Я очнулся на полу, лицо перепачкано запекшейся кровью, болит нос. Но я спасу тебя! Спасу! Мой милый морской котик с прекрасными, печальными глазами... Сегодня же ночью - не будь я Теодор Чьяпарелли. Мне столько твердили, что наследник династии должен быть сильным - и я таким буду.
Сумерки уже опустились на город, заливая его улицы яркими огнями. Сколько же на улице счастливых людей! Как я хочу так же пройтись по вечернему городу. По вечному городу дворцов и туманов, вдыхая его воздух, слушая его музыку. Но я не могу. Мир за окнами всегда был, есть и, боюсь, что и будет, чем-то далеким и недоступным. Да, я бывал в разных городах, вернее, видел их через стекла автобусов, да оконные рамы.
Представление давно закончилось. Шум в коридорах затих. Мои родители, наверно, ложатся спать. Еще каких-нибудь пару часов, и я сделаю то, что должен был сделать уже давно.
***
"...Довожу до вашего сведения, что ваши упреки по поводу нечитаемости моего стиля и просьбы о его всемерном упрощении были мною получены и к исполнению приняты. В целях обеспечения недопущения нарушения рекомендаций органов отчета и наблюдения, а так же засорения информационных потоков бюрократическими...
Ах ты ж, подумать только! Опять сорвался. Ну, вбился мне на подкорку этот их жаргон. Представляете, у них принято, что сотрудники-администраторы друг с другом и с прочим населением так общаются. Как я уже имел возможность докладывать в предыдущих...
Не буду, не буду больше!! Недостаток мыслеграмм в том и состоит, что их невозможно отредактировать, и уж если какая дрянь прицепится - то туши свет. Это тоже их сленговое выражение. Видимо, это надолго, поэтому прошу просто не обращать внимания и сосредоточиться на главном.
После изучения изнутри административно-управленческих связей я решил уяснить основные социо-культурные установки во избежание... То есть, чтобы не ошибиться из-за неполного и одностороннего анализа.
Для исполнения вышеизложенного предполагается (эк меня все-таки зацепило-то, а?!) внедриться в одну из организаций в сфере зрелищного сектора, занимающихся организацией культурно-массового досуга. Прошу в кратчайший срок согласовать проведение всех необходимых действий и сообщить мне о решении.
Мечтаю как можно скорее завершить задание и отдохнуть. Вам ли не видеть, как я нуждаюсь в отдыхе дома, в родной обстановке, среди друзей и близких?!"
Ответ: "Поясни мысль про зрелищный сектор. И попроще давай, попроще. Потерпи, дорогой - немного осталось".
***
Я родился в цирке. И живу в цирке. И умру, наверное, в этом отвратительном цирке. Все нутро жизни за кулисами я изучил на своей шкуре.
Родителям моим не повезло со мной. У всех цирковых семей дети как дети - обожают цирк, арену, помогают родителям. А меня мать обычно называет "отродьем" и "проклятием семьи". Отец частенько напоминает, что я, Тед - недостойный наследник известной цирковой династии! Ага! Династии. Как неизменно гордо произносится это слово. Еще бы! Четыре поколения, сменяя друг друга, выступали на манеже, радуя публику дрессированными животными. Да, я - наследник, выбора у меня нет. Есть только обязанность - пойти по стопам родителей. Но вот только... Я не люблю цирк. И дрессировщиком быть не хочу и не могу! Не могу, и все тут! Я люблю животных и не хочу издеваться над ними. А потому, живется мне в вечном городе дворцов и туманов очень несладко. Да и в других городах и городишках, на гастролях, не легче.
На десятилетие мне подарили Ракету - милого ласкового морского котика. Эта малышка так славно резвилась в бассейне, так быстро и ловко хватала рыбу, что ее назвали Ракетой. Наверно, не совсем правильно дарить ребенку на день рождения подарок лишь для того, чтобы он дрессировал его и ежедневно выступал с ним на арене. Но мои предки так не считали. Еще бы! Они ведь потомственные артисты цирка. И я, значит, тоже потомственный цирковой артист.
Папа и мама обожали свою работу, поэтому и жили в цирке, и меня растили тоже здесь. Только вот я пошел не в них. Цирк никогда не вызывал радости в моем сердце, меня никогда не тянуло на арену. Что же касается ученых животных - у меня слезы наворачивались на глаза от их вида. Несчастные, обездоленные создания! Вынужденные всю свою жизнь выступать перед публикой и репетировать, репетировать, репетировать... И если я могу хоть пожаловаться на свою участь (рискуя быть до полусмерти отлупленным, но все-таки!), то они - безмолвные создания, лишены такой возможности.
