Аннотация: Это не тот рассказ, что я подавал на БлэкДжек-2014. От того текста остались название, несколько сцен, героев, а в остальном - это фактически, совсем другой рассказ .
Убежище
САЙРУС
"Странные мысли лезут в голову". Эта такая расхожая фраза, уже, можно сказать, клише. А по сути - зачастую мысли вполне обычные. Просто приходят в голову в совершенно неподходящее время и в совсем уж неподходящем месте. Вот сейчас я стою, прислонившись к холодной стене спиной, курю (впервые за пять лет - с тех пор как завязал), смотрю в темноту, слежу за падающими вниз искрами. Если кто-то когда-нибудь напишет обо всем происходящем книгу или снимет фильм, то, по законам жанра, я, старый седеющий доктор, должен начать вспоминать что-то из прошлого, я бы даже сказал - из другого времени. Например, как мы поссорились с Морисом накануне его отъезда в Замбейру. Я тогда наговорил мальчику много лишнего, несправедливого. А ведь должен был помнить, какой у Мориса упрямый характер. За тот год, что он проработал у меня в клинике, я сильно привязался к нему. Я, что называется, "дал парню шанс", и ошибочно полагал, что имею право давать ему советы и указывать, как ему следует жить. Я прекрасно был осведомлен о его профессиональных качествах, но черт меня подери, если я имел хоть малейшее представление о том, что творится в его голове, чем он живет, что его волнует, помимо работы. В принципе, это я (из чистого любопытства) и попытался выяснить в тот вечер. Я пребывал в той же иллюзии, что и большинство людей: если ты встречаешь человека, который кажется тебе здравомыслящим и адекватным в поведении, который болеет за тот же спортивный клуб, что и ты, любит тот же сорт пива, смеется твоим шуткам, а ты - его, то в тебе поселяется твердая уверенность, что и во всем остальном вы с ним абсолютно похожи. Тем неожиданней и болезненней момент, когда обнаруживается, что по какому-то вопросу вы стоите на совершенно противоположных, я бы даже сказал, непримиримых позициях. Мы схлестнулись из-за его критики в адрес программы "Убежище" (название мне всегда казалось неудачным). Я считал, что это большой шаг вперед в лечении синдрома Рейснера, а Морис заявил, что "Убежище" - это ящик Пандоры и одним применением в медицине дело не ограничится. А вот когда эти технологии применят в индустрии развлечений, то тогда игромания и интернет-зависимость покажутся нам детскими игрушками. "Ты пойми, каждый человек ищет потерянный рай, - попытался тогда пофилософствовать я, - но не каждый готов в нем жить вечно. Людям нужна отдушина, убежище, где можно укрыться на время от проблем и стрессов, чтобы потом с новыми силами вернуться в обычный мир. В повседневной жизни мы вынуждены сами создавать себе убежища - все эти хобби, увлечения, клубы по интересам. "Убежище" позволяет получить это все в од-ном флаконе. Будут ли люди тратить бездну времени, выращивая овощи, когда появится возможность купить их в супермаркете за углом? Весь прогресс основан на удовлетворении возникающих у людей потребностей. И это естественная потребность человека в наш век информации - укрыться от потока новостей, чужих мнений, катаклизмов, на которые мы все равно не можем повлиять - всех этих землетрясений в Японии, гибели лесов в Бразилии, эпидемий в Замбейре...". "Я еду в Замбейру через неделю, - перебил меня Морис. - И я уверен, что мы можем и что мы должны повлиять на это". Я помню, как я медленно поставил стакан с коньяком на стол, как пытался собраться с мыслями. И все равно, все, что было сказано мною в тот вечер, можно было бы смело опубликовать в брошюре "Как не надо разговаривать с людьми, принявшими в жизни ответственное решение". Я говорил тривиальные вещи ("В Замбейре не только эпидемия, там еще и гражданская война", "там ужасный климат"), непреднамеренно оскорблял самолюбие молодого человека ("Ты что, в детстве не наигрался в Мариуса Дрона, в Стражей Пустоши?", "Может быть, тебя бросила девушка?"), как идиот, пытался давить своим жизненным опытом, лицемерно давал понять, что "я все понимаю", хотя ничего не понимал. Все уговоры были тщетны и бессмысленны. Да по-другому и быть не могло. Все это напоминало попытку унылого клерка из замшелой конторы отговорить самурая, проигравшего битву, от ритуального сепоку. Я сильно пал в его глазах. По крайней мере, мне потом долгое время так казалось. Мы попрощались до-вольно холодно. На прощание Морис сказал что-то вроде: все ищут потерянный рай, а рай, как и ад, находится внутри нас, за крепкой тяжелой дверью. Все что нам нужно, это - от-крыть правильную дверь. Ну, или остаться прозябать снаружи.
Вот о чем мне надо было бы думать! А еще - о том, где сейчас Морис и мальчик, есть ли хоть какая-то надежда увидеть их снова? Они ушли три дня назад и вот уже два дня от них никаких вестей.
Вместо этого, в мою голову лезут мысли, что было бы, если бы у Мориса (чисто гипотетически) был шелтер? Ну не глупость? Что может быть фантастичнее, чем Морис, пользующийся шелтером?
Темнота отступает. Сигарета тухнет в руках. Скоро рассвет, и вместе с ним еще один день, начинающийся с изматывающей душу неизвестности. Где же вас, черт подери, носит, ребята? Отзовитесь...
