Корешковский Михаил Григорьевич : другие произведения.

Вечера с посиделками

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками


   Михаил Корешковский
  
   Вечера с посиделками
  
   I. Полумаска в эпоху свершений
  
   Пугачёва прилетела в Кишинёв на четыре концерта.
   Билеты распространялись по парткомам предприятий. На "Сельмаш" пришло семь билетов. Юра Марков был там партийным секретарем и принял решение отдать билеты передовикам производства. Мила, его жена, узнав об этом, взбеленилась, и в результате билеты распределились следующим образом: Юра с Милой, директор с супругой, главный инженер с супругой и жена главного технолога...
  
   Журналист Гриша Дорош придвинул администраторше гостиницы коробку конфет и попросил соединить его с Пугачёвой. Коробка уплыла под столешницу, администраторша написала на бумажке номер и подвинула Грише телефон, показывая жестом, что не имеет к этому никакого отношения.
   Гриша закрутил диск, и, зная, как быстро отфутболивают знаменитости, выпалил:
   -- ...интервью... молодежное радио... нам пишут девочки... как стать артисткой... такой, как вы... не могли бы...
   -- Молодой человек, -- прервала его Пугачёва, -- давайте по-одесски: что я буду с этого иметь?
   -- Я не знаю... -- промямлил Гриша, поражённый открывшимся вариантом. -- Я вам, разрешите, перезвоню.
   И позвонил главбуху:
   -- Валерий Аверьянович, сколько мы можем ей дать?
   Главбух подумал и сказал:
   -- Ну, рублей сорок.
   -- А пятьдесят можем?
   Главбух подумал:
   -- Можем. Да, чтобы она не ломалась, скажи ей -- заплатим на руки. Дай ей из пока из своих, а мы потом на тебя оформим гонорарную передачу...
  
   Гриша перезвонил.
   -- Хорошо, -- согласилась АБ, -- у вас будет двадцать минут.
   Гриша пришел в назначенное время и отдал деньги, положив репортерский магнитофон на столик.
   -- Включайте, -- сказала Пугачёва, и, не требуя вопросов, простыми словами стала рассказывать, как трудно девочке осуществить свою мечту, совсем не представляя, что это такое. У меня получилось, у других может не получиться. Непрерывная, напряженная работа, без уверенности в успехе. Надо чувствовать, что требуется зрителю, и держать себя в узде. Артист всегда в дороге, всегда сам за себя, и никого не интересуют его трудности...
  
   Через четверть часа Пугачева потянулась за сигаретой:
   -- Ну что еще сказать вашим девочкам?
   -- Да нет, всё сказано, спасибо, -- засобирался Гриша, понимая, что это формула вежливости. -- И, пожалуйста, не рассказывайте никому об интервью, чтобы не было случайного ненужного вмешательства со стороны начальства...
   -- А кто ваше начальство?
   Гриша назвал председателя Гостелерадио.
   -- А-а, маленький такой...
   -- Откуда вы знаете!?
   -- Вчера была на банкете в Совете Министров... Представлялись, ручку целовали. Не знаю, как у вас... А там он был весёлый дядька, прыгал, как козёл...
   Гриша внутренне дернулся -- человек, после вызова к которому "на ковер" людей выносили с сердечным приступом -- "ве-сё-лы-й дя-дь-ка?" Нет, всё-таки -- козёл! И по прямому короткому взгляду понял -- уловила!
  
   Интервью, приправленное пугачёвскими песнопениями, имело успех. Его трижды -- случай небывалый -- давали в эфир. Гришин завотделом попал на Доску Почета. Девочки плакали от сложности достижения цели и писали Пугачёвой любвеобильные мечтания-послания, которые мешками складывали потом в отделе писем. Их никто не читал.
  
