Леон Дьеркс  Казуарины
(Перевод с французского).

Посвящено Теодору Де Банвилю.

Где склон большой горы венчается туманом, -
ущелья с двух сторон. В них эхо из долин.
Там воздух разогрет. Там пахнет духом пряным
всегда зелёный Лес чудных Казуарин.
То странный Лес, чей шум подобен шуму моря.
В нём круто вознеслись упрямые стволы,
болезненно стеня - как будто в вечном горе.
Стенанья их мрачны, тревожны и не злы.
Пространство меж стволов от теней - словно в сетке.
Все рыжи и дрожат в экстазах без причин.
Деревья - как во сне, и скрещивают ветки,
буравя небеса рапирами вершин.
Там бризы без конца нещадно треплют кроны.
Там ветви - вроде волн распущенных волос.
В косматых кронах шум - в ответ морскому стону,
с каким потоки волн бросаются на плёс.
И так же, как вблизи, вдали, на расстояньи
с восхода по закат бежит немолчный звук.
Похожее на гимн певучее дыханье:
рождается, бежит и носится вокруг.
То звонкий, то глухой, шумя, звеня и вторя,
теряясь вдалеке, где холоден туман,
он - будто дальний шум пучины на просторе,
а в тёмный час  ревёт и гневный океан.
У бухты на стволах - уродливые сучья.
Там вывешен рядок диковинных снастей:
ловушки, невода и всяческие крючья.
Под ними след кострищ с обломками костей.
Поближе к берегам раскинулись посевы
да блещет океан, штурмуя небосклон.
Людей - не услыхать: ни смеха, ни распева,
лишь вздохи без конца, да ропоты, да стон - 
как шум, когда порой всё море ропщет, воя,
заполнивши собой весь воздух  до небес.
То одинокий дух в молитвенном настрое.
То горький стон души. Не твой ли голос, Лес ?
Так вечно стонешь ты в болотистой равнине,
в духовном тупике, уйдя в свой тайный мир,
и шлёшь свой аромат, от века и доныне -
для всех людей окрест - в невидимый эфир.
Ребёнку, в чьих мозгах ещё нет места думам,
внушаешь ты, стеня, свои страданья, Лес.
Они звучат всегда, как море, с тем же шумом.
Они полны обид. В них скрыт глубокий стресс.
Немало дней прошло и провалилось в бездну,
где гибнут юный пыл, и радости, и плач,
а сколько очагов вздувалось бесполезно,
а сколько есть в сердцах золы от неудач ?
Как пепел, уж давно течением суровым
схоронен весь полёт былой моей мечты.
Эолов Лес ! Ты был моим родимым кровом.
Я слушал, как ко мне бегут из темноты,
подобные шумам морской волны на пляжах,
дыхание твоё и бесконечный стон.
В тщеславии своём я слышал в тех пассажах
пророческий глагол из будущих времён.
Ты излагал свою глубокую методу.
Я слушал как твой сын, испытывая страх:
я слышал вещий глас подавленной природы.
И сверху, надо мной, в лазурных небесах,
твой шум летел до поднебесных палуб,
до горних рытвин и пылающих стремнин.
Меня наполнил звук бессмертных громких жалоб
вошедших в вечный транс лесных Казуарин.
Я слышал мощный вздох, всё крепнущий в повторе, -
сильней, чем города кричат в лихой тоске,
похожий на шумы встревоженного моря,
что мучат нас и мрут в безвестном далеке...

Leon Dierx  Les Filaos

A Theodore De Banville.
 