РОНИ
Сегодня у нас в классе появился новенький. Его зовут Люк. Он такой маленький, щуплый. Весь в веснушках и очень серьезный. Он никогда не улыбается, никогда! И самое главное - у него нет шелтера. Никакого! Даже у самых бедных в нашей школе - у близняшек Бриггс - есть старый-престарый шелтер "Радуга - 2". На большой перемене я задержалась с "отплытием" и видела, как к новенькому подошли Берни и Джай. Люк в это время стоял у окна и глазел на школьный двор. Это было очень необычно. Что там смотреть? Деревья, море и скалы - ничего интересного. Берн попросил его показать свой шелтер, а Джай спросил, почему он не "отплывает" как все? Новичок только слегка повернул голову и сказал им, что ему и здесь хорошо, а шелтера у него нет.
"Как это нет?" удивился Берни, а Джай уверенно заявил: "Да ты врешь!". Этот мальчик, Люк, вдруг как обернется, как посмотрит на Джая, как схватит его за нос: "Кто врет?! Я вру?!". Мне так страшно стало, что я забыла, как нас учили, что в таких случаях лучше сразу включить шелтер, но только если он не такой старый как у близняшек Бриггс, потому что в нем не предусмотрен защитный купол. А Берни вспомнил, потому что сразу "от-плыл", а вокруг него образовалась защита. И еще сигнал тревоги сработал - у Берни дорогой шелтер, там все есть. А Джай вырвался, отпрыгнул, плача, и тоже быстренько "от-плыл". Люк постоял рядом, потыкал пальцем в силовой купол, а потом повернулся к окну и стал опять смотреть. Тут подъехали школьные стражи, и дальше я не знаю что было. Я включила шелтер и "отплыла". У меня хороший мир, и мне нравится, что он не такой как у большинства девчонок. У них обычно или замки с каретами и принцами или особняки с га-зонами и собачками. А у меня - остров. Я лазаю по деревьям, плаваю в лагуне вместе с дельфинами, купаюсь под водопадом. Я там самая храбрая и красивая! А кроме дельфинов у меня есть ручной леопард и три попугая - все разных цветов. Правда, моя сестра Оливия говорит, что в моем мире я тоже вроде как принцесса с собачками, но мне кажется, она мне просто завидует. Но в этот раз мне не игралось. Я все думала, как это: жить без шелтера?
ДИРЕКТРИСА ЦВИНГ
Я всегда боялась, что случится что-то такое. Когда ты молода и амбициозна, этот страх не так силен. Но вот ты проводишь в ответственной должности пару лет, и начина-ешь бояться всяких неожиданностей. Я сразу почувствовала, что с этим новеньким что-то не так. Чем-то он сразу выделялся из того огромного количества детей, с которыми мне приходилось беседовать раньше. Но с документами было все в порядке, и я не имела никаких обоснованных причин не принять его в школу. А теперь - такое... Драка между мальчишками - неизжитый пока пережиток прошлого. Но это полбеды. То, что мальчик без шелтера - это явно неспроста. Это явно влияние семьи. Возможно, мы имеем дело с сектантами. Поэтому вести разговор с отцом этого мальчика я старалась как можно мягче. Ну, вы понимаете - свобода совести и все такое. И сразу постаралась выяснить, не принадлежит ли их семья к какой-нибудь секте. Отец - под стать сыну - худой... В каком-то мрачном, допотопном пальто. Небритый. Про принадлежность к секте он выразился как-то странно: "Мы никому не принадлежим. Мы с сыном сами по себе". Я спросила его, почему его мальчик не пользуется шелтером. Он ответил, что шелтер Люку не нужен. Он воспринимает реальность такой, какая она есть. Я была немного шокирована. Но я не сдавалась. Я попыталась объяснить этому невежественному родителю, как важен шелтер в жизни ребенка. Как он развивает фантазию. Как оберегает ребенка от стрессов (тут он позволил себе ироничную ухмылку). Как сильно снизилось количество конфликтов между детьми, почти не стало детских травм, суицидов. "Сами подумайте, господин Дрон, где бы вы хотели, чтобы ваш сын выплескивал избыток энергии: лазая по деревьям и дерясь со сверстниками, и тем самым подвергая себя опасности, или в безопасном выдуманном мире под защитой силового купола? Если вы стеснены в средствах, школа может выделить вашему ребенку шелтер, это не проблема" Он, видимо, оскорбился. Но виду не показал. Встал, поблагодарил, пообещал поговорить с сыном, даже прощения попросил за неприятный инцидент. Но слышалась в его голосе какая-то горькая ирония.
Когда я наблюдала, как они вместе с Люком удаляются по аллее, я вдруг поняла, что меня так насторожило при первом знакомстве. У этого мальчика совсем недетские глаза. И я никогда не видела, чтобы он улыбался.
ЛЮК
Сестра Агнесс сама была виновата. Зачем она сказала при приемных, что родители, бросившие нас - недостойные звания людей выродки? Выходит, я тоже - выродок? За это я и наступил ей на ногу со всей силы. И все испортил. Обидно. Я ведь почти поверил, что меня могут усыновить. Меня ведь никогда раньше не выбирали. Кто-то из приемных один раз сказал, что у меня глаза волчонка, и я, наверно, буду злым и непослушным. Я даже перестал подбегать, как все остальные, когда к нам приходили приемные мамы и папы.
