Элизабет Броунинг  Сонет I

Отрадно пел когда-то Феокрит:
и о Любви, и о красе природы.
Ценил и славил молодые годы,
талантлив был, и этим заменит.
Античность та в ушах моих звенит,
хотя сама знавала лишь невзгоды,
и не было ни счастья, ни свободы.
Казалось, жизнь ничем не одарит.
Но вдруг в каморку нынешней весною,
где очень редко прежде брезжил свет,
явился Призрак - Диво неземное -
сияя серебром. Так ярко был одет.
"Не Смертью ли отправлен Ты за мною ?" -
"Нет, я - Твоя Любовь !" - сказал в ответ.

Elizabeth Browning  Sonnet I

I thought once how Theocritus had sung
Of the sweet years, the dear and wished-for years,
Who each one in a gracious hand appears
To bear a gift for mortals, old or young:
And, as I mused it in his antique tongue,
I saw, in gradual vision through my tears,
The sweet, sad years, the melancholy years,
Those of my own life, who by turns had flung
A shadow across me. Straightway I was 'ware,
So weeping, how a mystic Shape did move
Behind me, and drew me backward by the hair:
And a voice said in mastery, while I strove,-
'Guess now who holds thee? '-' Death,' I said. But, there,
The silver answer rang,-' Not Death, but Love.'

Элизабет Броунинг  Сонет II

Был Третий, кто слыхал наш диалог.
Так он на нас взглянул отнюдь не мило.
Его последнее признанье возмутило.
Тем Третьим был всесильный грозный Бог.
И мрак мои глазницы заволок.
Само Твоё явление слепило.
Тяжёлый груз велел напрячь все силы.
При том удар и горше стать бы мог.
Так как нам быть теперь - в сраженье грозном,
под градом стрел, чьи жала всё острей ?
Давай взлетим не в страхе одиозном -
нет !- В связке будем - и не страшен нам Борей !
Давай помчим навстречу светлым звёздам
решительней, смелее и быстрей.

Elizabeth Browning  Sonnet II

But only three in all God's universe
Have heard this word thou hast said, - Himself, beside
Thee speaking, and me listening! and replied
One of us . . . that was God, . . . and laid the curse
So darkly on my eyelids, as to amerce
My sight from seeing thee,-that if I had died,
The deathweights, placed there, would have signified
Less absolute exclusion. 'Nay' is worse
From God than from all others, O my friend!
Men could not part us with their worldly jars,
Nor the seas change us, nor the tempests bend;
Our hands would touch for all the mountain-bars:
And, heaven being rolled between us at the end,
We should but vow the faster for the stars.

Элизабет Броунинг  Сонет III

Мы непохожи. Ты живёшь, как князь.
Ты - знатный гость приёмов в высшем свете.
Не польщены, друг друга заприметя,
хоть где, два наших ангела, сойдясь.
Ты никогда, никак, не ступишь в грязь,
не поскользёшься на любом паркете.
В восторженных глазах ты на примете. -
Во мне ж совсем иная ипостась.
Ты музыкой своею мог гордиться,
пленявшей даже лучших из актрис.
А я была бродяжкою-певицей,
стававшей, чтобы спеть, под кипарис.
Тебя елеем умащали все столицы,
ко мне ж роса стекала с веток вниз.

Elizabeth Browning  Sonnet III

Unlike are we, unlike, O princely Heart!
Unlike our uses and our destinies.
Our ministering two angels look surprise
On one another, as they strike athwart
Their wings in passing. Thou, bethink thee, art
A guest for queens to social pageantries,
With gages from a hundred brighter eyes
Than tears even can make mine, to play thy part
Of chief musician. What hast thou to do
With looking from the lattice-lights at me,
A poor, tired, wandering singer, singing through
The dark, and leaning up a cypress tree?
The chrism is on thine head,-on mine, the dew,-
And Death must dig the level where these agree.

Элизабет Броунинг  Сонет IV
Ты призван петь в большом дворцовом зале.
Твои стихи там любят с давеих пор.
Бывало, чтоб открыть Тебе простор,
танцоры все балеты прекращали.
А я хочу, чтоб песни те звучали
и для меня. Та страстность - не позор.
Придёшь ли Ты, откроешь ли запор
моей тюрьмы, где век меня держали ?
Глянь зорче - видишь щель под сводом крыши.
И там, за рамой верхнего окна -
гнездовье сов. Туда влетают мыши,
а мандолина вовсе не слышна.
Я плачу там, и голос мой всё тише.
Ты можешь петь, а я отчуждена.

Elizabeth Browning  Sonnet IV

Thou hast thy calling to some palace-floor,
Most gracious singer of high poems! where
The dancers will break footing, from the care
Of watching up thy pregnant lips for more.
And dost thou lift this house's latch too poor
For hand of thine? and canst thou think and bear
To let thy music drop here unaware
In folds of golden fulness at my door?
Look up and see the casement broken in,
The bats and owlets builders in the roof !
My cricket chirps against thy mandolin.
Hush, call no echo up in further proof
Of desolation! there 's a voice within
That weeps . . . as thou must sing . . . alone, aloof,

Элизабет Броунинг  Сонет V

Как и Электра - траурную урну,
я брошу Сердце пред тобой как прах,
пускай оно лежит в Твоих ногах.
И не дивись, что действую бравурно.
Но небо надо мною не лазурно.
Снопы из тусклых искр в моих глазах.
Боюсь беды. Одолевает страх.
От скверного предчувствия мне дурно.
Ты Сердце пнёшь, покатишь по траве.
Один раз пнёшь, и два, и три подряд.
Помчатся пыль да искры к голове.
Так даже лавры от огня не защитят.
Беги ! Не дай зацепки злой молве.
Беги ! Не то все волосы сгорят.

Elizabeth Browning  Sonnet V

I lift my heavy heart up solemnly,
As once Electra her sepulchral urn,
And, looking in thine eyes, I overturn
The ashes at thy feet. Behold and see
What a great heap of grief lay hid in me,
And how the red wild sparkles dimly burn
Through the ashen grayness. If thy foot in scorn
Could tread them out to darkness utterly,
It might be well perhaps. But if instead
Thou wait beside me for the wind to blow
The gray dust up, . . . those laurels on thine head,
O my Beloved, will not shield thee so,
That none of all the fires shall scorch and shred
The hair beneath. Stand farther off then ! go.