- Это чужая коляска, - строго сказала Ваничкина мама.
- Отдай её девочке!
Девочке коляска была ни к чему: та кормила свою куклу
салатом из травы. А Ваничке было интересно, как эта
коляска складывается и раскладывается.
- Ты кто? - вдруг спросил он. Спросил потому,
что в песочнице она раньше не играла.
- Я Машенька!
- Ты Машка, а не Машенька! - возмутился он.
У него была старшая сестра, долговязая и крикливая,
и все звали её Машкой.
- Нет, я Машенька, - тихо и спокойно повторила девочка.
- Ну и бери свою коляску!
- Спасибо.
Она уложила куклу и стала её укачивать.
- А где твоя мама? - спросил Ваничка. Спросил потому,
что он был в песочнице с мамой, а она - одна.
- Она на работе. Моет полы, вот! - ответила она
с гордостью. - До свиданья! - И повезла свою куклу
к соседнему с Ваничкиным дому.
В первом классе их посадили вместе за одну парту.
Всех так посадили: мальчика и девочку.
Сначала оценок не ставили, и жизнь была хороша;
потом его жизнь ухудшилась, а её - улучшилась:
он стал троечником, а она - отличницей.
Он писал как курица лапой, она - кругленько
и красивенько. Он толкал её локтем - и нечаянно,
и нарочно; она брала испорченное слово в скобки
и снова писала кругленько. Учительнице, как некоторые,
она ни разу не наябедничала.
- Золотой ребёнок! - сказала Ваничкина мама,
придя с родительского собрания. - Это не про тебя,
оболтус. Про Машу!
В шестом классе Маша стала на голову выше Вани,
но терпеливо сносила, когда тот дёргал её за косу.
Мягкая, податливая Машина грудь уже не располагала
к боксу: ещё повредишь ей что-нибудь, и заберут
в милицию. Зато списать у Маши особенно ненавистный
русский - без проблем!
В одиннадцатом классе уже Ваня стал на голову выше Маши.
Он завёл светлые кудри до плеч; она отрезала
свои чёрные косы и стала носить очки; она шла на медаль.
Он стал дружить с двумя хохотушками из параллельного класса;
она видела на переменах, как он одним богатырским
объятием захватывает их обоих и небрежно целует
по очереди, и, сидя рядом, молча и терпеливо ждала,
когда он спишет русский.
Она твёрдо решила: это случится в выпускную ночь;
считала дни своего женского цикла;
счёт благоприятствовал её замыслу.
Она помогла маме, одной растившей её,
заработать на самое дорогое и самое роскошное
выпускное платье; в парикмахерской ей сделали
самую дорогую и самую замысловатую причёску.
На выдаче аттестатов все, глядя на неё, разинули рты,
а хохотушки приумолкли и сникли до конца представления.
На катере Ваня уже не отходил от неё ни на шаг,
а когда отошли от берега, и стало свежо, по-рыцарски
накинул ей на плечи свой пиджак. После катера все пошли
бродить по городу; возлюбленные пары одна за другой
отделялись от толпы и исчезали из поля зрения.
Место, удобное, но глухое, Маша присмотрела заранее.
Крошечную некошеную полянку окружали высокие деревья
и плотные кусты; сюда и вела она своего ненаглядного,
чтобы вдали от людей поправить так некстати
расстроившийся ансамбль её сложного чудо-платья.
Что оставалось Ване, взволнованному принятым
на борту катера шампанским и непривычной свежестью
и красотой Маши? Он, помня уроки хохотушек,
горячо целовал её, и она, обучаясь на ходу,
горячо отвечала ему взаимностью. С молниями и прочими
препятствиями справились сообща... а дальше весело
и тоже сообща произошло то, что и должно было произойти...
Медалистку Машу без экзаменов взяла к себе
экономическая академия; троечник Ваня не поступил
никуда, устроился на работу помощником сантехника
и с неудачи и за компанию стал курить и попивать.
После выпускного они не встречались.
Сдав зимнюю сессию, Маша взяла академический отпуск
и родила хорошенькую голубоглазую девочку,
а Ваню взяла армия. На проводах он всё же позвонил
в квартиру, где жила Маша; та, поправляя на ходу халат,
невыспавшаяся и неухоженная, открыла ему.
- Посмотреть м-можно? - нетвёрдым голосом спросил Ваня.
Нетвёрдым - потому что был выпивши.
Маша молча вынесла спящую дочку. Та проснулась,
заворочалась и стала искать мамкину грудь.
- М-моя?
- Твоя.
- Ж-ждать будешь?
Маша повела плечами: и да, и нет...
Маша с отличием закончила свою академию и сразу же
нашла хорошую работу в молодой русско-ирландской фирме.
Иван, отслужив армию и попивая всё более и более
регулярно, так и остался помощником сантехника.
И ещё прошло несколько лет. Маше под тридцать;
она замужем за ирландцем, владельцем совместных фирм
в нескольких странах; она директор российского филиала
и теперь миссис Маккинли. Своему рыжему как лис
ирландцу она родила такую же, как он, рыжую дочь,
и благодарный мистер Маккинли переписал на себя,
поменяв в документах запись о родителях, и старшую,
Ванину дочь; теперь они обе мисс Маккинли.
У фирмы, где директорствует теперь миссис Маккинли,
возникли сложности с налоговой службой:
скорее по неопытности нового бухгалтера,
чем по злому умыслу директора возникла недоплата
в миллион рублей с копейками, дело подсудное.
Так что миссис Маккинли, не переставая руководить
своим филиалом, общается теперь и с прокурором,
и с судьёй, и с адвокатом. Адвокат обнадёживает:
поскольку ущерб фирма уже возместила, наказанием
будет не слишком большой штраф.
Как-то, ожидая своего адвоката, занятого ещё на одном
процессе, миссис Маккинли впервые оказалась в зале суда.
Народу было человек семь-восемь;
заседание еще не начиналось.
Прошло несколько минут; из двери позади судейского
подиума прошёл охранник с ключами и отпер
железную клетку; ввели и заперли в ней двоих подсудимых.
Один из них был Ваня!
Миссис Маккинли не сразу узнала биологического,
как теперь говорят, отца своей старшей дочери.
А он пробежал по залу пустым, отсутствующим взглядом
и не узнал её вовсе. На фоне неухоженных, несчастливых,
грузных наших русских тёток и бабулек цветущая,
тонированная умеренным загаром, свежая и сочная
миссис Маккинли смотрелась райской птицей.
- Бомжа убили, - прозвучал чей-то звенящий шёпот в притихшем зале. - Его же водку с ним распили - и убили...