 La-bas, au flanc d'un mont couronne par la brume,
 Entre deux noirs ravins roulant leurs frais echos,
 Sous l'ondulation de l'air chaud qui s'allume
 Monte un bois toujours vert de sombres filaos.
 Pareil au bruit lointain de la mer sur les sables,
 La-bas, dressant d'un jet ses troncs roides et roux,
 Cette etrange foret aux douleurs ineffables
 Pousse un gemissement lugubre, immense et doux.
 La-bas, bien loin d'ici, dans l'epaisseur de l'ombre,
 Et tous pris d'un frisson extatique, a jamais,
 Ces filaos songeurs croisent leurs nefs sans nombre,
 Et dardent vers le ciel leurs flexibles sommets.
 Le vent fremit sans cesse a travers leurs branchages,
 Et prolonge en glissant sur leurs cheveux froisses,
 Pareil au bruit lointain de la mer sur les plages,
 Un chant grave et houleux dans les taillis berces.
 Des profondeurs du bois, des rampes sur la plaine,
 Du matin jusqu'au soir, sans relache, on entend
 Sous la ramure frele une sonore haleine,
 Qui nait, accourt, s'emplit, se deroule et s'etend
 Sourde ou retentissante, et d'arcade en arcade
 Va se perdre aux confins noyes de brouillards froids,
 Comme le bruit lointain de la mer dans la rade
 S'allonge sous les nuits pleines de longs effrois.
 Et derriere les futs pointant leurs greles branches
 Au rebord de la gorge ou pendent les mouffias,
 Par place, on apercoit, semes de taches blanches,
 Sous les nappes de feu qui petillent en bas,
 Les champs jaunes et verts descendus aux rivages,
 Puis l'ocean qui brille et monte vers le ciel.
 Nulle rumeur humaine a ces hauteurs sauvages
 N'arrive. Et ce soupir, ce murmure immortel,
 Pareil au bruit lointain de la mer sur les cotes,
 Epand seul le respect et l'horreur a la fois
 Dans l'air religieux des solitudes hautes.
 C'est ton ame qui souffre, o foret ! C'est ta voix
 Qui gemit sans repos dans ces mornes savanes.
 Et dans l'effarement de ton propre secret,
 Exhalant ton arome aux ethers diaphanes,
 Sur l'homme, ou sur l'enfant vierge encor de regret,
 Sur tous ses vils soucis, sur ses gaites naives,
 Tu fais chanter ton reve, o bois ! Et sur son front,
 Pareil au bruit lointain de la mer sur les rives,
 Plane ton froissement solennel et profond.
 Bien des jours sont passes et perdus dans l'abime
 Ou tombent tour a tour desir, joie, et sanglot ;
 Bien des foyers eteints qu'aucun vent ne ranime,
 Gisent ensevelis dans nos coeurs, sous le flot
 Sans pitie ni reflux de la cendre fatale ;
 Depuis qu'au vol joyeux de mes espoirs j'errais,
 O bois Eolien ! Sous ta voute natale,
 Seul, ecoutant venir de tes obscurs retraits,
 Pareille au bruit lointain de la mer sur les greves,
 Ta respiration onduleuse et sans fin.
 Dans le severe ennui de nos vanites breves,
 Fatidiques chanteurs au douloureux destin,
 Vous epanchiez sur moi votre austere pensee ;
 Et tu versais en moi, fils craintif et pieux,
 Ta grande ame, o nature ! eternelle offensee !
 La-bas, bien loin d'ici, dans l'azur, pres des cieux,
 Vous bruissez toujours au revers des ravines ;
 Et par dela les flots, du fond des jours brulants,
 Vous m'emplissez encor de vos plaintes divines,
 Filaos chevelus, berces de souffles lents !
 Et plus haut que les cris des villes perissables,
 J'entends votre soupir immense et continu,
 Pareil au bruit lointain de la mer sur les sables,
 Qui passe sur ma tete et meurt dans l'inconnu !
"Les Levres Closes", 1867.

Леон Дьеркс  Пропасть
(Перевод с французского).

Фасад у чёрных бездн порою не суров.
Лианы, как ковры, скрывают их ограды.
Гирлянды из плюща увеселяют взгляды.
Там тысячи цветов ярчайших колеров.
Есть пропасть на холме, что мне давно знакома.
К ней быстро приведёт весёлая тропа.
Холм липами порос. Их - целая толпа.
Когда они цветут их запах гонит дрёму.
Листва слегка дрожит, качаясь на весу.
Амурные слова летают, словно пташки, -
то шепчутся в траве купавки и ромашки,
роняя в пропасть сок и свежую росу.
Там ветер, как службист, - при должности, дежурно,
льёт в прорву дух цветов и сыплет жемчуга:
как прах былых надежд, что выдула пурга...

Кто скажет, из какой в куски разбитой урны ?
И что там за река, под толщею земли,
что соберёт в поток рассеянные дозы,
и аромат и все процеженные слёзы ?

А утром все они окажутся вдали.
Я ж утром замирал, был в полном упоенье.
В качавшихся цветах пленяла красота:
сплетались стебельки, мешались все цвета.
Я рад был видеть жизнь в восторженном биенье.
Там не было шумов, как в обжитых местах.
Там в тайном уголке, в тенистом закоулке,
и мысль моя спала в течение прогулки,
пока над головой летали стайки птах.
Лучи сквозь редь листвы струились, как алмазы,
а в пропасти вода чернела, как эмаль.
Казалось, что внизу видна ночная даль -
вся в звёздах !  Так что я смотрел в два неба сразу.
Отдушина в земле казалась глубока.
Я вздумал учинить невинную потеху:
и бросил камни вниз - хотел услышать эхо.
В ответ не услыхал, ни эха, ни шлепка.
Ушли в небытиё - в широкую воронку,
в студёный страх, в отчаянную ночь...
Меня пробрала дрожь, и я помчался прочь,
как духом похорон подхлёстнутый вдогонку.

