Корман Владимир Михайлович : другие произведения.

700 Стихи В.Ягличича и других сербских поэтов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Публикуются переводы избранных стихотворений сербских поэтов: Владимира Ягличича, Мирослава Лукича, Александра Лукича и других

  Владимир Ягличич Клещи
  (Перевод с сербского - с позволения автора).
  
  Ноготь стал синим. До наглости смело,
  вроде голодного жадного дога,
  крепкие клещи вцепились мне в тело.
  Видно, совсем не боятся бога.
  
  Только позволь, и они наготове.
  Щупальцы к телу прижали сначала
  и,не спеша, добрались до крови,
  будто вонзили незримые жала.
  
  Если руки от них не избавишь,
  скоро приступят, травя сознанье,
  прямо из мозга сосать без предела.
  
  Оттолкнут от компьютерных клавиш
  и заявят с бесстыжею бранью,
  чтоб я им уступил это дело.
  
  
  Владимир Ягличич Караджичу
  (Перевод с сербского).
  
  Когда ты, Радован, был в славе,
  меня шумиха не влекла.
  Теперь, когда беда в Державе,
  к тебе зовут колокола.
  
  От сербских областей так мало
  ты спас в растерзанном мешке,
  и нужно, чтоб страна собрала
  всё вновь в своей святой руке.
  
  Одним прохвостам нет убытка,
  и весел только негодяй,
  зато в душе поэта - пытка,
  одно расстройство и раздрай.
  
  Пускай в узилище, в опале,
  но ты лишь закалён борьбой.
  Твой голос Мойры услыхали,
  и сердцем я - вдвоём с тобой.
  
  
  Владимир Ягличич Путешествие
  (С сербского).
  
  Первый вариант:
  Автобус мчится и трясётся то и дело.
  Куда я еду, сам не знаю, право.
  Но всем на радость радио запело:
  "Я в Шабаце влюбился, возле Савы"...
  
  Вдоль речки едем, только то не Сава.
  Все стали петь и плещут ошалело.
  И я не сплю. На что мне та орава ?
  Со мной судьба дружить не захотела.
  
  А все готовы спеть хоть Аллилуйю.
  Мне в дрёме песня кажется псалмами.
  И мчит автобус
  вдаль напропалую.
  Весь мир ритмично кружится под нами,
  как круглый глобус.
  
  Второй вариант:
  Автобус мчит, в нём качка - будто в море.
  Отъезд ? Приезд ? Раздумья - как отрава.
  Включили радио, и все запели, вторя:
  "Я в Шабаце влюбился, возле Савы"...
  
  Вдоль речки едем, но она - не Сава.
  Все плещут в такт, и радость в каждом взоре.
  А мне чужда весёлая орава:
  моя судьба давно со мною в ссоре.
  
  Народ - в улыбках, я почти что плачу.
  Вздремнул, в ушах - святые песнопенья.
  И мчит автобус
  в тряске наудачу,
  а в ритмах песни вся земля - в круженье,
  как вёрткий глобус.
  
  
  Владимир Ягличич Опавшие яблоки
  (С сербского).
  
  То ли вас оборвал сам хозяин сада,
  то ли тайные зовы вас позвали в полёт -
  и легли вы все рядышком, рады - не рады,
  там, где кучею прели ваше счастье гниёт.
  
  Пожирают в вас мякоть лихие личинки -
  в каждом яблоке, в сердце, основали свой дом.
  Прогрызают дорожки от самой серединки:
  Смысл усердной работы - пройти напролом.
  
  Запахи яблок во мне распаляют жажду,
  и душа ободрилась, когда занемог.
  Не ищите меня, вдруг припомнив однажды.
  Пейте яблочный сладкий бодрящий сок.
  
  
  Владимир Ягличич Адские мотивы
  1.Ключ
  
  Как стану жертвой хворей, - а те уж на деле -
  не в папках историй -в крови и в теле.
  И без толку всё, что пишу и дни, и ночи;
  без толку даже дышу - и на то нет мочи.
  
  Выгляжу нынче не лучше, чем скворец или чижик,
  как будто умом заблудший с моей полудюжиной книжек.
  Мне даже имя назвать стало на людях стыдно,
  будто стал на болотную гать, которой конца не видно.
  
  Но не страшусь. Хотя бы и смерть стала вгонять в тревогу,
  буду, схвативши жердь, дальше искать дорогу.
  Если б смерть извести сумела даже всю мою силу,
  дух не убьёт, лишь тело бросит в могилу.
  
  Разве не всё я отдал, будучи сам не рад,
  но добровольно взял нынче путёвку в Ад ?
  Мне и счесть даже сложно близких моих в Аду.
  Там и былую Любовь, возможно, снова свою найду.
  
  У входа тайного мира внезапно пропало зренье.
  В преддверье звучит только лира, а губы - в оцепененье.
  Мне близких сыскать охота - проникнуть сквозь мрачные плиты.
  Но как же открыть ворота ? Они надёжно закрыты.
  
  2.Любезность Цербера.
  
  Где ж я возьму ключи ? Ко всем моим невзгодам -
  хоть плачь да закричи - мученье перед входом.
  Но Цербер не надменно, а любезно
  раздвинув стены, отворил мне бездну.
  
  Там лимузины, шофера и министерства...
  Там образины, рядом жертвы изуверства.
  Партийцы-ловкачи - и те попали в Ад.
  Никак я заскочил назад в родной Белград !
  
  Мерзавцы, торгаши, лахудры и кокетки.
  Людьё - без душ. Не кровь, не плоть - марионетки.
  Неужто люд в беде, но, как и прежде, лих ?
  Стараются везде прожить за счёт других.
  
  В харчевнях - Страшный Суд с калеченьем народа.
  Рождаются и мрут уродцы-Квазимодо.
  Сбежал от смерти - в смерть ! Сюда ль меня влекло ?
  Стрельба да круговерть, да битое стекло.
  
  Как ни взгляну - то шасть ! Всё то же, что и было.
  Весь Ад - сплошная пасть, захлопнутое рыло.
  Надеюсь - как уйду - весь ужас позабуду,
  но тем, кто был в Аду, нет выхода оттуда.
  
