Корман Владимир Михайлович : другие произведения.

804 Роберт Лоуэлл-35 Сонеты из книги История

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Публикуются избранные сонеты из книги американского поэта Роберта Лоуэлла "История" в переводах и переложениях на русский язык
  
  Роберт Лоуэлл Краснокожие
  (С английского).
  
  Когда мы нагишом, так сразу в красной коже.
  Белы лишь только защищённые места,
  и даже в полной тьме влечёт нас красота -
  телесная краса доводит нас до дрожи.
  Так женщинам всегда к лицу их нагота,
  а вот мужские причиндала непригожи...
  Но вряд ли нужно слишком строго корчить рожи:
  Гоген пестом создал не два, не три холста.
  Дожди терзают свет, когтистой лапой метя,
  как доберутся наконец до наших шкур.
  У них холодные неловкие персты. -
  Зато вся кожа пламенеет на рассвете.
  В День Страшного Суда весь мир суров и хмур. -
  Мы - с гарпунами... В море плавают киты...
  
  Robert Lowell Redskin
  
  Unsheathed, you unexpectedly go redskin,
  except for two whites torches, fruits of summer,
  woman's headlights to guide us through the dark
  to love the body, the only love man is.
  Women look natural stripped to flesh, not man
  equipped with his redemptive bat and balls -
  Renoir, paralyzed, painted with his penis.
  Endless, aimless consecutive sentences....
  Rain claws the skylight, a thousand fingernails,
  icy, poorly circulating fingers
  trickling all night from heaven to our skins...
  our bodies sunburnt in the staining dawn....
  At wrath-break, when earth and ocean merge,
  who wants to hold his weapon to the whale ?
  
  Роберт Лоуэлл Жажда
  (С английского).
  
  Пыльцой цветов пахнёт остуженное зелье,
  и ветры с холодком тела затеребят, -
  всё так же, как тысячелетие назад...
  Гудзон - всё тот же; всё такое же похмелье.
  В столице новый карьерист на новоселье.
  Мы лижем вновь солончаковый яд.
  Соль любит воду. Этой жажде нет преград.
  Тебе ж, Мартышка, от того не до веселья.
  Ждать нечего, отрава, боль - и ни вздохнуть.
  Где ж отыскать тоннель, что даст нам избавленье ?
  Мы спутаны с тобой одной любовной сетью.
  И для спасенья нужен лишь надёжный путь.
  Здесь, в снежной яме ждёт нас смерть от удушенья,
  хоть мы вдвоём в любви уже тысячелетье.
  
  Robert Lowell Thirst
  
  The chilled glass of julep blows to pollen,
  a cold wind, snow-touched, fans our steaming backs,
  blows in and in, a thousand snow-years back,
  above the Hudson's essence-steaming back,
  the Great Arriviste in the metropolis...
  We have licked the acid of the saltmarsh,
  salt craves its weight in water - thirst without bottom.
  Your hand, a small monkey's, cannot lift your drink -
  there 'll be no more. We gasp, and fall asleep -
  love's dissolution...we breathe no air from it,
  only my heavy, secret and sad sighs.
  Where is the tunnel that led to our only exit,
  a hole soon filled with twenty slides of snow ?
  We were joined in love a thousand snow-years back.
  
  Роберт Лоуэлл Нью-Йорк
  (С английского).
  
  Однажды, вряд ли я тот день забуду,
  как греческий язык, не то садок цикад,
  был привезён в Нью-Йорк - лет семь назад, -
  куда паломники стремятся отовсюду,
  оставив, например, заморский Тринидад.
  Как в породнённую столицу в город-чудо
  из Порт-оф-Спейна едут, будто на парад.
  Дома здесь блещут, как ночные клубы,
  а цены высоки... Беда, коль денег нет.
  Одна свободная девица мне сердечно
  сказала: "Штурмом завоюй что любо.
  Рискуй, дерись ! - Пойми простой секрет,
  что прощелыги здесь недолговечны".
  
