Эта провинциальная история случила себя в яростные, но относительно беззаботные времена махрового застоя.
Без особых претензий на оригинальность и содержание, она, тем не менее, прослужила некоторое время поводом для улыбок и воспоминаний моему ближайшему студенческому окружению - среде, в которой я и сам имел честь довольно реально ощущать себя, в те поры.
Речь о годе 1973-м.
(Меня, кстати, так же всегда удивляет память на точные даты, если она не опирается на сопоставление. В этом году мы стали студентами, а такое можно забыть, если жить лет триста.)
Поскольку история имела хоть и скромный, но всё же определённый успех, то в скором времени послужила материалом для рассказа, который и был сотворён, не без естественных мук творчества, в надлежащие ему сроки, - часа за полтора, и незамедлительно переправлен в редакцию воронежской газеты "Коммуна", для предания возникшему произведению более широкой и не менее заслуженной гласности, а заодно попытке высветить собственное имя автора, безусловно доселе читающей публике неизвестное.
С последним, то есть с подсветкой имени, как и следовало ожидать, ничего путного не вышло, как, впрочем, и с первым, так как материал редакцией хоть и был признан интересным (беззастенчивая отписка), но тем не менее нёс "откровенно-натуралистические" оттенки, а посему, быть предан печати, ни при каких условиях, не мог, при всём уважении к отсутствию авторитета автора. Оно и понятно. Растлевать прогрессивные советско-российские массы, призванные Небом повести однажды за собой все прочие массы планеты к уготованному заранее, но пока ожидающему своего часа, радостному будущему, во все времена не позволительно было никому. А уж тем более прыткому, неизвестному автору, неразумно и неосторожно начавшему сразу с лёгкой эротики, причём откровенно-сомнительного направления.
Да что говорить. Случись обратное, и материал бы прошёл, всё было бы не так, как есть. Не так, как уже сложилось. А как есть, автору нравилось тогда, не вызывает отторжения и ныне. Как могло бы быть? Никогда и никто не узнает. А посему места, для грусти любой степени, быть и не может. Да его и нет на самом деле. И вообще: "пусть будет так, всегда, как есть, и не иначе"...
Философия Происходящего проста до такой безумной степени, что нам, похоже, никогда уже не опуститься до неё со своих мнимых, старательно возведённых однажды "высот".
Вот такое вот родилось лёгонькое, пустоватое вступленьице, с не совсем удачной попыткой порассуждать о вечном. А теперь, наконец-то, буквально несколько строчек самой истории, о которой собственно речь, а уж затем снова порассуждаем. Ведь это так сладко. Не находите?
Что очередной пикник, заполненный подсознательным, лёгким сожалением о каждой уходящей минуте и неповторимости её, но одновременным, стопроцентным присутствием в каждой из этих минут, и таким же стопроцентным проживанием её без остатка, похожем на взрыв, битком заполнившим собой некое ограниченное пространство, говорить не стоит, хотя уже и сказано, близил своё завершение.
Уже и птицы утомились петь свою ежедневную, на взгляд слушателей, многоголосую песню, а на свой собственный - бесконечную, радостную болтовню ни о чём, и отрешённо сидели, поражённые необходимостью птичьего присутствия в Происходящем, и изящностью дополнения собой пространства и общей гармонии. Хотя трактовали это для себя по-своему.
Уже и всё, так или иначе составляющее Происходящее, включило правые поворотники и медленно сворачивало на обочину Бытия для привычного ночного привала.
Группа студентов, за бесконечный день слившаяся с фрагментом природы до степени практического не возврата, была занята процессом обратным: вытаскивала себя из этого фрагмента обратно. Трудно. Кое - что оставалось, застряв навсегда, но неудобств отсутствием не приносило. Видимо, срабатывал некий тонкий механизм взаимозаменяемости элементов Сущего.
Отсутствие навыков и присутствие неудачных попыток изменений Мира окружающего не огорчало, и даже наоборот открывало возможности для попыток преобразования, нереальных на первый взгляд, ну скажем Вселенной. А по сему темы житейские, легко меняли себя на философские, но уже без возврата.
- Древние говорили: "Познай себя...". - Ни с того, ни с сего начинал рассуждать вслух Стас. - Это им Вечность подсказала. Вечность говорила их устами. Есть доля лёгкого превосходства в подсказках подобных. Потому что познать себя всё равно, что познать Мир, Вселенную, Бога... Не мало ли для начала? Суть же подсказки любой - лишь в указании верного направления. Нет смысла погружаться в океанские глубины. Абсолютно не стоит пересекать Вселенную в поиске ответа. Ответ всегда рядом. И даже ближе. Он в тебе. Но погружение в себя оказывается бесконечным. Размеры Души соразмерны Вселенной. Хотя на самом деле больше. И в подсказке отчётливо проступает ирония безысходности... А пересечь Вселенную можно, и океан избороздить так же неплохо, ну скажем прогулки ради.
Стас никогда не говорил о сиюминутном и буквальном, считая, что за подобным уже есть, кому присмотреть, а разбавлять собой имеющееся, не считал необходимым. Поразительное чувство такта отличало этого человека, которое всё же имело разумные границы, хотя было безграничным на самом деле, и если что-то задевало его чуткое достоинство, даже слегка, в ответ рождалось, как не странно, всего одно слово, ну или два, от которых случайному обидчику становилось крайне неуютно.