Когда к нам приходят приемные, каждый из нас старается им понравиться, но редко кто уходит в семью из приюта. А вечерами, когда Агнесс думает, что мы спим, мы рассказываем друг другу истории - кто какие знает. И еще - о своих родителях. Какие они? По-чему так случилось, что они оставили нас здесь, в приюте? Все об этом думают, но не все говорят об этом вслух. Сестра Агнесс как-то проговорилась, что меня нашли маленьким на пороге приюта. Меня подкинули еще ночью. Было холодно, и я пролежал долго, и замерз, но не плакал. Поэтому меня нашли только утром. Сестра Агнесс сказала, что я уже тогда был волчонком. И еще она сказала, что мои родители - бессердечные твари, и если вдруг когда-нибудь к ней на коленях, рыдая, приползет моя непутевая мать, или придет мой оборванный и жалкий отец, и будут умолять ее отдать им их дитя, она захлопнет перед ними дверь, и пусть они хоть мокнут под дождем, хоть замерзают на снегу - она им не откроет и даже не покажет им их ребенка, то есть меня. Сестра Агнесс - странная. Она учит нас любить и прощать каких-то чужих неприятных людей, а наших родителей ненавидит. Хотя не знает, почему они нас оставили. С тех пор я часто думаю, что такой день настанет - мои папа или мама обязательно меня найдут!
Об этом я и думал, сидя в чулане. Потом я услышал голос: "Рони, домой!" Я не понял сначала, откуда это, а потом увидел - на окне осталась незакрытой форточка и оттуда до-носились звуки с улицы. Слышно было, как что-то страшно скрипит, и какая-то девочка поет песенку. Я не мог разобрать слов, понял только, что про дельфинов и море. Форточка была высоко, и сначала мне было все равно. А потом меня разобрало любопытство. У этой девочки, которую я никогда не видел, наверняка есть и мама, и папа. Интересно, а какая она? Чем занята? Во что сейчас играет? Ведь она наверняка играет во что-то интересное, если никак не хочет уходить домой. Очень хотелось спросить ее про дельфинов и море - я ведь никогда еще не видел ни моря, ни дельфинов. В общем, полез я. До форточки никак не удавалось дотянуться, и я схватился за полку на стене, подтянулся и увидел только пустые качели, которые очень скрипели, когда качались. Девочка уже ушла. Мне стало грустно. Тут полка треснула, и я упал. Сначала было непонятно - живой я или нет. Потом стало больно. Потом еще больнее. Но я не стал плакать или хныкать.
Я попытался встать. Я огляделся кругом, и мне стало страшно. Полка сломалась и все, что на ней было, разлетелось по полу. Я подумал, что мне влетит от Агнессы, и стал собирать рассыпанное. Банки, щетки, тряпки, вешалки, деревяшки, железки... Там много всего было. Потом я нашел разорванную книжку. Она была без обложки и не было первых и последних страниц. Я полистал и увидел картинку - там стоял какой-то дядя - в пальто, с платком, обмотанным вокруг шеи, и в шляпе. На спине у него был рюкзак, а в одной руке был огромный нож - ну почти как меч, только сделанный как нож, который нам показывала один раз Агнесс за столом и говорила: "Подрастете - научитесь есть ножом и вилкой, как приличные дети!". Этот дядя смотрел мне прямо в глаза, как будто видел меня. Я тоже смотрел на него долго-долго, словно он был живой. Как будто я ждал, что он, нарисованный, и вправду может мне что-то сказать. Наверно, это потому, что сразу видно, что он сильный и ничего не боится, и мне поэтому очень хотелось, чтоб он со мной заговорил. Потом я увидел, что под картинкой что-то написано, и прочитал. А написано было вот что:
Где бы ты ни был, сколько бы времени ни прошло, я не перестану искать тебя, пока не найду!
Я стал читать. Я не мог остановиться. Когда стемнело, я взобрался на подоконник. Там было светлее, и я мог разглядеть что написано. Букв почти не было видно. У меня разболелась голова. Я читал и читал, пока сестра Агнесс и наш плотник Хуго не стащили меня с подоконника. Агнесс отняла у меня книгу и отправила спать. Она была очень взволнована. А наутро мне стало плохо. Очень болела голова. Агнесс вызвала врачей, и меня увезли. Сначала в одну больницу, потом в другую. Потом я оказался здесь. Здесь кормят лучше, но это все равно тот же приют. То нельзя. Это нельзя. Но теперь мне не так тоскливо. У меня есть та книга без начала и конца - я выпросил ее у сестры Агнесс, когда меня забирали в больницу.
Агнесс читала нам иногда интересные книжки - и про короля Артура, и про Робинзона Крузо, но эта книга была самая-пресамая здоровская книга на свете! Потому что она бы-ла про моего отца - Мариуса Дрона.
МОРИС ДЮРАН
Меня кто-то тихо, практически шепотом, позвал в темноте. Позвали по имени, только как-то странно его исковеркав. Я огляделся. Пустая палата, в которой я решил укрыться от преследователей, оказалась совсем не пустой. При свете установленных вокруг мониторов, я увидел лежащего на кровати мальчика лет 10-11. Не помню, чтоб я видел его когда-нибудь раньше. Я приложил палец к губам. Мальчик понимающе кивнул и продолжил смотреть на меня как-то странно. В литературе для этого используют термин "пожирать глазами".
