Батыршин Борис Cord : другие произведения.

Пропавший цепеллин (новый)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первая часть книги целиком. Здесь - в сравнительно черновом варианте; окончательный, надеюсь, дождётся своего часа и выйдет на бумаге.

  Чужая Сила
  Фантастическая повесть
  
  
  Часть первая
  Набег
  
  
  Койка равномерно покачивалась. Негромкое гудение перепонок навевали сладкий утренний сон, сквозь который назойливо прорывалось прерывистое верещание дудки квартирмейстера. "Все наверх!" - двенадцатый пост ходовой вахты, возле опорного шарнира третьей пары ходовых перепонок, в галерее правого борта. Алёша вскинулся, привычно нащупывая веревочные петли над раскачивающимся гамаком, чтобы, подтянувшись, ловко выбросить своё тело на палубный настил и, сломя голову, бежать на свой пост. Но - место колючей петли, пальцы скользнули по полированной латуни поручня, и сразу прояснилось - нет никакого гамака, а опорный шарнир третьей штирбортной пары маховый перепонки остался далеко, на учебном судне Кадетского Воздухоплавательного Корпуса "Вестник". Впрочем, на лайнере несомненно есть свой третий шарнир, и наверняка он тоже снится кому-то из экипажа...
  Как устойчивы корпусные привычки! Будто м не три всего недели назад поднялся гардемарин Веденякин на первый в своей жизни боевой (ну ладно, учебный, но ведь когда-то и он был боевым!) корабль, для прохождения воздушной практики. И вот - будто он уже не первый год каждое утро просыпается он по боцманской дудке! И, сразу, не успев ещё продрать глаза, определяет, куда бежать: по такелажной тревоге, по пожарной, или по боевой.
   Вибрация ходовых перепонок ощущалась в каюте вполне отчётливо. Ещё бы - вон они, рукой подать, за самым иллюминатором. Двухэтажная полупрозрачная этажерка невидимо глазу вибрировала, прогоняя порции сжатого воздуха между своими полотнищами, что, как известно, и создаёт тягу. Увы - перепонки перекрывали вид из иллюминатора, так что полюбоваться панорамой Туманной гавани, к которой приближался сейчас пассажирский лайнер "Династия", не удастся. Ну ничего, можно будет пойти на прогулочную галерею -тем более, иные пасажирки юны возрастом и до чрезвычайности миловидны. А пока - утренее солнце заливет каюту, игриво расцвечивая зеленый бархат и темное дерево - компания "Западные Пассажирские Воздушные Линии" не экономит на интерьерах. Отпуск! Целых четыре дня свободы!
   Алёша сел на койке, мгновенно стряхнув с себя дремоту. Судя по всему, уже скоро девять - да, давненько ему не приходилось просыпаться так поздно. Виноват был, безусловно, вчерашний загул в столичном "Золотом облаке", устроенный товарищами по Корпусу по поводу окончания первого в их флотской карьере настоящего похода.
   Позвольте, это что же - осталось меньше часа час до прибытия?
  - Доброе утро, господин гардемарин! Как спалось?
  Сосед по каюте видимо, уже давно встал и даже успел закончить утренний туалет. Попутчик казался года на несколько лет старше Алёши. Он сидел на койке, слегка откинувшись, что не скрывало высокого роста, хотя молодой человек и сутулился - обычное дело для студиозусов. Лацканы сюртука украшены золотыми "песочными часами" Имперского Технологического Училища, в просторечии - "технологички".
  - Спасибо, мессир, давненько не случалось так хорошо выспаться. Мы ведь скоро пребываем? Уже давали колокол к завтраку?
  Попутчик извлек из жилетного кармана серебряные часы, щелкнул крышкой. Механизм отозвался мелодичной фразой на инрийском. "Конечно, - вспомнил Алёша, - в "технологичке" это последний писк. И, наверное, не носит при себе никакого металла, кроме серебра..."
  - Восемь сорок шесть. Прибытие через час пятнадцать, завтрак подадут через десять минут, господин гардемарин. Надо сказать, здешняя кухня выше всяких похвал....
  Алёша мысленно выругался - он СОВЕРШЕННО не помнил имени учтивого магистра. Помнится, вчера, после посадки на лайнер, они обменялись парой любезностей.... кадет смутно припоминал, что попутчик кажется, сказал, что направляется в коммерческие доки Туманной Гавани... вроде, получил назначение после выпуска. Или у гражданских не бывает назначений? И все же - как он представился? Лемберг..? Шомберг..? Дмитрий Лемберг, кажется? Нет, так звали двоюродного брата Алёшиного сокурсника, молодого театрального обозревателя крупного столичного еженедельника, который вместе с кадетами гулял вчера в "Золотом Облаке". Вроде, что-то похожее.... фу, как неудобно получилось, никак не вспомнить! Ну да ладно, за завтраком можно ненавязчиво выяснить имя соседа - как будто ничего вовсе и не забывал. А то право же, невежливо, еще сочтет неучем...
   Однако незнакомец вовремя пришел на помощь терпящему бедствие гардемарину:
  - Простите, кажется, вчера я забыл представиться. Дмитрий Орестович Фламберг, магистр, выпускник Имперского Технологического. Меня семь лет учили строить ваши летающие игрушки. Вот, если позволите... - с этими словами маг протянул Алёше визитную карточку, отпечатанную по последней столичной моде на дорогом тисненом пергаменте. Кромка карточки неровная и будто обгорела - ну да, магистры обожают такие штучки.
  - Гардемарин Его Императорского величества Воздухоплавательного Корпуса Алексей Веденякин, мессир! - на одном дыхании выпалил Алёша и с трудом удержал себя от порыва - вскочить и щелкнуть каблуками.
  Правильно говорил наставник группы, лейтенант Чирков: "не знаешь, что делать - действуй по уставу". Хорош был бы он, навытяжку, в кальсонах и босиком. О, черт, магистр же назвал его гардемарином! Ну, положим, он мог увидеть нашивки на мундире... сейчас поймет, что собеседник глупейшим образом все забыл! Алёша внутренне скривился от неловкости.
  - Рад знакомству, господин гардемарин. Приятно встретить... в определенном смысле коллегу. Вы ведь выпускаетесь по классу дирижаблей? - и он, слегка кивнув на висящий мундир.
  На рукаве форменного кителя красовалась нашивка: сигара воздушного корабля на фоне имперского двуглавого орла и четыре витых шеврона - по числу курсов.
  - Да, мессир Фламберг, только я на них летаю, а вы строите. Правда, до выпуска мне еще один курс. Кстати, вы, кажется, упоминали, что собираетесь работать на верфях "Западных линий"?
  - Разве? Наверное, это по растерянности, господин гардемарин. Нет, меня ждёт место в службе наземного контроля. Они, знаете ли, вводят сейчас новую процедуру контроля состояния мета-газа, а это как раз тема моего диплома. - и магистр принялся подробно описывать свои будущие обязанности.
  Алёша незаметно перевел дух. Кажется, пронесло - попутчик не заметил заминки. Или заметил? Магистр говорил учтиво и совершенно серьезно, но в уголках глаз вроде бы притаилось нечто такое... Как и большинство людей, обделенных соответствующими способностями, кадет относился к магристрам с опасливым недоверием. Однако тот оставался лицом сугубо гражданским, а честь мундира требовала, в любой обстановке, вести себя с гражданскими элегантно, непринужденно и с легким налетом высокомерия - как это и пристало блестящему офицеру-воздухоплавателю.
  Так-то оно так, только вот демонстрировать непринужденность и высокомерие и уж тем более элегантность, щеголяя в одном, пусть и самом лучшем, батистовом белье, все же затруднительно...
   Извинившись перед спутником, Алёша наскоро оделся (попутчик деликатно отвернулся, изобразив, что крайне заинтересован видом из иллюминатора) и протянул руку к бронзовой ручке звонка, чтобы вызвать стюарда и потребовать принести бриться. Не то что это было очень уж необходимо - усы и щетина у гардемариня Веденякина возмутительно не желали расти, но утреннее бритье входило в обязательный утренний ритуал офицера-воздухоплавателя, каковым Алёше очень хотелось выглядеть.
  Расстегивая дорожный несессер (отличная сафьяновая кожа, серебряные уголки, двенадцать рублей в лучшей столичной галантерейной лавке!) юноша мельком, не нарочно как бы, бросил взгляд в квадратный иллюминатор - не пристало ему, будущему воздушному волку, таращиться на проплывающий внизу пейзаж, подобно гражданским пассажирам, впервые вступившим на палубу дирижабля. А посмотреть, признаться, весьма тянуло - по правому борту "Династии " раскинулась во всем великолепии Туманная Гавань, второй по величине город Империи и база ее гордости и опоры, Второго Воздушного флота. Сколько раз Алёша в самых смелых мечтах видел себя на мостике флагманского корабля, ведущим гордую эскадру над этим чудесным городом! Перепонка вот только мещает...
  Хорошо различимый с высоты город имел довольно замысловатую планировку, мало чем напоминающую остальные города Империи. Старый Город расположился на узкой полоске сравнительно ровной земли между гаванью и охватывающей ее подковой, и невысокой цепочкой холмов - несколько хаотичный, террасами взбегающий от портовых причалов к подножию холмов, утопающий в фруктовых садах, способный кого угодно запутать в лабиринтах кривых улочек. Нависающие над Старым Городом холмы надежно прикрывали столицу Приморской провинции от дождевых облачных масс со стороны восточных джунглей. Отличная роза ветров, удобнейшая, просторная площадка - что еще нужно для постройки крупнейшего в Империи воздушного порта, предназначенного для приема небесных кораблей?
   Новый Город уже вырастал в иллюминаторе - сразу за цепочкой холмов. Он был выстроен в строгой геометрической манере; правильная, линейная планировка казалось, говорила о том, что предназначен город для людей точных, строгих профессий: инженеров, воздухоплавателей, фабричных рабочих и техников, обслуживающих корабли на земле. От огромного поля воздушного порта жилые кварталы отделяла полоса промышленных предприятий - мастерские по сборке летательных аппаратов, коммерческие и военные доки, мета-газовые заводы. Ближе к Новому городу теснились пакгаузы коммерческого порта, а восточнее, милях в трех, громоздились снежно-белые ангары, катапульты и причальные мачты базы Второго Имперского Воздушного Флота. В Старый Город, к морю, через холмы, можно было попасть петляющим по склонам дорогам, а всего пять лет назад под холмами был прорыто два тоннеля, и добираться сразу стало куда быстрее. Сами же холмы превратились в Холмы - так теперь называли район, где, по преимуществу, обита городская знать и её краса и гордость - офицеры флота, и морского и воздушного. Здесь селились те, кто хотел наслаждаться свежим океанским бризом, изысканным обществом, верховыми прогулками и великолепными видами на океан и раскинувшиеся к востоку равнины.
  - Вы читали уже? На верфях Туманной Гавани неспокойно?
  Пока Алёша предавался размышлениям, попутчик удобно устроился на своём диванчике и теперь шуршал утренней газетой. Её печатали прямо здесь, на борту - одно из удивительных удобств, предоставляемых "Западными линиями" своим пассажирам.
  - Трудовики мутят фабричных? - отозвался гардемарин. - Не понимаю, куда смотрят власти! Когда зимой случились беспорядки на столичной дистанции чугунки, довольно было бы и роты драгун, чтобы пресечь этот декаданс! Так нет же - две недели спорили, уговаривали, пока в городе чуть ли не пропали с прилавков мука и масло!
  Политика не относилась к числу тем, рекомендованных для обсуждения между гардемаринами. Тем не менее, тревожные известия, о забастовках и митингах, которые устраивает Партия Труда, всё чаще появляющиеся в столичных газетах - и это, разумеется, не оставляет равнодушными будущих воздухоплавателей. Что уж говорить о "технологичке", издавна слывшей рассадником самого радикального либерализма.
  Что ж, если вчерашний студент, а ныне сотрудник Службы наземного контроля воздушных сообщений Дмитрий Фламберг и причислял себя к сторонникам либеральной политики - он ни чем этого не проявил. Наоборот - отложил газету и принялся внимательно слушать Алёшины соображения, слегка улыбаясь, когда гардемарину случалось, разгорячившись, дважды повторить одно и то же.
  -... вот я и говорю - эскадрон императорских драгун разогнал бы всю эту шваль нагайками да ножнами палашей, а потом служивые отправились бы в кабак и хорошенько отметили бы это событие! Что за мода, в самом деле - бунтовать, когда страна стоит на пороге войны!
  - Но ведь тут пишут, что в беспорядках замешаны не только фабричные, но и студенты Университета - деликатно вставил Дмитрий. - А это, согласитесь, совсем другой коленкор. Их-то за что нагайками? Да и что толку? С образованными и культурными людьми надо обращаться культурно и почтительно, даже если власти и не разделяют их убеждений. Вы не находите?
  Алёша пожал плечами. Не хотелось расстраивать попутчика возражениями. Университетские вообще странный народ - с их культом инри, стремлением применять Третью Силу во всех без исключения, областях жизни. Спору нет, без подобных устройств сейчас никуда, но... должны же быть какие-то границы! Одно дело - работать на благо Империи, и совсем другое - сутки напролёт просиживать с пульсирующей нашлёпкой на голове и пялиться в образы, возникающие на псевдоживой плёнке. Вроде, они видят там не просто расплывающиеся цветные кляксы, а отчётливые картиники, как на плёнках штабных тактических планшетов. Алёша не проверял - и особо не рвался. Хотя понимал, что рано или поздно придётся переступить этот порог - сейчас во Флоте без подобных устройств никуда...
  
  - Ходят слухи, что осенние беспорядки как раз и начались в Имперском Университете. Даже сюда, в Туманную Гавань дотянулись - и втянули здешних студиозусов. Власти потом грозили хорошенько перетрясти университетские кампусы, да так и не собрались, а,по-моему - зря!
  Магистр пожал плечами. На лице его слегка обозначилась скептическая усмешка. Алёша насторожился - нет ли в этом намёка на оскорбление? Имперский воздухоплавательный корпус известен консерватизмом не только в политике, но и крайне консервативным отношением в вопросах использования ТриЭс. И это парадокс - в конце концов, только благодаря ему и летают дирижабли и аппараты тяжелее воздуха, "крыланы". Студенты, особенно, университетские и "технологички", не устают напоминать об этом будущим воздухоплавателям, что издавна приводит к ссорам и дракам в разнообразных питейных заведениях. А порой даже к дуэлям; за год их случается не менее десятка. И, не к чести Корпуса, лишь половина поединков заканчивается в пользу будущих офицеров. У студиозусов мастерство фехтования издавна в большом почёте.
  Алёша полностью разделял убеждения товарищей по Корпусу. Третье Взаимодействие, Третья Сила, в просторечии ТриЭс - это не игрушка для юных дарований, балующихся либеральной политикой. Хочешь приносить пользу Империи - трудись, а нет - извините!
   А тут ещё эти болтуны в Думе, собрались обсуждать закон о свободном доступе к ТриЭс для обывателей... Вздор и форменное вредительство! Алёша так и заявил, когда закончил изучать колонку политических новостей.
  Его собеседник поморщился. Ещё бы - больная тема; студенты и выпускники "технологички" без инрийских штучек и шагу не могут ступить. Как же - основной рабочий инструмент... вон, и у этого, если приглядеться, на лбу, скрытая чёлкой лиловая полоска, след от контактного слизня.
  Алёшу невольно передёрнуло. Чтобы вот так, добровольно, водружать себе на голову эту липкую, зелёную гадость...
  
  В дверь деликатно постучали, и гардемарин запнулся на полуслове. На пороге возник стюард.
  Доброжелательная улыбка, (никакой лакейской угодливости, персонал "Западных линий" - это вам не половые из трактира!) наготове нагретые полотенца и серебряный тазик, полный белоснежной пены благоухающей хвоей.
  Приводя себя в порядок в крошечной кабинке уборной, Алёша в который раз уже повторял про себя - Малая Сиреневая улица, дом 34. По этому адресу снимал квартиру его брат, служивший на корвете "Гайдамак", который, вместе с остальными воздушными кораблями Второго Флота, стоял в Туманной Гавани. Узнав о выпавшем брату отпуске, Савелий пригласил Алёшу провести у него несколько дней.
  Молодому человеку не приходилось бывать в Туманной Гавани, он знал город только по рассказам. И сейчас, соскабливая со щек существующую только в его воображении щетину, Алёша прикидывал, как половчее добраться до Малой Сиреневой. Надо будет взять извозчика... то есть лучше, конечно, парокат, но тут имелось одно пренеприятное затруднение. Дело в том, что финансы его находились в весьма удручающем состоянии. Как известно, есть две стадии отсутствия денег - "денег нет" и "денег нет вообще". Пока что гардемарин Веденякин пребывал на первой стадии, но на горизонте уже отчетливо маячила вторая.
  Так что придется, как это ни грустно, обойтись обыкновенным экипажем. Конечно, куда приличнее было бы блестящему воспитаннику Императорского Воздухоплавательного проехаться по городу на самоходе, но на этот раз лучше быть поскромнее. Братец, конечно, и без напоминания подкинет монет, он всегда так делал - перед самым отъездом младшего брата обратно в Корпус. Просить же денег сразу по приезде, Алёше ужасно не хотелось. Оставшиеся в кармане семнадцать рублей предстояло растянуть на два дня прогулок по городу, а если учесть, что извозчик от причального поля "Западных Линий" стоит полтинник, а гирокат - рубля полтора...
  Звук, издаваемый маховыми перепонками изменился. Шмелиное гудение на бакборте стало гуще, а жужжание вибрирующих перепонок штирборта смешилось мягким "ффурх - ффурх" - огромные полотнища перестали вибрировать и разошлись на угол сорок пять градусов, переходя в маховый режим. Алёша, выглянув в иллюминатор, увидел, как растопыренные перепонки принялись синхронно загребать воздух, подобно ластам гигантской морской черепахи. Ему доводилось видеть таких в далёком детстве - когда они с матерью и сёстрами отдыхали на курортах Плавучих островов. Тогда ещё с Конфедерацией был мир - и боже, как прекрасны были вечера, под бесчисленными звёздами Южного Океана...
  Время от времени суставы перепонок выбрасывали белые струйки, немедленно расплывавшиеся прозрачными облачками. Тогда в размеренное ширканье взмахов врывался тонкий свист - это бортмеханики продували рабочие тяги горячим паром, чтобы подстегнуть псевдомышцы, притомившиеся усваивать литры питательного раствора. Пар подаётся по коленчатым медным магистралям, из кормовой гондолы - за ней тянется по воздуху быстро тающий шлейф угольного дыма. Алёша представил, как в машинном отделении, полуголые, обливающиеся потом кочегары кидают в топки горючие брикеты, питая паровые котлы. "Западные линии" заботились о комфорте своих пассажиров - дымовые трубы были отогнуты влево-вниз, чтобы не тревожить господ, путешествующих в первом классом угольной сажей. Но всё равно - запах сгоревшего угля был здесь так же неистребим, как и на железнодорожном вокзале.
  Пар, псевдомускулы и мета-газ - основа их мощи, опора цивилизации. К сожалению - не только человеческой. Инри научились управляться с техникой ничуть не хуже людей, хотя и предпочитают ей свои квази-живые устройства. Воздухоплавание, в конце концов, в изрядной степени, если не целиком, основано на их достижениях, хотя придумали его люди - конфедераты, разумеется. Они там, у себя, преуспели работать с Третьей Силой, не то что наши. Хотя - в последнее время ситуация стала меняться - говорят, имперские магистры догоняют и инрийских ведунов и умников из университетов Конфедерации.
  А вот пороха инри терпеть не могут - недаром почти всё их оружие работает на иных принципах. Метатели режущих дисков, огнемётные трубы... Да и в артиллерии конфедератов, как говорят, служат одни только люди - потомки жителей Новой Англии, обосновавшиеся на плавучих островах экваториальных широт. А вот среди палубных рабов наоборот, кого только не встретишь...
  "Династия" поворачивалась, описывая над городом широкую дугу. Одновременно дирижабль заметно пошёл вниз. "Ага, - глубокомысленно подумал Алёша, вовремя вспомнивший, что он, собственно, без пяти минут воздухоплаватель, - сбрасываем высоту за счёт тяги, и штирбортные перепонки, работая на "самой малой" не дают громадине "Династии" опасно накрениться. Просто так стравливать мета-газ в атмосферу накладно, да и лишний раз накачивать баллоноы электрическими разрядами не стоит - субстанция, наполняющая баллоны, от этого быстро "выродждается". На коммерческих, особенно пассажирских кораблях избегают маневрировать плавучестью, и, в отличие от своих коллег-военых используют для неспешной смены высоты ходовые перепонки. Только вот снижается "Династия" слишком круто для обычного лайнера..."
   - Что-то случилось, господин гардемарин? - раздался из-за двери уборной голос попутчика. - По моему, звук изменился как-то необычно... да и крен образовался, не находите? -
  Алёша нахмурился. Вот и пойми, всерьёз спрашивает попутчик, или же утончённо издевается, предлагая желторотому спутнику распушить хвост и пуститься в рассуждения? Чтобы когда тот разойдётся - поставить сопляка на место вежливо-ядовитым замечанием? Магистры, особенно технологи, славились подобными выходками - да и как, скажите на милость, поверить, что человек, заканчивающий Училище по дирижаблестроению, не разбирается в основах маневрирования? Уловил ведь он крохотное изменение нагрузки на правую и левую ступни, ясный признак пусть лёгкого, но крена? Обычная наземная крыса такого нюанса не заметит, пока кружки со столиков не попадают...
  Стакан с помазком с шуршанием пополз к краю полки. В каюте что-то шумно повалилось - похоже, попутчик всё-таки не удержался на ногах. "Ага, - злорадно подумал Алёша, - будешь знать, как умничать! - и тут же сообразил, что беседа состоялась исключительно в его воспалённом воображении. Гардемарин выскочил из туалетной комнаты, спешно вытирая полотенцем остатки пены: Фламберг нелепо повис, ухватившись за обшитую бархатом петлю из каната, пристроенную на стене, возле входной двери, как раз на такой случай. "Династия" резко заваливалась на борт - но Алёша устоял, и тут же кинулся к висящему над койкой кителю. Странно - такие резкие манёвры уж точно выходили за рамки дозволенного пассажирским кораблям... да ещё и в небе над самым крупным городом провинции!
  Гадать пришлось недолго. По палубам лайнера прокатился гул колоколов громкого боя - тревога, тревога, тревога! Гардемарин, непопадая на бегу в рукава, выскочил из каюты и кинулся к панорамному окну на прогулочной палубе. Открывшееся зрелище потрясло его более всего напоминало записи военной хроники: на фоне ярко-голубого неба, прямо в борт беззащитной махине лайнера четко, как на учениях, заходил клин ударных "стрекоз" Конфедерации.
  
  ****
  С теплых коек оторвавши
  Заспанных господ,
  В бардаках людей собравши,
  Гонят их в поход.
  
  В Зонгулдак идём, наверно,
  В Зонгулдаке очень скверно...
  Зонгулдак, Зонгулдак,
   Нам бы лучше всем в кабак...
  
