Аннотация: Рассказ о мечтах юной девушки и реальности
Пробный роман.
Мысли мои мысли... Друзья мои и предатели. Вы создаете сказку, и я тут же ей верю. Я прихожу из дома и вхожу в другое измерение. Я начинаю мечтать. Это как вариации на одну и ту же тему с одинаковыми героями, где реальность меняется на самую чудесную сказку. Сказка эта всегда обо мне и о нем. Она поднимает меня вверх, кружит голову. Как же больно падение с такой высоты...
- Ты помнишь какую-нибудь из своих фантазий?
- Они расплывчаты. Они были давно.
- Отличались ли фантазии в начале вашей встречи и позже?
- Они становились все чувственнее. Я представляла его поцелуи, его руки.
- Как далеко ты заходила?
- Мне хотелось почувствовать тяжесть его тела.
Витя, как приятно снова произносить твое имя. Я всегда боялась упоминать тебя в разговорах с нашими друзьями, я редко обращалась к тебе. Мне, моему слуху так не хватало твоего имени. Я хочу снова и снова повторять твое имя, Витя, Виктор, Витюшка, Витяй - в разных вариациях. Когда-то твой друг посмеялся надо мной из-за имешечек, которые я придумывала для тебя. Я не знала, как оправдаться, чтобы не раскрыть себя. Но все и так было понятно, ему.
Я встретила тебя в нашем институте. Тебе тогда было семнадцать. Могу сразу определить, что выделило тебя из толпы - необычный диковатый и взъерошенный вид. Мое сердце всегда отвечало на таких людей. Срабатывала какая-то внутренняя программа, видимо потому, что я не любила гладить и стирать.
Сначала я его просто замечала в коридорах и удивлялась. На нем был странный, по-женски длинный плащ изношенно синего цвета. Думала про него то же, что потом часто слышала от других, Господи, что это за существо.
Как-то на факультете мы организовали вечеринку, чтобы отпраздновать очередной успех нашего театрального действа. Я была необычно весела и поддерживала половину веселости вечера сама. Я сыпала различными конкурсами, которые могли приблизить нас, дать нам возможность физического контакта. Не все шло, как я хотела. Я не могла пройти через некоторые внутренние барьеры, которые были во мне самой. Рядом со мной сел не ты.... В играх целовала тебя не я...
Мне не везло, мой фант не выпадал рядом с твоим. Я была основной выдумщицей вечера, но рядом были красивые девушки. Одна из них доверительно шептала мне в ухо, если целоваться, то только не с Витькой. Я, в свою очередь, подавленно желала именно этого. Наконец мне повезло, но в другом. Мы встали рядом в кругу и помогали следующей жертве вытаскивать свой фант.
Я помню волну, которая поднялась во мне, когда моя рука коснулась твоей, вошла в нее. Теплая волна снизу до головы, из-за чего моя голова кружилась, а дыхание стало чувственным и частым, что вызывало покалывание в голове. Это были самые прекрасные минуты за весь вечер.
Я поняла тогда, что, если я не планирую, то данный мне подарок ощущается гораздо ярче. Я остановила свое напористое желание выделиться перед тобой. И мне повезло во второй раз. Когда я уходила домой, то ты тоже захотел уйти. Внутри меня поднялась волна радости, что, наконец, мы останемся одни, но в этот момент неизвестные мне девочки решили пойти с нами. Они остались у общежития, и у нас была еще половина пути вместе. О чем мы только не говорили в эти пятнадцать минут. Я успела рассказать о том, как я любила звезды, как я любила поэзию, узнала, что ты пишешь...
Мы шли вместе, говорили, и все мои сдавленные и подавленные внутри эмоции, мои мечты и страхи, мои терзания и творческая напряженность вырывалась наружу. Потом мы часто говорили о своих подозрениях к обоюдной склонности к сумасшествию, о наших внутренних мирах. Его внутренний мир был гораздо богаче моего, а может, он просто был другой, мужской. Ведь раньше я не встречала мальчиков, которые бы любили литературу. Чаще всего это было привилегией женщин. Он знал многих поэтов и прозаиков, которые писали не так как все. Он искал и видел много необычного в их творчестве, чего раньше я не видела сама, хотя считала себя знатоком литературы.