Кажется, те два мордоворота, что гнались за мной последние полчаса от самого Монтрэя, окончательно потеряли мой след и решили вернуться назад, утешая себя тем, что в следующий раз они обязательно меня поймают. Если бы проводился чемпионат по уме-нию влипать в истории, я бы мог на нем побороться за честь города! Мне бы сейчас самое время незаметно выскользнуть из этого медицинского учреждения, в которое я незаконно проник по пожарной лестнице пять минут назад. Но мальчишка словно приковал меня взглядом. Я присел на краешек кровати.
- Привет!- сказал я. Тут мальчик потянулся ко мне руками, утыканными датчиками и трубками капельниц и порывисто обнял. Я боялся пошевелиться - шнуры и трубки натяну-лись струной. Он уткнулся лицом в мое видавшее виды не первой свежести пальто, его пальцы мертвой хваткой вцепились в грубое сукно. Я осторожно попытался провести ладо-нью по его короткостриженным волосам.
Хватка его начала ослабевать.
- Слушай, давай ты приляжешь, - я мягко постарался освободиться из его объятий. Он послушался и дал себя уложить обратно на подушки. На его щеках блестели две мокрые дорожки, глаза были красные, но совершенно пьяные от счастья.
- Я знал, что ты меня найдешь, - прошептал мальчик. Я открыл было рот, чтобы по-пытаться объяснить ребенку, что он меня с кем-то путает, но тут в коридоре послышались шаги. Я напрягся и как-то машинально брякнул: "Ну да!"
Шаги послышались совсем близко, а потом стали удаляться. Я облегченно вздохнул.
- За тобой гонятся, да? А где твой тесак? - мальчишка, на мое счастье, не поднимал шума и продолжал говорить шепотом. Я огляделся. Над кроватью висела бирочка. "Имя больного: Люк..." - дальше было неразборчиво.
- Послушай, Люк, - начал я как можно ласковее, аккуратно приподнимаясь с кровати - Мне тут оставаться нельзя. Я бы с удовольствием с тобой поболтал, но...
Худая и цепкая, как у обезьянки, рука снова вцепилась в мое пальто.
- Не уходи! - в глазах у мальчика была такая мольба, что я не посмел с ним спорить. Я снова присел на край кровати. Мальчик по-прежнему крепко держал меня за край пальто. Он смотрел на меня таким пронзительным взглядом, что у меня по спине поползли мураш-ки.
- Послушай, Мариус, - совсем не по-детски серьезным тоном начал Люк. "Морис, а не Мариус"-хотел сказать я, но решил не перебивать. - Я знаю, что тебе надо вернуться назад, в Пустошь и спасти детей. Ты им обещал, и ты не можешь поступить иначе, ведь так?
Меня прошиб холодный пот. Как тогда, в затерянной в пустошах Замбейры деревуш-ке, где под южным небом старая, высохшая как колода слепая старуха-колдунья водила по моей ладони заскорузлым пальцем, удивительно точно рассказывая своим односельчанам, собравшимся вокруг нас, все подробности моей жизни. Кто этот мальчик? Откуда он знает обо мне? О том, как меня провожали на окраине туземной деревни десятки детских глаз, в которых был один вопрос: "Ты еще вернешься?"
- Да, это так,- так же серьезно ответил ему я.
- Я тебя не отговариваю. Ты обязательно туда вернешься. Только возьми меня с собой. Я скоро выздоровею. Очень скоро - так доктор Сайрус говорит.
- Сайрус?! Он здесь работает? - мальчик кивнул. Я посмотрел на его бледное лицо, тени под глазами. Меньше всего этот мальчишка напоминал того, кто скоро должен выздо-роветь. "Ну что, ты все еще думаешь, что сможешь встать и уйти, и никогда не возвра-щаться в эту палату?" - мой внутренний голос был тактичен, как стая грифов, усевшаяся в кружок вокруг умирающего бедуина.
-Вот что мы сделаем, Люк. Я сейчас пойду и поговорю с доктором Сайрусом, узнаю у него, как обстоят твои дела. А там и решим, что будем делать. Хорошо?
Люк просиял. Радостно кивнул и наконец отпустил мое пальто. Я поднялся и направился к двери.
- Мариус! - тихо позвал мальчик. Я обернулся. Какие у него все-таки не по-детски серьезные глаза!
- Можно я буду звать тебя папой? - Я просто остолбенел, но довольный и счастливый Люк, казалось, не заметил этого. - Я ведь твой сын! Сын Мариуса Дрона!
Что я там говорил про чемпионат по умению влипать в истории? Кажется, меня из городской команды только что перевели в высшую лигу...
РОНИ
Прошло почти два дня, как у нас в классе появился Люк. Он все такой же серьезный, и ни с кем не дружит. Не знаю, о чем с ними говорила директриса Цвинг, но вчера я проходила мимо крыльца их дома и видела, как Люк и его отец сидели в шезлонгах на крыльце, и в руках у них были шелтеры. Отец что-то говорил Люку. Он замолчал, когда увидел меня, я успела услышать только: "Ты отлично справился, сын. Видишь, они сами выдали нам шелтеры! И теперь мы можем отправляться..."
- Здравствуйте! - сказала я. Отец Люка кивнул мне головой, а Люк улыбнулся. Я по-чувствовала, что пришла не вовремя. Поэтому просто протянула отцу Люка конверт.
