Роберт Хилльер Пятая юношеская книга Книга сонетов


Роберт Силлимэн Хилльер Книга сонетов 
(Переводы с английского). 

Роберт Силлимэн Хилльер Сонет I. 

Любовь входила с музыкой в мой дом. 
Я к дивной красоте имел причастье, 
за что богам молился с истой страстью, 
а награждён был окровавленным кнутом. 
Я обезумел от такой напасти. 
Меня травили, выставив шутом, 
но дружбу, что завоевал потом, 
и боги бы сочли себе за счастье. 

Пора умнеть. Прошёл сезон забав. 
Но кто ж мне скажет, что такое разум ? 
Мне красота, как прежде, тешит нрав. 
Я рад любви и всем её проказам, 
хотя аллея тополей зовёт 
в дорогу до кладбищенских ворот. 


Robert Hillyer Sonnet I 

Love dwelled with me with music on her lips; 
Beauty has quickened me to passion; prayer 
Has cried from me before I was aware 
When grief was scourging me with scarlet whips. 
The gods gave me to follies false and fair; 
Made me the object of immortal quips, 
But I am recompensed with comradeships 
That gods themselves would be content to share. 

The time of play has been, of wisdom, is; 
Yet who can say which is the truly wise? 
Enough that I have stayed Love with a kiss, 
That Beauty has found welcome in my eyes; 
Though the long poplar path leads dark before, 
Up to the white inevitable door. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет II 

Не так, как захотелось Адриану, - 
чтоб слыл повсюду богом Антиной, - 
я громко нарекать тебя святой, 
пред толпами, Любимая, не стану. 
Сыщу тебе далёкий пик крутой 
и скрыть от всех препоручу туману. 
Сам в тайне буду петь тебе осанну. 
Иное было б пошлой суетой. 

Мой культ хранила б горная стена, 
и он не подвергался бы угрозе. 
Та вера не была б замутнена. 
Мы жили б с ней, как в самой сладкой грёзе... 
Но это сон, а явь завязла в прозе, 
и лишь в мечтах любовь всегда верна. 

Robert Hillyer Sonnet II 

Invoking not the worship of the crowd 
As Hadrian divulged Antinous 
Would I denote Thy sanctity, not thus 
Should Love's deep litany be cried aloud. 
There is a mountain set apart for us 
Where I have hid Thy soul as in a cloud, 
And there I dedicate as I have vowed 
My secret voice,-all else were impious. 

Remote and undiscovered, rest secure 
Where I have set Thee up, that I may keep 
My faith of God-in-Thee unblent and pure; 
That I may be at one with Thee in sleep; 
That waking as a mortal, I may leap 
Into immortal dreams where love is sure. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет III. 
(По мотивам оригинального текста). 

Я не могу себя преобороть. 
Духовный праздник не приемлет вздора, 
но мне не скрыть восторженного взора 
на прелести, что сотворил Господь. 
Шедевром богоданного убора 
влюблённые глаза пленяет плоть. 
В ней блещет освящённая щепоть, 
чей свет взволнует сквозь любые шоры. 

Ты там и здесь. Навеки единя 
в себе и ординату и абсциссу, 
ты этим покорила и меня. 
В тебе нерасторжимые два мыса: 
ты - Беатриче в звонких гимнах дня, 
для неба ты - святая Беатриса. 


Robert Hillyer Sonnet III 

And yet think not that I desire to seal 
Your earthly beauty from the eyes of praise, 
The Soul I worship hath its holy-days, 
But being God is manifestly real. 
The flesh resplendent in a lover's gaze 
Hath too its triumph; the divine ideal 
Is dual and can wonderfully reveal 
Itself in dust enriched by subtle ways. 

You are no shadow, for in you combine 
Earth-music and a spirit's sanctity, 
And both are exquisite, and both are mine... 
For holier men a Beatrice, for me 
The joyous sense of your reality, 
Not half so saintly,-but far more divine. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет IV 

Пред юным богом, что весенним днём 
приносит нам цветенье и отраду, 
пошире распахнём ворота сада - 
и искры жизни разгорятся в нём. 
Потом, когда в ветвях пойдут рулады, 
дождёмся бога, что придёт с вином, 
с обильными плодами и зерном - 
и осень будет весела, как надо. 

Когда ж суровый, грозный зимний бог 
придёт, таща с собою шлейф тревог, 
не станемте дрожать пред этой тенью, 
дождёмтесь, чтобы зиму превозмог 
бог-юноша, несущий возрожденье 
всей жизни, общей радости и пенью. 