  
  Владимир Ягличич Цыган Тута
  
  У речки, что струит живую воду,
  жил Тута на позор людскому роду.
  Он сам Цыганку, что себе завёл,
  убил и разрубил, пустив в засол.
  Вблизи его избушки, у тропинки,
  кормились человечиною свинки.
  Ни отчим не встревожился, ни мать.
  Полиция не вздумала искать,
  пока прохожие вблизи избушки
  не обнаружили костей в кормушке.
  Убийцу переправили в тюрьму,
  чтоб там сидеть да каяться ему.
  И рухнула избушка. Лишь струится
  под нею говорливая Ждралица.
  На этом славном месте над рекой
  теперь - ненарушаемый покой.
  И лишь вода, бездумная стихия,
  порой разносит отзвуки лихие.
  Журчание воды спешит предостеречь,
  чтоб я не отвечал на прерванную речь
  из дней, когда тот Тута безмятежный
  жену звал горлинкой и розой нежной,
  пока ещё не вздумал жить один -
  на крутизне, над зеленью долин.
  Изба - в развалинах, гора глядит сурово,
  а речка всё журчит без останова.
  Как летом пересохнет речка, так слышны
  в ветрах стенанья Тутиной жены.
  
  Примечание:
  Ждралица - речка возле Крагуевца. Над ней высятся безлюдные склоны горы Медна. Там и жил цыган Тута.
  Рассказывается о событии 70-х годов, когда автор стихотворения был молод.
  
  
  Владимир Ягличич Обитель
  
  Бог занят, и забот Ему - не счесть.
  Я ж в юности Его тревожил часто.
  Став старше, я ни в радости, ни в горе
  не стал уж на небо таращиться глазасто.
  Доволен тем, что Бог там есть,
  и не сержусь, что не сидит в конторе.
  
  Но есть такое ощущение во мне,
  что Бог не хочет простереть ко мне десницу,
  что я совсем обин в бессолнечной стране,
  и не к кому совсем в несчастье обратиться.
  
  И вот задумался, в чём суть моей вины.
  Тружусь в поту, устал, оглох и изнурён,
  а дьявол тунеядствует бесстыже,
  но утверждает, что будто к Богу ближе.
  Возможно, что мои старанья не видны.
  А Бог - в наушниках... На что Ему мой стон ?
  
  Каких-либо вестей о Нём давненько нет.
  Не взят ли в плен ? Не стал ли фанфароном ?
  Я б не был лучше, севши в Божий кабинет
  и завладев его почётным троном.
  
  Я сбрил бы бороду и напустил бы строгость.
  Я б жалоб от людей не принимал.
  Я б ненавидел бедность и убогость,
  приблизив властных и стяжавших капитал -
  но не затем, чтоб взятки клали в руки,
  а просто с ними не бывает скуки.
  
  Не стану хвастаться, но Божий лик видал.
  Судьба порой дарила лаской и приветом.
  Мне Бог сиял с икон и в тысячах зерцал.
  Я узнавал его по явленным предметам.
  
  Пусть редким было счастие такое
  и не всегда пил персиковый сок !
  Но, кроме будущего вечного покоя,
  ничем мне больше не обязан Бог.
  
  Бог занят. Он устал от голосов.
  Его мобильник взял конторский управитель.
  Чертоги на небе закрыты на засов.
  А я вхожу как слушатель и зритель
  в угодья птах, зверья, в луга, под сень лесов.
  Жаль, Бог не посетит ту бренную Обитель.
  
  
  Владимир Ягличич Удавка
  Посвящено Л.Н.
  (С сербского).
  
  Вариант, согласованный с автором.
  
  
  Любовь - дар горький, полный жгучей новью,
  и колдовство, и вечная тревога.
  Мы нашу тайну сберегали строго
  и прятались от пошлого злословья.
  
  Мы мерили всю нашу жизнь любовью,
  в мечте любить до смертного порога.
  И лишь за этот дар я славил Бога,
  за ту, что в неге жалась к изголовью.
  
  (Варианты: - за женщину с горячей страстной кровью.
  - за ту, что загубила рать бесовья.)
  
  Дни радости умчались безвозвратно.
  Она надела на себя удавку.
  И в потрясеньи я гляжу сегодня
  
  на прочие творения Господни:
  на чернозём, на воды и на травку,
  но мне вся их краса уже невнятна.
  
  
  Дополнение.
  Первый - несогласованный - вариант.
  
  Любовь - искушенье и горькая проба,
  проверка, насколько тверды уверенья.
  Любили мы - будто нашло наважденье,
  скрывали от прочих своё увлеченье.
  
  По-детски клялись не расстаться до гроба -
  в мечтах о пожизненном страстном горенье...
  Будь славен, Пославший мне эту зазнобу !
  Я с ней, не гневись, был в верху упоенья.
  
  Когда ж она тихо, вдруг жизнь подытожа,
  скончалась в удавке, не видя, не внемля,
  я в горе смотрел, как несли её мимо...
  
  Дивлюсь на твои сотворения, Боже:
  на воды, на травы, на чёрную землю,
  и всё, что ни деется, непостижимо.
  
  
  Владимир Ягличич Черногорский Владыка.
  (С сербского).
  
  Своя казна была совсем убога.
  Тянуло в путь - подальше, чтоб забыться,
  в Венецию, в российскую столицу.
  Спасала русская и сербская подмога.
  
  Страна была - как вышитый платочек:
  две-три горы над бирюзой Ядрана.
  Взойдёшь наверх - кричи кому захочешь !
  Паша скадарский всё мутил злочинно.
  С ним вкупе черногорские старшины.
  Порой свои вредней, чем бусурманы.
  
  Нет. Негош не родился быть монахом,
  не каждый день влекла библиотека.
  В делах, в трудах - не знавшийся со страхом -
  мог счесть иную ночь дороже века.
  
  Он славил не монашеские космы.
  Он сплёл Венок, где жемчуг что ни слово.
  Как Милош был лучом из Микрокосма,
  так Негош стал для нас - святей святого.
  
  Владимир Ягличич Встреча
  
  Пришла зима. Одень, что надо.
  Взгляни на светлый небосвод.
  Да сгинет вся промозглость Ада !
  Бодрее выйди из ворот.
  
