Аннотация: Публикуется небольшая подборка нескольких избранных стихотворений известного американского поэта Роберта Лоуэлла
Роберт Лоуэлл Россия, 1812
(С английского).
Стихия яростную силу собрала,
и никла голова французского Орла.
Оставили Москву - спалённую столицу.
Лишь луковки церквей продолжили дымиться.
Cнег падал с неба пополам с дождём
и стлался по земле сугробами со льдом.
Уже не видно, где начальники, где флаги:
не стало Армии - шагали как бродяги.
Cмешались фланги, поломался строй.
Больному и отставшему порой
укрытьем стали конские останки
да сено, да обломки на стоянке.
Один сигнальщик умер на посту
с обледенелым мундштуком во рту,
среди картечи, в снежном оперенье,
верхом - представши будто привиденье.
Будь славен, Страж, невиданной красы !
До дрожи трогают твои обмёрзшие усы...
Шёл снег, губил нещадно и с коварством,
людей, пленённых топким белым царством,
совсем разутых, хлеба - ни куска:
уже не люди, больше не войска.-
Нет. Это мистика, увиденная в смоге
трагичная толпа бредущих без дороги,
чья отрешённость, страшная на вид,
пугает и грозит, при том как будто мстит.
Не сами ль небеса, путём набега,
одели войско саваном из снега ?
Толпа - среди снегов: кто б ей помог ?
Страшась погибели, любой был одинок.
Уснёшь - помрёшь. Толпа не чтит запреты.
Бросают пушки, жгут лафеты.
Грозился русский Царь, пугал мороз.
Мороз был пострашней других угроз.
Среди полков, отважных и упрямых,
иные смерть нашли в глубоких снежных ямах.
Убитых, пленных, дезертиров и калек,
как в ту войну, мог насчитать не каждый век.
Приход Аттилы, Канны Ганнибала ! -
Любая Армия на смерть маршировала.
Десяток тысяч лягут спать -
и лишь четыре могут встать.
Сам маршал Ней, лихой начальник тыла
был должен отбивать у казаков кобылу.
Ночами крик: "Qui vive ! А ну-ка поскорей.
Живей прогоним пластунов от батарей !"
А то налёт отчаянных джигитов,
ничем не отличимых от бандитов.
Ордою налетят, потом ускачут прочь.
Такие вырежут всю армию за ночь.
Всё это было на глазах Кумира.
Он слышал, будто Дуб, как буйствует секира,
и валится один, а дальше новый сук:
сподвижник - то солдат, то просто верный друг.
Но кто-то верует ещё в его звезду,
в военный гений, упреждающий беду.
Хоть Император не похож на великана,
но тень его, большая, как с экрана,
сквозь полотно шатра его видна,
и слава выживет в любые времена.
А так как нынче был не в должной высоте,
друзья всё каялись за lese-majeste.
Его несчастье отразилось на других.
И содрогнулся он. Момент был слишком лих.
Внезапно ощутил тревогу.
Безбожник обратился к Богу:
"Бог воинств ! Неужели то финал ?"
Оцепенело и беспомощно стоял.
"Не это ль искупленье ? Дай ответ".
Из тьмы - неясно кто - промолвил: "Нет,
Наполеон". Воитель внял.
И легион меж тем под снегом погибал...
Robert Lowell Russia, 1812
The snow fell, and its power was multiplied.
For the first time the Eagle bowed its head -
dark days! Slowly the Emperor returned -
behind him Moscow! Its onion domes still burned.
The snow rained down in blizzards - rained and froze.
Past each white waste a further white waste rose.
None recognized the captains or the flags.
Yesterday the Grand Army, today its dregs!
No one could tell the vanguard from the flanks.
The snow! The hurt men struggled from the ranks,
hid in the bellies of dead horse, in stacks
of shattered caissons. By the bivouacs,
one saw the picket dying at his post,
still standing in his saddle, white with frost,
the stone lips frozen to the bugle"s mouth!
Bullets and grapeshot mingled with the snow,
that hailed ... The Guard, surprised at shivering, march
in a dream now; ice rimes the grey moustache.
The snow falls, always snow! The driving mire
submerges; men, trapped in that white empire,
have no more bread and march on barefoot - gaps!
They were no longer living men and troops,
but a dream drifting in a fog, a mystery,
mourners parading under the black sky.
The solitude, vast, terrible to the eye,
was like a mute avenger everywhere,
as snowfall, floating through the quiet air,
buried the huge army in a huge shroud.
Could anyone leave this kingdom? A crowd -
each man, obsessed with dying, was alone.
Men slept - and died! The beaten mob sludged on,
ditching the guns to burn their carriages.
Two foes. The North, the Czar. The North was worse.
In hollows where the snow was piling up,
one saw whole regiments fallen asleep.
