимаю, доктор, которого нам так давно обещали прислать?
- Совершенно верно, - подтвердил Володя. - Так официально ко мне обращаться не обязательно. По имени отчеству тебя начинают называть только когда что-то натворил.
- Или когда тебя уважают? - предположил Лев Николаевич.
- А может боятся? - рискнул сказать Володя. Сейчас и выяснится, так ли приветлив Лев Николаевич.
- А может и боятся, - председатель усмехнулся. - Это верно подмечено, но я, как лицо официальное, предпочитаю обращаться к сотрудникам по имени отчеству, если только мы с ними не близко знакомы. А с вами я почти не знаком, так что простите, но пока что вы для меня Владимир Анатольевич.
Володя пожал плечами - мол, как вам будет угодно.
- Так, вам сейчас нужно показать дом, где вы будете жить и кабинет, где работать. Составьте пока список всего необходимого, я проверю, есть это у нас или нет, постараюсь удовлетворить ваши потребности. Врачи народ не очень капризный?
- Врачи, как солдаты, что у них есть, тому они и рады, - продекламировал Володя, вызвав очередной смешок председателя. Похоже, Лев Николаевич любил посмеяться.
- Хорошая поговорка. Сами придумали?
- Да, ещё когда в институте учился.
- Понятно. Вы списочек составьте, а я пока отчет напишу. Потом вами займусь, объясню всё, как есть, а то дел навалилось, - Лев Николаевич чиркнул себя рукой по горлу.
- Да, конечно, я понимаю. Мне торопиться-то некуда, всё равно сегодня ничего не успею сделать. Дежурный осмотр думаю завтра провести, - ответил Володя и вышел из кабинета Льва Николаевича. Он как раз собирался заняться составлением списка, когда в коридоре появился водитель грузовика, на котором Фокин приехал и ещё какой-то здоровенный мужик. Заметив Володю, они подошли к нему. Оба молчали, с интересом разглядывали Фокина. Володя не выдержал первым.
- Вам что-то нужно? - спросил он.
- Цел остался, - с одобрением заметил здоровенный мужик.
- Ты к той девке с дитём правда подошёл? - спросил в свою очередь Гончаров.
- Конечно, у мальчика был тепловой удар, он нуждался в помощи. А что?
- Да ничего. Счастливчик ты, - ответил мужик, переглянулся с Гончаровым.
- Председатель у себя? - спросил Андрей.
- Да, но он вроде чем-то занят.
- Он тебя еще не проинструктировал по поводу деревни?
- А что, должны быть какие-то инструкции? - Володе надоела неопределенность, связанная с той деревней и её жителями. Что в ней такого особенного и на что намекали эти двое, беззастенчиво разглядывая Фокина? - Объясни.
- А что объяснять-то. Там же все чокнутые, - сказал мужик. - У нас от них одни беды. Вот и Андрюха говорит, как бы с доктором чего не случилось. Но, говорит, он мужик крепкий, в обиду себя не даст, пришёл на тебя поглядеть, не соврал Андрюха, хоть ты и худоват, не кормят вас в городе что ли?
- Чокнутые? - Володя пропустил мимо ушей тираду, последовавшую после упоминания о том, что в деревне душевнобольные.
- Ничего ты Егорка не понимаешь, - сказал Андрей мужику. - Никакие они не чокнутые. Просто у них религия такая особенная.
- Что же за религия такая - по ночам пляски плясать, да дурным голосом орать? - возразил Егорка. - Как есть безумцы. А на религию у нас найдётся управа.
- Да кому они нужны, управу на них находить? Об этой деревне и знать-то никто не знает, вряд ли на какие карты она нанесена. А уж о том, что там твориться и подавно никому неизвестно.
- Да скажите вы наконец, что не так с этой деревней! - Володе надоело выслушивать спор двух мужиков, он решил добиться разъяснений. В этот момент дверь председателя колхоза открылась, в проёме возник Лев Николаевич.
- А вы что тут делаете, бездельники? - напустился он на колхозников. - Почему не на поле?