  Под вечер в шорох снегопада
  вплетается знакомый код.
  Дождись на станции отрады:
  любимый завершил поход.
  
  Там сутолока, толпы люда,
  сплошная лава, громкий гам.
  Для нас любая встреча - чудо !
  
  Любовь повелевает нам
  свершить за самый краткий срок
  всё то, что смог бы только Бог.
  
  
  Владимир Ягличич Графит
  (С сербского).
  
  "Я Лилю люблю !" - он писал на стене.
  Немало вложилось в короткую фразу.
  И жизнь, и любовь были в равной цене,
  а, может быть, даже две жизни сразу.
  
  Признанье - как выдох, звучащее броско,
  как будто то клятва навеки вперёд.
  Попало на стену и ждёт отголоска
  (с момента, как вытерли классную доску),
  а школу побелят - и след пропадёт.
  
  
  Владимир Ягличич Перед утром.
  (С сербского).
  
  Я б не хотел уйти, остался бы во сне,
  в безбрежности зари, с тобой наедине.
  А ноги тяжелы, и выгляжу устало.
  Мне недоступно всё, что прежде завлекало.
  Опасен весь наш мир, как злая неоглядь,
  и наше - что в руке и что способны дать.
  А там лишь только то, что кто-то мне спесиво,
  с презрением вручил - как нищему на пиво.
  Но жажды не залить, ни пивом, ни водой,
  ни сказочной росой, ни лживой ерундой.
  Не рвусь уйти - хочу, чтоб ты мне помогала
  с терпением глядеть, как гибнут идеалы,
  чтоб я в печалях дня всё смирно превозмог
  с иллюзией, что сам избрал такой итог.
  
  
  Владимир Ягличич Таити
  (С сербского).
  
  Раздумье каменного изваянья
  не служит ли отправной точкой -
  тем оловом с железной оболочкой,
  что метко свалит дичь на расстояньи ?
  
  Верней, в нём беспредметное мечтанье
  и страсть вести беседы с облаками...
  Парящие над пляжем очертанья
  становятся в глазах материками.
  
  Мир идола - мрачнее преисподней,
  но мысль его безвредна и невинна.
  Труднее избежать другого плена.
  
  Объятье сна - властней и безысходней.
  Он рубит свет мечом на половины.
  Задел и беззаветного Гогена.
  
  
  Владимир Ягличич После бури.
  (С сербского).
  
  Завыло, бушевало, всю ночь вокруг трясло.
  Иначе стал смотреть на мир, иначе внемлю.
  Как буря кончится, где я найду весло ?
  Как выберусь потом на обитаемую землю ?
  Но утром мир опять стал светел и узорен.
  И ветер присмирел, и дождь был животворен.
  Так гениальность под собой крушит основы
  в безумии да в истерии, а после тщится
  добыть себе престиж и ласку снова
  и выправить дела, где портят всё тупицы.
  Ей нужен облик, подобающий значенью
  и, как природе, также навыки смиренья -
  отнюдь не в смерти и не в бегстве в заграницу,
  а в том, чтоб жить да жить и творчески трудиться.
  
  
  Владимир Ягличич Отдых
  (С сербского).
  
  Полуодетый, я в полдень лежал на боку.
  Спину не видел. Ей было прохладно.
  Сыскал покрывало.
  Телевизор вещал мне, о чём не знаю.
  То таскал меня по каким-то лесам,
  то я был взорван влетевшей гранатой,
  то я утопаю в глубокой реке.
  Иисуса распяли, воистину так,
  а Пилат невиновен.
  Планета кружится вокруг разозлённой оси.
  В окошке оса. "Тук-тук !" - не сдаётся.
  Упряма - заслужит учёную степень.
  Черешня созрела, сладка, соблазняет.
  Поспела в таком разгроме.
  Был смысл потрудиться.
  Лежу себе в брюках, смотрю на ноги.
  Бога не видно, как и своей спины.
  Перед глазами только земля.
  
  
  Владимир Ягличич Кабеса де Вака
  (С сербского).
  
  Солёной водой запивали гнилое зерно.
  Волны разбили всю барку на щепы.
  Шли через дюны, и было в глазах темно.
  Видно, дорогу избрали нелепо.
  
  Выжили четверо из шестисот.
  Были измучены крайне и слабы.
  Думали всех нас прикончат, как скот.
  Еле ползли, будто пляжные крабы.
  
  Боль наших ран смертоносна была.
  Вкупе с попутными нам дикарями
  мясом печёных ракушек питались.
  
  Дикие люди глядели без зла;
  видя в несчастье, о нас печалясь,
  горько рыдали там вместе с нами.
  
  
  Владимир Ягличич Мать Уорхола
  (С сербского).
  
  Милы мне, и утренней ранью,
  и ночью, сыновьи приметы.
  Он предан душою сиянью,
  что ярче земного света.
  
  Он ночью - родней и желанней:
  как стихнет весь шум и топот,
  так в ворохе воспоминаний
  он слышит давнишний шёпот.
  
  Все дни отдаю я чистке
  вместилищ его инсталляций,
  но там к нему лепят списки
  паскудных фальшивых граций.
  
  Все дни он добыча снобов,
  и умников, и пустолобых;
  и дух его виснет на скобах
  под крышами небоскрёбов.
  
  Когда я пред будущим трушу,
  надежда приходит лишь ночью:
  я вижу в нём чистую Душу,
  что днём не рассмотришь воочью.
  
  Он ночью лишь с нею вместе.
  Я вновь набираюсь силы.
  Когда он без пакостных бестий,
  горда, что его породила.
  
  Он нежен и чуток душевно.
  Его утешают - сказки.
  И я их твержу напевно.
  Он рад материнской ласке.
  
  А днями во мне кручина.
  И снова сомненья роятся.
  И в ночь, над подушкой сына,
  я речи веду по-словацки.
  
  
  Владимир Ягличич Кюретаж
  (С сербского).
  