Среднего роста, длинноволосый, - тогда не практиковались сплошные красные пиджаки и стрижки до черепа, Стас ничем особым не выделялся, если не считать глаз, в которых было столько всего, что некоторым, случайно оказавшимся в них, или рядом, становилось не по себе; и про которые все знакомые богини говорили только хорошее, если находились подходящие слова. Некоторые из них, только раз заглянув в эти глаза, оставались там навсегда, не способные выбраться обратно. Хотя никто их там не держал.
Портрет завершали джинсы ручной работы, потому что сшил он их себе сам. Кстати, первые и последние. Повторы ему не давались. Позднее он это понял. В центральном офисе фирмы Lee подобных лекал не было.
- Не в попытке спор учинить, безысходный, а продолжения мысли для, - распахнув голубые, но менее выразительные, чем у Стаса глаза, вступал в околофилософский бред Виктор, - Дело в том, что Мы выдавлены в матрице Бытия из мира реально-энергетического в мир реальный физически, застывший по отношению к энергиям, для фиксации какого-то ответа Мирозданию. Как оставляем мы в архивах документы о былом. Каждый из нас несёт свой ответ, и, уже только поэтому миром самостоятельным является...
Вот примерно такие беседы велись в этой команде студентов, не имеющих к философскому образованию ни малейшего отношения и занимающихся вещами совершенно противоположными. Что дополнительно доказывало единство и неделимость Всего Сущего.
Бесконечные беседы обычно прерывались оценками продукции советских виноделов.
Поскольку в воронежские погреба "Бадачони" и "Цаликаури" не завозилось никогда, а если и завозилось, то не про студентов, приходилось довольствоваться виноматериалом типа "Ахдам". ( Ах, нет! ) Отсутствие любых технологий в производстве которого, не лишало его определённой первозданной прелести и неожиданного вкусового колорита. Эти качества, а так же определённая доступность и завораживали студентов и пьяниц той поры.
Три богини, легко променявшие, в тот день, свои божественные одежды на не менее божественные джинсы и футболки, приотстав, толковали о противоположном, - мирском, как не странно. Но редкий смертный осмеливался стать участником той беседы. Глядя на них, вообще редко у кого не возникало тревожного опустошительного чувства, по поводу не возможности личного, и безраздельного обладания Чем бы то ни было в этом Мире, не говоря уже о внимании, пусть даже мимолётном, этих троих.
У Богинь были вполне земные имена: Татьяна, Надежда и Ольга, что не лишало их природной божественности, а лишь придавало контрастность восприятию.
Все пятеро представленных, да ещё один очкарик, с ленивым взглядом, которого все почему-то звали Колей, не смотря на то, что имя, по жизни, ему было Александр, возможно сыграла дурацкую роль фамилия Колесник, брели унылой тропой к автобусу, маршрутом которого должен был закончиться бесконечный день неожиданного праздника, подаренного им в этот просто так.
Автобус стоял на положенном ему месте, уже изрядно загруженный попутчиками наших студентов, и, казалось, ждал только этих шестерых. Настоящий праздник не мог быть искажён никоим образом. Так оно и оказалось.
Галантно пропустив друзей и заодно удостоверившись в полном наличии группы, последним в автобус поднялся Стас, и, разместив на полу притомивший рюкзак, уютно устроился на последнем. Радиоприёмник VEF,- весьма достойный атрибут пикников того времени, пришлось разместить на коленях.
На остановках из автобуса никто не выходил. Зато подсаживались активно. А потому к средине маршрута стояли весьма плотно.
Видимо, не будет ошибкой предположение, что, если не каждому, то уж большинству-то наверняка неплохо знакомо чувство сиюминутного автобусного ( а так же троллейбусного, трамвайного, метро...) интима, переполненного "салона", насыщенность которого зависит от сложившегося соседства-партнёрства, в котором как ни повернись и как не закройся, всегда в контакте.
И можно по-разному относиться к происходящему, или делать вид, что погружен в иные сферы, но от закрученного не тобой сюжета, так просто не освободиться. А ведь Кто-то или Что-то действительно закручивает его, параллельно наблюдая за происходящим, и корректируя старательно его безукоризненное действо.
Не хочется глубоко зарываться в сюжетных деталях и подробностях линий повествования, потому что неловкие слова могут всё немножко нарушить. Недосказанность же обозначит лишь контуры, а вот воображение и мысль каждого продолжат и завершат фантазию, осторожно запущенную автором.
Дорожное отрешённое погружение в себя для Стаса едва началось, когда стали происходить странные и непонятные вещи.
Автобус есть автобус. Каждый устраивает себя в нём с максимальным для себя удобством. В результате становится неудобно всем, но поделать с этим уже ничего нельзя.
В какой-то момент коленкой, Стас почувствовал ногу соседа и поначалу не придал факту значения. Но вскоре придать пришлось, так как указанная нога совершала не совсем обычные движения, пытаясь вызвать ответные. После лёгкого замешательства, Стас, оценив ситуацию и не решившись портить её на самом старте, решил игру поддержать.