  Robert Lowell New York
  
  We must have got a lift once from New York
  seven years back or so, it's hard to think,
  gone like my Greek and box for butterflies....
  A pilgrim comes here from the outlands, Trinidad,
  Port of Spain seeking a sister metropolis -
  lands here. knowing nothing, strapped and twenty -
  to parade the streets of wonder....Plateglass
  displays look like nightclubs blocks away;
  each nightclub is heaven with a liveried tariff,
  all the money, all the connection....You have none,
  you are triggered by the liberated girl,
  whipped to that not unconquerable barricade
  by our first categorical imperative, "Move,
  you bastard, do you want to live forever ?"
  
  Роберт Лоуэлл Ночные звуки
  (С английского).
  
  Нет нового - всё старь, что вводит нас в испуг.
  Шумов не сгладишь - не желают измениться.
  Машинный лязг гневит, хоть те нам вроде слуг:
  любая - правнучка старинной колесницы.
  В Нью-Йорке этот гром не перекроют птицы.
  Нельзя спастись при помощи фрамуг.
  Зараза - в воздухе, и нам, взамен потуг
  избавиться, пора в тот шум влюбиться.
  Увидел двор в кирпичных стенах без окон.
  Жара, и только кот орёт там с видом дошлым.
  Представил, что родник, меня вспоивший высох...
  Так кошки жили здесь повсюду испокон
  и будут жить, когда мы сгинем в прошлом.
  Они о нас не чаще вспомнят, чем о крысах.
  
  Robert Lowell Sounds in the Night
  
  Nothing new in them yet their old rune startles;
  asked to adapt, they swear they cannot swerve:
  machines are our only servants bounds to serve,
  metal, mortal and mechanical,
  a dissonance more varied than New York birds
  winging their clatter through the night air dirt.
  Sleepless I drink their love, if it is love.
  Miles below me, luminous on the night,
  some simple court of wall-brick windowless,
  and the grass-conservative cry of the cat in heat -
  Who cares if the running stream is sometimes stopped -
  inexhaustible the springs from which I flow.
  Cats will be here when man is prehistory,
  gone as Prohibition or mahjong.
  
  Роберт Лоуэлл Сон о протечке и терракоте.
  (С английского).
  
  Капель стучит, как в такт минутной стрелке.
  В жилище - как под башней часовой.
  Труба забита тряпкой половой:
  технический засор, в системе недоделки.
  Пол стал скользить, как будто он кривой,
  со стен текут ручьи разжиженной побелки.
  И сам я больше не в своей тарелке -
  боюсь, что утону на плитках с головой.
  Вода представилась алхимией паскудной,
  не то как набранной в каком-нибудь болоте. -
  Открыл своё окно - там чудеса:
  зелёный луг; за ним другой - как изумрудный;
  собаки, лани и Диана на охоте;
  к тому ж украшенные плиткой небеса...
  
  Robert Lowell Dream of Leak and Terra-Cotta
  
  I would drown if I crossed these terra-cotta tiles -
  drops strike with the tock of a townhall clock,
  hitting more steadily than the minute hand -
  like industry's dogged, clogged pollution.
  The toilet paper is squirled like a Moslem tile,
  in the basin, a sad ringlet of my public hair -
  an overweight, crested bathmat, squeezed
  to a pierced pipe, and alchemized to water,
  sprinkling bright drops of gin, dime size and silver -
  everything man-made is about to change to water....
  When I lifted the window, there was a view,
  a green meadow pointing to a greener meadow,
  to dogs, to deer, Diana out in war-skirt...
  heaven paved with terra-cotta tile.
  
  Роберт Лоуэлл Лихорадка
  (С английского).
  