-Что это? - спросил он.
- Письмо. Вам. Там на конверте написано - "отнеси отцу Люка".
Он недоверчиво осмотрел конверт.
-Откуда оно у тебя?
- Птица принесла.
-Какая еще птица?!
- Не знаю... морская. С большим клювом...
Отец Люка спрятал в нагрудный карман письмо. Он улыбнулся. И Люк тоже. В первый раз вижу их улыбающимися.
- Спасибо, девочка! - сказал отец Люка.
-Ее зовут Рони, - подсказал Люк. Я покраснела от удовольствия. Надо же! Люк запомнил мое имя. Почему-то мне стало очень приятно от этой мысли. Они надели шелтеры. Люк машет мне рукой, а я - ему.
Когда я иду домой, я всю дорогу улыбаюсь. Я думаю, как хорошо, что Люк начал пользоваться шелтером. Когда он вернется, я обязательно спрошу у него, какой у него мир, и какие там приключения...
МАРИУС ДРОН
Я с трудом вспоминаю, кто я и где я, и что со мной случилось. Бывают такие тяжелые сны без сновидений, после которых ты чувствуешь себя потерявшим память. Надо только подождать, и ты вспомнишь...
Я - Мариус Дрон. Я многие годы ищу сына, блуждая по бескрайним просторам Пустоши. И вот несколько дней назад я нашел его. Люк, мой сын, я так долго искал тебя, что теперь никто и ничто не заставит меня потерять тебя вновь. Я знаю, что смертельная болезнь подтачивает твои силы, выпивает из тебя жизнь. Но я знаю про целительный источник, затерянный в песках Пустоши, оазис, который все называют Крокус, как и про то, что дорога до него крайне опасна и трудна. Я достаю из нагрудного кармана конверт, в котором лежат сложенные вчетверо листки. На одном из них - карта. На другом - записка от Сайруса и Джи. Я читаю ее и словно вижу их - старый слепой колдун, высохший словно колода и его шустрый и ушлый поводырь, похожий на нахальную морскую птицу.
"Дорогой Мариус! Идя через пустошь, ты должен помнить следующее: здесь самые опасные твои враги - страх и отчаяние. Не позволяй им взять верх над тобой. Чтобы ты ни увидел - иди вперед! У тебя есть три дня, чтоб добраться до Крокуса. В последние два дня Люк может начать терять сознание. Что бы с ним ни случилось - донеси его до Крокуса! Сайрус и Джи".
Я прячу записку в карман. Рядом со мною на крыльце Люк, сидя на корточках, наблюдает за медленно ползущей по дощатому полу желтобрюхой черепашкой. Я перевожу взгляд на открывающийся с крыльца вид. Смотрю как пыльный ветер гонит по песку пере-кати-поле, как высоко в небе кружат степные стервятники. Пора! Я встаю с шезлонга, и мы с Люком направляемся в сарай, служащий нам гаражом.
Через пять минут мы уже в старой потрепанной колымаге выезжали со двора. На крыльце обветшалой хибарки стояла соседская девочка Рони. Люк не перекинулся с ней ни словом за все то время, что мы были здесь, но между ними завязалась крепкая безмолвная дружба. Сейчас они махали друг другу руками, и в зеркале заднего вида я видел ее глаза, в которых был один вопрос: "Ты еще вернешься?"
ВЭЙН КРАУН (из последнего интервью)
Временные трудности с моим здоровьем не позволяют мне вести долгие беседы. По-этому я постараюсь максимально коротко ответить на самые часто задаваемые вопросы. Заранее благодарю вас за понимание.
Меня часто спрашивают, как мне пришла в голову идея романа? Небывалый успех книги заставил многих думать, что я, подобно маститому шеф-повару, храню в сейфе секретный рецепт как приготовить блюдо под названием "Бестселлер". Вынужден вас разочаровать - в рецепте нет ничего секретного. Просто сидя перед чистым листом бумаги, я по-старался вспомнить все то, о чем я мечтал в детстве, все те яркие моменты, которые хотел пережить, все те приключения, в которых я хотел поучаствовать. Затем я посмотрел вглубь своего сердца, сердца сорокалетнего мужчины, и постарался честно ответить себе, о каких утраченных возможностях я искренне сожалею. Как ни странно, мечты мальчишки, растущего без отца в трущобах Монтрэя, и ностальгические терзания успешного писателя, живущего в особняке в престижном районе, совпали процентов на девяносто. После этого я начал писать, дав себе слово, что наплюю на всяческие каноны и правила. Я спустил с по-водка свою фантазию и дал ей резвиться, где ей вздумается. В частности, я совершенно не беспокоился о том, насколько правдоподобен мой главный герой.
Тут мы подходим ко второму часто задаваемому вопросу: с кого я списал образ Мари-уса Дрона?
Отвечаю, положа руку на сердце: ни с кого! Этот образ - чистейший вымысел, и тем забавнее для меня слышать многочисленные версии о возможном прототипе. Образ простого человека, у которого похитили ребенка, который отправляется на его поиски, растянувшиеся на годы, и при этом ни разу не упускает случая, чтобы ввязаться в противостояние с очередным злодеем, защитить слабых и беззащитных - это, простите, образ из области фантастики. Не бывает в реальной жизни таких людей. Я верю и в героизм, и в альтруизм, и в самопожертвование, но в реальной жизни они очень ограничены по времени. Все время помогать, все время бросаться на помощь неизвестным тебе людям, - это удел книжных персонажей, но никак не живых людей.