  На Черноморском флоте на свой манер переделали известную балтийскую песенку. Турецкий порт Зонгулдак, может и не был таким нервным центром морского театра, каким стал Моонзунд в семнадцатом на Балтике - однако же, на протяжении всей войны исправно приковывал к себе внимание. От моряков требовали препятствовать морским перевозкам для снабжения турецкой армии и флота. Проще всего выполнить эту задачу было, прервав подвоз угля морским путем к Босфору из центра турецкой угледобычи - Эрегли-Зонгулдакского каменноугольного бассейна, известного так же, как "угольный район Зонгулдак". Оттуда же снабжалась углом столица Турции Константинополь (ни один истинно русский человек не назовёт этот древний город Стамбулом!). А, поскольку турецкие железные дороги в зачаточном состоянии - "чёрное золото" можно доставлять в столицу Османской империи исключительно морем.
  
  Выполняя директиву ставки, Черноморский флот не раз обстреливал Зонгулдак: перехватывали и топили транспорта и парусники, калечили портовые сооружения. Но турки, как ни в чем не бывало, продолжали возить уголь; шахты, укрытые прибрежными возвышенностями от огня с моря, оказались недоступны калибрам русских линкоров, а причалы - долго ли их восстановить? Снаряды подчистую снесли погрузочное портовое оборудование, но турки будто и не заметили - уголь в отверстые зевы трюмов таскали по старинке, в мешках.Чего-чего, а бедолаг, готовых горбатиться за ячменную лепёшку в день, здесь хватало всегда.
  Первого февраля шестнадцатого года с эсминца, несшего службу по блокаде Зонгулдака, дали радио: "В порту замечен большой пароход под погрузкой". Командир дивизиона сгоряча вызвался прорваться в гавань и потопить угольщик ко всем чертям - миноносники всегда отличались буйным нравом и мало ценили свои горячие головы. Начальство, тем не менее, решило не рисковать; тем более, что пароход оказался транспортом "Ирмингард" уже не раз удиравшим от русских кораблей.
  Упускать хитрого турка не хотелось, и флотское командование дало старт давно задуманной операции: на этот раз по Зонгулдаку предстояло ударить с воздуха - невиданное дело для защитников турецкого побережья!
  Через три дня, пятого февраля, "Поспешный" и "Громкий", форсируя обороты, понеслись к Зонгулдаку. Им предстояло отстучать кодом Морзе прогноз погоды для ожидающих в Севастополе кораблей.
  Авиаматки "Александр Первый" и "Николай Первый" должны были идти в сопровождении целой эскадры - крейсер "Кагул", миноносцы "Заветный" и "Завидный" (угольные старички ещё доцусимской постройки), и основа ударной группы - новенький линкор "Императрица Мария". Но главный удар должны были нанести не её главный калибр. В двадцати милях от Зонгулдака гидрокрейсеры выпустят аэропланы, и тогда посмотрим, как запоют османы, большинство из которых, как полагали российские пилоты, видели такую технику только на картинках!
  Увы, лихие мичмана и лейтенанты, сидевшие в кокпитах гидропланов, ошибались. Когда летающие лодки одна за другой пробили рваную, низкую облачность и вышли на цель, их встетил интенсивный огонь. Турецкие батареи крыли шрапнелью на предельных углах возвышения своих орудий; уходя от ватных комков, усеявших небо наз гаванью Зонгулдака, пилоты вынуждены были набирать высоту. В "Ирмингард" угодила только одна бомба из трёх с половиной сотен, но турецкому угольщику хватило и её - пароход загорелся и сел на грунт прямо у причальной стенки. Рядом весело пылала парусная шхуна-углевоз; на берегу тоже кое-где разгорались пожары. Лейтенант Реймонд фон Эссен, командир авиаотряда "Александра Первого", даже запел на обратном пути - до того весело стало на душе после лихого дела. Концерта не получилось, тем более, что единственный слушатель, летнаб, вряд ли разобрал бы хоть слово за тарахтеньем стапятидесятисильного "Сальмсона". Лейтенант слегка погрустил по этому поводу - петь он любил, хотя и был, по общему мнению офицеров Первого корабельного авиаотряда, начисто лищён слуха, - и принялся сочинять рапорт об удачном боевом вылете:
  "Доношу Вашему Высокоблагородию, что сего 24-го января получив Ваше приказание бомбардировать Зонгулдак, и если есть там за молом стоящий большой пароход, то и его. В 10 часов 27 минут я первым полетел на аппарате Љ 37 на Зонгулдак, имея наблюдателя моториста I статьи Олейникова, взяв с собой на аппарат две пудовые и две десятифунтовые бомбы. Подлетая к Зонгулдаку, я увидел в гавани за молом, стоящий носом к выходу, большой однотрубный двухмачтовый пароход, который сильно дымил. Сделав над городом и гаванью на высоте 900-1100 метров три круга, мой наблюдатель сбросил все четыре бомбы. Первая пудовая сброшенная по пароходу разорвалась на молу впереди носа. Вторая десятифунтовая упала за кормой парохода среди стоявших лайб и произведя на одной из них пожар. Третья пудовая сброшена по железнодорожному узлу, попав в большое белое здание. Четвёртая упала на берег за кормой парохода. На горке около Килимли мною были замечены ряд белых дымков, по-видимому, стреляющей батареи..."
  Летающая лодка с большими белыми цифрами "32", на носу, пристроилась к аппарату Эссена. Авиатор в передней кабине - наблюдатель, прапорщик князь Лобанов-Ростовский, - сорвал с головы шлем и помахал командиру отряда. Эссен в ответ качнул плоскостями своей М-5. Прапорщик улыбался во все свои тридцать два зуба; набегающий поток воздуха отчаянно трепал русую шевелюру. Экипаж "тридцать второй" сегодня герои дня - именно их пятидесятифунтовый гостинец разворотил палубу парохода возле дымовой трубы.
  За "тридцать вторым" к гидроплану фон Эссена пристроились и остальные. С двух авиаматок для удара по Зонгудлаку сгрузили на воду все четырнадцать летающих лодок М-5. Три не смогли долететь до пункта назначения - сели на воду из-за поломок, и теперь экипажи куковали, покачиваясь на мелкой черноморской зыби, в ожидании миноносцев, выделенных как раз на такой случай. Теперь за командиром отряда неровным строем пеленга шли десять русских гидропланов. Они возвращались к ожидающим гидротранспортам. Задание выполнено, и выполнено блестяще - домой!
  
  ***
  
  В штаб-квартире Второго Императорского Воздушного Флота, некому оказалось даже поднять тревогу - даже если бы кто-то и заподозрил неладное. Да и с чего - лето, жара, воскресный день... Все кто мог, и кому позволяло это служебное положение, либо наслаждались свежим бризом дома, в Холмах, либо отправились за город, к морю. Над Холмами и над Старым Городом то тут, то там, вперемешку с радужными пузырями прогулочных воздушных шаров, парили разноцветные лепестки легких одноместных воздушных змеев и гоночных крыланов - обитатели Облачной гавани, кто побогаче, были буквально помешаны на воздушных видах спорта, а команда Второго Флота уже пять лет подряд не расставалась с Сапфировым кубком, призом Большой воздушной регаты....
  Так что в штаб-квартире уныло отбывали свои номера дежурные офицеры, операторы плёночных планшетов, да торчали возле переговорных раструбов пневмопочты полусонные связисты. Ни контр-адмирала Перфильева, ни его заместителя, ни флаг-капитанов эскадр на месте не было. Начальник штаба Второго флота посвятил этот летний день подготовке плановых общефлотских соревнований по воздушной акробатике, шеф службы разведки второго флота еще вчера отбыл в столицу с корветом фельдсвязи. С его отъездом штаб-квартира окончательно превратилась в сонное царство.
  
  ****
  
  В двух сотнях миль к югу от Туманной Гавани, прикрывшись невысоким горным хребтом от редких воздушных патрулей, Армада, самое мощное ударное соединение Конфедерации, начала боевое развертывание. Южное направление давало агрессорам немалое преимущество в плане скрытности, а именно этого они сейчас и добивались больше всего - почти все коммерческие или почтовые воздушные маршруты проходили севернее, так что небо за южным хребтом обычно пустовало.
  В предрассветных сумерках облачники на максимальной высоте, пересекли береговую черту. Углубившись на три часа полёта вглубь континента, они взяли к северу, и только оказавшись над безлюдными дождевыми лесами Загорья, начали постепенно снижаться. К назначенному пункту они шли поодиночке, чтобы не встревожить случайного свидетеля видом стройной группы чужих военных кораблей, неизвестно откуда появившихся в мирном небе Империи. Конечно, вероятность того, что в этих чащобах именно сейчас окажется опытный наблюдатель, да еще и имеющий под рукой телеграфный аппарат или хотя бы переносной гелиограф крайне мала, но... армад-лидер не собирался рисковать даже и в самой малой степени.
  Все восемнадцать махин вовремя вышли к точке рандеву, и теперь висели на высоте девятисот футов, почти ровной линией, фронтом на запад, с интервалами в четверть мили. Легкий встречный ветер заставлял воздушных гигантов лениво трепетать маховыми мембранами, удерживая место в строю. На полетном мостике корабля-гнездовья "Белое пламя" кипела работа: обслуга суетилась вокруг ударных "стрекоз" и инрийских "виверн". Палубные рабы крепили гроздья "капель" с пиростуднем, прилаживали связки "грозовых труб" и "драконьих языков" труб, наполняли магазины метателей режущих дисков. Пилоты "стрекоз" - невысокие, краснокожие островитяне, лучшие человеческие летуны Конфедерации, и закутанные в длинные, до пят, плащи, ругались, подгоняли особо нерадивых тычками и затрещинами. Наездники "виверн" стояли в стороне; инри как всегда, держались особняком, тщательно следя, чтобы ни один из пробегавших мимо рабов, не коснулся даже краешка их ниспадающих одеяний. Да те и сами давно привыкли к манерам обитателей Заповедного края, и, случайно приблизившись к инри, почтительно огибали их, выдерживая положенную дистанцию - примерно три фута.
  Раб с нарукавной повязкой старшего прислужника, копавшийся возле крайней в ряду "виверны", отскочил и вскинул над головой клетчатый, серебряно-черный флажок. От группки стоящих в стороне пилотов отделился высокий, даже по меркам своего народа, инри. Повернувшись к своим соплеменникам, он вскинул правую руку, сделал какой-то сложное движение и замер. Те в ответ, вытянулись в струнку и одновременно хлопнули правыми ладонями по висящим на перевязях ритуальным топорикам. Высокий инри повторил этот жест, повернулся и направился к своей "виверне". Вслед за ним, выполнив тот же самый ритуал, к аппарату отправился еще один инри - и, хотя фигуру его скрывал точно такой же непроницаемый плащ, особенности походки не оставляли сомнений, что второй наездник, левая самка инри. Мудреный серебряный узор, струящийся по краю её накидки, указывал на принадлежность к одному из самых авторитетных во всей Конфедерации инрийских семейных кланов. Подавший сигнал готовности раб перегнулся через леер и уставился на боевую подвеску "виверны" - две белые "капли" с горючей смолой, две связки "драконьих языков", по три штуки в каждом, и вживлённый в носовой выступ метатель режущих дисков скорпион" - классическая конфигурация вооружения для удара по крупной воздушной цели. Занявший место в глубоком, покрытым замысловатыми узорами из седле, инри-наездник прикрикнул на излишне бдительного прислужника. Тот в ответ част закивал и попятился прочь, на предписанное уставом место - возле рычага сброса. Инри пришлёпнул на лоб подушку контактного слизня, и замер с широко открытыми глазами. "Виверна" вздрогнула всем корпусом, отзываясь на контакт.
  Один за другим, палубные рабы вскидывали флажки, сигнализируя о готовности. Вскоре наездники пилоты заняли места - пятнадцать "стрекоз" и девять двухместных "виверн", с полной боевой подвеской, замерли на замках под полетным мостиком "Белого Пламени", ожидая только команды на сброс. Еще шесть "стрекоз" со сложенными крыльями ждали очереди на мостике, нетерпеливо вздрагивая кольчатыми сегментами фюзеляжей. Как только стартует первая волна, палубные рабы поспешно подцепят на клещи резервные летатели, чтобы те были готовы в любое мгновение сняться на перехват имперских крыланов - если, конечно, те успеют взлететь навстречу атакующим.
  Все шесть кораблей-гнездовий закончили подготовку к выпуску летателей, и теперь рассыпали веера цветных сигнальных искр.
  На флагмане, "Высоком Замке", засверкало зеркало гелиографа, передавая распоряжения армад-лидера на остальные корабли армады. Предводитель не собирался рисковать тщательно разработанным планом - все разговоры между воздушными кораблями велись с помощью этих примитивных аппаратов, раздажающе неудобных в обращении. Предстоящая операция в буквальном смысле решала судьбу большой войны, на которую, после стольких лет мира, наконец-то отважилась Конфедерация.
  Приняв сигнал флагмана, корабли армады медленно тронулись на север, туда, где за покрытыми лесом вершинами Южного Хребта, на равнине, у моря, раскинулась Туманная Гавань. Один из крупнейших городов враждебной Империи и, что самое важное, постоянный пункт базирования ее самого мощного воздухоплавательного соединения - Второго Воздушного Флота. Кроме того, в Туманной гавани стояли и боевые корабли - то есть обычные, морские суда, тихоходные плоскодонные утюги прибрежной обороны и отряд клиперов под командованием Великого князя Григория. Но вовсе не они интересовали сейчас армад-лидера, выводящего свои воздушные гиганты на заветную цель. Морской порт Туманной Гавани, по правде говоря, особого стратегического значения не имел - его рейд, мелководный и слишком уж открытый океанским ветрам, не позволял принимать по настоящему крупные боевые корабли. Отряд же клиперов играла роль то блестящей игрушки наследника, то учебной парты для отпрысков имперской аристократии. Нет, мысли армад-лидера занимали сейчас длинные, серебристые эллинги боевых дирижаблей Второго Флота, ангары и катапульты для крыланов, а так же причальные мачты и газгольдеры с мета-гелием, усеивавшие просторное - пять миль от края до края! - поле самого крупного воздушного порта Империи. Так же в списке первоочередных целей значились крупный химзавод на южной окраине Туманной Гавани и сборочные мастерские крупнейшего производителя аппаратов тяжелее воздуха "Глюк и братья". В перечне вторичных целей были коммерческие воздухоплавательные доки, здание гражданского воздушного порта и сухой док порта морского. Нашлось место в этом списке и для отряда клиперов наследника - но это, скорее, так, для порядка. Все понимали, что как ни сложились бы боевые действия грядущей войны, погоды эти роскошные, дорогостоящие игрушки не сделают.
  Над Южным хребтом летающие махины крались низко, подчас не соблюдая строя и строго выдерживая предписанную приказом высоту. Через гребень облачники переваливали, прижимаясь к каменистым россыпям и верхушкам деревьев - маневр опаснейший, и несомненно, добавивший седых волос навигаторам. От их умения угадать направления воздушных потоков зависела сейчас безопасность воздушных громадин. Но навигаторы все же не зря ели свой хлеб - перевалив через хребет, армада восстановила сломанную линию боевого строя и двинулась к Туманной Гавани. Томительно тянулись минуты, и каждый, на бортах облачников, от армад-лидера, до последнего трюмного раба, сейчас замер в тревожном ожидании - в любую минуту на фоне голубого неба могли мелькнуть маховые перепонки крылана или вытянутая капля патрульного корвета. И тогда прощай внезапность - корабли армады украсят своими истерзанными оболочками подступы к цели.
  Но время шло, а незваные гости все не появлялись. Флагманский навигатор подал знак и гондолу "Высокого замка" огласил тревожный звонок - до цели оставалось немногим более тридцати миль. Армад-лидер, до сего момента вроде бы безучастно стоявший у одного из боковых иллюминаторов перевел дух и вышел на середину салона. Армад-паладины выстроились у левого борта гондолы, лицом к своему командиру. Все понимали - вот он, момент истины. То, ради чего долгими неделями строились планы, готовились боевые корабли... момент, который должен определить судьбу и враждебной Империи и самой Конфедерации... да и судьбу каждого из них.
  Все слова были сказаны заранее. Армад-лидер лишь коротко кивнул на подвешенную к потолку прозрачную пленку "живой" карты, и сухо откашлялся.
  - Мессиры! Я жду от каждого, что он исполнит свой долг так, как это подобает храброму воину и верному паладину Договора!
  Армад-паладины слитно щелкнули каблуками и вскинули ладони в приветственном салюте. Армад-лидер, чуть помедлив, ответил на салют и, выдержав показавшуюся всем нескончаемо долгой, паузу, негромко объявил:
  - Приготовиться к сбросу! Всплываем!
  На кораблях слитно ударили боевые горны, палубы огласились дробным топотом сотен босях ног - низшему персоналу облачников обуви не полагалось. Следуя плану, воздушные корабли пошли вверх - несущие баллоны разбухли от дополнительных порций мета-газа, поступающих из газогенераторных желёз огромных плоских слизней, сотнями фунтов полгощавших вонючую питательную пасту. Когда строй армады набрал положенные три тысячи футов, на полетных мостиках гнездовий часто заквакал сигнал сброса. Десятки рук одновременно надавили на рычаги, и соскочившие с клещей-захватов летатели, клюнув носом, сорвались в крутое пике. Набрав скорость, пилоты подали нагрузку на маршевые перепонки. Вспомогательные, маневровые, приподнялись, как полагается, и теперь торчали вверх под углом в сорок пять градусов, почти скрывая скорчившиеся между ними в сёдлах фигурки наещдников. Небесный простор огласился густым, тяжелым жужжащим гулом- "стрекозы" и "виверны" стали выстраиваться клиньями по три машины, выстраивая предписанную уставом многоуровневую этажерку. Выровняв строй, ударные тройки обогнали неторопливо плывущие облачники, и пошли к раскинувшемуся где-то за горизонтом городу.
  