Attila"s dawn, Cannaes of Hannibal!
The army marching to its funeral!
Litters, wounded, the dead, deserters - swarm,
crushing the bridges down to cross a stream.
They went to sleep ten thousand, woke up four.
Ney, bringing up the former army"s rear,
hacked his horse loose from three disputing Cossacks ...
All night, the quivive? The alert! Attacks;
retreats! White ghosts would wrench away our guns,
or we would see dim, terrible squadrons,
circles of steel, whirlpools of savages,
rush sabring through the camp like dervishes.
And in this way, whole armies died at night.
The Emperor was there, standing - he saw.
This oak already trembling from the axe,
watched his glories drop from him branch by branch:
chiefs, soldiers. Each one had his turn and chance -
they died! Some lived. These still believed his star,
and kept their watch. They loved the man of war,
this small man with his hands behind his back,
whose shadow, moving to and fro, was black
behind the lighted tent. Still believing, they
accused their destiny of lese-majeste.
His misfortune had mounted on their back.
The man of glory shook. Cold stupefied
him, then suddenly he felt terrified.
Being without belief, he turned to God:
"God of armies, is this the end?" he cried.
And then at last the expiation came,
as he heard someone call him by his name,
someone half-lost in shadow, who said, "No,
Napoleon." Napoleon understood,
restless, bareheaded, leaden, as he stood
before his butchered legions in the snow.
Примечание.
Здесь показан перевод, сделанный Робертом Лоуэллом с французского. Это начало стихотворения Виктора Гюго. "Искупление", часть, имеющая отношение к России и к 1812 году. Translated from the French by Robert Lowell.
Victor Hugo (1802 - 1885) "L'expiation".
Роберт Лоуэлл перевёл на английский только первую треть стихотворения Гюго.
Полные переводы текста Гюго на русский были сделаны Бенедиктом Лившицем и
М.Кудиновым. Возможно, есть и другие переводы.
Роберт Лоуэлл Дельфин-Белобочка
(С английского).
Подруга ! Ты взяла меня врасплох.
Как у Расина, страстной речью Федры
в душе моей, перелопатив недра,
ты устранила весь переполох.
Я долго слушал и почти оглох
от критики, просыпавшейся щедро.
С упрямства моего отслаивалась цедра,
и жёсткость воли выстлал мягкий мох.
Я резок был в оценке существа
и трудностей минувшего союза,
но ты мне помогла как близкая мне Муза,
чтоб книга стала безобидна и трезва.
Но посочувствуй... Там и приврано слегка
насчёт сачков, снастей да рыбьего мирка...
я видел, что творят вокруг исподтишка.
Robert Lowell Dolphin
My Dolphin, you only guide me by surprise,
a captive as Racine, the man of craft,
drawn through his maze of iron composition
by the incomparable wandering voice of Phеdre.
When I was troubled in mind, you made for my body
caught in its hangman's-knot of sinking lines,
the glassy bowing and scraping of my will. . . .
I have sat and listened to too many
words of the collaborating muse,
and plotted perhaps too freely with my life,
not avoiding injury to others,
not avoiding injury to myself--
to ask compassion . . . this book, half fiction,
an eelnet made by man for the eel fighting
my eyes have seen what my hand did.
1973
Примечания.
Весной 1972 г. Роберт Лоуэлл написал первую версию этого стихотворения, которая
стала известной его ближайшим друзьям, в том числе Элизабет Бишоп.
В это время поэт расторг брак с Элизаветой Хардвик и заключил новый брачный союз
с Каролиной Блэквуд. Стихотворение "Dolphin" завершало книгу стихов "The Dolphin",
имевшую автобиографический характер. Элизавета Хардвик была возмущена предстоящей
публикацией, посчитав её вредной, злой, озорной, непродуманной, без всякой художественной ценности и неджентльменской. Поэт цитировал в ней строки из личных писем бывшей жены. Друзья и, больше других, Елизавета Бишоп уговорили поэта переписать стихотворение, сделать более приемлемым и необидным. Здесь представлена попытка перевести вторую (опубликованную) версию.
Роберт Лоуэлл Воспоминания о Вест-стрит и Лепке.
(С английского).
Cижу с утра в пижаме, книжным червяком.
Помимо вторников, не покидаю дом.
Он весь в моём распоряженье.
Здесь, в Бостоне, на Мальборо - покой,
и мусорщик наводит глянец.
Имеет пару чад, фургон для пляжа,
Есть у него напарник под рукой,
и сам он "Молодой Республиканец".
А у меня девятимесячная дочка,
по возрасту годится мне во внучки.
Проснётся с солнцем, и одёжка - будто пёрышки фламинго.
Идут спокойные пятидесятые года,
а мне уж сорок. Не пожалеть бы мне о времени посева ?