Пикантность ситуации слегка шокировала непривычностью, но, как говорится, "всё на Свете в первый раз, не сейчас, так через час, только лучше в первый раз, чем в последний..." Его приняли за девушку, а возможно даже и за девицу, подумал Стас, и с этим ничего не поделаешь.
Можно было поднять голову и строго посмотреть на повесу-любителя, но тогда бы игра прервалась.
Однажды со Стасом уже приключилась история, не менее любопытная, и не лишённая некоторой причастности к происходящему.
Нужно было всего лишь тривиально сфотографироваться на документы. Что и было проделано без затей. И на что была выдана особая серая квитанция, по предъявлении которой заказчик становился безраздельным обладателем чудных снимков.
Жаль не всегда.
На это раз в нетолстой пачке готовых изделий, после тщательного её изучения, ничего похожего на голову Стаса обнаружено не было. Проверили ещё раз. Результат удручал.
Мастер развёл руками, извинился и предложил запечатлеться повторно. Негатив искать он не стал, или не догадался.
Следующая встреча идеально походила на первую, и результата так же не несла. Мастер недоумевал. Он практически был уверен, что держал в собственных руках фотографии этого молодого, длинноволосого парня. Мистика.
"Д л и н н о волосого", - повторил про себя мастер, и уверенно потянулся к пачке с женскими фотографиями. К месту событий, на выручку, стали, стягиваться другие работники студии. Бросила тряпку уборщица.
Стас отрешённо наблюдал за манипуляциями мастеров художественной фотографии, занятых сейчас не своим делом. Ситуация начинала забавлять своей нереальностью.
- Вот. Прошу, - с облегчением провозгласил фотограф. И выдал Стасу оба варианта своего кропотливого творческого труда. Заказчик и исполнитель так и не смогли скрыть радости по поводу удачного завершения сделки. Денег за повтор со Стаса не взяли.
- Ну, надо же, - тихо сказала уборщица, и все разбрелись по местам...
Так что автобусная история имела весьма существенные корни, и во что-то, рано или поздно, определённо, должна была вылиться. Вот и вылилась.
Время изменило привычный плавный ход и мерило себя дискретно. Кусками. Когда ему вздумается. Даже периодически застывало ненадолго. Такие моменты совпадали с состоянием Стаса, когда он не знал что делать. Растерянность подыгрывала ситуации и распоясывала второго её участника, осмелевшего до степени неприличия, не свойственного первому знакомству.
Парень, увлёкшись, переместил свою ногу между коленями Стаса и, уверенно толкая приёмник покоящийся на них, пробирался к тому, подле чего можно было забыть обо всём на свете. На время.
Стас слабо сопротивлялся. Но когда границы терпения и приличия были грубо нарушены, он интуитивно резко, действо остановил.
Озабоченный парень ничего нее понял: "до сих пор всё шло более или менее предсказуемо. Что же случилось?"
"Хоть бы имя спросил, - с запозданием подумал Стас, - нахал...". Сохранив целомудрие, Стас почувствовал уверенность. И возврат к реальности.
Подобная ситуация не могла закончиться ничем иным, как резким финалом. Так оно и произошло.
Автобус благополучно въехал на автостанцию, и публика, возбуждённая завершением очередной жизненной дистанции, благодарно устремилась из него вон. На свободу.
Стас покидал автобус одним из последних, дав событиям устояться насколько это возможно. Или улечься, сменив растопыренность содержания на некоторую собранность. А заодно и себе.
Прямо у последней ступеньки настороженно-выжидательно стоял недавний "ухажёр", с медленно наползающим на невнятное лицо выражением удивления, недоумения и прочих, пока неясно проступающих чувств.
Стас поправил рюкзак, подмигнул по-свойски избитому обстоятельствами парню, и, не задерживаясь, прошагал мимо, к своим.
Свои отметили неясные перемены в лице и движениях Стаса, но пристального значения не придали, за что тот остался несказанно благодарен.
Даже через точку, уверенно поставленную в конце предложения, ясно видно, как оно своим содержанием продолжает перетекать дальше, и несёт себя в такие просторы, что начинает слегка кружиться голова...
Ничто абсолютно, ничего существенного не предвещало. Глобальных изменений не несло, и прихода повального счастья не обещало, а тем более не гарантировало.
Всё было как всегда и даже как всегдее...
Очередной день, незаметно и осторожно втекающий в суматошные будни, уже готов был впустить в себя сонную, пока, часть населения планеты. Другая её часть, изо всех сил нарадовавшись дню угасающему, подводила смешные итоги и ставила сама себе оценки. Потому что другие, ставить было кому, но другие оценки с собственными, как правило, в худшую сторону, не совпадали, а потому интереса к себе не вызывали. Так что можно было легко представить, что из этой народной самооценки получалось, и что они там сами себе в результате понаставляли.
Временная спираль неуклонно влекла, сопротивляющуюся временами, биомассу планеты, куда-то по наклонной в необозримый вверх. Виртуально, разумеется. Но незаметный желобок, с краю достаточно широкой ленты, имел тенденцию обратную: ненавязчиво, лёгким толчком в спину помогал, добравшимся до вершины, и что-то там постигшим, вернуться обратно, по дороге оценив все прелести опыта старости, и плюхнуться, в результате, в зыбкое смерти болото.