  ****
  
   - Что это, Господи? Почему тревога? Где капитан, почему он не объяснит?
  Крики неслись со всех сторон. На галерее было полно народу - большинство пассажиров, застигнутые, как и Алёша, за утренним туалетом, высыпали из кают. Лица людей, встревоженные, порой рассерженые, казались бледными в лиловатых отсветах. Бока воздущного корабля, нависавщие над прогулочной галереей то и дело озарялдись изнутри бледными сполохами - шкипер "Династии", не доверяя маховым перепонкам, спешно накачивал мета-газ тлеющими разрядами, чтобы, при необходимости, иметь возможность резко нарастить подъёмную силу. Или, наоборот, стравит мета-газ и тоггда сигара дирижабля резко пойдёт к земле. Можно, конечно, маневрировать плавычестью толко за счёт изменения плотности мета-газа, но дело это непростое, и хрупкие конструкции коммерческого воздушного корабля вряд ли долго выдержат подобное ображение. Вот если бы это был патрульный корвет, или хотя бы старичок "Вестник" из отряда Корпуса...
  А ведь ситуация и правда серьёзная донельзя, раз шкип "Династии" решился на столь нештатные действия, "торгашам" это запрещено всеми мыслимыми и немыслимыми инструкциями...
  - Господин офицер, объясните, наконец, что происходит?- обратилась к гардемарину высокая дама в светло-сером, отделанном чёрной тесьмой, платье. За спиной её стояла девущка в светло-салатовом плстье - дочь? Племянница? Компаньонка - мелькнуло в Алёшиной голове. А ведь хороша...
   - Так я дождусь, наконец, ответа, гсоподин ОФИЦЕР? - настаивала дама.
  - Собственно, я только гардемарин... - начал было объяснять огорошеный Алёша, но тут же одёрнул себя:
  - Я, как и вы, пассажир, сударыня, и знаю о случившемся не больше вас!
  Галерею резко тряхнуло, недовольные возгласы смиенились криками страха. Палуба накренилась - "Династия", видимо, исчерпав запас динамической маневренности начала стравливать мета-газ и теперь шла к земле, сильно наклонив нос. Кое-кто из пассажиров не устоял и покатился по тиковым доскам палубы. Настырную даму снесло падающими соседями, а её спутница исхитрилась ухватиться за рукав Алёшиного кителя. Тонкое сукно - семнадцать рублей за штуку! - затрещало. По панорамным стёклам скользнула стремительная, огромная тень - устоявшие на ногах пассажиры разом отшатнулись назад, взвыв от испуга. Мимо галереи - рукой подать! - пронеслась тройка "стрекоз". Туманные, радужные пятна на месте крыльев, отливающая металлом зелень хитиновых панцырей и красные, искажённые злобой лица наездников-инри...
  Правой рукой Алёша намертво вцепился в латунный поручень, отделяющий пассажиров от панорамных стёкол, а левой изловчился подхватить девицу за талию. Та намертво вцепилась в его китель - похоже, ткань всё-таки выдержала это испытание.
  Мысли в гардемаринской голове неслись карьером: Стрекозы? Конфедераты? Война началась? Что происходит?
  А снаружи разворачивалось потрясающе красивое зрелище: перед клиньями "стрекоз", нацелившихся, похоже, на капитанский мостик "Династии" - небольшой каплевидный выступ под носовой частью корабля - один за другим расцвели "букеты" огненной завесы. "Стрекозы" резко сломали курс и кинулись в стороны - даже в ударной "модификации" эти твари, потомки плотоядных хищников с плавучих островов Южного Океана сохранили стойкий страх перед огненной стихией. Потому все дирижабли, включая пассажирские лайнеры, оснащены "ежами" - гроздьями мортирок, стреляющих "букетами" - пиротехническими зарядами, ведущими своё происходжение от самых обычных фейрверков. Несколько вовремя поставленных "букетов" в состянии распугать, сбить с боевого курса сразу несколько "стрекоз", да и разлетающиеся термитные брызги, при удачном попадани, легко прожигают хитиновые крылья опасных тварей. Вот, кстати - одна из стрекоз атакующего клина уходит со снижением, явственно "прихрамывая" на левую пару крыльев. Зато две другие, описав широкую дугу, снова нацелились на мостик...
  Увы, пассажирский лайнер несёт куда меньше "ежей", чем военный корабль. Да и митральез ближней защиты, предназначенных для того, чтобы встретить прорвавшихся потоком свинца - раз-два и обчёлся. А точнее, четыре штуки: две на верхних носовом и кормовом мостиках, на "хребте" дирижабля и по одной - на выносных площадках, по обоим бортам обзорной галереи. Одна из них - вот, в двух шагах от Алёши, на боевой площадке, за хрупким стеклом галереи.
  На этот раз перед атакующими стрекозами лопнул всего один "букет" - видимо, последний из оставшихся в "еже". Маловато, для того, чтобы всерьёз напугать разозлённых тварей - небось, наездники-инри сейчас вовсю стараются, тыкая жезлами их кислотной лозы в нервные узлы на загривках своих "саврасок". Алёша вспомнил занятие по военно-прикладной биологии - там им показывали макет сочно такой "стрекозы" в одну треть натурального размера. Преподаватель, капитан второго ранга Омельченко, помнится, говорил, что у бойцовых особей нарочно удаляют хитиновые пластинки на загривке, прпикрывающие чувствительные нервные узлы - чтобы наездники могли точно рассчитанными болевыми импульсами гнать летучих гадин в бой.
   "Стрекозы" изящно и как-то даже неторопливо разошлись, обходя расплывающуюся блямбу оранжевого дым. На мостике, возле полуторадююймовой револьверной пушки возились двое матросов - один натужно ворочал агрегат, а второй пытался вколотить в направляющие обойму с жёлтыми, маслянисто блестящими полуторадюймовыми патронами.
  - Не успеет" - отрешённо подумал Алёша. Сейчас стрекозы сбросят скорость, зависнут, ударят ихз дискомётов...
  И накаркал - заряжающий сделал неловкое движение и обойма, вывернувшись из направляющих полетела на настил. Наводчик оставил приклад и кинулся поднимать, но опоздал - "стрекозы резко притормозили, став почти что дыбом, подогнув под себя суствачатые фюзеляжи - и из закреплённых между лапами металелей ударили серебристые струи режущих дисков. Заряжающему снесло голову; наводчику, высунувшегося из-пол щита, раскромсало грудь и живот - фонтан крови, вопли ужаса на галерее... режущие диски ртутными брызгами рикошетили от щита оружия, но это уже не могло помочь расчёту, превращенному в кровавый фарш. Наводчик, падая, он ухватился за приводной рычаг - и митральеза повернулась, уставившись связкой стволов на правую "стрекозу". Наездник, видимо, решив, что сейчас по нему откроют огонь, резко бросил тварь вниз, выходя из сектора обстрела; ведомый, акробатически кувырнувшись через левый бок, ушёл за ним.
  Ненадолго, впрочем - сейчас "стрекозы" зайдут на третий заход, и остаток магазинов металтелей выпустят уже по забитой любьми галерее воздушного корабля.
  "А кроме дисков - ещё и осколки стекла - подумал гардемарин. - Гражданские, женщины, дети... всех в кашу... - мясорубка. А уцелевшие наверняка попадают вниз, потому что какие же ограждения выдержат напор десятков тел?
  Он выпустил поручень - девушка по прежнему не отпускала рукав - и толкнул прозрачную дверь, ведущую наружу - на открытый мостик, к митральезе. По ушам ударил вой ветра, низкое гудение маховых перепонок и пронзительный, на грани слышимости визг - "стрекозы"! Алёша чуть не подскользнулся на луже крови, но удержался на ногах - и схватился за приводной рычаг. Под ногами лязгнуло - обойма, которую так и не успел вставить в приёмник второй номер. А стрекозы - вон они, уже загибают длинную дугу разворота к неуклюжей туше "Династии"...
  Обойма с клацаньем встала на место. Алёша, всем телом наваливаясь на обшитый кожей приклад, разворачивал пушку навстречу атакующим. Они пока далеко, может и не заметят движения - наверное, уже сообразили, что прислуга митральезы перебита, а нас не видно за щитом...
  Нас? - Да, точно, давешняя девица никуда не делась. Справившись с приступом тошноты, она наконец отпустила многострадальный рукав Алёшиного кителя. А ведь второй номер ему сейчас не помешает - всё равно на галетее при атаке будет так же опасно, а здесь щит даёт хоть какую-то гарантию...
  - Барышня... простите, не знаю как вас величать. Короче, хватайте вон ту ручку сбоку! - и гардемарин ткнул пальцем в изогнутый рычаг с правой стороны казенной части.
   - Соболевкая, Екатерина, очень приятно... невпопал откликнулсь девица. - Так что делать, вы говорите?
   - Да вот, хватаетесь обеими руками - и проворачиваете изо всех сил!
   Несчастная честно попыталась выполнить полученную инструкцию, но что-то не задалось - рычаг провернулся только до половины, а потом в нутре агрегата заскрежетало, и рычаг намертво заклинило.
   Алёша многоэтажно выругался, толкнул девицу и схватившись за рукоять, рванул на себя. Что именно помогло - площадные ругательства или силовой подход - девушка так и не разобрала, а только чертово приспособление отозвалось утробным чваканьем и, наконец, провернулось.
   - Вот так и будешь, каждый раз - ты крути, а я буду наводить! И, главное, не останавливайся, равномерно крути, ворона!
   - Да как вы смеете, сударь... - вскинулась Катя, но гардемарин уже ее не слушал, был занят - вцепившись в массивные сдвоенные рукояти, уже разворачивал пушку, ловя цель в радиальную сетку прицела.
   Стволы адского приспособления проворачивались, по очереди плюясь снопом дыма и искр. Густо завоняло запахло порохом, мостик заволокло дымом. Тумба ходила ходуном после каждого хлопка. Девушка вытянула шею, пытаясь разглядеть результаты пальбы, но чуь не полетела с ног от ощутимого тычка между лопаток:
   -Да что ж ты...! КРУТИ, мать твою... !!!!!!!!!! - орал гардемарин, - Ну живее, милая!!!!
   Может и следовало тут же бросить мерзкий рычаг и хорошенько отхлестать забывшего всякий стыд и уважение сопляка по щекам, но... Вместо этого, Катя обеими руками, как учили, резко рванула на себя изогнутую рукоять. На этот раз все получилось - масляный лязг, скрежет, удар по ушам - П-пок-вжиу! - зеленая вспышка...
  ... И снова - рывок - клац - чвак - ба-бах - вспышка! Рывок - клац - чвак - ба-бах - вспышка!!
   Плечи навалившегося на казенник Алёшу тряслись от каждого залпа, после-грозовой запах становился все сильнее, даже по коже поползли какие-то колючие мураши...
   Рывок - клац - чвак - ба-бах - вспышка! Рывок - клац - чвак - ба-бах - вспышка! Девица кричала что-то неразборчивое, а кадет с натугой поворачивал плюющуюся огнём турель, вслед за расходящимися в разные стрекозами - они так и не успели пустить в ход метатели. Вот правая "Стрекоза" будто споткнулась, кувыркнулась и сломанной куклой полетела вниз.
   - Одна есть! - не помня себя от восторга заорал гардемарин, поворачивая митральезу вслед за последней уцелевшей тварью.
   После очередного рывка, потроха адской машины отозвались каким-то другим лязгом, а рычаг, дойдя до крайней задней точки, так в ней и остался - хотя девушка и пыталась честно дергать его, проклятое приспособление не желало возвращаться на место. "Стрекоза" тем временем метнулась из стороны в сторону и с набором высоты пошла в сторону. Повторит заход? Или самоубийц нет? Стволы револьверной пушки клацали, проворачиваясь вхолостую - Катерина старательно крутила приводной рычаг.
   -Да оставь ты его в покое!!! Не видишь - обойма кончилась! Вон там, на переборке, в боеукладке... тащи сюда! - Алёша ткнул пальцем в ящик позади орудия. Там медно блестели обоймы полуторадюймовых патронов.
  -Да не стой, как три тополя на бульваре, ДАВАЙ, Я СКАЗАЛ, ОБОЙМУ, ДУРА!!!!
   А вот это он зря сказал. Вокруг могли рушиться империи, погибать дирижабли, но сносить вот такого обращения Катя больше не желала. Она оставила в покое поганый агрегат, повернулась к обнаглевшему кадету и от души хлестнула его по физиономии, вложив в эту пощечину все свое возмущение и досаду по поводу тот, как отвратительно завершилось столь приятное ещё недавно путешествие. Голова гардемарина мотнулась влево, и он, видимо от неожиданности попятился, и, запутавшись в ножнах палаша, самым нелепым образом полетел задницей на пол. Приземлившись, Алёша уставился на соратницу с таким недоумением и испугом, как будто увидел призрак зверски замученного императора Григория. Это было так уморительно, что с Кати разом слетели и страх и раздражение, и девушка безудержно расхохоталась.
  
  ****
  Город горел. Пытали залитые пиростуднем кварталы; огонь с треском пожирал крыши портовых пакгаузов, выстроенных из синеватого, лучшего качества, кирпича. Рушились в снопах искр в деревянные причальные мачты и ангары Второго воздушного флота, и только Главная мачта, нерушимо склёпанная из железных ферм, не обращала внимания на напасти, обрушившиеся на Туманную Гавань.
  Вдобавок к прочим бедам, лопнули гигантские тускло-серые баки газгольдеров, и мета-газ, который в латентном состоянии заметно тяжелее воздуха, потёк с возвышенной, промышленной части города вниз, на жилые кварталы. Мета-газ не ядовит и начисто лишён запаха; будь это иначе, команды дирижаблей не расставались бы с противогазными масками. Но, обладая высокой плотностью, эта субстанция скапливалась в низменностях, доверху заполняя застроенные хибарами овраги рабочих окраин.
  При этом она, разумеется, вытесняла воздух, и люди задыхались, не в силах понять, отчего это судорожные вдохи ничего не им, кроме раздирающей боли в лёгких?
  Сбросив "огненные капли" и бомбы на заранее намеченные цели - главными были сооружения порта и базы Второго Воздушного, - конфедератские звенья прошлись над улицами. Метатели режущих дисков бездействовали, тратить боезапас диски на беспорядочно мечущихся обывателей - верх глупости; зато "стрекозы", которыми управляли люди, а не наездники-инри, оторвались по-полной.
  Излюбленное оружие человеческих пилотов-конфедератов, "грозовые трубы" подвешивались под "стрекоз" связками по три штуки. При выстреле лёгкая фибровая труба выбрасывала длинную, в три фута длиной, ракету. Пороховой "движок" работал всего-навсего пару секунд; после того, как он догорал до донца, воспламенялся вышибной заряд - и выбрасывал вперёд узкий конус круглых свинцовых пуль. Картечь эта не теряла убойной силы ещё метров двести, гарантированно превращая в решето любой не защищённый бронёй объект, имевший несчастье попасть в зону поражения.
  Конфедераты обычно выстреливали "грозовые трубы" по две зараз, и не отдельными машинами, а тройным залпом звена. Признанная тактика имперских крыланов заключалась в действии сомкнутыми, плотными клиньями - именно стрельба по таким боевым порядкам и давала наилучший результат. "Грозовики" были вполне эффективным оружие и против дирижаблей - снопы картечи в хлам, в оба борта, дырявили воздушные корабли, заставляя их стремительно терять мета-газ.
  От пилотов требовался лишь точный расчёт дистанции залпа - обычно ракета, прежде чем выдать сноп свинца, пролетала около двухсот футов, так что стрелять рекомендовалось с дистанции, в полтора раза большей, точно рассчитывая упреждение. Это доставляло немало трудностей в маневренном бою, но там пилоты привыкли полагаться на дискомёты.
   Для охоты за воздушными кораблями имелись так называемые "длинные молнии" - эти ракеты взрывались, пролетев около полутора тысяч футов. Разброс они давали очень большой, что делало стрельбу по юрким крыланам пустым занятием, зато против гигантских сигар дирижаблей это было самое то.
  По земле целям, и особенно, по живой силе, "грозовики" и "длинные молнии" работали с убийственной эффективностью. Вот и сейчас - картечь свинцовой метлой прошлась по улицам Туманной гавани, заполняя город кровавым хаосом.
  Отработав по назначенным целям, ударные крылья стали набирать высоту и выстраиваться в ордер отхода к облачникам. Приказ выполнен, и никто из пилотов, - будь то вопящие от восторга южане, будь то непроницаемо хладнокровные инри, - еще не знал, что возвращаться им, собственно, уже некуда.
  
  ****
  
  - Развернуть авангард строем фронта! Второй эшелон - всплыть на тысячу футов, подготовить к сбросу вторую волну!
  Ловушка была выстроена умело - и захлопнулась, стоило наглой, самоуверенной мыши сунулть в неё остренькую мордочку. Наживка оказалась, что и говорить, вкусной: мета-газовые заводы, ангары Второго Воздушного флота, великокняжеский клиперский отряд. Мирным улицам и портовым сооружениям Туманной Гавани предстояло корчиться в огне, наверняка будут большие жертвы..
  Но раны, нанесённые второму по величине городу Империи - это не такая уж дорогая цена за шанс поймать Армаду Конфедерации со "спущенными штанами", как любят говорить выходцы с плавучих островов, потомки бесцеремонных янки. Сбросив атакующие волны своих непревзойдённых "виверн" в конфигурации для удара по наземным целям, максимум, по большим транспортным кораблям, неприятель до предела ослабил воздушный патруль. Три-четыре "стрекозы", болтающиеся вокруг строя воздушных кораблей - вот и всё, с чем предстоит столкнуться пилотам передовых эскадронов. "Осы" сопровождения порвут прикрытие Армады на тряпки, а заодно - оттянут на себя огонь бортового вооружения облачников; и тогда с высоты на них обрушится ударная волна. Сначала на цель выйдут "кальмары" с зажигательными ракетами; мета-газ в баллонах, понятное дело, не горюч, зато оболочка воздушных кораблей - лакомая пища для огня. Потом подтянутся тяжёлые "нетопыри"; их задача - неторопливо зайти вдоль огромных сигар воздушных кораблей, и засыпать их по всей длине мелкими бомбочками из подвесных контейнеров. Эти снаряды оснащены четырьмя парами загнутых крючьев каждый - ударяясь об оболочку, они, при удачном раскладе, цепляются за ткань, а там и срабатывают взрыватели. К сожалению, большинство опасных "гостинцев", попадая по касательной, отскакивают от упругих боков воздушных кораблей и пропадают зря. А потому - нужен удачный заход по меньшей мере двух звеньев, шести аппаратов, чтобы облачник всерьёз лишился плавучести.
  
  "Засадный полк" Имперского Второго Флота вышел на цель со стороны океана. Само по себе это достаточно необычно - оттуда полагалось явиться агрессорам. Но - так уж случилось, что сегодня роли поменялись; Армада Конфедерации нанесла удар со стороны Загорья, непроходимых, дождевых лесов, отделённых от обжитого побережья горным хребтом; караулившие их имперцы наоборот, подняли воздушные корабли с трёх больших плавучих островах, которые специально для этой цели подогнали к Южному побережью. Разведчики конфедератов хорошо справились с поставленной им задачей - одиночные "стрекозы", почти невидимые со своими прозрачными маховыми мембранами, обшарили всё Побережье но не нашли никаких признаков активности ударных соединений Флота. Кто ж мог знать, что военные строители уже две недели как лихорадочно сооружали на плавучих островах причальные мачты и временные склады; что дирижабли перебрасывали туда чуть ли не по одному, или, в крайнем случае, звеньями. А сами строители, закончившие работы на островах, проклинали свою судьбу -им предстояло до окончания операции болтаться по океану в трюмах грузовых пароходов - уровень обеспечения секретности был высочайшим.
  И вот - сработало! Два ударных соединения Второго флота зубьями гигантских клещей, чьи ручки находились далеко над океаном, сжали вражескую Армаду. И та треснула - сначала посыпались на землю "стрекозы" воздушного патруля, а потом, один за другим стали покидать ордер эскадры величественные воздушные гиганты. Охваченные пламенем, теряя мета-газ из распоротых оболочек, они тонули - шли к земле, кто медленно, величаво, на ровном киле, кто заваливаясь на борт или утыкаясь в грунт вертикально, носом вниз...
  Потери, конечно, были огромны. Из первой волны вернулось не более четверти крыланов - в глазах пилотов отражался ад, из которого им посчастливилось вырваться. Палубные команды вытаскивали счастливчиков из коконов, а искалеченных "нетопырей", "кальмаров", "ос" сбрасывали вниз, чтобы освободить место для других - с ремонтом вернувшихся аппаратов возиться, как правило, не имело смысла. Вторая волна была готова в кратчайшие сроки, но ей достались одни объедки - несколько потерявших ход облачников, да бестолково мечущиеся в точке рандеву "виверны" ударных крыльев, расстрелявшие боекомплект по наземным целям.
  На земле конфедераты сумели уничтожить лишь три старых корабля - их нарочно оставили в базе, чтобы разведчики противника могли увидеть их, висящими у причальных мачт. Остальные потери - транспорта, ангары, газгольдеры - представляли, разумеется, немалую ценность, но не шли ни в какое сравнение с ущербом, который удалось нанести лучшему ударному соединению врага. Под удар "виверн" попал так же самый крупный лайнер "Западных линий" - истерзанный режущими дисками, он сейчас беспомощно дрейфовал в сторону океана, медленно теряя высоту.
  Выслушивая доклад, штандарт-адмиралслегка дернул уголком рта. Флаг-офицер немедленно встревожился - шеф отличался крайне скверным характером, а ведь лейтнанту волей-неволей приъодилось сейчас рапортовать об упущениях, пусть и допущенных кем-то другим. Штандарт-адмирал же досадовал на свербящий зуд в левой. Отсутствующей кисти куки, чуть выше запястья, там где семь лет назад врезался в сустав бритвенно-острый клинок инри-абордажника. Неужели - опять война? Что ж, флот, как всегда готов.
  Доклад, тем не менее, добавлял свою тольку раздражения и досады. Помочь коммерческому судну было невозможно - Второй Флот разворачивал боевые порядки над хребтом, в ожидании второго удара Армады, да и что могли сделать боевые корабли для спасения терпящего бедствие лайнера? Внутренняя акватория Туманной Гавани была заперта - в канале, соединяющем закрытую гавань с внешним рейдом сел на грунт флагманский клипер Великого князя, надёжно загороди проход всем судам крупнее портового буксира.
  Морскому флоту тоже крепко досталось - два клипера из семи были утоплены первым же ударом. "Гайдамак" сел на грунт на фарватере, "Вестник" пылал, залитый пиростуднем с носа до кормы. Броненосцы береговой обороны уцелели - на "Апраксина" зашли три звена, в "противодирижабельной" конфигурации вооружения - и не сумели нанести бронированной туше сколько-нибудь серьёзных повреждений. Вторая черепаха береговой обороны, "Граф Небольсин" и вовсе осталась незамеченной - броненосец принимал уголь, и портовые баржи надёжно скрыли его плоский корпус от вражеских пилотов.
  На открытом рейде болталась лишь парусные шхуны - кроме них, помочь обречённой "Династии" было некому. Везение, похоже, окончательно отвернулось от пассажиров и экипажа летучего гиганта: устойчивый океанский бриз, помогавший пилотам Второго Флота выйти на цель, для парусников был встречным - и мешал прийти на помощь лайнера. Его команда отчаянно боролось за живучесть, и, возможно, сумела бы спасти судно - такую огромную тушу нелегко искромсать до полной потери плавучести. Но, увы - за "Династией" некстати увязались три звена "Виверн"; илоты-инрийцы, сообразив, что возвращаться им, собственно, некуда, и они теперь в любом случае обречены, решили перед смертью отправить в Светлый Мир хотя бы этот, хоть и не военное, зато большое и весьма ценное воздушное судно.
  Для очистки совести штандарт-адмиралпослал к "Династии" два звена "кальмаров", ясно понимая, что те опоздают - "виверны" расстреляют боекомплект задолго до того, как имперские истребители доберутся до лайнера. Но - скоростные "осы" все наперечёт - очень уж много их потеряно у недавних воздушных схватках. Так что, как это ни обидно, но лайнер "Династия", гордость "Западных Пассажирских Воздушных Линий" придётся списать. Что ж, это война - а на войне потери, как известно, неизбежны.
  - Ваше превосходительство! Доклад с поста воздушного наблюдения на Маяке.
  Передавая адмиралу бланк депеши, флаг-офицер украдкой почесал лоб. Найдёнов покосился на него - поперёк лба, не скрытый короткой, по армейской моде, стрижкой, наливался краснотой свежий след контактного слизня.
  "Ну, разумеется, - посочувствовал адмирал. - с новомодными тактическими планшетами иначе работать невозможно, вот "флажки" и мучаются. Сам он ненавидел эти инрийские штучки, и, была бы его воля - обходился бы по старинке, картами, по которым штабные операторы деревянными указками двигают фигурки дирижаблей и ударных эскадронов.
  Но - прогресс есть прогресс; если где и остались подобные раритеты, то, разве что, где-нибудь на дальних окраинах Империи. Да и удобно это, ничего не скажешь. Вместо множества операционистов - один офицер и огромная полупрозрачная плёнка квазиживого экрана. Прогресс не стоит на месте - недаром в Военной Академии с прошлого года ввели обязательный курс прикладного ТриЭс.
   Штандарт-адмирал прочёл сообщение и недоумённо нахмурился. С Маяка вспышками гелиографа отстучали, что возле попавшего в беду дирижабля идёт воздушный бой: "виверны" с кем-то дерутся. "Династия" же сумела починиться, привела в действие как минимум, одну пару ходовых перепонок - и теперь пытается уйти в сторону береговой черты. Но высланные на подмогу перехватчики только что снялись с подвесок, и лёту до цели им не менее четверти часа! Аппараты воздушной обороны Туманной Гавани, успевшие стартовать с катапульт, давно догорают на земле, остальные так и громоздятся грудами обломков возле разбитых закопченных рёбер выгоревших дотла ангаров... нет, имперских боевых крыланов там оказаться просто не может!
  Но кто же тогда воюет с конфедератами? Кто спас этот чёртов лайнер?
  Найдёнов вернулся к тактическому планшету. Линия воздушных патрулей, конечно, напряжена до предела, до нормального насыщения далеко - но вот отсюда можно, пожалуй, снять пару звеньев...
  - Лейтенант Овцын! Передайте на "Константин" - срочно направить два звена перехватчиков к "Династии". Дополнительные баки не брать - облегчённая конфигурация, скорость, скоорость. Садятся пусть на землю, мы их всё равно не сможем принять.
   штандарт-адмиралпомолчал и добавил:
   - Посмотрим, что это там у нас за непрошенные союзники объявились?
  
  ****
  
  На часах не было и двенадцати, когда с авиаматки заорали "Мина, мина!". Лейтенант вскочил; аппарат ударило под правую скулу, наблюдатель Олейников, распутывавший намотавшийся швартовый конец, намотавшийся на пропеллер, не устоял на ногах и чуть не полетел в воду; Эссен перегнулся через борт и застыл. От увиденного пилот покрылся холодным потом - в бок гидроплана как поросёнок под бок свиноматке, ткнулась тупорылая торпеда. Стальная гадина не шевелилась - видимо, исчерпала запас хода, будучи выпущенной со слишком большой дистанции. Лейтенант, внутренне обмирая, - а ну, как рванёт! - принялся ногой отпихивать смертоносную гадину прочь.
  Олейников, матерясь, освободил винт и принялся выворачивать поломанный клапан. На палубе, над головами авиаторов, бестолково суетились люди; кто-то выпустил ручную сигнальную ракету, указывая положение германской субмарины.
  - Взлетаем на восьми цилиндрах! - заорал Эссен мотористу. Тот крутанул пропеллер - мотор застрелял, заплевался сизым дымом и касторовой вонью. Олейников, хватаясь за растяжки, перебрался через командира, плюхнулся на переднее сиденье - и гидроплан, развернув, пошёл на взлёт.
  Подлодку отогнали быстро. Корниловч, не сумевший отбомбиться над Зонгулдаком и потому вернувшийся к авиамакте с полным боекомплектом, теперь кружил над субмариной, швыряя бомбы и дымовые шашки. Эсминцы широкой дугой огибали гидрокрейсеры. "Александр Первый" тоже дал ход, его баковое орудие ожило, вспарывая воду "ныряющими" снарядами. Другие гидропланы, тоже не успевшие сесть, нарезали круги над местом стычки; один, выработав последние капли топлива, снизился и пошёл на посадку. Ничего, миноносцы подберут, буксируют к авиаматкам...
  Лодка, похоже, сумела уйти; удивляясь эдакому невероятному стечению обстоятельств, фон Эссен заложил вираж, разворачивая аппарат к "Александру Первому".
  
