Артур О"Шонесси Последний взгляд 
(Перевод с английского) 

Явился ангел, мешкать не веля, 
среди зари он мчал меня с собою, 
и в алости открылись - вся земля, 
вся жизнь, любовь и всё моё былое, 
две женщины и весь печальный срок 
великой веры, ожиданий и тревог. 
Одна из женщин - в дивном одеянье, 
но только дух, прозрачное сиянье 
бессмертия - и сверху нимб святой, 
он в памяти горел, как золотой, 
в года вдовства, а было их немало. 
Она ж с небес за мною наблюдала, 
как высший суд, как стойкая звезда 
из далека, где скрылась навсегда, 
среди небес. 

И тут я стал глазами 
искать Другую, жаркую, как пламя. 
Мне душу жгли и радость и тоска 
от негасимого вовеки огонька. 
Увы ! С ней рядом не было отрады. 
Я больше не послал назад ни взгляда. 

Arthur O"Shaughnessy The Last Look 

1: LASTLY, an angel ushered me in haste 
2: Out through the sunrise. I beheld the earth 
3: Setting behind me; I beheld the Past 
4: Reddened with life and love, and knew the worth 
5: Of life itself, and love itself and time; 
6: And of two women, there was one sublime 
7: Waiting in sadness, tears, and love, and faith, 
8: Clad brilliantly-crowned was that delicate wraith 
9: Of white immortal face, and haloed hair, 
10: Seen of remembered gold veiled in the fair 
11: White widowhood of many a holy year; 
12: And her tried soul, transcendent now and clear, 
13: Like the last summit, like a steadfast star, 
14: And merged into the lucent opening far 
15: Away in widening heaven. 

15: Then I turned 
16: To seek that other, for whom life had burned 
17: So long unquenchably; and dimly seen 
18: In dismal joys and anguish, that had been 
19: An altered shadow on a failing shore, 
20: Pained me awhile: then I looked back no more. 

Артур О"Шонесси Колибри 
Песнь первая 
(Перевод с английского). 

В бразильских чащах как-то раз 
завёлся редкостный алмаз. 
Там вековечно длится лето, 
там много дивного для глаз. 
Там в море музыки и света 
земля хранит свои секреты, 
и что ни звук, и что ни всплеск, 
лишь ярче повсеместный блеск. 
Там всё, что недра ни рождали, 
преображалось в свет, и в ночь, 10 
с бессмертною звездою, прочь 
летело в неземные дали. 
Особо был собой хорош 
там СТРАСТОЦВЕТ - в росинках сплошь. 
А у девиц на персях ловко 
КОЛИБРИ с алою головкой, 
бывало, повисал, как брошь. 
Там девочка в лесном селенье 
всех приводила в изумленье. 
Жила в мечтаниях все дни 20 
почти что с самой колыбели 
и не любила болтовни, 
глаза ж безоблачно блестели. 
Как будто силой колдовства, 
её влекли чужие страны, 
материки и острова. 
Кто б мог одобрить эти планы ? 
А между тем она могла 
увлечь и убедить любого, 
была искусна и смела, 30 
ловка, улыбчива, толкова. 
Была затейливей дружков 
в своей ребячьей камарилье, 
не мяла, вынув из сачков 
роскошных бабочек, им крылья. 
Всегда был редкостный улов ! 
В лесу, к полудню, только пуще 
сквозило солнце меж стволов. 
Тропинки уводили в гущу. 
Там можно было петь, играть, 40 
дурачиться и веселиться, 
нырнув в лесную благодать. 
Там были радостные лица. 
Казалось, девочка, как птица 
порхала, и полёт был смел, 
сродни мельканью бойких стрел. 
И шопот шёл между друзьями: 
она беседует с цветами, 
знакома с каждым стебельком 
и слушает их день за днём. 50 
Решили, что причастна к тайнам 
и всем шумам необычайным. 
И все друзья её сочли 
царицей колдовской земли. 
К ним зовы, то ясней, то глуше, 
Бывало, шли из дальних мест, 
и сладкий страх входил к ним в души. 
И стали девочку окрест 
КОЛИБРИ называть, без спора 
сочтя сестрою ПАССИФЛОРЫ. 60 
Порою, посреди затей 
неугомонной детской стаи 
она скрывалась меж ветвей 
и прочь сбегала, распевая, 
искала неприметный путь 
туда, где травы непримяты, 
где можно было отдохнуть 
наедине хоть до заката. 
На невстревоженной земле 
лишь красные стволы стояли 70 
в пурпурной ароматной мгле. 
В лесу, дремавшем без печали, 
ей мысли распирали лоб. 
Они переполняли разум. 
И к ней мечты - хоть пей взахлёб - 
сменяясь, подступали разом. 
Была жарой истомлена, 
а в мыслях лютовала смута. 
Их было больше, чем она 
смогла бы рассказать кому-то - 80 
из скромности и от стыда. 
А грёзы шли волной обширной, 
как птичьи стаи и стада: 
за тихим станом - стан немирный, 
и закрывали свод эфирный, 
как безымянная орда. 
В одной судьбе решили слиться 
душа цветка и сердце птицы. 
Призыв мечты томил и влёк, 
а дух был очень одинок. 90 
Но трудно было бы не счесть, 
что всё устроится на диво. 
Все колокольчики - ей в честь - 
алели броско и красиво, 
и пальмы, как благую весть, 
шептали что-то безмятежно, 
весь лес и живность, что ни есть, 
им тут же вторили прилежно. 
Иной негромкий шопоток 
был ей внятней и больше влёк, 100 
чем все домашние разборы, 
а странные лесные хоры 
казались слаще день за днём 
и соблазняли бросить дом, 
вслед быстроногим и крылатым, 
порвать с привычным до сих пор, 
избрать взамен большой простор, 
расстаться хоть с сестрой, хоть с братом. 
А запах от цветов такой 
стоял повсюду колдовской, 110 
что не было сильней дурмана. 
Ей синий АРА другом стал, 
вторым был бойкий ТРУПИАЛ, 
гнездившися в ветвях платана 
вблизи густого тростника. 
Тот рос по краю озерка. 
А третьим другом яркоглазым, 
летавшим вслед, как по заказу, 
всё суетливей раз от разу, 
стал ДАКНИС. Вечно он вокруг 120 
порхал и весело, и просто, 
то там, то здесь метьнётся вдруг 
и ни во что считает вёрсты. 
Ещё ДРЕВЕСНАЯ ЗМЕЯ 
от девушки не отставала. 
КОЛИБРИ, страх свой затая, 
хваталась за сердце сначала, 
но так сверкала чешуя, 
что сразу забывалось жало. 
ЗМЕЯ была тонка, ловка, 130 
и тоже добавляла сразу 
чуть-чуть к девичьему экстазу. 
И девушка наверняка 
теперь, ни много и ни мало, 
а хорошо предугадала, 
что вскоре встретится ей тот, 
кто всех в округе превзойдёт. 
О нём уже возникли речи, 
шептали птицы и цветы. 
Он строен, полон красоты, 140 
силён - его не сбить с пути, 
и он желает с нею встречи. 
В нём есть и доброта и властность... 
Что ж ! Ей пора его найти, 
внести в мечты и в слухи ясность. 
Она идёт, презрев опасность, 
всё дальше в чащу, сквозь леса, 
и слышит птичьи голоса: 
он здесь ! Они слыхали пенье. 
Оно произвело эффект. 150 
Был голос чист на изумленье, 
Такой восторг и вдохновенье, 
что в птицах возникал респект. 
С приходом гостя, несомненно, 
в лесу должны быть перемены. 
Там, в одиночестве немом, 
Нездешний звук был словно гром. 
Вдруг полог из листвы платана 
чуть дрогнул, и оттуда вон 
внезапно прянула лиана, 160 
ощеренная, как дракон. 
Казалось, это неслучайно, 
и, тронув девичье чело, 
хотел ей кто-то выдать тайну, 
чтоб стало в голове светло. 
Но чуда не произошло. 
Лишь показало норов лето, 
и к полдню сильно припекло. 
Потоки солнечного света 
проникли сквозь лесную сень, 170 
и потянулся жаркий день. 
Лишь к ночи победила тень, 
но тут КОЛИБРИ стало грустно. 
Болезненно взыграли чувства. 
Так было пару лет назад, 
когда при ней срубили пальму, 
и дерево, упав течально, 
всё источало аромат. 
И в миг растаял, будто не был, 
Порыв, стремивший пальму к небу. 180 
Она, решив избыть тоску, 
пошла к лесному озерку, 
где волны бились, будто в клетке 
и вдруг проваливались вниз 
в свою зелёную могилу, 
и сила волн во мраке стыла. 
Вокруг деревья разрослись, 
скрестив изломанные ветки, 
причудливо искривлены 
в агонии своей войны. 190 
На них, как скользкие кушетки, 
росли лишайники да мох. 
КОЛИБРИ стало здесь грустней, 
и горький зуд в душе не глох. 
Прекрасный гость, к её досаде, 
был всем известен, но не ей. 
Вдали от вожделенных дней 
весь птичий хор остался сзади. 
И ДАКНИС стал теперь скрытней. 
Лишь делал вид, что знает что-то, 200 
О чём судачить неохота. 
Но если в сердце маета, 
надежда на пичуг пуста. 
В пути, среди лесных созданий, 
не встретился хоть кто-нибудь 
и впрямь способный вникнуть в суть 
её мечтаний и терзаний, 
кто б ей действительно помог. 
Мог пособить небесный БОГ, 
неведомый, далёкий, строгий, 210 
но до небес, в их синь да гладь, 
небось, и пальмам не достать. 
Как знать, Бог сам мог быть в дороге, 
и выдалась ему страна, 
где чаща так же зелена, 
а то далёкие Багамы, 
где бьёт солёная волна. 
Мечтай хоть целый век упрямо, 
и вот всю радость сладких грёз 
в какой-то день, обдавший жаром, 220 
зальёшься током горьких слёз 
и все надежды в сердце яром 
вдруг рухнут под одним ударом... 
Но тут порадовал закат. 
Потом цветные сновиденья 
влекли её всю ночь подряд 
в край дивных грёз и вожделенья, 
не виданный ни въявь, ни в снах, 
весь в ярких красках и тонах,- 
прочь от приречного селенья 230 
её воинственной родни, 
где предки жили искони. 
КОЛИБРИ не нужны сравненья. 
Её упорный страстный взор 
искал, покамест безнадёжно, 
того, с кем даже невозможно 
вести при встрече разговор. 
И вот, не сыскан до сих пор, 
но взял всё сердце без остатка, 
хотя он полная загадка, 240 
и для самой и для родни, 
и лишь цветы, они одни 
умели преподать искусство 
распознавать секреты чувства, 
да об услышанных словах 
упоминалось в тпеснях птах. 
Нет, право, более простого, 
чем возродить былое слово 
из ноток в птичьих голосах. 
Внимая звукам птичьих гамм, 250 
став зорче к цветовым тонам, 
купаясь в токах квинт и терций, 
КОЛИБРИ ластилась к цветам, 
и всё живее билось сердце. 
Неуж её и впрямь увлёк 
своею непонятной властью 
какой-то колдовской цветок 
и переполнил душу страстью, 
раздув там тлевший уголёк ? 
Увы ! КОЛИБРИ стало ясно, 260 
что лес, все птицы и цветы, 
теперь и дружно и согласно 
как будто призакрыли рты. 
О госте спрашивать напрасно: 
все песенки в ответ пусты. 
И ДАКНИС, бывший в вечной пляске, 
взглянул насмешливо, без ласки. 
И дразнит: " Эй, сумей попасть !". 
Маячит на высокой ветке, 
как обожатель-малолетка, 270 
не смея обнаружить страсть. 
Храбрец ревнив, и эта мука 
страшнее, чем стрела из лука. 
Стрела проворна и смела. 
Она быстра и неуклонна, 
она бесшумнее питона, 
и ДАКНИС мчался, как стрела, 
куда б КОЛИБРИ ни пошла. 



