Вчера был забавный полдник: 2 орешка с маслицем. Я так люблю свою сестру за это. На деревянном подносе на тумбочку. Канарейка тоже была счастлива хотя бы просто понюхать запах еды. Она не ест уже 12 дней и никак не сдохнет. Эксперимент продолжается.
Чего я вспоминаю о вчерашнем? Наверное, потому, что лежа в гробу, есть очень много времени на всякую ненужную мозговую деятельность. Ничего. Скоро прейдет 26, достанем меня отсюда и мы вместе пойдем в церковную школу. Уже слышу топот на лестнице эхо музыки (этот болван как всегда таскает за собой транзистор). Открылась дверь, звуки непонятные да космические соответственно ближе.
-Привет привет, недоносок.-открылась крышка труны. Передо мной появился огромная рожа этого кретина 26.-ну как провел время?
-Нормально. Я тут подумал...
-А не надо тебе думать,-перервал меня 26- мы едим с тобой на археологические раскопки!
-Пха! Хули?
-Заткнись, 02. Спроси что за раскопки. А? Этот чертов 26.
"Мне не до тебя, конченый кусок мяса!"-подумал я
-Мне не до тебя, конченый кусок мяса!-сказал я глядя в окно. На это зеленое небо, на проходящую мимо чернокожую курящую беременную женщину, на растущие из молочной травы самодельные пластиковые ветряные мельницы, несмазанные флюгеры на домах пели мои любимые песни. Боковым зрением я увидел как весь мокрый, кипящий 26 замахивается на меня своим паралоновым табуретам. Траектория...какая к черту траектория. Сразу в цель. Затылок на две части. Я на полу выплевываю свои легкие наружу, а мой сучий дружок стоит и улыбается, мечтая продолжить рассказывать о своих археологических раскопках.
-Так вот! Это будет в Сиднее. Раскопки старых прожекторов. Боже. Ты представляешь!
-Какой Сидней! Мои легкие. Они...
-Заткнись, ублюдок-с ужасающе сладкой улыбкой и тикающим глазом приказал мне 26. Он должен был продолжить, но нет. Тишина. Я молчу-он молчит. Я он. Я он. Тикают мои часы на правой руке и его левый глаз. Унисон. Я наслаждаюсь. В позе лежа глянул в окно. Все те же мельницы. Женщины не было. Бешеные флюгеры. Бешеный 26. 26, я тебя люблю.
-Знаешь,-продолжил он.- когда я только два года играл на гитаре в соей группе, я вел себя на сцене порядочно, так как лажал как только начинал бегать по сцене, материться и бить ногами бутылки, так еще плохо обращался с инструментом. Но сейчас то совсем другое дело.
-К чему это ты?
-К тому, что пока ты со мной не поедешь, я тебя буду, детка, обижатью
Я и не понял сразу за что схватиться, что бы ударить эту огромную тушу. Все же оторвал от рубашки пуговицу, и она со свистом отправилась в уже готовую что-то сказать пасть 26. Вибрация пола, после падения этого задыхающегося и плачущего 26, привела меня в позицию стоя.
-Я знаю ты выкарабкаешься. Повернулся, что бы уходить, слышу: не его хрипа, ни дыхания. Ничего, только старые флюгеры завывали.
Обернувшись, взглянуть на своего агониального друга, я увидел его массивное тело, нависшее над стеной. Тот подставлял пальцы под маленький ручеек крови из за рта и что то калякал своими фалангами на ныне белой стене его комнаты.
-Моя мама уехала, напиши...
Мне скучно было ждать 26, пока он оставит мне свою предсмертную записку.
-Отправь ей посылку-скользнул я в дверь и уже не вернулся.