  Первым серебристую сигару над горизонтом заметил Олейников. Фон Эссен не поверил своим глазам - это было уж слишком! Сначала торпеда, потом германская субмарина, а на десерт - вот ЭТО! Не многовато ли сюрпризов для одного-то дня?
  К тому же, дирижаблю попросту неоткуда взяться на черноморском театре! Балтика - дело другое; там кайзеровские воздухоплаватели постоянно тревожат русских моряков внезапными бомбёжками, ведут разведку, ищут мины и охотятся за подводными лодками. Но... здесь? Хотя, цеппелин наверняка германский - у турок воздушных кораблей отродясь не было!
  В воздухе оставались только три "Эмки" - его собственная и аппараты Марченко и Корниловича. Все три развернулись и с набором высоты пошли в сторону маячащей у горизонта серебристой махины. Эссен, выворачивая шею, поглядел вниз - на аппаратах, приткнувшихся к авиаматкам засуетились крошечные фигурки. Что ж, можно надеяться что минут через пять, самое большее, вдогонку им взлетят ещё четыре гидроплана. И тогда - кем бы не оказались неведомые воздухоплаватели, их ждёт горячий приём.
  Олейников заклацал в передней кабине затвором "виккерса", а Эссен озабоченно покосился на стеклянную трубку указателя топлива - бензина в баке оставалось на считанные минуты полёта.
  
  Чем ближе они подлетали к неизвестному дирижаблю, тем сильнее фон Эссена охватывало недоумение. Лейтенант неплохо знал все типы воздушных кораблей; и, хотя встречаться кайзеровскими воздухоплавателями в бою ещё не доводилось, но при случае он отличил бы, скажем, германский морской цеппелин от полужёсткого "Парцифаля". Или от британского аппарата мягкого типа - из тех, что охотятся в Атлантике за немецкими субмаринами. Случалось Эссену видеть и знаменитый французский "Адьютант "Венсено"; на российском же "Кречете" (бывшем французском "Лебоди", приобретённом царским правительством в 1909 году) он даже сподобился даже подняться в воздух - перед самой войной, исключительно из любопытства. Неторопливость и медлительность воздушного корабля не понравилась начинающему авиатору - его сердце уже принадлежало аппаратам тяжелее воздуха.
  Но этот дирижабль он не мог опознать, как ни старался. Более того - чем лучше удавалось разглядеть чужака, тем дальше Эссен убеждался - таких аппаратов вообще не может быть. И дело даже не в размерах, хотя серебристая сигара была, по меньшей мере, вдвое крупнее германского LZ-72 с его объёмом в пятьдесят пять тысяч кубов. И даже не в том, что гондола слишком велика даже для такого монстра. У Эссена полезли на лоб глаза, когда он понял, что туманное мерцание по бортам корабля - не что иное, как несколько пар огромных крыльев. Сдвоенные, как у жука, перепончатые, полупрозрачные... они, похоже, служат этому невозможному агрегату вместо пропеллеров, создавая ходовую тягу! Время от времени их "сочленения" окутывались лёгкими белыми облачками.
  Пар? Что за бред? Да, пробовали такие конструкции - но когла это было, ещё в прошлом веке! И уж точно не на таких гигантах...
  Но - за воздушным кораблём отчётливо тянется узкий чёрный шлейф, постепенно расплывающийся в воздухе - будто угольным миноносцем на полном ходу.
  
  Это что - ожившая фантазия французского сочинителя Жюля Верна? Книжный Робур-завоеватель, сумасшедший гений, придумавший это летучее чудище, и выпустивший его в пылающее небо Мировой войны? Капитан Немо, перебравшийся из глубин в небеса со своим новым изобретением?
  Но самый сильный шок лейтенант испытал, когда его острый глаз морского пилота различил на округлом боку надпись славянской вязью "Династiя". А рядом - огромный золотой контур двуглавого императорского орла. Мало того - нос летучей сигары оказался окрашен в цвета российского триколора, образуя в лобовой проекции точно такую красно-сине-белую розетку, что украшала плоскости русских гидропланов.
  ****
   Следы вели в воду. Похоже, здесь беглецы и решили перебраться через речку - как знали, клятые, что погоня будет верхами! Ну еще бы... Довольно-таки глубокая, не меньше, чем по грудь, речушка, была перекрыта упавшим в воду деревом и прочти что запружена мусором, нанесенным весенним паводком. Течение нагнало возле погруженных в воду коряг шапку неопрятно-бурой пены, вода закручивалась между сучьями и полузатопленными пнями мелкими водоворотами. До противоположного берега всего ничего, футов пятьдесят, но ты попробуй, преодолей-ка эти пятьдесят футов верхом!
   Тропа обрывалась возле здоровенного замшелого мхом выворотня, нависшего прямо над водой. Дальше ходу не было. Зауряд-прапорщик Охлябьев в сердцах сплюнул. Всё верно - вот здесь, возле поваленного дерева они вошли в воду - и перебрались на тот берег, держась за осклизлые коряги. И как же не хочется лезть туда верхом... Кто знает, сколько там затопленных пней да сучьев? Запросто можно ноги переломать лошадям, а то и брюхо пропороть - вон какой острый сук торчит из воды...
   - Вашбродие! - Голос подал вахмистр Гришка Вышин, здоровенный рыжий детина, сидящий верхом на рыжем же, в масть всаднику, тонконогом меринке северной породы.
   -Так что, господин зауряд-прапорщик, в воду можно свободно спуститься пониже запруды, - для убедительности вахмистр выпучил глаза и махнул рукой куда-то в сторону, - там удобная тропка есть, и бережок, вроде из плотной глины...
   - А далеко эта твоя тропка? - осведомился Охлябьев, похлопав кобылу по шее. Та недовольно косила глазом на воду.
   - Да нет, вашбродие, шагов сто всего, повыше, по бережку.
   - Сто шагов... а что ж они-то его прозевали и полезли в бочаги? Что, вахмистр, решил, инсургенты тебя дурее? Так это уж прости, вряд ли, чтоб дуре тебя быть - это ж кем надо родиться-то...
   Впрочем, ворчал Охлябьев больше по привычке. Развернул кобылу и направился вслед за унтером, по тропочке, едва заметной в густом прибрежном ивняке
   Спуск оказался и правда, что надо. Вахмистр привязал рыжего к корявому деревцу, а сам, ругаясь на чем свет стоит, полез вымерять дно. Высоченные драгунские сапоги он снял, но на берегу не оставил - так и полез в воду, держа их в одной руке, а в другой задирая над головой палаш вместе с белой перевязью из бычьей кожи.
   Охлябьев с высокого бережка наблюдал, как начальство мается в воде. Заскучавшая кобыла мотала головой и пару раз пыталась пощипать травку под копытами. Охлябьев пресек безобразие:
   - Брось, дура, заподпружишь... - кобыла, недовольно фыркнув, покосилась на хозяина влажным, выпуклым глазом и оставила траву в покое. Зауряд-прапор хозяйственно поправил торчащую из ольстра ручку пистолета - - без особой надобности, и так всё было в порядке, - приподнялся на стременах, осмотрелся. Ничего подозрительного.
   - Ладно уж, вылазь, все мне ясно...
   Рыжий унтер обрадовано полез на берег:
   - Не сомневайтесь, господин начальник патруля, мы тут все, как родные перескочим, даже стремян не замочим!
   Судя по тому, что сам естествоиспытатель был в тине и грязи, мало что не по грудь, обещание не замочить стремян было преувеличением. Хорошо бы седла остались сухими... зауряд-прапорщик поморщился:
   - Да ладно, мели, а то я не вижу. Давай, вылезай и всех сюда, мухой!
   Найденый брод - это, несомненно, удача. Теперь появился реальный шанс нагнать шайку инсургентов еще до того, как они выйдут к рыбацкой деревушке, на побережье. Там негодяи, безо всякого труда, найдут малую посудину и попытаются улизнуть от карающей длани имперского закона... напрасно конечно. В отряде таможенной стражи, которым и командовал Охлябьев, имелся положенный по штату связист с переносным гелиографом, с так что отстучать вызов болтающемуся у горизонта корвету никакого труда не составит. Экипаж таможенной посудины знает прибрежные воды как свои пять пальцев и конечно, не упустит беглецов. Другое дело, что впутывать воздухоплавателей не хотелось. В официальном рапорте фраза: "Задержаны отрядом таможенной стражи под командованием зауряд-прапорщика Охлябьева" будет выглядеть куда предпочтительней, чем запись "Задержаны таможенным корветом "Белый лис", вызванным нарядом зауряд-прапорщика Охлябьева."
   Не так уж и много у офицера таможенной стражи возможностей отличиться - а тут такое! Охлябьева подняли не свет ни заря: депеша от столичных жандармов. Те, похоже, не зря едят свой хлеб - узнали что именно сегодня и именно здесь, на участке заставы, где имеет счастье служить зауряд-прапорщик Охлябьев, клятые инсургенты будут пытаться уйти за кордон.
   Впрочем, он не был в обиде. Охлябьева два раза уже обошли с положенным вроде по выслуге повышением, так что удачно проведенная по приказу из столицы операция придется как раз во время. Согласно полученной депеше, местных инсургентов будет двое, а переправлять они будут еще пятерых типов - троих из столицы, вроде бы как-то связанных с террористами, и двоих "нелегальных" инри - ясно, почему жандармы так забегали...
   Вахмистр, наконец, вернулся. За ним, вереницей, поспешали остальные драгуны таможенной стражи - все двенадцать человек. Ротмистр взял только самых лучших всадников, справедливо полагая, что если дюжина вверенных ему кавалеристов не справится с пятеркой жалких интеллигентов и парой грязных нелюдей, то его, зауряд-прапорщика Охлябьева, пора гнать из таможенной стражи поганой метлой.
   Впрочем, такого приключиться, конечно же, не может, хотя - кто их, этих инсургентов знает? Инсургент, связавшийся и инри - это вам не трудовик. Тот ведь - кто? Да свой брат, мастеровой с заводских окраин. Ну, или лавочник, бунтующий из-за слишком высокого налога. Или.. да мало ли кто теперь идёт в трудовики?
  Такой может устроить бузу на фабрике; может побить стёкла в полицейском участке... даже проломить голову жандарму, если булыжник не вовремя под руку подвернётся. Но это всё просто, понятно. По-своему, по-родственному, можно сказать. А вот эти... кто знает, что делается в голове у человека, который имеет дело с этими тварями? А особенно - который добровольно пришлёпывает себе на лоб эту зелёную погань? Да и человек ли он после этого?
  Конечно, о господах офицерах речь не идёт. Им, особенно, штабным, это по службе полагается. Охлябьев лишь раз в жизни видел такого - с нашлёпкой слизня связывающего с живым экраном - так старого служаку чуть не вывернуло наизнанку от отвращения. Говорят, теперь всех офицеров учат пользоваться инрийскими выдумками. Если так - нет уж, лучше он и дальше будет ходить в зауряд-прапорщиках...
  Зауряд-прапорщик не желал лишний раз связываться с инри. Ни по какой надобности. Даже если речь идёт о том, чтобы отловить пару нелегалов и доставить куда надо в надлежаще упакованном виде.
   А вот с этим как раз и могут сейчас возникнуть сложности. Матерый таможенный служака, он не мог не признать - по лесу, даже по такому жиденькому, нелюди ходят получше любой лисы. И сами растворятся чуть ли не в кустарнике, и людей, своих спутников могут провести тропами, да так резво, что не всякий верховой по хорошей дороге обгонит. И неважно, знают эти инри здешние леса или нет. Для этих созданий любой лес - дом родной, откуда бы они ни происходили.
  Так что стоило поторопиться, и Охлябьев про себя решил по возвращении поставить рыжему унтеру бутылку тростникового самогона - за свой счет, разумеется. Заслужил.
  
  ****
  
  "Ш-ширх!"
  Мимо крыла пронеслось нечто, напоминающее огненный плевок - струя оранжевого пламени в чёрных клубах нефтяной копоти. Гидроплан спасло то, что стрелок оказался на редкость медлителен; а может, диковинный воздушный огнемёт не рассчитан на привычные скорости "собачей схватки"? В машину Эссена "плевались" огнём уже третий раз раза, и всякий раз чужой аппарат замирал в воздухе, вскидываясь, подобно диковинной птице - "брюхом" вперёд, изгибая кольчатые сегменты... тела? Фюзеляжа?
  Лейтенант поначалу решил, что дирижабль атакуют не истребители, а невозможно огромные, то ли летучие мыши, то ли крылатые ящеры из романа англичанина Конан-Дойля "Затерянный мир". С борта воздушного корабля (украшенного, между прочим, российским двуглавым орлом!), по тварям били скорострельные пушки
  Фон Эссен пригляделся. Да, так и есть - между перепончатыми крыльями ясно различимы согнутые фигурки пилотов. И сидят они, будто как всадники на лошади, или, скажем, на верблюде - верхом, один за другим.
  Когда крайний ящер замер в воздухе, изогнулся, и отрыгнул по гидроплану Корниловича язык пламени, всё стало на свои места. Диковинный, но, несомненно, русский воздушный корабль атаковали твари, более всего похожие на выходцев из ночных кошмаров. И, значит, прямой долг авиаторов помочь соотечественникам, а откуда взялись странные летательные аппараты - и "ящеры" и дирижабль под названием "Династия", - будем разбираться потом.
  Ящеры оказались слабыми воздушными бойцами. Храбрости и упорства им было не занимать, но, видимо, запас "огнеплюев" был ограничен одним-двумя выстрелами, да и те пропали даром - слишком высокую скорость развивали гидропланы. Эссен сразу нашёл нужную тактику - уклонившись от встречного залпа, аппараты по широкой дуге ушли в сторону-вверх, а потом, сделав вираж, атаковали со снижением.
   Лейтенант видел перед собой спину Олейникова, затянутую в кожанку; плечи моториста сотрясало отдачей "Виккерса", за борт латунным дождём сыпались стреляные гильзы. Ящеры бестолково заметались; один плюнул навстречу гидропланам огнём. Без всякого результата - аппарат Марченко и Лобанова-Ростовского уклонился - неспешно, как-то даже лениво - а на стрелявшем скрестились очереди сразу двух пулемётов. Чужой аппарат сразу смялся, сложил перепонки крыльев - господи, да они ими машут! Натуральные орнитоптеры, как у англичанина Эдварда Фроста. Только тот был сооружён из ивовых прутьев, шёлка и гусиных перьев - а эти аппараты, честное слово, производили впечатление живых.
  Впрочем, им это не помогло. Первый полетел к земле смятым кожистым комком; из второго выпала фигурка человека и, размахивая руками, полетела к земле. И - не долетела: над падающим внезапно раскрылось нечто вроде треугольного воздушного змея. Парашют? Не похоже - судя по тому, как ловко он управлял своим спиральным снижением, выбирая траекторию в сторону от дирижабля.
   Третья летучая гадина метнулась в сторону, уходя от трассы, мелькнувшей со стороны атакованной "Династии", попала под огонь летающей лодки и попыталась спастись совершенно непривычным для русских авиаторов способом - сложила крылья и камнем полетела вниз. У самых волн аппарат (существо?) расправило свои перепонки и частыми взмахами затормозило падение - и в этот момент его настигла пулемётная очередь. Фон Эссен не собирался позволять неведомому врагу уйти; летающая лодка, конечно, не умела так стремительно пикировать, зато зависший в торможении "ящер" оказался прекрасной мишенью для пулемётчика.
  Три-ноль. Как-то подозрительно легко удалось разделаться с невиданным противником... Лейтенант огляделся - над головой, метрах в трёхстах, по-прежнему висела грандиозная сигара дирижабля. За ней и правда, волочился быстро тающий шлейф чёрного дыма - нет, ну точно, эта махина работает на угле!
  Заходя в атаку, гидропланы зацепили краешек этого шлейфа, и лейтенант готов был поклясться, что ноздри его наполнились ни с чем не сравнимым ароматом угольной гари. А выходя в атаку, он успел заметить: под двуглавым орлом, украшающим бок воздушного корабля, полукругом изогнулась надпись всё той же славянской вязью: "Западныя пассадирскiя вощдушныя линiи".
  Это что, выходит, пассажирский корабль? Мистика какая-то... Откуда ЭТО над Чёрным морем?
  А ящеры-истребители, вооружённые огнемётами - откуда? Что вообще происходит, господа хорошие?
  Ящеры? Дирижабль? А откуда на северо-востоке, там, где полагается раскинуться морской глади, виднеется над горизонтом туманная линия гор? И это уж точно не Крым - судя по расстоянию, ЭТИ горы имеют в высоту никак не меньше трёх тысяч метров.
  Да что там - горы! Береговая линия ясно различима невооружённым глазом; в пылу атаки лейтенант не обратил не нё внимания, а теперь рассматривал невесть откуда взявшуюся сушу и чувствовал, что постепенно сходит с ума.
  Этого не может быть. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. И это - несомненно, есть. Берег... горы на горизонте... угольный дирижабль... ящеры-истребители...
   То есть, ящеров как раз уже нет, но три минуты назад они, несомненно, были, верно?
  Бред...
  
  Олейников неслышно заорал - набегающий поток уносил звуки. Тогда моторист перегнулся через спинку сиденья и постучал пальцем по стеклу указателя топлива. Фон Эссен выругался - набор высоты после боя сожрал остатки горючего
  Садится на воду? Когда ещё дождёшься миноносца... А вот береговая линия, тянущаяся слева, выглядит вполне привлекательно - широкий песчаный пляж, хорошо различимый даже с такого расстояния. На остатках топлива можно дотянуть почти; М-5 неплохо планирует, так что выберемся на песок, почти не замочив обуви...
  Эссен покрутил пальцем перед собой, ткнул в сторону береговой черты и положил гидроплан в широкий вираж.
  
  ****
  
  Алёша удивлённо разглядывал спасителей. Их тройка меньше чем за минуту расправившаяся в "вивернами", разделилась: два ушли на запад и маячили сейчас крошечными пятнышками чуть выше горизонта. Третий же описал широкую дугу и со снижением напарвился к близкому берегу.
  Неопознанные крыланы появились в самый подходящий момент. Боеприпасы подходили к концу - Катя, невольная Алёшина помощница, вбила в приёмник митральезы последнюю обойму. Остальные расстреляли, отражая первую атаку "стрекоз" -и, когда появились "виверны", в кранцах оставалось обоймы три, не больше. Теперь подошли к концу и они.
  Огневые точки на хребтине "Династии" давно не стреляли - то ли расчёты полегли под вихрем режущих дисков, то ли тоже израсходовали боезапас и сейчас в бессильной ярости грозят проносящимся мимо врагам кулаками. Да, так и есть - с верхней носовой площадки сорвалась, разбрызгивая красные искры, сигнальная ракета. Жест отчаяния, попытка напугать атакующего летателя, сбить прицел... "Виверна" слегка вильнула, и тут же вернулась на курс. Лёша в ярости саданул кулаком по щиту орудия - изгиб корпуса дирижабля не позволял обстрелять цель, и гардемарин до боли ясно представил, как струи бритвенно-острых снарядов сносят расчёт бакового орудия и пронизывают мягкие бока воздушного корабля.
  Гардемарин почувствовал, как по всему телу пробежались сотни "мурашей" - это шкипер "Династии", стараясь скомпенсировать потерю подъёмной силы в изрешеченных ёмкостях, торопливо "подхлёстывал" мета-газ гальваническими разрядами. Правильно - конечно, в баллонах наверняка уже сотни прострелов, по такой крупной цели промахнуться мудрено - но и обьём их громаден, дирижабль теряет газ очень медленно. Конечно, рано или поздно потери скажутся, и тогда придётся снижаться - но пока громада воздушного корабля уверенно держит высоту.
  И тут появились чужаки. Странные этажерчатые крылья, как на прогулочных планёрах, столь популярных среди молодёжи Туманной гавани; незнакомые обводы, более всего напоминающие паровой катер. И главное - скорость! Незнакомые крыланы легко обгоняли "виверн"; Алёша прикинул, что и "осы", признанные спринтеры, не смогли бы составить им достойной конкуренции.
  А крылья-то у чужаков неподвижны! Как же они летают? Наверное, пропеллеры... точно, на вираже гардемарин разглядел на апапратах туманные мерцающие диски. На боевых крыланах такого не найти - паровые двигатели, даже самые компактные, не выдают подходящей мощности. Пропеллерная тяга встречается разве что на тяжёлых грузовых дирижаблях, да и то всё реже и реже - маховые перепонки стремительно вытесняют эти раритеты. Оно и понятно: несколько десятков литров питательного раствора да порции перегретого пара время от времени - вот и всё, что надо перепонке, чтобы работать в течение десятков часов. Не сравнить с паровым движком - мало того, что тот громоздок и тяжёл, так ещё и требует многих центнеров топливных брикетов, кочегаров, механика...
  Вооружение чужаков оказалось неожиданно мощным - каждый из них, похоже, нёс на себе полноценную митральезу. Обычно имперские "кальмары" и "осы" вооружены жёстко закреплёнными в носовой части крупнокалиберными ружьями с рычажной перезарядкой. В их трубчатые магазины входит до дюжины картонных патронов, снаряженых десятком оперённых стальных игл каждый, причём под рукой у пилота - ещй с десяток таких запасных магазинов. Оружие это вполне эффективно - "стрекозе" хватает одного-двух попаданий, "виверне" требуется раза в два больше, - и заметно превосходит конфедератскик дискомёты. Те хороши против баллонов дирижаблей, расыётов орудий на открытых стрелковых площадках, а вот по крыланам работают неважно - диски быстро теряют устойчивость, стрелять ими можно лишь в упор, футов с семидесяти. Конечно, диск на излёте может удачно угодить, рассечь маховую перепонку, ранить пилота - но это везение, и рассчитывать на него в бою не стоит.
  Но чтобы на крылане, хотя бы и ударном "нетопыре", стояло такое громоздкое оружие, как митральеза?
  Видимо, "виверны" уже расстреляли боекомплект, потому что встретили чужаков "драконьими языками". Пустая затея - те играючи уклонились от струй жидкого пламени и огрызнулись очередями. Стреляли чужаки отлично - один за другим, все три конфедерата полетели в воду. Насколько мог судить гардемарин, ни один из крыланов не пострадал.
  Екатерина чуть ли не подпрыгивала от восторга, аплодируя спасителям. Девушка, похоже, и думать забыла об истерзанных телах на орудийной площадке, о том, что ручки её в кровь сбиты острыми кромками обойм. Сорвала с шеи косынку - и в восторге машет проносящимся мимо "этажеркам". Пилот первой, видимо, заметил благодарную зрительницу и качнул аппарат из стороны в сторону. Алёша с удивлением разглядел на верхних плоскостях трёхцветные розетки - опознавательные знаки Имперского воздушного флота. Правда, выглядели они несколько непривычно - тонкие цветные обручи вокруг большого белого круга, вместо широких полос каждого цвета, как на боевых крыланах - и, тем не менее, это, несомненно, свои.
  