   Ирина, дочь первого секретаря ЦК Молдавии, концерт посетила и пожелала иметь его дома в записи. Поэтому мы получили распоряжение на следующий вечер, а Пугачёвой сообщили об оказанной чести. Она благосклонно кивнула.
   Вызвали лучшего звукорежиссёра. Выделили импортную магнитную ленту. На следующий вечер мы развернули тонваген у дворца "Октябрь", не подозревая, что в аппаратной дворца радисты записывают концерт для себя без всяких указаний, и копии с копий будут потом крутить в каждой кишинёвской семье.
  
   Мы сгрудились, как зачарованные, у контрольного телевизионного монитора, в котором крупным планом пела и двигалась Пугачёва. Она была в ударе -- вдохновенное выступление, в полную мощь, почти на износ. Что-то завораживающее.
   Годы спустя попал автор на её выступление с Киркоровым на Кишинёвском стадионе -- ни голоса, ни отдачи.
  
   А тогда, на записи, мы все были немного влюблены. Мне нравились её губы, с которых слетали эти отточенные звуки. Володя, наш водитель, говорил, что он бы Аллу ногами из постели не вытолкал. А техник Петя, взревновал к недосягаемости объекта:
   -- Короткая... Плечи широкие... Толстая корова, жир складками... И -- дура хитрющая...
   Звукорежиссер толкнул его в плечо. Петя обернулся и увидел, что в автобусе есть ещё один человек, которого считали то ли мужем, то ли антрепренером Пугачёвой, потому что он совал нос во всё, и при этом, казалось, ничего не делал, а тут, видимо, зашёл послушать, как звучит голос в записи.
   "Муженёк" глотнул, сделав губы ижицей, будто его насильно кормили лимоном, и, не сказав ни слова, вышел. Петя уменьшился в росте. Мы ждали кары. Но ничего не произошло.
  
   Таня Ковальчук, работник аэропорта, сопровождала Пугачёву в секции Интуриста перед вылетом в Москву.
   АБ сняла туфли на высоком каблуке и, морщась, разминала затёкшие ноги.
   Вошла буфетчица.
   -- Алла Борисовна, не желаете ли откушать кофе?
   -- А идите вы все к чёрту! -- буркнула Пугачёва и бросила в неё туфель. Буфетчица исчезла.
   В дверь постучали. Вбежал мужичонка.
   --...ла-борисовна-ваш-директор-говорит-подарки-самолёт-не-влазят-что-делать?
   -- Какой такой директор? -- непонимающе нахмурилась Пугачёва. -- А-а, да никакой ни директор, тоже мне, пень с бугра, просто -- сотрудник. Передай, чтобы бочонки с вином оставил. Нечего жадничать.
   Наконец, пришел красивый молодой человек и сказал:
   -- Алла, пора.
  
   Они шли по второму уровню аэровокзала, и на них все смотрели. Пугачёва в больших дымчатых очках и переливающейся серебристой шубке цокала каблучками, не обращая ни на кого внимания. Кто был молодой человек, осталось неизвестным.
   Позже касса сообщила, что на Москву было продано два билета на фамилии Пугачёв и Пугачёва.
  
   II. Все на низ!
  
   Я встретил Александра Маслякова не в самые лучшие его времена -- "находчивые" и "таланты" уже закончились, и он перебивался тем, что развозил и представлял в республиках букет телефильмов на молодёжную тематику -- то ли кинофестиваль, то ли конкурс без конкурса.
  
   Мы получили распоряжение развернуть радиозвукопередвижку в Молодёжном Центре ЦК Комсомола Молдавии и подать звук телевизионщикам во время записи фрагментов передачи. В Центре царила обычная телевизионная суматоха, напоминающая муравейник. Слонялась массовка, изображающая зрителей.
  
   Режиссёр был кисл. Съемка стопорилась, потому что ведущий -- Масляков запаздывал. Посланная за ним ассистентка вернулась ни с чем.
   Режиссёр рявкнул через динамики: -- Найти этого пи... -- и осекся.
   Народ заржал. Уже целая толпа добровольцев отправилась на поиски.
  