Здорово начал?! Как говорится, за здравие... Но ведь так оно и есть. Все на самом деле настолько рядом, все на самом деле так бесконечно близко, что периодически откровенно жаль, что всего этого не замечаешь порой. А может оно и лучше, что не замечаешь... А?
Итак, повторюсь, не смотря на всю очевидную неповторимость и уникальность, день наступающий, чем-то, совсем неуловимо, напоминал вчерашний и обещал плавно, без особых изменений перетечь в завтрашний, затем в послезавтрашний, и так далее.
И возникал риторический вопрос: когда же и как происходят изменения, в таком случае, если поход в будущее настолько не заметен в ежедневных переходах?
Но в одно время, тем не менее, дважды не войти, потому, что время как река. Я даже где-то слышал: река времени... А потому, пытливым космическим путешественникам уникального планетолета "Земля", трепетно рекомендую искать нюансы и оттенки неповторимого в самом обыденном, и сиюминутном, и находить, если повезёт. Что, теоретически, должно скрасить вечное космическое путешествие, безусловно, и придать находкам выпуклую неповторимость.
Так вот, именно в такой день, ни худший, не лучший, который я только что старательно, но схематично изобразил, очередной поворот судьбы, или зигзаг, направил мои стопы на автомобильный столичный рынок с тривиально-банальной целью: приобрести средство передвижения - дивный автомобиль ВАЗ, - вершину отечественного автомобилестроения, и таким образом изо всех имеющихся сил поддержать отечественного, старательного производителя.
Петь дифирамб российскому чуду просёлков, дорог и автострад можно бесконечно долго, тем более что пения оно действительно заслуживает, так как, в принципе, ездить не может, однако, ездит, не смотря ни на что, то есть, вопреки всему и законам езды в том числе. Но, как говорится, дай Бог... Во всяком случае, Небо в этой езде принимает не самое последнее участие. Как и во всём остальном, впрочем.
Эта история могла произойти где угодно, поэтому конкретизация места большого значения не имеет. Как, кстати, и малого тоже.
Не смотря ни на что, и даже, на трудно становящийся назойливым сервис российский, автомобиль был укуплен, и, даря тихую, бесконечную радость владельцу своему, то есть мне, переправлен на дополнительную подготовку для более уверенной езды по дорогам отчизны. Поскольку изготовитель подобными вопросами себя не утруждал.
Дабы не утомлять настырного читателя всякого рода словесным блудом, охотно перехожу к, собственно, предмету повествования. Хотя, повествование уже давно и идёт вовсю, а предмет его нисколько не утрачен.
А в отделении главного от не совсем, ясно вижу чисто теоретический, литературный приём, ничего общего с реальностью не имеющий.
Последнее отступление.
Прекрасный день, начинённый прекрасным же содержанием, надувал людей мнимой уверенностью и таким же настроением. Улыбки были намертво прибиты к лицам почти здоровых оттенков. Если бы случилась война, Не дай Бог, никто бы не поверил. Ну и так далее.
Фирма, торгующая внедорожниками, подчёркивая необъяснимую радость происходящего, щедро делилась этой радостью с покупателем, в связи с чем понаприпривязывала к капотам новеньких машин воздушные шары, начинённые водородом (или гелием, не знаю что дешевле) и торчащими, в следствие этого, как свечи. Вся площадка была в машинах и в шариках. Самые разноцветные машины с самыми разноцветными шариками. Примерно так выглядит праздник.
Примерно.
Народ говорил междометиями. Потому что в праздник, если он настоящий, а не календарный, говорить толково и рассудительно невозможно. Но возможно заикаться, и кричать ура не впопад. До ура не доходило, но заикание присутствовало.
А почему покупка не может быть праздником, если не превратилась в обязанность?
И только у одной машины шарика не было. И вы правильно догадались, у какой. Да, у моей. Но зато она до сих пор ездит. Что не так уж и мало.
Может, шар оторвался и улетел в небо, откуда он родом, как знак возможного прихода чего-то необычного взамен? Потому что любая потеря - это приобретение, которого надо немного подождать. Может, его никогда вовсе и не было?... Я не знаю.
На другой площадке фирмы, где собственно и происходила доработка, ожидающие отвязывали шарики, дабы не перепачкать их антикором и прочими автопримочками, и, держа их в торжественных руках, с постепенно остывающим возбуждением смиренно ожидали завершения действа.
И только один ожидающий, чтобы не болтаться два часа с шариком в руке, как ненормальному, привязал его к старому, грязному прицепу, услужливо оставленному лет двадцать семь назад неподалёку, а привязав, тут же свободно стал расхаживать подле.
И Вы снова верно догадались, что это был не я, поскольку мне нечего было ни отвязывать, ни естественно привязывать.
Здесь в повествование, как всегда трогательно и невинно, вступает мой ребёнок, возжелавшая личным присутствием дополнительно украсить очередной день, в котором она лично пребывала, и который был подарен только ей, а заодно и всему остальному человечеству.
Дети и на самом деле украшают течение жизни всякими мелочами и штучками, а для баланса устраивают в этом течении такие маленькие, милые взрывчики и водоворотики, дабы не превратить течение само в поступательное и равномерное. А значит, однообразное и скучное. Никому же не хочется зевать и зевать всю жизнь.