  Несвязный кислый и торгашеский сентябрь
  защекотал мне спину как горчичник.
  У павловских собак от мук страдали нервы.
  Что вижу в городе - порой невероятно:
  вот покупательница в боевой раскраске -
  аптекарь будто отравился газом.
  Порой мой ум гремит встревоженным набатом.
  Во мне растёт нечеловеческое что-то.
  Под свой мотив витою лестницей вздымаюсь -
  и с каждым из шагов всё прозорливей.
  Вот друг на улице упал - все равнодушны.
  Когда осмелюсь и нескромно напишу
  прекраснейшую мысль - звучит не по-английски...
  Ложусь в постель как Байрон, а просыпаюсь лысым.
  
  Robert Lowell Fever
  
  Desultory, sour commercial September
  lies like a mustard plaster on the back -
  Pavlov's dogs, when tortured, turned neurotics....
  If I see something unbelievable in the city,
  it is the woman shopper out in war-paint -
  the druggist smiles etherealized in glass....
  Sometimes, my mind is a rocked and dangerous bell;
  I climb the spiral stairs to my own music,
  each step more poignantly oracular,
  something inhuman always rising in me -
  a friend drops in the street and no one stirs.
  Even if I should indiscreetly write
  the perfect sentence, it isn't English -
  I go to bed Lord Byron, and wak up bald.
  
  Роберт Лоуэлл Через двор: La Ignota
  (С английского).
  
  Дышало Божьей радостью сопрано.
  Брунгильда чаровала весь наш двор.
  В окне напротив, где желтел былой декор,
  звучали арии под плеск фортепиано.
  Усохшая трава стояла, как забор.
  Я, вглядываясь, слушал неустанно,
  как незнакомка пела без экрана,
  раздвинув пару неказистых штор.
  Она нам всем дарила песни, как цветы,
  и в плате не нуждалась в самом деле.
  Дверной звонок молчал... Она ушла в легенду.
  Осталась в памяти наитием мечты...
  Ведь я был юн и беден. Еле-еле
  сыскалась сумма на квартальную аренду.
  
  Robert Lowell Across the Yard: La Ignota
  
  The soprano's bosom breathes the joy of God,
  Brunnhilde who could not rule her voice for God -
  her stately yellow ivory window frames
  haven't seen paint or putty these twenty years;
  grass, dead since Kennedy, chokes the window box.
  She has to sing to keep her curtains flying,
  one is pink dust flipped back to scarlet lining,
  the other besmirched gauze; and behind then
  a blown electric heater, her footlocker with Munich
  stickers stood upright for a music stand.
  Her doorbell is dead. No one has to hire her.
  She flings her high aria to the trash like roses....
  When I was lost and green, I would have given
  the janitor three months' rent for this address.
  
  Роберт Лоуэлл Элизабет Шварцкопф в Нью-Йорке
  (С английского).
  
  Волнение Парижа, Вены и Милана:
  в ком больше грации, ума и увлеченья ?
  Нет грации - пустяк, найдётся возмещенье,
  чтоб после в Пантеон попала невозбранно.
  Пусть не в Нью-Йорке - там, где ей желанно.
  Элизабет Шварцкопф - великое явленье,
  не просто Дива - гвоздь любого представленья;
  и шутки сыплет прямо как из кардигана.
  Когда поёт, бурлят Дунай с Гудзоном,
  волнуются, колебля ряд плотин,
  и подпевают ей своим могучим тоном:
  "Was ist Silvia" und "Die alte Marschallin".
  Зато в кувшинках все спокойные предмостья.
  Мы рады славной одинокой гостье.
  
  Robert Lowell Elisabeth Schwarzkopf in New York
  
  The great still fever for Paris, Vienna, Milan;
  which had more genius, grace, preoccupations ?
  Loss of grace is bagatelle to pay
  for a niche in the pantheon or New York -
  and as for Europe, they could bring it with them.
  Elisabeth Schwarzkopf sings, herself her part,
  "Was ist Silvia", "Die alte Marschallin",
  until the historic rivers of both worlds,
  the Hudson and the Danube burst their bar,
  trembling like water-ivy down my spine,
  from satyr's tussock to the hardened hoof....
  La Diva, crisped, remodeled for the boards,
  roughs it with chaff and cardigan at recordings
  like anyone's single and useful weekend guest.
  