Arthur O"Shaughnessy Colibri 
Canto the First 

1: DEEP in the warm heart of Brazil 
2: There lay a diamond bright and still; 
3: The summers sinking through the ground, 
4: Dead flowers and some lost water-rill, 
5: Dim secrets of the earth profound, 
6: Long symphonies of all her sound- 
7: These things enriched and nourished it 
8: With splendours of their infinite. 
9: And, through each dark terrestrial birth, 
10: Regenerating to the light, 
11: That quenchless star of central night 
12: Passed upward from the occult earth; 
13: Became an emanating dew, 
14: Bloomed forth a passion-flower, or flew 
15: A humming-bird with crimson-crest, 
16: Or melting in a virgin's breast, 
17: Made for her heart a diamond too. 
18: Among the forest-folk that child 
19: Seemed a sweet wonder. Strange and wild 
20: From the first years she grew, as one 
21: With superhuman secrets, things 
22: Unspeakable; who oft must shun 
23: Her people for far communings; 
24: Having unclouded sights and clues 
25: Of swift ways to an unknown land 
26: Past all the trails their feet might use. 
27: A spell they could not understand 
28: Was with her, that she did begin 
29: To move unwontedly their hearts, 
30: And there was nought she might not win 
31: With her charmed smile and lovely arts. 