- Пап, - сказала она, - как ты думаешь, догадается этот симпатичный, строгий дядя подарить мне шарик, или лучше нам самим его попросить, чтоб не ждать неизвестно сколько?
И принялась расхаживать подле шарика, многозначительно на последний поглядывая и даже пытаясь недолго полетать рядом с ним. Последнее весьма тонко подразумевалось, а потому заметным не было.
Она была единственным ребёнком в сложившихся временных и пространственных координатах, конкурентов не видела, а зачем взрослым шарики пока не понимала. Вскоре ей повезло, и она стала свидетелем того, что шарики в некоторых случаях взрослым нужны ещё как.
- Попробуй, - сказал я, - у тебя больше шансов. Хотя сомнительно.
Было похоже, что ребёнок затевает какой-то свой очередной эксперимент. Или если хотите игру. Она не была попрошайкой в принципе. Случаются в природе такие дети. По жизни складывалось так, что скромное желаемое заводилось у неё всегда немножко раньше, чем возникало острое желание в необходимости этого. Но я всё равно успел удивиться, когда она пошла с челобитной.
Короткого диалога не было слышно. Вернулась она быстро и безо всего, неопределённо хмыкнула, и забыла о неожиданном отказе, как о незначительном происшествии в своей маленькой, но ужасно интересной жизни. Потому что у детей постоянно что-то происходит или случается, идут какие-то невидимые тонкие процессы, а значит концентрироваться на чём-то одном просто немыслимо и недопустимо, иначе пропустишь кучу всего прочего, ещё более интересного.
Жаль, не дано нам видеть Мир глазами друг друга. Хоть иногда.
В тот день грустное не могло произойти ни при каких обстоятельствах, хотя всячески намеревалось. Оно происходило где-то рядом, может быть. Для баланса. А здесь, не сформировавшись даже наполовину, отодвигалось очередным позитивом в сторону, и слегка, в досаде, растоптанное собою же, возвращалось к истокам, отчитаться перед которыми, сегодня ему было нечем.
И настал момент истины. Выкатили очередную машину, в которой я сразу же узнал свою; торжественно вручили ключи, и мило раскланявшись, отпустили с Богом.
Дорога с территории фирмы была единственная и проходила как раз мимо того грязного, старого прицепа, к которому, в самой чистой точке его, был привязан шарик. Шарика не было, хотя владелец его ещё не выезжал. Я притормозил.
Существенным будет замечание по поводу отсутствия ветра в тот день. Хотя, и нельзя сказать, что был полный штиль. Так, лёгкий бриз скорее.
Неведомая сила, вопреки известным людям законам физики и других умных наук, но одной ей известным образом, затащила ещё недавно красивый шарик, надутый водородом, под днище прицепа и там сделала с ним всё, что только захотела, вытерев нежным латексом весь солидол и всю грязь, что копилась там двадцать семь лет. И шарик прилип к днищу прицепа, потому что природные силы тащили его вверх, но теперь этим верхом было для него дно прицепа.
Я совершенно безобразно разбираюсь в вопросах перемещения воздушных шаров, накачанных водородом, в атмосфере, но то, что я увидел, вызывающе нарушало все мои представления. Каким образом шарик оказался там, где он оказаться не мог?
Восприятия моего ребёнка покуда не были искажены законами, придуманными досужими людьми, но и она почувствовала в увиденном, что-то необъяснимое и неладное...
Уже через минуту мы неторопливо скользили по прекрасной дороге и любовались прекрасным ландшафтом. О нарушении законов природы мы уже не думали. Потому что в природе всё просто и незатейливо, в отличие от нас, дающих вывернутые оценки всему...
Ф Р А Г М Е Н Т
Из подобных моментов, видимо, и состоит жизнь. Изо всех остальных она состоит так же, только все остальные - это, скорее, паузы, чем моменты. А жизнь, состоящая из пауз - это, в общем-то, то же жизнь, но какая-то другая. Условно - реальная. Как жвачка.
Любой начинающий философ легко опровергнет предложенные измышления, поскольку только паузы, по его мнению, и могут составлять основу жизненного содержания, ибо освобождают собой пространство, занятое до того пустотой всепоглощающего, безысходного действия.
Опровергнет, останется доволен чистой работой, и, самое интересное, будет прав. Потому что правым останусь и я. Потому что правил Игры, в которую все самозабвенно играют, просто нет. В этом интрига Происходящего, о которой никто пока не подозревает или не догадывается. Потому что в результате отсутствующего спора с начинающим философом Никто Ниоткуда не выйдет и не огласит уверенным голосом вердикт по поводу: кто прав, а кто не совсем. Удобно, кстати. Делай что хочешь. Но, в любом случае, судить о содеянном, сможешь только ты сам. Хотя норовить будут многие.
И так, момент.
Побывал на концерте. Случайно. Пауза между последним выходом в свет и очередной попыткой равнялась годам двенадцати. Всё не было повода. В этот раз наивно рассчитывал услышать всего одну композицию, которой, незадолго, был просто избит до состояния острого, но недолгого полёта в Счастье. Видимо, долгого Никто никому не позволит, потому что Сам, что такое Счастье, не ведает. Но хочет.
