Контровский Владимир Ильич : другие произведения.

Остановившие Зло. Глава четырнадцатая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вспышка памяти (июнь 1944 года)

Глава тринадцатая

  
   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ВСПЫШКА ПАМЯТИ
  

Россия пожертвовала собой ради своих союзников,

и несправедливо забывать,

что союзники являются за это неоплатными должниками России.

  

Гарт Л. Правда о войне 1914--1918 гг.

  
  
   ...Колонна тягачей 461-го дивизиона шла по Приднестровью. Убедившись, что Павел не склонен балагурить на амурные темы, Семёнов оставил его в покое. А Дементьев смотрел в окно, и вдруг вспомнил, что места эти известные, след в истории оставившие: здесь в 1916 году русские войска под командованием генерала Брусилова осуществили свой знаменитый "прорыв" и нанесли Австро-Венгрии такой удар, после которого империя Габсбургов уже не оправилась. Павел смотрел на холмы и перелески, и чудились ему там цепи русской пехоты, идущей в атаку, и вспухали в синем небе белые клочки шрапнельных разрывов. И казалось ему - точь-в-точь как в сорок втором, в донских степях, - что он уже был в этих местах, и не только был. Машина шла мягко, убаюкивающе; сказывалась бессонная ночь, проведенная с кареглазой колдуньей, и Павел не заметил, как уснул...
  

* * *

Могилёв, 14 апреля 1916 года

  
   Верховный главнокомандующий русской армией Николай II выглядел усталым. Под глазами его обозначились мешки - на последнего русского императора давила непомерная тяжесть: та самая, которая скоро раздавит и его, и всю его империю.
   - Как было условлено с нашими союзниками на конференции в Шантильи в декабре прошлого года, - Алексеев, начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего, сделал паузу, словно подчёркивая весомость этих слов, - мы, верные своему союзническому долгу, будем наступать. Мне видится целесообразным нанести главный удар войсками Западного фронта, где мы имеем двойное превосходство над немцами, а Северному и Юго-Западному фронтам отвести роль вспомогательную.
   - Вы правы, Михаил Алексеевич, - генерал Эверт, командующий Западным фронтом, сдвинул брови, - но лишь отчасти. Да, на северо-западе у нас миллион двести тысяч штыков против шестисот тысяч немецких, однако наступление через болота Полесья сопряжено с неимоверными трудностями.
   - Прорвать фронт немцев там совершенно невероятно, ибо их укрепленные полосы настолько развиты и сильно укреплены, что трудно предположить удачу, - поддержал его, пожевав губами, престарелый генерал Куропаткин, командующий Северным фронтом.
   Николай II молчал, рассеянно скользя взглядам по картам, развешанным по стенам штабного вагона, и непонятно было, о чём думает российский самодержец.
   "Господи, - раздражённо думал Брусилов, - ну неужели японская война нас ничему не научила? Старик опять завёл свою маньчжурскую песню "терпение, терпение, и ещё раз терпение!". А терпение - оно ведь не безграничное. В войсках брожение - войну нужно кончать, и кончать победой, иначе... Нет, так нельзя".
   - Позвольте мне, - сказал он, глядя на Алексеева, встал и одёрнул китель. - Я не согласен с тем, что мой Юго-Западный фронт останется в стороне. Я готов наступать самым решительным образом!
   - Но позвольте, - в глазах царя промелькнуло удивление, - у вас всего чуть больше полумиллиона солдат против четырёхсот сорока тысяч австрийских. И вы собираетесь наступать, имея столь незначительный перевес над неприятелем?
   - Не только собираюсь, но и буду, ваше величество, - отрезал Брусилов, - и успешно. А при должной согласованности действий всех фронтов мы имеем возможность одержать в настоящем году окончательную победу. Войска наши находятся в блестящем состоянии и имеют полное право рассчитывать сломить врага и вышвырнуть его вон из наших пределов.
   Генералы молчали.
   "Однако, - думал Алексеев, - экая у него прыть...".
   "Решил стяжать славу? - думал Эверт. - Что ж, братец, попробуй. Говорить-то мы все горазды, а вот как оно получится на деле...".
   "Пусть его, - думал Куропаткин. - Лишь бы меня не трогали...".
   - Хорошо, Алексей Алексеевич, - бесцветным голосом произнёс Николай, - Ставка разрешает вам начать наступление. Будут ли какие возражения?
   Возражений не было.
  