32: Her fellow-children's forest-play 
33: Grew beautiful when she was there; 
34: The butterflies they chased would stay 
35: With blue wings closed, and seemed more rare 
36: And of a gaudier kind; the way 
37: Led more resplendently along, 
38: Lit vividly with the forked ray 
39: The sun shot through the trees; and song 
40: And sweet, unbridled folly reigned, 
41: As though that day the summer bright 
42: Trebled with joyance unexplained. 
43: The children thought she had some might 
44: With all the glowing things, whose flight 
45: Was like an arrow's flash, or fair 
46: And buoyant on the rapturous air. 
47: They thought for her the flowers could talk, 
48: Each one upon its quivering stalk, 
49: In an enchanted tongue she knew 
50: And all day long was listening to; 
51: And sure were they she was a queen 
52: Far in the forest-lands unseen, 
53: Whence wondrous voices that they heard 
54: Shouted her many a magic word, 
55: Or sang or called confusedly. 
56: So that all through the radiant hour 
57: A sweet awe mingled with their glee, 
58: And they had called her Colibri, 
59: Thinking her brother was the bird 
60: Whose sister was the passion-flower. 
61: Oft in the middle flush of sport 
62: She fled them waywardly, and went 
63: Smiling and singing, till the short 
64: Impenetrable paths that bent 
65: Inwardly through the trees were closed 
66: Behind the echoes of her song. 
67: But when all lovely she reposed 
68: In dense, sweet places where days long 
69: No foot drew near and no eye saw; 
70: Where purple-scented stillness grew, 

71: And red trees had not stirred, for awe 
72: Of the eternal thing they knew; 
73: Strange richness of thought undivulged 
74: Would roll upon her heart, and dreams, 
75: In whose remote joy she indulged 
76: Until the warm day's yellowing beams 
77: Fell vaguely on her dazzled cheek. 
78: For soon within her there began 
79: To grow more thoughts than she could speak, 
80: Than she could show to any man, 
81: Sometimes for joy, sometimes for shame, 
82: Since they were measureless and vast 
83: As great blue skies, or went and came 
84: As troops of fair birds flying fast, 
85: Since each was stranger than the last, 
86: And none of them had yet a name. 
87: She could but feel the solitude 
88: Held something of their endless mood, 
89: That they were a mysterious part 
90: Of flower's sweet soul and bird's strong heart; 
91: She could but think it was a share 
92: Of her rich secrets that did gleam 
93: On many a bell-bloom red and fair; 
94: And that in truth it was her dream 
95: The palms dreamed in the lofty air. 
96: The forest voices great and sweet, 
97: The speaking, yea, and singing there, 
98: That seemed so often to repeat 
99: Some powerless murmur of her own, 
100: Were in a language better known 
101: Than any of her kindred's speech. 
102: And what those strange, sweet tongues could teach 
103: Her yielding spirit day by day 
104: Prevailed to lure her far away 
105: And ever farther: till she grew 
106: United more to each wild thing 
107: Of furtive foot or rushing wing, 
108: Than to the sister that she knew; 
109: And many a nameless flower had been 
110: With rich effusive spell between 
111: Her and her mother's heart. 

111: Her friends 
112: Were none else than the blue macaw, 
113: The troupial, whose long nest she saw 
114: Dragging down all the plantain's ends 
115: Close to the canes and swaying sedge 
116: Of every dim lake's hidden edge; 
117: Or, more than these, the tanager, 
118: Whose bright eye had no fear of her; 
119: She loved to hear the joyous stir 
120: He made among the leaves all round, 
121: And knew he followed her for miles 
122: About the forest, with swift bound 
123: Through sidelong ways and green defiles 
124: He only, or the lithe tree snake, 
125: Had skill to thread; and, but for him, 
126: Sometimes she felt her heart would break 
127: With the great throng of thoughts so dim, 
128: So wonderful and hard to speak, 
129: When, watching his shape, vivid, slim, 
130: Ecstatic, she could well believe 
131: He too was bearing in his breast 
132: A secret rapture unconfest. 
133: And more and more she did conceive 
134: That all these in their several ways 
135: Were telling her for days and days 
136: Of one whose face she had not seen, 
137: Who surely some long while had been 
138: Roaming about the forest, felt 
139: By bird and flower, and many a time 
140: Dreamed of by her; strangely sublime 
141: And beautiful, with a great kind 
142: Of power and sweetness, such as dwelt 
143: Perchance in no one man. And still 
144: More than that dream she thought to find, 
145: Wandering with yet a mightier thrill 
146: Deeper and deeper through the wild 
147: Magnificence of trees. Each bird 
148: Had newly seen him, and just heard 
149: Some rare harmonious speech that died 
150: Into its liquid song; each place 
151: Was awed yet, having felt him glide 
152: Loftily through it, leaving trace 
153: Of luminous majesty and grace 
154: And strange transfigurement on all. 
155: O! there was many a clear footfall 
156: Approaching grandly, shaking long 
157: The attentive solitudes with strong 
158: Rythmical thunder,-O the leaves! 
159: The ponderous draperies of green 
160: The dragon-like liana weaves, 
161: Were ofttimes stirred, ay, parted e'en, 
162: As though a hand would have been laid 
163: That moment on her wondering head, 
164: And sudden revelations made 
165: Of all the mystery of her thought- 
166: And yet no miracle was wrought; 
167: While only lasted there instead 
168: The great appalling quiet noon, 
169: With yellow glints of sunlight shed 
170: Through long bright inlets; or too soon 
171: The day in momentary glare 
172: Went down, and joyless, shook the air 
173: With the immense night-shudder. 

173: Then 
174: A weary melancholy ill 
175: Became her life to her, as when 
176: Some crushed palm-sapling fades or dies 
177: Whom its rich inward scents must kill, 
178: And the repression of flushed leaves 
179: That cannot rise to wave and thrill 
180: In azure heights of tropic skies: 
181: So seemed it with her, and she went 
182: To a lone forest lake that heaves 
183: With no fond swell of cadenced waves, 
184: But hollows out its liquid tomb, 
185: And deepens shadowy and content 
186: In the green hollows of its gloom; 
187: Above it monstrously the trees 
188: Have stridden, and their crossed limbs are bent 
189: And locked in the contorted throes 
190: Of savage strife, while o'er them grows, 
191: Darkening with cumbersome increase, 
192: The dank black parasite. Alone 
193: She sat there drooping; a disease 
194: Her melancholy thought was grown, 
195: Her love of a great thing unknown, 
196: Or known to all and hidden from her. 
197: She was estranged now from blithe day, 
198: And left the fair birds far away, 
199: Nor chose to hear the tanager, 
200: Whose black eye seemed to know so well 
201: All things she sought, and would not tell. 
202: Greater it seemed her heart must grow 
203: Than bird or flower at all might know, 
204: And very desolate was her walk 
205: Through the green lovely solitude; 
206: For no wild creature of the wood 
207: Was high enough to feel or talk 
208: Or commune with her. For her love 
209: Might be the God who reigned above, 
210: Unknown, tremendous in the blue; 
211: But the slim palm-trees were so high, 
212: She might no way ascend thereto. 
213: Or perchance he was wandering through 
214: Some mightier forest all remote, 
215: Or dwelt in marvellous countries nigh 
216: The world's end, where the salt wave smote 
217: The shadowy blue Bahamas' shore, 
218: And she must dream on evermore. 
219: And lo! her dream's exalted joy, 
220: And endless wonder and vague sweet- 
221: The faith no long day might destroy, 
222: The vast hope making her heart beat 
223: Through silent hours of the sun's heat, 

224: The vision that had filled the fiery west, 
225: And rose up making the huge night 
226: Speak and sing wondrously-were best 
227: Of all things to her life, and more, 
228: Yea, e'en than that strange country, bright 
229: With manifold shapes and hues, and more 
230: Than its red warrior-folk, whose town 
231: Boisterous along the river shore 
232: Held yet a home that seemed her own. 
233: And to the lover who now bore 
234: Such hopeless passionate looks, that wooed 
235: With their dumb desolation, nought 
236: She yielded, save some pitying thought 
237: And strange word he scarce understood- 
238: How a surpassing god, unsought, 
239: Unknown, was holding all her heart 
240: Close to his mysteries, and no part 
241: He or her brethren had therein, 
242: Unless some flower should quite begin 
243: To teach them out of its rare hues 