  Я б мог тебя хоть ненадолго провести
  сквозь двери, что полуоткрыты,
  туда, где белизна,
  тревожный запах,
  где суетливый беспорядок,
  где женщины нервозно
  гуляют рядом и тайком,
  взяв спички, запаляют сигареты
  одна другой,
  а то и пьют из пузырьков по уголкам,
  по грязным туалетам,
  и ждут, как будет названо их имя
  устами равнодушной санитарки.
  Хочу, чтоб ты увидел
  через бесстыже тонкие перегородки,
  в палатах, где удушлив воздух,
  сквозь тонкое прозрачное стекло,
  расставленные выбритые ноги,
  приподнятые кверху,
  ворота вскрытых и разграбленных утроб,
  омытые запекшимся кровотеченьем,
  и вёдра, жёлтые большие вёдра
  у хирургических столов
  и возле заострённых инструментов,
  где отдохнут
  уже заморенные жизни.
  Я провожу тебя и дальше,
  чтоб ты вблизи мог услыхать врачей,
  которые, как говорят, уж ко всему привыкли,
  не только разбираться с полом,
  не только оформлять все руки-ноги,
  но и смотреть в глаза, которые могли открыться,
  смотреть на пальчики, которые могли ожить.
  Из тьмы частенько
  здесь изымают и живых, трепещущих и в слизистых рубашках.
  Они ещё осуждены на некий миг соприкасанья
  со светом, который их не принимает.
  Они являются для нас проблемой,
  которую должны мы, люди, разрешить,
  когда б набрались духа.
  Провёл бы я тебя,
  чтоб ты мельком (а как ещё иначе ?)
  увидел (под открытой жёлтой крышкой
  пластмассового гроба)
  миниатюрный облик жизни, которая ещё дрожит,
  как боров после поцелуя клинка под горло -
  взглянул на жизнь, ожжённую в тот миг
  пронзительным ошеломлённым взором,
  потом быстрее отвёрнул его подальше.
  Затем, на лестнице,
  когда - как ритуал - случится приступ рвоты,
  мы приподнимем взоры к солнцу, что кроваво
  горит в высоком небе.
  Мы взглянем пред собой на этот мир,
  чтоб ты мог ощутить
  чудесное молчанье смерти,
  которая тут чванится на стенах,
  и в прахе на полу, и в картотеках,
  и в наборах инструментов.
  Смерть завершает тут лишь начатый процесс рожденья.
  Тут происходит знаменательная встреча того, что видимо и что сокрыто.
  Поблизости от нас, молчальников в раздумьях,
  где даже боги в страхе стучат зубами, отцы из неудачных,
  стесняясь один другого,
  на скамьях в зале ожиданья, давно бессильные
  хоть что-то предпринять,
  как воробьи на голом льду,
  о чём-то неразборчиво толкуют,
  в попытках оправдаться, как будто защищаясь.
  
  
  Владимир Ягличич Ангел
  (С сербского).
  
  С корыстной хитрецою борзописца
  совсем не трудно, чуть смягчив угрозы,
  вести свою политику нечисто
  и, нагло став в профессорскую позу,
  записывать героев в террористы,
  а оккупантов - в знатные туристы.
  
  Как вспомню нашу горькую судьбину,
  захваты с грубым примененьем силы,
  турецкий гнёт - почти в шесть сотен лет -
  зову на помощь ангела Гаврилу,
  что в памяти оставил жгучий след,
  и ноги сами перешагивают Дрину,
  и руки сами ищут пистолет.
  
  Свободу, о которой грезит сердце,
  несёт пальба без вежливых затей.
  Что ж, и цари лежат в кровавой пене.
  
  Жена - красавица. Он - бравый герцог.
  Мне жаль её - могла б растить детей.
  Гуляла б лучше с муженьком по Вене.
  
  Примечание.
  Предлагается познакомиться с примечаниями к стихотворению "Принцип".
  
  
  Владимир Ягличич Принцип
  (С сербского).
  
  Нет, не имперские знамёна,
  а Сербия - его родная сень.
  Так не ищите слуг для трона,
  у нас в стране, где в Видов день
  убит наследник ваш австрийский -
  одною пулей наповал.
  И это не бессильные слова.
  А кровь - не в тон весёлым пляскам,
  не бутоньерка на балу.
  
  Неуж никто вам не сказал:
  "Не троньте сербский край боснийский.
  Вам нужен мир в мундире швабском ?
  Наглеете в чужом углу ? -
  Так вашу спесь собьёт Москва".
  
  Примечания.
  Судя по этому стихотворению, видно, что в Сербии не иссякает живой интерес к своей
  истории. Взгляды на события зачастую разнятся. Здесь речь идёт об эпизоде, после
  которого началась Первая Мировая война. В итоге Австро-Венгерская империя разбилась, будто бы споткнувшись о маленький камешек - Сербию.
  
  
  
  Владимир Ягличич Голубой мяч
  (С сербского).
  
  Имел я голубой упругий резвый мяч,
  небесно-голубой, прыгучий и торопкий.
  Я с русой головой за ним носился вскачь,
  хоть в детстве был в душе застенчивый и робкий.
  
  Имел я пару рук и пару чёрных глаз,
  да пару чёрных глаз, да пару рук и ноги,
  да дом, да сад, да пса, да жита про запас,
  и этим наполнял и песни, и эклоги.
  
  Но что за важность мне, имел я или нет ?
  Я вовсе не имел хозяйского прицела.
  В моих руках полно одних потерь и бед.
  Одних потерь и бед. Да разве в этом дело ?
  
  Чего-то высшего душа моя хотела.
  Мы рвёмся в дали, у которых нет предела.
  
  
  Владимир Ягличич Когда вокруг темно...
  (С сербского).
  
  Когда вокруг темно и мир томится в дрожи,
  я думаю о тех, кто мне всего дороже.
  Когда ж все рядом спят, вкушая благодать,
  то меньше мучит мысль, что мне не век дышать.
  
  
  Владимир Ягличич Должность
  (С сербского).
  
  Горланили громко, ворочали сено вилами,
  на поле слугою был плуг, в огороде - лопата.
  Знавали то радость, то горькую скорбь на погосте.
  Хоть ссорились днём, были ночью друг дружке милыми,
  и сватались, и провожали парней в солдаты.
  Родили троих, но, случалось, глодали лишь кости.
  