Последний вопрос, который мучит многих читателей - найдет ли Мариус своего сына, доберется ли он до логова Крокса, Похитителя Детей? Я спешу утешить своих читателей и поклонников одним коротким словом "Всенепременно!" Воля Мариуса Дрона, его боевые навыки, плюс помощь всех тех, кому он помог на протяжении первой книги, обязательно приведут его к желанной цели!
Ко второй книге о приключениях Мариуса я приступлю незамедлительно после про-хождения курса лечения...
"БАКЛАН" ДЖИ
Когда братан Мори выложил мне и доктору этому свой план, я первое что подумал - все, крыша у чувачка поехала! Не, а что? Он в Замбейре в таких замесах побывал - тут тяжело не двинуться головой. Я так им и сказал. Обоим. Мол, то что Мори задумал - это как сбежать из запертой комнаты через слив в раковине, по водопроводной трубе. Мори - он штырь конкретный, но что в нем классно - с ним можно запросто, как с другими братана-ми-"бакланами". Никогда не напрягает своей крутизной. Вот и в этот раз так же - выслушал и попросил объяснить парацельсу этому с козлиной бородкой суть "ныряния". Ну тут он напряг меня, без вариантов. Это ж все с самого начала объяснять надо. Еще и парацельс этот не сек ни черта в нашем потоке... ой, простите, в языке. Так, чтоб не разливать тут долго, объясняю на понятном вам потоке. Вся эта программа "Убежище", или "шелтер-шмелтер" как называем ее мы, "бакланы", выстроена как курорт посреди пустыни. Я на таком зависал один раз. Курорт на берегу моря, чтоб народ купался, а все источники снабжения фиг знает где - за семью барханами. Отъедешь от вилл и луна-парков на десяток миль - там целая плантация ветряков, солнечных батарей, насосных станций, в общем - вся энергетическая начинка. Курорт как пуповиной связан с этими источниками жизни. Со "шмелтером" та же история. В информационном поле выделены участки - мы зовем их "запрудами", поближе к потребителям, подальше от основного источника, а подпитка идет от "большой реки" или "моря" - так мы зовем участки большой концентрации информационных полей. Это как скопление звезд, как Млечный путь, или как океан, из которого вытекают реки и дробятся на ручьи и лужи. Те, кто создавали "Шелтер", тянули каналы к большому морю, но потом передумали и завязали все нитки на среднего размера "озере". Лет на десять вполне хватит. А там следующие поколения и решат - стоит им тянуть каналы до "моря" или нет. Канал старый, истертый остался. Вокруг него - "пустыня" с аномальными зонами, где твое сознание может так сплющить, что попадание в кому будет еще не самым худшим вариантом. "Ныряльщики" - и "бакланы", и "альбатросы", и "поплавки" - все "ныряют" в "пустыне" - ищут ставки, ручьи, речки. Если попроще объяснить вам, "бакланы" похожи на тех, кто гоняют на серфе на крутых волнах. Им это в кайф, да и популярности у девочек прибавляет. "Поплавки" - тем кайф не нужен. Они похожи на серфера, который уплывает подальше остальных, обвязавшись длиннющим тросом. Их цель - найти в пустыне полезную информацию, они вроде как золотоискатели, мечтающие найти слиток и продать подороже. Барыги они, а не "ныряльщики". А есть "альбатросы". Этих даже не знаю с чем сравнить. Это такие безбашенные штыри, которые на доске для серфа уплывают на середину моря. Для них "Ныряние" - наркотик, судьба, религия - назови как хочешь. У нас к ним такой респект, какой был бы у монашек к святой Катерине, вернись она с того света. Я вот сподобился побыть на подхвате у одного "альбатроса". Наверно, самый вменяемый из них. Имени говорить не буду - и так много рассказал лишнего. Этот-то "Альбатрос" мне и рассказал, что нашел "ставок" - крошечный, но необычайно мощный и чистый. Он не мог найти этому объяснение, но предполагал, что "ставок" соединяется с "морем". Для лечения синдрома Рейснера - это просто то, что доктор прописал. Он дал ему имя Крокус. Альбатросы имеют такую блажь - рассказать кому-то из доверенных людей свой секрет. Вот он и рассказал мне. Зачем - не знаю. Толку от такой информации немного, разве что я опустился бы до уровня "поплавка" и решился бы слить эту инфу за бабки. Но, будь я на это способен, ни один "Альбатрос" мне бы рядом стоять не позволил, не то что секреты доверять. Так что смысл от такого знания... Ни один "поплавок", ни один "баклан" не отважится "нырнуть" так далеко. Тому "Альбатросу" просто дико по-везло. И всерьез надеяться, что новичку вроде Мориса, да еще с пацаном в связке, удастся одолеть хотя бы четверть пути, - это бред полнейший. Вот что я сказал. Но Морис приду-мал один безбашенный финт. Не самим "нырнуть", а отправить к "ставку" свои образы - это, если совсем примитивно объяснять - навроде как увидеть сон, в котором ты идешь спать, засыпаешь и видишь еще один сон. Образ, возразил я - это хорошо, только он очень уж уязвим. "Ныряешь" не ты, не твое сознание, а "ныряет" образ, то есть подсознание. Мало того, что образ-штука практически неуправляемая, так еще все твои потаенные страхи и комплексы в "пустыне" обретут плоть и кровь, превратятся в чудовищ, которые со-жрут тебя, а в твоем реальном теле найдут кровавое желе вместо мозга. Это - раз. Кроме того, создание образа требует определенной стартовой "супер-запруды", и если у тебя случайно не лежит в кармане ключ от какой-нибудь военной или засекреченной научной лаборатории, то -забудь и не парься! Это - два.