244: Unheard of secrets, or with loose 
245: O'erflowing song, a forest bird 
246: Should tell such things, as when they heard 
247: They should be changed and live again 
248: Could he who loved her say one word? 
249: The countless voices sang so plain, 
250: Passing her charmed ear, from height 
251: Or depth or far unfathomed green, 
252: Gave answer to her, making bright 
253: Some dim place in her heart; could e'en 
254: That love of his for summer have been 
255: To one of those unfading blooms 
256: Of speechless and transcendant thought 
257: That grew up, filling with perfumes 
258: And fervours all her being, fraught 
259: With unknown seed within? But well, 
260: Alas! she saw that bird and flower, 
261: And all the eloquent forest, turned 
262: Their dim side unto him, or fled, 
263: Or shut their sweet mouths, or sang lower 
64: Their song, or sang mere vain things, learned 
265: Of empty echoes and dull dread; 
266: And even the tanager would glance 
267: Full of bright scorn amid his dance, 
268: Mocking him, out of arrow-reach 
269: On topmost bough. Full of dumb love, 
270: That youth would follow afar off, 
271: Daring no longer to beseech, 
272: Stricken through to his warrior's heart 
273: More keenly than his whistling dart 
274: Was wont to strike in war or chase, 
275: All silent and with scarce a stir 
276: More than a gliding snake made,-her 
277: He followed, hearkening many a space 
278: In the side forest's hiding-place. 
From "Songs of a Worker", 1881. 

Примечания. 
КОЛИБРИ - стихотворное повествование в трёх частях, оставшееся в 
черновиках, без окончательной авторской отделки. 
ПАССИФЛОРА, иначе "СТРАСТОЦВЕТ", "маракуйа", "кавалерская звезда" - 
широко известная в садоводстве и в культуре комнатного цветоводства 
тропическая лиана родом из Южной Америки, разные её виды разводятся как 
декоративное и плодовое растение. 
ТРУПИАЛЫ - семейство стайных певчих птиц отряда воробьинообразных, 
распространённое в Америке. Трупиалы похожи на скворцов или вьюрков. 
ДАКНИСЫ - род певчих птиц семейства ТАНАГРОВЫХ отряда 
воробьинообразных. Водятся в Южной Америке. 


Артур О"Шонесси Колибри 
Песнь вторая 
(Перевод с английского) 

Я будто проклят. Жизнь проходит даром. 
Я в Новом Свете в жажде перемен. 
Лицо окрасилось густым загаром. 
Его поллета обдавало жаром, 
А в сердце боль и шрамы от измен. 
Сперва неверность, после - фальшь во взоре, 
а мне терпеть отчаянное горе. 
Я вынес ад. И вывод был не прост: 
Европа - смерть, украшенный погост ! 
Я вышел к солнцу !: " Если б ты спалило 
весь прах уныния в моей груди ! 
Дай мне избыть тоску мою, светило ! 
Наставником и лекарем гряди ! 
Мне стало в Старом Свете слишком грустно, 
и здесь, где страстно дышит тишина, 
верни мне чистые простые чувства, 
дай вновь любить, как просьба ни смешна". 
Мне вывернули душу наизнанку. 
Но я молчал, хоть было тяжело. 
Мы жили, как король и куртизанка. 
Так без конца тянуться не могло. 
Иссякло всё душевное тепло. 
И сердце стало, наконец , готово 
произнести решительное слово. 
Я понял холодность иных мужчин 25 
при взгляде на притворные улыбки. 
Беда произошла не без причин, 
и все надежды оказались зыбки. 
Её мишурный блеск был лжив и пуст. 
Очарование открытых чувств 
смертельным ядом в каждом поцелуе 
мне отравила пёстрая змея, 
доползшая до моего жилья, 
от сердца к сердцу с алчностью кочуя, 
неистребимый и коварный враг, 
вредящий всюду, где найдёт очаг. 
Теперь моя гневливость замолчала, 
хоть горько клял изменницу сначала, 
узнав, как я обманут был женой, 
что только падший ангел предо мной. 
И только лишь она всему виной. 
А то, чему она не изменяла, 
что обвязало сердце ей, как крепь, 
всегда была лишь золотая цепь. 
Ей дорог блеск камней и звон металла. 
В ней всюду блещет золотой отлив - 
отсвет страстей в подобие загару, 
и кто б ни поспешил, её убив, 
не дал бы ей узнать Господню кару - 
чтоб дальше не могла уж больше пасть 50 
и потеряла колдовскую власть. 
Я вижу женщину в дворцовом зале, 
где пышность и тщеславие сверкали, 
куда входил под вечер шумный друг - 
из тех бедняг, чьи судьбы так свирепы, 
что дух их сотни лет не сыщет склепа, 
а бродит неприкаянно вокруг. 
Своей бедой он был обязан Клеопатре. 
Как одинок был брошенный стратег ! 
Он говорил со мной как человек, 
чья роль уже отыграна в театре. 
Теперь он нрав избранницы своей 
и осудил и разобрал до мелочей. 
Была изящна и сговорчива царица. 
Её черты достались по крупице 
немалому числу известных дам, 
прославленных и чтимых здесь и там. 
Но он ценил красавиц по делам, 
он мне сказал, чтоб не был слишком пылок 
в насмешках, что история полна 
копившихся в любые времена 
забытых неоплаканных могилок, 
бесстрастных плачей и пустых похвал. 
Я схожесть в ситуации признал. 
Пример царицы сбил во мне накал. 75 
Притворщица меня поработила. 
Должно быть, так мне было суждено. 
Проклятье, изречённое давно, 
не потеряв своей фатальной силы, 
опять, через века, возрождено. 
Вся горечь узнанного заставляла 
всмотреться лучше и проникнуть в суть, 
снять с пошлых тайн подруги покрывало, 
проверить, вникнуть, выспросить, копнуть, 
силком заставить память потрудиться 
и растолочь в ней мелкие крупицы 
моей былой несбывшеся мечты 
и обнажить зиянье пустоты, 
во имя правды, с тем, чтобы вглядеться 
в мой собственный невыносимый ад 
и ясно видеть с сокрушённым сердцем, 
что из него мне никуда не деться 
и нет пути из пропасти назад. 
И я рыдал в бессмысленной надежде, 
что стану вновь несведущим, как прежде. 
О, если б длился сладостный обман ! 
Стать на колени, обнимая стан, 
и, как слепой божок, вкушать дурман ! 
Увы ! Когда бы некий Богдыхан - 
с собой как ровню - Солнце взял в походы, 100 
Луна б рыдала схимницей в те годы 
над бедствиями стран и всей природы. 
Она б их только ставила в вину 
супругу, учинившему войну. 
Ей слаще был бы мир среди народа, 
царящая повсюду благодать 
и радостные храмовые своды. 
Земля горячим полднем спалена, 
а ночью одинокая Луна 
всех утешает с высоты небесной... 
Нет, грусть моя не только мне известна. 
Я не один на этой тверди тесной. 
Я долго был с собою не в ладу, 
стремясь держать подругу на виду, 
ловить её внимательные взгляды, 
а нынче всё равно, одна досада 
смотреть, как повели её пути 
совсем иначе, чем должны вести. 
В случайном неуютном отдаленье, 
у моря ли, среди ли скал, в глуши, 
отчаявшись, задумавшись в тиши, 
я мог бы ей излить все откровенья 
и тайные томления души. 
А посреди домашнего интима, 
в Венеции, в забавной толкотне, 125 
в холодном горделивом блеске Рима 
я не умел открыться ей вполне. 
Среди руин и всех дворцов в округе 
я привыкал к изяществу подруги. 
Казалось мне, что, будучи женой, 
она навек останется со мной. 
Но тщетно я надеялся на вечность. 
Всё треснуло и всё обречено. 
Где были и обман и бессердечность, 
там будущее с прошлым заодно. 
В моём грядущем всё уж сожжено, 
там тягостные мне воспоминанья, 
там медленные муки умиранья 
с отсрочкой смерти, если тяжкий труд 
и новый край мне память отобьют. 
Будь труд задаром, в дикой загранице - 
мне б только, наконец, бесследно скрыться 
во тьме лесов.. 

