Суинбёрн-23. 2 Виктору Гюго
Суинбёрн.2  Виктору Гюго - продолжение.
(С английского).

Но горько стало ей,
всей Франции твоей:
хотела стать страной свободы.
Сверкнули, как гроза
огнистые глаза:
её мечтой пленялись все народы.
Но сон - не явь, не породил чудес -
не вынес пламени теперешних небес. 

Знакомо ль небесам
сочувствие к слезам ?
За то, что добр, любим ли ты богами ?
Ты людям другом стал,
а видишь ли финал ?
Смотря в века, что видишь за горами ?
Не станет бед - о чём тогда мечтать ?
Судьба туманная, Богов нельзя понять.

Ты музыкой вспоён,
и дух твой вознесён.
Ты видишь времена и всё их изобилье.
С годами стал мудрей,
и взгляд твой всё острей.
Года летят, развёртывая крылья.
Уходят быстро, нас не удивив, 
и трепет вдруг - и крик, а то и взрыв.

Меж бардов ты - глава.
Как меч твои слова.
Но лезвия меча - душистые цветы.
Ты - лорд, ты - наш сеньор.
Омолоди свой взор:
надежд всё меньше, больше суеты.
Дурное скачет вверх, благое - вниз.
У правых - крах, а у неправых - приз.

Но дух твой так велик,
что и в беде не сник.
Ты верен той же цели и мечте.
Идёшь сквозь рёв и гам
к желанным берегам,
где злые волны плещутся в тщете.
Там есть живой источник за курганом,
что  вспыхнет изумительным фонтаном.

Когда-то Зевс, связав
и в цепи заклепав,
Спасителя Людей отправил на Кавказ,
чтоб иссыхал в бессилье,
а тот раскрыл вдруг крылья
и жизнь свою геройски спас,
а после легендарного побега
витал над царством векового снега.

О прочный Бог ! Рисковость
в больших делах - не новость !
Пусть Ты - изгнанник, но не раб.
И ты не сломлен горем.
Ты в славе и за морем.
И пусть бушуют волны: Ты не слаб.
Могучий трон доныне за тобой.
Ты не повержен каверзной судьбой.

Да, мощен многолицый
страж собственных позиций,
Тот, от Кого сбегает даже зверь,
пугающий в ночи -
так в страхе и врачи...
Десницей на морях грозится Он теперь.
Создал всех нас и правит повсеместно.
И чем Он озабочен, неизвестно. 

Не нам о том судить.
Что рёк - тому и быть: 
да будет свет, пусть ночь сменяет ночь...
Велит, как людям жить,
а может и убить:
заставит всех от солнца изнемочь.
И мир пылает собственным огнём.
И что за Бог ? - Не ведаем о нём.

На том и весь мой сказ.
Пусть люди ценят нас
за то, как любим, как творим и как скорбим
без страха, без наград,
терпя мороз и град.
Менялся ветер - мы не гнулись перед ним.
Трудились для людей, не знали грешной цели.
Продолжим дальше, как привыкли и сумели.

Всё твёрдо решено,
и есть ещё одно:
великолепие свободного стремленья,
труды за годом год
срди любых невзгод,
неподчиненье никакому притесненью.
В груди огонь. Она ничем не стеснена,
и никакая нам погибель не страшна.

Будь славен подвиг твой !
С увенчанной главой
Ты создан не для ночи - для зари.
Великие творенья
запомнят поколенья.
Так пусть не гаснет дух, твори !
Ты несгибаем, как никто. Могуч. Упрям.
И на Земле Ты, как никто, высок и прям.

Algernon Charles Swinburne  To Victor Hugo - continuation.

13.She, killed with noisome air,
  Even she! and still so fair,
Who said "Let there be freedom," and there was
  Freedom; and as a lance
  The fiery eyes of France
Touched the world's sleep and as a sleep made pass
  Forth of men's heavier ears and eyes
Smitten with fire and thunder from new skies.

14.Are they men's friends indeed
  Who watch them weep and bleed?
Because thou hast loved us, shall the gods love thee?
  Thou, first of men and friend,
  Seest thou, even thou, the end?
Thou knowest what hath been, knowest thou what shall be?
  Evils may pass and hopes endure;
But fate is dim, and all the gods obscure.

15.O nursed in airs apart,
  O poet highest of heart,
Hast thou seen time, who hast seen so many things?
  Are not the years more wise,
  More sad than keenest eyes,
The years with soundless feet and sounding wings?
  Passing we hear them not, but past
The clamour of them thrills us, and their blast.

16.Thou art chief of us, and lord;
  Thy song is as a sword
Keen-edged and scented in the blade from flowers;
  Thou art lord and king; but we
  Lift younger eyes, and see
Less of high hope, less light on wandering hours;
  Hours that have borne men down so long,
Seen the right fail, and watched uplift the wrong.

17.But thine imperial soul,
  As years and ruins roll
To the same end, and all things and all dreams
  With the same wreck and roar
  Drift on the dim same shore,
Still in the bitter foam and brackish streams
  Tracks the fresh water-spring to be
And sudden sweeter fountains in the sea.

18.As once the high God bound
  With many a rivet round
Man's saviour, and with iron nailed him through,
  At the wild end of things,
  Where even his own bird's wings
Flagged, whence the sea shone like a drop of dew,
  From Caucasus beheld below
Past fathoms of unfathomable snow;

19.So the strong God, the chance
  Central of circumstance,
Still shows him exile who will not be slave;
  All thy great fame and thee
  Girt by the dim strait sea
With multitudinous walls of wandering wave;
  Shows us our greatest from his throne
Fate-stricken, and rejected of his own.

20.Yea, he is strong, thou say'st,
  A mystery many-faced,
The wild beasts know him and the wild birds flee;
  The blind night sees him, death
  Shrinks beaten at his breath,
And his right hand is heavy on the sea:
  We know he hath made us, and is king;
We know not if he care for anything.

21.Thus much, no more, we know;
  He bade what is be so,
Bade light be and bade night be, one by one;
  Bade hope and fear, bade ill
  And good redeem and kill,
Till all men be aweary of the sun
  And his world burn in its own flame
And bear no witness longer of his name.

22.Yet though all this be thus,
  Be those men praised of us
Who have loved and wrought and sorrowed and not sinned
  For fame or fear or gold,
  Nor waxed for winter cold,
Nor changed for changes of the worldly wind;
  Praised above men of men be these,
Till this one world and work we know shall cease.

23.Yea, one thing more than this,
  We know that one thing is,
The splendour of a spirit without blame,
  That not the labouring years
  Blind-born, nor any fears,
Nor men nor any gods can tire or tame;
  But purer power with fiery breath
Fills, and exalts above the gulfs of death.

24.Рraised above men be thou,
  Whose laurel-laden brow,
Made for the morning, droops not in the night;
  Praised and beloved, that none
  Of all thy great things done
Flies higher than thy most equal spirit's flight;
  Praised, that nor doubt nor hope could bend
Earth's loftiest head, found upright to the end.