Я настояла на том, чтобы он уехал первым, а потом смотрела на него в стекле автобуса, видела его улыбку, улыбалась в ответ, глазами указывала на звезды, говорила знаками... Я была счастлива.
Я высказала ему столько информации, которая, как мне казалось, должна была раз и навсегда сблизить нас, свести нас, показать, что он мне нравиться. Этого не произошло. На следующий день я сама едва поздоровалась с ним. Я просто не знала, как себя вести... Я думаю, что и он не знал как себя вести.
То чего я так хотела, на что рассчитывала, не допроизошло. Я ушла в мечту. В этот липкий, навязчивый своей прекрасностью, сон. Я закрывала глаза, и вот, он был рядом со мной. Мы с ним выходили в полутемный круг, я поднимала лицо, приоткрывала губы, и его дыхание касалось меня, его губы опускались на мои, и я теряла голову от счастья. Это был бы первый поцелуй в моей жизни, первый который освятил мои губы.
Намечтавшись, мне не хотелось его видеть и разговаривать на следующий день. Странная вещь - пресыщенность общением в мечте и нежелание эту мечту разрушать. Мечта очень цельная, реальность разрывиста. Я иду по коридору института и словно не замечаю его. На его здравствуй, я едва киваю и бормочу, привет. Он же как индикатор, пропускает чужое обращение и именно таким же манером обращается к этому человеку. Настал период долгого незамечания. После этого мочаливого отрезка было нелегко начать подбираться к нему. Я начала все сначала, и делала потихоньку, завтра я спрошу его как дела, сегодня я поймала его улыбку, а вчера... Мне хотелось всего и сразу, но неудачи научили меня довольствоваться малым и не надеятся на обязательный успех.
На каждую влюбленность у меня свой сундучок воспоминаний. Я любовно, последовательно, аккуратно и методично складываю туда встречи, разговоры, взгляды, касания. Периодически вытаскиваю на свет, любовно проглядываю, рассматриваю, стараюсь снова прочувствовать. А потом опять кладу на место.
Была зима, и снег шел волнами, осыпая людей. Все было в снежном тумане. Мы стояли на остановке. Снежинки оставляли черные следы туши на моем лице. И тут на мое счастье подошел длинный бесплатный автобус и, чтобы не стоять на остановке, мы решили сесть и вместе ехать.
Автобус ехал очень медленно, везде были пробки, а я благословляла эти удлиненные минуты. Я стояла к нему лицом и звала, звала его в свой мир, в свое счастье. Он был сдержан. Я уже не помню, о чем мы говорили. Он кажется рассказывал о своих впечатлениях от учебы, о своих учителях. Мальчик... Это был его первый год в институте.
Он долгое время никому не отдавал предпочтения. Я примеряла роль его девушки на разных общепризнанных красавиц. К моему удивлению, он к ним относился ровно. Тогда я огляделась вокруг и посмотрела на тех, кому нравился он. Таких было несколько. Сейчас, когда уже прошло много лет, мне хочется сказать, что это были прекрасные девчушки. Так вышло, что мы оказались по разные стороны девичьего фронта.
Одна из его знакомых была красивая девушка Вика. Яркая личность. Короткая стрижка, покрашенные в черное волосы. Те же, что и у него, футболки навыпуск с образами рок-музыкантов, но только на ней они были глаженные. Они долго разговаривали в коридорах о музыке. Не знаю, кем он был для нее, другом, человеком, в которого она была влюблена? Я тогда ревновала их, увлеченно разговаривающих в коридоре или у окна. Вика внезапно умерла на пятом курсе, у нее было слабое сердце.
Другие были подруги, одногрупницы. Одна из моих сопрениц уже на следующий год ходила беременная, вышла замуж. Прошло много времени с той поры, многое забылось, но мы с ней по-прежнему не разговариваем, хотя на первых порах из-за общности интересов иногда общались.
В тот день я не сомневалась в том, что наша команда должна выиграть КВН. Я поставила на то, что после игры, мы будем поздравлять друг друга, я смогу обнять его. Первый раз ощутить его тело. Сколько эмоций вызывала во мне эта мечта. Я прокручивала ее в голове по многу раз: как я найду его в толпе и, как бы невзначай, брошусь к нему на шею. Это будет самый приличный способ показать мои чувства, и, самое главное, насладиться его объятием.