А Ракета - милая, ласковая девочка! Эх, почему, почему я не уберег тебя? Ты с самого начала была слабенькой: утомлялась на репетициях, выкладывалась во время представлений, а потом плохо ела, почти не спала. Я хотел освободить тебя от выступлений, но отец заявил мне: мол, не будет кормить дармоедов. И под дармоедами он подразумевал не только тебя, девочка, но и меня. Ну, выпорол меня, конечно, "для прохвилактики", не без этого. А потом... потом тебя не стало. Я места себе не находил, вспоминая как весело ты резвилась, как ласково терлась о мою руку своей мокрой мордочкой, как блестели твои глазки при виде свежей рыбы.
Но родителей не выбирают, правда?
***
"...Ах, если б не эта глупая случайность! Этот взрыв, будь он проклят, из-за которого пришлось все мучительно и сложно начинать сначала. Впрочем, к делу. Я имел в виду, что отношение сообщества сотрудников-администраторов к прочему населению и их внутренние связи в общем случае безусловно представляли бы идеальный срез жизни социума. Но, на мой взгляд, мы столкнулись со слишком отличной от нас культурой, чтобы можно было делать скоропалительные выводы.
На основании информации, собранной и проанализированной мной, я готов был дать рекомендации полностью воздержаться от контактов с этим странным народом. Но некие трудно уловимые полутона мешали мне принять окончательное решение, и в целях углубления изучения населения региона исследования...
Да я исправлюсь, исправлюсь! Вот же, гадость привязчивая. За одни такие штучки на планету красный ярлык вешать надо!! Прошу считать это высказывание не официальной рекомендацией и даже не частным мнением, а просто экспрессивной конструкцией.
Итак, для того, чтобы лучше понять этих людей, я должен увидеть их там, где их эмоциональные отношения превалируют над иерархическими. Оптимальным представляется... То есть - лучше всего сделать это в специально для этого отведенных резервациях.
Именно совокупность подобных мест и называется у них "зрелищным сектором". Один из современных высших администраторов высказал дельную мысль, которую я положил в основу своего решения: "пока народ безграмотен, из искусств важнейшими для нас являются кино и цирк".
Для действенного внедрения в индустрию кинопромышленности (в заключительном отчете будет, разумеется, подробное описание этого явления) потребовалось бы слишком много времени.
А у меня каждая минута на счету - мне в отпуск пора! Я и так уже слабо за свои мысли отвечаю, что уж о действиях-то говорить. Иногда начинаю впадать в странное оцепенение, глядя на свой корабль высоко на орбите. В отпуск, чтобы избавится от шлейфа влияния этих существ, чтобы наслаждаться произведениями Шакобара и Лонва, чтобы привести в порядок расстроенные чувства и растрепанные мысли...
Да. Поэтому в целях существенной экономии отпущенных фондов времени и прочих ресурсов мною решено, приняв соответствующую случаю форму, завербоваться в цирк и провести серию наблюдений над посетителями и сотрудниками.
Интересно в очередной раз отметить, что большинство здешних сотрудников любых организаций, за исключением сотрудников-администраторов, работают не для самореализации и удовлетворения прочих высших потребностей, а банально за кров над головой и пищу. Объясняется это, разумеется, невысоким уровнем развития промышленности и науки - но заслуживает отдельного упоминания как черта важная для понимания психологии объектов исследования.
Итак, на основании вышеизложенного, прошу санкции на осуществление упомянутых действий..."
Ответ: "Твой объект - ты и действуй, когда тебе кто мешал?! Совсем одичал там?"
***
Я часто вспоминаю тот холодный дождливый день, когда в нашем цирке появился Эдди. На него было жалко смотреть! Он долго стоял под навесом у билетной кассы, разглядывая свои дырявые ботинки. С его рваной одежды и спутанных волос стекала вода. Билетерша решила, что он отпугнет покупателей, и попросила охранника прогнать бродягу. Как раз в это время к цирку подъехала машина директора. Директор почему-то пригласил бомжа в свой кабинет. О, это был звездный час Эдди. Его оставили в цирке работать за миску похлебки и крышу над головой. С тех пор он чистил клетки, чинил инвентарь и помогал артистам готовить арену для номеров. Так у меня появился друг.