   Я зашел в буфет за пирожком.
   -- Кого это все ищут? -- поинтересовалась буфетчица.
   -- Да Маслякова...
   -- А вы посмотрите в баре на шестом этаже. Может, он там.
   Я поднялся на шестой этаж и в конце коридора увидел вцепившегося в стенку Маслякова. Из-за мелкости, незаметной в кадре, он показался подростком.
   -- Вас ищут, -- дотронулся я до его плеча. Я не знал его отчества, а обратиться "товарищ Масляков" не пришло в голову.
   -- Щас!!! -- дохнул на меня Масляков, отлипая от стенки и судорожно ища равновесия. Мне не хотелось тащить его на себе, я развернулся и пошёл вниз.
  
   Узнав о грядущем сошествии ведущего, площадка оживилась, техники поскакали к пультам, электрики врубили юпитеры, а массовка заерзала на стульях.
   И я впервые увидел, как "собираются" люди подмостков. Только что Масляков текуче изображал скалолаза на отвесной стене. А тут возник во входном проеме прямой, как доска, и двинулся к подиуму, твёрдо глядя на режиссёра.
   -- Что же это вы, Александр Васильевич... -- загремел в динамики режиссёр.
   -- Да-да, я-сейчас... -- не разжимая челюстей, промычал Масляков и взошел на подиум. Я подал ему микрофон, и он зашпарил абсолютно гладкими газетными фразами, изредка нервно подергивая кабель, который ему нисколько не мешал.
   Режиссёр, насупившись, недоверчиво смотрел на него поверх очков. Масляков поставил точку, рванул на себя микрофон и рухнул с подиума. Стало ясно, что сегодня он уже не поднимется.
  
   Молодые люди, называемые в просторечии шестёрками, бережно оттранспортировали Маслякова в его номер, благо он жил тут же в гостинице Молодёжного Центра. Телевизионщики стали сворачивать кабели.
   Режиссёр отматерился и двинулся с ассистенткой и приближёнными в бар на шестом этаже.
  
   III. Необыкновенный концерт
  
   В конце рабочего дня, нежданно-негаданно, свалился приказ -- осветить празднование юбилея газеты "Советская Молдавия".
   Когда мы спешно развернули телевизионные автобусы у филармонии, где проходило мероприятие, официальная часть с президиумом уже заканчивалась. Эфирная трансляция теряла смысл. Оставалось только записывать на всякий случай завершающий торжество концерт.
  
   Я пошел за кулисы узнать обстановку и понял, что до концерта ещё далеко. Артисты не знали, кто за кем выступает, радио и телевидение вяло переругивались, кто будет выставлять микрофоны и кто будет, если что, отвечать, молоденькие певицы скалили зубки и стреляли глазками, а режиссёр отдавал одно распоряжение за другим, которые тут же отменял следующими.
  
   Я вернулся в автобус -- ждать. Вдруг звукорежиссёр прилип к экрану монитора, показывающему зрительный зал, и затыкал пальцем:
   -- Вот... Вот... Вот...
   -- Что вот? -- переспросил я и всмотрелся: в середине зала у прохода в сопровождении двух плечистых парней сидел Иван Иваныч, самый главный человек в республике, и зло смотрел на сцену через очки.
   Известие молниеносно облетело всю филармонию. Концерт начался незамедлительно. Артисты старались изо всех сил. Зрители чётко и дисциплинированно аплодировали. Никто не скрипел, не кашлял, не чихал, и, казалось, не дышал.
   Свет в зале погасили, чтобы никто не докучал Иван Иванычу на него глядением.
  
   Шёл номер за номером. Режиссёр, не получая реакции из прохода и указаний свыше, заметался и стал приставать к ближним с вопросом, как и когда завершать концерт. От него шарахались. Редактор, фактический его начальник, вжал голову в плечи и молчал, как партизан. Звонили выпускающему редактору телевидения, по сути, ночному директору.
   - Не звоните мне попусту. Раз в эфир не идёт, это вне моей компетенции. Принимайте решение в связи со значимостью мероприятия...
  