У меня не получилось. Меня опередила другая девушка. Я стояла и смотрела на них, пытаясь определить, связывает ли их что-нибудь. Ко мне подходили люди из зала, которых я не ждала, обнимали, поздравляли. Я смотрела только на него и на нее. Она была тоненькая, с талией, вот на что прежде всего я обратила внимание. Раньше я не замечала своей талии. Она была скрыта под толщей наложных свитеров, пиджаков. Значит, ему нравятся худенькие, сказала я себе. Я похудела стремительно и сильно. Абсолютно не прикладывая усилий. Уже скоро я затягивала на себе ремень и узкие модные брюки и наслаждалась, думая, что такая, я ему больше понравлюсь. От этой нездоровой худобы я начала избавляться только несколько лет спустя.
Позже я рассмотрела эту девушку более внимательно. Она часто сидела на подоконнике в одиночестве, мечтательно глядя на окна противоположного здания. Тот же трюк, который использовала и я, чтобы привлечь его внимание. Это только миф, что все блондинки красавицы. Часто их блеклый цвет волос сливается с цветом лица, а черты бывают неидеальными. Эта девушка была его одногруппницей. В наперсницы и помощницы она себе выбрала более яркую и уверенную девушку, тоже блондинку. Та помогала ей советами, а подчас, и делами. Но безуспешно.
Каждая влюбленная в него девушка видела в нем то, что она бы хотела и ценила бы в мужчине. Она наделяла его этими качествами. Мне казалось, что он похож на меня. Он словно волк-одиночка. Стоит в стороне, наблюдает, отчужден ото всех. Он очень замкнутый, а в душе страдает. Тина видела его абсолютно другим. Она говорила, он не будет разговаривать с теми, кто ему неинтересен. Мы обе так прекрасно были неправы.
Наши пути симпатий с Тиной часто пересекались. Неудивительно, что, когда я обратила внимание на этого мальчика, она поняла какой лакомый кусочек от нее ускользает. Мы с ребятами стояли в темном коридоре, ожидая выхода на сцену. Я весело щебетала с другими ребятами и мучительно пыталась понять, почему этот способ завлекания на него не действует. К нему подошла Тина.
- Какая у тебя футболка интересная! - Она медленно повела свой палец по его телу. - А кто здесь изображен?
Он назвал имя одного из его любимых музыкантов.
- Ты любишь тяжелый рок? - Палец все водил по груди.
Мне на это трудно было смотреть, и я подошла. Пожалуй, впервые я увидела другой способ. Я не ожидала, что он на него может среагировать.
Тогда для меня играть в любовь было невозможно, и играть в любви тоже. Заигрывание, флирт - это фальшь, как заимствованные реплики из дешевой пьесы, за ними нет настоящего чувства. Для меня все должно быть предельно искренне, иначе это не любовь, а что-то другое, несерьезное, чему не придаешь значения - дружба с легкими намеками ради смеха или малознакомый человек, на которого хочется произвести неизгладимое впечатление. Сейчас я думаю немного по другому. Заигрывание - это легкая игра, а так как жизнь наша и так серьезна, прекрасно иногда поиграть и посмеяться. В одном тогда я была права, когда чувства слишком серьезны, переживания сильны, то в них нет места этой легкости игры.
Как я, в конце концов, поняла Виктору нравились рыжеволосые, хотя может это было просто удачное совпадение темперамента и цвета. Смесь бурного характера с твердостью, прозрачная кожа, так что через нее просвечивают голубые жилки, и часто серые яркие глаза. Жизнерадостные люди.
Что любит девушка в мужчине? А что любит мужчина в женщине? Особенно если эта любовь платоническая? Я любила человека, образ которого на почти семьдесят процентов был создан моей мечтой, на тридцать процентов придуманный и сыгранный им самим, и лишь на ничтожную долю процента настоящего и реального. Я его придумывала. Каждый день, при каждой встрече. А он себя играл. Каждому человеку хочется показать себя таким, каким он себя видит. Тем более в таком возрасте. Это чем старше человек, тем он прагматичнее, реальнее. В семнадцать - восемнадцать лет каждый склонен придумывать себе характер и рекламировать его. Все зависит от стереотипа в голове человека, а еще от того, чем он хочет поразить. Я его хотела поразить своей склонностью к сумасшествию, которая впоследствии, слава Богу, оказалась просто глубоким неврозом.