  ****
  
  Инсургенты, конечно, никуда не ушли. Правда, догнать их удалось в самый последний момент - уже на берегу, где они собирались грузиться в рыбачью шаланду. Хозяин посудины и ещё один, тоже, наверное, рыбак из соседней деревушки, лежали тут же, на песке, без признаков жизни - беглецы не церемонились. Не стал церемониться и Охлябьев: инри положили сразу, издали, из штуцеров, потому как сдаваться эти твари не станут, не было ещё такого случая. Инри вообще невозможно взять в плен - даже спелёнутые по рукам ногам, даже оглушённые, они умирают, стоит хоть на мгновение прийти в себя. А вот инсургенты - дело другое; газовая бомба из вахмистовой мортирки лопнула прямо в шаланде, и из плотного зелёного облака в воду посыпались люди. Зауряд-прапорщик решил подождать, когда едкая дрянь осядет, и только тогда вязать негодяев. Деться им всё равно некуда - море, пляж, да и к тому же после такой ударной порции газа легкие долго жжёт, будто огнём. Это Охлябьев знал по себе, а потому заранее вытащил из седельной сумки кожаную газовую маску с медной банкой фильтра и зарешёченными стеклянными зенками. Наверное, вид у него сделался устрашающий, потому что инсургенты немедленно побросали в воду оружие, да так и остались стоять по пояс в прибое, заходясь в мучительных приступах кашля.
  Итак, все пятеро на месте; дохлые инри тоже в наличии, оба-двое, как и предупреждал жандарм. Всё, можно вертеть дырочку для медали; ну, хорошо, может и до висюльки дело и не дойдёт,а вот первые офицерские эполеты мимо его плеч точно не пролетят. Дело получилось нешуточное - взять беглую шайку, да без потерь, да точно как приказано... нет, недаром начальство ценит унтера Охлябьева! Таких служак на всём побережье ещё поискать.
  Первым крылана увидел Гришка Вышин. Аппарат, сильно снижаясь, шёл точно на берег. Странный какой-то - зауряд-прапорщик служил в пограничной страже уже десятый год, и повидал за это время и имперские военные крыланы, и изящные игрушки городских богатеев, и боевых летучих тварей Конфедерации. Разбуди среди ночи - с ходу, не продрав зенок, отличит размеренное шуршанье крыльев патрульного корвета от высокого зуденья маховых перепонок "Осы". Нагляделся, наслушался - а теперь вбивает этот навык в молодых.
  Странный аппарат и звук издавал непривычный. Громкое тарахтенье - будто трешотка, которыми в деревнях гоняют птиц с кукурузных полей. Треск этот прерывался - то затихнет, то несколько раз стрельнёт и снова затрещит ровно. И вдруг умолк совсем; крылан плавно снизился, скользнул на воду. Пробежался, поднимая высокий, пенный бурун и ловко развернулся бортом.
  Крылан "свой", это понятно - над горизонтом болталась огромная колбаса пассажирского воздушного корабля, и аппарат прилетел как раз с той стороны. Да и трёхцветные имперские красно-сине-белые круги говорили сами за себя. Охлябьев засунул в поясной кобур пистолет, сдвинул газовую маску и замахал рукой.
  Увязанные инсургенты хмуро косились на летательную машину. Один из них, жидковолосый, сутулый, никак не мог отойти - захлёбно кашлял, цепляясь за подельников. Вышин усадил супостатов возле старой, полусгнившей лодки а сам, приняв воинственную позу, караулил- фуранька на затылке, пистолет в руке. Инсургенты хмуро молчали. Да и чему им, скажите на милость, радоваться - даже без обвинений в противоправительственой деятельности, на них два убийства мирных обывателей - а это, как ни крути, петля...
  - Колкин, Считников, мухой - помогите господам воздухоплавателям!
  Двое пограничников послушно спешились и принялись разуваться - до аппарата надо брести по пояс в воде, а кому охота трястись в седле с хлюпающей в сапогах солёной жижей? Это был непорядок, и зауряд-прапорщик немедленно его пресёк:
  - А ну, пошли в воду, щучьи дети! Не красны девицы, не растаете - что за солдат такой, который боится ноги замочить?
  Один из пилотов встал в кабине в рост и принялся вытаскивать бухту троса. Охлябьев заметил, между прочим, что посадка-то оказалась никакой не аварийной, как он решил поначалу - судя по обводам, непривычно шумный крылан отлично чувствует себя на воде. Вон, нос острый, скулы как у таможенного парового катера...
  - Ну что вы там копаетесь? Прибудем на заставу - по два наряда обоим за нерасторопность!
  Лодочный нос аппарата ткнулся в песчаное дно в десятке шагов от кромки прибоя. Окатив брызгами многострадального Колкина, пилот спрыгнул в воду. А он и одет-то непривычно - ничего общего с формой Воздушного флота. А что за полоски на плечах? Сияют золотом, две звёздочки...
  - Честь имею представиться - пилот незнакомым жестом вскинул руку к шлему с круглыми, сдвинутыми на лоб очками-консервами. - Лейтенант Реймонд фон Эссен, командир авиаотряда гидротранспорта "Александр Первый" к вашим услугам. А это - мой лётный наблюдатель, моторист первой статьи Олейников, прошу любить и жаловать!
  "Чего-чего???"
  
  ****
  
  "Просьба к пассажирам оставаться в своих каютам. После устранения мелких неисправностей наш корабль продолжит рейс..."
  Приятный женский голос повторял эту фразу снова и снова - на верное, в течение получаса, не меньше. Алёша даже перестал её замечать. Стандартная запись на восковом валике фонографа - подобные сообщения постоянно включают на пассажирских судах "Западных линий". Правила компании строги: пассажиров следует вовремя оповестить и проинформировать обо всём, что творится на борту - дабы не возникло паники...
  "...после устранения мелких неисправностей наш корабль продолжит рейс. Если у вас есть вопросы или пожелания - можете обратиться к ближайшему члену экипажа лайнера, вам обязательно помогут."
  "Мелких неисправностей", как же! Да палубная команда "Династии" носится сейчас, как ошпаренная, пытаясь исправить полученные кораблём повреждения - и молит бога, чтобы лайнер наконец дал ход, пока конфедератам не пришло в голову нанести повторный визит. Так что сейчас уж точно не до капризов пассажиров - придётся этим привередливым дамам господам немного поскучать чуток в комфортабельных каютах. ну и понервничать, гадая что происходит...
  Алёша вспомнил про своего соседа, магистра-технолога. Он не видел его с того самого момента, как выскочил из каюты. Тоже, наверное, сидит в каюте и гадает что случилось. Да, господа, работать руками, вот так, когда корабль находится на краю гибели - это вам не языком болтать и подшучивать над младшими. Он представил себе лощёного умника здесь, в паутине такелажа, перемазанного клеем и неловко отдирающего полу своего щегольского сюртука от ткани газового мешка и хмыкнул. Нестроение слегка поднялось - приятно всё же чувствовать себя полезным, занятым большим, нужным делом...
  Алёша трудился в поте лица. Гардемаринский китель остался где-то внизу, на мостике - и теперь он, в компании двух матросов, в заляпанной клеем робе поверх форменных брюк, латал изрешеченные баллоны "Династии". Все трое, подобно трудолюбивым паучкам, висели в паутине растяжек и ферм. Страшноватые такие паучки - пояса, увешанные инструментами, коричневые кожаные рыла со стеклянными, оправленными в медь, зенками. Жёсткие края газовых масок натирают лицо, стеклянные кругляши постоянно запотевают. Увы, без маски не обойтись - содержимое баллонов потихоньку сочится из многочисленных дыр от режущих дисков. Мета-газ не ядовит, но если надышаться им - может возникнуть раздражающий кашель, с которым придётся бороться несколько недель.
  Один из Алёшиных напарников водил вокруг бамбуковым шестом. За спиной у него на кожаной сбруе висят два латунных баллона, увенчанные стеклянной шкалой со стрелкой. Медный кольчатый шланг тянется к сетчатому раструбу течеискателя на кончике шеста. Каждый раз, когда раздаётся резкая треть звонка, Алексей и другой матрос принимаются осматривать колышущийся бок газового мешка в поисках пробоины. Найдя место, где бритвенно-острый режущий диск пропорол гуттаперчевую ткань, гардемарин делает знак рукой - и Екатерина, свесившись с лесенки, протягивала им смоченную клеем заплату. Её следовало теперь прижать к боку газового мешка и прокатать особым валиком на длинной ручке. Занятие это непростое, хлопотное - ёмкость, уже успевшая растерять часть газа, легко продавливается под нажимом, заплаты ложатся криво, с морщинами. Такие следует немедленно отдирать - пока клей не схватился, - и ставить новые, ровно. Испорченные заплаты летят вниз, в мещанину такелажа, шлёпаются на колышущиеся бока газовых мешков или на изгиб оболочки - и намертво прилипают, прихваченные остатками клея.
   Сначала гардемарин старался аккуратно латать каждую пробоину, а потом махнул на это дело рукой. И так сойдёт, ведь даже кое-как приляпанная заплатка всё же уменьшает протечку, а их ещё десятки, если не сотни - конфедераты постарались.
  Когда, после атаки, скомандовали разойтись по каютам, Алёша, ни секунды не медля, направился к пассажирскому помощнику лайнера. Тот обрадовался - воздушный корабль получил серьёзные повреждения, и квалифицированный специалист с опытом борьбы за живучесть воздушного судна - пусть даже и в учебной обстановке, - был сейчас очень даже не лишним. Гардемарин немедленно поучил под своё начало двоих нижних чинов, охапку снаряжения и задание - осматривать и латать мета-газовые емкости в носовой части судна.
  Задание было из разряда "иди и застрянь там до скончания веков". Чтобы проверить и залатать все огромные емкости, нужно было по меньшей мере вдесятеро больше народу. Но - аварийные команды лайнера и так еле справлялись с последствиями воздушной атаки, так что Лёша вздохнул и взялся за дело.
  Катя Соболевская, героически поучаствовавшая с отражении налёта, и тут не остала от своего напарника. В категорической форме девушка отказалась вернуться в каюту и потребовала себе достойного дела. Лёша не возражал - лишние руки сейчас были на вес золота. Протесты Катиной "дуэньи", вновь объявившейся после отбоя тревоги, во внимание приняты не были - почтенной даме оставалось лишь недовольно поджать губы и помогать воспитаннице подбирать гардероб, подходящий для нового занятия. Это оказалось делом весьма непростым - три предложенных робы поменьше, Екатерина один за другим забраковала, найдя их недостаточно чистыми. О том, чтобы лазать по такелажу в юбке, нечего было и думать, а Алексей совсем было собрался отправить не в меру капризную помощнику в каюту, но та, видимо, сообразила, к чему идёт дело - и, тяжко вздохнув, взяла последнюю из предложенных роб.
  Теперь она, нагруженная кипой заплат и огромной латунной спринцовкой, полной гуттаперчевого клея, ползает по паутине растяжек, лесенок, трапов, заплетающих узкий промежуток между оболочкой корабля и колышущимися стенками газовых мешков.
  Пришлёпнув очередную заплатку, Алёша позволил себе на секунду прерваться - утереть со лба трудовой пот. Заодно молодой человек украткой покосился на помощницу: Катя как раз тянулась вверх, передавая намазанный клеем кусок ткани другому члену Алёшино бригады, тощему, рыжеволосому матросу с "Династии", чья физиономия была, густо усыпана веснушками. "Наверное, в родне - англосаксы" - мелькнула мысль. - Было время, таких не брали в военный флот, а зря - привычка к корабельной службе у островитян в крови..."
  Но сейчас было не до того. Алёша невольно залюбовался, как девушка вытянулась в струнку, пытаясь передать заплатку рыжему матросу. Даже мешковатая роба, в которую ей пришлось переодеться, не скрывала изумительной фигурки невольной Алёшиной напарницы. Невысокая, стройная, а ножка наверное, безупречна... Алёша тряхнул головой - что за глупости! - и решительно полез дальше, на писк течеискателя.
  По туго натянутым тросам и решётчатым фермам прокатилась волна мелкой дрожи. "Ага, заработали маховые перепонки. - сообразил гардемарин. Шум, с правого борта усилился, превращаясь из неспешного гудения в надрывный визг. Далеко внизу в магистралях обогрева шипел пар - шкипер форсировал тягу до предела. Алёша мог поспорить, что перепонки другого борта сейчас замрут, а потом начнут "табанить", помогая поскорее развернуть неуклюжую сигару воздушного корабля.
  Иллюминаторов в оболочке не предусмотрено, поэтому понять, чт за курс выбрал теперь лайнер, нет никакой возможности - до сего момента "Династию сновило ветром" в сторону моря, и аварийные команды торопились, прежде всего, вернуть кораблю способность двигаться. Алёша свесился вниз, уцепившись за тонкий стальной трос:
  - Эй, любезный, не знаешь, куда идём?
  Матрос, возившийся на килевом мостике, футах в двадцати ниже, поднял голову:
  - Боцман говорил - идём в открытое море, вашбродие господин гардемарин!
  -А почему не в Туманную гавань? - встревожился молодой человек. - Она что, не принимает?
  - Никак нет! - помотал головой нижний чин. Отвечал он с трудом - в зубах зажата заплатка, точно такая, какие сам Алёша десятками лепил на простреленные газовые мешки. - Сказывают, порт вчистую разнесли, город тоже горит - вот нас и направили на запасную площадку.
  - Откуда в океане взяться запасной площадке - да ещё и для таких больших кораблей?? - удивился Алексей. - Что ты такое несёшь, братец?!
   - Да нам-то откуда знать, вашбродие! Боцман только и сказал, что причаливать будем на какую-то площадку, вроде как - на острове. А что за место такое - звиняйте, мы без понятия.
  И принялся ловко пришлёпывать заплатку на очередную прореху.
   Н-да... задачка! Если коммерческий воздушный порт Туманной гавани разбомблен - то их, конечно, должны перенаправить куда-нибудь ещё. Такая махина, как "Династия", нуждается в самом первоклассном причальном оборудовании, куда попало её не приткнёшь. А где такое найти? Уж точно, не на судне обслуживания военных дирижаблей - оно может принять, разве что небольшой патрульный корвет, размером раз в десять меньше пассажирского лайнера. Правда, матрос обмолвился насчёт плавучего острова...
  Алёша задумался. Вот, к примеру, откуда могли взяться незнакомые крыланы...
  
  ****
  
  -...Олейникова я оставил стеречь аппарат. Прапор-пограничник нарядил в помощь ему трёх человек, а сам повёз меня на заставу. Через три часа мы уже катили в город. Ну и насмотрелся по дороге, скажу я вам...
  И фон Эссен картинно закатил глаза.
  Лейтенанта можно было понять. Он и вправду озадачился, увидев местный "омнибус" - небольшой паровоз на высоченных рубчатых колёсах, впряжённый в связку из трёх летних вагончиков под парусиновыми тентами. Состав этот регулярно ходил от местного городишки в столицу провинции - туда они с Охлябьевым, выделенным начальником заставы в сопровождающие необычному гостю, добирались около четырёх часов. "Омнибус" хоть и справлялся вполне с ухабами гравийного шоссе, но скорость развивал не такую уж и высокую. Недалеко от заставы состав догнала кавалькада, идущая крупной рысью.
   Всадники эти окончательно повергли лейтенанта в ступор - под седлом у них оказались не привычные лошади, а огромные, на треть крупнее самого заправского першерона, битюги. Но не это было самым поразительным - в конце концов, лошадь есть лошадь, пусть и здоровенная. Нет, здешние верховые чудища красовались в чем-то вроде механических протезов, прицепленных к ногам. Бока животных скрывались под металлической то ли попоной, то ли съёмными панелями, и лейтенант готов был клясться чем угодно, что у одной из тварей из-под стальной "попоны" вырывались струйки пара.
  Шла кавалькада слитно, чуть ли не "в ногу" - когда омнибус поравнялся с ней, фн Эссен ощутил, как под колёсами экипажа задрожала, заухала земля. "Сколько же такая животина весит? Пудов полтораста, не меньше..."
  Всего паровых монстров было шесть штук, и Эссен сразу понял, что перед ним военные. Это что, у них здесь такая кавалерия? До сих пор лейтенант не встречал ничего подобного - у таможенников, встреивших его на берегу после вынужденой посадки были самые обыкновенные савраски. Охлябьев, проводив невозможную кавалькаду равнодушным взглядом лишь сплюнул в дорожную пыль (они ехали на империале) и бросил: "Лейб-кирасиры... вона куда забрались!"
   Пилот представил себе эскадрон эдаких страховидин, прорывающих проволоки где-нибудь на Сомме и пожалел англичан, не сподобившихся обзавестись подобными "кирасирами". Они, правда, вроде бы придумали бронированные машины, передвигающиеся на гусеничных лентах, которым тоже нипочём любые воронки и окопы - но куда новомодным "танкам" до механической конницы!
   Всадников скрывали широкие плащи, из-под которых тускло поблёскивал металл. На головах красовались глубокие шлемы, украшенные подозрительно знакомыми остриями - пикенхельмы, да и только! Передовой всадник был, впрочем, без шлнема - тот висел на луке седла, а голову владельца украшало нечто вроде газовой маски - из тёмной кожи, со стеклянными зенками-окулярами, заключёнными в массивные латунные ободки. От рыла маски к ольстру шёл коленчатый шланг с круглой латунной коробочкой манометра. На глазах Эссена всадник ухватился за "хобот" и содрал уродливое приспособление с лица, оставив висеть на затылке. Лицо "кавалериста" оказалось вполне человеческим - крошечные усики, нос картошкой, серые, навыкате, весёлые глаза. Такого запросто можно встретить в драгунском армейском полку - верхом на гнедом меринке с ростовских конезаводов. Или в строю донцов: пика у стремени, фуражка картинно сбита на ухо - Козьма Крючков, да и только! На боку у "механического казака" болтался внушительных размеров палаш.
  За седлом, там где у нормального кавалериста полагалось быть чемодану, имело место сложное цилиндрическое устройство, обильно уснащённое трубками; из трубок порой сочился дымок. Впереди, в ольстрах, тоже угадывались некие неопознанные приспособления, наводившие на мысль об оружии. По меньшей мере, один их механических Буцефалов нёс двойное седло. Всадник, правда, наличествовал только в переднем, но лейтенант ни на секунду не сомневался, что в "штатном" варианте чудищу полагался... наблюдатель? Стрелок? Механик? Дивны дела твои, господи, хотя, глядя на эдакие "изобретения", недолго заподозрить, что к их созданию причастен совсем иной библейский персонаж. С противоположным, так сказать. знаком... тот самый, которого не принято поминать в старообрядческих деревнях. Всё больше говорят "серый" да рогатый", или ещё как, но непременно обидняками.
  Попадались и обычные лошади - те рысили куда медленнее механических монстров, и с "омнибусом" в скорости уже не состязались. Эссен хотел, было, расспросить своего провожатого об удивительных существа. Но передумал - кто знает, сколько ещё чудес предстоит встретить по дороге?
   Путешествие проходило вполне комфортно - безрельсовые вагончики почти не трясло, а в среднем имелся даже буфет, где подвали недурное тёмное пиво. Поразил Эссена фонограф, установленный в одном из вагончиков для развлечения скучающих пассажиров. Непривычного вида громоздкий аппарат был снабжён, не много ни мало, как собственным паровым приводом! Валики с записями - деревянные цилиндры, покрытые воском и изборождённые канавками, - тоже менялись механическим устройством из блестящих латунных шестерёнок и изогнутых рычагов. Крошечный паровой котёл отапливался самой обычной спиртовкой, что лейтенант уловил сразу - по запаху. Время от времени тонкий свист миниатюрного паровика вносил разнообразие в шипящие звуки, вылетавшие из раструба фонографа. Бак с топливом для "спиртового котла" находился тут же, на боку тумбы музыкального агрегата. Как объяснил лейтенанту Охлябьев, в подобные паровички здесь сжигали древесный спирт, подкрашенный для безопасности зелёной краской - чтобы народ не травился, перепутав по нечаянности топливо с самогонкой.
  - И что, помогает? - недоверчиво поинтересовался машинный мичман. - Неужто, никто не травится?
  - Травится, конечно - отозвался Эссен. - Они, хоть и под другими звёздами живут, а всё же русские люди - а когда это их останавливал непривычный цвет водки? Ещё и не такое пили... У них тут вообще полно мелких механизмов с паровым приводом, чуть не в каждом доме хоть один, да имеется. Иные как раз на древесном спирту и работают. Хотя - куда больше устройств вовсе без паровиков, на сжатом воздухе. Работают эти машинки от небольших медных баллонов с краниками и манометрами. Так, наверное, безопаснее - и пожара от них не будет, и домашняя прислуга не потравится ненароком. Освещение газовое, как и в наших палестинах, а вот электричества я почти нигде не встречал.
  - Может, оно им здесь вовсе незнакомо? - предположил мичман.
  - Навряд ли. - покачал головой пилот. - На пограничной заставе я видел прожектор, работающий от батареи лейденских банок - так мне, во всяком случае, объяснили. Но почему-то электрические машины здесь большого распространения не получили.
  Немного поспорили - что бы мог означать столь странный выверт технического прогресса? А Эссен ещё и подогрел интерес сослуживцев выложив на стол горсть непонятных устройств. Карманный хронометр с газовой подсветкой; механический самообновляющийся календарь. Больше всего удивила офицеров стеклянная сфера с приспособленными к ней медными трубками и цилиндриками, оказавшаяся на поверку химическим самоваром - её содержимое нагревалось само собой, после нажатия большой рубчатой кнопки.
  - Так вот, город этот называется "Туманная гавань" или "Мисти-Харбор", на аглицкий манер. - продолжал лейтенант. - Лет пятьдесят назад его основали местные - "просвещённые мореплаватели", а ещё спустя четверть века он достался нашим соотечественникам. С тех пор у города два названия: официальное "Туманная гавань", но и прежнее, аглицкое, не вполне забыто.
  - И здесь британцы. - поморщился Жора Корнилович. В отряде он числился записным англофобом; впрочем, в русском флоте, пережившем Цусиму, таковых хватало. Отношение к "Владычице морей" у русских моряков испокон веку было двойственным - с одной стороны их уже боле полувека готовили, растили, пестовали для будущей схватки с Флотом Его Величества, но с другой - какой моряк не испытывает внутреннего трепета и преклонения перед самой морской из всех морских наций?
  - Да не британцы они, Георгий! - поморщился лейтенант, уставший уже повторять это разъяснение. - Они, разумеется, потомки англичан - как и большинство обитателей Новой Англии. Хотя там всего понамешано - шотландцы, ирландцы, куда бех них, даже итальяшки. Но предки этих людей были гражданами Североамериканских Соединённых штатов - причём, ещё до этой их войны за освобождение негров. А если ты поторудишься припомнить историю, то подданных британской короны тогда за океаном любили поменьше нашего.
  Офицеры русского отряда приняли поразительное известие неожиданно спокойно. К тому моменту, как перегруженный впечатлениями Эссен вернулся на авиаматку, они успели насмотреться всякого - и проплывающие над головой дирижабли самого невозможного вида; и насекомоподобные аппараты, повисшие в полу-кабельтове от "Завидного", и лишь чудом не обстрелянные из противоаэропланной пушки; и всплывающий из-за горизонта островок, который неожиданно двинулся навстречу отряду со скоростью коммерческого парохода.
  При виде эдакой невидали нервы у капитана первого ранга Герингамина, принявшего на себя командование отрядом после необъяснимого исчезновения "Императрицы Марии", "Кагула" и других кораблей, сдали окончательно. Он скомандовал эсминцам атаковать невозможную цель торпедами, а "Александру" с "Николаем" - спускать на воду гидропланы, для нанесения бомбового удара. Видимо, только шок спас русский отряд от необдуманных действий -пока офицеры приходили в себя, пока пытались привести к порядку потрясённые команды, чудо-остров замелил ход и лёг в дрейф в трёх милях от авиаматок. Махины воздушных кораблей, час назад проплывших над русскими кораблями, выстроились над островом в гигантскую карусель; один за другим, дирижабли неспешно разворачивались и снижались. В морской бинокль были видны решётчатые вышки, к которым и швартовались летучие гиганты; возле одной из них, полускрытый прибрежной растительностью, располагался громадный эллинг - и на боку его офицеры авиаматок явственно различили двуглавого императорского орла.
  Минную атаку, как и вылет гидропланов, понятное дело, задробили - до выяснения. И то сказать, пытаться парой старых эсминцев и дюжиной летающих лодок пытаться топить плавучую громадину, рядом с которой потерялись бы не то что дредноуты "Гранд флита" и "Гохзеефлоте", но и выдуманный французом Жюлем Верном "Плавучий остров", - очевидная и полнейшая бессмыслица. Подчиняясь приказу, отсемафоренному флажками с мостика гидрокрейсера, "Завидный" заложил циркуляцию в сторону нежданного гостя. И тут же из-за южной оконечности "плавучего острова" навстречу ему выскочил крошечный кораблик - то ли миноноска, то ли малая канонерка. Отчаянно дымя единственной трубой, она кинулась наперерез миноносцу - и сразу по толпе, облепившей мостики русских кораблей, пронёсся вздох облегчения.
  На корме судёнышка развивалось белое с голубым косым крестом полотнище. А ещё через несколько минут в линзах биноклей обозначилась фигурка в знакомой кожанке. Фигурка отчаянно размахивала руками, и сигнальщик с "Завидного", стремительно идущего на сближение, отрапортовал: "Так что, вашбродие, пишут - "не открывать огня, свои"!
  А ещё через несколько минут на борт "Александра Первого" по верёвочному трапу поднялся лейтенант фон Эссен. Сторожевик "Сом" покачивался у борта авиаматки, и его командир, мичман Золотухин, с изумлением разглядывал невиданные суда, на гафелях которых - точно так же, как и на его кораблике! - ветер трепал Андреевские флаги.
  