Robert Hillyer Sonnet IV 

With the young god who out of death creates 
The flame of life made manifest in spring, 
Let us go forth at day's awakening, 
The first to open wide the garden gates. 
And resting where the blowing seasons sing, 
Await the voice of god who consecrates 
The pallid hands of the autumnal fates 
That beckon from the dusk, dream-harvesting. 

When comes the grey god, eager to destroy 
Our garnered hoard of wisdom and of joy, 
Fear not that phantom, desolate and stark, 
For the young god, the all-creating boy, 
Will come and find us sleeping in the dark, 
And from two deaths, bring forth life's single spark. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет V 

На диком пляже всё победно расцветало. 
Как в ванне из вина, купальщик млел меж скал. 
Светило, лишь взойдя, пекло во весь накал. 
Дремали под водой лукавые кораллы. 
Из рощ вокруг звучал ликующий хорал. 
На солнце свежий лавр был с отблеском металла, 
но вечер подступил, как грубый погоняла - 
затих зелёный шум и праздник отблистал. 

Весёлый день сменился грустной былью. 
Весна уж не весна, и жизнь тускла. 
Твой рай умчали прочь лихие крылья. 
Любовь с её компанией ушла. 
Наедине с собой, беде своей не веря, 
страдающий бедняк тоскует о потере. 

Robert Hillyer Sonnet V 

O it was gay! the wilderness was floral, 
The sea a bath of wine to the laughing swimmer; 
Dawn was a flaming fan; dusk was a glimmer 
Like undersea where sly dreams haunt the coral. 
The garden sang of fame when the golden shimmer 
Of sun glowed on the proud leaves of the laurel,- 
But time and love fought out their ancient quarrel; 
The songs are fainter now; the lights are dimmer. 

For it is over, over, and the spring 
Is not quite spring to you who sit alone; 
A paradise entire has taken wing; 
Love and her merry company are gone 
The way of all delight and lyric measures, 
And the lone miser mourns his vanished treasures. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет VI. 

Снег быстро тает на откосах крыш. 
Раскрыв бутоны зацветает ветка, 
и лепестки слетают на беседку. 
Поют скворцы, и подал голос стриж. 
Но я в унынии бываю здесь нередко. 
Когда придёшь один, притом молчищь, 
из всех красот, имеющих престиж, 
здесь мало что сгодится на заметку. 

Нет, я уединенья не снесу. 
Уж раз деревья дружно зазвучали 
и, расселившись парами в лесу, 
все птицы начинают пасторали, 
и я восславлю вешнюю красу,- 
с отрадой в сердце, будто в ёмком зале. 


Robert Hillyer Sonnet VI 

The snow is thawing on the hanging eaves, 
The buds unroll upon the basking limb, 
And hidden birds are practising a hymn 
To sing when petals fall among the leaves. 
And yet in life there is an interim 
So dull that stagnant loneliness bereaves 
Beauty of tenderness, and hope deceives 
Until the eyes grow sceptical and dim. 

I know I have no right to solitude 
When every friendly grove is loud with calls 
From bird to mating bird, and all the wood 
Is throbbing with the voice of waterfalls, 
But merry song and liquid interlude 
Ring in my heart like mirth in empty halls. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет VII. 

День завершает красота Заката, 
являющая Мир и Благодать. 
Нам нет нужды ни помнить, ни рыдать: 
забвенье - лучше, потому и свято. 
Забудем нашу тягостную рать, 
где маялись бессонные солдаты, 
мечтавшие в час сумерек когда-то 
приблизить Мир, хотя бы лишь на пядь. 

Тех грёз уж нет. Отличная погода. 
Какой смутьян ни злись, ни колобродь, 
ничто не застит нового восхода: 
мы ту войну смогли преобороть. 
Нам радостна картина небосвода, 
и нынче счастлив с нами и Господь. 


Robert Hillyer Sonnet VII 

So ends the day with beauty in the west, 
Bending in holy peace above the land; 
It is not needful that we understand; 
Oblivion is ours, and that is best. 
Oblivion of battles that command 
Our wan reluctance, and a starless rest 
Borne on in tideless twilight, where all quest 
Ends in the pressure of a quiet hand. 

There is no morrow to this final dream 
That paints the past so wonderfully fair; 
No rising sun shall desecrate that gleam 
Of fragile colour hanging on the air. 
Enshrined in sunset are all things that seem 
Happy and beautiful; and Thou art there. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет VIII. 

Я слушаю весь вечер напролёт 
мелодиии твоей любимой скрипки. 
Я слышу их то с грустью, то в улыбке, 
припоминая наш счастливый год. 
Душа раскрылась. Все заслоны хлипки, 
и в памяти сплошной круговорот: 
ты рядом, и плывут со свитой нот 
мечты тех дней, как золотые рыбки. 