Arthur O"Shaughnessy Colibri 
Canto the Second 

1: I am that curst and hopeless one. My face 
2: Has caught the brown glow of these Southern seasons, 
3: And warm new virgin worlds have burnt the trace 
4: Of half a summer on me; in its place 
5: Is none the less that memory of treasons 
6: And faithless faces, and that love, half hate, 
7: The rest despair and lust, that woe-that fate- 
8: That evil I perceive, not one man's doom, 
9: But a great death in a decorous tomb 
10: Called Europe. 

10: Would the taintless sun could reach 
11: To burn away the dull dust at my heart, 
12: And quite transmute its yearnings, and then teach 
13: The ruined intuitions of pure feeling 

14: One frank, warm love of this unsullied part 
15: Of lovely, passionate earth. I mock that thought! 
16: The old world's wound is past the new world's healing, 
17: And Europe holds the child that Europe taught. 

18: The last days in a desolate-peopled city 
19: Were long with wretchedness. I felt the whole 
20: Dissembled pang that inwardly depraves 
21: The love alike of king and courtezan, 
22: And dries the very sources of soft pity, 
23: Hardening the farewell word the heart most craves 
24: To leave behind. I understood each man 
25: In his consummate coldness, and the lying 
26: Of every woman's love and jewelled smile 
27: Was bare to me in secret. I saw dying 
28: In agonizing bonds, beneath the vile 
29: Enamelled falsehood of triumphant fashion, 
30: All lonely loveliness of truth and passion, 
31: Stung to a poisoned death by one small asp, 
32: The deathless fiend, Mistrust-from kiss to kiss, 
33: From heart to heart, crawling for aye unseen; 
34: Given in the ready hands, unheeding clasp, 
35: Lying in wait beneath each coming bliss, 
36: Spoiling the fair place where a true past hath been. 

37: And so I did not curse her whom I curst 
38: In the appalling hour that taught me first 
39: To see her as she is; to be alone 
40: For ever with the angel overthrown, 
41: The self she spoiled, and left me. No, the throne 
42: She has not moved from hath a chain as cruel 
43: As gold can be, drawn tight across the heart, 
44: Till the restraint hath cankered every part, 
45: And joyless is the splendour of each jewel, 
46: And pitiless the semblance of each joy 
47: Put on her daily. He who out of love 
48: Or hate should change or slay her, would destroy 
49: One long, keen punishment some Lord above 
50: Sees and remits not. For she may not fall, 
51: And she shall never dare to love at all. 

52: Sitting at noontide in the gilded hall 
53: Of one of those vain-glorious palaces, 
54: Haunted ere night time by some shrieking host 
55: Of void, disconsolate souls, whose miseries 
56: Stalk tombless through the shifting centuries. 
57: That shadowy horror that appalleth most, 
58: The loneliness of kings, took hold on me. 
59: Surely it laid a cold hand on my heart, 
60: And with the cruel, supernatural speech 
61: Of one who knoweth all things, made me see 
62: And measure and consider, part by part, 
63: The soul of Cleopatra; then of each 
64: Most exquisite and exorable queen, 
65: And still, in clear discourse, unshrinking, keen, 
66: Told me the truth concerning many a dame, 
67: Adored and of an all unspotted fame, 
68: Laid bare the shallow secret or the shame, 
69: And bade me then be wise with scarce a taunt. 
70: And many times, in the histories of doom 
71: Written of men and women, over whom 
72: The graves are tearless, and the past makes vaunt 
73: Of hollow praise or passionless lament, 
74: I saw the face, I found the lineament 
75: In all respects of her I was content 
76: To bind myself the slave of: in my soul 
77: She was the prophecy of page on page, 
78: That named her with the name some former age 
79: Counted its curse, and left its aureole. 

80: And then I scarcely know what fatal rage 
81: Urged me to seek such wisdom's sad extreme, 
82: To probe yet further, and to find the core 
83: Of all her life; to overthrow each dream, 
84: To question, to examine, to explore, 
85: To rack each reticent nerve of memory, 
86: Piercing and ruining the lovely ore 
87: Of many a fond illusion, just to see 
88: How hollow the clear hollowness might be- 
89: In truth, to work out with a fearful might 
90: Myself mine own unmitigated hell; 

91: For, when I stood in the cold, cruel light, 
92: And knew the depths, and gazed up to the height 
93: Of that consummate knowledge, O! I fell- 
94: Yea, weeping as the hopeless souls may weep, 
95: And for one little hope of her-to keep 
96: One undestroyed deception as before 
97: To love and live in,-would have knelt once more 
98: And served the blindest God that men adore. 
99: Alas! if some world-conquering Emperor, 
100: Roaming among his ruins, with the sun 
101: For compeer, and the moon, that weeping nun, 
102: For pale, reproachful consort, should repent, 
103: Loathing the loneliness of empire won, 
104: And yearn to bring again the sweet content 
105: Of people there, and life, and grace, and sound, 
106: To fill once more each hollow tenement, 
107: And lift the fallen temples from the ground, 
108: Whom, yearning so, the sun's red taunt at noon 
109: Must answer, and the misery of the moon 
110: Mock him at night with silence; then my own 


111: Great hopelessness were a thing not unknown, 
112: Nor quite unparalleled, nor all alone. 

113: I had long ceased from that consuming need, 
114: To seek her where she was, to have indeed 
115: The sight and presence of her; now, alas! 
116: It mattered little how her days might pass, 
117: I knew and saw; having so felt and seen, 
118: There could not be one thing that had not been; 
119: And in some rugged and remotest cell- 
120: Rock-guarded, sea-environed solitude, 
121: Silenced and overawed by my great mood 
122: Of mightier desolation-I could tell 
123: Her deepest thought that hour, and see and dwell 
124: Most intimately with her in the home 
125: Of inward self-avowal. There with crowds 
126: In some cold glittering capital-at Rome, 
127: In languid ease; at Venice, in disguise- 
128: I reached her through the glitter and the shrouds, 

129: I alone; for my soul's enlightened eyes 
130: Had read her inward self, and did divine 
131: A soul dividing solitude with mine. 