  - Значит, они наши потомки? - прапорщик Лобанов-Ростовский выколотил о ладонь трубку, извлёк из кармана складной ножик и принялся ковыряться в мундштуке. - Это же сколько лет они тут бедуют, без России-матушки?
  - Ты, князинька, ничего не понял. - лениво отозвался из угла мичман Малышев. - Не потомки они нам, а вроде как кузены - в пятом или шестом колене.
  - Вы, мичман, меня не путайте! - с достоинством ответил князь. - Считать-то я не хуже вашего умею, хоть и не сподобился закончить Морской корпус. Наши гостеприимные хозяева прожили здесь две с половиной сотни лет. И, если верить им, то оказались они в этой земле обетованной, аккурат после кончины государя императора Николая Павловича. Вот и выходит, что для местных русских минуло на сто девяносто с лишком годов больше, чем под нашим солнышком. А это - как ни крути, шесть поколений, если не более. Я и считать сбился, сколько это "пра"... правнуки!
   - Однако ж прямыми потомками нашими их назвать тоже нельзя! - не сдавался Малышев. - Предки у нас общие, это да. Язык, опять же, вера...
  - Да что там язык! - встрял в дискуссию штурман авиаматки, мичман Радко Добрев. - Они, право слово, ничем от нас почти что не отличаются! Присмотреться повнимательнее - такие же моряки, как и мы, под Андреевским флагом плавают. Только кораблики у них, будто из времён моего батюшки. Он, светлая ему память, начинал службу на парусно-паровых посудинах, а закончил на "Минине" - тоже раритет времён "Генерал-адмирала".
  Отец мичмана, лейтенант болгарского флота Димитр Добрев в 1904-м году отправился в Кронштадт для обучения в артиллерийских классах. Когда грянула война на Дальнем Востоке, болгарин добился места артиллерийского офицера на крейсере "Дмитрий Донской", прошел со старым броненосным крейсером весь путь Второй Тихоокеанской эскадры, до самой Цусимы. Испытав все прелести японского плена, Димитр Добрев прославился лихой атакой на турецкие боевые корабли во время балканской войны 1912-го года.
   Сын его, переселившийся в Россию вслед за отцом, (жена лейтенанта была наполовину русской) пошёл по стопам родителя. Окончил Морской корпус, принял российское подданство, - и страшно переживал, когда его родина выступила в Мировой войне против России на стороне Центральных держав. Что, впрочем, не мешало мичману Добреву честно нести службу на Черноморском флоте. Болгарин сильнее иных прочих ожидал большого десанта на Босфор, о котором в последнее время всё больше говорили в кают-компании. Радко, полагая сыновним и патриотическим долгом сделать всё, чтобы утопить турок утопив Проливах, а над куполом Святой Софии был поднят православный крест, попирающий полумесяц.
  - Не понимаю я, как это может быть, чтобы для одних прошло двести пятьдесят лет, а для других - всего-то шесть десятков! - заявил Лобанов-Ростовский. - Как хотите, господа, а есть в этом какое-то лукавство!
  - А то, каким божиим попущением мы с вами вместо турецкого Зонгулдака оказались возле этого их Мисти-Харбор - вы, значит, понять можете? - лениво осведомился Малышев. - Пора бы смириться, прапорщик, что у нас тут непонятность на непонятности сидит и таковою же погоняет. И вообще - дайте послушать лейтенанта, а то он так до вечера будет рассказывать...
  Дверь кают-компании распахнулась, и перед офицерами предстал взмыленный капитанский вестовой.
  - Лейтенанта фон Эссена немедленно требуют на мостик! - отрапортовал он. Лейтенант торопливо поднялся.
  - Ну вот и послушали... а всё вы, князинька, с вашими комментариями! Не могли помолчать, что ли... - раздосадованно сказал Малышев. - Вы уж, Реймонд Федорович, как освободитесь - пожалте назад, мы все с нетерпением ждём продолжения вашего рассказа.
  - А мне вот что любопытно, господа. - сказал Малышев, когда дверь за лейтенантом захлопнулась. - Ну ладно, мы с вами попали в какие-то вовсе уж невозможные края. Но куда, в таком случае, подевались остальные корабли отряда? "Кагул", эсминцы, "Мария", наконец?
  - Нашли у кого спросить, мичман! - отозвался Корнилович. До сих пор он не участвовал в дискуссии, раскладывая на дальнем конце общего стола пасьянс. - Мы осведомлены ничуть не более вашего. Да и Раймонд Федорович, как я понял, тоже не всё понимает, и в особенности - о причинах и способе нашего чулесного здесь появления. Да, кое-какие штучки у аборигенов он подглядеть успел, насчёт истории их просветился, опять же - и всё. А по поводу высоких материй - я так понял, и местные в недоумении.
  - А всё же, я полагаю, они знают побольше нашего. - Малышев упрямо наклонил голову отчего вдруг сделался похож на бычка. -В конце концов, с их предками такой пердимонокль уже приключился - неужели за два с половиной века не сумели разобраться, по чьей милости оказались здесь? Шутка ли - лейтенант рассказывал, что на этой планете разом оказалось несколько миллионов наших с вами земляков; из одной только Российской империи - целиком несколько губернских городов с прилегающими территориями. Один Николаев чего стоит!
  - Да, тут им - точнее, их предкам, - крепко повезло. - кивнул Корнилович. Шутка ли - крупнейшие на Чёрном море верфи! Конечно, тогда, сразу после Крымской войны, город был не тот, что сейчас, но всё же - стапели, завод, да ещё и коммерческий порт с пароходами!
  Тут вы, дюша мой, ошибаетесь - заметил Лобанов-Ростовский. Мой двоюродный дед по материнской линии служил на Черноморском флоте в бытность главным его начальником адмирала Глазенапа*. Так он, помнится, рассказывал, что большой торговый порт построили уже после шестьдесят второго года; так что, увы, нашим хозяевам, а точнее, их предкам сего богатства не досталось. Но, конечно, даже и без порта - Николаев, верно, оказался для них большим подспорьем.
  - Интересно, а у британцев какие земли и города здесь оказались? - полюбопытствовал Корнилович. - Эссен говорил, что из наших земляков, британцев тут больше всех - кроме российских подданных, разумеется.
  - Это, гарантирую, мы с вами непременно узнаем - и в самом скором времени. Думаю, о своих врагах местные наверняка выяснили такие подробности - отозвался Малышев.
  - Да, вот и пришлось нам повоевать с гордыми бриттами. - Корнилович встал, развёл локти в упражнении - так, что хрустнули суставы. - Признаться, никогда не понимал, зачем это петербургским господам понадобилось воевать с Вильгельмом и таскать каштаны из огня для Франции и Британии. Неужели история нас никогда и ни чему не учит? Кажется, после восьмидесятых годов, после Кушки** да несостоявшейся британской экспедиции на Кронштадт, а паче того - после войны с японцами, все иллюзии по поводу джентльменов должны были развеяться. Так нет же - снова русские мужики льют кровь ради прибылей британских купчин!
  - Бросьте, лейтенант. - криво усмехнулся Малышев. - Наше дело присяга и престол-отечество, а политику оставьте сенатрорам, Государственому Совету и лично Самому...
  
  
  #* Богда́н Алекса́ндрович фон Глазена́п - русский адмирал. В 1860-1869 годах - главный командир Черноморского флота и военный губернатор Николаева. Его стараниями с 1 июля 1862 года был открыт Коммерческий порт для захода иностранных судов.
  #** Бой на Кушке - столкновение 18 (30) марта 1885 года на афганской территории к югу от реки Амударьи. Противостояние российских и британских интересов в Средней Азии длилось годами, в виде холодной войны, известной под названием "Большая игра". Бой за Кушку привёл державы на грань войны.
  
  
  
  - Ну уж нет - упрямо тряхнул головой, Корнилович. - Теперь господа, и нам придётся подумать о большой политике. Петербург и министры остались чёрт знает где, и что нам предпринимать теперь - решать, извините, некому-с...
  - А что тут решать? - удивился Лобанов-Ростовский. - Ежели местные британцы воюют с нашими потомками - ну хорошо, господа, с нашими двоюродными братьями, это ещё лучше - то нам-то уж сам бог велел принять их сторону! Тем более, что они по сию пору считают себя частью России, будто и не было этой четверти тысячелетия. Вон, даже государством у них управляет Великий князь, принявший на себя обязанности регента.
  - Не удивлюсь, кстати, если местные россияне воспримут наше появление здесь как некий знак. - заметил Добрев.
  - А почему бы и нет, мичман? Может, это и в правду знак судьбы - но тогда нам и правда будет ой как недоставать "Императрицы Марии" с её главным калибром. Если верить фон Эссену, местные броненосцы ей на один зуб... точнее, на один залп. А уж мы бы постарались, чтобы эту августейшую красотку не изнахратили всякие там летучие проходимцы.
  Пилоты оживились - почти все были свидетелями лихого воздушного боя, в котором звено Эссена играючи завалила три вражеских махолёта.
  Оружие у них, прямо скажем, негодящее для воздушного боя. - заявил Лобанов-Ростовский. - На наше счастье, потому как - до чего они вёрткие, мерзавцы! Я три диска "Люськи расстрелял, а эта чертовня всё вертится, как уж на горячей сковородке! Но уж как попал - так и покатился, подлец, с небес на землю. То есть, конечно, в волны морские.
   На этот раз князя слушали со всем вниманием - прапорщик был известен в отряде, как виртуозный стрелок из пулемёта "Льюис". Сегодняшняя победа была для него уже второй - в мае пятнадцатого года, когда гидропланы с "Александра Перового" бомбили турецкую столицу, он меткой очередью поджёг германский "Альбатрос", неосторожно приблизившийся к гидроплану. Воздушные бои были редкостью на Черноморском театре - это вам не Балтика, где пилоты морской авиации чуть не через день сталкивались в воздухе с германскими аэропланами и цеппелинами.
  - Я только не могу понять, живое оно или нет - продолжал прапорщик, польщённый общим вниманием. Честное слово, господа, я едва-едва очередью эту стрекозу зацепил - так она изогнулась, будто в конвульсии, пилоты - в разные стороны полетели, ей-богу, не вру, своими глазами видел! Один так и канул в море, а второй открыл какой-то странный треугольный парашют и на нём полетел в сторону берега.
  - И что, долетел? - поинтересовался Малышев. - А то нам сейчас пленные пришлись бы весьма кстати.
  - Сами знаете, лейтенант, что никаких пленных у нас нет. - огрызнулся недовольный князь. Малышев вечно подкалывал прапорщика, и это его ужасно раздражало.
  - Мы с лейтенантом, - кивок в сторону Марченко, пилота гидроплана, на котором летал бравый прапор, - заложили круг, чтобы посмотреть, куда он плюхнется. И когда тот, наконец, упал в воду - сразу сели, чтобы подобрать. Но, увы - подобрали только его треугольное крыло - так, кстати, будет правильнее, чем парашют, кж очень далеко сбитый пилот смог на нём улететь. Постромки, на которых висел человек были обрезаны острым ножом, и мы со Всеволодом Михайловичем поняли, что он, подлец, нарочно утопился, чтобы не попасть к нам в плен. Верно, господин лейтенант?
  - Верно. - отозвался лётчик. - И, знаете что, господа? Здесь, на борту, мы внимательно осмотрели трофей. Ткань этого "крыла" оказалась вовсе не тканью, а чем-то вроде тонюсенькой плёнки - то ли кожица, то ли... уж не знаю, с чем это можно сравнить. Пожалуй, только с кожей - только полупрозрачной и тонкой до чрезвычайности - всё "крыло" можно собрать в ком размером меньше капустного кочана. И структуры в этой плёнке нет никакой, а ведь мы не рассматривали её под очень сильной лупой! Ни отдельных нитей, ничего вообще! И прочная - не тянется, даже ножу поддаётся с трудом - я намучился, прежде чем сумел надрезать! Вот бы, господа, такой плёнкой обтянуть наш аппарат вместо перкаля? Отменный, скажу я вам, материал, даже лаком пропитывать не надо!
  
  
  ****
  
  Гардемарин имперского Воздухоплавательного Корпуса Алексей Веденякин уже второй час загорал в приёмной. Время текло невыносимо медленно - будто тягучие смоляные капли набухали, росли, и, наконец отрывались и медленно, будто в дурном сне хлюпались в чёрную, неправильной формы лужу. Лужа - это был он, Алёша, а точнее - та каша, что заполняла несчастную гардемаринскую голову.
  После стремительного водопада событий, завершившего пассажирский рейс "Династии" - налёт конфедератов, бой, залитая кровью артиллерийская площадка, незнакомая пассажирка, крутящая ручку митральезы, и, под развязку - волшебное появление удивительных крыланов, легко расправившихся с выводком "виверн" - время будто остановилось. "Династия", ощутимо теряя высоту - не больно-то помогли его, Алёшина возня с пробитыми мета-газовыми баллонами! - долго шла в открытый океан, пока из-за горизонта не выползла лохматая блямба плавучего острова. Молодой человек хорошо рассмотрел его, пока лайнер выстраивал обязательный предпосадочный круг. Не из самых крупных, около полутора миль в поперечнике; ещё на полмили тянется за островом шлейф псевдо-водорослей, приводящих эту махину в движение. Обязательные джунгли почти сведены, уцелел лишь полу-обоодок в передней части; остальное - сплошное ровное поле, покрытое лёгкими временными эллингами, коробками пакгаузов и густо утыканное причальными мачтами.
  "Династия" отшвартовалась у самой высокой - ещё бы, немного в военном флоте найдётся кораблей, способным сравниться размерами с лучшим лайнером "Западных воздушных линий"! Разве что новая серия линейных носителей... вот, кстати, один из них, "Регент Великий князь Константин", его как раз заводят в гигантский эллинг...
  У трапа Алёшу, ещё не отошедшего от всего пережитого, заприметил офицер, руководящий приёмом пассажиров с повреждённого лайнера. Заприметил - и изъял из толпы, измученной неопределённостью, ожиданием и дурными предчувствиями. Гардемарин не протестовал; наоборот, он даже радовался: раз боевые действия начались (а как иначе можно истолковать нападение конфедератских летателей на мирный имперский лайнер?) - то уж теперь-то его, делом доказавшего свою готовность служить и сражаться, непременно определят в экипаж какого-нибудь военного судна. Всё же старший курс - почему бы Регенту не дать указ об отмене выпускных экзаменов для военных училищ и немедленном направлении их в части... хорошо бы попасть на один из линейных носителей. Впрочем, можно и на корветы - знакомые офицеры много рассказывали, какая лихая служба на этих скромных с виду посудинах...
  Офицер не дослушал сбивчивый Алёшин рассказ об участии в отражении налёта, о собственноручно сбитой "виверне", о последующем ремонте газовых мешков. Он просто велел заткнуться и ждать, пока не будет закончен приём пассажиров. Что делать - скажут потом, а пока стойте, где велено, гардемарин, и не мешайте выполнять служебные обязанности! Оставалось только наскоро попрощаться с Катей и внезапно обнаружившимся попутчиком-магистром. Алексей сделал сурово-печальное лицо, многозначительно промолчал в ответ на сбивчивые вопросы "что же теперь будет?" и пообещал найти своих товарищей по путешествию в гостинице - должные же их разместить в какой-нибудь приличной гостинице? Да, конечно, плавучий остров - это не воздушный порт Туманной Гавани, но Флот непременно позаботится о попавших в такую неприятную историю пассажира и обеспечит им сносные - несомненно, вполне приличные! - условия обитания.
  Историю о сбитой "виверне" и заплатках на мета-газовых мешках пришлось повторять ещё раза три. В последний раз - уже в кабинете дежурного офицера военного порта; здесь Алёшу выслушали ло конца и даже задали несколько вопросов. Касались они, по большей части, неопознанных крыланов и их схватки с агрессорами. Выслушав рассказ гардемарина в третий раз, дежурный офицер значительно переглянулся с присутствовавшим здесь же лейтенантом с нашивками флотского интенданта, и удалился, попросив Алёшу подождать.
  Это было уже третье долгое ожидание после того, как юноша покинул борт "Династии". Следующее затянулось уже на два с лишним часа, и конца-края ему было пока не видно. Спасибо хоть, секретарша в военной форме, мило улыбавшаяся молодому человеку, сжалилась и угостила его чаем с бутербродами. Алёша, было, повеселел, но тут дверь приёмной распахнулась и в кабинет проследовал Сам - Великий и Грозный, штандарт-адмиралНайдёнов, легенда воздухоплавателей, ветеран бесчисленных сражений, потерявший кисть левой руки в абордажной схватке с инрийскими "летягами", лично зарубив двоих нелюдей прямо на мостике собственного флагмана...
  На гардемарина штандарт-адмиралне взглянул, а стремительно прошествовал прямо в кабинет. Только тут до Алёши дошло, в чьей, собственно, приёмной он кукует уже третий час. Съеденный недавно бутерброд упал в желудок куском свинца; уши сделались ледяными, стул, на котором он только что так удобно сидел, превратился в пыточную скамью. Алёше хотелось исчезнуть, раствориться, стечь на пол, в щели между досками... а лучше всего - вскочить и бежать, куда глаза глядят. Об адмирале в Корпусе ходили самые зловещие байки- если верить им, то грозный флотоводец ест провинившихся мичманов на завтрак, закусывая нерадивыми флаг-лейтенантами.
  В смятении молодой человек даже не заметил странного спутника, проследовавшего вслед за свитой хозяина кабинета - высокий, лет двадцати пяти офицер в кожаной, несомненно, военной куртке, непривычном кожаном же шлеме с очками-консервами, сдвинутыми на лоб. В этом персонаже казалось незнакомым всё, не только одежда - пара слов, брошенных небольсинскому флаг-мичману, прозвучали с акцентом, опознать который Алёша не сумел. Да, честно сказать, и не пытался особо - все мысли его были заняты предстоящей беседой с главой Второго Воздушного флота, которой он, скромный гардемарин, удостоился неизвестно за какие прегрешения.
  
  ****
  
  Алёша так глубоко ушёл в эти невесёлые думы, что прозевал вызов. И лишь когда адъютант адмирала в третий раз, уже раздражённо, выкрикнул - "Гардемарин Веденякин, вас ждут" - вскочил, встрёпанный, ухитрившись к тому же уронить с колен фуражку. Адъютант чуть заметно, уголками рта усмехнулся и посторонился, пропуская юношу в адмиральский кабинет. Тот вошёл, не чуя под собой ног.
  Может, в Туманной Гавани, в штаб-квартире Второго Воздушного флота, крупнейшего в Империи, Найдёнов и окружал себя роскошью - но здесь, на временной базе, на плавучем острове, наскоро приспособленном под военно-воздухоплавательную базу ему явно было не до того. Кабинет Найдёнова оказался аскетичным, хотя и просторным помещением; флаг-офицеры свиты сгрудились у дверей, и перед Алёшей открылась длинная, как килевой мостик, потёртая ковровая дорожка. В конце её возвышался письменный стол, стоящий под непременным портретом Действующего Регента; за столом расположился командующий Вторым Имперским Воздушным флотом штандарт-адмирал Найдёнов. Давешний непонятный офицер был тут как тут - он по-свойски устроился на стуле, рядом с Найдёновым и кажется, даже непочтительно покачивал ногой, обутой в высоченный шнурованный ботинок.
  "Ну что же вы встали столбом, гард! Подойдите, штандарт-адмирал не любить ждать! - прошипел в спину адъютант, непочтительно подталкивая Алёшу между лопаток.
  С трудом удержавшись - не хватало ещё унизительной пробежки к адмиральскому столу! - гардемарин чётко, по уставному, отшагал проклятые десять шагов, попытался щёлкнуть каблуками. Не вышло - ковровая дорожка беспардонно съела звук. Алёша замешкался, и чуть было не повторил попытку, но вовремя опомнился и лихо - как ему самому показалось - отчеканил:
  -Гардемарин пятой роты Имперского Воздухоплавательного Корпуса по вашему распоряжению прибыл, ваше превосходительство!
  Штандарт-адмирал небрежно махнул рукой, затянутой в чёрную, блестящей кожи, перчатку?
  - Вольно, гард! Так это, значит, ты так ловко стрелял с "Династии"?
  - А вы молодчина, юноша! Точно под мой "Виккерс" выгнали эту крылатую гадину. Я слышал, вы и сами одну завалили?
  Алёша кивнул, наливаясь краской от неловкости.
  - Вот и отлично...э-э-э..?
  - Алексей Веденякин, вашпревосходитство! - подсказал неслышно возникший из-за Алешиной спины адъютант.
  - Покойному Петру викторовичу Веденякину кем приходитесь?
  - Двоюродным внуком, ваше превосходительство!
  - Достойный был воин, достойный... я с вашим дедом, юноша, ещё на "Пересвете" служил, в восемьдесят пятом! Славная была посудина...
  Алёша, не понял, надо ли ему отвечать. На всякий случай, от лихот отбрил "так точно вашревосходитство"! - и попытался снова щёлкнуть каблуками. Снова ничего не вышло.
  Да ты не тянись, Алёшка, не тянись... - совершенно уже добродушно промолвил Найдёнов. - Понимаю, наслушался о том, какой я здой и страшный. Ты не верь - кто исправно несёт службу, тот у меня всегда в почёте. Будешь служить исправно?
  - Такточвашпревосходитство! - выпалил Алёша.
  Вот вам, лейтенант, сопровождающий - Найдёнов обращался уже к странному офицеру. - Сами видите, парень он лихой, без пяти минут - офицер-воздухоплаватель. И о вашей... хм... коллизии он уже немного осведомлён - пусть и косвенно. Надеюсь, языком без необходимости трепать не будет, а с основами нашей жизни познакомит вас в лучшем виде. Ну а как придём в Туманную гавань - выделю сопровождающего из моих флажков. Не будешь трепаться, щучий сын? - грозно взревел адмирал, обращаясь на этот раз к Алёше. - Или вы там в Корпусе уже вконец распустились с журнальчиками этими либеральными?
  - Никак нет, вашпревосходитство! - внутренне обмирая от ужаса, ответил гардемарин. В голове билась только одна мысль: "Неужеди ЗНАЕТ? Кто и когда успел бы доложить штандарт-адмиралу Найдёнову, что гардемарин четвёртой (тогда ещё) роты Алксей Веденякин был изловлен офицером-воспитателем Корпуса ночью, в ванной комнате, за чтением журнальчиков неподобающего содержания? И ладно бы, были там фривольные картинки с барышнями в неглиже... Так нет, Алёшин сокурсник притащил в Корпус студенческий журнал эзотерического, по преимуществу, содержания, где ТриЭс, инри и рассуждения о неправедности имперской власти - через строчку. Тогда Алёша и другие провинившиеся неделю провели в тёмном ужасе, ожидая исключения из Корпуса. Неужели - ЗНАЕТ? Да нет, быть того не может, откуда...
  