К нему быстро привязалось прозвище "Спутник" - то ли потому что постоянно вился вокруг актеров, то ли просто потому, что любил глазеть на ночное небо.
Да, по ночам мы частенько сидели у окна вдвоем. Он подолгу с грустью смотрел на звезды и вздыхал. Однажды я рассказал ему о Ракете: о том, как я любил ее, как потом она оказалась ненужной моему отцу, как он поймал и жестоко избил меня, когда я тайком кормил любимицу и пытался вылечить ее покалеченную лапку, и как потом ее просто выбросили как пару дранных трико. А он сказал мне, что такое случается не только с морскими котиками. Что, мол, он тоже никому уже стал не нужен. И я в ответ заплакал, а он вдохнул и погладил меня по голове. А потом мы с ним еще долго сидели, разглядывая звезды - до самого рассвета. Эдди много рассказывал о созвездиях, как он мечтает в один прекрасный день улететь отсюда далеко-далеко. А еще он сказал тогда, что потерял что-то очень важное для него.
***
"... Да, с ящерами - оно как-то проще было. На дуэль вызову того навигатора, который челнок с оборудованием угробил. Лишь бы до дома живым добраться... Надеюсь, что у меня это получится.
О! Передача уже пошла. Куда пошла? Зачем пошла? Почему, опять-таки пошла? Что в местном языке, что в нашем - пошла, и все тут. Ноги отрастила. От ушей. Да...
Нет. Нет! От меня ожидают другого. А чего от меня ожидают? Ах, конечно. Отчета от меня ждут, чего же еще. Отчитываюсь.
Благодаря своевременно проведенным подготовительным и наблюдательно-ознакомительным комплексным мероприятиям удалось со всею определенностью установить...
Ах ты! Я думал, это средство меня из пучины вытащит, все наносное и лишнее сметет. Ну, так, по крайней мере, из анализа фольклора и произведений локального искусства следует. А вот и хренушки! Простите меня, нелюди добрые, что появляюсь в таком виде пред вашими светлыми мысленными взорами... Как тут принято говорить - хотел как лучше, получилось как всегда. Принял средство для изменения сознания, чтобы вернуть нормального себя себе. А сознание чего-то как-то куда-то совсем не туда изменилось.
Разумеется, в целях недопущения изменения направления хода мыслей и мыслеформ...
Никогда, в общем! Пакость эту, в смысле, принимать больше никогда. Только если в отпуске уже. Интересные явления происходят в духовно-нравственной составляющей ауры в плане приема подобных средств.
Стоять. Не отвлекаться. Отчитываться.
Значит, докладываю. Необходимость приема внутрь столь сильнодействующих непроверенных на представителях нашей формы жизни средств вызвана близкой к критической ситуацией, сложившейся в связи с исполнением мной задания.
А именно: увлекшись наблюдениями за поведением местного населения в естественной для него среде, я упустил из виду череду важных изменений в окружающем меня физическом пространстве, результатом чего стала...
Эх, да что там! Ключ я потерял - свой универсальный ключ. Если не найду - хана. Мне ж без него не выбраться. А биоформа, которую я принял, рассчитана при таком режиме работы как здесь, еще на 10-12 местных лет. Максимум. И даже если прямо сейчас вы все бросите и отправите на спасение меня хоть кого-нибудь, этот кто-нибудь (как же мысли путаются! и как вы их читать будете, бедные?) спасет только хладные результаты моих многолетних трудов.
Но я не раскисаю. Найду. У меня просто нет другого выхода.
Теперь о результатах исследования. Как я вполне обоснованно предположил изначально, здесь, в цирке, люди ведут себя совсем по-другому, нежели чем в администрации. Более свободно, раскованно и уверенно. Более явственно обнажают свою сущность. Подробные описания и снимки будут в материалах исследований, а здесь достаточно сказать, что сущность эта весьма и весьма неприглядна.
Конечно, есть светлые моменты. Встречаются отдельно взятые юные особи, которым чужды все эти общие черствость, косность и закоренелое лютое безращличие. Но, насколько я понимаю, эти отклонения от нормы выбиваются из них с предельной жестокостью. Как и всякое разумно мыслящее существо, я не против наказаний для подрастаего поколения: иначе процесс воспитания становится сомнительным, а то и попросту ненужным. И вообще, не дело наблюдателей выносить суждения с точки зрения эмоций. Но то, что творится здесь - это просто финиш какой-то. Предельно неопределенная ситуация.