132: And once, beholding vain eternity, 
133: Made of irreparable life-aghast, 
134: With nearness of her face for destiny, 
135: And all the future plighted to the past, 
136: Seen like an arid country, red and vast, 
137: Scathed by one present memory-I besought 
138: Some death that were not momentary-aught, 
139: For blindness and oblivion and reprieve, 
140: A grief not all of mine to share and grieve, 
141: A labour to be lost upon, a wide 
142: Inhuman wilderness, wherein to hide- 
143: A darkness of a forest. 

From "Songs of a Worker", 1881. 

Артур О"Шонесси Колибри 
Песнь третья 
(Перевод с английского) 


Волнующая яркая картина. 
Земля и океанская пучина. 
Малёванный плакатный небосвод. 
Душа слита с природой воедино. 
Как лебедь, взвившись в траурный полёт, 
здесь человек воскрикнет - и умрёт. 
Один удар и трепетный исход ! 
Здесь можно отдохнуть, лишь дремля, 
когда, крыла орлиные подъемля, 
от света ночь закроет эту землю. 10 
Но вот проснулась, ожила, ревёт 
и требует прислушаться Саванна. 
Дорогой к лесу я иду вперёд 
банановой чащобой до поляны, 
где полыхают жёлтые цветы 
диковинной Драконовой Лианы. 
Там, посреди бразильской красоты, 
меня обхватит жаркими руками 
избранница, горячая, как пламя. 
В ней гибкая заманчивая стать. 20 
Одни Колибри могут так сверкать. 

Слова излишни. Неисповедимо, 
как за день, за два стали мы с любимой 
и неразлучны, и неразделимы. 
И мы отправились, отбросив страх, 
вверх по течению по Амазонке. 
Был лес настолько густ на берегах, 
что как впотьмах пришлось идти лодчонке. 
Лишь иногда там что-нибудь блестело, 
волнуя взор. А то деревья смело, 30 
расставив сучья, преграждали ход, 
да скрутки веток с пёстрыми цветами 
до самых волн свисали перед нами, 
сплетаясь иногда в сплошной заплот 
над заводью, где дремлется, как в зыбке, 
где меркнут все оттенки и цвета, 
всю зелень поглощает темнота 
и лишь сквозь воду серебрятся рыбки, 
как трепетные звёздные улыбки. 
Поток блистает глянцевой струёй 40 
и дальше подбирается к утёсам 
могучею мерцающей змеёй 
и разливается там буйным плёсом, 
и точит берег, мерно в скалы бьёт. 
Борьба всё время длится неустанно. 
И мы - как Змеешейки, как Бакланы, 
вперёд-назад - летим в водоворот. 
Спешим сквозь гнев отчаянной волны, 
пока он не утихнет где-то сзади, 
а дальше, тишиной восхищены, 50 
плывём по безопасным перекатам 
с обилием цветов на водной глади, 
где бриз ошеломляет ароматом. 
И там - пурпурный жар и некий зов, 
и краски сверхъестественных цветов, 
а сердце так волнуется, что слов 
сказать о том не хватит и поэту. 
И пусть реке такой настрой не нов, 
в нём тайна для всего цветенья лета 
и птицы не разведали секрета. 60 
Но Попугаи весело кричат. 
Нам этот изумрудный рай по сердцу, 
и всё вокруг включилось в это скерцо. 
Вверху, внизу, весь свет и все подряд - 
одна душа. Здесь блеск и аромат. 
Здесь праздник расцветающего сада. 
В высокой пышной зелени - прохлада. 
Одна на всех и гибель, и отрада. 
Здесь, в тишине, жар солнца - не беда. 
И пищу, и приют даёт вода. 70 
И всем, что гибнут исподволь, покуда 
несёт замену солнечное чудо. 
Здесь зелень фантастически пышна. 
В ней яркие победные тона. 
Хвостатый Зимородок в дивном блеске 
то вдруг несётся будто метеор,- 
так крылья птицы и ярки, и резки,- 
то смирно сядет и глядит в упор, 
чаруя всё живое в перелеске. 

Здесь войско пальм, одна другой стройней. 80 
Здесь плещет океан звучащих дней 
и напевает чудные мотивы, 
и солнце вытворяет всем на диво 
чарующие зренье перспективы. 
Восторженность бесчисленных часов 
и волшебство внушённых ими снов 
в прекрасной дикости... Бывает,отдых 
нарушит плеск, и сон оставит сонь, 
как плюхнется один из земноводных. 
Под вечер брызнет свет между вершин, 90 
и будто разыграется огонь, 
а листья пальм оденутся в кармин 
и солнце в ночь плывёт, как апельсин. 

Та Индианка, робкая вначале, 
ко мне здесь подошла однажды днём. 
Я был охвачен сонным забытьём 
и ждал заката, полного печали. 
Девичий взор добрался до души. 
Так светлый луч в сплошной лесной глуши 
вдруг пронизает тёмную поляну. 100 
Тогда я обернулся вдруг и глянул - 
и был пленён тем преданным лицом. 
Оно мне в память, будто бы резцом, 
вписалось - глубоко, навек и сразу. 
И мы тот вечер провели вдвоём. 
И тьма цветов, пленяя до экстаза, 
внушала нам все сказанные фразы. 
Она сидела смирно, но щекой 
на грудь опёрлась мне в часы свиданья, 
и в тёмном взоре был огонь желанья, 110 
но речь журчала сдержанной рекой. 
Нетрудно было сделать наблюденье, 
что девушка в глубоком размышленье 
о жизни, о любви и о судьбе, 
что в мыслях у неё и грусть и счастье, 
что и сама - во внутренней борьбе, 
и Сельва принимает в ней участье, 
что девушка немало слёз прольёт 
и неизвестно, что решит весь род - 
Индейские сестрицы и собратья, 120 
какими будут грустные объятья. 
Как трудно всё представить наперёд ! 
А вдруг, как знать, при наших сборах спешных, 
в неё влюблённый юноша из местных, 
навек прощаясь с ней, умрёт ?... 


Вот наш оазис - тихое теченье, 
журчанье, блеск и струйное сплетенье. 
Река - точь-в-точь как сонная змея - 
красуется в цветущей панораме, 
блаженствует в покое забытья, 130 
блестит в просветах между островами. 
Из тайных пор исходит аромат. 
Здесь, кажется, цветёт волшебный сад. 
Большие венчики, качаясь, как кадила, 
Волну чудесных запахов струят. 
И пальмовая роща к небу взмыла, 
как мирный и торжественный каскад, 
венчающий эфирный край планеты, 
где пышет нескончаемое лето, 
где множеству существ не ведом страх, 140 
где есть и тень для гнездованья птах, 
и там, меж ними, Золотая Птица - 
как Феникс - пламенеет и гордится. 