- Так у нас перекур, - попытался оправдаться Егорка.
- Какой перекур, когда работы невпроворот! - Лев Николаевич, сантиметров на двадцать ниже Егорки в этот момент, казалось, вырос, а рослый мужичина съежился. - Дуйте оба на поле, разговоры вечером разговаривать будете!
Андрея и Егорку как ветром сдуло. Лев Николаевич ещё некоторое время сохранял строгое выражение лица, но когда заговорил с Володей, снова сделался веселым и добродушным.
- Экие бездельники лишь бы болтать, - сказал председатель.
- Они мне про деревню рассказывали. Объясните хоть вы, что с ней не так.
- Ох, не хотел я этой темы касаться в первый день. Давайте отложим на потом.
- Пожалуйста, объясните, что происходит? Водитель отказался останавливаться, когда мы увидели девушку и мальчика, лежавшего у неё на коленях без сознания. Я сказал, что им нужна помощь, он ответил " здесь останавливаться не положено и точка". Мне пришлось прыгать из кабины, чтобы помочь им. Теперь говорят, что в деревне умалишенные живут. Как это понимать?
- Понимать, как угодно, Владимир Анатольевич. Думаете, я больше вашего знаю про ту деревню? Колхоз наш здесь в тридцатые годы основали, а их деревня ещё до революции стояла. Уж не знаю, когда её основали, кто первым там поселился, да и не хочу знать. Мы в колхозе трудились, хотели и местных приобщить к делу, они сопротивляться не стали, но заявили - работаем мы только ночью и всё. Не получилось нам из них колхозников сделать, да и желания, если честно, не было. Странные они, если не сказать опасные. Днём спят, просыпаются под вечер. Кто их знает почему. Насколько я понимаю, они какой-то религиозный культ или что-то в этом роде. Не знаю, откуда их религия взялась, сам-то я не специалист. Не знаю, почему власть не обращает на них никакого внимания. Вообще, толком о них никому ничего неизвестно, хотя слухи ходят разные, в основе своей байки, вот только года два назад к нам ехал грузовик, вёз студентов на работы, случилась авария, водитель пошёл в деревню помощи просить - ему ведь никто про местных жителей ничего не рассказывал. Ушёл и не вернулся. Студенты ждали его, пришли в колхоз, рассказали всё по порядку, мы на поиски, в деревню пришли, а они ничего не рассказывают, говорят, никакого водителя не было. Может и правду говорили тогда. Может, мы понапрасну на них грешим, когда нет-нет, да пропадёт курица или козлёнок. Вот только водитель пропал, не нашли его. В области даже разыскивать его не стали, всем плевать было на беднягу. С тех пор я запрещаю останавливаться возле деревни. Сторонимся мы её, Владимир Анатольевич. И Егорка, какой бы здоровый не был, и Андрюшка. Потому что боимся их. В полнолуние они песни орать начинают, пляски безумные устраивают. Спать можно, слышно их беснования плохо, но звуки, которые до нас доносятся, слова песен, мотивы, всё это... Не знаю, как сказать, как выразить. Одним словом, нехорошее место эта деревня. Мы стараемся про неё не разговаривать и не вспоминать, вам советую поступать так же. Я, конечно, не могу запретить вам ходить туда или иметь контакты с жителями, но настоятельно рекомендую этого не делать. Вы понимаете? - голос Льва Николаевича звучал отстранённо, он не хотел продолжать этот разговор, улыбка, которая, казалось, не сползала с его лица, растаяла. Председатель не шутил и не издевался над Володей. Он предупреждал, хотел оградить Фокина от бед в будущем. И поскорее завершить этот неприятный разговор и не поднимать его в будущем.
- Но что значит - нехорошее место?
- Не знаю, все, что смог, я рассказал. Думаю, сами поймете, когда поживете здесь достаточное время, - Лев Николаевич помолчал. - Хватит об этом, - улыбка снова вернулась на его смуглое лицо. - Вы список составили, пойдемте, я покажу, где мы вас поселим. - Председатель перевёл тему, Володя не стал его за это упрекать, понимая, что больше ничего от него не добьётся. Но для себя решил разгадать тайну этой зловещей деревни.