В то время я действительно боялась сойти с ума. Взрослый человек попридержал бы такую неприглядную информацию, но мы как дети пытались поразить друг друга тем, какие мы необычные. "Мы однажды с классом ходили на тестирование, чтобы посмотреть, кому подходит какая профессия. Позже мне сказали, что мой уровень близок к шизофрении", - говорил мне он, закидывая свой птичий профиль куда-то далеко в пространство. Я смотрела на него во все глаза и тоже рассказывала ему про период, когда у меня непонятно откуда возникали странные мысли, которыми от страха я не могла управлять.
Для каждого этот устрашающий период заканчивается индивидуально, прямо пропорционально расширению опыта. Мы оба, возможно, были недостаточно опытными. Я могу утверждать это про себя, но не берусь утверждать про него. Возможно он просто подстраивался под меня. Он видя, что мне интересно, утрировал странноватые и темные стороны "своего" характера, те неприглядные черты, которые часто проявляются у подростков. Он бравировал пьянством или выкуренными сигаретами. Мы шли по весенней теплой улице, и из-за безветренной погоды чужое дыхание застывало в воздухе. Он с наслаждением втянул в себя мерзко пахнущий дымок: "Прима. Когда мы отрабатывали, мы часто выходили и курили. Денег на другие не было".
Порой мое отношение к Виктору доходило до откровенного обожания. Когда мы шли домой я не хотела с ним расставаться. Мы подолгу стояли на автобусной остановке. Он по-джентельменски пытался дождаться меня, а я все хотела проводить его. Когда он понял, что ждать, пока я уйду, бесполезно, то начал уходить первым сам. Сначала на остановках, когда я его провожала, потом в коридорах, поговорив со мной немного.
- Ну, ладно я пойду.
Эта фраза, с которой я не могла справиться. В конце концов, я для себя начала соревнование: успеть сказать ее раньше, чем он.
Звонки тебе - это были другие болезненные моменты. Я долго не могла оправится после таких звонков. Сам ты не звонил, хотя знал номер моего телефона. Я хитростью передала тебе его через твоего знакомого, и весь вечер ждала. Я была разъярена и унижена, когда настало одиннадцать часов вечера. Для меня это было впервые столкнуться с такой ситуацией, я раньше не давала парням телефона. На следующий день, я, смерив свою гордость, все же подошла к тебе. Осторожно выведав, что ты делал весь вечер, а ты смотрел "Коматозников", когда я так сильно пыталась разглядеть движения твоего тела и души в тот вечер, я спросила тебя, почему же ты мне не позвонил, мой милый. Тебе просто не передали телефона. Не сочли нужным или важным...
Как-то получив пригласительный билет в театр в подарок, я пригласила тебя. Не знаю зачем, но я купила цветы. Я приехала рано, вся воздушно волнуясь и переживая. Мимо проходили люди, красивые пары, дети, одинокие женщины под ручку с подругами. Я ждала и внимательно смотрела на остановку, боясь пропустить. Я ждала еще полчаса после того, как начался спектакль.
На следующий день я была расстроена, но не смела показать этого. Притворившись безразличной, я нашла тебя в коридоре. Ты был красиво одет. Смущенно улыбаясь, ты мне объяснил, что до театра хотел встретиться с другом. Вы пошли на речку и пили пиво, когда ты понял, что уже опоздал. Так и решил переночевать у друга. Мне было больно, но я смогла улыбнуться, и сказала, что ж, давай еще раз сходим. Недалеко маячил твой друг, с легкой усмешкой наблюдая за моими стараниями. На второй раз ты также не пришел, а я опять ждала тебя полчаса сверху. После этого я дала себе слово, что никогда и ни одного мужчину я не буду ждать.
Их словно бы два. Один живет в моих мыслях, там он выполняет каждую мою прихоть, ухаживает за мной, угадывает мои желания. Другой - живой и настоящий. Я его встречаю, сталкиваюсь с ним глазами. У этих двоих разные мысли, первый сходен мне, он живет и дышит по законам мой фантазии. Второй - сложнейшая личность, со своим складом ума, со своим кредо в жизни, моральными принципами, со своим временем. Кого же я все-таки любила больше?
