Аннотация: Его тронули за локоть. Он вздрогнул и обернулся, и опять увидел эту люсорианку...
Алексей Корепанов. Ничего не случится
Из архива
Кировоград, 27-28 января 1986
Его тронули за локоть. Он вздрогнул и обернулся, и опять увидел эту люсорианку. Ее черные глаза смотрели умоляюще и нежно.
- Я все шла за тобой, не решалась подойти. Как ты живешь?
Он неопределенно пожал плечами. Они стояли на улице, мимо сновал транспорт, торопливо шагали прохожие. Люсорианка, конечно, не помнила их предыдущей встречи, он тогда сразу стер эту встречу из ее памяти. И вот опять она его увидела - и никто здесь не виноват. Автоматы, создавшие его облик исходя из общих представлений о внешности люсориан, конечно, не могли предвидеть, что облик этот будет слишком похож на какого-то определенного люсорианина. И что этот люсорианин будет так небезразличен черноглазой и темноволосой, стоящей рядом.
Конечно, он опять мог прибегнуть к стиранию памяти, он даже приготовился это сделать, повернуться и пойти дальше, но люсорианка смотрела с такой болью и надеждой, что он не стал спешить.
- Сюда, конечно, по делам? - тихо спросила люсорианка.
Он понял, что не будет для нее большего счастья, чем его ответ: "Нет, к тебе". И опять неопределенно пожал плечами.
- Ты не зайдешь... ко мне?
Столько надежды было в ее голосе, что он просто не мог ответить отрицательно. Он кивнул, мысленно ругая себя. Впрочем, в любой момент можно было заставить ее все забыть.
Их прошлая встреча получилась очень короткой. Он тогда только прибыл на Люсору, и то, что его сразу приняли за кого-то другого, побудило к незамедлительному действию. Просто сработал механизм защиты. Сейчас, когда прошло уже двадцать люсорианских суток, он вел себя более спокойно.
Они медленно шли вдоль зданий, и он постоянно ощущал на лице нежный взгляд черных глаз. Люсорианка смотрела на него, как смотрят на, казалось бы, безнадежно потерянное и вдруг обретенное.
Он сидел в ее доме, и она спрашивала: "Любимый, а помнишь?", и ее темные волосы с золотистым отливом текли, текли, текли по плечам, и он кивал, и ему начинало казаться, что он действительно помнит и звездную ночь, и море, и неподвижных птиц, словно вмерзших в лед, и шорох ветра в лесу, и неописуемое чудо восхода.
Он, конечно, не мог этого помнить, потому что никогда раньше не был на Люсоре.
Ночью, лежа в полумраке и прислушиваясь к спокойному дыханию люсорианки, он обдумывал свою дальнейшую работу. У него оставалось еще десять суток. Десять люсорианских суток для того, чтобы закончить сбор информации и передать ее разведчику-наблюдателю, скользящему по далекой орбите вокруг Люсоры. Столько же времени оставалось и у других, работающих сейчас в разных местах планеты.
- Любимый, ты больше не покинешь меня?
Ее лицо смутно белело в полумраке. Она гладила его брови и шептала, шептала о птицах на льду, и безбрежном небе, и холодных ручьях, и запахах трав, и ее мягкие волосы щекотали его губы.
- Послушай, - сказал он, поворачиваясь к ней, и она застыла при звуке его голоса. - Послушай одну историю. Представь, что где-то за небом есть иной разум. Он может и умеет очень многое, но не вмешивается в чужую жизнь. Он наблюдает за теми мирами, в которых уже начали применять атомную энергию. Поверь, не так уж мало во Вселенной планет, где жизнь, судя по всему, уничтожена войной...
Она, затаив дыхание, перебирала его волосы. Он помолчал, обдумывая слова.
- Здесь испытания ядерного оружия продолжаются уже давно. Однажды оно даже было пущено в ход, ты знаешь. Поэтому иной разум направил сюда своих... представителей. Они должны определить степень опасности. Потом Совет решит, как поступить. Возможно, впервые придется вмешаться - если окажется, что война неизбежна. Усыпить все живое на планете и думать, как быть дальше...
Она тихо засмеялась.
- Любимый, нас не надо усыплять. Пока в мире есть любовь - мы будем жить. Мы не погибнем, мой фантазер...
Он был уверен, что Люсору нужно усыпить, потому что угроза войны возрастала. Конфликт мог разразиться в любой момент из-за ошибки вычислительных устройств люсориан, катастроф летательных аппаратов с ядерным оружием, из-за ложной тревоги...
- Мы способны любить - значит, мы не исчезнем, - повторила она и положила голову ему на плечо.
Ему вдруг очень захотелось навсегда остаться в облике люсорианина и гулять звездными ночами, и слушать шум прибоя, и лежать на лугу под безоблачным небом. Но он не мог сделать этого. Программа исследования планеты была рассчитана на тридцать местных суток, и по истечении срока, передав все данные и свои предложения по поводу дальнейшей судьбы Люсоры разведчику-наблюдателю, он должен был исчезнуть. В
буквальном смысле. Он, биоробот, предназначенный для решения только одной задачи, не мог претендовать на дальнейшее существование. Заложенная в нем программа в нужное мгновение должна была растворить его в атмосфере.
Он являлся совершеннейшим биороботом, но биороботом разового использования.
- Я скоро исчезну, - сказал он. - И ты забудешь о нашей встрече. Я сделаю так, чтобы ты забыла.
- Ты можешь исчезнуть, - печально вздохнула она. - Ты ведь уже исчез однажды. Но забыть тебя...
- Ты просто приняла меня за другого. Может быть, ты еще встретишь того, другого. Он вернется.
- Нет, любимый. Мне не нужен другой.
Он провел ладонью по ее теплым волосам и задумался. Он завидовал тому, другому.
На рассвете он ушел. Люсорианка спала и улыбалась во сне. Он долго раздумывал - и все-таки решил не стирать из ее памяти эту встречу. Ему оставалось еще десять суток, а потом он должен был исчезнуть - однако исчезновение не страшило его. Биороботы не испытывают страха смерти. Он шел выполнять задание, но вечером собирался вернуться. Он собирался возвращаться еще десять вечеров и бродить с ней под звездным небом, и слушать шум прибоя, и лежать на мягкой траве. Он знал, ЧТО сообщит разведчику-наблюдателю накануне завершения программы. Он понял: мир, где есть любовь, не позволит себя уничтожить.
Он хотел снова ощутить нежное прикосновение ее ладони к своему лицу, хотел снова услышать странное имя, которым она называла его.
"Мой любимый Одиссей..."
Он шел по тихим утренним улицам и знал, что с этой планетой ничего не случится.