  Она улыбалась, он мирно пожёвывал травку.
  Возились с рассадой, нигде не чурались работы.
  Смотрели, смеясь, как телёнок сосёт свою матку.
  Всю жизнь ощущали в себе молодую затравку.
  Земля всё добрела от их неусыпной заботы
  и щедро дарила, ведя их семейство к достатку.
  
  С соседями ссорились. Было их рядом без счёту.
  Псы гавкали, лаем все смежные местности кроя.
  Бывало, что он на охоту езжал на недельку,
  то к женщинам грешным, то впрямь с ружьецом на охоту.
  Она ж оставалась сидеть со своей детворою,
  прилежно, с терпеньем, качая в углу колыбельку.
  
  Любили и пить, и в согласии петь в именины -
  в честь вечной красы и счастливого мира без смуты.
  Хоть в латках ходили и загодя гроб запасали,
  смекали, куда их влекут роковые стремнины,
  Прильнувши к могильному камню, просили приюта
  и взор устремляли в безлюдные чистые дали.
  
  Хоть раз всех мужчин за их жизнь застигали войны,
  шли в бой против турок и немцев, терпели муки,
  ставали стеной перед злобным чужим набегом.
  На кладбище, где наши деды лежат спокойно,
  привёл я детей, чтоб кресты их увидели внуки.
  Верхушки крестов завалило пушистым снегом.
  
  Тогда промолчали птенцы родового гнезда,
  но миг тот вобрал в себя сушность людского века.
  Все поняли - будто в сознанье сверкнула звезда -
  в чём высшая должность и смысл всей судьбы человека.
  
  
  Владимир Ягличич Отдых
  
  Земля измучена. Её удел - страданье.
  Нам слишком многое приходится прощать:
  и роковую чашу испытанья,
  и то, что нам не дали домечтать.
  Кто ж виноват, что к нам пришла беда ?
  Безвинны все, не вынесшие дозы,
  и станция в конце, и поезда,
  электровозы, тепловозы, паровозы...
  Мы сами выбрали - как наказанье -
  самоубийственное расписанье.
  
  Не нужно перемены власти.
  Служи яйцу в гнезде и борозде.
  Служи Незримому, что свыше и везде.
  Печаль не только в том, что мир сотрут ненастья.
  а в том, что прежде не увидит счастья.
  
  Но счастья нет нигде, помимо сновидений.
  Его нам не добыть путём земных сражений.
  Оно лишь для уснувших мёртвым сном
  и тех, кому не довелось родиться...
  Среди цветущих неземных растений,
  где свищут только сказочные птицы,
  в саду на станции, куда наш поезд мчится,
  отыщется для нас скамья, где отдохнём.
  
  
  Графиня Ганская
  (С сербского).
  
  Веер из страстных посланий пред взором -
  песни любви из волшебного края.
  Тихо идёт она шагом нескорым,
  в нежных шелках, как на крыльях, взлетая.
  
  Муж равнодушен к любовной интрижке.
  Он не узнал о заветном свиданье.
  Ганская - в думах о платье и стрижке,
  хочет поправить при каждом касанье.
  
  Ждёт её бог, что спустился на Землю,
  знающий в женщине глубь её сердца.
  Будто бы гласу небесному внемля,
  мчалась почти как на зов самодержца.
  
  Шла с нетерпением вдоль по аллейке,
  взглядом искала великого мага,
  но, увидав толстяка на скамейке,
  молча прошла, не убавивши шага.
  
  
  
  Владимир Ягличич Заслуги
  (С сербского).
  
  Нам нелегко прощаться с белым светом.
  Он будто наша кожа - нам на счастье,
  на деле ж - вроде сменной оболочки
  (надеюсь, не гадючьей). Я ж при этом
  нигде, на солнцепёке и в тенёчке,
  не понимал, что мы в звериной пасти.
  
  Но есть красивая легенда о челне,
  что мчит умерших после погребенья
  навстречу солнцу по дорогам света.
  Любой ли будет смертью стёрт вполне
  и кем заслужен свет в успокоенье ?
  Вопрос не прост. Я буду ждать ответа.
  
  
  Владимир Ягличич Джанда
  (С сербского)
  
  На прежнем месте Горная Сабанта*
  и издали лучит мне давний свет.
  Там был скрипач - непревзойдённый Джанда.
  Той музыки теперь уж больше нет.
  
  Когда в нём одержимость возникала,
  он только крепче скрипку прижимал.
  Смычок бежал по струнам одичало,
  и замирал, вздыхая сельский зал.
  
  Что он играл ? Протяжное о старом,
  о давнем, подающем нам свой зов,
  о славном, чем гордимся мы недаром,
  что в генах есть от дедов и отцов.
  
  Я не умел постигнуть это разом,
  но был под властью той шальной игры.
  Скрипач в нас пробуждал и дух, и разум.
  Игра влекла, как лыжный спуск с горы.
  
  В таком джем-сейшне, колдовском и юном,
  смычок царил и мчал, то вскачь, то вскок,
  верша свой танец по волшебным струнам;
  и вёл его не Дьявол, так сам Бог.
  
  Скрипач был смел, как всадник на равнине,
  взлетая на любом из важных мест.
  Должно быть, так не мог и Паганини.
  Он возбуждал мощнее, чем оркестр.
  
  Кончалось соло - начиналось коло,
  стремительный крестьянский хоровод.
  Взлетали к небу сельские постолы.
  Мотив бодрил и сплачивал народ.
  
  Примечание.
  *Горная Сабанта - родная деревня поэта.
  
  
  Владимир Ягличич Жене ратних другова наших...
  (С сербского).
  