Leon Dierx  Le Gouffre
 
 Il est des gouffres noirs dont les bords sont charmants.
 La liane a l'entour qui tapisse la lande
 Se balance aux parois et s'enroule en guirlande.
 Fleuri d'une couronne aux mille chatoiments,
 Je sais un gouffre noir sur la verte colline.
 Des arbres de senteur l'ombragent en entier,
 Et l'on y vient joyeux par le plus gai sentier.
 Parfois un souffle frais et qui caresse incline
 Le feuillage agite d'un rapide frisson,
 Et sous un vol epars d'amoureuses paroles
 Penchant les cloches d'or et les blanches corolles,
 Verse a l'abime, ainsi qu'un fidele echanson,
 Avec l'esprit des fleurs les gouttes de rosee.
 Dans ce sinistre puits, o perles ! o parfums !
 Comme des espoirs morts ou des reves defunts,
 Pour qui donc tombez-vous ? De quelle urne brisee ?
 De quel fleuve divin grossissez-vous le cours ?

Qui vous recueillera pour la source epuree,
 Vous inutile encens, larme toujours filtree ?
 
Un matin, - qu'ils sont loin deja, ces temps trop courts ! -
 Un matin, j'admirais, l'ame neuve et ravie,
 Tout cet enchantement de verdure et de fleurs
 Suspendu sur le vide et melant leurs couleurs.
 Je m'enivrais de joie et d'arome et de vie.
 Hors des bruits de la plaine et du banal regard,
 Je laissais ma pensee indolente et distraite,
 Sur les recoins ombreux de la douce retraite,
 Avec les oisillons voltiger au hasard.
 Le soleil a travers les branches pacifiques
 Criblait de diamants ces emaux sur ce noir ;
 Si bien que l'on eut dit sous la terre entrevoir
 L'autre image du ciel dans les nuits magnifiques.
 Et pour sonder le creux du soupirail profond,
 Pour reveiller l'echo qui dormait sous ces plantes,
 J'y fis tomber caillou, pierre et roches branlantes ;
 Mais comme au neant meme en qui rien ne repond,
 Tout s'abimait. Nul bruit ne monta des tenebres.
 Un horrible frisson de paleur et de froid
 M'envahit tout a coup. Et je m'enfuis tout droit,
 Soufflete par le vent des mysteres funebres.
 "Les Levres Clos", 1867.

Леон Дьеркс  Переживший
(Перевод с французского).

Я вышел из чащоб обратно в жизнь. Из снов -
тех тюрем, где и плач, и все бои - без слов.
Закат. Лазурь небес заметно побледнела.
Вдруг вздох в тиши. Лишь вздох, раздавшийся несмело.
Он смолк, но я в груди почувствовал толчок.
Светило скрылось прочь. Вокруг меня - молчок.
Сгустилась тень. Пора в неблизкую дорогу.
А тут и ночь спешит и мне грозит престрого.

Но вдруг тот самый вздох послышался опять.
Я дрогнул. Был бы рад скорей его прогнать.
Увы, куда ? И сам вздохнул всей грудью.
Был слышен лишь мой шаг. Безмолвие. Безлюдье.
Тот вздох был очень слаб, был нежен. Всё же лес
его не заглушал. Вздох сам потом исчез,
как умер вдруг во мне. Кто ж страждет ? Кем обижен ?...
В полях всё длится труд. Огни в окошках хижин...

Вздох был похож на мах, на чей-то быстрый лёт.
Как много всюду тайн !  Кто ж все их разберёт ?

"Не ты ли, старина, могучий кипарис ?
Ты прянул в облака. Ты гордо смотришь вниз.
И я хотел бы ввысь, расставив паруса,
мечтая улететь повыше в небеса.
Дрожу душой, как ты !" Вдруг снова вздох в молчанье.
Ищу в том вздохе смысл, а в нём - благоуханье.
Но знаю ж я, что мысль - не то что аромат.
Всё движется, живёт. Объекты мельтешат.
Не гибнут нипочём, толкутся куролеся.
Рождают массу пар и образуют смеси.
И всюду страсти. Страсть - всегда исходный грунт,
будь то ничтожный сдвиг, будь то сердечный бунт.
И вот уже Закат угас в седой дали.
Венера в небесах, любимица Земли.