То музыка взлетит, то мчится прочь, 
а зелень гасит дивное струенье. 
И вновь мечты выплёскивает ночь, 
и вновь немыслимое упоенье. 
Не диво ли, что в песнях скрипки слиты 
и жизнь, и смерть, и звёздные орбиты ? 

Rjbert Hillyer VIII. 

Across the evening calm I faintly hear 
The melody you loved; a violin 
Sings through the listening air, far-off and thin, 
The infinite music of our happy year. 
The soul's dim gates are broken to let in 
That gush of memories, and you are near, 
Poised on the shadowy threshold whence appear 
The prospects of the dreams we strove to win. 

Rise wistfully, and fall away, and pass, 
Frail music of impossible delight, 
Steal into silence over the dark grass, 
Dreams of the inner caverns of the night. 
Strange that in those few hesitating bars 
Are life and death, the orbits of the stars. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет IX. 

Спокойней тихих смутных сновидений; 
смирней пруда, когда ни ветерка; 
бесстрастней выставленных на века 
гранитных стел в местах былых сражений - 
ползущие по небу облака - 
в их дивных формах снежных построений, 
а в сумраке - как стадо в царстве теней. 
Я - пастырь их овечьего полка. 

Их назначенье - странствовать годами. 
В том их судьба, как и моя, точь-в-точь. 
Я знаю - я горюч, они - как пламя. 
Мы все уйдём за горизонтом в ночь. 
И звёзды мрут. А в тишине - им вслед - 
на пастбищах слышна лишь поступь лет. 


Robert Hillyer IX. 

Calmer than mirrored waters after rain, 
Calmer than all the swaying tides of sleep, 
Profounder than the stony eyes that keep 
Afternoon vigil on the ruined plain; 
So drift they by, the cloudy forms that creep 
In stealthy whiteness through the windless grain; 
The twilight ebbs, and washed in the long rain, 
I am their shepherd, pasturing my sheep. 

They can not change; they can but wander here; 
That is their destiny and also mine; 
The fuel that I was, the flames they were, 
Are vanished down the lost horizon line. 
Likewise the stars have died; the silence hears 
Only the footfall of the pastured years. 
 

Роберт Силлимэн Хилльер Сонет X. 

Я, будто изваянье из порфира, 
стоял у моря средь песков и скал. 
Вечерний сумрак предо мной скрывал 
ворота неизведанного мира. 
Я созерцал, как шёл за валом вал, 
а в шуме волн звенели песни лиры. 
Меня - как бога - славили зефиры. 
"Неуж то берег смерти ?" - я вскричал. 

Раздался шёпот тише дуновенья, 
добравшийся с небес в земной удел. 
Я в трансе был, доселе незнакомом. 
Ворота вдруг открылись с грозным громом. 
Оттуда светлый ангел прилетел: 
не то запел, не то принёс успенье. 


Robert Hillyer Sonnet X. 

I stood like some worn image carved of stone 
Amid the thoughtful sands of eventide; 
When rolling back the grey, there opened wide 
The unsuspected gates of the Unknown. 
Long hours I stood, amazed and deified, 
Beside that singing shore; that shining zone, 
Myself like God, triumphantly alone, 
"And is this then the shore of death?" I cried. 

A wind blew down from the tremendous sky, 
Fraught with a whisper fainter than a breath, 
Fanning my spirit with exalted wonder; 
But the great doors swung to with rumbling thunder; 
One more the winged faith had passed me by, 
Like unto melody, like unto death. 


Роберт Стллимэн Хилльер Сонет XI. 

Деревья ночью говорят друг с другом. 
Где ж звёзды ? Сила ветра так резка, 
что будто бы взбесились облака, 
и мысли в голове замкнулись кругом. 
Мне хочется понять наверняка, 
как то случилось. Нет конца потугам. 
След в памяти бежит весенним лугом, 
где ты была, как бабочка, легка. 

Деревья вновь твердят о давнем. 
А я давно с тобой, с любимой, врозь. 
С кем ты теперь, когда мне одиноко 
и, будто стужей, проняло насквозь ? 
Внезапный шквал ударил вдруг по ставням, 
и свежий лист слетает вниз до срока. 


Robert Hillyer Sonnet XI. 

Through the deep night the leaves speak, tree to tree. 
Where are the stars? the frantic clouds ride high, 
The swelling gusts of wind blow down the sky, 
Shaking the thoughts from the leaves, garrulously. 
Through the deep night, articulate to me, 
They question your untimely passing-by; 
Your spring is still in flower, must you fly 
Windswept so soon down lanes of memory? 