Ох, не могу больше. Вынужден прекратить сеанс передачи мыслей вследствие полного наличия отсутствия таковых. О как. Хе-хе. Хиииии..."
Ответ: "Доложи подробнее о воздействии упомянутых тобой средств на составляющие ауры, их составе и способе приема. Держись. Мы с тобой. Удачи!"
***
Нет! Я проснулся в холодном поту. Боже! Ведь это не сон! Этот кошмар был наяву. Вчера вечером я почти потерял друга. И, думаю, отец теперь решит избавиться от Луны: она покалечила себе лапку и не сможет выступать. Так же, как и Ракета. Эдди был на арене вместе с ней, когда обрушился зеркальный купол. Они чудом уцелели, хотя оба исполосованы осколками и навсегда - так сказал доктор; какое страшное слово! - навсегда останутся калеками.
Боже мой - за что? Почему все это? Веселая, бойкая малышка Ракета - а теперь и всегда грустная мудрая Луна. Луна, с которой мне так легко и спокойно. Луна, которая вместе со мной смотрит в ночное небо, когда Эдди храпит перегаром у себя в закутке или ищет по неведомым уголкам непонятную свою пропажу. Луна, которую и назвали-то так потому, что она с какой-то затаенной нежностью всегда любуется этим позолоченным светилом.
Я не позволю отцу убить еще и Луну. Я спасу ее.
***
"... В прошлый раз, находясь под сильным воздействием определенных изменяющих сознание веществ, подробности о составе и способах применения которых в ознакомительных целях высланы мною ранее, я не смог адекватно описать подробности произошедшего со мною несчастья. Максимум, на что я был способен - это в общем виде передать мои наблюдения над человеческим социумом.
Однако, на мой взгляд подробности происшествия представляют так же определенный интерес как с научной, так и с художественной точки зрения, поскольку не лишены своеобразной потусторонней прелести. Может, их описание на родном языке наконец позволит мне избавиться от проклятого жаргона, который въелся в меня ржавчиной, лишаем, космической лихоманкой.
Ранее я докладывал, что основной целью деятельности того, что здесь называют "цирком", является устройство представлений на потеху собравшейся публике.
Нда. Тяжело.
Представления совершаются совместно людьми и представителями более низких форм разума, которые в случае хорошей работы получают свою пайку еды и кров наравне с сотрудниками. В случае же, если они не справляются со своими обязанностями - их жестоко истязают, перестают кормить, а могут и просто выгнать в большой мир на смерть от голода, холода и жажды.
Подготовка к представлениям мучительна для всех. Люди трудятся до изнеможения, отрабатывая до автоматизма, до блеска, до смертельной непринужденности свои трюки. Оттачивая их до такой остроты, что можно порезаться. Так же точно принуждают работать и прочих - вкусными подачками и длинными кнутами заставляя слушать себя и исполнять такие вещи, которые в диком их состоянии были бы просто немыслимы.
Вы знаете, сколько лет потрачено мной на изучение земной флоры и фауны. Казалось, удивить меня может только последствие какой-нибудь невиданной мутации - неожиданное и невероятное. Но нет! Именно на то, чтобы удивить даже самого искушенного знатока и рассчитывают циркачи. И люди удивляются. И удивляясь, сбрасывают с себя неокончательно присохшую еще оболочку разума, становясь похожими на своих диких предков: орут, улюлюкают, завывают - им нет дела до того, какой кровью оплачены эти трюки; сколько жизней уходит на их создание.
А жизни уходят. При отработке новых приемов редко обходится без несчастных случаев - калечатся и гибнут низшие существа и сотрудники, и даже администраторы. В этом была бы какая-то даже животная красота самоотверженности, жертвенности и суицида, если б не делалось все из страха и алчности - страха наказания и жажды подачки, в том или ином виде.
Но я увлекся. Отрабатывался новый номер (потом из разговоров я понял, что номер был не нов, и что он уже приводил к жертвам). На репетициях все было замечательно: зеркала блистали под куполом, отражая звезды прожекторов, животные работали слаженно и четко, автоматика не сбоила, и людям чаще приходилось прибегать ко вкусным подачкам, чем к жестоким ударам кнутов и электрических разрядов.