Печален был тот вздох и лёгок, как пушок.
Что значил он ?  Лишь я его учуять мог.
Вдруг понял: то мечта пожить на свете снова...
Кладбищенский мороз объял меня сурово.
Вздох медленно, с трудом, направился ко мне,
усталый свыше сил, - был где-то в глубине,
прощался, как мертвец. Ни звука из гортани.
Лишь призраки вокруг, в сгустившемся тумане.
Шагаю в их толпе. Мне мысли морщат лоб.
Неужто он пришёл ко мне, покинув гроб ?
В нём память злых обид ? Он ищет утешенья ?
Не весть ли он несёт ?  И я дрожу в смятенье.
Не ту ль, которой жду ? Все боли прошлых лет
давно уже прошли. Не ждать ли новых бед ?

Сомнения в душе. Век пряток по кулисам.
А жизнь всегда текла под мрачным кипарисом.
Он здесь - страшней, чем ночь, сгоняющая день.
Над нами с юных лет пугающая тень.

Ах, этот вздох !  Зелёные ладони !
Закройте мне глоза, ни слова не долдоня -
под этот вздох в сени своих густых теней.
Там плоть моя лежит в объятиях корней.
Во мне их острия. Ты пробуждён их силой,
мой вздох. Ты узнан мной - мой вздох из толщи стылой !
То запах юных лет - нежнейшая мечта,
подруга, что в гробу прекрепко заперта.
О первая любовь !  Ты спишь, не смежив веки.
Будь в сердце у меня !  Живи во мне вовеки !

 Leon Dierx  Le Survivant
 
 Je sors des bois. Je rentre en ma vie. O prisons
 De nos songes ! Combats ou pleurs que nous taisons !
 Le jour tombe. Le bleu du ciel palit. C'est l'heure
 Tranquille. - Un souffle ; un seul. - Souffle etrange ! - Il m'effleure
 Et s'eteint. - Je soupire et pense a lui. C'etait
 Un toucher ! - Le soleil s'engouffre. Tout se tait.
 L'ombre augmente. La route est longue ; la nuit, proche.
 Elle arrive. Elle monte en nous, comme un reproche.
 
Il venait de tres loin, ce souffle ! J'en fremis.
 Il semblait expirer en moi. Je l'ai transmis ;
 Ou donc ? Vers qui ? - Mon coeur bat avec violence.
 Je n'entends que mes pas. - Quel desert ! Quel silence !
 Ce souffle etait si faible ! Et si doux ! - La foret
 Ne l'a point arrete pourtant. Il se mourait.
 C'est en moi qu'il est mort. Vivait-il ? - Des lumieres
 S'allument. - Durs travaux des champs ! Pauvres chaumieres !
 
- Ce souffle ! On aurait dit une aile ; un etre errant !
 Il est tant de secrets ! Helas ! Qui les comprend ?

Peut-etre toi ! Vieil arbre immobile ! Murmure !
 Enseigne-moi ! Notre ame est une autre ramure.
 Elle flotte. Elle s'ouvre, immense, a la merci
 De vents mysterieux. Tout entiere elle aussi
 Vibre parfois. Des mots obscurs l'ont traversee !
 Ce souffle en etait plein. - Qui dit qu'une pensee
 N'est pas comme un parfum : un corps aerien ?
 Tout voyage. Tout vit. Tout se transforme. Rien
 Ne perit. Tout renait. Tout souffre. Tout se mele.
 Et tout cherche ailleurs. Quoi ? L'anxiete jumelle,
 Sans doute ; en vos fumiers, desirs ! En votre exil,
 Regrets ! Au plus profond des coeurs ; au plus subtil
 Des choses. - Le couchant a l'infini recule.
 Une etoile ! Venus ! Qui passe au crepuscule !
 
- Il etait triste autant, ce souffle ! Et si leger !
 Qu'apportait-il ? - Moi seul l'ai senti voltiger.
 J'en suis sur : il voulait depuis longtemps renaitre.
 Est-ce en quelqu'un ? - Le froid de la mort me penetre.
 C'etait comme un dernier effort vers moi ; si lent !
 Si las ! Comme un supreme effluve s'exhalant.
 Comme un adieu reste muet ; comme une haleine ;
 Comme une voix defunte ! - Oh ! La brume ! Elle est pleine
 De fantomes. Je marche a travers eux. Qui sait ?
 S'il s'etait echappe d'une tombe ! Il poussait
 Un souvenir de plainte ; un rappel de caresse ;
 Quelque message au but. - Je frissonne. Serait-ce
 L'envoi que j'ai longtemps espere ? -nos douleurs
 S'apaisent. Puis les jours nouveaux portent les leurs.