Умолкнет ли хоть птица в этом зное, 
пока скользим мы мимо на каноэ, 
померкнет ли обилие цветное ? 
Чуть шелестя, волнуется тростник, 
под ритм неслышной музыки танцуя, 
и весь поток к корням его приник, 
к ним жадно жмутся ласковые струи. 150 
Вот Курочка - отрада всех болот, 
вот Топотун - зелёным клювом пьёт. 
Мы здесь среди надёжного блаженства, 
затерянные в мире совершенства. 
Мы благодарны птицам и цветам - 
весь их восторг передаётся нам. 
Мы выбрали свой остров без ошибки, 
пристав навстречу солнечной улыбке 
в прекрасный час невиданных чудес, 
когда от красок просто слепнет лес. 160 
И Лори и другие Попугаи 
порхают даже золотом сияя. 
Слетелись. Учинили шум и гам 
И ярко запестрели здесь и там. 
А ближе к волнам, осветив болота, - 
как ливень вдруг пошёл без облаков - 
пленяя всех изяществом полёта 
над морем камышей и тростников 
летят КОЛИБРИ - как живое пламя ! 
Ах!Жить бы здесь и любоваться вами ! 170 
Страннейшей и любимейшей - ТОБОЙ 
и этим дивным краем с чудесами. 
Ты - змейка с заколдованной судьбой, 
чьё сердце возлелеяно цветами. 
Тобою обольщается любой. 
Как иногда в волне возникнет алость, 
Хочу, чтоб в красках твоего лица 
вся красота цветенья отражалась, 
и раз ты птичье имя приняла, 
будь бодрой, будь изящной до конца, 180 
как молния, как быстрая стрела. 
Пленённый и тобою и цветами, 
вникаю в тайну, что в тебе за пламя. 
Цветы нас только крепче единят, 
и в этих скрепах есть своя загадка. 
Когда вокруг волшебный аромат 
И между нами и цветеньем лад, 
То в сердце вновь мечтательно и сладко. 
Ритмичные рапсодии ветров 
Звучат над чистым золотом миров. 190 
Над пальмами таинственное пенье. 
Оно мне обещает исцеленье. 
Ласкают испаренья глубины, 
и лес врачует, как надёжный друг. 
Я вижу очарованные сны 
о бесконечной роскоши вокруг. 
На лёгких крыльях острых ощущений 
уносятся в бессмертный дальний путь 
цвет, звук и запах тысячи явлений, 
и сотни фактов мне твердят жестоко 200 
не забывать постигнутую суть 
и впредь держаться только одиноко, 
но сердцу снова хочется рискнуть 
и не страшиться прежнего урока. 
Со всех сторон, как общая душа, 
немолчный хор и сплав ночных явлений, 
внизу - вверху, ворча, свистя, шурша, 
опровергал всю муть моих сомнений 
и клял с презреньем немощь возражений. 
Из тысяч горл звучал нестройный крик. 210 
Здесь столько душ. У каждой свой язык. 
Тот голос громок - этот невелик. 
Поющий и ревущий материк. 
Мне ночь вручает безотказный вызов. 
Она не сожалеет ни о чём. 
Она мне обещает избавленье 
от летаргии - звёздами унизав 
всё небо - и убрав мои сомненья. 
Она зовёт стремительным прыжком - 
как Ягуар - решить все затрудненья. 220 
Пусть будут ураганы и борьба. 
Какая бы мне участь ни досталась, 
меня здесь ждёт высокая судьба: 
любовь и труд, и честная усталость. 
И вся моя лесная круговерть 
наполнит жизнь и даст благую смерть. 


Arthur O"Shaughnessy Colibri 
Canto the Third 

1: Refulgent moment of supreme emotion, 
2: Sweetening the earth, swelling the lurid ocean, 
3: Making a flagrant painting of the sky, 
4: Burdening the soul of things with dumb devotion, 
5: Urging the heart of man to speak and die, 
6: Speaking then in a bird's despairing cry, 
7: Breaking then, agonizing, passing by! 

8: So the tremendous evening fades, and night, 
9: Like a great noiseless eagle, at one flight 
10: Covers the glowing country of the light. 

11: Hark how, a mile away, the wild Savannah 
12: Wakens and heaves and roars! Inward this road, 
13: And then a rush through plantain and banana, 
14: And then the forest. Where the strange flower glowed, 
15: The giant yellow flower between the trees, 
16: The blossom of the dragon-like liana, 

17: There she awaits me; there her hands will seize 
18: And hold me to the fire of her heart, 
19: That wild Brazilian fire, whose diamond dart 
20: Makes the small bosom of the humming-bird 
21: A coruscation. 

21: Who would speak a word 
22: Through such transcendant silence? All was done. 
23: And once more in the day, beneath the sun, 
24: She and I journey, as though two were one. 
25: She and I, in a gliding boat of bark, 
26: Are going up the mighty Amazon; 
27: On either side of us a forest dark 
28: With wonders that the light ne'er looked upon, 
29: Whence ever here and there some brilliant thing 
30: Issues enchanted. Sometimes great trees fling 
31: Their tortuous arms across, and endless trails 
32: And coils and thongs of leafage and of bloom 
33: Hang down and sweep the wave, and scarce leave room, 

34: Or stretch their dense impenetrable veils 
35: All overhead. And now the waters dream 
36: And darken in the shadows where they keep 
37: Rich stains of leaf and flower buried deep, 
38: In pastures where the feeding fishes gleam, 
39: Spangled with suns and stars; and now the stream, 
40: Bounding with glossy back beneath some cape, 
41: Goes onward like an oscillating snake, 
42: Until one midmost rock's unyielding shape 
43: Thwarts it, and lo! whole seas of fury break 
44: From lashed sides, and the rock and river wage 
45: A roaring, endless strife; but slim and swift 
46: As the Anhinga bird, we dart or drift, 
47: Or hurry through the eddies, and the rage 
48: Of the wave's desperate onset far behind 
49: Is lost among rich murmurs. Then the noon, 
50: In some delicious spot where slowly wind 
51: The weakened currents round soft oases, 
52: Linked by their joining flowers, allures us soon 
53: So overwhelmingly with perfumed breeze, 

54: And purple glow and wonderful appeal 
55: Of supernatural colours that reveal 
56: Strange speechless yearnings of the heart, and steal 
57: Into its subtlest communings, that long 
58: We linger, feeling what the waters feel, 
59: And what the flowers are faint with, and a throng 
60: Of passionate thought goes mingling with the song 
61: Of low-voiced love-birds, till we join the dream 
62: Of all their emerald Eden. Nothing said 
63: Around, beneath, or answered overhead, 
64: Yet all one soul in one effusion seem 
65: The opulent odours, the transcendent gleam, 
66: The radiant heights of verdure-the cool gloom, 
67: The flowering orgies of unwonted bloom, 
68: The love, the thought-one soul, one dream, one doom! 
69: Nursed in the noiseless water haunt where night 
70: And day are softened, and the liquid light 
71: And shallow fawning wastes for ever dwell 
72: In unison beneath an amber spell, 

73: We watch some burnished miracle of green, 
74: Piercing the hollow shade with vivid sheen, 
75: The plume-tailed halcyon, with scintillant wing, 
76: Sudden and flashing, like a meteor stone; 
77: Or gazing upwards, long enamouring 
78: Enthralling moments, all that world unknown, 
79: That labyrinth of leaves and blossoming, 
80: That waving ocean of sonorous day, 
81: Where the red palms expand in vast array, 
82: And the sun works his wonders, opens deep 
83: Surpassing vistas; and enchantments keep, 
84: Or visions lure us thitherward in sleep. 
85: Unnumbered pass those redolent hours: a trance 
86: Of luminous magic lulls the whole expanse 
87: Of lovely wilderness. At length a call 
88: Comes from the waters; then the clamorous din 
89: Of some amphibious host: then aimless fall 
90: The spent red arrows of the lurid light 
91: Among the tree stems, and a sun akin 
92: To flame leaves crimson on the palm-trees' height, 
93: And orange on the wave. Then sudden night. 