  Жёны павших в битве друзей
  трудятся теперь в продуктовых лавках,
  оставляют нам горячие булочки
  с хрустящей поджаристой коркой.
  Жёнам павших в битве друзей
  понятно, с чего мы приходим под вечер из города шатким шагом.
  О жёны павших в битве друзей !
  Вы - это третья Сербия.
  Такие, как вы есть, - лишь в этом вся наша гордая победа.
  Жёны павших в битве друзей, вы понапрасну ждали,
  чтобы солдаты вернулись с войны.
  Смотрел я, как вы на улицах торгуете всякой всячиной,
  как ездите в Панчево на блошиный рынок,
  как предлагаете нам сигареты в картонных пачках.
  Жёны павших в битве друзей.
  В вас не увидели муз !
  Нет вас прекрасней и нет грустнее средь женщин мира.
  Самодержицы и богоматери, опоры святого дома.
  Плакать ли мне ? Целовать ли вам пятки ?
  Дивное чудо, как вы матерями стали,
  или теперь вас хранит недоступная тайна ?
  Жёны павших в битве друзей,
  вы либо давно уже замужем снова,
  либо детей за собой увели
  в одиночество дальних земель.
  Всякий раз как в глаза вам взгляну, иногда, поглубже,
  то вижу, насколько я сам ничтожен,
  неспособный терять так много,
  не сумевший уйти безвозвратно,
  слишком медленно шедший навстречу пулям,
  не доросший до вздоха по павшим друзьям в последней ночи.
  
  
  Владимир Ягличич Рукопись
  (С сербского).
  
  Нет, ты не рукопись, ты - мой домашний зверь.
  Ты кровь мою пила и плотью заедала.
  Меня, попрежнему, ты б грызла и теперь.
  Мы были в долгом поединке изначала.
  
  Изгнавши из нутра, я дал тебе приют
  на полке у стены, меж книжного засилья.
  Побудь-ка без меня. Живи покамест тут
  и, не мозоля глаз, дыши лежалой пылью.
  
  Как древний манускрипт, чей текст не расшифрован,
  ты не влечёшь к себе вниманья знатоков,
  хотя издали миллион других трудов.
  На стендах ярмарок чужой расхваленный товар.
  Мой в списке брендов не поименован.
  Так спи, мой зверь ! Ты - уникальный экземпляр.
  
  
  Владимир Ягличич "Сав живот - кнjиге, плоче - нема места..."
  (С сербского).
  
  Книги, пластинки - всё ими забито.
  Стали несносны условия быта.
  Рушатся полки, места не стало:
  полисы, справки, дипломы, журналы,
  страстные письма, скорбные вести
  (Не на чердак же это всё вместе ?).
  Вызовы в суд, дневники и лимиты,
  чеки, счета, проездные билеты -
  даже трёх жизней не хватит на это...
  Но изменяется вся переписка -
  связь по E-mail скорее и без риска.
  Для сведений заводятся дайжесты:
  там каждому - кладбищенское место,
  и всё хоронится в пространстве диска.
  
  Владимир Ягличич Любовь
  (С сербского).
  
  Если любишь - Её и себя не щади.
  Как винтовку в бою прижимают к груди,
  крепче руки на стан оголённый клади
  и губами горячие губы найди.
  
  Глаз влюблённых с Любимой своей не своди.
  Будто варвар гречанку, - с собой уводи.
  Как Колумб, угляди континент впереди.
  Не моли о любви ! Завоюй. Победи.
  
  Претендуя на гордое звание мужа,
  чтоб закончить скитания в пекле и стуже -
  на чужбине - сражайся, взяв меч свой и щит,
  
  атакуй, чтоб добыть, что хотел, напоследок,
  как сражался с германцем и турком твой предок -
  бейся с Тою, что в битве тебя победит.
  
  
  Мирослав Лукич Стихотворения
  
  Мирослав Лукич* Хомольские** мотивы.
  (С сербского).
  
  Холмы, холмы, холмы ! Как ни посмотришь вдаль,
  блестят лишь стройные кобыльи спины.
  (Здесь одиноко мне. С того ль моя печаль ?).
  Так после ливня зеркала среди долины
  живят сиянием ландшафтные картины,
  но мир, пестрящий здесь, - совсем не пастораль.
  
  Я улыбаюсь облакам над Ртанем***,
  а, может быть, и всем верхам Карпат ?
  Своей наивности, моим надеждам ранним,
  да просто видя золотой закат ?
  
  Нет, улыбаюсь, устремляя взгляд
  на образ, что мне всё дороже, чем дотоле.
  Я улыбаюсь тем, что искренне хотят
  меня покрепче привязать к моей юдоли.
  
  Примечания.
  *Мирослав Лукич (Бела Тукадруз) - сербский поэт. Активный пропагандист русской поэзии и культуры. Родился в 1951 г.
  **Хомоле - горная цепь в Восточно-Сербских горах, родные места М.Лукича.
  ***Ртань - известняковая гора в Сербии, высотой 1565 м, овеянная многими легедами. Её называют "Сербской пирамидой", так как гору венчает пирамидальный пик Шиляк. Гора привлекает многих исследователей, туристов и кладоискателей, пользуется славой курортного места.
  По мнению фантаста Артура Кларка, эта гора - the navel of the World (пуп Земли). С восточной стороны горы располагается село Ртань.
  
  
  Мирослав Лукич Реквием по Димитрию Баджичу*
  (С сербского).
  
  Я сбрендил. Мне причудилось виденье,
  что Баджич стал моей неслышной тенью.
  (Хоть я не карноух - я не ван Гог).
  Он лез, как по подсолнуху жучок
  шажком в миллиметровом измеренье.
  Лай. Ветер. Суходол**. А сверху Бог.
  
  Порой стихал весь шум, но я стал злым и вздорным.
  Хотелось грома и небесного огня.
  И вижу в некий миг, как кто-то в чёрном
  идёт навстречу прямо на меня.
  
  Он мне знаком. Во всём со мною схож.
  Задумчив, будто я, как выйду в сад устало.
  Кто он, кто я, - почти не разберёшь.
  Но что в его глазах ? (Там смерть его зияла).
  
  Примечания.
  *Димитрий Баджич (1930-1970) - слишком рано умерший родственник автора.
  **В оригинале дано подлинное название этой местности на сербском "Суви До".
  
  
  Мирослав Лукич Узурпатор
  (С сербского).
  
  Мелкий, щуплый, лицемерный
  усатый приказчик судьбы,
  
  узурпатор, прислужник Дьявола, -
  забрал мои лучшие годы
  и светлые заблужденья;
  
  отнял мою ярмарку и шлагбаум,
  мой горизонт и мою Итаку,
  
  даже возможность вернуться;
  отнял мою точку опоры,
  мою голубятню*, надежду, акацию;
  
  ясное небо, гнездо и ядро от пушки,
  мир - необъятный мир;
  снежную гору, молодость, твердь;
  
  отнял мои розы,
  пионы, сирень и колодец,
  мою защиту, мой карабин;
  
  отнял мою будущность,
  зрелище дивного юга,
  общение, Родину, свет !
  18 сентября 2012.
  