Я так глубоко и так часто погружалась в толщу фантазий, что их поверхность щекотала самые макушки моих ушей, а все остальное было под водой: сами уши, глаза, нос, рот, кончики пальцев. Я пытаюсь перенести сфантазированного человека на реального, и чем ярче мечты, тем больше несоответствий. Он чутко реагирует на каждое мое движение, слова, улыбки, и все же так много несоотвествий между тем, что мечталось, и тем, что в реальности.
Он мне часто снился. Особо ярко запомнился один сон. Мы с ним гуляли, а потом пошли к нему домой. Он жил в многоэтажном доме и надо было подниматься на лифте. С самого детства сны с лифтами были для меня самыми страшными кошмарами. Я помню, что и в этот раз испугалась прямо во сне. Но я прижалась к нему, закрыла глаза и почувствовала себя так покойно, а когда открыла их, то открылись двери. Нас встретила какая-то карнавальная девочка, а потом я проснулась. Сон этот произвел на меня глубокое впечатление. Виктор защитил меня от моего страшного кошмара нестабильной, расшатанной, поднимающейся на неизвестную высоту кабины лифта, который, возможно, был символом того отрезка моей жизни. А на следующий день он по-настоящему пригласил меня домой.
Они с матерью только что переехали и многие вещи лежали упакованными. На столе лежали ее работы. Она оказалась не до конца состоявшимся художником. Для меня это было знаком, он человек искусства, то, что я всегда мечтала видеть в своем любимом.
Я впервые попала в мир чужого мужчины. Мир, где предлагали сомнительного вида креветки на тарелке с подоконника, где его плащ, тот самый, который служил для меня опознавательным знаком при виде любой фигуры вдалеке, висел на вешалке. Я видела столько знаковых для меня вещей - его вещей, с которыми у меня были связаны ассоциации, которые столько для меня значили - собранными здесь вместе в одной квартире, в которой жил он.
Под телевизором он хранил свое увлечение, главное на тот момент в его жизни, его музыку. Это был огромный ящик, набитый кассетами. В основном там был тяжелый рок. Он мне ставил попеременно кассету за кассету, устраивая экскурс в историю тяжелого рока, рассказывал о личностях, которые создали это неповторимое сочетание хрипа, средневековых мелодий и картинок ужаса на альбомах. Он рассказывал о людях, чьи судьбы были наиболее ярки, о том как он пришел к нему, о своей жизни.
Я просматривала его фотоальбом. Я хотела понять его лучше, найти что-то еще, за что можно было зацепиться. Я видела его прошлое, его друзей и то щемящее чувство, которое до этого появлялось, что он принадлежал этому миру раньше, до меня, закрепилось еще сильнее. На одной из фотографий он побрил одну часть головы, а с другой свисали достаточно длинные волосы. Жизнь изменилась, объяснил мне он, хотелось избавиться от ненужной информации. Он часто поступал таким образом при помощи своих волос. Я видела его на фотографиях с девушкой. Мне хотелось спросить, кто была она, но я не могла.
Да, он уже принадлежал этому миру до меня. Он пришел к моменту нашей встречи с навешанным на него прошлым, с друзьями, поездками, мелкими и крупными обидами, радостями, влюбленностями. У меня же был груз своего прошлого, опыта. Мы втягиваем друг друга в это прошлое, порой навешиваем его.
Проблема была в том, что я не могла совместить свой опыт с его. Мне не просто хотелось слушать про его прошлое, мне хотелось участвовать в нем, быть частью его. Казалось, мне было больно от того, что он жил до меня... И самое тяжелое, что он продолжает жить по законам этого прошлого, разрабатывая, укрупняя настоящее, при этом, делая меня не центром, а лишь его частью.
Где-то в конце позвонила его мама. Он сказал ей, я только провожу Риту. У меня стукнуло в груди, значит, его мать знает обо мне, значит, он говорил с ней обо мне, значит... Я не хотела прыгать по вымышленным "значит". Я хотела, жаждала реальности.
Он проводил меня до остановки. Возможно, он стеснялся роли провожатого и придумал повод, что ему надо навестить друга. Я помню, как ехала в парном после весеннего дождя автобусе и ничего не соображала от счастья. Наши отношения ни сколько не изменились после этого. Но у меня появилась новая мечта - я стала мечтать о том, каково это заниматься любовью под тяжелый рок?