   Режиссёра пробила испарина. Кто-то догадался и сгонял в фонотеку за гимнами Советского Союза и Молдавии.
   Неясность томила. Исполнители выдыхались. Шел уже одиннадцатый час. ЦК был закрыт, спросить было негде. Наконец режиссёр собрался с силами и упавшим голосом прошептал: -- Гимн!..
   Взмокшие артисты стояли на сцене. Зал поднялся им навстречу. Дали свет...
   Три кресла в центре у прохода были пусты.
  
   Наутро режиссёр взял больничный. Редактор горстями принимал валидол и с ужасом смотрел на телефон. Выпускающий редактор срочно вспомнил об отгулах для посещения больных родителей в глубинке. Мы тоже притихли - в нашей конторе всегда найдут за что взгреть...
  
   Обошлось без последствий. Все догадывались, кто был инициатором срочного распоряжения. Но как хорошо, что у партии всегда так много разных дел...
  
   IV. He гладки взятки на мизере
  
   Как-то мой подчинённый и, тогда ещё "по совместительству", приятель, сказал, что его друг приглашает перекинуться с Кобзоном в преферанс. Согласен ли я тоже играть. В оклеенном кобзоновскими афишами Кишинёве уже начались его гастроли. Почему же нет, согласился я, интересно же.
  
   Мы ждали его в холле гостиницы "Кодру". По лестнице спустился какой-то лысый мужик в чёрном свитере и, не здороваясь, бросил нам:
   -- Ну, пошли!
   У входа в ресторан он властно посмотрел на метрдотеля. Тот утвердительно кивнул. Мы двинулись в зальчик для банкетов, укрытый от нескромных глаз.
   -- Кто это? -- спросил я приятеля.
   -- Да Кобзон же, Кобзон, -- прошипел тот.
   Я не знал, что Кобзон безволос и носит парик. Кобзон шёпот уловил и пренебрежительно покосился на нас через плечо.
  
   Теперь я понимаю, что мои сотоварищи искали кого-то на роль "лоха", которой я хорошо соответствовал, но не очень об этом жалею. С одной стороны, всё время подмывало поговорить с Кобзоном. С другой -- требовалось играть, то есть хотя бы смотреть в свои карты. А лысая внешность известного певца, как солнце, слепила мне глаза.
   Кобзон же, несмотря на коньяк, играл жёстко и уверенно, ободрал всех как липку, собрал деньги и ушёл. Мы подавленно молчали.
  
   У Кобзона была в республике гастрольная неделя. Музыкальная редакция ходила на него в полном составе. Я не пошёл.
   -- Вот это да, -- делилась со мной музредактор Юля, -- вот это мастер. Он держит зал в кулаке как Фрэнк Синатра.
  
   Через пару-тройку дней оказалось, что о нашем визите к Кобзону на работе хорошо знают. На профкоме обсуждали вне повестки, пью ли я, и сколько, и в рабочее ли время. Комсомол не мог меня исключить, потому что я уже выбыл по возрасту, а в партию, понимал, не вступлю уже никогда. Секретарь парткома, встретив меня в коридоре, строго спросил, не было ли в тот вечер разврата, и погрозил мне пальцем: -- Я тебя насквозь вижу!
  
   А председатель Гостелерадио вызвал для разгона заместителя -- почему это Кобзон имеет парик, a лучшие артисты телевидения вынуждены каждое утро выливать на голову бутылку канцелярского клея, чтобы закрепить им зачёсанные с затылка волосы.
   И с лёгкой руки Кобзона некоторые солисты помолодели, как в сказке, a я прослыл сомнительной личностью.
  