На генеральной репетиции я готов был уже решить, что есть все-таки привлекательная черта во всей этой первобытной дикости, и животная притягательная сила выступления чуть не увлекла меня. Но первое же выступление на публике, или как здесь принято говорить, "премьера" расставила все по своим местам: жестко, грозно, неумолимо.
Не знаю и не хочу знать, чья была вина: мне как-то все равно. Важно то, что огромный зеркальный купол сорвался как раз в тот момент, когда я был на сцене! Жизнь исследователя не сахар - и возможность своей гибели в абсолютно любой момент времени я принял уже давно. Но как передать мне тот поток эмоций, тот наплыв чувств, что испытал зал? Округлившиеся глаза, раздувшиеся ноздри, готовые вдохнуть теплый и терпкий запах свежей крови, хищно сведенные пальцы - и мысли о том, что не зря потрачена часть скудных материальных благ на это представление.
Все это я почувствовал, осознал в доли местной секунды. И не посылал бы я сейчас мыслеграмм, если бы не врожденное мое благородство и не благородство другого существа. Рядом со мной находился один из низших, трудившихся наравне со мной в этом заведении. Поняв, что мне ничего уже не светит, я попытался спасти хотя бы его пустую и серую жизнь и вытолкнуть его как можно дальше от опасного участка. Инстинкт, не более. Но и он, видимо, принял такое же решение относительно меня, что уж совсем нехарактерно для представителей его вида! Наши усилия соединились, и за кратчайший миг до того, как со свистом сверкающий серебряно-стеклянный купол накрыл нас, мы выскочили из-под его краев.
Миллион осколков накрыл нас, в их рассыпающейся свистопляске я (клянусь!) увидел и вас, и свой дом, и Землю от начала своего исследования, и корабль, ждущий меня на орбите, и бесконечные звезды, звезды, звезды - звездные коридоры к бесконечным пропастям...
Но суть не в том, что я увидел. Важнее то, что я почувствовал.
С одной стороны, это реакция зала. С другой стороны - реакция всего двоих существ. Одно из них спасло меня и было спасено мной. Другое - детеныш одного из сотрудников о котором я, кажется, уже сообщал. Какой испуг показывала его наивная мордочка! Как трогательно он заботился о нас обоих, иссеченных осколками, долгое время не имевших возможности передвигаться самостоятельно.
И только мне начало казаться, что эти люди небезнадежны - я услышал его разговор с родителем. Тот в жесткой форме, с применением физической силы убеждал ребенка, что слабым нет места в их мире, и что необходимо учиться быть сильным. Быть сильным в папашином понимании означало выбросить на помойку как ненужный хлам двух живых существ. Он вбивал (ну да, в прямом смысле этого слова) в мальчика эту истину - и тот глотал ее со слезами, впитывал ее в кожу и соглашался. Не мог не соглашаться. Вынужден был согласиться. Не в первый, как оказалось, раз. И не в последний, наверное.
Что мне остается делать? Без универсального ключа я намертво (удачно слово, правда?) застрял в этой покалеченной биоформе. Силы немного восстанавливаются во мне, но самостоятельно добывать себе пропитание я не смогу, добраться до спасительного челнока тоже. Дальнейшие мыслеграммы считаю нецелесоо...
Ненужными. Просто ненужными. Может быть, перед тем, как уйти в бесконечность звездных коридоров, мне еще удастся сделать что-то доброе, светлое. Но для нашей науки я сделал все. Спасибо за внимание.
Ответ: "Э... Как бы, ты там не это... Не того. Мммы с тобой свяжемся. Хи-хикс. Когда эк-сперимент закончим."
***
- Тед, будь же мужчиной, в конце концов! - орал на меня отец, когда я вступился за Луну, - ни на черта нам этот одноногий тюлень не нужен!
Мои слезы и мольбы не изменили решения отца, он только опять разъярился на меня... Я очнулся на полу. Сильно болит нос, и лицо перемазано запекшейся кровью.
Это последняя капля. Я спасу Луну, чего бы мне это не стоило!
Дождавшись, когда все уснут, выхожу из комнаты и иду к Эдди. Удача! Он трезв, и он в хорошем настроении: неужели нашел свою потерю?
У него ключ от клеток. Несмотря на свои раны, он помогает мне вынести Луну из цирка. Сказал - хоть как-то должен отблагодарить ее, что может еще ковылять под солнышком.
