Коньков Павел Владимирович : другие произведения.

Мой дух к Юрзуфу прилетит

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Автор следует за А. С. Пушкиным по горным тропам Тавриды, сличает стихи с гравюрами современников, фиксирует память о Пушкине в городах, селах и на скалах. Отдельный блок составляют статьи, созвучные размышлениям А. С. Пушкина о самосознании и судьбах русского дворянства.

Вступление

  В биографиях многих выдающихся художников есть общая закономерность, подмеченная Стефаном Цвейгом. В какой-то период жизни - в юности ли, в зрелых ли годах - человек внезапно, вольно или невольно, выпадает из привычного окружения, и оказывается неведомо где. Подтверждение своего наблюдения Цвейг основывает на примерах из жизни Вагнера, Шиллера, Гете, Шелли, Данте, Достоевского, Л. Толстого и других: "Так, хорошо устроенный придворный дирижер Вагнер однажды оказывается на баррикадах и должен затем скрываться от правительства, или же Шиллер бежит из Карлсшуле; так министр Гете внезапно в Карлсбаде приказывает запрячь карету и мчится в Италию, чтобы пожить там свободно, ничем не связанным; так едет Ленау в Америку, Шелли - в Италию, Байрон - в Грецию...".
  "Южная ссылка" А. С. Пушкина представляет собой такой же внезапный жизненный поворот. Она могла укрепить его вольнолюбие, но она же могла стать первым шагом к пересмотру своих взглядов и переходу к легитимности. Произошло последнее.
  Я жажду краев чужих; авось полуденный воздух оживит мою душу.
  Более слабые - морально гибнут в этот период, более сильные - открывают путь к познанию самих себя, раскрывают свои творческие возможности. "Божественная комедия" Данте написана в ссылке, замысел "Евгения Онегина", по словам самого Пушкина, зародился в Крыму.
  Там колыбель моего "Онегина"...
  Выпускник престижного учебного заведения, пристроенный на службу в коллегию иностранных дел, Пушкин начал свое жизненное движение по наезженной колее чиновника 19 в. Поповесничает, мол, да семейством обзаведется, будет с начальством любезен, так и сам в начальство выйдет. Но Пушкин - человек другого склада. И происходящее с ним на Юге России - явление многогранное, захватывающее самые разные внешние проявления жизни. В поэзии он представлял своё положение как добровольное бегство в чужие края.
  Отступник света, друг природы,
  Покинул он родной предел
  И в край далекий полетел
  С веселым призраком свободы.
  Удаленный от греха подальше из петербургского окружения, Пушкин подвергся кардинальному внутреннему переустройству. Процесс этот начался на Кавказе и завершился в Михайловском, а последствия давали знать о себе на протяжении всей его дальнейшей жизни. На юге и в Михайловском проделывается внутренняя работа, результат которой будет ощутим еще многие годы спустя. На протяжении всей своей жизни Пушкин возвращался мысленно к дням, проведенным в Крыму - "счастливейшим минутам" - воспоминания о которых он бережно хранил.
  Впечатления, полученные Пушкиным в Крыму - земля, намагниченная древним волшебством эллинистической культуры, море, скалы - все то, что с таким равнодушием отмечал он тогда,
  "Хотя бы одно чувство, нет..."
  вылилось позже в стихах, пусть не дословно, иногда даже не намеком, а тонким абрисом или едва уловимым ароматом. И это относится не только к стихам в Крыму написанным, Крым описывающим, или явно крымскими впечатлениями навеянным. Еле слышное эхо и аромат Крыма можно ощутить и в стихах "Кто знает край, где небо блещет...". Описывая Италию, поэт совершенно очевидно пользуется образами, виденными на Южном берегу Крыма.
  Я помню край: там волн седых
  На берегах седая пена.
  