  Примечание.
  Элизабет Шварцкопф (1915-2006) - немецкая оперная певица, сопрано. Имела немалый
  успех в нацистской Германии и после, в том числе в Австрии, Англии, в США.
  Сотрудничала с Метнером и Стравинским. Премию "Золотой Орфей" получила из рук
  Артуро Тосканини в США в 1955 г. Пела в опереттах, исполняла песни и романсы.
  "Die alte Marschallin" - ария из оперы Рихарда Штрауса "Кавалер Розы".
  "Was ist Silvia" - песня Франца Шуберта на стихи немецкого поэта Эдуарда Бауэрнфельда (1802-90), написанные на сюжет Шекспировской пьесы "Два веронца". Элизабет Шварцкопф долго старалась скрыть своё членство в нацистской партии...
  
  Роберт Лоуэлл Резчики алмазов
  (С английского).
  
  Ужасно жаркий день в исходе Октября,
  а мы бродили в бриллиантовом районе:
  стрит сорок семь, меж пятой и шестою авеню:
  там резка, там огранка, там оценка.
  Торговля - как в месопотамском Уре:
  азартная игра среди алмазной пыли,
  под светлым прочным - как хрустальным - небом.
  Что в том за смысл, должно быть, понял Герман Мелвилл,
  когда пытался напоследок, в нью-йоркском пекле,
  замешанном на ворвани с акульим салом,
  вздремнуть среди тяжёлых размышлений
  и долотом царапал горло камня...
  Вы были третьей, не вдавались в разговоры, -
  глаза блестели ярче солнца в полдень.
  
  Robert Lowell Diamond Cutters
  
  A terrible late October summer day;
  we passed the diamond cutters and appraisers,
  hole-in-the-corners on 47th Street -
  trade ancient as the Ur-kings and their banks,
  gambling empires for a grain of dust;
  heaven in essence, crystal, hard and bright.
  Herman Melville would have found a meaning,
  while scuffing his final dogdays in New York,
  fat from cousin dogfish and white whale,
  unable to clumber from his metaphysics,
  his mason's chisel on the throat of stone....
  We were boulevarding out the hour till lunch;
  our conversation was inaudible to You,
  eye brighter than the uncut sun at noon.
  
  Примечание.
  Герман Мелвилл девятнадцать лет был таможенным инспектором в нью-йоркских доках.
  
  Роберт Лоуэлл Полдник под лампой со стеклянными свечками
  (С английского).
  
  Мы вспомнить нашу молодость хотели.
  В старинной фабрике, сменившей свой фасад, -
  харчевня "Chez Dreyfus", где лампы не коптят.
  Там спорили, кто ж мы на самом деле.
  В колледже старших мы терпели еле-еле.
  Наш бунт случился десять лет назад,
  а после в жизни был совсем другой расклад.
  Но всё же в Гарварде мы здорово шумели...
  Хотя пытались заглушить нас очень строго,
  но в наших головах всё то же, что в начале.
  Я помню прежние привычки и повадки,
  причёски, пряжки; что мы пели, чем бряцали.
  Нам ни к чему сходить с ума и верить в Бога.
  Мы ценим юную готовность к ярой схватке.
  (Зубасты были и настырны в щучьей хватке).
  
  Robert Lowell Candlelight Lunchdate
  
  An oldtime sweatshop, remodelled purple brick -
  candlelightbulbs twinkle in stormlamp chimneys;
  the "Chez Dreyfus", Harvard. The chimneys don't smoke,
  their light is cruel; we are not highschool dates.
  In college we hated the middle-aged, now we,
  the late middles, are ten years their seniors,
  caught by their swelling stream of traffic.
  Say the worst, Harvard at least speaks English,
  words are given a fighting chance to speak:
  your hand now unattainable as not attained.
  "You used to be less noisy". I kept your discards,
  hairpins, buckles and beautiful dyed hairs -
  we needn't b sick in mind, or believe in God, to love the flesh of our youth, V-mouth of the pike.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"