  
  ****
  
  
  Алёша с Эссеном шли вдоль бесконечной стены из гофрированного железа. Она тянулась справа, по левую же руку расстилалось поле; посредине торчит причальная мачта, у её верхушки гигантским пузырём-флюгером болтался патрульный корвет пограничной стражи. Наземная команда как раз закончила подавать буксирные концы с него на паровик-буксировщик, и тот тарахтел, перхая прозрачными струйками пара. Десятка два матросов в зелёных форменках пограничников толпились возле вспомогательных тросов - когда локомобиль дёрнет корвет в сторону малых эллингов, на другой стороне поля, им придётся удерживать корабль, не позволяя воздушным потокам, гуляющим над полем, мотать его, как шарик на привязи. Малые эллинги нельзя развернуть навстречу ветру, чтобы дирижабль не прижимался к боковой стене проёма, когда его заводят внутрь. Таких поворотных громадин на острове вообще нет - всё здесь временно, всё сшито на живую нитку, не то, что на базе в Туманной гавани...
  
  После беседы на мостике "Александра Первого", Эссен был в качестве "офицера по связи" к штабу Второго Имперского Воздушного Флота. "Офицер по связи" - должность, от которой попахивало британской военной мыслью; недаром, капитан первого ранга Герингамин почти полгода повёл на гидротранспортах Королевского Флота - перенимал опыт.
  Фон Эссену предстояло стать глазами и ушами русского отряда в этом чужом мире. "Отправляю вас, Реймонд Федорович, к нашим новым союзникам. Жду от вас подробнейшего доклада - кто они, откуда, чего хотят и чего нам, собственно, от них ждать. Часть территории России-матушки, угодившая в чужой мир, страшно сказать, чуть ли не при государе Николае Павловиче- и с тех пор две с половиной сотни лет жившая и развивавшаяся в отрыве от нас! Это ведь ни в каком страшном сне не приснится. голубчик, такого ни один литератор вроде господина Уэллса не сочинит!
   Ситуация, сами понимаете, совершенно ни на что не похожая, ни одним из уставов не предусмотренная - а принимать какое-то решение рано или поздно придётся. Мы с вами - люди военные, нам надобно точно знать, что тут и как, прежде чем отдавать приказы подчинённым. То, что Россия и Государь Император теперь далеко, за Бог знает сколько звёзд от нас - роли не играет; наоборот, мы с вами должны не уронить здесь чести Российского флота. Вы - воздухоплаватель, человек образованный, живого ума - надеюсь, сумеете наладить взаимопонимание с нашими гостями. А заодно - и разглядеть даже и то, что вам не захотят показывать. Поверьте, это порой ох как нелишне, даже когда имеешь дело с союзниками..."
  Пока, впрочем, Эссен не заметил, чтобы от него что-то скрывали. Сразу с авиаматки он направился на остров, в штаб-квартиру воздухоплавательного адмирала; тот принял лейтенанта весьма радушно и предложил пока осмотреться, приставив к пилоту в качестве гида мальчишку-гардемарина. Эссен оказался рад такому сопровождающему - юноша, участвовавший, оказывается, в том памятном бою с летучими тварями, не уставал демонстрировать восхищение внезапным появлением русских гидропланов - и старался во всём угодить лейтенанту. Наскоро перекусив в офицерской столовой, Эссен со своим новым спутников отправились а лётное поле - лейтенанту не терпелось познакомиться с образцами незнакомой, такой удивительной техники.
  - Так значит, подъёмную силу вашим дирижаблям даёт вовсе не газ? - продолжал лётчик. Всю дорогу от здания штаб-квартиры до лётного поля он расспрашивал спутника об устройстве воздушных кораблей, крыланов и другой техники. Алёша охотно отвечал - во-первых, на то имелось прямое распоряжение штандарт-адмирала, а во вторых - что он поведал такого, что не было бы известно любому курсанту-первогодку или абитуриенту "технологички"?
  - Наверное у вас, в Отчем Мире, дирижабли поднимаются в воздух за счёт архимедовой силы лёгкого газа? Огромный пузырь с водородом поднимает в воздух всю конструкцию воздушного корабля?
  - Естественно! - отозвался фон Эссен. - Потому их и называют - "аппараты легче воздуха". - А как же может быть иначе! Впрочем, да, есть ещё монгольфьеры, там подъёмная сила создаётся нагретым воздухом - но я ни разу не слышал, чтобы их использовали на войне, хотя бы и в качестве привязных аэростатов. Больно здоровы, да и неудобны. А у вас, значит, монгольфьеры - только разогреваете вы не открытым огнём, а электричеством?
  - Ну что вы, лейтенант! - покачал головой юноша. - Будь наши воздушные корабли монгольфьерами - они были бы в несколько раз больше по объёму. Нет, в баллонах не горячий воздух, а мета-газ.
  - Какой ещё "мета-газ"? недоумённо переспросил фон Эссен. - Водород - самый лёгкий из известных науке газов! Но ведь с первого взгляда становится ясно, что размеры ваших дирижаблей не позволили бы летать, будь в них водород - баллоны маловаты!
  - А они и не являются "аппаратами легче воздуха", как вы изволили выразиться, лейтенант. - снисходительно усмехнулся Алёша. - Вся штука в том, что наполненный мета-газом дирижабль никуда не полетит, а будет себе лежать на земле, как бычий пузырь, надутый обычным воздухом. А вот если подать в ёмкость гальванический разряд и "возбудить" им мета-газ - дело другое! Он немедленно создаёт подъёмную силу.
  - Всё равно не понимаю. Ну хорошо, электрический разряд сделал ваш мета-газ таким же лёгким, как и водород - скажем, плотность его при гальванизации резко упала, молекулы газа друг от друга отталкиваются - ну так и что с того? Всё равно, ваши аппараты слишком малы, они и с водородом в баллонах никуда не полетят!
  - Конечно, не полетят. Я ведь говорил вам уже: у вас, в Отчем мире, - так мы называем мир, откуда две с половиной стони лет назад пришли наши предки, - известна только подъёмная Архимедова сила, которая позволяет пузырю с лёгким газом как бы "всплывать" в окружающем, более плотном и тяжёлом воздухе. А мета-газ, если его как бы "взбудоражить" гальваническим разрядом, создаёт эффект "противотяготения". Вы ведь знаете о Ньютоновском законе земного притяжения, лейтенант?
  - Ну, не так уж мы и дремучи, в нашем, как вы выразились, "Отчем мире" - буркнул фон Эссен. - Яблоко и всё такое... помню, в гимназии проходили.
  - Так вот - взбудораженный мета-газ создаёт силу, противоположную силе всемирного тяготения - наполненная им ёмкость не притягивается, а как бы отталкивается от земли. Искусственная молния высвобождает скрытую в мета-газе энергию ТриЭс, и покуда она не будет исчерпана, сила "обратного тяготения" будет поднимать конструкцию дирижабля вверх. И эта подъёмная сила получается в несколько раз выше, чем у такой же ёмкости, но наполненной водородом, не говоря уж о горячем воздухе - потому наши воздушные корабли и кажутся вам неестественно маленькими. СО временем этот эффект ослабевает, и тогда надо снова взбудоражить мета-газ - как бы "подхлестнуть" его гальваническими разрядами. Для этого на борту больших кораблей расположены динами с паровым приводом - они вырабатывают электричество. А на малых, вроде вон того корвета - и Алёша кивнул в сторону причальной мачты, - вместо динамо большие лейденские батареи. Ну, и время полёта у таких кораблей намного меньше - пока не истощится заряд лейденских банок. На земле такие корабли немедленно подключают к внешнему источнику, чтобы они не легли на грунт - вон, видите?
  Эссен пригляделся. От тендера локомобиля к гондоле корвета, и правда, тянулся толстый гуттаперчевый шланг.
  Сейчас его "грозогенератор" питается от динамо тягача, а в эллинге его переключат к электрической станции. Мета-газ будет исправно обеспечивать кораблю подъёмную силу, пока не выродится -то есть не израсходует полностью внутренние резервы ТриЭс - , и тогда его придётся менять. В больших кораблях это происходит постоянно - борттехник контролирует состояние мета-газа, и, если уровень вырождения ТриЭс достигает опасной отметки - стравливает часть газа наружу и пускает вместо него свежий, из металлических баллонов. Но это только на больших кораблях - на корветах резерв мета-газа минимален, только на случай аварии, заменять его приходится на земле. Вон, видите?
  И гардемарин показал на другой локомобиль, огромный, больше похожий на поставленный на колёса железнодорожный локомотив. Локомобиль тянул на сцепке совсем уж громадную оранжевую цистерну, бок которой был утыкан трубами, спицевыми колёсами кремальер, круглыми блямбами манометров. Лицо машиниста, высунувшегося из-под закопченного фанерного козырька, скрывала газовая маска - кожаное свиное рыло с медными ободками стекляшек-глаз.
   - Это газозаправщик. С него можно и подать новый мета газ в ёмкости корабля, и пополнить резервные баллоны.
  - А что, ваш мета-газ ядовит? - опасливо поинтересовался Эссен. Вот, вижу, обслуга ходит в противогазах...
  - Нет, что вы - помотал головой Алёша. - Мета-газ в спокойном состоянии инертен и не причиняет никакого вреда человеку. Другое дело, когда он взбудоражен - но не станете же вы лезть в рабочий газовый мешок? В спокойном состоянии мета-газ тяжелее воздуха, и скапливается при утечках внизу. И если им надышаться, это может вызвать раздражение лёгких - кашлять начинаешь, и всё такое. Неопасно, но неприятно - поэтому, те, кто работает с мета-газовой арматурой на земле, и носят газовые маски. Кому охота всё время кашлять? Так и до чахотки недалеко!
   В воздухе это, сами понимаете, ни к чему - при утечке, активированный мета-газ улетучивается вверх, а вырожденный или спокойный - наоборот, опускается вниз. Но когда утечек много - вот, к примеру, как на "Династии", после налёта конфедератов" - тогда конечно, приходится надевать эти штуки. Тем более, что дышать "взбудораженным" мета-газом на самом деле очень вредно - вне общего объёма он быстро "успокаивается", но всё же - лучше поберечь лёгкие.
  - Вот оно как... - покачал головой пилот. - Так вы говорите, ваши воздушные корабли не всплывают вверх, а как бы отталкиваются от земли-матушки?
  - Мы называем это "противотяготением". - в который раз уже повторил гардемарин. - Сами видите, господин лейтенант - это намного удобнее вашего водорода. Да и безопаснее, корабль хотя бы не вспыхнет от одной искры.
  Дивны дела твои, Господи.. - покачал головой Эссен. - Кстати, Алексей, что это за "ТриЭс" такое? Вы вот всё его упоминаете, а я и понятия не имею, о чём вы?
  В ангаре стоял специфический запах: острый, едучий, кислотный; пованивало и гнилью. Эссен поморщился - где милые обонянию любого пилота ароматы машинного масла, газолина и касторки? Здесь, как торопливо объяснил Алёша, всё перебивали амбре биоактивного коктейля - питательной смеси псевдомускулатуры летательных аппаратов - а так же горячей меди и паров электролита, начинки гальванических или как из называли здесь, "лейденских" батарей. Фон Эссен, прослушавший в своё время два курса Петербургского Технического училища, заинтересовался электрическими достижениями чужого мира, и ему охотно продемонстрировали плоские серебристые цилиндры - аккумуляторные батареи необыкновенной ёмкости, заряжаемые серной кислотой и тонкими пористыми пластинами*.
  
  #* Нечто типа "ионисторов" - гибридов особо емких конденсаторов и химических источников тока. Их называют ещё "суперконденсаторы". В нашем мире изобретены во второй половине 20-го века.
  
  Гардемарин объяснил, что "кальмар" - необычную машину, напоминающую то ли фюзеляж какого-то невиданного цельнометаллического самолёта, то ли слишком узкую двухместную гондолу дирижабля - требуется заправлять перед вылетом несколькими такими "гальваническими батареями", а так же огромным количеством сжатого мета-газа и биококтейля. Метагаз закачивали пыхтящим паровым компрессором в медные продолговатые цилиндры, располагающиеся в коротких толстых крылышках в носовой части аппарата; биококтейль заливали через воронку в бак под сиденьями пилотов. Часть обшивки кальмара была снята, и аппарат бесстыдно демонстрировал любому желающему свои медные внутренности - баллоны, хитросплетение трубок, вентилей, кранов, замысловатые шестерёнчатые механизмы, напоминающие бредовые фантазии свихнувшегося часовщика....
  Эссен безуспешно пытался разглядеть во всей этой механической каше узлы для крепления маховых перепонок - он решил, что крылья аппарата сняты для ремонта. Но тут лейтенанта постигло разочарование: никаких маховых перепонок у "Кальмаров" отродясь не было. Механики, копавшиеся в непростой начинке "палубного штурмовика", как они называли этот боевой аппарат, охотно объяснили гостю, что действует "кальмар" иначе - "во-о-он в тех цилиндрах их прочной бронзы (тычок замасленным пальцем в кормовую часть аппарата, где в паутине медных трубопроводов громоздились два зализанных массивных бака) мощные гальванические разряды через краткие четвертьсекундные интервалы, возбуждают крошечные порции мета-газа. Да так интенсивно, что магическая эта субстанция порождает мгновенный сильнейший импульс противотяготения, одновременно взрываясь наподобие газолиновых паров в цилиндрах "сальмсона". Эффект это даёт двойной - импульс противотяготения "подбрасывает" аппарат вверх, а струя выродившегося мета-газа, вырываясь из особой дюзы позади цилиндра создаёт тягу. Причём - весьма приличную - "кальмар" развивает, оказывается, скорость выше двухсот километров в час, являясь самым скоростным из известных летательных аппаратов. Платить за это приходится крайней сложностью в управлении, большим расходом мета-газа и гальванических элементов, капризными механизмами и крайне хлопотным обслуживанием "на земле. Точнее, "на борту" - практически все "кальмары" входили в состав ударных палубных звеньев Воздушного Флота, и пилотировали их только самые отборные пилоты, потратившие не одну сотню лётных часов на освоение этой непростой техники.
  Перепонки и псевдомускулы всё же нашлись - в хвостовой части "кальмара" располагалось нечто вроде "хвоста" из пары перепонок. Мелко вибрируя, они создавали нешуточную тягу, прибавляя её к силе струи раскалённого мета-газа, и, главное, позволяли довольно лихо маневрировать в воздухе. Конечно, до "ос" и "виверн", способных зависать на месте, резко менять направление полёта, двигаться боком или "задом-наперед", кальмарам было далеко. Их стихией была скорость, нешуточная грузоподъёмность и высокая, по сравнению с орнитоптерами, живучесть конструкции.
  После хитрой механики "кальмара", "осы" показались фон Эссену примитивными. Но эта примитивность граничила с гениальной простотой - по словам Алёши, управлять крыланом можно было научиться за пару часов, а вот разбить машину представлялось задачей почти невозможной. Всё дело было в псевдомускульной тяге - если "кальмар" камнем рушился на землю, получив прострел "взрывного цилиндра" или исчерпав запас мета-газа в баллонах, то крылан-орнитоптер мог довольно долго лететь с изрешеченными маховыми перепонками и вовсе истощив заряд батарей и израсъодовала запас "биококтейля", питающего псевдомускулы машущего механизма. Скорость, правда, падала - но уж приземлиться пилот мог всегда, если,конечно, находился в сознании. А если нет - сплошь и рядом подбитые крыланы мягко опускались на землю на вибрации перепонок, подобно падающему осеннему листу, нередко с мёртвыми или тяжело ранеными пилотами.
  А вот вооружение летательных аппаратов не на шутку разочаровало фон Эссена. Нос "кальмара" был нашпигован тремя полуавтоматическими дробовыми ружьями солидного калибра. Приспособления эти выбрасывали в противника пучки оперённых стальных стрелок, способных превратить в решето "виверну" или "Стрекозу". К сожалению, разрушительную силу они сохраняли на очень скромном расстоянии, а для того, чтобы выстрелить вновь, пилоту приходилось дёргать тугой рычаг, перезаряжающий все три ствола. К каждому "дробовику" полагалось полторы дюжины зарядов, уложенных в медные обоймы; израсходовав их, "кальмар" становился почти беззащитен.
  "Почти", да не совсем - аппарат обладал весьма специфическим оружием, немыслимым для всех остальным крыланов, и уж тем более - для хрупких "виверн" и "стрекоз" Конфедерации. На носу, между парой куцых крылышек, громадным ножевым штыком торчал вперёд таран - зловещее зазубренное лезвие шириной в два фута. Для облегчения конструкции гигантский "нож" был вырезан изнутри на манер рамки; по словам Алёши, удар этого "холодного оружия" был в состоянии рассечь пополам "виверну", особенно - на большой скорости. Пилот "кальмара" при этом почти не рисковал - носовая часть машины именно на этот случай несла лёгкую броню.
  Один из механиков поведал Эссену, что пилоты "Кальмаров", случалось, на полной скорости таранили неприятельские "облачники" - и прошивали эфемерные конструкции насквозь, вырываясь с противоположной стороны. Алёша подтвердил это - и добавил, что с дирижаблями Империи такой фокус не прошёл бы. Как ни прочна конструкция "кальмара", а всё же алюминиевые фермы, на которых держится оболочка и мета-газовые баллоны воздушного корабля, наверняка вывели бы аппарат из строя. Да и "облачники" таранить не рекомендовалось наставлениями по воздушному бою - разве что в самом крайнем случае, и только в районе кормовой оконечности воздушного корабля, где его сигара почти втрое тоньше, чем в районе миделя.
  В ангаре пришлось провести больше полутора часов - пока, наконец, Эссен на сжалился над своим юным провожатым, то и дело поглядывавшим на часы. Алёша и в самом деле разволновался не на шутку - как он узнал в штабе, пакетбот должен был прибыть уже через два часа, так что они рисковали не застать пассажиров "Династии" в отведённых им казармах. Ловить же Екатерину и магистра у трапа времени не было - через полтора часа лейтенанту следовало отбыть на "Александр Первый", с докладом командиру русского отряда. Алёше следовало отправляться с ним - на этот счёт штандарт-адмирал высказался недвусмысленно: "Ни на шаг не отходите от нашего готся, юноша" Потом доложите мне лично. Я надеюсь на вашу наблюдательность и любопытство."
  Но пока любопытство проявлял в-основном гость , добравшийся напоследок до полуразобранного привода маховых перепонок одной из "ос". Эссен долго изучал их устройство; мял в пальцах бледно-зелёные жгуты псевдомускулов; осматривал суставчатые шланги, по которым в них подводился питательный коктейль; трогал медные трубки паропроводов, отвечавших за разогрев псевдо-мускулатуры аппаратов в экстренном, боевом режиме. Лейтенант долго рассматривал лейденские батареи - по его словам, аналогичным устройствам, известным в его мире, было далеко до этих по ёмкости и мощности. Механики любезно продемонстрировали гостю разобранный элемент, и тот долго восхищался рабочими пластинами из пористой, превращённой в пену меди. Алёша пояснил, что создавать такую "металло-пену" имперские инженеры научились сравнительно недавно, и дело, разумеется, не обошлось без вездесущей ТриЭс.
  Новые батареи были дороги, и к тому же имели неприятное свойство взрываться при простреле обычной пулей. Но дело того стоило - мощность новых источников тока позволила чуть не удвоить полётное время боевых крыланов типа той же "осы". Алёша особо упомянул, что конфедераты, которые, собственно, и изобрели эти новые "лейденские батареи", сами ими почти не пользуются - пилоты-инри стараются, где только возможно, заменять устройства, пусть и с ТриЭс начинкой, на "псевдо-живые" элементы, хотя бы и в ущерб эффективности. Так, на "вивернах" и "стрекозах" - во всяком случае, на тех, что пилотировались всадниками-нелюдями, место батарей занимали обычно "электрические слизни".
  Механик, услышав эти Алёшины объяснения, брезгливо скривился. Неудивительно - возьми десяток человек, и можешь быть уверен, что девять из них будут относиться к инрийским псевдо-и квазиживым устройством с плохо скрываемым отвращением. Как, впрочем, и к сами инри. А этот, десятый, к гадалке не ходи - окажется либо студентом либо магистром, либо каким-нибудь невыносимо утончённым типом из богемы. Для них, конечно, инри - если не образец для подражания, то уж, во всяком случае, "братья по разуму" и добрые соседи. Вот и дождались, когда эти соседи принялись пиростудень на головы кидать...
  Эссен, услыхав незнакомое слово "пиростудень" немедленно пустился в расспросы. Лекцию о вооружении инрийских и вообще конфедератских летательных аппаратов Алёше пришлось заканчивать уже на ходу - о т эллингов, окаймлявших лётное поле, и до временных дощатых пирсов пешком было минут пять. Остров, как ни крути, невелик, и пространство, отведённое воздушным кораблям, занимает всю его среднюю часть.
  У дощатой пристани сиротливо приткнулся моторный катер с "Александра Первого". Алёша знал, что сама авиаматка, как и остальные корабли "гостей", стоят на бочках, за островом, под прикрытием поросшего мелким леском мыса. Невелика маскировка, но другой-то нет; к тому же в воздухе постоянно висят патрульные корветы, так что лишних глаз можно пока не опасаться.
  Рядом с катером гостей, наполовину выбравшись на пирс, обсыхала "водомерка". Проходя мимо аппарата, Алёша как бы невзначай покосился на эту дорогущую игрушку. Так и есть - прогулочная модель, работа конфедератов... эти миниатюрные аппараты недавно вошли в моду - богатые любители острых ощущений готовы были платить сумасшедшие деньги за сами "водомерки", нести непомерные расходы по их обслуживанию - лишь бы испытать ни с чем не сравнимое чувство скольжения, почти что полёта по водной глади. Эти амфибии - "водомерки" могли передвигаться и по суше - были снабжены четырьмя парами тонких, много-суставчатых конечностей неимоверной длины. Эти прутики-ножки могли "елозить" по поверхности воды, поддерживая аппарат и придавая ему неимоверную скорость. Знающие люди объясняли Алёше, что "водомерки", как, впрочем, и многие создания инри тоже были, в определённом смысле, живыми существами - во всяком случае, система управления неимоверно сложной псевдомускулатурой, обеспечивающей скольжение по водной глади, выращивали на основе нервных ганглий самых обычных пауков-водомерок, каких сотни в любом деревенском пруду.
  Единственным недостатком этих устройств, помимо несуразной дороговизны содержания (одна "водомерка" тратила за час "полёта" втрое больше питательного коктейля, чем боевой крылан) была их чувствительность к волнению. Уже при трёх баллах экзотические игрушки оказывались бесполезны - они теряли скорость, проседали до середины "ходуль" в воду и всё норовили зарыться в волну и опрокинуться. Однако - Алёша точно это помнил - ходили слухи о боевых "водомерках", новинках флота Конфедерации. Это-то, надо думать, в трёхбалльную волну не зароются.
  Пакетбот из Туманной Гавани оказался здесь же. Особой активности возле него Алёша не заметил; лишь двое матросов в замызганных робах - гражданские, что с них взять! - неспешно возились со сходнями. Гардемарин поморщился - нет на этих бездельников хорошего боцмана, уж они у него забегали бы! Ну ничего, раз началась война - матросов торгового флота, скорее всего, заберут по мобилизации. Вот там и узнают, что значит настоящая дисциплина. Хотя - морской флот, "плывунцы", куда им до воздухоплавателей...
  