  Байрон говорил, что не стал бы описывать страну, которой не видел.
  В Крыму завершился анализ, разрешился кризис юношеского этапа жизни и творчества, и начался синтез, результатом которого стали "Кавказский пленник", "Бахчисарайский фонтан", множество стихов и - вершина этого периода творчества - "Евгений Онегин".
  В Крыму пережил он любовь, воспоминаниями о которой окрашены многие стихи.
  "Где я любил, изгнанник неизвестный"
  Связанное с Крымом ощущение счастья остается с Пушкиным навсегда, и согревает его даже в последние месяцы жизни. 4 декабря 1836 года, будучи у Греча на именинах его жены, Пушкин был мрачен, и уходя, сказал: "Все словно бьет лихорадка, все как-то везде холодно и не могу согреться; а порой вдруг невыносимо жарко. Нездоровится что-то в нашем медвежьем климате. Надо на юг, на юг!"
  "Места, где жизнь была милей..."
  Все так же, как и 200 лет назад шумят близ Гурзуфа седые морские волны, разбиваясь о скалы. Но песни их наверное уже другие. Вероятно и сам Пушкин, доведись ему вновь посетить Южный берег, услышал бы в плеске волн другие стихи, другие образы наполнили бы его воображение.
  "Найду ли вновь утраченные звуки?"
  Это был бы уже другой человек, зрелый, исполненный жизненной мудрости. Обращаясь к своим старым стихам, перебирая их, как сувениры прежних мыслей и настроений, он, вероятно, что-то припомнил бы с умилением, что-то - с иронической усмешкой, над чем-то и посмеялся бы.
  Мы не можем знать мыслей его, что думал он в тот или иной день. Но любовно собранные поколениями пушкинистов стихи, черновики, письма, воспоминания людей близких, и просто живших в одно с ним время, дают нам обманчиво богатый материал, используя который можно строить любые реконструкции.
  "Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная".
  Попробуем ...
  В ноябре 1836 года Пушкин вступил в последний, гибельный этап своей жизни. Уже путешествует по городской почте анонимный пасквиль, разнося гнусные намеки. Уже роковые пистолеты внесены в биографию его. Год, как притаились они в ящике письменного стола Эрнеста де Баранта - сына французского посла. Один из них нанесет поэту смертельную рану. Но пока ещё не время; изделия почтенного дрезденского оружейника Карла Ульбриха разочарованно молчат, ожидая рокового часа в своих бархатных ложах.
  Пистолетов пара,
  Две пули - больше ничего -
  Вдруг разрешат судьбу его.
  Рассмотрим хронику событий 10 ноября 1836 года. Четырьмя днями ранее получены пасквили. Послан вызов на дуэль д'Антесу. Утром интересующего нас дня от Жуковского получено письмо: дело с дуэлью затягивается - Жоржа д'Антеса несколько дней нет дома - за небрежность мундира он дежурит не в очередь - и только после часа пополудни сможет встретиться с Жуковским, ведущим переговоры.
  
  Одному Пушкину известно, что он в эти дни выстрадал, какие сцены, оскорбительные для себя воображал, сколько возможных сценариев развития событий проанализировал. И какой болью отзывались любые слова, незначительные, случайные реплики случайно услышанного разговора, "подтверждавшие" воспаленные домыслы оскорбленного и израненного воображения.
  Тревожные мысли и дипломатия поступков, переговоры и бесконечное ожидание, переписка, и опять томительное ожидание, тонкое сплетение признаний, запросов и хитроумных решений...
  "Невольник чести беспощадной".
  Единственная отдушина - литературная работа, которой он не перестает заниматься. В этот день Пушкин тоже за рабочим столом, он пишет письмо князю Б. Н. Голицыну, просившему разрешения на перевод "Бахчисарайского фонтана". День 10 ноября и письмо Голицыну интересны для нас тем, что Пушкин писал:
  ... Que je vous envie votre beau climat de Crimee: votre lettre a reveille en moi bien des souvenirs de tout genre.
  ... Как я завидую вашему прекрасному крымскому климату: письмо ваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода.
  Может, эти воспоминания длились всего несколько секунд, но на эти несколько секунд Пушкин отвлекся от мучительных раздумий и хоть ненадолго вновь пережил "счастливейшие минуты" жизни своей.
  Итак -
  ... письмо ваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода.

