Нас ничего не объединяет, но вот уже много лет мы собираемся в последнюю среду каждого месяца.
На большой стол посередине просторной художественной мастерской ставится самовар и окружается пирогами, конфетами и сыром. Лимон нарезан тонко. Старинные стулья кажутся продолжением рам - кругом картины, множество картин. Те, кто пришел раньше, открывают дверь следующим, хозяева суетятся на кухне. За окном - крыши Петербурга с паузами каналов и - если присмотреться - купол Казанского.
Хозяин мастерской Володя - живописец. Он всю жизнь рисовал коммунистов и привык иметь всё. Нынче коммунисты обмельчали и не могут дать Володе всё, что он хочет иметь. На пятом десятке Володе пришлось вспомнить, что он с детства потомственный казак. Теперь Володя рисует казаков - конных, пеших, доблестно смотрящих, лихо скачущих, балагурящих с девками. На многих картинах казаки борются с советской властью и рубят коммунистов шашками. Володя не может простить коммунистам, что они обмельчали. Техника его живописи филигранна, мало кто из ныне живущих с ним сравнится. Володя может нарисовать ручку от унитаза, и она будет как живая.
Вольдемар тоже художник, но своей мастерской у него нет. Зато его гениальность заметна невооруженным взглядом. Однажды он просидел весь вечер в плаще, поскольку забыл надеть все остальное. Вольдемар чуть заикается, но любит слова на "и".
- И-и-интеллегенция изощренно изнасиловала и изографировала и-и-истинную идею исскуства, и-и-импульсная интуиция и-иррациональна, - запрокинув голову, вещает Вольдемар в люстру.
Он очень худой. Кто-нибудь из нас положит ему сыр или кусок пирога и постучит ложечкой по тарелке, привлекая внимания.
- Сыр, - скажет Вольдемар, и все вздохнут с облегчением.
Юрий - композитор, и поэтому ходит в кожаных штанах. Он всегда приносит кассеты со своей музыкой, вставляет их в шипящий магнитофон времен очаковых и задумчиво слушает весь вечер. Говорит он редко и всегда только про то, как его выгнали с Пушкинской и забрали себе всю аппаратуру, и теперь он вынужден записывать диски в Америке. Его музыка не яркая, не навязчивая, но очень нужная. Ею склеены отдельные кусочки мира, клея не видно, а мозаика блестит.
Зара Степановна - жена Володи и наша хозяйка. На собранные в складчину деньги она печет вкусные пироги с яблоками и ставит на стол живые цветы. Зару Степановну удивляет абсолютно всё, что происходит в мире.
- Надо же, как бывает! - восклицает она, направляя в рот большой кусок пирога. - Кто бы мог подумать!
- Ах, мама, мама, - мягко укоряет ее дочь Юля.
Петр Петрович - клинический идиот со связями. Зара Степановна приглашает его, поскольку думает, что связи Петра Петровича помогут продать Володины картины. Однажды Петр Петрович был по путевке в Австрии. Немецкого он не знает, так что австрийцы наверняка остались довольны.
Дима - тенор. Он мечтает петь в Мариинском театре. Или в любом другом. Уже двадцать пять лет он ежедневно занимается вокалом, не меньше шести часов в день. Ему сорок.
- Сорок лет - лучший возраст для тенора, - считает Дима.
Как-то он устроился дворником, но стал часто простужаться и бросил работу. Однажды его голос измеряли и получили 120 децибел.
- Они все боятся, потому что только у меня большой голос, а они скрывают. Мне бы подобраться к Гергиеву, хотя бы на пистолетный выстрел. Я бы взял си-бекар и он бы отдал мне Зигфрида. У них некому петь Зигфрида. Для это же нужен большой голос.
Пенсия у его мамы совсем маленькая.
- Года два-три еще попытаюсь, - говорит Дима, - а потом уже, наверное, всё.
Миша... Миша ничем не занят и вообще никогда ничего не делает. Про него не скажешь, будто никто не знает, чем он занимается. Наоборот, все знают, что Миша ничем не занимается. Но он прекрасный собеседник и благодарный слушатель. Живет он на зарплату, которую ему платят в какой-то конторе. Он говорит "в моей конторе", хотя контора, конечно, не Мишина. Но Миша переживает за контору. Однажды его уволили.
- Представляете, - рассказывал Миша с обидой в голосе, - сказали, что я ничего не делаю, и уволили.
После увольнения Миша каждый день приходил в свою контору и сидел там до вечера. Через пару месяцев его взяли обратно.
- Поняли, что без меня никак, - объяснял Миша.