Мне нравится музыка. Нравилась всегда. Меломан - это обо мне. Но в подобной коме я себя не припомню. Это был "тихий взрыв", иначе не скажешь. Иначе можно, но некогда. Хотя, попробую.
Я собирал себя по кускам и фрагментам, разбросанным довольно органично, но всё же идеально с тонкой тканью Происходящего не сливающимися.
Состояние озноба, намешанное на возможности Прихода, неосознанно ожидаемого, и одновременного лёгкого недоумения от неготовности и несоответствия, собственного, предложенному варианту чистого откровения. И слёзы, без перехода и подготовки. Я не плакал. Слёзы текли сами по себе, и наполняли Радостью.
Слова несут собой общую энергетику рассказчика, безусловно, но чувства, испытанного им, которое он и старается вылить на бумагу ровным слоем, не раскрывают даже приблизительно. Гениальных попыток подобному не счесть. Не прекратят они себя и впредь, так никогда оригиналом и не став. Да, даже не приблизившись, слегка хотя бы.
Только идеальное соответствие состояний, плюс какая-то чувственная тончайшая подстройка могут приблизить слушателя к рассказчику или наоборот, что невозможно в принципе, но мечту о редкой, случайной возможности подобного никто никогда не оставит. Ни тот, ни другой.
Зато Мечту услышать и увидеть рождение Чуда смиренно оставил я. И принялся терпеливо, подперев обречённо увядающую щёку, внимать предложенному музыкальному баналу, который тоннами, не щадя живота, ваял отечественный шоу-бизнес, и старательно нёс в народ. Взамен, я унёс довольно внятное и светлое ощущение того, что та моя композиция никогда не окажется замусоленной СМИ, до отторжения, и останется жить во мне, как утренняя, чистая фантазия.
И хорошо, что не всё можно истрогать руками, и оно остаётся пребывать само по себе.
Подперев щёку, только в отличие от моей, цветущую и тугую, так же равнодушно внимала происходящему, моя временно-пространственная соседка.
Присутствие родственного успокаивало и вселяло надежду.
Надо сказать, наш ряд вообще довольно органично вписывался в окружающее пространство своим спокойствием и уравновешенностью. Как остров среди начинающего штормить моря. По крайней мере, никто неожиданно не вскакивал с места, и не принимался размахивать фуфайкой или чем-то подобным.
Меня бы не смутил любой расклад. И даже, если бы весь ряд вдруг стал по-хорошему беситься: рвать одежду на себе и крушить мебель, я, сложив спокойные руки на коленях, тихонечко сидел бы среди этого всего.
Вот такой вот я. И ничего с этим уже не поделать давно. Да, верно, и не стоит.
Не даётся мне помыкать телом своим всякий раз, как этого начинает требовать окружение, балансируя на грани потери рассудка или беспамятства.
Может всё оно на самом деле и иначе, но видится мне именно таковым, а обратным не видится.
А кроме всего живёт острое ощущение, что вместе со мной, за тем , что наблюдаю я , наблюдает Некто ещё, который молча не лезет во все дырки, но мимику лица которого я воспринимаю как оценку своему присутствию Здесь. Что можно ещё говорить, если мой "напарник" испытывает чувство неловкости даже от не совсем понятного поведения среды, в которой я пребываю, не говоря уже обо мне самом, хотя приставлен ко мне.
И потом, гармония - это не тогда, когда все разом встают и начинают орать, размахивая руками и выпучив глаза до их окончательного вылезания. А тогда, в основном, когда часть толпы, пусть незначительная, молча уравновешивает собой буйство, происходящее вокруг.
Мы, с соседкой, довольно синхронно меняли щёки. Чтобы руки, подпирающие, не затекли, а щёки не одеревенели.
Но ощущение того, что продолжаться долго наше обоюдное уныние не могло, меня не оставляло. Процесс, который длит себя, ничего не меняя в своём содержании, на самом деле меняет его, на противоположное. Скрыто. И, как правило, резко.
Так оно и случилось.
Соседка, - девушка внешне, до определённой степени, утончённая, а посему вероятно даже посещающая симфонические утренники по пятницам, а посему не совсем вписывающаяся вместе со мной в формат творящегося шоу, вдруг, в момент наивысшей концентрации вульгара, понёсшегося в зал со сцены мощной волной, и, заставившей многих пригнуться, неожиданно задёргалась в конвульсиях, впадая на глазах в состояние, которого с трепетом ждала давно.
Я пожал плечами. И этот день не принёс мне открытий новых. Всё было на своих местах, и поражать ничем и никого не собиралось.
И хорошо, что так. Будь иначе, я удивился бы сильно, да в удивленье этом и пребывал поныне, что в планы Происходящего, похоже, не входит пока...
С о н
Прессинг рекламы, вероятно, неистребим. По крайней мере, в пределах временного отрезка проживания поколений нынешнего, да плюс ещё двух-трёх последующих. Как минимум.
К тому же реклама давно перестала нести первоначально предназначенную ей, единственную роль. А стала неожиданно даже для своих творцов ещё и чем-то иным. Вовсе не только двигателем торговли. И это иное незаметно продлевает ей жизнь.
И слава Богу!