Глава 3. Полная луна.
В первые дни работы Володя Фокин был слишком занят, чтобы вспоминать о разговоре с председателем колхоза. О таинственной деревне и неожиданной встрече на дороге с девушкой и ребёнком он и вовсе не думал. Ему предстояло провести проверку всех колхозников, сделать необходимые вакцины, составить картотеку и так далее. Володя полностью погрузился в работу, ложился около часа ночи, просыпался в шесть, тогда как остальные жители вставали на час раньше. Но как Фокин не старался, в работоспособности он уступал колхозникам. Да и выдерживать подобное физическое и умственное напряжение для него было в новинку, он понимал, что подбирается к пределу, достигнув который не сможет себя заставить продолжить работу. Такое с ним было только один раз в жизни - когда он готовился к поступлению в институт. Ежедневно проводил по двенадцать часов за книгами, голова раскалывалась, выспаться толком не удавалось, а он снова вставал и садился заниматься. В какой-то момент он перестал понимать буквы и слова, смысл предложений ускользал от него, он потерял счёт времени, стал плохо ориентироваться в доме, во время занятий проваливался в сон.
"Поднимайся, тряпка, сейчас нельзя себя жалеть, необходимо работать, школу окончил неважно, хочешь без образования остаться, дерьмо ты, а не человек!" - ругал себя Володя. Мысленно рисовал образ отца, который всегда ставил себя в пример сыну.
- Я окончил гимназию с отличием, поступил в институт и окончил с красным дипломом. А ты учишься на тройки, хочешь всю жизнь оставаться непутевым? - частенько говаривал он сыну. Володе было стыдно, он пытался учиться, но гуманитарные предметы ему абсолютно не давались, зато он любил биологию, потому и решил поступать на медицинский. И несмотря на то, что за неделю до начала вступительных экзаменов сломался, не смог заставить себя сесть за книгу и продолжить учить, поступил! Фоков понимал, что ему повезло - попались билеты, которые он успел вызубрить. Вот его отец получил диплом с отличием, был умным человеком, воевал на фронте, правда, недолго - из-за ранения его вернули в тыл. А Володя всегда был и оставался непутевым. Он не мог переступить личный предел, не мог и всё тут, всякий раз, когда достигал его, сдавался, признавал себя побежденным.
Вот и теперь Володя чувствовал, что ему необходим отдых иначе предел и всё, он просто вырубится на работе. Поэтому, после трех недель пребывания в колхозе, Володя решил попросить Льва Николаевича отправить его на денёк в город, якобы за медикаментами.
- А что, у нас нет нужного? Я думал, закупил всё необходимое перед твоим приездом, - несмотря на то, что в первую встречу председатель заверял Володю, что с новенькими предпочитает разговаривать на вы, тыкать Фокину стал уже через неделю после знакомства.
- Вы купили все необходимое, тем не менее, я считаю, что могут понадобиться и некоторые другие лекарства, всякое ведь бывает, тем более здесь.
- Что же, завтра Андрей поедет в город за новыми кинокартинами для клуба, езжай с ним, покупай всё, что нужно. Денег-то тебе сколько дать?
- Точно не знаю, дайте на всякий случай хотя бы сто рублей, если будет сдача я вам верну, чеки, самой собой, привезу для отчетности.
- Вот это правильно, отчетность я люблю во всём и требую от всех, - бросил Лев Николаевич.
На том они и порешили. Володя пошёл на поле, искать Андрея, чтобы узнать, когда тот уезжает. Сейчас все там работали, только молодого врача не трогали, позволив ему заниматься своими делами. Гончарова не пришлось долго искать - водитель не был трудоголиком и отдыхал в теньке на сеновале, прикрыв лицо кепкой.
- Андрей, здорово! - окликнул его Володя. Гончаров нехотя снял кепку с лица, посмотрел на Фокина.