94: This Indian girl came softly to my side, 
95: In the resplendent border-land, one noon. 
96: I, lingering through the day's luxurious swoon, 
97: Communing with colossal sadness hewn 
98: In the red sunset, felt her long look steal 
99: Into my soul, as some dark glade may feel 
100: The sweet insinuation of the light; 
101: And when I turned the momentary sight 
102: Of her unfaining face touched me with yet 
103: One other thing my soul may not forget. 
104: Neither shall I forget a long rich hour, 
105: Eloquent between pausing sun and moon, 
106: The darkening forest and the closing flower 
107: Spoke in the silence with an unknown power. 
108: She stirred not at my side; but let her cheek 
109: Fall in its soft effusion on my breast, 
110: The while her long, dark yearning gaze exprest 
111: Thoughts wonderful, and things she could not speak. 

112: And looking on her face, I saw indeed 
113: How inwardly that hour her soul took heed 
114: Of love and far-off fate, and life and death, 
115: In some great height of sadness, passionate 
116: And pensive. And the woodlands' wavering breath 
117: Seemed tremulous, because it bore a freight 
118: Of unrequited tears. On either hand 
119: Brethren and sisters of her tribe did stand, 
120: Speechless and saddened; then, a little while, 
121: Made farewells fading, and in shadowy file 
122: Passed onward through the shadowy forest land, 
123: Leaving her there and me; and at her feet 
124: Her Indian lover, dying, making sweet 
125: His death with gazing on her. 

126: Here is our oasis. Slow water-ways 
127: Murmur meandering through the golden maze: 
128: All the lulled river, like a winding snake, 
129: Fondles the flowerage of the bending shores, 
130: Glistens half hidden under blooming brake, 

131: Or basks in glossy opening. Secret pores 
132: Enchant the air with an exhaling scent, 
133: And great corollas tossing redolent, 
134: Like high-swung censers, lavish a large gift 
135: Of magical strange fragrance; while the palms, 
136: Rising exuberant, emulously lift 
137: Crowned heads surpassing to the exalted calms 
138: And luminous heats of high ethereal day. 
139: In such an Eden glorious creatures stay, 
140: Fearless of foe, and many a nest is made 
141: Safe in the blue recesses of the shade, 
142: By lazy golden fowl, whose feathers flame 
143: Most like the burning phoenix of old fame. 

144: Here, when our gliding soft canoe was heard, 
145: Failed there a flower or ceased there any bird 
146: His lone ecstatic song? The red canes stirred 
147: Only with wonted music, shuddering sweet 
148: In long unanimous revelry: the wave 
149: Fawned on insatiably about their feet; 

150: The large leaves met behind us to repave 
151: The blossoming path for wading water-hen, 
152: And glossy green-billed trampler of the fen. 
153: And nothing broke the high beatitude, 
154: Harmonious through the one-voiced solitude, 
155: Where jubilant birds and scents of dreaming flowers, 
156: Poured out rich souls and blended them with ours. 

157: And, truly, to be here in this our isle, 
158: In the red hour of the sun's last smile, 
159: Is fair and full of wonder; for the banks 
160: Gleam with a moving splendour; dazzling ranks 
161: Of lories, and the parrots manifold, 
162: In fluttering glory, crimson, green and gold, 
163: Flown banded from the forest hitherward, 
164: Dapple with shifting hues the bended sward 
165: Down to the wave; or, lighting on some space 
166: Of rustling cane and undulating rush, 
167: Amaze the forests with their swaying grace, 

168: And break the deepening blue with sudden gush 
169: And pageantry of colour. 

169: Colibri! 
170: Yea, let me live for ever here, and see 
171: Only the beauty of the place, and thee, 
172: Strangest and loveliest. There is some part 
173: Of the snake's fascinating soul in thee; 
174: 'Twas a surpassing flower that made thy heart 
175: Of passionate secrecy, of hues that start 
176: And rise and fill the soft depths in thy face, 
177: As unknown crimsons formed beneath the wave 
178: Expand and fade; and all thy wild swift grace 
179: Belongeth to the bird that dims the eye 
180: With sunny lightning: whence one name they gave 
181: To thee and to the bird. 

181: And by-and-by 
182: I shall know better all thy mystery. 
183: Here thou shalt bind me, and the flowers maybe 
184: Shall also bind me for thee day by day, 

185: Adding inscrutably some lasting link 
186: Of fragrance round my heart; here thou and they, 
187: Joining soft league against me, lull away 
188: My life to dream a life again, or think 
189: In lofty-cadenced rhapsodies that hold 
190: The long sonorous winds in worlds of gold, 
191: Singing transcendently above the palms. 

192: Already I have felt the inward balms, 
193: Rich stealing emanations from the deep 
194: Unfathomable forest, healing me, 
195: O'erwhelming me in an enchanted sleep 
196: Of unremembering, buoyant luxury, 
197: Whence colour, perfume, sound, on painless wings, 
198: Issue immortal in wide liquid thrill 
199: Of softest dissolution. Unknown things, 
200: Reaching the secret of my kindred sense, 
201: Lure me, moreover; so that I fulfil 
202: A daily-growing bond with the immense 

203: Exuberant solitude; while now the will 
204: Of some long-stifled ancient being intense 
205: Wakes me to soar forth boundless. 

205: Oh, last night, 
206: The great voice of the universal soul 
207: Seemed to be speaking to me from the height 
208: And from the depth, bidding me rise up whole, 
209: Blasting my weakness in the scornful roll 
210: Of thousand-throated thunder. Every tongue 
211: Of fair infuriate creature, gracious, strong, 
212: Uttered or roared or sang the frenzied song 
213: Of its appalling self, that once more flung 
214: A loud defiance through the fearless night, 
215: Great and without a grief. And I, like one 
216: Roused by some vast resuscitating voice 
217: From death's drugged lethargy, watched with delight, 
218: Against the jagged blue, the faultless poise 
219: And sheer intrepid leap or violent run 
220: Of ounce or jaguar-hearkening while the noise 
221: Of all that hurricane of life and strife 
222: Roared and rolled on terrific through the leagues 
223: Of shaken woodland, till a loftier life 
224: Of great primeval passions and fatigues 
225: Rose and grew mine-a long exuberant breath 
226: Of pauseless life to end in dreamless death. 

From "Songs of a Worker", 1881.