Лично я, кроме назойливости, не вижу в рекламе того, чем она там старательно движет или не движет. Мне подобные ощущения не даны. Но мне дано видеть в ней людей. Разных. А так же то, что этих людей соединяет или наоборот расталкивает в разные стороны, - события. И этого мне достаточно. Во всяком случае, я не припомню момента, когда, насмотревшись незатейливых роликов, безвольно попёрся по маркетам в поисках товара, подвергнутого тупому и настырному прессингу этого монстра - рекламы.
Видимо, случаются и более серьёзные отклонения.
Но я не об этом.
Я начал с рекламы, чтобы поточнее выйти на предмет разговора. У меня всегда трудно с выходом.
Реклама так раздолбала мобильники о дивную связь с помощью оных, что информация давно пребывает на уровне подсознания.
Вообще говоря, реклама - это инициация. Может быть программирование. Чего? А всегда по-разному. А ещё, это всегда индивидуально. (Мой любимый ответ).
Во мне она инициировала сон однажды. Который я посчитал явью, и о котором не забыл, а просто прошёл, как проходят мимо урока в школе.
Спустя некоторое время, тот сон, только растерявший половину деталей себя, вновь всплыл из глубин Происходящего во мне, и погрузил в радость своего нереального содержания.
Только нереальность бывает разная.
Эта была тончайшим продолжением вечной сказки, которая переплетает ткань происходящего нитью, похожей на воспоминание, которого никогда не было.
Это был даже не сон, а, наверное, фрагмент сна кого-то другого, на который мне повезло натолкнуться ночной мыслью неуемной.
Буквально несколько строчек.
Сначала сработал вибросигнал. Как всегда неожиданно и тупо. За ним должна была пойти мелодия. Не пошла. Но когда я открыл крышку... сотворилась сказка. Это была даже не сорока инструментальная полифония. Я даже не уверен, что это вообще была музыка. Во всяком случае, иного определения в нашем языке пока нет.
Было ощущение, что звучали небеса. Была ещё масса всяких ощущений, которые одновременно жили и вместе и отдельно, как бы сами по себе. В моём сне проснулась какая-то нездешняя энергия, которая играла со мной в свою потрясающую игру и которая понимала, что игра мне здорово нравится.
Если бы всё Это продлилось ещё полчаса, я бы наверно привык, развалился в кресле, и вяло продолжал бы внимать. По жизни, мне как-то быстро всё надоедает. Но действо заняло мгновение всего. И не прервалось. Оно ушло неторопливо дальше. А я остался.
В общем, так. Если бы мне удалось найти самые подходящие слова, из известных, я бы всё равно не смог описать того, что возникло.
И это здорово. Хорошо, что не Всё можно описать. Потому что слово, осторожно, а потому незаметно стирает собственными стараниями и энергией вложенной в него содержание и смысл произведённого, превращая себя в лёгкий розовый туман. Слова же вообще размазываются друг о друга и тихо умирают, оставляя после себя невидимую пыль.
Мы и говорим-то, практически не понимая друг друга, хотя язык один. Просто в каждое слово вкладываем одним нам ведомый смысл, а порой даже и нам не ведомый.
И всё-таки жаль, что я Вам так ничего и не рассказал.
Ещё жаль того, что сны не повторяются. И не спорьте. Повторяется только бред. Сны живут один раз. Потом они уходят, чтобы вернуться уже другими. И не обязательно к Вам.
Всё дело в двери, пропускающей, ну или в Том, Кто эту дверь открывает...
П Е Н А
Майская, праздничная разнузданность гипнотизировала привычным однообразием и остатками вялой энергетики.
Розовые пузыри повседневности, вопреки известным, скучным законам, появлялись из ничего, слегка надувались, имитируя радость процесса присутствия, и не менее радостно и неистово лопались, уступая место и жизнь следующим. Пена...
Всё было как всегда. И даже, как всегдее...
Давно дожевав тугие пирожки молодости, изрядно оценив своеобразие выпечки зрелого возраста, я уверенно подбирался к куличу с настораживающим, по периметру нанесённым смелой рукой, названием - "старость". И можно было на этой узенькой, единственной дорожке испытывать любые чувства ко Всему вообще, а к старости в частности, или не испытывать их вовсе, а вдобавок совершенно не испытывать чувства голода, или тщательно скрывать его, но в самый неподходящий момент кусок кулича всё равно оказывался во рту, и угощенье, как не странно, приходилось по вкусу. А как же иначе? Иначе никому так и не довелось бы поиграть в последнюю свою игру, в которой ещё никто никогда не выигрывал, но которой никто, увы, и не избежал.
Но любой процесс не может проистекать бесконечно долго, не меняя параметров, если вовсе не меняясь на свою противоположность.
Однообразие - это часть программы, это крайние точки колебания маятника, обусловливающие сам процесс колебания, это нависшая пауза перед красивым ходом, ну или просто ходом.
Я не люблю телевизор.
Или не так. Я терплю телевизор. Я особенно терплю помпезное шоу ГАлкина "Кто хочет стать миллионером?", помпезность которого заключена в неистребимом желании ведущего, выглядеть значительнее и умнее, чем есть основания и повод для этого.
В тот день моё терпение было посрамлено. Я вяло боролся с почти животным желанием (чтобы ни говорили досужие атеисты, практически всегда, где-то совсем рядом, присутствует Нечто, Что либо подводит настырно к необходимости Участия, либо отводит в сторону) насладиться вышеупомянутым шоу, но так и не найдя сил для продолжения борьбы или по лени природной, смиренно включил вещатель и получил ...подарок.