Все мои сбережения ушли, чтобы взять напрокат лодку и выпустить Луну в море. Эдди коротко обнял меня и хотел что-то сказать, а я все смотрел вслед уплывающей Луне. Вот и не видно уже черной блестящей спинки на водной поверхности, но я знаю, что она чувствует мой взгляд, и ей приятно это прощание. Когда я отвернулся, моего друга уже не было рядом.
***
"... Ну, как я всех обманул?! Не ждали? А я домой лечу! Домой, черт возьми! Домой, к своим близким и любимым. Домой, к своим картинам и симфониям, к стихам и поэмам.
Отпуск, а скорее даже отставку я заслужил. Пожертвовал жизнью на благо науки. Социоэксперимент над самим собой - каково? Вперррвые на арене, смертельный номер!
Черт возьми, черт возьми, черт возьми, эта планета небезнадежна. Она надежна. Надежна, если даже детеныши в ней настолько крепки в своих эмоциях, настолько несгибаемы и сильны в милосердии и сострадании. Их меньшинство - но они вырастают в таких людей, из которых один заменит собой сто, тысячу, десять тысяч залов, оголтело жаждущих смерти.
Я уверен, что в кратчайшие сроки - пятьдесят-восемьдесят местных веков - эти люди покажут всей разумной галактике такой пример: залюбуются даже самые прожженные циники, самые закоренелые нигилисты.
Ах, мальчишка! Никогда не забуду наш последний вечер. Я, попрощавшись с жизнью тихо лежал на своей подстилке. Вдруг шаги. Все, думаю, за мной пришли. Пришли, точно, за мной. Дальше кутерьма, слабость, голову кружит, культя болит, передвигаться бинты мешают, хвост по земле волочится... Да что рассказывать? Это не для отчета - эти переживания только для себя можно оставить.
Долго, долго я чувствовал, как он смотрит мне вслед радостным лучистым взглядом. Пока не скрылся берег вдали, я ощущал, как он мысленно помогает мне плыть, как поддерживает меня, не давая уйти на дно раньше времени.
Челнок был не заперт - и вот, сейчас я мыслеграфирую уже с корабля. Все готово для старта. Жалко, конечно, что невозможно отчалить от планеты без катаклизмов - но при массе и объеме межзвездных двигателей, да еще и хитро замаскированных, по-другому никак.
Как, интересно, люди будут обходиться без такого привычного ночного светила? Да ладно, перебьются. А скоро и сами такие игрушки запускать начнут. И сейчас-то уже на орбите не протолкнуться...
К чему я все это думаю? Зачем слова и мысли?
Полный вперед.
Домой."
Ответ: "В ответ на ваш отчетный доклад сообщаем, что резолюция вышестоящего руководства предполагает наличие ощущения приобретения опыта организации мероприятий наблюдения, разведки и изучения планет..." - мыслеграмма прервана получателем.
***
Поздней осенней ночью, когда озверевший северный ветер стремится растерзать, разметать, развеять огни фонарей, реклам и зданий, когда даже вечный город дворцов и туманов кажется не таким уж и вечным, и каменные громады дрожат под натиском промозглой бешеной сырости, холодно и страшно любому прохожему. Человеку же без определенного места жительства просто вешалка. Он бы и повесился, может быть, давно уже - да не на чем. Мысль о том, чтобы утопиться тоже не греет - в воде холод еще более собачий, чем на суше.
Остается только прижаться как можно сильнее спиной к чуть теплому синему фонарю в нише и закрыть глаза. Ничего не ждать, ни о чем не просить. Что это? Такой же бедолага просит подвинуться? Ступай, друг, тут и одному-то не фонтан.
Куда? Зачем куда-то идти? И здесь спокойно, тепло и сыро. Ракета? Как ракета, что за ракета?
Кажется, с усилием открыть глаза и отлетит окончательно жизнь от искалеченного, закоченевшего вконец тела. Но нет. Яркий свет - не от фонаря, а от человека (человека ли?) который куда-то тащит упирающегося бродягу.
Что это пришло? Ангел или белая горячка? Или просто смерть - белая и добрая?
Ракета? Меня правда ждет ракета? Та самая, моя, для меня? И я могу лететь куда захочу? Десять лет - десять лет уже как я скитаюсь. Десять лет, как пропала Луна с ночного небосклона, вызвав шторма, наводнения и революции. Десять лет, как я сошел с ума и меня выгнали с последней работы. Или я сам ушел? Или сбежал? Не важно.
Важно то, что моя вера была не напрасна, а моя мечта сбылась.