  Примечание.
  *Голубятня - наверное, речь на самом деле идёт о старинном маленьком городе-крепости на Дунае, который называется по-сербски Голубац
  
  Стихи сербских поэтов
  
  Божидар Ковачевич (1902-1990) Моё происхождение
  (С сербского)
  
  1
  Из какого я рода ? Нет, я - не из знати,
  хотя родня и предки воевали
  и много тех, что в долгих битвах пали,
  но их имён не отыскать в печати,
  
  ни в списках, что предъявлены к оплате.
  Они веками камни корчевали,
  пахали землю и гайдуковали.
  Как видишь сам, я вовсе не из знати.
  
  Но, если нас проведать доведётся,
  спроси на улице любого хлопца,
  где на селе Ковачевич живёт.
  
  Смелей входи в убогую квартиру -
  предложат хлеба и отрежут сыру,
  едва успеешь утереть дорожный пот.
  
  2.
  Из какого я рода ? Живём не убого.
  Не знать, но у каждого пашется нива,
  и луг зацветает весною красиво.
  И сеем, и косим. Живём понемногу.
  
  Порой только с неба и видим подмогу.
  Не хлебом, а крепкою верою живы,
  и бьёмся с врагами, заслышав тревогу.
  (Когда не сопьёмся, глядим горделиво).
  
  Полюбим, поженимся - тем и счастливы,
  покуда судьба не подгонит к итогу.
  Монах Теодосий схоронит ретиво.
  
  (Он верит в Святую Россию и в Бога,
  а к прочему строг, и всегда справедливо).
  Вот так и живём на земле понемногу.
  
  
  Александр Лукич В Юлийской Краине
  (С сербского).
  
  В водовороте через каменные плиты
  форель проносит изворотливые тушки.
  В любой чешуйке - перевёрнутое солнце
  бросает светоносные кинжалы в глаза двоим поэтам.
  Погожий вешний день.
  Всё сказано как будто, хотя к нам отовсюду
  бегут с вопросами незрелые щенки.
  Как потеплело, на черешнях набухли почки,
  а в воздухе кружатся духи-греховоды,
  и мнится: с Понта к нам спешит посылка,
  и раздаётся звон червонцев из кожаной сумы.
  
  Примечание.
  Александр Лукич - брат Мирослава Лукича, сербский прозаик и поэт, общественный деятель. Родился в 1957 г.
  
  
  Александр Лукич Римская история.
  (С сербского).
  
  Немало древних римских городов лежат
  засыпанными под землёй. Сейчас видны с Дуная
  тяжёлые опоры старинного моста. Они издалека похожи
  на чёрных птиц, что ненадолго прилетели к воде напиться.
  
  Тут был крестьянин, чьи плантажные посадки из персиков и вишен
  всё время усыхали, как он ни рьяно возле саженцев трудился.
  Так осенью, когда листва была красней свернувшейся крови,
  уже готовая опасть долой с ветвей -
  он, осердясь на бесполезную работу, решил не ждать напрасно,
  когда все деревца засохнут сами, и стал их корчевать. Он вздумал
  вспахать там борозду, чтоб разгадать причину неуспеха с их посадкой.
  
  Его усадьба близ Младеновца лежала -
  размером в два гектара земельный треугольник
  на плавном склоне, ограждённый по бокам
  стальной колючкой, прицепленной к стволам акаций.
  
  Плуги прорезали в земле недлинную полоску,
  она сперва за трактором бежала, но недолго,
  покуда не попался камень, и трактор, будто конь,
  стал на дыбы, задравши задние колёса.
  
  Могла трагедия случиться, но пахарь,
  намеренный раскрыть секрет своей садовой неудачи,
  был хладнокровен и машину обуздал.
  Он сбавил газ - она смирилась.
  
  Как только страх прошёл, он тут же поднял плуг,
  дал задний ход и через несколько шагов остановил машину.
  
  Потом крестьянин, взявши заступ и лопату решил копать
  на месте, где запнулся плуг.
  Он, день за днём трудясь, нашёл остатки зданий.
  В каком-то месте, немного погодя, один нестойкий камень
  вдруг сдвинулся и провалился в землю. Крестьянин вслед
  послал туда за ним другие камни, пока не появилась
  там чёрная дыра. Он докопался до тоннеля.
  Открытие ему придало смелость пойти к властям и объявить о подземелье.
  
  С собой он взял железные вещицы, иголки, фибулы,
  горсть медных и серебряных монет, цепочки, перстни
  и камни из перстней, кинжалы, кое-что и поценней.
  Но из чиновников никто его не слушал.
  Не вникли знатоки, ни археолог, ни историк.
  Они лишь бегло посмотрели на неказистые и ржавые предметы.
  Им не был интересен фермер с рассказами о том,
  чем все они немало занимались прежде.
  
  Мы этой римскою историей уж сыты, сказал один чиновник.
  В земле немало прозябает в темноте таких безвестных городов.
  "Сажай деревья !" - дал совет, прощаясь, археолог.
  
  Крестьянин сам рискнул войти в туннель.
  Сын не осмелился и отговаривал отца,
  прождал не день - не два, когда отец вернётся. Потом полиция вмешалась.
  Пришли со специальным снаряженььем и поднялись спустя немногие часы.
  Сказали, что внизу сложнейший лабиринт,
  куда забраться не решились, а бедолагу не нашли.
  
  Из государственной конторы наследнику прислали указанье
  вход в тот туннель засыпать.
  
  
  Мирослав Тодорович Дыхание света
  (С сербского).
  
  Смотрю на дерево, всё больше с ним роднясь.
  Всё больше тяжесть, что несу.
  Под деревом в тени пишу стихи,
  и слово ночью засияет на плите,
  пятном в тени от дерева.
  Смотрю сквозь крону на осколки неба
  и открываю божий кругозор для моего пера.
  Словам известна тайна, как излиться песней,
  а рифмы станут дыханьем света в будущей ночи.
  Я вкладываю в песню
  слова, молчащие на камне горизонта.
  