Парень, честь задавать вопросы которому имел сам ГАлкин, был откровенен, как библия, а потому не совсем понятен как самому ГАлкину, так и окружению ГАлкина. Рыжий, ясноглазый, наивный - он не соизмерял элементов происходящего просто никоим образом.Или наоборот соизмерял, но по-своему.А потому вёл себя в высшей степени непринуждённо и естественно. Так вести себя может только БОГ.
Происходящее в студии воспринималось слегка неправдоподобным. И в этом неправдоподобии было столько прелести, музыки и стихов одновременно, что я задохнулся.
Очередной вопрос откровенно не соответствовал своей денежной обёртке (упаковке) в 16 тыс., был явно рассчитан на праздничное отсутствие зрителей у экранов, то есть на отсутствие любой оценки вообще, и нёс в себе безукоризненную актуальность, граничащую с глупостью. Некий неутомимый редактор спрашивал голосом ГАлкина: "кто же в настоящий момент имеет практически недоступное удовольствие быть председателем Российского правительства?"
И ответов как всегда было четыре: Кириенко - Степашин - Черномырдин - Касьянов.
КАКОВО? На дворе май 2003 - го.
Рука потянулась к пульту. В данной ситуации передача "помогите Телику" могла представлять больший интеллектуальный интерес и нести большую познавательную пользу. Но Что-то и на этот раз руку остановило.
Рыжий парень (крупный план) даже думать не стал. Он просто сказал: не знаю. И всё!
ГАлкин (крупный план) сразу понял, что не всё потеряно, что есть люди, обладающие куда более скромными способностями и знаниями, чем известные России, гуманитарные его личные.
Но на всякий случай ГАлкин всё-таки переспросил.
Нет, рыжий, в самом деле, не знал.
. . . . . .
- Ну хорошо, - произнёс ГАлкин, - но уж председателя-то Центробанка Вы знать должны, Вы же экономист?
Вопрос был риторическим, некоторым образом попутным и к игре отношения не имел. Но председателя Центробанка рыжий так же не знал.
- Зато я знаю председателя Воронежского коммерческого банка, - ответствовал рыжий. Похоже, он работал в этой сфере. Или служил.
ВСЁ!
Что почувствовали в этот момент те, кто наблюдал происходящее на глазах телевизионное чудо, я не берусь судить. Лично я испытал восторг, граничащий с началом хорошего, доброго безумия. На моих глазах выступили слёзы. Причём, реакция была мгновенной. Раз и всё!
Есть ситуации, которые приходится так или иначе предавать логической оценке ну или, для пущей надёжности, подгонять под базу личного или любого другого опыта. В этой, ничего подобного не было. Кисель каким-то образом стал коктейлем. Уныние сменилось восторгом. Ну и так далее.
"Мне лень ходить за красотой, она повсюду..."
Возможно, он вообще был один такой, этот рыжий воронежский парень, возможно, нет. Давших произошедшему оценку, подобную моей, похоже, вовсе не было в природе. Возможно, сыграло роль то, что я так же был родом из Воронежа, и мы были однокоренными.
Всё, я не собираюсь гадать более.
Что со мной творилось? Я впервые видел, слышал и чувствовал человека, которому не было дела до пены, покрывавшей толстой, пористой шапкой бульон, в котором варилось наше измученное, но неведомым пока образом сохраняющее подозрительную бодрость, общество. Этот человек не знал и не стремился знать того, что ему было не нужным, и без чего он уверенно нёс себя по жизни. Не подозревая, Он весьма трогательно ломал негласные стереотипы общества и не возводил на руинах ничего, потому что это было не необходимо. Он не стремился соответствовать тому, чему соответствовать было совсем не обязательно. Он был один.
К сожалению, мне не дана способность выражать мысли в полном и неисчерпаемом их объёме. Есть так же ощущение, что этой способностью не обладает никто, а вся разница заключена в Кем-то настроенной шкале восприятия и трансформации воспринятого на бумагу или в слово. Музыку или живопись... Список возможностей наших неисчерпаем. Но нам не дано исчерпать хотя бы один пункт этого списка.
Любой ответ верен только в то мгновение, в котором прозвучал. Уже в следующее всё поменялось местами и ответ вновь под вопросом...
И ещё.
Если б только дано было нам, видеть или чувствовать (что одно и есть) внутреннее содержание или суть природную друг друга, если б только на миг было позволено нам это, - мы бы тотчас замерли все от возникшей взаимной нежности, поразились открывшейся красоте, да такими и пребывали бы до скончания.
Наша Душа - это картина, написанная космическими энергиями в виде определённой информации, на полотне безграничной Вселенной и включающая в себя Её всю со всеми оттенками и нюансами.
Сущностная наша основа, призванная продлевать Красоту и Вечность, компенсируется законами Космоса физическим несовершенством нашим, которое приглушает качества, рождающие идеал и приземляет нашу оболочку и возможно трансформирует заодно Душу в состояние ей противоположное.
Вечная же борьба противоположного, рождающая процесс Бытия и развитие Его, нескончаемы...