Through the deep night the trees recount the past, 
The lovers that have long ago gone hence, 
And whom you joined ere love had reached her prime. 
Chill with an early autumn's immanence, 
Through the dark night plunges the sudden blast, 
Sweeping the young leaves down before their time. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет XII. 

Мощёный путь тянулся без конца. 
В просветы тучи, как из амбразуры, 
ущербная Луна глядела хмуро 
и приоткрыв лишь только пол-лица. 
От лунного пречёрного чепца 
как побелела тьма всей верхотуры. 
А стражница вдруг стала строить куры: 
следя за мной, шепнула два словца. 

Все Звёзды, соблюдая свой статут, 
смотрели сверху на мои прогулки. 
Куда ни гляну: лучики бегут, 
да не слыхать - шаги лучей не гулки. 
Перед зарёй проснулись переулки, 
да чья-то флейта пела пять минут. 

Robert Hillyer Sonnet XII. 

I walked the hollow pavements of the town, 
Lost in the vast entirety of night, 
The moon was cankered with a greyish blight, 
And half her face was gathered in a frown. 
A hooded watchman passed me, and his gown 
Was dyed so black it made the darkness white, 
He turned upon my face his curious light, 
And whispered as he wandered up and down. 

Then there were curling lanes and then a hill, 
And sentry stars that guard the Absolute, 
And spectral feet that followed me, until 
The vapours rose, and somewhere in the mute 
And hesitating dawn, a single flute 
Piped once again the grey, and then was still. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет XIII. 

Без устали спешу от шхеры к шхере, 
без отдыха, не отступая вспять - 
не воин и не вождь, собравший рать,- 
не знаю, кто я, - но, расслышав, верю 
тому, что мир не устаёт шептать, - 
о надобности в новой атмосфере, 
где ход наладится, и в новой эре, 
взамен биений, будут тишь да гладь. 

Какая ж мне светила благодать 
прошедшим летом в солнечной округе, 
где удалось тебя мне повстречать, 
когда мечтал о преданной подруге ! 
За что ж горьки теперь мои досуги 
в пустыне, где ни друга, ни пичуги ? 


Robert Hillyer Sonnet XIII. 

In tireless march I move from sphere to sphere. 
I turn not back nor pause; my feet are drawn 
By shining power. Master soul or pawn, 
I know not which I am; I only hear 
The faint insistent world voice murmuring on 
Its pivot in another atmosphere; 
All else is silence, the pervading year 
Blows wanly through my senses and is gone. 

O You who met me on the sunny lawn 
Of yesteryear, to be my true companion, 
And bade me lead you with me from the dawn 
Into the shades of my predestined canon, 
How is it that I find myself alone 
Here in this desolate and starry zone? 

Роберт Силлимэн Хилльер Сонет XIV 

Я б мог пропасть, не будь тебя со мной. 
При скудной жизни, в бедности, в стесненье, 
ты проявляла нежность и терпенье 
и не страдала болью головной. 
Потом, приняв несчастное решенье, 
ушла искать судьбы совсем иной, 
понятнее и более земной, 
чем штудии в лесном уединенье. 

Но вновь ты там, откуда убежала. 
А я в другом краю. Ты зря зовёшь. 
Приехать не могу, хоть, как сначала, 
томиться без тебя мне невтерпёж. 
От сферы к сфере мчусь неудержимо, 
вдали от той, что искренне любима. 


Robert Hillyer Sonnet XIV 

A while you shared my path and solitude, 
A while you ate the bread of loneliness, 
And satisfied yourself with a caress 
Or with a careless overflow of mood. 
And then you left me suddenly, to press 
Into the world again, and seek your food 
Among the mortals whom you understood, 
Instead of learning in the wilderness. 

Now you return to where you fled from me, 
And find me gone. You call me from afar, 
And call in vain; I can not turn to see 
You loveliness, beloved as you are. 
Inexorably I move from sphere to sphere, 
Nor wait for any soul, however dear. 

Роберт Силлимэн Хилльер Сонет XV. 

Наш ум не переспорит пустоты. 
Её не сдвинешь ни на шаг плечом 
и не зальёшь ничем и нипочём. 
Она доводит нас до тошноты... 
В какой бы я ни заглянул дурдом, 
там пыль да грязь и много суеты. 
Там вместе и солому и цветы 
секут, смешав. Там тягостный содом. 

Смотря с какой угодно высоты, 
увидишь, как с рожденья и потом 
любой из нас штурмует свой подъём, 
как, вместо первозданной простоты, 
судьба дарует каждого умом. 
Хочу, чтоб он не обманул мечты ! 