Но Морис - нереально крутой штырь. У него и тут был план. Такой же безбашенный, как и он сам. Из него вышел бы реальный "альбатрос"! Оказывается, есть такая себе легальная коммерческая "запруда", где тем, кто пресытился "отплытиями" в виртуальные миры, предлагали "сон во сне". Меня аж покоробило от того что не-ныряльщик знал об этом, а я - нет. Вот оттуда Морис и предлагал рвануть в "пустыню". Я был уже на крючке. Меня реально плющило от мысли, что со мной рядом человек, который всерьез планирует такое - все равно что по канату пройти десяток километров над пропастью или переплыть море на надувном матрасе. Я выдвинул последнее возражение - попасть в такую "запру-ду" стоит невменяемую кучу кредиток, и если только случайно девичья фамилия твоей мамочки не Рокфеллер, то...
Морис не дал мне договорить - просто вынул из кармана два пластиковых билета - как раз на тот самый ультра-курорт. На себя и на пацана. У меня просто челюсть упала. И вот в тот момент мне показалось, что у его безумной затеи есть шанс. Маленький такой. Как мой шанс стать вице-президентом "Шелтер Инк". У меня аж мурашки по коже пошли...
Тут этот гнусный позор Гиппократа чуть не испортил мне именины сердца, спросив: "Морис, а почему ты это делаешь? Ты ведь не обязан. Он тебе не сын, не племянник. Никто не обязан... Это ведь смертельный риск... Почему именно ты?" А Морис так посмотрел на него и как сказанул!
"Сайрус, - говорит, - назови мне хоть одного человека на земле, который спасет этого мальчишку вместо меня, и я с радостью уступлю ему место". Надо было видеть лицо этого айболита! У меня аж руки вспотели, как перед первым "нырком". Вот это штырь! "Альбатросы" отдыхают!
Потом Морис погнал меня готовить оборудование, и дальше, до самого "нырка", уже было не так интересно... Очень чесался язык рассказать братанам, а больше всего - тому старому Альбатросу...
САЙРУС
- Морис, на пару слов! - я был настроен очень решительно. Морис это понял и отло-жил книгу, на обложке которой значилось: "Вэйн Краун. Приключения Мариуса Дрона". Я успел заметить, что все страницы испещрены пометками.
- Откуда у тебя билеты? Тебе не могли их так легко и быстро продать! - Морис назвал имя и фамилию той, что выдала ему билеты в обход правил. Я не поверил своим ушам.
- Хорошо, а откуда у тебя деньги!? - не сдавался я. Морис назвал несколько имен. Я не поверил своим ушам еще больше. Но предположить, что Морис мне врет.... Нет, это уж слишком!
- Но как?! Как, черт меня подери, это возможно!?
- Проект "Анти-Шелтер" - спокойно ответил Морис.
- Что-о-о?
- Ты не представляешь, сколько людей устраивают на задворках своей души крепкие несгораемые и пуленепробиваемые убежища. Запихивают в них такие понятия как сострадание, смелость, милосердие, совесть, человеческий долг. Особо заботливые сдают туда и еще способность мыслить. Из благих целей. Чтоб ничего не болело внутри. И тут появля-ется Морис Дюран, заводит с хозяевами убежищ неприятные беседы. Пока он их отвлекает, Мариус Дрон лезет через заборы и форточки к убежищам, отмычками или кувалдой откры-вает замки и запоры, выпускает измученных пленников на свободу. Мориса Дюрана можно прогнать, высмеять, даже натравить на него собак или охрану. Но выпущенные пленники уже не дадут хозяевам убежищ спокойно тонуть в собственном равнодушии. Очень скоро эти люди сами найдут Мориса Дюрана и зададут правильные вопросы: "Что я могу сде-лать?", "Чем я могу помочь?", "Как это можно исправить?".
Так что - не волнуйся, я не грабил банк, не обманывал казино. Кстати, а ты знал, что Вэйн Краун не написал продолжение, потому что умер от синдрома Рейснера? Такие книги нельзя оставлять недописанными, как считаешь?
МАРИУС ДРОН
Крокс, Похититель Детей, самый главный злодей Пустоши и мой заклятый враг, стоял, ухмыляясь, а перед ним, растерянные и заплаканные, стояли десятки ребятишек от пяти до десяти, и каждое лицо в этой детской толпе было мне до боли знакомым.
- Ну что, Мариус, вот мы и встретились! - на Кроксе была песочного цвета камуфляж-ная форма, на голове - красный берет с кокардой, на которой (я откуда-то это знал!) было выбито "Повстанческая Армия Замбейры". Он размахивал большим армейским пистоле-том, то и дело приставляя его то к одной, то к другой ребячьей голове. То же самое делали и два мордоворота, похожие на горилл, с автоматами в волосатых лапах и в точно такой же форме. - Ну как ты поступишь в этот раз? Ай-ай-ай, какая жалость! Столько пройти, и у самых ворот рая столкнуться с таким сюрпризом! А как там твой парень? Этот заморыш, которого ты почему-то считаешь своим сыном? Ты уверен, что рисковал жизнью ради сы-на? Что тот пацан, что сейчас лежит в отключке вон под тем деревом на холме - это твой детёныш?