  Пасажиры прибыли на двух больших армейских парокатах. Не так много их и было - многие решили дождаться обещанного на днях рейсового дирижабля, который собирались прислать "Западные воздушные линии". К услугам Флота прибегли самые нетерпеливые, или те, кому дела не позволяли терять времени на острове, переполненном военными.
  Старенькому колёсному пароходику, разменявший, наверное, третий десяток, предстояло принять на борт непривычную публику. На роскошных лайнерах "Западных линий" не случалось пассажиров, стеснённых в средствах - такие редко прибегают к услугам подобных посудин. Сам Алёша попал на дирижабль в-общем, случайно; семья Веденякиных никогда не отличалась богатством, билет на роскошный лайнер достался гардемарину лишь благодаря военному ведомству - то резервировало часть кают на коммерческих рейсах для путешествующих офицеров. В другое время юноша и мечтать бы не мог о столь комфортабельной поездке - но так уж получилось, что кто-то из капитанов второго ранга, возвращавшихся из столицы к месту службы занемог, и место на борту воздушного корабля - не пропадать же оплаченной Флотом недешёвой услуге! - досталось направляющемуся в отпуск гардемарину. Алёша припомнил, как неуверенно он чувствовал себя поначалу на борту роскошного лайнера. Выручала форма; в среде богатых, высокопоставленных гражданских, китель Воздушного Флота пользовался уважением - даже если владелец его ещё не закончил Корпус. Лычки гардемарина могут скрывать под собой будущие адмиральские эполеты - а потому Алёшу приняли в среде публики, путешествующей "Западными линиями" как равных. Других на "Династии" не было - это вам не пассажирские пароходы, где глубоко под прогулочными палубами и салонами первого класса, в духоте и полумраке, озаряемой редкими калильными лампами, теснились дощатые нары для трюмных пассажиров.
  Новые Алёшины знакомые - и Катя и магистр-технолог со трудной фамилией "Фламберг", - несомненно, относились если не к высшему обществу Империи, то уж наверняка - к достаточно привилегированному слою. И тем более дико смотрелась эта публика рядом с обшарпанными армейскими экипажами, на сходнях древнего колёсного пароходика, раньше возившего лавочников и мастеровых Туманной гавани на воскресные морские прогулки...
  Катю гардемарин разглядел сразу же. По случаю предстоящей морской прогулки она была в жакете из тонкой бежевой шерсти поверх платья; плечи её украшала лёгкая пелеринка. Девушка сдержанно-прилично, как и подобает благовоспитанной барышне её круга, поздоровалась с офицерами. Лишь в глазах мелькнули чёртики - и Алёша радостно улыбнулся, вспоминая эту чопорную девицу на артиллерийском мостике дирижабля, с тяжеленной обоймой от митральезы в изнеженных ручках... или висящей в паутине растяжек, над пузырём с мета-газом.
  К его удивлению, девушка поздоровалась с ним довольно рассеянно, протянула ручку для вежливого поцелуя - и немедленно переключилась на Алёшиного спутника. Видимо, слухи здесь распространялись со скоростью пожара на водородном дирижабле - пассажиры "Династии", невольные пленники плавучего острова, уже успели наслушаться о взявшейся ниоткуда эскадре, о необычных летательных аппаратах, спасших их самих от куда более трагической участи. На Эссена поглядывали с любопытством и восхищением; Катя же, которой Алёша представил своего спутника, немедленно принялась расспрашивать авиатора о впечатлениях. "Похоже, они тут всё уже знают... - недовольно подумал Алёша, рассчитывающий занять внимание девушки рассказом об удивительных пришельцах. - И когда это только успели..?"
  Поскольку юная особа всецело завладела вниманием лейтенанта, на долю гардемарина досталась Катина спутница - неопределённых лет сухопарая дама, на лице которой навсегда застыло выражение недовольства. Она взирала на пакетбот с таким видом, будто его неказистая наружность наносила жесточайшее оскорбление её эстетическим чувствам; необходимость же подняться на борт граничила, судя по страдальческому изгибу губ почтенной дамы, с аскетическим подвигом. Алёша сообразил, что так и не успел расспросить свою соратницу об этой особе - и усомнился теперь, что та была обычной компаньонкой при взбалмошной девчонке из богатой семьи. Разве что дуэньей в старомодном смысле этого слова - дальней родственницей или тётушкой, опекающей непутёвую племянницу. Уж очень красноречивым было брезгливое выражение, с которым дама рассматривала "простонародное" судёнышко. В душе у Алёши, который в детстве не раз путешествовал "экономным" классом на подобных посудинах, шевельнулось нечто вроде злорадства. Немедленно, впрочем, задавленного - не подобает будущему блестящему офицеру-воздухоплавателю поддаваться столь низменным эмоциям!
  Воспитание вынуждало юношу выслушивать собеседницу, прилично кивая там, где следовало обозначить интерес, и вставлять реплики - там, где требовалось высказать мнение. Фламберг, вежливо поздоровавшийся с юношей, предусмотрительно держался подальше от почтенной дамы - видимо, уже успел пообщаться с ней во время ожидания в казармах. Алёша заметил острый взгляд, которым магистр одарил Эссена.
  "Прислушивается, умник... - тоскливо подумал юноша. - Выжидает момента, чтобы принять участие в беседе - и, конечно, дождётся - недаром Эссен так хотел познакомиться с учёным магистром и подробнее расспросить его про ТриЭс и прочие инрийские чудеса. Ещё бы - специалист в самой загадочной области знаний, блестящий молодой учёный - как такого обойти вниманием? Да и Катя, надо думать, будет рада. А ему, несчастному, развлекай тем временем эту старую воблу...."
  К немалому облегчению гардемарина, магистр продолжал держаться в стороне от беседующих молодых людей; видимо, деликатность не позволяла тому вмешиваться в беседу Кати и Эссена, и Фламберг занял позицию в стороне от обеих парочек. Что не мешало ему ловить каждое слово - гардемарин отметил, каким внимательным, острым взглядом магистр смотрел на Эссена. Пожалуй, даже слишком внимательным - он-то, Алёша, наивно полагал, что внимание магистра достанется в первую очередь прелестной собеседнице лейтенанта....
  Пожилую собеседницу самого гардемарина, по счастью, занимала весьма животрепещущая тема. Алёша за штабной суетой и прогулками с Эссеном немного отстал от событий, но этого никак нельзя было сказать о скучавших в ожидании пакетбота пассажирах "Династии". Лайнер повис на краю лётного поля, возле ремонтных эллингов; но бортовая типография работала, и утренний "бортовой листок" был исправно доставленная пассажирам - пока рейс не закончен, они считаются гостями воздухоплавательной компании. В газетке нашлись а как же? - разместила дагерротипы с видами разрушений Туманной гавани. Неведомый репортёр - с почтовым голубем доставили на остров его статью, что ли? - не пожалел эмоций, расписывая сожженные пиростуднем кварталы, трущобы, залитые мета-газом, стекавшим в низины из разрушенные газгольдеров; разрывающие душу картины детей и стариков, задохнувшихся в своих хибарках.
  Жертв в "чистой" части города оказалось, тем не менее, сравнительно немного - около полутора десятков человек, попавших под струи режущих дисков конфедератских штурмовиков; кто-то погиб, придавленный обломками рухнувших зданий. Но, в целом, благополучная публика отделалась испугом, хотя, конечно, отнюдь не лёгким, и тем сильнее зрело недовольство в рабочих кварталах, где и на пятый день после налёта не прекращали хоронить погибших и разбирать завалы. Эмоции уже несколько раз выхлёстывали на улицы, причём по поводу самому неожиданному - в Нижнем городе толпа рабочих жестоко избила компанию студентов столичного Университета, приехавших в Туманную гавань на каникулы и теперь вот добровольцами разбиравших завалы.
  "Прихвостни инри!" - орали мастеровые, пинавшие студиозусов грубыми башмаками из воловьей кожи. - "Продались за свои штучки ТриЭсовские, а ихние учителя теперь нам пиростудень на головы льют! Бей магистров, и вся недолга!"
  Полиция легко пресекла беспорядки, пострадавшие оказались в военном госпитале; тем не менее, люди со значками магистров или совсем уж студенческой внешностью старались без надобности не появляться в Нижнем городе. То же относилось и к магазинчикам, вывески которых, в строгом соответствии с законами Империи, были помечены незаметным картушем с буквами "ТриЭс" - знак того, что здешние товары имеют отношение к "особым технологиям". Несколько таких лавочек, на границе Нижнего и Верхнего городов были разгромлены; другие, расположенные в чистых кварталах, лишились витринных стёкол. Поперёк Туманной Гавани пролегла мрачная черта отчуждения - точно по оврагам, отделяющим рабочие кварталы и трущобы от нарядных, хотя и потраченных огнём улиц и площадей Верхнего города.
  Но пассажиров "Династии" эти соображения не останавливали. Ну да, беспорядки случаются даже и в столице Империи, тем более - в такие непростые дни. Но - государственный порядок нерушим, амуниция драгун сверкает, начищенная до нестерпимого блеска, военные дирижабли так величественно плывут в облаках... И уж конечно, такие некрасивые, неприятные для глаза воспитанного, образованной публики бунтовщики ни за что, ни при каких обстоятельствах не окажутся на светлых, нарядных бульварах Нового города... "Господин помощник капитана, когда отправляемся? Ах, через полчаса? Благодарим вас, и будьте любезны, в нашу каюту - охлаждённый мятный чай с коричными булочками; булочки пусть подают горячими и непременно с топлёным маслом..."
  
  - Так непременно заходите к нам, на Морской бульвар, Реймонд Фёдорович. - щебетала Катя. - Вы ведь будете, наверное, в Туманной Гавани? Вот и заходите, папенька будет рад с вами познакомиться!
  Дуэнья с неудовольствием оторвалась об обсуждения статьи:
  - Екатерина, душа моя, ты забываешь - господин генерал крайне занятой человек; а уж сейчас, в свете всех этих ужасных событий у него наверняка и минутки свободной не найдётся. Я полагаю, ему непросто будет найти время для твоего гостя!
  - Ничего, зато у маменьки наверняка найдётся время! - беспечно махнула рукой девушка. - Она собирает по четвергам музыкальный салон - так что заходите, господин лейтенант. И вы, мессир - кивок в сторону Фламберга, - тоже,прошу вас, без церемоний. Вы ведь любите классическую музыку? У нас играет отличный струнный квартет из университетских...
  "А обо мне-то и не вспомнила!" - мелькнуло в голове у Алёши. Совместные опасности, труды, почти что боевое товарищество - значит, побоку?
  - Непременно буду, дражайшая Екатерина Матвеевна! - весело отозвался фон Эссен, и Алёша заметил, что лейтенант как бы невзначай взял собеседницу за тонкое запястье и уже минуту не отпускает -а та вроде бы и не замечает этого смелого жеста.
  - Уверен, мы в самое ближайшее время посетим ваш чудесный город.
  - Лишь бы прекратились эти ужасные беспорядки! И куда только смотрит генерал-губернатор... - поддакнула почтенная дама. Она, похоже, смирилась с перспективой видеть лейтенанта у числе гостей музыкального салона. - Надеюсь, ваш батюшка, Екатерина, сделает всё, чтобы избавить нас от подобных коллизий!
  Отец Кати состоял в должности начальника жандармского управления при Юго-Западном генерал-губернаторстве, это Алёша успел узнать ещё на борту "Династии". Соболевского ценили за жёсткость, решительность и готовность идти до конца; должность на эту он повсего два года назад, после того, как напрочь разгромил инсургентские организации в столице Империи. Некоторые полагали назначение на пусть и высокую, но всё же провинциальную должность знаком если не опалы, то некоей подковёрной борьбы, не утихавшей при дворе регента. Генерал от жандармерии Соболевский считался одним из самых деятельных представителей консервативного крыла, и сторонники "мягкой" политики в отношении как Конфедерации, так и оппозиции только и думали, как бы удалить его из столичного политического пасьянса. Тем не менее, назначение на высшую охранительную должность в провинции, давно уже считавшуюся главным рассадником инсургентов и вообще противников существующей власти. Другой вопрос, кого теперь считать главными противниками...
  Гардемарин потряс головой, отгоняя неуместные мысли. В самом деле - война на носу, какая там теперь политика? Если инсургенты и всяческие студиозусы вздумают играть на руку Конфедерации - пусть пеняют на себя, генерал отличался бульдожьей хваткой и не склонен был ослаблять хватки на горле своей жертвы.
  - И вы, Алёша, тоже заходите! Вы ведь теперь, как я слышала, состоите при штабе господина штандарт-адмирала? Уверен, он скоро переберётся на Тополиную, так что и вам придётся обустраиваться в наших пенатах!
  На Тополиной улице стояло известное всему городу здание штаб-квартиры Второго Воздушного Флота. В особняке с колоннадой помещались лишь кое-какие второстепенные службы, да приёмная командующего флотом; основные штабные структуры располагались в мрачном бункероподобном здании на восточном краю Большого Лётного Поля - главной базы флота.
  - Спасибо, Катя... простите, Екатерина Матвеевна! - повеселел гардемарин. -Правда, я надеюсь, что штабное назначение - это временно. Вот познакомлю господина лейтенанта с нашей жизнью - и буду проститься на боевой корабль.
  С момента, как Алёша увидел атакующие "Династию" аппараты его мысли были только об этом. Раз война - флот мобилизуется до полных штатов, с баз хранения выводят законсервированные единицы - а им нужны экипажи, офицеры, не говоря уж о резко расширяющихся наземных и штабных службах. Вот-вот начнётся война, и тогда Их Светлость Регент, конечно же, объявит ускоренный выпуск Воздухоплавательного Корпуса. До экзаменов ли, когда Отечество в опасности? И тогда он Алексей Веденякин, перестанет быть "временно откомандированным", а получит на законном основании кортик- и проси-прощай учёба, Корпус, здравствуй, карьера офицера-воздухоплавателя!
   - А я, признаться, хотел просить адмирала Найдёнова, чтобы он оставил вас, гардемарин, постоянно при нашем отряде - неожиданно отозвался фон Эссен. - Подумайте... юноша вы толковый, а если, как вы говорите, вот-вот начнётся большая война - так мы для вас дело непременно сыщем. Воевать же можно не только на дирижаблях. А нам понадобится человек, хорошо ориентирующийся в вашей военной науке. Нет, не в штабе отряда - туда, надо полагать, назначат офицера рангом повыше,- а среди нас, пилотов и офицеров кораблей. Нам же надо познакомиться с будущим союзником, верно? Тем более, что вы уже в курсе наших дел, и адмирал наверняка не захочет расширять круг посвящённых. Секретность ведь ещё никто не отменял, не так ли?
  Алёша удивлённо воззрился на лейтенанта. О таком он не подумал; а ведь верно, оказавшись в числе тех, кто оказался в курсе появления "земляков" из Отчего Мира", он тем самым, рискует оказаться весьма далеко от вожделенного мостика боевого корабля. Любой из более искушённых немедленно сообразил бы, какие карьерные преференции сулит такая причастность - штабная должность, солидные покровители, в перспективе - возможно теплое местечко в Управлении флотской разведки....
  Но Алёша грезил небом и не желал слушать о службе "на земле", хотя бы и самой привилегированной. Так что предложение фон Эссена ввергло его чуть ли не в панику - а ну как и вправду, адмиральское распоряжение прикуёт его к этим странным пришельцам, в то время как однокашники по Корпусу получат назначение на боевые корабли? Вот и перекладывай бумажки и "налаживая взаимопонимание", в то время как те будут становиться лихими вояками-воздухоплавателями!
  От Эссена, похоже, не укрылась та буря смятенные мысли, что охватили его юного спутника.
  - А может, вы и правы, Алексей. В вашем возрасте торчать при чужих штабах, когда другие воюют - как-то не комильфо. Только учтите - я ведь вам не должность штабной крысы предлагаю. У нас на "Александре" как раз не хватает пары лётных наблюдателей - вот вы бы и обучились? Поверьте, служба на гидропланах лихая, не пожалеете, да и кресты вашу грудь не обойдут. У вас ведь тоже крестами награждают, не так ли?
  - Да-да, я понимаю - вы будете воевать не за награды! - лейтенант, увидев как Алёша было, вскинулся гневно, выставил перед собой ладони. - Но ведь и пользу своему отечеству вы сможете принести немалую! Должен же кто-то разъяснить моим башибузукам на чём вы летаете да как воюете? Да попросту научить различать силу.ты кораблей и воздушных аппаратов? Как иначе им врага-то узнавать?
  Алёша смутился - Эссен угадал его мысли.
  - Но я совершено не имею опыта, господин лейтенант. Формально ведь я нахожусь в отпуске по каникулам, я ведь ещё не закончил Корпус...
  - Вот из-за парты - и прямо в бой! Обычное дело, у меня на семнадцатом аппарате летный наблюдатель тоже из недоучившихся гимназистов; взяли в отряд, как вольноопределяющегося и знатока фотографического дела. Папаша его, видите ли, держал в Феодосии фотоателье - вот сынок и поднахватался премудрости. Зато теперь на нём фотографическое хозяйство всего отряда, а без этого в разведке никуда,с ами должны понимать. А вы у нас будете отвечать за обучение лётного состава новым реалиям. И сами, заодно, кое-чему научитесь, да и полетать придётся - это я вам обещаю!
  - Соглашайтесь, милый Алёша! - Катя осторожно высвободила запястье из пальцев Эссена и прикоснулась к плечу юноши. - Вы храбрый и энергичный юноша, и я уверена, что Реймонд знает, кого приглашать для такого ответственного дела! Уверена, Реймонд знает, что говорит - и к тому же, сами подумайте, где ещё вы сможете узнать столько нового, не так ли?
  И стрельнула глазками на Эссена. Тот довольно улыбнулся в ответ.
  "Ах, уже Реймонд? - вызверился - про себя, конечно! - гардемарин. - Быстро они спелись! "Дорогой Реймонд", значит, знает , что говорит - а ему, гардемарину Алексею Веденякину, предлагается слушать умных людей и учиться дальше? Ну уж нет, не на того напали...."
  И Алёша тут же бесповоротно решил, что откажется, конечно, от любезного предложения этого самоуверенного пилота. Нет, его место не в чужой кают-компании, а в родной гондоле боевого дирижабля - у турели митральезы, у рычагов бомбосбрасывателя, за прокладочным столиком... да мало ли где нужен опытный, знающий офицер, успевший понюхать пороху и даже сбить неприятельский боевой аппарат? А эта коварная ещё пожалеет - когда он, Алексей Веденякин встретиться с ней через несколько лет - весь в заслуженных боевых наградах, в шрамах от режущих дисков, в ожогах, полученных во время борьбы за живучесть избитого вражескими снарядами воздушного корабля... Вот тогда она пожалеет, что отвергла искреннее, глубокое чувство подающего надежды гардемарина и увлеклась этим гостем из чужого - пусть и Отчего! - мира...
  Невесёлые мысли юноши прервал длинный гудок. Матросы засуетились у сходен; пассажирский помощник замахал жестяным рупором, привлекая внимание задержавшихся на пирсе. Катя посторонилась, пропуская на пароход свою спутницу; дуэнья лишь недовольно поджала губы, увидав, как фон Эссен склонился к ручке её подопечной, затянув поцелуй чуть дольше, чем того позволяли приличия. Катя не слишком-то усердствуя, высвободила ладошку, махнула рукой Алёше и магистру - "так мы ждём вас в гости, господа - не забудьте, каждый четверг, в шесть вечера, особняк генерала Соболевского на Тополиной" - и упорхнула на пакетбот. Дюжие фалрепные - или как они там называются в торговом флоте? - с уханьем втащили сходни на борт, а пароходик, плюясь паром из облупленного набалдашника сирены, снова издал протяжный гудок. Эссен, стоя на кромке пирса, махал фуражкой; магистр, пристроившись в паре шагов позади лейтенанта, стоял, опершись обеими руками на трость с замысловатым серебряным набалдашником, и наблюдал за суетой на корме пароходика - будто его вовсе не интересовала фигурка в пелерине у самой ниточки лееров.
  Пакетбот зашлёпал плицами колёс; между пирсом и бортом появилась и стала расти полоса взбаламученной воды. Алёша мельком заметил мелькающие в пенных струях плети водорослей. Будь они сейчас в обычном порту, то со дна поднялись бы облака илистой мути, но - у плавучих островов свои законы, до дна тут не одна сотня футов, а то и поболее того. А вот водорослей - в достатке, всё "днище" плавучего острова покрыто длиннющей буро-зелёной растительностью; густая "борода" водорослей тянется за ним на четверть версты, её плавные, размеренные колебания и создают тягу, позволяющему этому огромному "полуживому" кораблю двигаться побыстрее иного парохода.
  Ну что, пошли, гардемарин? - Эссен, намахавшись наконец, фуражкой, указал спутнику на катер. - Вас ждут на новом месте службы, поторопимся!
  Алёша хотел, было, заявить, что не собирается служить на "авиаматке" гостей - но Эссен, не слушая сыоего юного провожатого, уже спрыгнул в катер и легко перескочив ограждение рубки, пошёл на носовой настил. Алёше больше ничего не оставалось - гардемарин тяжко вздохнул и последовал за своим спутником. Служба, в конце концов, продолжалась, приказа штандарт-адмирала ещё не отменён. Вот и послужим - а там посмотрим, каким боком жизнь обернётся...
  Катерок тонко свистнул, отходя от пирса. Алёша стоял за спиной Эссена и хмуро смотрел на широкие пенные усы, разбегающиеся в стороны от скул судёнышка. Наплавной мол, прикрывающий гавань от волны открытого моря остался позади; плоская блябма острова, увенчанная частоколом причальных мачт и гофрированным железом эллингов, поворачивалась вокруг своей оси, подставляя взорам пассажиров катера берега, заросшие манграми. За дальним мысом показался приземистый, длинный, отчаянно дымящий батареей труб силуэт - наперерез катеру спешил "Завидный", а вдалеке, у самого горизонта угадывались силуэты гидрокрейсеров. Матрос на корме катера что-то выкрикнул; фон Эссен повернулся и молча взял под козырёк. Алёша, слегка помедлив, последовал его примеру - на корме катера, отчаянно треща на ветру, развернулось белое, с голубым крестом полотнище флага.
  
  
  Конец первой части
  
  
  
  
  
Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"