Я боюсь прикасаться мыслями к будущему. Пусть все будет так как будет. Так я начала думать после единичных счастливых моментов, когда мы были вдвоем. Он словно бы резко поднимал меня на невероятную высоту, а когда я приходила домой, я чувствовала себя невероятно усталой, как будто падала с той высоты.
- Я старалась стать им в его увлечениях.
- Для тебя музыка не имела такого значения как для него. Ваши миры отличались.
- Я пыталась проникнуть в его голову и понять, что он чувствует и, почему он так чувствует, и не находила ответа. Он мне был непонятен.
- Как ты думаешь, что он хотел тебе сказать?
- Давай будем друзьями, я еще не разобрался в своем отношении к тебе. ...Сейчас я понимаю, что если мужчина к тебе безразличен, то он никогда не подойдет, чтобы ты не делала. Но, если ты ему нужна, то он свернет горы, чтобы быть с тобой.
Настало время и мне пригласить тебя. Когда это было, до Пасхи или после? До твоего дня рождения или после? Воспоминания порой обрывисты и несвязанны. Твой день рождения был почти на Пасху. Ты мне с мальчишеской бравадой рассказал, как вы с друзьями выпили, чтобы отпраздновать эти два важных события. Как я понимаю тебя, ты тогда возможно наслаждался впервые в жизни данной тебе свободой. Ты был тогда еще совсем маленький.
Как всегда я внутренне надеялась, что в моем доме ты поведешь себя свободнее и хотя бы обнимешь меня. Даже сейчас при мысли об этом по моему телу пробегает дрожь. Мы сели в автобус, и я помню, как твои крупные ноги впритык вместились в пролет сиденья. Мне интересны были твои ноги. Милый, ты не болел в детстве рахитом? Было прекрасно сидеть рядом с тобой, чувствовать, что со мной рядом было тело, которое было так нежно со мной в моих фантазиях.
Я тебя кормила изюмом жирным, липким и сладким. Ты мне сказал, что твоя мама считает, что чай надо пить с сахаром. Во время своих депрессий я часто вспоминаю эти мудрые слова. Были печеньки, вафельки на столе, чтобы почувствовать легкую сытость и приступить к более важному. Мы перешли в зал, я стала близко от тебя крутиться, заполняя все пространсто между окном и тобой своим телом, своим запахом и голосом. Мне мечталось, что ты потеряешь контроль, встанешь и тихо подойдешь ко мне сзади. Положив потные от волнения ладони на мою талию ты приблизишь губы к моему уху. Я замру, а потом резко обернусь и просто уткну нос тебе в плечо. Мне хотелось малого, я не рассчитывала на большее. Хотя бы это ты дал мне. Господи, я ведь была так близко, можно было просто протянуть руку и обнять. Милый, ну почему же ты тогда так и не протянул руку...
Вскоре пришла моя мама. Она пришла в святой ужас, когда увидела чем я накормила тебя, маленького мужчину. Пока мы были в зале она приготовила сытный обед, мы выдвинули стол и сели ужинать. Как семья. Я была рада, что смогла в первый же день познакомить тебя с моей мамой. Я решила, что это хорошее начало.
Тебе надо было идти. Ты опять, милый, про кого-то забыл и не пришел на очередную встречу. Сквозь дождь тебе надо было идти к вашей старосте, другой девушке. Я вышла с тобой. Моя мама как всегда волновалась за тех кто в дождь, и все предлагала тебе взять старый зонт. Взял или нет? Не помню.
Ты стоял в коридоре и словно стеснялся гула своего низкого голоса. Он вызывал во мне музыкальные вибрации. Тебе было жарко, и я вынесла салфетку, сама протянула руку протереть тебе лоб. Милый, почему ты так быстро отодвинулся и сказал не надо. Ты ушел в свою жизнь сквозь плаксивый весенний дождь, думаю, что с нашим старым зонтом над головой.
Человек, которого я любила - не призрак, это - человек из плоти и крови. И все же я боюсь его встретить в коридоре как призрака, словно он будет двигаться по законам мистического жанра, проплывать мимо, не видя меня, появляться и исчезать в очертаниях курток, причесок, сумок незнакомых людей. Я жду его появления из любого угла, в любой момент.