Я думал, самое страшное позади. Я много раз думал, что вот он, самый страшный мой кошмар. Я так думал, когда за нами погнались "огрызки", и мне пришлось извести два ма-газина патронов, чтоб они отстали, а в левом заднем крыле так и остался торчать обломок копья из арматуры. Я так думал, когда ночью наш лагерь посетили одичавшие псы, и я до рассвета швырял в них заточенные диски и отпугивал горящими головнями. Я был просто уверен, что вот оно, когда на второй день Люка укусил скорпион, и мне пришлось делать ему надрезы на руке и высасывать кровь. Когда мы на третий день попытались пересечь каньон и под нами рухнул мост, я думал - все, конец. Я успел вытащить только Люка, а машина, лекарства, оружие - все это рухнуло в пропасть. Потом был момент, когда я ре-ально сдался. Перед нами было минное поле - от горизонта до горизонта и я не мог его ни обойти, ни нащупать проход. Я слишком хорошо помнил, что осталось от девочки, побе-жавшей напрямик через такое же поле, чтобы предупредить деревню о приближающихся повстанцах. Я не мог тогда заставить себя сделать шаг. Но рядом был Люк, и пока я разду-мывал, он пролез через проволочное заграждение и побежал. Я побежал за ним, был дикий страх увидеть вместо Люка взметаемый взрывом столб песка и кровавых ошметков. Мины рвались. Справа. Слева. Осколки свистели у самого уха. Я не обращал на них внимания, я думал только о Люке. И поле неожиданно кончилось. Люк спас и себя, и меня. "Не позво-ляй страху и отчаянию взять верх над собой". Но тогда Люк был рядом. А 12 часов назад он потерял сознание. Я нес его на руках. Если бы Сайрус и Джи не предупредили меня, я бы думал, что вот, самый страшный кошмар наступил...
- Итак, Мариус, я считаю до трех! - Крокс прижал дуло к виску пятилетнего малыша, - бросай автомат, рюкзак, и медленно иди к нам. И без фокусов, я стреляю без предупре-ждения! Раз!
Выбора нет. Я бросаю оружие, рюкзак и поднимаю руки вверх. Я уверен, что меня ждет мучительная смерть, что, вполне вероятно, что потом и эти дети, за ненадобностью, будут убиты. Умрет Люк, не получивший исцеления. Но пока я иду - медленно, очень мед-ленно, я надеюсь на чудо. Стервятники, кружащие надо моей головой с того самого мо-мента, как мы с Люком пошли пешком, начинают снижаться. Их тени на песке становятся все больше и больше. Я останавливаюсь...
- Два! - угрожающе произносит Крокс. Дети плачут. Я огромным усилием воли за-ставляю себя не поднимать головы. Тень становится огромной, словно от небольшого мо-торного самолета. Меня обдает потоком воздуха. Я падаю на землю. Хлопанье крыльев, угрожающий птичий крик. Три огромных белых птицы пикируют на Крокса и его горилл. Я подхватываю автомат, бегу, крича детям, чтоб они легли на землю. Моя помощь оказыва-ется запоздалой. Все три моих врага лежат на песке без движения. Я смотрю на птиц, с изумлением наблюдая, как они на глазах превращаются в людей. Приземляется еще одна, огромная, как самолет. На ее спине восседает улыбающийся Люк. Я беру его на руки. Го-лубая, сверкающая вода Крокуса в каких-то ста метрах. Мне хочется сказать этим то ли людям, то ли птицам (кажется, их зовут Альбатросами) какие-то слова благодарности. Но комок подступает к горлу. Самый старый из альбатросов делает мне какой-то жест рукой, словно отдает честь...
САЙРУС
Что было бы, если б у Мориса (чисто гипотетически) был шелтер? Я живо представляю себе мир, который бы он создал. Это был бы необычный мир. Мир, в котором каждому есть дело до всего на свете. Здесь какой-нибудь "офисный хомячок", узнав воскресным утром, что где-то за тридевять земель людям нужна помощь, не теряя времени, достает из шкафа заранее сложенный рюкзак и, доедая на ходу бутерброд, спешит в аэропорт или на вокзал, справедливо опасаясь, что ему может не достаться билет, несмотря на то, что ввиду наплыва добровольцев, в район бедствия уже пущены дополнительные рейсы. Здесь не бывает случая, чтобы уронившая в речку мячик маленькая девочка плакала дольше двух минут. Потому что мячик ей поймают и вернут. Здесь нет потерявшихся детей и заброшенных стариков, а фраза "равнодушная толпа" является анахронизмом. Здесь можно встать посреди улицы и позвать на помощь, и через минуту тебя окружат люди с вопросом "Чем помочь?".
Мне тепло от этих мыслей, от этих странных дурацких мыслей... Дурацких, ибо что может быть фантастичнее такого мироустройства? И все же... О, дивный, дивный мир!
Темнота отступает. Сигарета тухнет в руках. Скоро рассвет, и вместе с ним еще один день, в котором я буду надеяться и верить. Где бы вы ни были, как долго бы мне не пришлось ждать, я уверен - вы вернетесь, ребята...