* * *

Приднестровье, 21 мая 1916 года

  
   - Вам всё ясно, господин поручик?
   - Так точно, господин штабс-капитан!
   - Тогда с богом, Пётр Митрофанович. Завтра от нас с вами будет зависеть, сможет ли наша пехота прорвать австрийские позиции или нет.
   Дёмин козырнул и пошёл к ожидавшей его лошади. "Да, - думал он, возвращаясь неспешной трусцой к себе на батарею, - мы, артиллеристы, стали подлинными богами этой страшной и непонятной войны, цели которой неясны не только моим солдатам, но и многим офицерам. Чего ради миллионы людей сидят в грязных окопах и убивают, убивают, убивают друг друга? Ради проливов, щита на вратах цареградских и православного креста над Айя-Софией? Или ради торговых преференций Ротшильда и Рябушинского? Англия с Францией - у них свои счёты с Германией, и в основном колониальные. Кайзер Вильгельм покусился на стародавнее морское владычество британского льва, чего надменные островитяне никак не могут стерпеть, а Франция помнит Седан и жаждет вернуть Эльзас и Лотарингию. А мы-то тут с какого бока припёка? Высшие политические соображения... Освобождение братьев-славян от османского ига и месть за маленькую, но гордую Сербию, растоптанную сапогом императора Франца-Иосифа? Какое освобождение, если братья-болгары, сыновья тех, кто стоял рядом с русскими братьями на Шипке, теперь стреляют в сыновей солдат Скобелева, стоя в одном строю с турецкими янычарами, которыми болгарские матери веками пугали своих детей! Нет, это не война - это какое-то всемирное сумасшествие, повальная мозговая болезнь. Но вылечить эту болезнь можно только одним способом: победить, и чем скорей, тем лучше. И завтра я сделаю всё от меня зависящее, чтобы приблизить эту победу. А виноватых потом будем искать".
   На батарее всё было спокойно. Шестидюймовые гаубицы надёжно укрыты в лесу, люди спокойны и уверены. Поручик Дёмин ценил и уважал своих солдат и видел в них не бесправных нижних чинов, а товарищей по оружию. В артиллерии вообще отношения между солдатами и офицерами были более ровными, нежели в пехоте, - обслуживание сложной военной техники требовало высокой общей грамотности, и фейерверкер тяжёлого дивизиона выгодно отличался от рядового стрелкового полка, для которого самой хитроумной машиной была обыкновенная борона.
   Артиллеристы отдыхали. В яме горел небольшой бездымный костёр, вокруг которого сидели солдаты, и только Игнатьёв, осанистый мужик в годах, ещё раз протирал ветошью двухсполовинойпудовые снаряды, разложенные на земле неподалёку от орудий, уставивших в темнеющее небо свои кургузые зевластые жерла. Это был уже ритуал - особой нужды в подобном священнодействии не было.
   - Хороши поросята, ваше благородие, - сказал он, заметив Дёмина, - ужо порадуем завтра австрияков ветчинкой тротиловой.
   "Да, порадуем" - подумал поручик, вспомним своё изумление при виде количества снарядов, доставленных на батарею перед наступлением. Четыре тысячи гранат - стреляй, не хочу, пока стволы не выйдут из строя! И приказ - снарядов не жалеть, кончатся - подвезём ещё. "Снарядный голод", кошмар пятнадцатого года, остался в прошлом - батарея Дёмина могла непрерывно вести огонь в течение суток (если, конечно, не отвлекаться на еду и сон).
   Когда Дёмин подошёл к костру, солдаты было встали, но он остановил их движением руки:
   - Сидите, братцы. Отдыхайте, день завтра обещает быть трудным.
   Не желая мешать, поручик отошёл в сторону и присел на траву, глядя на багровый закат и покусывая сорванную травинку. "Кровь на небесах, - подумал он, - та, что прольётся завтра". Стояла умиротворённая тишина, и до слуха Дёмина доносились обрывки негромкой беседы солдат, сидящих у костра.
   - Третьего дня, сказывали, сам Брусилов приезжал. Лазал на передовую вместе со своими штабными, выглядывал в бинокль австрийские окопы. Сухощавый такой, жилистый, шустрый, в себе уверенный. "Побьём, говорит, супостата, непременно побьём!".
   - А что? Очень даже возможно. Силищу-то какую собрали... И главное дело - бомб у нас теперь в избытке, есть чем дорогу мостить пехтуре.
   "Если мы не подавим австрийские пулемёты и не порвём проволочные заграждения, - размышлял поручик, - пехота наша не пройдёт: поляжет вся, как есть поляжет. Значит, мы должны так перепахать вражеские окопы, чтобы оттуда некому было стрелять. Тогда стрелки дорвутся до рукопашной и повыковыривают недобитых австрияков штыками - только так. А голой грудью на пулемёты идти бессмысленно - наши молодецкие атаки четырнадцатого года оборачивались кучами трупов при почти полном отсутствии результата. Теперь-то мы учёные - после того, как кровью умылись. Да и не одни мы получили этот урок - и немцы, и наши просвещённые союзники поначалу тоже немало своих положили, когда дуриком пёрли в атаку в полный рост. Страшная это была наука...".
   Он вынул папиросу, хотел закурить, но передумал. Посмотрел ещё раз на догоравший закат, поднялся и пошёл в свой блиндаж: перед завтрашним днём просто необходимо было хорошо выспаться.
  