Он едет из Тамани в Крым

27-28 (ст.ст.: 15-16) августа

  Керченская переправа и в 1820 году была верна своему капризному характеру. Только-только стих сильнейший шторм, на два дня прервавший сообщение между Азией и Европой. А едва путники рано утром отплыли из Тамани, воцарился штиль. Каботажный кораблик (лансон) с пассажирами, колясками, каретами и проч. еле двигался на вёслах. Переправа, которая обычно занимала два с половиной часа, продолжалась до вечера. Томительное ожидание оформилось в восприятии поэта таким образом, что в стихах и прозе описание Керчи всегда вызывает у читателя образ панорамы, даже если читатель и не видел её никогда с моря: 'Он видит Керчь уединённый на Митридатовом холме'.
  Керченские краеведы нашли на старых планах расположение пристани, где высадились путешественники. Примерно на этом месте теперь стоит на керченской набережной памятник Пушкину. Долгое ожидание вызвало предвкушение встречи с эллинской древностью. 'Здесь увижу я развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи, думал я' А вот тут Пушкина ожидал конфликт между литературным образом и реальным, не музеефицированным видом памятника. Разочарование оказалось сильным.
  Над хребтом горы Митридат поднимаются несколько вершин, разделённых седловинами. Расположенная в восточной части, ближе к морю, вершина называлась Первое кресло Митридата. Упоминается в литературе и Второе кресло Митридата, но нам интереснее именно Первое, так как именно его и описывает Пушкин: 'на ближней горе посереди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных - заметил несколько ступеней, дело рук человеческих'. Действительно, полукруглые ступени, высеченные с скале, считались в 19 веке остатками трона Митридата. А 'развалины какой-то башни' - возможно - руины античной крепости, бывшей на месте Второго кресла Митридата.
  Исторические воспоминания всплеснулись при приближении к Крыму, и утихли. Генерал Раевский не интересовался древней историей, как и его спутники. Скудный архив Раевских предоставляет нам несколько писем, отправленных из Екатеринослава и с Кавказа, но нигде мы не встретим упоминаний о древностях.
  Керчь в то время была маленькой. Командир Керченского адмиралтейства В. В. Бурхановский писал в 1820 г. адмиралу А. С. Грейгу: 'в таком малом городе, как Керчь, где с нуждою во хижинах своих едва поместиться могут жители' И. М. Муравьёв-Апостол, бывший в Керчи в том же году, нашел приют у П. А. Дюбрюкса, которого не было в городе в те дни, когда прехали Раевские и Пушкин. Предполагается, что генералу от кавалерии Н. Н. Раевскому предоставили ночлег в офицерских домах, обозначенных на 'Генеральном плане ... Керчи'. В центре этой группы зданий стоял 'генералитетский дом', который фиксируется на планах города с 1808 г. Дома этого уже нет давно, но керченские краеведы определили его положение на современной ул. Театральная, во дворе дома ? 34. Следует предупредить, что адрес весьма условный - застройка в исторической части древнего города весьма причудлива. На стене одного из домов установлена мемориальная доска в память о ночлеге Пушкина.
* * *

Коснуться до всего слегка,/С учёным видом знатока

28 (ст.ст. 16) августа
  Существует ли человек, прочитавший и усвоивший все исследования о Пушкине? Мне трудно представить себе такого. Я - признаюсь - не читал всех книг и статей, рассматривающих даже узкий, интересующий меня период его биографии. Возможно кто-то уже писал о том, о чём скажу сейчас.
  Современный читатель не всегда замечает, что письмо брату, написанное под впечатлениями поездки в Крым, и 'Отрывок из письма к Д.', написанный спустя четыре года, отличаются образом рассказчика.
  Факты одни и те же, но описаны они по разному. Брату Пушкин пересказывает свежие впечатления, искренние эмоции. А вот таинственному 'Д.' рассказывает о своём путешествии циничный и высокомерный пижон, которому нужно выглядеть круто перед столичными приятелями:
  'Я тотчас отправился на так называемую Митридатову гробницу (развалины какой-то башни); там сорвал цветок для памяти и на другой день потерял без всякого сожаления. Развалины Пантикапеи не сильнее подействовали на мое воображение. Я видел следы улиц, полузаросший ров, старые кирпичи - и только'.
  Это уже герой из Ричардсона - 'в образе джентльмена, остроумного, неистового, предприимчивого, храброго и безжалостного'. Этот образ долго ещё будет определять и бытовые поступки Пушкина и характер рассказчика в его текстах.
  Разочаровавшись видом Золотого холма, Пушкин с Раевскими отправился в Феодосию.
* * *