- Привет, - небрежно бросил он. - Чего хотел?
- Лев Николаевич сказал, что завтра ты поедешь в город за плёнками. Я с тобой поеду, мне нужно купить кое-какие лекарства. Скажи во сколько выезжаешь, чтобы ты меня не ждал.
- Часа в четыре.
- Утра? - вставать в такую рань ради того, чтобы развеяться, не хотелось.
- Что ж я дурной. Вечера. В шестнадцать ноль-ноль, если тебе так понятней, - пояснил Андрей.
- А понятно. Ну, я тогда подойду к машине, подожди, если чуть задержусь, - сказал Володя и уже собирался уходить, но Гончаров остановил его.
- Не боишься ехать со мной? - спросил он.
- А должен? - Володя не понял намека.
- Завтра ведь полнолуние, - многозначно протянул Андрей.
- И что?
- Про соседскую деревню уже забыл? Они знаешь что в такие ночи вытворяют?
Володя неожиданно для себя осознал, что действительно совершенно забыл об инциденте, который произошёл, когда Фокин ехал сюда, хотя сначала врач заинтересовался деревней и странным поведением девушки и ее брата. Володя всё это время собирался наведаться туда и узнать, как себя чувствует мальчик, отчасти его обязывал врачебный долг, отчасти не давало покоя любопытство. Но каждый раз откладывал визит - появлялись всё новые и новые дела.
- Разжигают костер, рядятся в свои балахоны, устраивают пляски и такие песни поют, что кровь в жилах стынет, - продолжал говорить Андрей. - А после у нас тут люди пропадают, только про это т-с-с, - Андрей приложил палец к губам. - Наш председатель мужественно мирится со всеми неприятностями, которые доставляют нам наши дорогие соседи, - в голосе Гончарова слышался сарказм.
- Люди пропадают? Лев Николаевич ничего мне про это не рассказывал, - заметил Володя. - Упомянул только одного водителя.
- И неудивительно, Лев Николаевич старается про это никому не рассказывать. Он у нас личность законспирированная.
- Если и правда люди пропадают, почему в милицию не заявите?
- Заявляли, и не раз, только милиции почему-то наплевать, - сказал Андрей, хитро прищурившись. - Ну так как, не побоишься ехать? Возвращаться будем поздно, уже стемнеет.
- Не побоюсь, - Володя не очень-то поверил Гончарову. - Завтра в четыре буду возле машины, - сказав это, Фокин ушёл, оставив Андрея одного. Володя не соврал. Если сначала, он действительно немного боялся, то теперь, осмыслив все услышанное, понял, что легенды о страшных деревенских жителях могут оказаться просто сказками, которые родители рассказывают на ночь баловным детям, чтобы те легли спать. Может колхозники потешались над Володей, который, как им казалось, считает себя умнее всех? А может действительно верили в то, что говорили. И в том и в другом случае самым разумным для Фокина было молчать и не обращать внимания на глупые россказни.
На следующий день в четыре часа они с Андреем уехали в город. Когда возвращались назад, всю дорогу их сопровождала крупная красновато-жёлтая луна. Но ничего необычного Володя не заметил. Необычное начало твориться после того, как он покинул клуб.
...
Сельский клуб представлял собой небольшой деревянный домик, украшенный на древнерусский мотив. Первая ассоциация, которая возникла у Володи, когда он увидел здание - избушка на курьих ножках. Коричневые брёвна кое-где покрылись мхом, но это не портило его, придавало клубу солидности и делало его каким-то сказочным. Клуб находился на окраине села, стоял на небольшом пригорке, с которого открывался прекрасный вид на поля. В таких местах даже самый черствый становился поэтом и романтиком.
Заполнив пару страниц журнала, Володя решил наведаться в клуб. Фокину не хотелось работать на ночь глядя, а ложиться спать было рано. Скоротать время можно было за новым фильмом. Потому, аккуратно сложив бумаги на полку, он накинул на себя легкую рубашку, и отправился в клуб.