* * *

  
   Что бы не говорили, а нельзя не признать, что подготовка к этой операции была образцовая, для чего потребовалось проявление полного напряжения сил начальников всех степеней. Всё было продумано и всё своевременно сделано.

Брусилов А.А. "Мои воспоминания"

  

Юго-Западный фронт, 22 мая 1916 года

  
   Генералу Брусилову не спалось: давало о себе знать нервное напряжение, в котором он находился последний месяц. "Всё ли сделано? - в который раз спрашивал он себя, и сам же отвечал на этот вопрос: - Да, сделано всё".
   Прорвать мощную оборону противника, глубоко зарывшегося в землю и опутавшего все подступы к своим окопам густой паутиной колючей проволоки, очень трудно. Брусилов отдавал себе в этом отчёт и поэтому требовал от подчиненных максимальной продуманности планов - любую упущенную мелочь придётся оплачивать русской кровью, и ещё неизвестно, не зря ли будет литься эта кровь. Весь район расположения австрийских войск был изучен с помощью разведки, причём не только наземной, но и воздушной. Аэропланы кружились над головами солдат, и те рассматривали причудливые летающие сооружения, которые были ещё в диковинку. Сделанные с аэропланов фотографии неприятельских позиций были увеличены и развернуты в планы, удивлявшие русских офицеров своим непривычным видом. В рощах и лесах затаились батареи тяжёлой артиллерии прорыва - огненный молот, предназначенный сокрушить австрийскую оборону. И шло по ночам окопное рытьё: сапёры трудолюбивыми кротами вгрызались в землю, подтягивая линии русских траншей к вражеским на двести-триста шагов и уменьшая "зону смерти", которую предстояло преодолеть атакующим.
   И всё время, пока шла эта кропотливая работа, сам Брусилов, его начштаба генерал Клембовский и штабные офицеры почти постоянно находились на позициях, проверяя и перепроверяя, - командующий фронтом теребил всех, от командиров полков и дивизий до командующих армиями.
   Даже со всеми пополнениями Юго-Западный фронт не имел и полуторного общего превосходства над австро-венгерскими войсками эрцгерцога Фридриха, а по тяжёлой артиллерии уступал противнику втрое. Для достижения успеха требовался нестандартный ход, и Брусилов его нашёл.
   Отказавшись от принятого в то время способа прорыва на узком участке фронта при сосредоточении на выбранном направлении превосходящих сил, главком Юго-Западного фронта выдвинул идею прорыва позиций противника нанесением одновременных ударов на нескольких участках при максимально возможной концентрации сил на одном-двух главных, заранее выбранных направлениях. Такая форма прорыва лишала противника возможности определить место нанесения главного удара и не давала ему маневрировать резервами. А наступающая сторона - естественно, при условии соблюдения скрытности, - получала возможность полностью применить принцип внезапности и сковать силы неприятеля на всем фронте и на всё время операции.
   Командующие армиями Юго-Западного фронта не сразу приняли брусиловский план: новое всегда пробивается с трудом. Первоначально его одобрили только генералы Сахаров и Крылов, командовавшие 11-й и 9-й армиями, затем командарм-7 Щербачев. Дольше всех упирался Каледин: его 8-й армии предстояло действовать на острие главного удара. И все-таки Брусилов сумел убедить и Каледина - убедить, а не заставить: по мнению Брусилова, успех невозможен при неверии в него главных исполнителей.
   "Два часа ночи" - подумал командующий Юго-Западным фронтом, взглянув на часы, и потребовал горячего чаю: ложиться спать уже не имело смысла.
  

