Аннотация: Типичный вариант "развилки", или узловой точки изменения хода истории.
Шестьдесят шесть лет назад, восемь лет назад...
...Серая холодная вода совсем рядом, протяни ладонь - и коснёшься её поверхности. Вот только шевелиться не стоит - лодка переполнена так, что любое неосторожное движение может её перевернуть, и тогда эта вода равнодушно заглотит утлую скорлупку со всем её содержимым.
От правого берега Невы до левого всего несколько сот метров, но как же тяжело их одолеть. Вода кипит, расплёскивается белыми фонтанами под ударами снарядов, пущенных с левого берега. Воздух дрожит и вибрирует, пронизанный тысячами осколков и пуль, которых не видишь, но полёт которых ощущаешь всей своей зябко вздрагивающей кожей. А перегруженный баркас ползёт еле-еле, словно влипшая в клей муха. Или это только кажется?
Люди в солдатской форме, тесно прижавшиеся друг к другу, молчат. Да и о чём говорить? Всеми этими молодыми (и не очень) парнями владеет сейчас одна мысль: доплыть. Если бы мысли человеческие могли уподобиться вёслам, лодка птицей перелетела бы эти проклятые несколько сотен метров и выскочила бы из воды далеко на берег. Да вот только берег этот - далеко не земля обетованная...
Узкая полоска земли вдоль левого берега Невы - всего-то пара километров в длину и метров семьсот вглубь - содрогается, затянутая сплошной пеленой пыли и чёрного дыма. Этот клочок суши словно жуёт непрерывно исполинский невидимый зверь, с хрустом вонзающий свои гигантские зубы в землю, вырывающий громадные куски земной плоти и отхаркивающийся смачными плевками разрывов. Проклятое место...
Никто не считал, сколько людей уже ушло с правого берега на левый, туда, где до войны стояла деревенька Московская Дубровка - от неё сейчас не осталось даже горелых щепок, размётанных во все стороны беспрестанными взрывами. В начале войны (да и потом, когда война уже переломилась) считать свои потери было не принято - уж больно жуткие цифры получались. За такие подсчёты запросто можно заработать клеймо "врага народа", "паникёра и "пособника немецко-фашистских захватчиков", и тогда штрафбат покажется ещё очень мягким наказанием. Но все солдаты, плывшие через Неву под ураганным огнём, знали: с левого берега не возвращаются, и сколько ты проживёшь после того, как ступишь на этот "пятачок" - одному Богу известно.
Советское командование тупо бросало и бросало на Невский пятачок роту за ротой, батальон за батальоном, полк за полком. Соблазн был велик: глубина немецкой обороны здесь всего-то несколько километров, один молодецкий удар - и всё, разрезана душащая город на Неве петля блокады! Но и генералы вермахта, хорошие профессиональные вояки, прекрасно это понимали и неустанно вспахивали плацдарм стальной бороной авиабомб и снарядов всех калибров, не давая переправившимся бойцам даже головы поднять - не то что кинуться в молодецкую атаку. И таяли переброшенные на левый берег части, и ложились мёртвые русские солдаты в воронки, становящиеся безымянными могилами без крестов и памятников. А их сменяли новые и новые пополнения - страшный конвейер работал безостановочно. Ситуация сложилась патовая, ни одна сторона не могла взять верх, но снова и снова заполнялись людьми шлюпки у правого берега Невы, и снова шли через реку. Так человек в насквозь промороженном доме швыряет в печь что под руку попадётся - и книги, и даже картины старинных мастеров, чтобы стало хоть чуть-чуть теплее.
Но люди шли, и втайне каждый лелеял надежду: а вдруг именно на мне сломается эта убийственная машина, и случится чудо, и выковырнем мы штыками врага из его окопов, и будет победа. Они шли не только подчиняясь приказу или из страха жестокой кары, но ещё и потому, что на землю русскую пришёл враг, с которым разговор может быть только один. И в конце концов прогрызли броню немецкой обороны, оставив за спиной истерзанную землю Невского пятачка, на котором и шестьдесят с лишним лет спустя почти ничего не растёт - душно корням деревьев среди рваного ржавого железа и безымянных костей человечьих... Но до этого ещё далеко.
Молодой солдат вздрогнул и инстинктивно чуть отстранился - его щеки коснулся холодный ствол винтовки соседа. И в этот самый миг зазубренный горячий осколок бритвой распорол на нём гимнастёрку. Не отстранись солдат, железо впилось бы в тело, вспарывая кожу и мясо. Но ему бы тогда повезло - с лодкой поравнялся моторный катер, подбиравший барахтающихся в воде раненых, и попал бы солдатик в госпиталь, и пережил бы войну, и в 1952 году родился бы у него сын, названный в честь отца Владимиром...
Лодка ткнулась в берег - неужто доплыли?
- Шевелись, твою мать! - орёт старшина, вращая бешеными глазами, и вдруг мешком заваливается набок, успев то ли охнуть, то ли выматериться напоследок.
Сапоги скользят по глине, и солдат помогает себе руками, карабкаясь вверх по откосу, - там наши траншеи, там можно спрятать своё такое уязвимое тело от воющей и свистящей над головой смерти. Ну же, ещё немного!
Боли солдат не почувствовал - только стало как-то горячо, да ещё руки-ноги почему-то сделались ватными и непослушными, и земля властно потащила к себе...
И упала тьма, в которой нет ни ощущений, ни мыслей - ничего.
* * *
- Дорогие россияне...
- Так, быстро все за стол, - скомандовала хозяйка, - хорош бегать! Уже президент выступает, а вы всё по углам шарахаетесь-тискаетесь! Успеете ещё - ночь длинная!
- Ладно тебе, чего он там нового сказать-то может, - проворчал хозяин. - Надоело уже - свобода-демократия, бешенство правды-матки... Да и рано ещё вроде.
Однако развивать дискуссию Петрович не стал: вид уставленного разнокалиберными бутылками и аппетитной снедью стола настраивал на лирический лад. Поэтому он счёл за лучшее заранее забить местечко за столом подальше от бдительных глаз супруги и поближе к наиболее крепким напиткам - гостей собралось много, сын зазвал на Новый год за город подруг-приятелей, убедив их в том, что предки молодёжи мешать не будут, и что они вообще "клёвые перцы" и "секут тему на раз, хотя и, ясен бакс, тоже со своими закидонами".
Шум отодвигаемых стульев и звяканье посуды заглушили речь Ельцина, и только когда народ расселся...
- ...я решил уйти...
Воцарилась недоумённая тишина.
- Чего это он? - пробормотал кто-то. - Новогодняя шутка, что ли?
Петрович, только-только втихаря наполнивший себе вместительную гранёную рюмку и скосивший (для воодушевления!) глаза на соблазнительные коленки молоденькой девчонки-соседки и уже поднесший было питейную тару к губам, поперхнулся.
- ...а своим преемником, временно исполняющим обязанности Президента Российской Федерации вплоть до ближайших президентских выборов, я назначаю...