   V. Беспокойный день и волшебная ночь
  
   Всем искусствам Иван Иваныч предпочитал кино. Все фильмы, которые в рамках культурного обмена получали с кинофестивалей, показывались ему у нас на телецентре в одном из просмотровых залов. Он мог бы заказать их прямо на ЦК, но, видимо, телецентр приравнивался им к кинотеатру. Это входило в удовольствие.
  
   Кино играло важную роль и в семье Иван Иваныча - одна из его дочерей Надежда училась на режиссёра и снимала на Молдавской киностудии свой дипломный фильм.
   На утреннюю пятиминутку прибежал запыхавшийся директор фильма:
   -...Там на улице с лотка туалетную бумагу дают... Скоро кончится... Надежда Ивановна, разрешите я... вне очереди...от Вашего имени...
   Надежда пошла пятнами, и директор в тот же день вылетел из киностудии.
  
   А тут еще наши телевизионщики в порядке подхалимажа сняли документальный фильм о Полине, другой дочери Ивана Иваныча, пианистке. Конечно, начальнику республики захотелось его посмотреть.
  
   С утра в наш корпус нагнали уборщиц со всего района. Лишний персонал и посетителей стали выфильтровывать. Ближе к вечеру коридоры заполнились молодыми людьми, которые внимательно рассматривали стены и углы с таким видом, будто собирались помочиться, но не знали где.
   Я спустился в туалет и увидел директора телецентра, бритвочкой соскабливающего со стены неприличное слово. Стало скучно, и я пошёл к себе заниматься делами, и чтобы крепкие ребята ненароком не замели.
  
   Когда всё затихло, я стал обходить аппаратные, чтобы составить сменную сводку. Коридор был пуст. Одиноко курила "детская" режиссёрша. Мы перебросились парой слов. Где-то рядом знакомо лязгнуло -- это открывались двери просмотрового зала. Послышался топот, похожий на барабанную дробь...
  
   ...Они вынырнули из-за угла сомкнутой колонной -- четыре шеренги по четыре человека, затылок в затылок, плотнее, чем солдаты в строю. Впереди синхронно выступали Иван Иваныч с супругой, обжимаемые по бокам телохранителями, а за ними в такт печатала ногу вся свита.
   Мы отступили к стене. Молчать было неловко, и я сказал:
   -- Добрый вечер.
   -- Добрый вечер, -- ответил Иван Иваныч, а за ним в разнобой забухали все:
   -- Добрвеч... Добрвеч... Добрвеч... Добрвеч...
   Каре пронеслось мимо, как курьерский поезд, и исчезло в полусвете лестничного марша. Я вспомнил армейскую шутку, как рядовой заставляет козырять себе генерала, и отправился закрывать просмотровый зал.
  
   Посреди зала стоял журнальный столик с двумя придвинутыми креслами. Коробка конфет "Вишня в шоколаде" -- тогдашний писк -- была не опробована, шампанское не откупорено, а пышные алые гвоздики ("красная гвоздика -- наш цветок") еще покачивались от движения воздуха в хрустальной вазе.
  
   Я погасил свет и запер дверь. Как инженер смены я был главным ключником и, уходя с работы, сдал ключи на вахту милиционеру. Утром в обратном порядке стал отпирать помещения и, войдя в просмотровый зал, невольно отшатнулся: столик был пуст, как в фокусе Игоря Кио.
  
   Я доложился начальству. Была недавняя шумная история - каким-то образом в главном корпусе ночью пропали несколько телевизоров. Подумало моё начальство, пожевало губами и решило сор из избы не выносить, потому как, хм, неясно, кто на самом деле виноват. Раздосадованные ускользнувшей халявой коллеги пеняли, как же я ничего не прихватил, всё равно пропало...
  
   -- Не боись, мужики! -- утешал я. -- Он еще к нам придёт...
   И действительно, мы потом не раз ещё записывали Иван Иваныча на радио, которое он предпочитал телевидению, видимо из-за текстов, которые он читал, но меня к "телу" уже не допускали. Не выпало достаточно счастья стоять в присутствии высокого чина...


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"