На небе уже показались первые звёзды, но было ещё душно, хотелось окатить себя ведром холодной воды. Тропинка, которая вела от дома, где поселили Фокина, в клуб, разветвлялась. Одно из разветвлений вело к колодцу, туда Володя и решил наведаться перед визитом в клуб. Минуты через четыре добрался до колодца, бросил ведро вниз.
- Володька, куда так вырядился? - к колодцу подошла Маша Долматова, молодая мамочка, которая часто заходила к Фокину и просила осмотреть своего грудного сына, Ванюшу. Мальчик был болезненный, приходилось следить за его здоровьем, однако давать ему таблетки Фокин не решался, обходился компрессами и народными средствами.
- В клуб решил сходить, а ты что, за водой пришла? Почему мужа не попросила?
- Да не вернулся он ещё с поля, я уже немного волноваться начинаю, может что случилось, - сказала Маша. Фокин не без содрогания вспомнил слова Андрея о том, что в полнолуние пропадают люди. Володя посмотрел на небо. Крупная, как яблоко, луна лениво перекатывалась над горизонтом.
- Сколько он там работать собирается?
- Эх, всё-таки сразу видно, что ты городской, к труду не приученный. У нас тут и за полночь работу заканчивают, а когда уборка идёт, круглые сутки работают, - сказала Маша. Володя тем временем вытащил ведро и побрызгал водой себе на лицо и грудь.
- Тогда давай помогу, - предложил Володя. - Сделаю небольшой крюк.
- Спасибо, - Маша передала ему коромысло и два ведра, Фокин наполнил их, после чего молодые люди направились к её дому. Разговор на отвлеченные темы не клеился и Володя решил узнать, что Маше известно про соседнюю деревню, жители которой почему-то не работали в колхозе.
- Слушай, Маш, а что ты знаешь про эту деревню, не помню, как называется. Её видно в окно грузовика, когда едешь сюда.
- А зачем тебе? - в голосе Маши появилась настороженность. - И почему ты решил, что они не работают в колхозе?
- Я никогда не видел их на работах, - сказал Володя. - Лев Николаевич ничего толком не объяснил, Андрей постоянно на что-то намекает, а говорить не хочет. Вот мне и интересно, что с этой деревней не так.
- Всё с ней так, - сердито бросила Маша. - Люди как люди, спокойно живут, никому не мешают. Просто живут по-своему, как им отцы завещали, разве то плохо?
- Лев Николаевич говорил, что они ведут ночной образ жизни, просыпаются ближе к вечеру. Не думаю, что это полезно для здоровья, - заметил Володя.
- Подумаешь, и что здесь такого? Это тебе Лев Николаевич сказал, что они не работают? Ты его не слушай, они делают всё, что положено, только когда им удобно.
- Не то, чтобы он сказал, что они не работают, просто советовал мне с ними не связываться, говорил, мол, они не совсем нормальные, в полнолуние устраивают чёрт знает что, - сказал Володя. Маша почему-то замолчала.
- Не слушай ты его, он председатель, потому и считает себя самым умным. Они нормальные и никаких песен ночью не поют, да и не песни то вовсе.
- А о чём он тогда говорил?
- На небо посмотри, луну видишь? - В ответ Володя кивнул, - Песни, костры где-нибудь видишь? Вот тебе и ответ. Деревня, как деревня, просто живут как деды и отцы завещали, - повторилась Маша. - Вот мы и дошли. Спасибо, что помог, - она быстро ухватила вёдра и торопливо пошла к своему дому.
Володе показалось, что Маша была рада от него отвязаться. Интересно, почему она так вступилась за жителей той деревни? Неожиданно для себя Фокин понял, что ни разу не видел мужа Маши, хотя осматривал всех жителей деревни. И Ванюшу она приносила только по вечерам.
- Дело ясное, что дело тёмное, - пробормотал Фокин. Идти в клуб расхотелось, надо бы вызнать всё про ту деревню. Не отдавая себе отчет в том, что делает, Володя медленным шагом направился на поле.
...