Немой залив и склон горы отлогой

28-30 (ст.ст.: 16-18) августа
  В новейшем 'Словаре языка Пушкина' нет ни одной словарной статьи 'Кефа', 'Кафа' или 'Феодосия', хотя последний топоним трижды встречается в бумагах Пушкина. И не только в бумагах: 'Отрывок из письма к Д.' пять раз перепечатывался только при жизни Пушкина. Надо полагать их нет потому, что в творчестве Пушкина не нашлось прилагательного, производного от этих слов.
  Ещё одно 'белое пятно': Павел Васильевич Гаевский не назван в справочнике Л. А. Черейского 'Пушкин и его окружение'. Упомянута только его жена - Елена Дмитриевна, в мае угощавшая завтраком Раевских (и Пушкина, да) на почтовой станции недалеко от Мариуполя. Достоверных сведений о встречах Пушкина и П. В. Гаевского не обнаружено, тем не менее крымские исследователи осторожно предполагают, что встречи эти были. А ведь именно этот человек наверняка встречался в Феодосии с Н. Н. Раевским-ст. по очень весомым причинам, которые будут упомянуты нами позже.
  Почему-то краеведы уверены, что Пушкин обязательно должен был посетить все крымские достопримечательности и оставить свои ценные глубокомысленные замечания обо всём, что стоило осмотра и изучения. Напомню современникам, что даже просвещённому И. М. Муравьёву-Апостолу, сверяющему свои впечатления с трудами Арриана, Скилакса и Страбона, Феодосийский музей показался складом малоинтересных, случайных вещей: 'Громкое имя Музеумъ! въ Ѳеодосiи; хранилище древнихъ памятниковъ Тавриды: но это названiе подобно заглавiямъ многихъ книгъ кторыхъ рѣдко кто имѣетъ терпѣнiе читать далѣе четырехъ первыхъ странiцъ'.
  В описаниях этого пункта путешествия мы вновь подмечаем разницу искренних и модных оценок, данных Пушкиным. В письме к брату город назван Кефой (так же писал и Н. Н. Раевский-мл. в письме), С. М. Броневский оценён как знающий и достойный человек. В скобках заметим, что книгу бывшего феодосийского градоначальника о Кавказе Пушкин сохранил в своей библиотеке.
  В 'Отрывке из письма к Д.', Пушкин, нарядившись в онегинский перекрахмаленный галстук, только мимоходом поминает Феодосию, как место, откуда он отправился морем в Юрзуф.
* * *

Прекрасны вы, брега Тавриды

31 (ст.ст.: 19) августа
  Бриг 'Мингрелия' в эти дни выполнял секретную военную миссию близ Кавказского побережья, предоставляя думать современным доверчивым читателям, что он перевозил мирных пассажиров в Гурзуф.
  Тем временем Раевские и Пушкин отплыли из Феодосии на корвете 'Або'. Для прославленного генерала и его спутников были приготовлены лошади, чтобы он мог без задержки прибыть либо на Южный берег, либо в Симферополь. Однако генерал выбрал путь морем. Феодосийский земский исправник сообщил губернатору, что 'его высокопревосходительство изволил отправиться из Феодосии на брандвахте морем до Севастополя'.
  И снова отметим различия в описании впечатлений этого плавания. Из Кишинёва Пушкин рисует брату богатое красками и эмоциями полотно. А в Михайловском, в цилиндре Онегина небрежно роняет: ''Вот Чатырдаг', сказал мне капитан. Я не различил его, да и не любопытствовал'.
  Не любопытствовал он. Как же... Четыре года спустя вспомнил, и использовал для создания образа высокомерного денди. А в ноябре того же года даже нарисовал в эскизе к иллюстрации для шестой главы 'Евгения Онегина'. Причём Чатырдаг нарисован именно так, как он виден с моря.
* * *

Всё мило здесь - уединенье/Лазурь небес и тень и шум

31 августа (ст.ст.: 19) - 16 (ст.ст.: 4) сентября
  
  Самое время задуматься над некоторыми недоумёнными вопросами поведения наших путешественников.
  Вопрос первый. Каким образом путешественники согласовали пункт сбора именно в Гурзуфе? Читатели помнят, надеюсь, что Н. Н. Раевский-мл. рекомендовал матери остановиться в Кучук-Ламбате. Тем не менее С. К. Раевская с дочерьми ожидала их в Гурзуфе. Вероятно, место встречи было названо в письме, не сохранённом, или находившемся в утраченной части архива Раевских.
  Вопрос второй. Почему Раевские и Пушкин вместе с ними так долго оставались в Гурзуфе? Неужели и в самом деле 'купались и загорали', как пишут некоторые современные авторы? Ответ находим в записках Г. В. Геракова, который упоминает в записках о Феодосии, что Н. Н. Раевский-мл. болен. В беседах Е. Н. Раевской с Я. К. Гротом, она сказала что 'На обратном пути с Кавказа он (Н. Н. Раевский-мл.) как-то повредил ногу, и это было поводом остановки путешественников в Юрзуфе'. А в пушкинской записной книжке 1820 г. есть такая запись: 'Генерал Раевский говорил Н., заболевшему нарывом под ногтем: только шаг от возвышенного до сулемы (в оригинале на франц.: игра на произношении слов)'.
  Вопрос третий. Когда Раевские (отец и сын) и с ними Пушкин покинули Гурзуф? Современные исследователи вычисляют дату исходя из того, что они прибыли в Симферополь 20 (8 ст.ст.) сентября. И ретроспективно отсчитывая даты и известные пункты остановок - вычисляют дату 16 (4 ст.ст.) сентября. Дата всё-таки кажется весьма неточной. Особенно, если принять во внимание обстоятельства, которые мы рассмотрим позже.
* * *
НЕ конец...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"