Я вспомнаю ощущение боли при виде него. Она пробкой вибрирует в ушах. Когда я его не вижу, его словно бы и нет - ни в моей памяти, ни в моей жизни. Я по-прежнему живу, делаю то, что и раньше. Он ушел и исчез, растворился в памяти словно мираж. И все стало так, будто его и не было, стало спокойно. Но я уже совсем другая. Напряженность души, гонка за встречами - все это словно было в прошлой жизни, когда-то давно, успело улечься и забыться. Я стою ровная до следующего утра. Я знаю, что должна встретить его через несколько минут, часов, но это словно другая жизнь - должна прикоснутся к ней, побыть там и снова выйти. Две жизни.
Мы живем с любимым в одном городе, но в разных его концах. Сквозь толщи домов, лабиринты улиц, туннели окон я пыталась почувствовать его. Мне казалось нелепым, что живя рядом, на одной линии в одном городе, в одном информационном пространстве, у меня не было с ним связи. Я пыталась коснуться его мысленно. Я стою у окна. Все материальное рядом казалось помехой. Внутренним взглядом я вижу его квартиру, вижу как он ходит, говорит с матерью, пьет чай. Для меня не существует расстояния, материальное не мешает. Я все время пытаюсь почувстовать где он сейчас, что делает, чем дышит...
Как-то я прочитала у Р. Олдингтона в "Смерть героя", что мужчине не чужда никакая лесть, и что чем больше ее, тем ему слаще. Я выписала эту цитату. Я попыталась следовать ей, думая, что если ее сказал мужчина, то это обязательно должно быть верно. Держа в голове фразу Олдингтона, я повторяла, ты такой хороший, такой замечательный, такой талантливый... Такая откровенная и настойчивая лесть приводила его в замешательство, и даже отпугивала.
Я принесла Виктору мои рассказы с просьбой почитать и оценить их. На его вопрос: "Почему я?", я начала бормотать о его способности понимать литературу. На один из своих рассказов я особенно рассчитывала, он был написан в стиле абсурда и фантасмагории, то что так ему нравилось. Витя положил их в карман своей рубашки, я с нежностью вспоминаю этот жест, так близко к своей груди. Рассказы он прочитал, а потом я у окна в коридоре с увлечением рассказывала о том смысле, который я в них вложила. Витя внимательно слушал. В тот момент он для меня был как стекло, пропускающий меня через себя и отвечающий на мое увлечение литературой. Но это стекло было моим зеркалом, я никогда не знала и не видела, что было там в глубине его мыслей.
Дома у меня лежали его книги. Сначала Даниил Хармс, а потом какой-то писатель-абсурдист, которого я с чрезвыйчайным усилием пыталась понять и полюбить, и через которго пыталась приблизиться к внутреннему миру Вити. Он со знанием дела описывал сцены из этих книг, восхищаясь отсутствием внешней логики и находя логику внутреннюю. Через полгода Виктор попросил своего абсурдиста обратно, уже другая девушка хотела почитать его.
Мое обожание было болезненным. Когда я видела на улице людей, которые несли сумки, какая была у него, или куртки, такая как у него, мое сердце больно вздрагивало, отзывалось. Я узнавала многие части города по-другому благодаря ему. То есть я видела их и раньше, но они меняли значение, благодаря тому, что он здесь жил, или учился или гулял.
Как-то я повела его через мост, на другой берег. Мы гуляли между изогнутых как тропические лианы ив, ловили их слезы и опять о чем-то беседовали. Ах, да. Он мне рассказывал о его подруге, с которой он начал общаться в институте. Эта девушка, отчаянной ностальгии воробушек, повела его примерно тем же маршрутом и все рассказывала про свою жизнь, которая осталась за много километров. Он мне тогда сказал, что никогда не получал столько информации за один день.
Природа не любит пустоты, и если с его стороны не было ухаживаний и заботы, но заботиться и ухаживать начала я сама. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, я думаю, как настойчиво я окружала его собой. Любой мог бы испугаться на его месте. "Хочешь, я за тебя заплачу? Хочешь я принесу тебе конспекты? Хочешь, хочешь? хочешь?" На десятки моих "хочешь", было лишь пару его "да". В какой-то момент наших отношений я поняла, что становлюсь ему мамочкой. Это страшно. Я чувствовала, что мне надо было срочно менять роль. Однажды мы шли с ним по улице Ленина. Я была готова на все, лишь бы задержать моменты бытия с ним. Я спросила, есть ли у него деньги. Когда он ответил, что нет, я смущенно сунула несколько рублей, чтобы хватило на дорогу до его дома. К его чести он попытался отказаться, но я убедила его, что это моя вина, что он так задержался. При этом чувствовала я себя мерзко. Позже, когда он уже встречался с другой, ко мне подошел его друг. Он сказал, "Знаешь, у Вити нет денег, ты не могла бы ему дать?" Рядом стоял Виктор. Я удивленно подняла брови, меня сильно задело потребительское отношение. "Нет, к сожалению, не могу," - ответила я и отвернулась.