  
  Ранко Йовович (1941) Плач
  (С сербского)
  
  Если я грешен,
  грешен - как и земля,
  как и зной, и плод,
  как и брат,
  как и головка лука,
  как и конский язык,
  как и плач ягнёнка,
  как и людская клятва,
  как и змея.
  
  Если я грешен,
  грешен - как и Библия,
  как и Его Рождество.
  
  Если я грешен,
  грешен - как и огонь,
  как и воздушный змей,
  как и жучок,
  как и преступник,
  как и мой недруг,
  как и мой друг,
  грешен - как "Добрый день !"
  
  Если я грешен,
  грешен - как моя мать.
  
  Примечание.
  В сербском оригинале применено слово PRLJAV - грязен. Владимир Ягличич рекомендует заменить слово ГРЕШЕН в приведённом переводе словом ГРЯЗЕН - как
  в сербском подлиннике.
  
  
  Радомир Андрич (1944) Вышивальщица
  (С сербского).
  
  Действительность - не пяльцы.
  Во сне замёрзли пальцы.
  Уставшая, без дела,
  она закоченела.
  
  А сколько вечных пыток
  очам от пёстрых ниток !
  Её ресницы - в дрожи
  и, если дремлет - тоже.
  
  Лицо уж подурнело,
  но снится ей, как смело
  молодчик ледяной,
  
  от страсти как хмельной,
  её целует в губы.
  Его знобит - ей любо !
  
  
  Бранко В.Радичевич (1925-2001) Михольская* Радуница
  (С сербского).
  
  Мы в этот день стоим у жёлоба.
  Стоим, а жёлоб плачет, как в тоске.
  Подует ветер - зарыдают сосны.
  Стою. Сосна моей тоскою плачет.
  
  Долго будут светиться,
  капая воском, свечи.
  Затемно будут в светлице
  щуриться детские очи.
  
  Это - Михольская* Радуница.
  
  А вечером в семье был ужин,
  но мать не ест - то не сидится,
  то третий стул для брата нужен,
  то нам двоим еды добавить тщится.
  
  Невидимым сидит меж нами брат,
  на старом месте - смерти вопреки.
  Он умер пару лет тому назад.
  Мать режет для него всё новые куски.
  
  Я вижу: у матери щёки бледны и худы,
  и скорбные очи всё к небу вздымает недужно,
  и сыплет в тарелку до самого верха еды -
  брат старше, и есть ему больше и досыта нужно.
  
  Примечание.
  *Михольская Радуница - рассказывается о Радунице, отмечаемой в Михайлов день,
  в октябре.
  
  
  Борислав Хорват (1942-2001) Смерть
  (С сербского).
  
  Гостя, что ко мне спешит,
  двери встретят резким скрипом,
  дрожь пройдёт по старым липам,
  вспыхнут угли, кровь вскипит.
  
  Гость ко мне вошёл босой.
  Схож с лихим ночным воякой,
  узнан лишь цепной собакой.
  Он с точёною косой.
  
  Долго после дня прощанья,
  над крестами мельтеша,
  будет слушать причитанья
  удивлённая душа.
  Я ж не стану спать во мгле -
  просто прах верну земле.
  
  
  Милан М.Петрович (1902-1963) Раненая Сербия.
  (С сербского).
  
  Кто дал сигнал всем варварским колоннам,
  топочущим по косовским пионам ?
  Кто ослеплял детей в дни дьявольской поживы ?
  Кто превратил в погосты наши нивы ?
  Кто жёг и города и сёла ?
  Кто рушил и распятия и школы ?
  кто оскорбил реликвии в стране ?
  кто нас подверг чудовищной резне ?
  
  Но все вопросы наши - без ответа,
  и эта ночь - лишь темень без рассвета.
  Наш голос никнет и теряется в высотах,
  хранящих прах отважных патриотов.
  И небо слышит, как под сербскими горами
  потоки крови разливаются морями.
  Страна изранена, и в каждый океан
  стекает кровь из жгучих сербских ран !
  
  
  
  Зоран Пешич Сигма (1960) Баллада о молчаливом мечтателе
  (С сербского)
  
  Не оглянусь, какое б ни случилось
  громыханье.
  Давно привык к пейзажу,
  текучих капель
  с потолка снимаемой квартиры.
  Привык к хмельному галдежу,
  что здесь идёт часами.
  Но и не скрою взора
  с постоянным осужденьем.
  Осмелюсь уклониться,
  когда втемяшится кому-то, что он велик.
  Дождусь, когда провалится.
  Я не злонравен,
  только ясно вижу,
  устойчиво ли стал
  велосипед, прислоненный к стене,
  и как труба всю душу трубача,
  бывало, выдаст городскому чёрту,
  и как, потом,
  одна пустая шкура
  сдыхает под столом
  кофейни.
  
  
  Стана Динич Скочаич (1951) Агрегатные состояния
  (С сербского)
  
  Всё было под снегом,
  и небо оковано.
  
  И мы
  перешли
  через озеро.
  
  Там где-то в серёдке
  с помощью дрели отец отворил
  замкнутый мир,
  раскроивши пилою
  лёд.
  
  Сел на свою
  табуретку.
  
  Мы долго
  кормили рыбу,
  чтоб нам поверила.
  
  В кратере этом
  кружился космос.
  
  Возбуждённо
  роился
  голодный
  и всё же живой
  весь водяной народ.
  
  Хап-хап
  разевались губы.
  
  "Ешьте, рыбки !" -
  они глотали.
  
  Глазные зрачки
  окаймлённые
  толстыми плёнками
  глядели из озера
  сквозь ледяное жерло.
  Где б ещё мог быть
  такой парад ?
  
  Январь загнал меня в дрожь.
  
  Но веришь ли ты,
  веришь ли:
  мёртвая эта вода
  больше не замерзала.
  
  Вот и сидишь ты,
  отец,
  на своей табуретке
  посередине озера.
  
  Примечание.
  Стана Динич Скочаич - и поэтесса, и прозаик. Автор ряда книг, среди которых
  "Влажни Цвил", "И поведи ме тамо", "Gladna tama", "Mrtvi smo ozbiljni".
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"