Слабый лунный свет отражался от трепыхавшихся на ветру колосков растущей пшеницы, позволяя разглядеть масштабы работы, развернувшейся на полях. Десятки людей пололи, сеяли, поливали. Работали они куда как упорней остальных колхозников, даже не думали о том, чтобы устроить перекур. Слаженные действия, минимум разговоров. Работали не только мужчины, но и мальчишки, Володя заметил Антона, которого приводил в себя на обочине дороги. Его сестры здесь, похоже, не было, хотя женщины тоже были при делах. Казалось, эти люди жили своей работой, поставили её на первое место и достигли поразительной сплочённости и старательности. Володя наблюдал за ними минут двадцать, за это время труженики успели обработать участок, с которым колхозники управлялись за день. Сам процесс их работы завораживал и пугал: бледные лица да ещё при слабом освещении казались лицами мертвецов. Они выглядели как люди, но двигались и вели себя ... не по-человечески, что ли.
Тем временем, лунный диск подкатился к домикам, видневшимся на горизонте - то была деревня, в которой жили эти люди. Все как один работники замерли и посмотрели в ту сторону. Они встали на одно колено и опустили голову. Володя с изумлением следил за тем, как луна, казалось, накалялась, начала испускать радужное сияние. Приглушенный гул разнесся над полем - работники издавали гортанный звук. Монотонное гудение приобретало свой собственный ритм. Володя буквально ощутил, как по полю начинают разливаться волны света. "Лицо" Луны, на самом деле являвшее собой кучку кратеров и гор, казалось, пришло в движения, черты изменились, стали суровыми. Мужчины и женщины начали напевать непонятный мотив. Сначала Володя не мог разобраться слов, но неожиданно для себя понял, что не хочет их разбирать. Эта музыка не предназначена для человеческих ушей, она погубит любого, кто не с ними, почитателями Луны. Фокин стал медленно пятиться назад. Нужно было уносить ноги. Ему удалось уйти незаметно - люди были слишком глубоко погружены в свою молитву, чтобы обратить взор в сторону напуганного человечка.
...
Володя забежал в свой дом, бросился к книжному шкафу, в котором хранил документацию. Он искал список людей, занятых в колхозе, которых Фокин обязан осмотреть. Он принялся быстро его просматривать, отыскал Долматовых. В списке были только Иван и Мария. Хотя Володя был уверен, что несколько раз слышал, как люди в разговорах упоминали об отце Ванюши. Причем говорили о нём только хорошее. Но в списке, предоставленном Львом Николаевичем, его не было. Возникал закономерный вопрос - почему?
Володя присел на стул, задумался.
- Что нам известно, - принялся рассуждать он вслух. - Нам известно следующее: деревня в трех километрах от колхоза необычная. Три человека - председатель, Егор и Андрей отозвались о ней как о нехорошем месте. Маша Долматова, наоборот, защищает деревенских. Могли бы они отказаться от работы в колхозе? Нет, это точно привлекло бы внимание властей. Раз так, жители деревни обязаны работать в колхозе, иначе у них бы возникли проблемы с законом. Но никаких проблем. Лев Николаевич говорит, что два года назад в окрестностях деревни пропал человек, так его и искать не стали. Похоже, что жителям деревни кто-то покровительствует. Или Ященко просто пытается меня запугать. Но для чего? Похоже, тут действительно проворачивают что-то незаконное, иначе почему эти чудаки работают ночью, а председатель дает мне списки, в которые внесены только жители села, но не деревни. Андрей постоянно запугивает - то останавливаться отказывался, то истории про исчезновения рассказывать начинает. Правда, здесь он не оригинален. Зачем им это нужно? Правильнее всего будет пойти и прямо спросить Ященко: "Лев Николаевич, вчера ночью я был на поле и видел странную картину. Как вы это объясните?".
Остановившись на этом, Володя лег спать, так и не побывав в сельском клубе. Но от работы отвлечься сумел и утром проснулся свежим и бодрым.
Глава 4. Беда не приходит одна.