Robert Hillyer Sonnet XV. 

There is a void that reason can not face, 
Nor wisdom comprehend, nor sweating will 
Diminish, nor the rain of April fill, 
And I am weary of this wan grimace. 
Behold I touch the garments of all ill 
And do not wash my hands; a dusty place 
Unprobed by light becomes a loud mill race 
That swirls together straw and daffodil. 

It is untrue that vigil can not trace 
The orbits which upon our births distil 
The filtered dew of fate; I saw the hill 
That I must climb, and gauged the upward pace; 
And now upon the night's worn window sill, 
I wait and smile. Hail, Judas, full of grace. 


Роберт Силлимэн Хилльер Сонет XVI. 

Все зеркала - как очи Мнемозины, 
в них свет запечатлённой красоты: 
улыбки юных лиц, апрельские цветы, 
причёски на ветру, небесные картины. 
Жаль, зеркала - не латы, не щиты - 
хрупки. Но жизнь упряма, как пружина. 
Цвета и формы всей земной витрины - 
неблёкнущие вечные холсты. 

Вдруг очи, ярче драгоценных бусин, 
как в зеркале, блеснут из глубины. 
Вдруг, золотясь, и весел, и пркрасен, 
возникнет берег на пути волны. 
В какой-то миг всеобщей тишины 
вдруг прозвучат слова забытых песен. 


Robert Hillyer Sonnet XVI. 

The mirrors of all ages are the eyes 
Of some remembering god, wherein are sealed 
The beauties of the world, the April field, 
Young faces, blowing hair, and autumn skies. 
The mirrors of the world shall break, and yield 
To life again what never really dies; 
The forms and colours of earth's pageantries, 
Unwithered and undimmed, shall be revealed. 

And in that moment silence shall unfold 
Forgotten songs that she has held interred, 
The ocean rising on the shores of gold, 
Flecked with white laughter and love's lyric word; 
All happy music that the world has heard; 
All beauty that eternal eyes behold. 

Роберт Силлимэн Хилльер Сонет XVII. 

До сумерек мы маялись без дела, 
в молчанье глядя вдаль, где, как всегда, 
дугой сходились небо и вода. 
А та, проваливаясь вниз, шумела. 
"Ты слышишь ?" - "Нет. Но чёрная беда 
какая-то к нам с Запада приспела". 
- За мной явилась каравелла, 
чтоб увезти неведомо куда. 

Она виляла в море, приближаясь. 
Она шуршала килем по песку. 
И я прочёл в глазах у друга жалость, 
его недоуменье и тоску. 
Бурленье тьмой прикрылось, будто фетром, 
и бились паруса, скрипя под ветром. 


Robert Hillyer Sonnet XVII. 

We sat in silence till the twilight fell, 
And then beyond the vague and purple arc 
Where sky and ocean merge, a summons. "Hark! 
Clear notes like water falling in a well, 
Can you not hear?" "No, but a sudden dark 
Seems to enfold me, lonely and terrible." 
Out of the sunset, a black caravel 
Drew near, and then I knew I should embark. 

I saw it tack against the fading skies, 
I heard its keel slide crunching up the sand, 
Then turned, and read, deep in the other's eyes, 
The pain of one who can not understand. 
Dusk deepened over the insurging seas, 
And loose sails crackled in the rising breeze. 

Роберт Силлимэн Хилльер Сонет XVIII. 

Цепляясь за меня, он рвался вслед. 
Он принял расставанье за несчастье. 
А волны взвыли, разевая пасти 
и злясь на этот стройный силуэт. 
Я крикнул: "Судно развернуло снасти. 
Крепчает ветер. Тает звёздный свет. 
Снеси мой стул, покуда ливня нет. 
Укройся сам под крышей от ненастья !" 

Сел в шлюпку, но не смело, без задора. 
"Прощай !" И вёсла мерно загребли. 
Я еду в необъятные просторы, 
к кострам ещё неведомой земли. 
Теперь задумался среди стихии: 
где ж та страна ? Кто ж сами мы такие ? 

Robert Hillyer Sonnet XVIII. 

He clung to me, his young face dark with woe, 
And as the mournful music of the tide 
Monotonously sang, he stood and cried, 
A silhouette against the afterglow. 
I said, "The boat has spread her pinions wide; 
The stars and wind come forth together. Go 
Back to our ivy-haunted portico, 
And place my seat as always at your side." 

And so I stepped aboard and left him there. 
Farewell; the rhythmic somnolence of oars; 
Star-misty vastness; swiftly moving air; 
Then distant lights on undiscovered shores. 
This I remember, standing by the sea, 
But where was that dark land, and who were we?