Я не должна была появляться в институте в понедельник. Но я пришла неожиданно как для него так и для себя. Я увидела радость на его лице. Это был один из самых счастливых дней в той моей жизни. Мы пошли гулять.
Мы шли очень долго по берегу реки. В моих руках был шарик, который недавно упал в грязь Первый жест заботы с его стороны: "Осторожно, мяч грязный". - "Земля не может быть грязной". "Может," - в его голосе мне чудилась забота, нежность и еще Бог знает что. Это не была просто философская мысль, чтобы покрасоваться. Я и сейчас думаю, что земля не может быть грязной.
Мы шли по заброшенной дороге, было страшно, и я открыто проявляла свой страх, отчетливо помня из какой-то прочитанной книги, что мужчинам нравится беззащитность женщин. Каждый человек использует свой опыт, прожитый или начитанный для того, чтобы построить отношения. Мне тогда хотелось прижаться к нему, близко, близко, но я не смела.
- Ты фантазировала потом об этой прогулке?
- Да и не раз.
- Чего тебе больше хотелось?
- Мне представлялось, что он нежно коснется моих волос, чтобы убрать прилипшую грязь от шарика...
- Что он возьмет тебя за руку...
- Когда рядом появилась собака...
- Земля была мокрая, тогда была весна...
- Я представляла, как он встанет рядом и поцелует меня...
- Думаешь, он то же мечтал в тот момент...
- Я думаю, что в нем было желание...
Прошло лето. Я его провела в мечтах о тебе, о будущем учебном годе. Я надеялась, что ты будешь более раскованным со мной. Когда каникулы закончились, мы встретились с тобой в коридоре. Мы склонились к окну и я с глупым наслаждением вдыхала твое кисловатое испорченное сигаретами дыхание. "Мне кажется, что я испортился за последнее время", - со значением говорил ты, внимательно глядя мне в глаза. Я не очень понимала тебя, я была просто счастлива.
Мы идем по улице с моей одногрупницей и после долгих каникул весело щебечем. Она одна из тех немногих, кто посвящен в тайну моей любви. Мне так хочется поговорить о Викторе, что я начинаю с пустяшной реплики о том, как мы болтали с ним о лете.
- Знаешь, Рита, я должна тебе кое о чем сказать.
Я настораживаюсь.
- Кажется, у Вити есть девушка.
В моих глазах молчаливый вопрос.
- Два дня назад я видела, как они обнимались на первом этаже.
Боль настолько сильна, что мне трудно справиться с реальностью.
- Я не хочу, чтобы ты заблуждалась на его счет.
Кто-то сочтет, что такие новости лучше не сообщать влюбленному сердцу, но я благодарна тебе, Лена. По крайней мере к встрече с неизбежным я была подготовлена заранее.
Я все-таки не верила до конца, все пыталась увидеть это сама. Но однажды тот друг, который посмеивался над моей недевичьей настойчивостью, благоговейно сказал мне, что у тебя появилась Девушка. Именно так с большой буквы, Девушка.
С этого дня я перестала с тобой говорить. Ты прекратил для меня свое существование. Ты был уже несвободен. Я не могла понять, почему у нас не сложились отношения. Тогда я думала, что насовершала кучу ошибок, что дала слишком хорошо понять, что ты мне очень нужен, во мне не осталось загадки. Ты понял, что добиваться меня не надо, и огонек, который начал зарождаться в твоих глазах в самом начале, почти погас к середине того года. Это был ответ, который я находила в психологических подборках. Мнение моей подруги было куда более простым и очень емким, народным - у него на тебя просто не стояло. Как бы то ни было, у этой истории все-таки оказался счастливый конец - ты осел в моем подсознании будущим романом.