* * *

  
   Выспаться поручику Дёмину не удалось: в три часа ночи русская тяжёлая артиллерия начала взламывать вражескую оборону. Гаубицы, похожие на зверей, вытянувших длинные клёпаные хвосты, выдыхали горячие плевки снарядов. Пехота сидела в окопах и ждала, пока огненный вал расчистит ей дорогу.
   Позиции австрийцев затянуло чёрным дымом и закрыло сплошной стеной разрывов. Фонтаны вывороченной земли не успевали опадать, как вставали новые; земля гудела, как исполинский барабан, терзаемый сумасшедшим барабанщиком. От грохота орудий солдаты не слышали друг друга - объяснялись жестами. "Вот оно, - думал Дёмин, глядя в бинокль на бурую стену дыма и пыли, колыхавшуюся над вражескими окопами, - вот оно! Не иссякла ещё русская сила - ломим!".
   Артиллерийская подготовка продолжалась почти сутки, а на некоторых участках и сорок восемь часов, и только потом пехота пошла в атаку. Стрелки шли волна за волной через размётанные "поросятами" проволочные заграждения и засыпанные окопы, изрытые трёхметровыми воронками, почти не встречая сопротивления. Молот "бога войны" оглушил австрийцев, и огневой вал сдвинулся в глубь вражеской обороны, сопровождая наступающие цепи.
   Прорыв был осуществлен в тринадцати местах, в том числе и в ключевых точках, где было достигнуто двух-трёхкратное превосходство. За первые три дня войска Юго-Западного фронта продвинулись в глубину на двадцать пять-тридцать километров. Части Восьмой армии 25 мая взяли Луцк и наступали на Ковель, Одиннадцатая армия продвигалась на Злочев, Седьмая - на Станислав, Девятая - на Коломыю.
   Австрийский фронт трещал и рушился. Победители считали богатые трофеи, а в тыл русских войск потянулись многотысячные колонны пленных. Это был настоящий триумф русского оружия, изумивший Запад, где после "восточной катастрофы" пятнадцатого года полагали, что Россию можно уже не принимать всерьёз.
   Наступление на Ковель преследовало стратегическую цель кампании: объединить усилия Юго-Западного и Западного фронтов, разгромить значительные силы противника и выбить из войны Австро-Венгрию. Но этим надеждам не суждено было сбыться: генерал Эверт, ссылаясь на дождливую погоду и незаконченность сосредоточения, отсрочил начало наступления армий своего Западного фронта и получил при этом одобрение Ставки. Этот промах русского главнокомандования использовали немцы: обеспокоенные судьбой своего основного союзника, они перебросили на Восточный фронт несколько дивизий и заткнули ими "ковельскую дыру".
   С 12 июня на Юго-Западном фронте наступила пауза. Армии Брусилова, добившиеся успеха почти на всех направлениях, перешли к обороне, выполняя приказ командующего "впредь до распоряжения прекратить общее наступление и очень прочно закрепиться на занимаемых ныне позициях, которые оборонять активно".
  

* * *

  
   В 1916 г. она (русская армия - прим. ред.) еще была крепка и, безусловно, боеспособна, ибо она разбила значительно сильнейшего врага и одержала такие успехи, которых до этого времени ни одна армия не имела.

Брусилов А.А. "Мои воспоминания"

  