Утром первым делом Володя направился к председателю колхоза. Фокин решил расставить все точки над ё, получить ответы на прямо заданные вопросы.
"Хватит увиливать, говорите правду, вот как я ему скажу, - думал Володя, прокручивая в голове детали предстоящего разговора. - Я видел, как ночью неизвестные люди работали на поле. Без сомнения, это жители соседней деревни. Почему вы запрещаете мне их осматривать, почему дали списки, в которые они не внесены, почему..."
Стройная цепочка мыслей оборвалась, когда Фокин подошёл к кабинету председателя и услышал тихие всхлипывания, доносящиеся из-за двери, прислушался. Плакала женщина, а тихий голос Льва Николаевич успокаивал её.
- Время пришло, он уже взрослый, ты знала, что рано или поздно это случится, - сумел разобрать Володя слова Ященко. - Поверь, в будущем расставание было бы болезненнее, чем теперь. Успокойся, вытри слезы и возвращайся к прежней жизни.
- Вы не понимаете, он мне дороже жизни, но почему они меня его лишили? - захлебываясь слезами, произнесла женщина.
- С моим братом случилось то же самое и ничего, моя мать это пережила и ты переживешь, ты ведь сильная. Соберись, вспомни, ты ведь знала, на что шла, когда ответила на его ухаживания, знала, чем всё закончиться, но не остановилась на полдороге, хотя могла, в любой момент могла.
- Я не думала, что это будет так больно, - голос женщины дрожал, но, похоже, она начала успокаиваться.
- Тебя предупреждали, ты не хотела слушать, теперь есть только один выход, если хочешь получить его обратно. Я дам согласие, если ты решишься, но не советовал бы. Редко кто из наших вступает в контакт с ними. И ещё реже становится одним из них.
- А что ваша мать, как она поступила? - спросила девушка.
- Она поступила правильно - осталась здесь. Сначала было плохо, но потом стало легче, значительно легче. У неё были мы, а сын, которого она лишилась, он остался у неё в памяти, - Володе показалось, что последние слова Лев Николаевич произнёс с трудом. - Всё, успокойся, соберись и иди работать, ко мне в любую минуту могут придти, не хочу, чтобы тебя видели здесь, да ещё в таком состоянии.
- Да, вы правы Лев Николаевич, вы правы, - женщина успокоилась, голос стал твердым, и Володя понял, кто разговаривал с председателем - его вчерашняя спутница Маша. - Да, ещё. Вчера я встретила нашего нового доктора, Володю. Он интересовался ими, спрашивал о моём муже, я не знала, как ему ответить, постаралась ничего не выдать, но он был настойчивый, пришлось сказать, что они работают в колхозе.
- Маша, Маша, дернул тебя чёрт за язык. Я думал, моих объяснений ему хватит, но, похоже, ошибался. Сегодня сам с ним поговорю. Увидишь его, передай, чтобы зашёл ко мне. Спасибо, что предупредила.
- Да не за что. Но вы будьте с ним настороже, он хоть и молодой, но любопытный, умный.
- Знаю я, как с такими щенками разговаривать, не волнуйся, сегодня до него дойдёт, что не стоит лезть в дела местных.
Потрескивание половиц выдало Машу - она собиралась выходить. Володя растерялся, было бы неудобно, если бы его заметили возле двери, поэтому он не придумал ничего лучше, как тихонько отходить вглубь коридора. Он стал пятиться сначала медленно, потому чуть ли не побежал.
- До свидания, Лев Николаевич, - попрощалась Маша. Володя оказался возле двери, ведущей наружу, где и столкнулся с Егором, который входил в здание сельсовета.
- О, Володя, а ты куда несешься? - приветливо улыбаясь, спросил здоровяк. Позади открылась дверь председателя, Маша вышла в коридор.
- Туда, - кивнул Володя в сторону улицы, пытаясь обойти Егора, но тот был недвижим, улыбка сползла с лица здоровяка.
- Ах ты паршивец! - это была Маша. - Держи его, Егор, тащи к Льву Николаевичу.