Еще он хорошо сочувствует. Только жаловаться ему надо без истерик, заламывания рук и длинных откровений.
- Эх, - надо говорить, - что ж такое, опять двадцать пять...
- А что делать? - подхватит тут же Миша. - Вот так всё и бывает.
И - поверите? - легче становится.
Виктор музыкант и поэт. Его корейское лицо кажется жестким и неприступным, но всё и навсегда меняется, стоит ему только улыбнуться - тепло, открыто, по-детски удивленно. С каменным лицом он поёт свои очень добрые песни, и не все знают, насколько добры они и он сам. Однажды его машина врезалась в автобус, и он умер. С тех пор мы не просим его петь, просто радуемся, что он по-прежнему с нами.
Оля - врач. Очень хороший. Всех безнадежных старичков отправляют к ней, и она творит чудеса. Многие об этом знают и предлагают Оле огромные деньжищи. Но она отказывается, потому что если брать за лечение деньги, то пропадет дар.
- А врачам должно платить деньги Государство, - полагает Оля.
Если я когда-нибудь встречу Государство, обязательно ему об этом скажу. В обеденное время Оля читает медицинские книжки. А еще она боится смотреть на шрамы. Оля красивая и добрая, на ней давно хотят жениться. Но она всё тянет, потому что придется ехать в свадебное путешествие, а на кого тогда больных оставить?
Денис - издатель и счастливчик.
- Я счастливый человек, - рассказывает он. - Вот захочу Пушкина издать и издам! Захочу Баратынского - и его, чертяку, издам!
Один раз он и в самом деле издал Пушкина. А потом давал взятку в РОНО, чтобы город тираж выкупил, выпускникам дарить. Всё остальное время Денис издает женские детективы, отгружая их в последнее время вагонами.
Денис знает всех знаменитых писателей и писательниц. И всех не любит. Кроме автора женских детективов.
- С остальными работать невозможно, - жалуется Денис.
Первые три детектива Денис написал сам. Потом нанял негров. Двадцать долларов за авторский лист.
- Ну, как мои негры пишут? - спросил меня Денис.
- А, так у них русский неродной? Тогда неплохо, - ляпнула я, не подумав.
Денис обиделся. Жаль, в последнее время меня тянет перед ним заискивать. С чего бы это?
Алиса - актриса. Очень и очень знаменитая. Она живет по-соседству и любит пироги Зары Степановны. Приходит всегда уставшая, даже когда не занята в спектакле. Множество морщинок на её лице, в каждой из них роль, чья-та жизнь, чьи то слезы и восторги.
- Нет, нет, - говорит она, - это не морщинки, это грим. Сегодня я играю старушку, а разве это роль для меня? Зара, ты волшебница, какая начинка!
- Яблочная, - оборачивается Зара Степановна, - из яблок. Юлечка однажды чашечку-яблочко вылепила, такая прелесть!
Юля - художник на фарфоровом заводе. Она придумала чудный чайник-паровозик, кофейник Дали, в котором больше Дали, чем в картинах, и множество другой удивительной всячины. Ей обещали, что через сорок лет это пойдет в производство.
С паровозиком Юля ездила на выставку в Голландию и получила там медаль и денежный приз. Почти на все деньги Юля купила английский фарфоровый сервиз, из которого мы и пьем чай.
- А наша посуда не годится, вредная для здоровья, - говорит Юля. - Все дело в материале, если фарфор белый, чистый - ему и роспись не нужна. Глина должна пятьдесят лет вылеживаться, дед для внука закладывал, а у нас коммунисты разрушили традицию, фарфор серый, пористый.
- Да уж, эти коммунисты... я бы их...всех бы... - скрежещет зубами Юлин папа.
- Наделали делов, вот ведь как, - вторит ему Миша.
Сережа - писатель. У него грустные карие глаза. Он пишет роман. Он никому еще не показывал ни строчки, но я точно знаю, что его роман будет самый лучший на свете. О чем бы Сережа ни начинал рассказывать своим тихим голосом, это всегда замечательно интересно. Я ненавижу Петра Петровича, когда он прерывает Сережу своими глупыми репликами. После этого Сережа надолго замолкает, а в последнее время, допив чай, пересаживается в кресло у стены и дремлет. Его точит болезнь, у него было две операции и, возможно, скоро будет третья - толком ничего не говорит. Я всегда хотела в него влюбится.
Если спросить Сережу, как продвигается роман, он ответит:
- Вроде успеваю, спасибо.
Написала я вот до этих слов и показала Сереже.
- А я знаю, что нас объединяет, - улыбнулся он. - Это ты, Даша.