Юго-Западный фронт, середина июня 1916 года

  
   "Если бы у нас был настоящий верховный вождь, - думал генерал, изучая карту, - и все главнокомандующие действовали по его указу, то мои армии, не встречая достаточно сильного противодействия, настолько выдвинулись бы вперед и стратегическое положение врага было бы столь тяжело, что даже без боя ему пришлось бы отходить к своим границам и ход войны принял бы совершенно другой оборот, а её конец значительно бы ускорился. А мне, - Брусилов поморщился, словно от зубной боли, - потихоньку посылают подкрепления с бездействующих фронтов, но и противник не зевает, и так как он пользуется возможностью более быстрой перестройки войск, то количество их возрастает со значительно большей прогрессией, чем у меня, и численностью своей, невзирая на громадные потери пленными, убитыми и ранеными, противник уже значительно превышает силы моего фронта".
   Командование фронта на основе директивы Ставки приступило к подготовке нового общего наступления. В телеграмме начальника штаба фронта Клембовского командующим армиями было сказано: "Перерыв в наступлении надлежит использовать для пополнения частей людьми, накопления огнестрельных припасов, перегруппировок и для подготовки атаки. Хотя противник расстроен и позиции его слабее уже взятых нами, однако тщательность и продуманность подготовки атаки настоятельно необходимы для успеха и уменьшения жертв с нашей стороны".
   Юго-Западный фронт, воодушевлённый достигнутым успехом, готовился продолжать наступление, а Куропаткин и Эверт, жалуясь на "объективные" трудности, практически не делали ничего. Ставка решила перенести главные усилия на Юго-Западный фронт, однако время было уже упущено.
   Новое наступление русских войск началось 21 июня и крайне осложнило положение австрийцев. После мощной артиллерийской подготовки войска Брусилова прорвали оборону противника и через несколько дней вышли на реку Стоход, однако попытки форсировать реку на плечах отступающего противника успеха не принесли. Немцы и австрийцы сумели заблаговременно разрушить переправы и контратаками мешали русским переправиться на западный берег Стохода. Наступление замедлилось и приостановилось - генерал Брусилов вынужден был подтягивать свежие резервы.
   Русские войска снова пошли вперёд 15 июля, но это наступление уже не было столь успешным: успех был лишь частичным, а потери резко возросли. Противник сосредоточил крупные резервы в полосе Юго-Западного фронта и оказывал ожесточенное сопротивление. Затяжные бои велись с переменным успехом, и к середине сентября фронт стабилизировался. Наступательная операция войск Юго-Западного фронта, продолжавшаяся более ста дней, завершилась.
   - Я не буду попусту лить русскую кровь, имея в виду призрачность успеха, - сказал Брусилов Клембовскому, ознакомившись со сводками потерь. - Мы будем продолжать бои уже не с прежней интенсивностью, стараясь возможно более сберегать людей, а лишь в той мере, которая будет необходимой для сковывания возможно большего количества войск противника, косвенно помогая этим нашим союзникам - итальянцам и французам. Мы нанесли неприятелю ущерб втрое больше нашего, заняли Буковину и значительную часть Восточной Галиции. Это победа, Владислав Наполеонович, так не будем же омрачать наши сто дней новым Ватерлоо, поставившим точку в судьбе знаменитого тёзки вашего батюшки.
   Клембовский улыбнулся каламбуру командующего фронтом, а Брусилов, помолчав, добавил:
   - Я бы немедля сместил Эверта за все его фокусы, а Куропаткину не доверил бы и взвода. Бедная Россия, в который раз беззаветное мужество твоих солдат сводится на нет неспособностью высшего командования... При таком способе управления Россия, очевидно, выиграть войну не может, что мы неопровержимо и доказали на деле, а между тем счастье было так близко и так возможно. Только подумать, если бы Западный и Северный фронты навалились всеми силами на германцев, немцы были бы безусловно смяты. А так... - генерал безнадёжно махнул рукой и повторил: - Бедная Россия, что тебя ждёт...
   ...В боях на Стоходе неподалёку от батареи Дёмина лопнул германский "чемодан". Поручик не услышал взрыва - он только ощутил, как что-то горячее с силой толкнуло его в бок. А потом закружились земля и небо, и пришло ощущение падения в бездонную пропасть. Он падал, и слышал голос: "Не верь тому, кто станет говорить, будто бы воины русские не умели и не умеют воевать. Если бы это было так, не раскинулась бы держава русская на шестую часть земли". Пётр слушал этот суровый голос и падал, падал, падал в смерть. Падал - и никак не мог упасть...
  

* * *

  
   ...Капитан Дементьев проснулся, как от толчка, и не сразу понял, где он находится, и кто он. Нестерпимо болел бок - там, куда ему (или не ему?) во сне (или наяву?) только что впился зубастый осколок немецкого снаряда. За окнами штабной машины тянулись поля, холмы и рощи Приднестровья лета сорок четвёртого года, а в ушах его снова звучал голос. Но это был не тот суровый мужской голос, к тембру которого Павел уже привык, а тихий и мягкий женский голос - голос Анны. "Я колдовала тебе вслед, и ты увидел одну из своих прошлых жизней, оборвавшуюся здесь, в этих местах, двадцать восемь лет назад. А эта твоя жизнь будет долгой. Прощай, воин...".

Глава пятнадцатая

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"