L'on doute. L'on oublie. - Est-ce possible ? On croit
 Oublier ! Mais en nous le cypres plante croit.
 Il est la ; bien plus haut que la nuit ! Sur les fastes
 De ma vie il s'etend toujours. Ombres nefastes !
 
Un souffle ; et je vous sens immortelles ! Couvrez
 Mes yeux, palmes sans fin ! Lourds rameaux enivres
 De ce souffle ! C'est vous qu'il cherchait. - Le ciel brille ;
 Vainement ! - Dans ma chair fouille, racine ! Vrille
 Aux cent pointes ! C'est toi qu'il reveille ; et venu
 De la-bas ! - Mon soupir ? Qu'avais-je reconnu ?
 Cette odeur d'autrefois ! Cette tendresse amie ? ...
 Etait-ce un reve en peine ? Un reve d'endormie ?
 Le reve d'abandon d'une poussiere ? - Oh ! Oui,
 Dors en moi ! Reve en moi ! Jeune amour enfoui !
"Les Levres Closes", 1867.

Леон Дьеркс  Портреты  (Les Ecussons)
(Перевод с французского)

В глазах Клоринды блеск - холодный блеск меча.
Её прегордый нрав ей служит цитаделью.
Глядит грозней судьи и злее палача.
Она не любит слов, и, кровь разгоряча,
без устали разит, избрав кого-то целью.

У Джейн глаза глядят из узких амбразур,
как в крепости, где в них гнездятся кулеврины.
Когда в ней вспыхнет страсть, она глядит вприщур -
вдруг вспышкой и дымком сменяется ажур,
и две сквозных дыры украсят грудь мужчины.

Алисин алчный взор червонцами блестит,
но дух ей веселят не блещущие бляшки.
Ей больше ценен вес монеток, а не вид.
Она не сводит глаз и пристально следит,
как дрыгают в весах нагруженные чашки.

Эрминин бледный взор лучит неясный свет,
как будто сквозь витраж огонь свечей струится.
На свой вопрос кюре желает знать в ответ
про давешний обет и умерший секрет,
который унесла внезапная гробница.

У Юлии глаза - с неровным огоньком.
Они - как фонари, что спрятал в кронах кто-то
вблизи от кабака, где пьянствуют тайком.
В них тот закатный свет, прикрытый тростником,
что тонет посреди опасного болота.

Елена !  Ты сама - как самый чистый свет.
Глаза тебе даны как зоркая охрана:
два сына белизны, которой чище нет.
В невинности твоих чарующих бесед
они - как два щита, что светят осиянно !

Leon DIERX  Les Ecussons

Clorinde a des yeux clairs et froids comme l"acier,,
 Qu"indignent les aveux, qu"allument les mains jointes.
 Elle habite l"orgueil comme un donjon princier ;
 Et son regard, pareil au fer d"un justicier,
 Sait plus loin dans les coeurs enfoncer mille pointes.
 
Jane a les yeux profonds, obscurs comme les trous
 Que sur les hauts remparts braquent les coulevrines.
 Quand, lourds de voluptes, ils se fixent sur nous,
 Entre leurs cils serres flotte un nuage roux,
 Et deux vides brulants restent dans nos poitrines.
 
Alice a dans les yeux l"eclat des pieces d"or,
 Et ce n"est point au coeur que sondent leurs silences.
 Ils semblent soupeser quelque secret tresor,
 Et sans cesse inquiets, ils oscillent encor
 Comme font les plateaux des parfaites balances.
 
Les yeux pales d"Hermine ont les vagues clartes
 Des cierges dans le jour que le vitrail decalque.
 Confesseurs des desirs benoitement quetes,
 Ils leur versent le deuil et les lividites
 Des lampes que l"on range autour d"un catafalque.
 
Les yeux de Julia sont les feux incertains
 Des lanternes qu"on cache entre d"epais feuillages,
 Sur le seuil d"une auberge aux buveurs clandestins,
 Ou ressemblent encore a ces soleils eteints
 Embourbes dans les joncs des fievreux marecages.
 
Mais, Helene ! tes yeux sont comme deux gardiens,
 De toi-meme ignores, fils des blancheurs premieres.
 Innocence ! o candeur des chastes entretiens !
 Quels yeux deja ternis pourraient percer les tiens,
 Ces deux grands boucliers faits de pures lumieres !